Текст книги "США после второй мировой войны: 1945 – 1971"

Автор книги: Говард Зинн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 20 страниц)

В начале июля Лео Сцилард, который помог убедить Рузвельта в необходимости приступить к разработке проекта атомной бомбы, распространил среди своих коллег – ученых-атомщиков обращение, собравшее 67 подписей и призывавшее Трумэна воздержаться от применения атомной бомбы, поскольку уже были предприняты другие меры с целью заставить японцев капитулировать. Согласно показаниям А. Комптона, ученый совет, по настоянию одного из авторов «Манхэттенского проекта», бригадного генерала Лесли Грооуса, провел тайное голосование среди ученых металлургической лаборатории в Чикаго, которая была связана с созданием бомбы. В статье, опубликованной три года спустя, Комптон писал об этом голосовании следующее: «Несколько человек предпочитало совсем не применять атомную бомбу, однако 87 % ученых проголосовали за ее применение в военных целях, по крайней мере после того, как будут исчерпаны другие средства и это будет признано необходимым для капитуляции Японии после использования других средств». Однако именно эти-то «другие средства» и не были учтены ученым советом как возможная альтернатива. Достоверные данные, приведенные в статье Комптона, свидетельствуют о том, что только 15 % из 150 опрошенных ученых выступили за неограниченное применение атомной бомбы в соответствии с требованиями военной стратегии. 46 % ученых предлагали такое применение бомбы, которое дало бы японцам возможность капитулировать, «прежде чем атомное оружие будет применено в полной мере», а 26 % высказались за его демонстрацию в США перед представителями Японии.

Ключом к интерпретации Комптоном характера этого опроса является признание, сделанное им несколько лет спустя после его статьи 1948 г. Он писал: «Один из молодых людей, который был с нами в Чикаго, а затем перевелся в Лос-Аламос, появился в моей чикагской конторе в состоянии крайнего возбуждения. Он заявил, что слышал о намерении помешать применению атомной бомбы. Двумя годами раньше я убедил этого молодого человека, бывшего в то время студентом физического факультета, присоединиться к нашей работе над проектом. Я ему тогда сказал, что, работая с нами, он будет иметь больше возможностей содействовать военной победе, нежели служа во флоте, в который он в то время намеревался поступить. Он принял мой совет. Теперь же он был глубоко взволнован. «У меня есть друзья, принявшие участие в морском сражении у острова Иводзима. Одни из них убиты, другие ранены. Мы должны дать им самое лучшее оружие, которое только сможем произвести». На глаза его навернулись слезы. «Если хоть один из них погибнет оттого, что мы не разрешим им применить наши бомбы, значит, я подвел их. Я тогда просто не вправе считать, что выполнил свой долг». Другие, хотя и не столь эмоционально, чувствовали примерно то же самое».

Над всеми опросами, учеными советами, политическими комитетами, деятелями, принимающими решения, советниками и истолкователями их советов упорно доминировало общее умонастроение, устранявшее, как представляется, малейшие сомнения в вопросе применения бомбы. Это настроение выразил молодой друг Комптона, заявив, что если хоть один американец погибнет, то отказ от применения бомбы будет равносилен предательству. Слезы при мысли о гибели хотя бы одногоамериканца, и ни одного слова о десятках и сотнях тысяч возможных жертв бомбы со стороны японцев!

Увеличение числа советников, комитетов и опросов относительно применения атомной бомбы означало появление такого количества причастных к делу лиц, которое позволяли характеризовать всю процедуру принятия решения как вполне «демократическую». Однако далеко не все ее участники выступали как равноправные; как об этом свидетельствует неосведомленность ученого совета о ходе военных действий, не все располагали равным доступом к информации.

Национальная ограниченность пронизывает всю общественную мысль в США. Хиросима показала, что привлечение к принятию решения широкого числа участников, считающееся основным признаком «демократичности» такой страны, как Соединенные Штаты, также способно ввести в заблуждение. Различие между лицами, сыгравшими роль в принятии решения, заключалось не только в том, что одни из них располагали доступом к информации, а другие нет, но также и в том, что одни из них обладали неизмеримо большей властью, чем другие. Ученые, выступившие против применения атомной бомбы, подобно Сциларду, который вместе с Ферми руководил в Чикагском университете работами, связанными с получением первой контролируемой атомной реакции, не располагали столь сильным голосом, как Гроувс, военный инженер, руководивший строительством Пентагона и отвечавший за осуществление проекта по созданию бомбы. Петиция Сциларда на имя президента так никогда и не была прочитана Трумэном: Гроувс продержал ее у себя. О том, что призыв Сциларда и другие обращения против немедленного применения бомбы оседали у Гроувса и его сотрудников, стало известно только в 1963 г., когда был открыт доступ к материалам «Манхэттенского проекта».

Эта петиция явилась предвозвестницей атомной гонки послевоенного периода. В ней говорилось: «С созданием атомного оружия страна будет располагать новым средством уничтожения. Находящиеся в нашем распоряжении атомные бомбы представляют собой лишь первый шаг в этом направлении; практически нет пределов разрушительной силы, которая будет создана в ходе их дальнейшего совершенствования. Следует принять во внимание тот факт, что на нацию, которая первой применит вновь высвобожденные силы природы в разрушительных целях, может лечь вся тяжесть ответственности, как на положившую начало эпохе разрушений невиданного масштаба».

«Если по окончании войны в мире возникнет обстановка, которая позволит соперничающим державам получать в свое бесконтрольное пользование эти новые средства уничтожения, города Соединенных Штатов, а также города других государств будут находиться под постоянной угрозой внезапного уничтожения. Необходимо объединить все моральные и материальные ресурсы, имеющиеся в распоряжении США, чтобы не допустить возникновения подобного положения. Предотвращение его является священной обязанностью Соединенных Штатов, возлагаемой на них в силу их ведущего положения в области разработки атомной энергии…»

Хиросима привела в движение весь механизм принятия решения в США в направлении беспринципного использования власти во имя «национальных целей». Гроувс, назвавший Трумэна «ребенком, завладевшим опасной игрушкой», заявил о действиях президента следующее: «В той мере, в какой это касалось моих действий, его позиция выражалась в невмешательстве – собственно, ее можно охарактеризовать как решение не нарушать намеченных планов… По мере того как средства и усилия, вкладываемые в работу над проектом, увеличивались, правительство все более приближалось к тому моменту, когда отказ от применения бомбы становился практически невозможным…»

Неверно было бы утверждать, что у американцев в тот период истории не на высоте оказалось чувство гуманности. Нет, в этом их упрекнуть нельзя. Но именно поэтому они нуждались в объяснениях, которые убедили бы их, что применение атомной бомбы привело к спасению жизни людей. Однако в силу того, что испытываемые американцами чувства гуманности являлись абстрактными, а стремление к национальному самоутверждению проявилось очень ярко, руководителям государства необходимо было лишь дать объяснения, которые могли бы быть приняты, не вызывая вопросов или подозрений в правильности принятых решений. Это позволило Трумэну признаться в своих «Мемуарах» о словах, сказанных им генералу Джорджу К. Маршаллу о том, что «попытка заставить противника капитулировать на его территории могла бы стоить полмиллиона жизней американцев». (Возражения Маршалла против применения бомбы без предупреждения стали известны только после опубликования документов, связанных с «Манхэттенским проектом»; из них явствует, что на заседании в кабинете Стимсона 29 мая 1945 г. Маршалл настаивал на необходимости оповещения японцев о намеченных для бомбардировки объектах, с тем чтобы они смогли вывести население, что позволило бы уничтожить только доенные объекты.) Точно так же Бирнс впоследствии смог заявить, что он передал Трумэну расчеты Объединенного комитета начальников штабов, из которых следовало, что «американское вторжение стоило бы США миллиона убитых и раненых». Как сообщает далее Бирнс, президент «выразил мнение, что, как это ни прискорбно, единственно приемлемое решение, на его взгляд, заключалось в применении бомбы».

Однако, чтобы раскрыть ложность посылки о «единственно приемлемом решении», достаточно привлечь всего лишь один дополнительный факт, о котором Трумэн, принимая свое решение, был хорошо осведомлен. Ему было известно, что первым этапом вторжения должен был явиться остров Кюсю, что число жертв убитых и раненых с американской стороны должно было составить примерно 31 тыс. человек и что вторжение на Кюсю предполагалось произвести не ранее ноября, с тем чтобы дать потерявшей устойчивость Японии три месяца на подготовку к капитуляции. В то время Япония через своего представителя в Москве уже активно выясняла возможности заключения мира, о чем в США было известно из перехвата японских радиограмм. Поэтому использовать бомбу не было никакой непосредственной необходимости. Хэнсон Болдуин так оценивает обстановку того периода: «Атомная бомба была сброшена в августе. Задолго до этого американские войска прочно закрепились на Окинаве и Марианских островах. С Германией было покончено, корабли американского флота курсировали вдоль берегов Японии, безнаказанно обстреливали ее, топили паромы, курсировавшие между японскими островами. В 1945 г. значительно усилились бомбардировки Японии, начавшиеся в июне 1944 г. Их осуществляли самолеты, базировавшиеся на китайских военных базах, а затем, в ноябре того же года, – с военных баз, располагавшихся на Марианских островах. К августу 1945 г. на города Японии были сброшены бомбы, общий вес которых достигал 16 тыс. т. В Японии наблюдалась нехватка продовольствия; мины, подводные лодки, военные суда и авиация стальным кольцом блокировали ее основные острова; сырьевые запасы Японии находились на исходе. Блокада и бомбардировки, осуществляемые США, а также безуспешные попытки Японии изменить положение в итоге выразились в сокращении уровня японского производства на 20–60 %. К 26 июля, когда было выдвинуто содержавшееся в Потсдамской декларации требование о безоговорочной капитуляции Японии, она находилась в стратегически безнадежном положении.

Такова была обстановка, предшествовавшая уничтожению Хиросимы и Нагасаки американской атомной бомбой.

Должны ли были США поступить так? Если и имеется на этот вопрос ответ, то он является, скорее всего, отрицательным».

Факты для опровержения версии Трумэна – Бирнса относительно «единственного приемлемого решения» были представлены официальным правительственным комитетом – Американской службой стратегических бомбардировок авиацией стратегического назначения, учрежденной Стимсоном в 1944 г. для изучения результатов воздушных налетов на Германию. После капитуляции Японии указанная служба провела опрос нескольких сотен гражданских и военных руководителей Японии по многим вопросам, включая последствия атомной бомбардировки. Служба пришла к следующему выводу: «Основываясь на детальном изучении всех фактов, подтвержденных свидетельскими показаниями оставшихся в живых представителей японских властей, комитет считает, что Япония обязательно капитулировала бы до 31 декабря 1945 г. или же, по всей вероятности, до 1 ноября 1945 г., даже если бы не были сброшены атомные бомбы, не вступила в войну Россия и не было бы намечено вторжение».

Утверждения Трумэна и Бирнса о спасении жизни одних людей в будущем ценой уничтожения других людей в настоящем явились защитой теории, освященной высшим авторитетом власти, оправданием допустимости в современной войне практики массового уничтожения. Обоснования «гуманного» характера их утверждения служили наиболее убедительным аргументом в защиту американских бесчинств не только во время второй мировой войны, но также в период войн США в Корее и Вьетнаме. Эта точка зрения наиболее полно воплотилась в словах Вудро Вильсона – выдающегося представителя либералов, – когда он охарактеризовал первую мировую войну, на полях сражений которой погибло 10 млн. человек, как войну, которая велась «во имя мира и безопасности всех народов». В 50-х годах в оправдание агрессии США в Корее, разрушения там городов и селений, уничтожения населения высказывались абстрактные положения о необходимости предотвращения каких-то бед в будущем. В 60-х годах многолетние налеты американской авиации на Индокитай, во время которых было убито и ранено миллион человек и несколько миллионов лишено крова, оправдывались Линдоном Джонсоном и Ричардом Никсоном как необходимость предотвращения более опасной войны.

Трумэн оправдывал также применение атомной бомбы тем, что Хиросима являлась военной базой. Но этот аргумент несостоятелен. 9 августа, когда была сброшена бомба на Нагасаки, а японцы поставлены перед выбором: либо капитулировать, либо быть уничтоженными, Трумэн выступил с заявлением, в котором говорилось: «Мир поймет, что первая атомная бомба была сброшена на Хиросиму как на военную базу. Это было сделано потому, что мы стремились в первой бомбардировке избежать, насколько это было возможно, уничтожения гражданского населения». Учитывая огромное число жертв, понесенных гражданским населением в результате бомбардировки Хиросимы, заявление Трумэна может быть отнесено к числу самых лицемерных деклараций, произносимых политическими деятелями нашего времени. Ибо, согласно официальному сообщению упомянутой Американской службы стратегических бомбардировок, Хиросима и Нагасаки были выбраны в качестве объектов бомбардировки в силу наблюдавшейся в них высокой деловой активности и огромной плотности их населения.

Заявление Трумэна было, однако, продиктовано важным политическим соображением: американское общество нуждалось в подобном заверении и полностью полагалось на официальную информацию. Один из парадоксов современной «демократии» состоит в том, что информированность населения, которое, как считается, по справедливости оценивает заявления своих руководителей, находится в зависимости от этих самых руководителей. Во время войны во Вьетнаме политические лидеры США продолжали с различной степенью успеха говорить в своих выступлениях перед общественностью о бомбардировках только военных объектов, словно американские бомбардировщики сбрасывали свои грузы лишь на названные объекты, а гражданское население только в редких случаях несло потери. Военные высказывались между собой более откровенно, как это, в частности, было сделано одним морским офицером в его статье, помещенной в «Нейвал ревью» в 1969 г., в которой говорилось: «Приходится лишь удивляться огромному числу самолето-вылетов, требуемых для того, чтобы разрушить мост или поразить цель… Однако об этом свидетельствуют результаты, наблюдаемые во Вьетнаме. Даже при условии самых точных расчетов, производимых электронными машинами, бомбардировка в любом ее виде продолжает оставаться в своей основе процессом, далеким от точности. Просчеты в прицеле, аберрация, ошибки электронной системы и рассеивание бомб – все это снижает точность бомбардировки. Неизвестное направление потоков воздуха на высотах ниже точки сбрасывания бомбы, а также «отклонения, вызываемые боевыми условиями», увеличивают возможность ошибки. Короче говоря, поражение мелкой цели бомбой может иметь место лишь в редчайших случаях. Бомбардировки доказали свою эффективность в поражении лишь таких целей, как полевые склады, районы строительств и города» [выделено мною. – Г. З.] .

Бомбардировка Хиросимы, принесшая японцам смерть и страдания и ознаменовавшая пренебрежение возможными последствиями атомной угрозы для всего мира, предсказанные петицией Сциларда, носила политический характер; «гуманный» же аспект решения о применении атомной бомбы сомнителен. Политическая цель заключалась в недопущении русских в Тихий океан с таким расчетом, чтобы Соединенные Штаты сыграли доминирующую роль в мирном урегулировании азиатских проблем. Доказательством правомерности такого заключения, что бы ни утверждали Трумэн и Бирнс, служит тот факт, что чисто военная необходимость окончания войны не требовала такого срочного применения бомбы. Начальник штаба при Трумэне адмирал Уильям Лэги, командующий военно-воздушными силами генерал Генри Арнольд и командующий стратегическими военно-воздушными силами генерал Карл Шпаатц, равно как и командующий войсками на тихоокеанском театре военных действий генерал Дуглас Макартур, также не считали необходимым применение атомной бомбы.

На политический мотив первым указал английский ученый П. М. С. Блэкет в своей книге «Страх, война и бомба». Блэкет выражает недоумение столь поспешным применением бомбы и приходит к выводу, что поспешность была вызвана стремлением помешать России вступить в войну против Японии, начало которой было намечено на 8 августа. На Ялтинской и Потсдамской конференциях русские обещали выступить против Японии через три месяца после победы в Европе. Блэкет заявляет: «Не составляет особого труда понять причину того, почему обе бомбы – а их только две и было – с молниеносной быстротой были доставлены через Тихий океан, чтобы почти в самую последнюю минуту быть сброшенными на Хиросиму и Нагасаки и добиться капитуляции правительства Японии только американским вооруженным силам».

Массированные бомбардировки вьетнамских селений американскими бомбардировщиками, сбрасывавшими напалм и осколочные бомбы, специально рассчитанные на поражение людей, а не на разрушение мостов и заводов и оставляющие долго не заживающие раны, согласуются с концепцией, рассматривающей бомбардировки как средство подрыва «морального духа» противника. В 1968 г. представитель министерства обороны США Дэниел Элсберг открыто признал, что стратегическими бомбардировками Вьетнама преследовалась та же цель. Но Вьетнам представляет собой всего лишь один из примеров, указывающих на жизнеспособность идей массового уничтожения в послевоенное время. Правительственный советник Герман Кан заявил в своей книге «О термоядерной войне», что атомная война не обязательно приведет к прекращению жизни на земле и что дело может обойтись уничтожением всего лишь 30 млн. американцев.

Может ли гибель десятков миллионов человек в странах противника считаться слишком высокой ценой за 30 млн. убитых американцев? К концу 50-х годов мысль об атомной войне уже довольно прочно вошла в сознание американцев. Не было лишь достаточно обоснованного повода. По данным одного из опросов общественного мнения в США, проведенного в 1961 г., из 1200 опрошенных студентов 72 %, например, заявили, что Соединенные Штаты «должны проявить готовность пойти навстречу любой опасности начала войны, которая может быть признана необходимой, чтобы предотвратить распространение коммунизма». Опросы общественного мнения, проведенные во время берлинского кризиса летом 1961 г. в различных городах США, показали, что преобладающая часть населения готова была пойти на риск атомной войны в защиту статуса Западного Берлина. Благополучие американского народа (как и любого народа) не входило в число основных забот руководителей США в период войны. В речах могли звучать слова о борьбе за свободу, однако подлинное существо дела было выражено в словах Генри Люса – мультимиллионера и издателя журналов «Тайм», «Лайф» и «Форчун». В 1941 г. в передовой статье журнала «Лайф», озаглавленной «Американский век», Люс заявил, что настало время «в полной мере признать долг и возможности США как самого мощного и жизнеспособного государства управлять миром во имя достижения целей, которые США считают важными, и добиваться их такими средствами, которые США найдут нужными».

Столь откровенное утверждение силы в целях оправдания вступления США во вторую мировую войну в речах Рузвельта и других руководителей не встречается. И тем не менее поведение Соединенных Штатов во время войны целиком и полностью совпадало с идеями Люса об «американском веке», а фраза об «ответственности перед миром» стала после войны постоянно употребляться как эвфемизм для обозначения того, что англичане определяли понятием «империя».

Экономическая основа американской послевоенной «ответственности перед миром» – то есть американской империи – была заложена в годы войны. Цель США заключалась в том, чтобы просто заполнить вакуум, возникновения которого ожидали в результате падения Британской империи, и стать полновластным экономическим лидером капиталистического мира. В начале войны государственный секретарь при администрации Рузвельта Корделл Хэлл заявил: «Следует через систему международных инвестиций изыскать средства в целях существенного развития дремлющих естественных богатств и производственных мощностей в сравнительно неразвитых районах… Руководство созданием новой системы международных отношений в торговле и других областях экономики приходится в значительной мере на США в силу их огромной экономической мощи. Мы должны принять на себя это руководство и связанную с ним ответственность прежде всего по соображениям чисто национальных интересов». Вице-президент Генри Уоллес, занявший в 1945 г. пост министра торговли, вернувшисьиз поездки по ряду стран в июле 1944 г., то есть через месяц после открытия второго фронта, когда победа уже не казалась далекой, заявил: «Новые рубежи простираются от Миннеаполиса… до Центральной Азии». (Знал ли Кеннеди, выдвинув в 60-х годах лозунг «новых рубежей», о том, что этот термин уже употреблялся раньше? Возглавлявшаяся им администрация также была убеждена в международном характере американского бизнеса.)

Фактически война позволила Соединенным Штатам захватить контроль над огромными нефтяными богатствами Среднего Востока, ранее принадлежавшими Англии. Огромными неразработанными запасами нефти располагала, в частности, Саудовская Аравия. После Ялтинской конференции Рузвельт встретился с королем Ибн-Саудом и, согласно воспоминаниям президента, отраженным в отчете госдепартамента, сказал королю, что «президент США является прежде всего бизнесменом… и как бизнесмен проявляет интерес к Аравийскому полуострову». Форрестол, бывший в то время министром военно-морского флота, записал в своем дневнике, что он обратил внимание Бирнса на важность капиталовложений в Саудовской Аравии с целью вытеснения Англии Америкой. Он писал: «Я сказал Бирнсу, что, по мнению пользующихся моим доверием специалистов по проблемам нефти, Саудовская Аравия является одним из трех громадных источников нефти, оставшихся в мире…» Эта же мысль изложена более четко в бюллетене госдепартамента: «Желательность установления контроля со стороны американских национальных компаний над нефтяными разработками за границей основывается на двух соображениях: а) способность американских нефтяных промышленников к проведению изысканий и разработки доказана историей, в силу чего результаты будут тем лучше, чем большее участие в них примут частные американские компании, и б) при всех прочих равных условиях, нефтяные разработки, контролируемые национальными компаниями США, очевидно, станут несколько более доступными в коммерческих целях для Соединенных Штатов в мирное время и для содействия стратегическим целям США в случае войны».

Планы развертывания внешней торговли и вложения частных капиталов за границей в послевоенный период обладали для руководителей американского правительства особой привлекательностью. В своем труде «Экономические аспекты дипломатии „нового курса”», содержащем подробный анализ экономической политики США на международной арене тех лет, Ллойд Гарднер говорит о Гарри Гонкинсе, главном советнике Рузвельта, следующее: «В обосновании и защите заграничных капиталовложений Гопкинс превзошел всех консерваторов». Гарднер приводит слова Гопкннса, сказанные в 1944 г., о том, что «получение иностранных займов любой страной должно сопровождаться гарантией невозможности экспроприации. Любой гражданин США имеет право рассчитывать на защиту со стороны своего правительства. Должно также быть соглашение о том, что капиталы, предоставляемые американским правительством другим странам, должны использоваться для оплаты закупок в США…Чрезвычайно важно, чтобы представители американских деловых кругов и правительства согласовали принципы общей политики по вопросам частных капиталовложений за границей».

Однако в том же году поэт Арчибальд Маклеш, бывший в то время помощником государственного секретаря, критически отозвался о событиях, происходящих после войны, во время которой было высказано столько красивых слов о будущих благах для простых людей: «Судя по происходящим в настоящее время событиям, мир, который складывается в настоящее время, будет миром нефти, золота, поставок – короче, миром грубых фактов, миром, лишенным нравственных целей и человечности, миром дельцов и торгашей, озабоченных торговыми и банковскими сделками и проблемами транспортировки, миром, который приведет нас туда, куда всегда вели договоры, заключаемые дельцами и торгашами, бизнесменами и торговцами».

На протяжении всей войны Англия и Соединенные Штаты заключали сделки и препирались друг с другом о формах международной торговли в послевоенном мире, причем Соединенные Штаты стремились заполучить право равного доступа к сырьевым ресурсам, контроль над которыми принадлежал странам Британского содружества. Стремительно развивавшееся производство Соединенных Штатов требовало сырья значительно больше, чем имели США. Американская политика «открытых дверей» носила те же черты, что и политика президента Уильяма Мак-Кинли на рубеже XX столетия, – политика, прикрываемая заботой о справедливом отношении ко всем, но на деле преследующая цель расширения доступа американской экономики в районы, прежде контролируемые империями, сложившимися ранее американской, В целях регулирования международных валютных обменов Соединенные Штаты и Англия на Бреттонвудской конференции в июле 1944 г. учредили Международный валютный фонд, однако голоса в нем распределились прямо пропорционально размеру внесенных в фонд средств, обеспечив Соединенным Штатам право решающего голоса. Якобы для восстановления разрушенных войной районов был учрежден Международный банк реконструкции и развития, однако, по признанию представителей его руководства, основной целью его создания явилось стремление «способствовать частным капиталовложениям» во всем мире. Эксперт госдепартамента Герберт Фейс писал: «Соединенные Штаты не могут позволить себе пассивно санкционировать применение американских капиталов для целей, противоречащих нашим коренным политическим интересам… Капитал есть форма власти».

Доктрина Рузвельта – Хэлла, отразившая заботу о прибылях частного капитала, справедливо характеризовалась некоторыми американскими авторами следующим образом: «Ничто в этой доктрине не отражало серьезной озабоченности проблемами послевоенной реконструкции вне рамок обновленной мировой капиталистической экономики, и в мероприятиях, разработанных Вашингтоном, основное внимание было уделено целям торговли, а не оказанию неотложной помощи голодающей Европе, понесшей в войне значительно больше жертв, чем американские бизнесмены, фермеры и экспортеры, озабоченные размерами своих будущих прибылей».

Один из фактов, подтверждающих такую оценку, заключается в том, что Соединенные Штаты стремились уменьшить репарации, взысканные союзниками с держав «оси», с тем чтобы побежденные страны оказались в возможно большей зависимости от американской помощи и торговли с Соединенными Штатами. В ноябре 1944 г. госдепартамент заявил, что «сроки выплат по репарациям должны быть установлены с таким расчетом, чтобы как можно меньше нарушать нормальные торговые отношения».

Программа иностранной помощи, осуществление которой было начато во время войны и продолжалось после ее окончания, воспринималась общественным мнением США как мера гуманного характера. Правящие группы, однако, преследовали другую цель: увеличить прибыли деловых кругов и усилить политическое влияние американского правительства в послевоенной Европе.

Такую же роль отводили США и Организации Объединенных Наций – вопреки сентиментальным надеждам тех, кто верил ее уставу, утверждавшему, что она может спасти мир «от бедствий войны». На Тегеранской конференции, состоявшейся в 1943 г., Рузвельт выдвинул предложение о такой организации послевоенного мира, которую возглавляли бы США, Англия, Советский Союз и Китай. В итоге принятых на этой конференции решений предложенный Рузвельтом план был осуществлен в дополненном варианте: Францию приняли в качестве пятого члена ООН, обладающего, как и названные четыре страны, преимущественным влиянием в Совете Безопасности, в котором каждый имеет право налагать вето на любое важное решение Совета.

Вторая мировая война разразилась в мире, где господствовало несколько стран-империй. Освобождая народы от изощренной жестокости держав «оси», они стремились обеспечить собственный контроль над этими народами, увековечивая при этом традиционные имперские прерогативы. Так относились Англия к Индии, Бирме, Малайе, Египту, Палестине и Восточной Африке; Франция – к Индокитаю, Алжиру и Западной Африке; Соединенные Штаты – к Филиппинам и Латинской Америке; Голландия – к Индонезии; Бельгия – к Конго.

Более того, так называемые передовые либеральные страны не только распространили свой контроль на другие народы, но и сохранили в своих странах экономические системы, несовершенство и несправедливость которых были доказаны забастовочным движением и начавшимся после 1929 г. экономическим кризисом. Существующая в этих странах «демократия» распространялась только на систему выборов и парламентскую структуру правительства, но не допускала подлинного повседневного участия представительных народных органов в принятии решений.

Правящие круги Соединенных Штатов на протяжении всей войны не проявили сколько-либо заметной готовности отойти от довоенных концепций. Американское общество в целом также проявляло приверженность к привычным традиционным ценностям. Что собой представляли некоторые из этих традиционных ценностей? Идея «предопределения судьбы» (Manifest Destiny), обоснование растущей экспансии США в отношении других стран; идея расового превосходства белых в стране, население которой на 10 % состояло из негров; незыблемость капитализма, системы прибылей, господства и привилегий корпораций.