Текст книги "Слепая ярость"

Автор книги: Говард Хайнс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 12 страниц)

Сержант было приподнялся с места, но сидящие рядом ребята из взвода придержали его.

– Кончай, Фрэнк, – сказал Ник. – Что тебе неймется? Чего цепляешься попусту?

– А что я такого сказал? – удивился Фрэнк. – Ну и так что ж такого, что гомик? Это бывает, тут ничего зазорного нет. Я против гомиков ничего не имею, честное слово. И если кому-то угодно обижаться…

– Фрэнк!

– Все-все, молчу, – покорно согласился Фрэнк. – Я вот только не пойму, что ему может нравиться в этой чертовой дыре. А, сержант?

– Действительно, – поддержал кто-то Фрэнка. – Если человек не мазохист, то…

– При чем здесь – мазохист? – холодно сказал сержант Коллинз.

Он медленно вытащил из-под скамьи винтовку.

– Эй-эй! – предостерегающе сказал Фрэнк. – Ты давай-ка не шали…

– Не бойся, Дэвероу, – усмехнулся Коллинз.

Он провел пальцем по зарубкам на прикладе М-16 – их было около десятка.

– Когда я уезжал сюда из Миннесоты, – медленно продолжал сержант, – то дал себе зарок: убить не меньше двадцати пяти косоглазых. Но пока не выполнил свой план и наполовину. А свое слово надо держать – особенно если дал его сам себе. Вот так-то, Фрэнк.

Ник почувствовал, что его слегка затошнило. Какая все-таки гадость эта рисовая водка.

– Тебе, Коллинз, надо было бы идти в авиацию, – сказал он. – Поливал бы с воздуха напалмом – и никаких проблем.

– Ну вот еще! – возмутился Коллинз. – Напалмом – это развлечение для маменькиных сынков. Это все равно что охотиться в курятнике с пулеметом. Мне бы в штурмовую группу, а не торчать на нашем дурацком складе, где не дождешься приличной заварухи.

– Нам и здесь доводилось попадать в переделки.

– Ерунда! Разве это настоящие бои!

– Ага, ему хочется повоевать врукопашную – чтобы желтомордые ему яйца оторвали. Они ему все равно без надобности, – продолжал валять дурака Фрэнк.

– Мне надо исполнить свой зарок – вот и все, – упрямо сказал сержант.

У Ника стало скверно на душе. Все они относились к войне, как к повинности, как к неприятной обязаловке, от которой не удалось отвертеться. Да, стреляли. Да, убивали. Но относиться к этому мерзкому делу так, как Коллинз… Что за дурацкий зарок? Ведь убивая других, ты постепенно убиваешь себя – так было, так будет, и никакая война тут служить оправданием не может. Ник не знал, скольких он убил здесь, во Вьетнаме, но чувствовал, что пережитое необратимо изменило его. Чтобы понять это отчетливее, нужно вернуться на родину, в привычную обстановку: вот тогда-то и скажется явственно разница между тобою прежним и тобою теперешним, вот тогда-то, возможно, и завоешь от тоски по утерянной наивности и будешь кусать по ночам подушку от сознания невозможности вступить в ту же реку – ведь не та она уже, не та, воды ее подкрашены кровью.

– Ладно, – махнул рукой Фрэнк. – Ты тут исполняй, чего хочешь, а мы – домой, девочек трахать. И пить нормальное виски. Верно, Ник?

Ник рассеянно кивнул.

– Я, как только вернусь, куплю сразу ящик хорошего ирландского виски, – вдохновенно мечтал Фрэнк. – Ты любишь ирландское виски, Ник?

– Я предпочитаю «Катти Сарк», – сдержанно ответил Ник. – С такой зеленой наклейкой, знаешь?

– Ну еще бы! Но я все-таки по ирландскому ударю. И пока весь ящик не выпью – с места не встану, вот честное слово, ребята!

– А как же девочки, Фрэнк? – поинтересовался Баксли. – Ты про них забыл, что ли?

– А я буду драть их, не отходя от ящика! Он будет стоять у меня в изголовье постели. Так что ты за меня не волнуйся – я своего не упущу. Установлю себе норму, как Коллинз: натянуть двадцать пять девок!

– А за какой срок? – осведомился Баксли.

– Срок? – переспросил Фрэнк. – А срок тоже будет – двадцать пять дней. В день по телке.

– Но тогда виски кончится раньше, – кротко заметил Ник.

– Да? Вот дьявол – действительно… Ладно, придется драть их по две-три сразу, – нашелся Фрэнк.

– А ты потянешь?

– Еще бы – после такого-то воздержания! Да я их на куски рвать буду!

– Жалко мне тебя, Фрэнк, – сказал Баксли.

– Это почему же? Не бойся – не надорвусь, – заявил Фрэнк, залихватски опрокинув в себя очередную порцию отвратительной водки.

– Да я не о том… Видишь ли, приятель: раз ты размечтался о куче девок – значит, тебя дома толком никто не ждет. Никому ты там не нужен. Иначе бы ты так хвост не распускал, Фрэнк.

Фрэнк опешил.

– Можно подумать, тебя кто-то ждет, – сказал он несколько растерянно.

– А вот это тебя не касается, – отрезал Джо Баксли. – Не твоего это ума дело.

Фрэнк побагровел. Заметив, что дело может принять нехороший оборот, Ник толкнул приятеля в плечо:

– Слушай, пойдем-ка отольем, Фрэнк.

Тот послушно встал и побрел вслед за Ником к выходу из блиндажа.

Свежий ночной воздух слегка отрезвил их разгоряченные головы. В воздухе стоял оглушительный треск цикад – шум от них стоял, словно на лесопилке.

– Не отходи далеко – еще, чего доброго, на змею наступишь, – предупредил Ник.

– Сволочь какая этот Джо, – угрюмо бурчал Фрэнк, орошая из своего шланга вьетнамскую землю. – «Никому не нужен…» Что он вообще знает? Пусть жрет своих тараканов и не вякает, кретин вонючий.

– Да брось ты, – урезонил его Ник. – Не обижайся. Двадцать пять девок и ящик виски – это совсем неплохо. Утомительно, правда…

– Я ему сейчас морду разобью, этому подонку, – продолжал ворчать Фрэнк.

– Уймись. И ширинку застегни.

– Чтобы он знал, этот Баксли, – долдонил Фрэнк, приводя в порядок свои штаны. – Думает, если он черный, то я постесняюсь врезать ему по харе?

– А что, разве тебя кто-нибудь ждет? – спросил Ник, чтобы отвлечь друга от кровожадных мыслей. – Ты мне об этом ничего не говорил.

– Ждет – не ждет… Сейчас, погоди-ка.

Фрэнк пошарил в нагрудном кармане, выудил что-то оттуда и щелкнул зажигалкой:

– Вот, Ник, погляди…

В руке у него была завернутая в полиэтилен фотография хорошенькой белокурой девушки. Она мечтательно улыбалась, глядя куда-то вдаль.

– Миленькая, – одобрил Ник.

– Еще бы, – охотно подтвердил Фрэнк. – И вот только она мне и нужна. А все разговоры про кучу телок – просто трепотня, разве ты не понимаешь?

Он бережно спрятал снимок обратно.

– А ты уверен, что она тебя ждет? – осторожно спросил Ник.

– Да, – твердо сказал Фрэнк. – Да, обязательно. И я ее ни на кого на свете не променяю.

– Не зарекайся, дружище. Жизнь длинная – мало ли что может случиться…

– Не тот случай, Ник. Тут совершенно особенное дело – такое, может, раз в сто лет случается.

– Дай Бог тебе не ошибиться, Фрэнк, – искренне сказал Ник.

Фрэнк в ответ только потрепал его по плечу. Когда они вошли в блиндаж, там стоял дикий хохот.

– Что у вас тут за веселье, мальчики? – спросил Фрэнк. – В сороковой раз рассказываете анекдот про ковбоя, который красил свою лошадь зеленой краской, чтобы соблазнить девицу?

– Нет, – давясь смехом, отозвался Коллинз. – Баксли вспомнил, как он в учебке в Ки-Уэсте помехи на сигнализации устранял.

– Это как же, Джо? Расскажи-ка еще разок, – попросил Фрэнк.

Джо Баксли, явно довольный тем, что ему удалось повеселить товарищей, принялся излагать историю сызнова:

– У нас там территория параллельно забору была обнесена сигнализацией – система «Зона-4Д», знаете? Семь лучей натянуто на высоких стояках. Срабатывает при приближении на полтора ярда. А я только прибыл тогда, совсем еще салага был. И вот выпало мне дежурить в ночь. Торчу в операторской, мух ловлю от скуки. И сержант за пультом дурью мается. Тоска, спать охота. Ну, сержант какими-то тумблерами пощелкал – на пульте лампочка замигала, сигнал тревоги пищит. Он выходит на связь с часовым на вышке: «Сработал датчик на седьмом участке – проконтролируй». Тот докладывает: все чисто на седьмом, все спокойно. Сержант – ко мне: «Рядовой Баксли!» – «Слушаю, сэр!» – «На седьмом участке «Зоны-4Д» зафиксированы помехи. Приказываю устранить». Я, конечно, растерялся: «Каким образом, сэр?» – «Возьмите, – говорит, – одеяло и размахивайте им в непосредственной близости от лучей системы на протяжении всего участка. Задание ясно?» – «Так точно, сэр!» И попилил я на периметр с одеялом наперевес… Участок, между прочим, в добрую сотню ярдов. Часовые на вышках обхохотались, пока я там одеялом размахивал. И долго мне еще потом в учебном взводе проходу не давали: расскажи да расскажи, как ты одеялом помехи разгонял… Вот так вот меня накололи – как пацана.

Фрэнк с Ником посмеялись над приключением Баксли.

– А у нас, – подхватил кто-то из взвода, – завалил как-то проверяющий из Пентагона в казарму. И видит: на поду окурок валяется. «Дневальный, – кричит, – чей бычок?» – «Ничей, сэр, – отвечает тот, – курите!»

– Ну, это старая байка, – отмахнулся Фрэнк. – Старее ее только та, где полковнику делают операцию на мозге.

– Это какая же?

– Ну, хирург в госпитале отпилил полковнику верхнюю часть черепа, мозг вынул. А тут прибегает посыльный из штаба: «Сэр! Вам присвоено генеральское звание!» Полковник вскакивает, черепушку на место присобачивает, хватает фуражку – и на выход. Хирург ему вслед: «А как же мозги, сэр?» А тот: «А на хрен они мне теперь нужны?»

Блиндаж чуть не обвалился от взрыва хохота.

– Ладно, ребятки, – сказал сержант Коллинз. – Давайте еще выпьем. За то, чтоб каждый из нас исполнил свой зарок, если он у него есть.

«Ну вот, – подумал Ник, проталкивая в горло противную жидкость, – а у меня никакого зарока и нет. Никому ничего не обещал – и себе в том числе. Скучно живу. Ладно: зарок – это успеется. Главное – вернусь из этой мясорубки живым-здоровым, а не в виде ящика, покрытого звездно-полосатым флагом. На «Пурпурное сердце», правда, не навоевал – но к чему мне эти цацки?»

И еще он подумал о том, что не владеет пока никакой профессией. Не подаваться же, на самом деле, в землекопы… В школе подумывал о том, чтобы стать журналистом, но это была блажь чистой воды: даже письмо матери написать – и то едва на страничку хватало.

Да, только мать его и дожидалась там, в Штатах. Не то что невесты – даже постоянной девушки себе не завел. Может, так оно и лучше: а то бы маялся сейчас, переживал – как она там время без него проводит, действительно ли ждет… Хорошо Фрэнку: у него-то с этим делом все в порядке. Хотя – кто знает…

– Что касается зароков, – говорил тем временем Фрэнк, – то я знаю одну историю на этот счет. Причем абсолютно чистая правда, могу поклясться на Библии.

Гомон в блиндаже попритих, солдаты приготовились слушать Фрэнка.

– Живет у нас в городе человек, – продолжал Дэвероу, – по имени Пат Джефферсон. И была у него любимая девушка. И вроде как собирались они пожениться. Но тут началась война с Кореей – и пришлось Пату надеть солдатскую форму. Девица, понятное дело, клятвенно обещала ждать его хоть сто лет. Пат такой перспективе, конечно, обрадовался, но ему тем не менее интересно было, как она поведет себя на самом деле. И он попросил младшего брата этой девчонки за ней проследить, пообещав парню какое-то вознаграждение. И отправился узкоглазых крошить.

– Что такое – вечно мы с азиатами воюем, – подал кто-то голос. – То япошки, то корейцы, теперь вот вьетнамцы…

– Видимо, Пентагон предпочитает восточную кухню, – усмехнулся Баксли.

– Так вот, я продолжаю. Повоевал Пат Джефферсон – и вернулся в родной город. И первым делом связался с братом своей девицы и хорошенько его обо всем расспросил. И все ему стал ясно на ее счет.

– А там было, что рассказывать? – спросил один из солдат.

– О да! Так вы дальше слушайте… Встречается Пат с этой сучкой, она ему на шею кидается: ах, мой дорогой, наконец-то ты вернулся – и все такое прочее. Ну, а он тут ей все и выдает, что от братца узнал. Расписал ее личную жизнь по косточкам. А жизнь у этой шлюхи была такой. Приходит к ней почтальон – и тут же оказывается в постели. Приходит водопроводчик – и ему дорога туда же. Отправляется она к стоматологу – и он у нее не только во рту ковыряется. Едет в такси – расплачивается натурой прямо в машине. На работе ее трахает пара начальников и несколько коллег, вечером тоже находится, кому потрудиться. В общем, фривей был у девки между ног, да и только. И Пат терпеливо и педантично излагает ей все эти милые подробности. Девица, ясное дело, в шоке. Она даже и отпираться не пробовала, ну и правильно: от одного-двух случаев еще можно отбрехаться, но когда такой букет – тут уж извините…

– Букетик что надо, – засмеялся Джо Баксли. – Вот только не очень гармонирует с подвенечным платьем.

– Вот именно, – согласился Фрэнк. – И тут двух мнений, казалось бы, быть не может: кому нужна такая отъявленная шлюха? Гони ее в шею – и все дела. Однако Пат Джефферсон поступил иначе…

– Застрелил? – спросил сержант Коллинз.

– Не угадал, приятель, – покачал головой Фрэнк. – То есть абсолютно не угадал. Пат Джефферсон сказал: да, как видишь, я знаю, как ты тут себя вела, но тем не менее я приглашаю тебя выйти за меня замуж.

Слушатели опешили.

– Он что – идиот? – недоуменно осведомился Баксли.

– Нет-нет, Пат был полностью в рассудке, – улыбнулся Фрэнк.

– Что-то непохоже, – покачал головой Джо и отхлебнул из стакана добрый глоток.

– И тем не менее это именно так. Девица, услышав такое, просто онемела от неожиданности. Говорят, бухнулась на колени и принялась Пату руки целовать. За что, плачет, мне милость такая, дорогой мой, как ты великодушен – ну и все такое в подобном роде. А Пат ей и говорит: никакого, мол, великодушия – просто зарок я такой дал себе и буду верен своему слову. Но, предупреждает, я должен поставить тебе одно условие – впрочем, вполне выполнимое, посильное. Какое же? – спрашивает девица. А такое, говорит Пат Джефферсон, что ты должна продолжать вести себя в том же духе, что и в мое отсутствие. Причем со всеми вытекающими последствиями – и чтоб никаких абортов. Он ведь католик был, Пат. Тут девка и вовсе на копчик села. Да что ты, говорит, милый, да я теперь ни на одного мужика даже краем глаза не взгляну, в чадре буду ходить, как мусульманка. Нет-нет, возражает Пат: как я сказал, так и будет…

– Ну точно шизо! – хлопнул себя по коленям Баксли. – Но почему же он так поступил?

Фрэнк сделал многозначительную паузу. Все с интересом смотрели на него.

– Все дело в том, – сказал он наконец, – что Пат Джефферсон…

Но Фрэнк не успел договорить: в эту секунду вздрогнула земля, послышались хлопки взрывов и автоматные очереди. С потолка блиндажа потекли тоненькие струйки песка.

– Тревога! В ружье! – истошно закричал сержант Коллинз и первым схватился за винтовку.

Сталкиваясь в суматохе друг с другом, солдаты взвода кинулись разбирать оружие. Кто-то поскользнулся на бутылке и упал, кто-то заехал стволом винтовки товарищу в лицо.

– Быстрей, быстрей! – поторапливал Коллинз. – Всем на выход!

Ник подхватил винтовку и, натягивая на ходу форменную рубаху, первым выскочил в зловещую ночную тьму.

3

Цикад уже не было слышно: какофонию их стрекота сменила беглая пальба. Из тьмы молотили очереди «Калашниковых» – за время службы во Вьетнаме Ник уже отлично научился различать звук стрельбы русских автоматов: похоже на то, как отбойный молоток работает. И надежная, надо сказать, штука, не боится ни песка, ни болотной жижи, не то что М-16, которую, бывает, заедает от грязи или влаги. Им бы еще складной приклад – вообще будет супероружие. Ладно, наши винтовочки – тоже не палки от забора. Вот их хлещущие, словно бичи, выстрелы вплетаются в беспорядочную симфонию ночной перестрелки. И вдруг – плоп-плоп-плоп! – хлопки минометов, а вслед за ними – череда оглушительных взрывов.

Ник Паркер почувствовал нервную беглую дрожь во всех жилах – так всегда бывало с ним под огнем. Это происходило независимо от его сознания – организм словно бы сам инстинктивно чувствовал, что в любую секунду может быть поражен пулей либо осколком, и невольно ежился, как ежимся мы во время грозы. Да что такое любой ливень по сравнению с этим свинцовым дождем…

– Они прорвались с запада! – проорал рядом чей-то хриплый голос.

Ник обернулся и увидел рядом сержанта Коллинза. Ноздри Сэма бешено раздувались – он словно бы вдыхал в себя аромат боя.

– Сейчас мы им покажем, этим желтолицым подонкам! – в упоении твердил Коллинз. – Сейчас они поймут, что зря сюда сунулись!

Уже весь взвод высыпал из блиндажа наружу. Солдаты стояли в ожидании приказа, сжимая в руках винтовки.

– Ну что, ребята? – прорычал сержант. – Покажем им, как могут воевать настоящие американские парни?

В нем определенно бродил хмель, дурной хмель от вьетнамской рисовой водки.

Настоящие американские парни никак не отозвались на призыв своего командира. Но в то же время, будто заслышав Коллинза, в воздухе певуче заныла мина.

– Ложись! – крикнул кто-то.

Солдаты дружно попадали на землю, и только сержант Коллинз остался стоять во весь рост, презрительно усмехаясь и покачивая головой.

Мина разорвалась поблизости, над лежащим взводом провизжала пара осколков.

«Вот же дебил этот Коллинз», – хмуро подумал Ник, выплевывая залезшие в рот травяные стебли. Не может не выпендриваться. Кому нужна такая показная бравада? Что он хочет доказать?

Нику невольно вспомнился читанный в отрочестве роман русского писателя Толстого – про войну как раз. Там один паренек тоже не захотел из гордости перед миной падать – ну и получил осколок в брюхо. Так и помер – успел только напоследок в госпитале девчонку свою повидать, бедняга. И мораль тут простая – не надо выпендриваться. Хороший он писатель, этот Толстой.

– Ну, вставайте, вставайте, братцы-кролики! – беззлобно засмеялся сержант. – Перетрухали, будто девочки из воскресной школы. Никто не описался?

Отругиваясь сквозь зубы, взвод поднялся на ноги. Парни чувствовали себя Явно смущенными – хотя они прекрасно знали, что если сейчас над головами вновь завоет падающая мина, то поступят точно так же.

– Действуем согласно боевому расписанию, – распорядился сержант Коллинз. – Паркер и Дэвероу, свою задачу помните?

– Да, сэр, – отозвался Фрэнк.

Ник только кивнул. Задача как задача, дело не новое, все отработано не раз. Сейчас весь их взвод, базирующийся к югу от складов, двинется на поддержку ведущих бой караульных пикетов, а они с Фрэнком зайдут на противника с фланга. Откроют оттуда интенсивный огонь – пусть вьетконговцы думают, будто их окружают. По той же схеме будет действовать северный взвод – у них там тоже есть пара парней, берущих на себя отвлекающий маневр. Не бог весть какая военная хитрость, – но они в конце концов не «зеленые береты», чтобы совсем уж на уши становиться. Ник с Фрэнком в шутку именовали себя «камикадзе», но на самом деле этот отработанный маневр был не сложнее игры в индейцев и ковбоев: выпустил весь боезапас – и сваливай обратно на базу. И гораздо интереснее, чем позиционный бой, – все-таки какая-то самостоятельность. Да и риск, как ни говори, тоже есть.

– Взвод, бегом!

Десятки солдатских ботинок замолотили по траве. Через пару десятков ярдов Ник и Фрэнк отделились от основной группы и углубились в джунгли.

Здесь, в чащобе, перестрелка была не так слышна, и Ник даже как бы и забыл, куда они направляются. Все его ощущения были сейчас сосредоточены на джунглях: вот хрустнул сухой сучок под подошвой, вот колючки кустарника впились в руку, вот мазнули по лицу разлапистые листья… Лес словно проверял на ощупь незваного гостя: кто ты такой, куда направляешься? И эти прикосновения растений – должно быть, вот так же и слепые ощупывают чужие лица, стараясь составить представление о наружности человека. Да, именно такое сравнение мелькнуло тогда в голове у Ника – он отчетливо это помнил…

Сзади чертыхнулся Фрэнк.

– Ты что? – спросил Ник. – Ногу подвернул?

– Нет, – буркнул Фрэнк. – Не пойму вот только, куда нас несет…

– То есть как – куда? Будто не знаешь… Сейчас постреляем немножко…

– Постреляем… – недовольно проворчал Фрэнк. – Нам с тобой уже надо чемоданы укладывать, а не валандаться по всяким дебрям, где из-за каждого куста ствол торчит и целит тебе прямо в лоб.

– Так уж и из-за каждого? – меланхолично заметил Ник. – Что-то ты прежде так не дергался, дружище.

– Прежде, прежде… Прежде впереди была только сплошная чертова мешанина – ну, или лотерея такая, чет-нечет, пан или пропал…

Язык Фрэнка слегка заплетался.

– Господи, чего ты несешь! По-моему, ты явно хватанул лишнего, – недовольно сказал Ник.

– Да? Ну, может быть, может быть… Ты прости, я, наверно, не могу точно сформулировать…

– Вот-вот…

– Но меня проклятые джунгли с мыслей сбивают. Так и кажется, что сейчас оплетут лианами, вцепятся колючками, уволокут в темноту, – нервно бормотал Фрэнк.

Ник прекрасно понимал, что имеет в виду приятель, ведь подобное чувство он и сам испытывал всякий раз в ночных дебрях. Но об этом у них не принято было говорить между собой… И ясно, что у Фрэнка вырвались такие слова именно потому, что скоро домой и так не хочется погибнуть именно сейчас. Но расслабляться было нельзя – именно потому, что дом так близок, один шаг остался до него, один шаг – и нужно сделать этот шаг во что бы то ни стало. Поэтому Ник счел необходимым оборвать излияния друга.

– Заткнись, – сказал Ник грубовато – намеренно грубовато, потому что ему вдруг стало безумно жаль и Фрэнка, и себя.

Фрэнк вдруг засмеялся.

– Ты что? – удивился Ник.

– Да так… Вспомнил, как Коллинз обрадовался. Вот ведь придурок, а?

– Да уж… – вздохнул Ник.

Они отмахали уже больше полумили, и пора было идти на сближение с противником. И начинать свою игру…

– Давай туда, – махнул рукой Ник в ту сторону, откуда доносилась пальба.

– Понял, – отозвался Фрэнк.

Винтовка все время цеплялась за невидимые в темноте ветки – как будто деревья пытались вырвать ее из рук. Конечно: джунгли ведь за хозяев… И на кой черт сдалась эта война, кому она нужна, кому нужны эти жертвы на чужой далекой земле?

Ник с Фрэнком передвигались быстрой рысью. Ускорить темп они не могли – то и дело спотыкались о коряги, оступались в ямы, натыкались на стволы и кусты. Только дьявол мог изобрести такую чащобу – желтый дьявол с раскосыми узкими глазами. Несмотря на невысокую скорость их бега, Ник почувствовал, что задыхается. Кислый комок подкатил к горлу, в висках стучало – будто эхо очередей русских автоматов, в грудь словно бы вколотили тупой тяжелый клин, ноги в коленях утратили упругость. Хотелось упасть ничком в темную ночную траву, расслабленно вытянуться, отбросить тяжелеющую с каждым шагом винтовку, закрыть глаза и окунуться в безмятежную дрему. Но нужно было бежать вперед и только вперед.

Словно бы почувствовав состояние Ника, Фрэнк подбодрил его:

– Ничего, старина, держись!

– Все о'кей, дружище, – прохрипел Ник.

Вверху, между макушками деревьев, наметился просеет. Может быть, поляна?

– Смотри, Фрэнк…

– Ага, – кивнул тот.

Они перешли на шаг, взяв оружие на изготовку. Звуки перестрелки стали как будто бы ближе. Вдруг Фрэнк опять засмеялся.

– Господи, да что с тобой? – удивился Ник, оборачиваясь на товарища.

– Анекдот вспомнил, понимаешь? – давясь от заглушаемого хохота, ответил Фрэнк.

– Какой еще анекдот, черт подери?

– Про то, как один негр попал в книгу рекордов Гиннеса, – сквозь хрюканье выжал из себя Фрэнк.

– Ну и?

– А ты не знаешь?

– Понятия не имею.

– Во-первых, у него была работа, а во-вторых, он мог назвать своего отца.

Ник невольно прыснул.

– Смешно, правда? – спросил Фрэнк.

– Есть немножко… Стоп, осторожней!

Тяжело дыша, они остановились.

Впереди была прогалина, довольно-таки протяженная, около полумили шириной. В зарослях на той стороне мелькали вспышки выстрелов, пунктирные трассеры указывали точное направление к базе.

– Вот где они окопались, – невольно снизив голос до шепота, сказал Фрэнк.

– Ну да…

Теперь и должна была начаться их работа. Ник взглянул на Фрэнка. В свете хилого полумесяца были видны его широко раскрытые глаза, перекошенный рот. Каска съехала на затылок, ее незастегнутые ремешки болтались вольно и неприкаянно.

– Ты как? – спросил Ник.

– Лучше некуда, – отозвался Фрэнк.

И гулко икнул.

– Ты нам так всех желтеньких распугаешь, – усмехнулся Ник.

Фрэнк хотел что-то ответить – но икнул снова, и ему оставалось только махнуть рукой.

– Давай туда, – махнул рукой Ник. – Дистанция, как обычно, – пятьдесят ярдов.

Фрэнк кивнул и с хрустом вломился в кустарник, икая на ходу.

– Не забудь про ракеты, – напутствовал товарища Ник. – Хорошо?

– Обижаешь, старина, – глухо послышалось из темноты, поглотившей Фрэнка.

Ник выбрал пригорочек поудобнее и залег за ним.

«Удачно мы на позицию вышли», – подумал он с удовлетворением. И действительно: куда сложнее биться в густых зарослях, а здесь – почти что как на учебном полигоне, чему способствует уходящая под углом градусов в шестьдесят прогалина. Наверняка ведь болото – во Вьетнаме открытые места обычно обозначают зыбкую трясину. Кругом сплошные топи – потому даже песок для защиты блиндажей приходится возить с юга. Как только они живут здесь, эти рисоеды?

Да, ты бы не смог жить здесь никогда, даже за миллионы. А для них здесь – родина. Наверное, потому и не может никак закончиться эта дурацкая война. И никогда она не закончится. Что уж там думают генералы-штабисты, гоняющие фишки по картам, – им бы нужно спросить у простого солдата о сути этой войны. Тут против нас воюют сами джунгли… Щуплый вьетнамец-одиночка берет «Калашникова» или М-16, мешочек риса в придачу и уходит в лес. Залегает у тропы в болоте – только глаза торчат, как у лягушки, – и ждет. Ждет неделю, ждет две. И вот появляется американский солдат… Сколько у них таких терпеливых снайперов-фанатиков? Можно поливать эти заросли напалмом, можно опрыскивать их ядохимикатами, от которых гибнет листва, можно каждый квадратный ярд усеять смертоносным свинцом – обитатели джунглей забьются, словно мыши, в глубокие земляные норы, переждут огненный ураган и снова встанут на защиту своего края – маленькие, упорные, гордые, непобедимые… Непобедимые? Нет-нет, нельзя так думать – по крайней мере, сейчас. Вернешься домой, включишь телевизор, где на экране рокочут вертолеты, из люков которых бодрые наглые парни стрекочут из крупнокалиберных пулеметов, – вот тогда и думай, как тебе угодно. А пока ты сам варишься в этом безумном котле, и как бы тебя Бог ни хранил – все в руках слепой безжалостной судьбы. Как там Фрэнк сказал – «чет-нечет»? Вот-вот, то самое. Так что думай только об одном: стреляешь ты – и стреляют в тебя. И больше на свете ничего нет.

В той стороне, куда удалился Фрэнк, послышался хлопок, и в небо с шипеньем взвилась зеленая ракета. Ну, что ж: начали, приятель! Ник вытащил из-за пояса снаряженную ракетницу – и еще одна маленькая зеленая комета вспорола черноту ночного неба. Теперь по две красных и еще по одной зеленой.

Этот нехитрый фокус они с Фрэнком сами придумали: пусть вьетконговцы думают, будто отсюда готовится атака или какой-то другой маневр. Важно рассеять внимание противника, задурить ему голову, попытаться сбить с толку. Детская затея, конечно, да и небезопасная, – привлекаешь к себе внимание. Но ведь в том-то замысел и состоит…

Все, ракеты отстреляны. Ник взялся за винтовку. С позиции Фрэнка уже шла беспрерывная отрывистая стрельба. Вовсю парень старается… Ник поудобней приладил приклад к плечу и открыл огонь.

«Интересно, метко я стреляю или нет?» – думал он, меняя магазин. Как-то не было случая убедиться в этом воочию. Вот и сейчас: выпускает пулю за пулей в сторону далеких вспышек, а какой от этого толк – поди знай. Надо будет дома в тир зайти, провериться. Вот смеху-то будет, когда ветеран вьетнамской войны будет мазать раз за разом… Впрочем, скорее всего, долго еще не захочется смотреть на любое оружие. Ладно, в пацифисты подаваться покуда рано – огонь!

Внезапно в стороне, ярдах в десяти, грохнул взрыв. Над головой прожужжали осколки, срезав пару веток. Что такое – мина? Нет, та разрывается совсем с другим звуком, а это – типичная противопехотная граната. Откуда ей тут взяться? Ведь до позиции противника более полумили… Шарахнули из гранатомета, – но кто же будет из такого оружия пулять не по бронетехнике, а по стрелкам? Хотя кто знает, что может взбрести в голову этим желтопузикам…

Ник перезарядил очередной магазин, и вновь его М-16 отрывисто задергалась в руках. Но тут автоматные очереди, отрывисто простучавшие откуда-то из-за спины, заставили его вжаться в землю. Что за дьявол: интенсивная стрельба шла примерно с того направления, откуда пришли они с Фрэнком… Неужели окружены? Понял ли это Фрэнк?

Пули жужжали вокруг, как шмели, сухо ударяя в стволы деревьев. Ник перекатился на живот и принялся лихорадочно соображать, что же делать дальше. Им в тыл зашли вьетконговцы, это очевидно. И они совсем близко. Надо выбираться отсюда – и как можно быстрее. Доползти до Фрэнка, и вместе – к своим. Только так. Тем более почти все магазины уже расстреляны, только два осталось.

Ник слегка приподнялся на коленях, чтобы определить направление движения, – и тут ослепительная вспышка ударила ему в глаза, словно неожиданно вспыхнувшее солнце. Его отбросило назад, сорвав каску, – и только тут Ник услышал оглушительный звук взрыва, который будто бы расколол его голову изнутри.

Но где же винтовка – Ник зашарил руками вокруг – стремительные огненные зигзаги перед глазами – нужно к Фрэнку – вот только винтовка запропастилась куда-то – они стреляют – ни черта не видно – скорее, надо скорее – ужасно жжет глаза – проклятая винтовка – скорее – глаза, глаза, глаза…

Как в забытьи, Ник вскочил на ноги и рванулся вперед, заплетаясь ногами в густой влажной траве, – скорее, только скорее. Что-то больно ударило его в грудь – и Ник почувствовал, что обнимает твердый древесный ствол. Почувствовал – но не увидел. В глазах его стояло все то же беспорядочное искрящееся мельтешение, – а кругом была сплошная ночь, без единого просвета.

Паническая мысль пронзила его сознание: «Я ослеп».

– Фрэнк! Помоги мне, Фрэнк! – истошно закричал он, разрывая легкие. – Фрэнк!

Окружающий мир зазиял пустотами: вот дерево, а вот провал, вот еще дерево, которое едва удалось зацепить кончиками пальцев, а дальше снова пустота, теперь колючий куст, а за ним опять – ничего…

– Фрэнк! Фрэнк!..

Боже мой, как жжет глаза! Куда идти в кромешной этой тьме? Ты – только крошечный комочек плоти посреди черноты безжалостного мироздания, беспомощное дитя человеческое, не имеющее сил обрести путь истинный, ничтожная песчинка, поднятая злым ветром…

Слезы бессилия орошали лицо Ника Паркера, когда он, спотыкаясь, падая и снова вставая, незряче продирался сквозь враждебные джунгли, продолжая осипшим голосом отчаянно выкликать в пространство:

– Фрэнк! Помоги же мне! Фрэнк!..

4

Ник Паркер резко поднялся на постели, и постепенно до него стало доходить, что тьма вокруг скрывает не ночные вьетнамские джунгли, а его собственную спальню, знакомую на ощупь до мелочей. Опять этот проклятый сон, никак не отпускает… Неужели всю жизнь он так и будет приходить по ночам, будя мучительные воспоминания?