Текст книги "Слепая ярость"

Автор книги: Говард Хайнс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 12 страниц)

Они долго пили чай с крекерами и мармеладом, разговор как-то не клеился, и Фрэнк наконец попросту уткнулся в номер «Нэйшнл джиогрэфик», лениво перелистывая страницы журнала.

– Я пойду приму душ, – сказала Линн, и он только небрежно кивнул в ответ.

Что ж, денек и впрямь жаркий. Он с раздражением рассматривал на снимках в журнале крутые крупы газелей, щиплющих зеленую травку, – они вдруг напомнили ему своим абрисом похотливые женские бедра. Ну вот, подумал Фрэнк саркастически, так скоро и до скотоложства дойду, до зоофилии – с этой неподатливой девчонкой.

Вдруг до него донесся шум води в ванной, и он напрягся всем своим существом, представив себе, как сбегают струи воды по свежему упругому телу Линн, как усыпана бисеринками капелек ее высокая грудь, как темнеют, влажнея, волосы на лобке… Фрэнка даже передернуло от столь откровенного видения, я его невостребованный дружок беспокойно шевельнулся в джинсах.

Нет-нет, нужно выбросить это из головы – только лишние мучения, не нужно себя дразнить несбыточными картинами. Он с отвращением швырнул журнал на столик.

И тут вышла Лина…

Фрэнк оторопел: она была совершенно обнаженной, лишь полотенце свисало через плечо, – и она шла к нему. Лицо ее было бледным и напряженным, но глаза неудержимо сияли, а на губах пробивалась ласковая улыбка.

– Ты что? – растерянно выдавил из себя он, а Линн все приближалась, и вот она уже совсем рядом, и Фрэнку казалось, что его взволнованное дыхание достигает нежной кожи ее живота, покрытой мелкими зябкими пупырышками.

– Я иду к тебе, милый, – шепнула Линн – и ее слова громом отдались в ушах Фрэнка.

Он не помнил, как скинул с себя одежду, все смешалось в его помутившемся сознании – успел только заметить, как Линн, расстеливая полотенце на диване, украдкой бросила взгляд на его набухшее мужское достоинство и зрачки ее чуть расширились.

И вот ее стройное белоснежное тело раскинулось перед ним – желанное и желающее.

Фрэнку приходилось прежде ломать целки – и никакого кайфа он в этом не видел: тупое и неблагодарное занятие. Тут, однако, был совсем иной случай: не целку он ломал, но – лишал девственности, и торжественная ответственность этого момента была ему полностью внятна.

Он долго целовал Линн, чувствуя, как ее свежее тело робко подрагивает под его осторожными губами, как постепенно расслабляются ее ноги, а груди, наоборот, крепнут, наливаются тяжестью, – и не узнавал сам себя. Он ли это, безжалостный трахальщик, привыкший ставить девок на уши, хлестать их по щекам и ягодицам, пихать свой наглый член в раззявленные рты? Оказывается, он совсем другой: ласковый, осторожный, бережный…

И когда настал наконец момент соития и его алчущий жезл, проникнув в святая святых любимой, ощутил неподатливую преграду, он нежно зашептал на ухо Линн что-то бессвязно-страстное – и вошел в нее мягко, одним сильным тычком, и заглушил ее короткий вскрик влажными горячими поцелуями…

Потом они долго лежали рядом, соприкасаясь бедрами, и когда Фрэнк решился наконец взглянуть на Линн, то увидел, что ее лицо словно светится изнутри, неуловимо изменившись, и понял, какое же это чудо – сотворение женщины.

Она попросила еще – и он смутился:

– Тебе же будет больно…

– Нет, нет, – жарко шептала Линн, притягивая его к себе-

И он выполнил волю любимой, взяв ее уже более сильно и настойчиво, все более распаляя пробужденную плоть Линн. Она почувствовала эту разницу очень хорошо и даже начала неумело подмахивать, стараясь, чтобы Фрэнк вошел в нее как можно дальше, и он постарался на славу, вламываясь, в жаркие глубины ее лона. Жалел об одном – что диван слишком мягок, податлив: чем сильнее был напор Франка, тем глубже погружалось тело Линн в этот предмет мебели, явно не рассчитанный на занятия бурным сексом.

Но в любом положении можно найти выход – и тогда Фрэнк, крепко обняв свою партнершу, сполз с дивана на пол, больно ударившись копчиком. При этом его скипетр продолжал находиться в Линн, которая, оказавшись в позе всадницы, сразу же начала такую бешеную скачку, что Фрэнк даже пожалел о своем маневре, чувствуя, как елозит его спина по жесткому паласу. Мелькнула даже сочувственная мысль: каково же было всем тем девочкам, которых он прессовал, повалив на пол навзничь…

Между тем Линн, войдя во вкус бойкого дела, перешла в яростный галоп и пришпорила его еще сильнее. Сладострастно постанывая, она мотала головой, и ее длинные белокурые локоны метались вокруг раскрасневшегося лица сумасшедшей метелью. «Только бы она мне не сломала…» – метнулась в сознании пугливая опаска, но тут же неудержимая сила словно подбросила его вверх – и фаллос выстрелил прерывистой очередью, заставив содрогаться все тело, будто от ударов электрического тока…

Когда Фрэнк очнулся от короткого сладкого забытья, он увидел Линн: она сидела на диване и ласково смотрела на него, обнаженного, беспомощно лежащего на полу.

– Ты мой герой, – восхищенно сказала она.

Он только слабо улыбнулся в ответ – спина болела неимоверно.

– А знаешь, – продолжала она, – я, когда стояла под душем, подумала: вот если ты сейчас войдешь ко мне – то я ударю тебя, закричу… И все было бы между нами кончено, понимаешь?

– Ну и правильно, – ответил Фрэнк.

Язык, однако, еще слабо его слушался.

– Ты такой молодец… Ты настоящий мужчина, честное слово.

– Еще бы… – выдохнул Фрэнк. – А тебе сейчас не было больно?

– Нет-нет, милый. Ну, может, совсем чуть-чуть… Но это даже приятно. Я никогда не думала, что это так великолепно.

«Ладно, я тебе еще не то покажу», – подумал Фрэнк с оттенком некоторой мстительности: все-таки лихо она его укатала.

– Послушай, – смущенно сказала Линн, – а тебе… Тебе не было противно?

– То есть?

– Ну, кровь тут…

– Нормально. Я горжусь, что сделал это, – ответил Фрэнк.

И не было в его словах ничего, кроме правды.

– Понимаешь, я давно хотела, чтобы… Ну, чтобы мы были вместе…

«Зараза какая, – возмущенно подумал Фрэнк. – А чего ж тогда молчала-то?»

– Я тоже, моя прелесть, – вслух сказал он.

– Я мечтала о тебе по ночам, я не могла уснуть, представляя себя в твоих объятьях…

– И даже ни разу не позволила себя поцеловать, – упрекнул Фрэнк.

– Но я боялась…

– Дурочка, чего же тут бояться? Ведь это же прекрасно, разве нет?

– Да-да, мой милый! Ты прости меня.

– Чего уж там теперь, – проворчал Фрэнк. – Чем продолжительней молчанье – тем удивительнее речь…

– Ой, как ты здорово сказал!

– Это не я, – признался Фрэнк. – Поэт какой-то – не помню имени.

– А разве ты любишь стихи?

– Гм… Иногда.

По совести-то говоря, он вычитал эти строчки в каком-то сборнике цитат на все случаи жизни. Называлась книжка – «Настоящие мужчины говорят красиво», а составила ее баба какая-то: ну, ей виднее, чего такого женщина хочет услышать от своего трахаля…

– Ты – удивительный! – с чувством сказала Линн. – Ты – лучше всех!

Фрэнк, разумеется, не стал спорить. И почувствовал некоторые угрызения совести: если б знала Линн, как разнузданно вел он себя со всякими случайными шалавами… Нет-нет, теперь-то он поставит на них крест навсегда – хватит, наигрался. Ему, почитавшему себя за неразборчивого похотливого кобеля, было немного странно так думать, – но тем не менее Фрэнк каким-то шестым чувством осознавал, что именно так и будет.

– Жарко, – сказал он. – Может, пойдем ополоснемся, Линн?

– Пойдем, – легко согласилась она и проворно соскочила с дивана.

Фрэнк сразу открыл душ на полную мощность, и колкие струи ударили по телу, пробуждая в нем новый прилив энергии. Линн стояла к нему спиной, и он водил руками по ее мокрым плечам, ощущая тончайшую прослойку меж своими ладонями и напряженной кожей, которая облегала ее плоть, – и в конце концов он не мог стерпеть при виде ее замечательного зада, омываемого беглыми ручейками, слегка выпячивающегося – как будто напрашивающегося на что-то такое…

– Нагнись-ка, – хрипло сказал он.

Линн послушалась – и ее округлые ягодицы коснулись его чресел… Теперь-то он знал, что делать: не раз уже ему приходилось брать женщину в такой позиции – но тут-то была она, Линн…

Фрэнк ощутил смущение: вдруг Линн подумает о нем что-то лишнее, поймает его на изощренности – ведь она подставила свою попку совершенно случайно, не догадываясь о возможных последствиях… Но желание оказалось сильнее всех сомнений и оговорок – то самое нечто, которым Фрэнк так гордился, тут же подало признаки жизни.

Он был не волен над собою: та штука, размеры которой он прежде определял как вполне стандартные (сверяясь с данными «Пентхауза» по поводу всяческих кинозвезд), приобрела вдруг совершенно умопомрачительные размеры – и ей уже ничего не оставалось другого, кроме как ткнуться между мокрых ляжек Линн.

– Ты что, милый? – прошептала она, запрокидывая голову таким образом, что ее намокшие волосы легли ему на грудь. – Чего ты хочешь?

– Тебя… – сказал Фрэнк, не имея другого объяснения, и, скрестив руки на животе Линн, заставил ее согнуться так, чтобы его настырный оккупант мог без помех вторгнуться в оккупируемые области.

Она тоненько пискнула, ощутив в себе столь здоровенную оглоблю, и спросила срывающимся голосом:

– Фрэнк, но разве так можно?

– Нужно, дурочка, нужно, – отозвался Фрэнк, вторгаясь все дальше в заветный альков.

И Линн поверила ему – он почувствовал это по тому, как ее круп начал навинчиваться на его торчащий гвоздь, изнывающий от желания.

– Ну, давай, моя девочка, давай, – шептал он, окунаясь – иного слова и не подберешь – в ее мягкое податливое тело..

Груди Линн легли в его ладони, и Фрэнк чувствовал как потвердели ее соски – словно кончики карандашей, которыми раскрашивал он в детстве картинки…

– Не может быть… – шептала Линн, вбирая в себя его мужскую силу.

– Может, может… – бормотал Фрэнк, ощущая как охотно распахиваются ворота заветного замка перед его атакой.

– Что же ты делаешь со мной?.. – простонала Линн, не забывая между тем вовсю вертеть наиболее выдающейся частью своего тела.

– Что? Что? Я потом тебе скажу – что…

Голос Фрэнка переходил в рык, и он уже готов был сказать Линн – ЧТО именно он с ней делает, но ему попросту не хватало воздуха на лишнее слово. Да и не до слов ему было сейчас…

– Какой ты…

Боже, что за задница у этой девчонки… И ты ходил рядом с нею два долгих года, не смея ни прикоснуться, ни рассмотреть как следует… Ну, бери же теперь ее, бери – пусть знает, как ЭТО должно быть!

И тут его босая нога предательски скользнула по дну ванны – и трепещущий пенис выскользнул из своего тесного убежища.

– Ах-х… – простонала Линн.

Фрэнк попытался удержаться на ногах, но силы уже изменили ему – и он вытянулся во весь рост на эмалированном днище.

– Ну куда же ты, милый?

Ее ноги вздымались над ним подобно колоннам храма, а между ними призывно зияла мохнатая святыня…

– Ой, прости, я поскользнулся…

– Ничего, ничего, мой дорогой… Сейчас все будет хорошо…

Линн заткнула пробку, и ванна начала заполняться. Вода подступила Фрэнку под бока, защекотала волосы на груди… А подрагивающий инструмент по-прежнему торчал на изготовку, готовый овладеть снова этой ненасытной девичьей плотью.

– Ну где же ты? – прохрипел Фрэнк.

– Я здесь…

Линн обрушилась на него сверху с такой силой, что часть воды шумно выплеснулась на пол ванной комнаты. Ее прицел был верен – она нанизалась на торчащий кол Фрэнка с такой точностью, будто проделывала это уже не первый раз.

– Ох-х…

Он чуть не захлебнулся от поднятой ее телом волны, но инструмент сработал безукоризненно – и два жаждущих тела тут же забились в экстазе.

«Опять она на мне», – с неудовольствием подумал Фрэнк, сглатывая попавшую в рот воду.

Он поддел пяткой пробку – и вода со сладострастным курлыканьем устремилась в освободившееся отверстие…

«Ну, сейчас я тебе задам…»

Ванна опустела – и тут Фрэнк ужом вывернулся из-под Линн и встал на ноги.

– Куда ты? – простонала она.

Он не стал отвечать – подхватил ее под мышки, выпрямил и развернул снова попкой к себе. «Вот тебе!» – и вслух повторил то же:

– Вот тебе!

Неутомимый инструмент не подвел – и вошел точно и плотно, словно меч в ножны.

– Оу-у-у! – вырвался истошный звериный вопль из груди Линн.

«Ну, получай, получай, получай!…»

Фрэнк безумствовал над ее мокрым задом, словно пытаясь разом расквитаться за долгие месяцы ожидания, за долгие бестолковые разговоры, за былую ломоту в паху: получай, моя детка, пойми, что такое любовь…

– Сильней, сильней! – кричала Линн, упершаяся руками о края ванны.

– Да, да!.. – твердил Фрэнк, крепко стиснув ее плотные бедра.

Вид ее тугих ягодиц, переходящих в тонкую талию, сводил его с ума – и, не помня себя, Фрэнк выдернул пылающий стержень из размягченного влагалища и тут же вонзил его между округлых полушарий. Член обожгло болью – и Линн пронзительно взвизгнула, но было уже не до церемоний. Трудно, с натугой проник Фрэнк в неподатливое узкое отверстие, мысленно моля только об одном: еще бы минуточку продержаться…

– Что ты делаешь? – прорычала Линн.

– Нет, в ее голосе нет испуга, опаски – только желание и удивление…

– Я тебя…

У Фрэнка опять не хватило дыхания, чтобы договорить такую короткую фразу.

Линн согнулась уже так, что ее лоб касался коленок, отчего ее попка словно выросла в размерах, возбуждая во Фрэнке дикие, животные инстинкты. Ему казалось, будто он взлетает над этим жаждущим задом, и оставалось только поражаться выносливости живого тарана, пытающегося расколоть надвое покорное мясистое великолепие…

«Ей нужно попробовать сразу все», – осенило Фрэнка.

Да-да, сразу все – как оглавление к последующей долгой-долгой жизни…

Прогнувшись в пояснице, Фрэнк вышел из укромного местечка.

– Ой, зачем?.. – вскрикнула Линн, оборачиваясь к нему в недоумении.

– Вот зачем…

Фрэнк ухватил ее за плечи и рванул к себе так, что его неутомимый боец ткнулся прямо в полуоткрытые губы Линн.

– Что? – пискнула она.

Но было поздно: твердый ствол ударил без промаха, и Линн ничего не оставалось кроме как принять его в свой вопрошающий рот.

– На!..

В ее широко раскрытых глазах читался откровенный ужас, но природа взяла свое, и горячий язык заскользил вокруг напряженного стебля, упирающегося в нёбо.

– Тебе вкусно, моя девочка, да?

Линн что-то промычала в ответ – и Фрэнк истолковал этот отзыв как положительный.

– Он твой, я дарю его тебе…

Она приняла подарок с благодарностью – и тут Фрэнк понял, что уже не может сдерживаться более: его насос разразился неудержимо…

– Пей, девочка, пей…

И она пила его драгоценную влагу, захлебываясь и всхлипывая от счастья, а могучий поршень выбрасывал все новые и новые порции жгучего мужского семени…

– Что здесь происходит? – послышался вдруг робкий женский голос.

Пребывающий в полном упоении Фрэнк обернулся – и увидел стоящую на пороге мать Линн. На ее лице было написано нескрываемое удивление.

Линн вынула опадающий член изо рта и подняла ошалелые глаза на мать.

– Это мой жених, мама, – сказала она, гулко сглотнув.

– Ах вот оно что… – пролепетала ошарашенная мамаша и вышла.

Линн вытерла рукой стекающую из уголка губ струйку спермы и посмотрела на Фрэнка.

– Разве я сказала что-нибудь не так? – озабоченно осведомилась она.

Но у него просто не было слов…

А потом было долгое вечернее чаепитие в семейном кругу, и Фрэнк смущенно бормотал о своем желании стать химиком, а его будущая теща робко поминала ДНК и РНК, на что он авторитетно говорил, что это скорее из области биологии, а Линн глуповато хихикала, давясь шоколадной конфетой и стреляя такими недвусмысленными взглядами, от которых, казалось, начинала дымиться скатерть между ними…

Затем Фрэнк отбыл во Вьетнам, имея в кармане фотографию Линн, в голове – серьезнейшие планы женитьбы, а в сердце – нежнейшую любовь. Он бережно относился к своему чувству и никогда не поминал свою невесту в разговорах с товарищами по оружию, которые каждую особу женского пола рассматривали на словах только как постельную особь. Фрэнк и сам был не прочь нести подобную жеребятину, благо солидный опыт у него имелся, но образу Линн в такого рода беседах места не было.

Будущее рисовалось ему в самых радужных красках. Еще бы: ведь то, что связывает их с Линн, случается, казалось Фрэнку, раз в сто лет. Впереди – долгая-долгая жизнь вдвоем, долгое-долгое счастье…

Вернувшись из Вьетнама, Фрэнк первым делом заявился к ней, и то памятное чаепитие повторилось вновь: так же смущены были все трое – он, Линн и ее мама. Правда, теперь забавной приправой к разговору послужили рассказы Фрэнка о солдатской жизни, о далеком экзотическом крае.

Беседа, казалось, тянулась бесконечно – и наконец они с Линн, бормоча извинения и невнятные соображения насчет «подышать воздухом», выбрались из-за стола, пулей вылетели из дому и, не сговариваясь, ринулись в близлежащий парк, где вполне можно было отыскать укромное местечко для двух вожделеющих душ.

Едва оказавшись за густым пологом зелени, Фрэнк жадно обнял Линн, и его руки сами собою поползли к ее широким бедрам, от прикосновения к которым обоих их пронзила сладкая судорога.

– Возьми меня, милый… – страстно прошептала Линн, и Фрэнк не заставил себя ждать.

Он нетерпеливо задрал подол ее платья, рывком спустил трусики и, высвободив свой истосковавшийся агрегат, медленно, с нажимом провел им по набухшей «киске» возлюбленной.

– Ну, давай же, давай! – шептала Линн. – Я так стосковалась по тебе.

Фрэнк попытался задвинуть ее встояка, но мешала разница в росте, дрожали согнутые в коленях ноги. И тогда, вспомнив чудесную мизансцену в ванне, он повернул ее к себе задом, круто переломил в пояснице – так, что призывно выпятилась наружу густая рыжая поросль, – и напряженный фаллос просто-таки вбежал в вожделенную жаркую пещеру.

– Мой герой…

Конечно, он стосковался по женщинам, разумеется, его здоровый молодой организм хотел взять свое после длительного воздержания, но главным сейчас было то, что перед ним – его возлюбленная Линн. И он – в ней…

– Ну, трахни, трахни же меня, мой дорогой… – просила, нет, не просила, а настоятельно требовала она, расплескивая свою белокурую гриву.

– Да, да, да… – твердил он в ответ, ощущая неземное блаженство от обладания любимым телом.

Его возбужденная штуковина плясала в ее глубоком колодезе, и Фрэнк испытывал неизъяснимое наслаждение от созерцания этого восхитительного процесса.

– Боже, как я люблю тебя…

Кто это сказал – он, она? Уже все было общим, единым; слова, тела, дыхание…

Тут Фрэнк проник в Линн особенно сильно – и она, потеряв равновесие, подалась вперед и упала на траву, увлекая его за собою. Каким-то чудом его корень остался в ней – и, навалившись на Линн всем телом, Фрэнк заработал еще ожесточеннее, счастливо изнывая от звуков смачных шлепков своих чресел о ее пышные ляжки.

– Я умру сейчас, о-о…

И тут он стремительно выплеснул в нее все, что накопилось в его организме за время разлуки, словно из брандспойта, и Линн протяжно застонала, вбирая в себя драгоценную влагу.

Фрэнку хотелось видеть ее лицо – и он развернул Линн к себе, вожделенно всматриваясь в ее пылающие щеки, в сочные губы, в исцарапанные о траву груди, во взволнованно вздымающийся плоский живот.

– Как ты прекрасна…

– Как ты силен…

Губы Линн настойчиво манили Фрэнка, и он, переведя дух сказал:

– Послушай, самое смешное, что мы с тобой до сих пор толком не поцеловались…

– Ой, и правда! – тихо засмеялась она, обвивая его шею тонкими руками.

Их языки соприкоснулись – и не было в жизни Фрэнка более изумительного, более глубокого поцелуя. Что уж говорить о Линн…

Они поженились спустя полгода – на свадьбу прибыл даже пропащий отец Линн, вечно озабоченный букмекер из Нью-Йорка, постоянно отпускающий сомнительного свойства шуточки и часами готовый говорить о любимой хоккейной команде «Нью-Йорк Рейнджерс».

Линн долго не могла зачать, но это не смущало их, упоенно предающихся постельным радостям едва ли не каждую ночь. А потом появился Билли – и в жизни прибавились новые счастливые краски.

Но к тому времени Фрэнка уже начала захватывать его страсть к рулетке, забиравшая все больше и больше денег. Пошли скандалы, выяснение отношений… Но вот об этом Фрэнк Дэвероу уже не любил вспоминать.

Потом они расстались.

И сейчас жизнь Фрэнка была совсем иной, и мысли его были поглощены новой женщиной, к которой он привыкал с трудом, постепенно – слишком страстными были их отношения с Линн, чтобы можно было легко довериться другой…

Да, он почти что забыл Линн. Но угрозу, нависшую теперь над нею и Билли, нужно было предотвратить во что бы то ни стало…

10

В свои восемь с половиной лет Билли считал себя уже достаточно взрослым человеком. Во всяком случае, по отношению к своим старым игрушкам, которыми наполовину была завалена его комната. Даже странно, думал он, и чего это я их раньше так любил? Они ведь такие глупые. Ну что ты, Микки Маус, хлопаешь глазищами из угла? И индейским вождем тебя наряжал, и пиратом, и ковбоем – а ты все равно дурашка Микки, Микки-простофиля. И почему-то все вы такие мягкие, ненастоящие. А из пластика – бр-р, холодные, будто замерзшая каша. Нет, это совсем не то, что нужно настоящему мальчишке.

А все эти наборы «Сделай сам» – вот ерунда-то! Чего там делать, если все детальки уже есть, а вместе их сложить и всякий дурак сможет. Скукота!

В общем, стало Билли в своей детской как-то неинтересно. Он же не такой малыш, которого надо кормить с ложечки. Но у больших ребят игры какие-то непонятные. Может, и разобрался бы – так ведь не берут с собой. Ну их совсем!

И совсем было Билли приуныл. Сидел целыми днями во дворе и играл сам с собой в ножички. Каждый раз выигрывал! Абсолютный чемпион среди себя. Да уж…

И тут попался на глаза Билли чурбачок. Аккуратненький такой чурбачок, краешки обпилены. Куда бы его приспособить? Повертел в руках и начал строгать. Просто так. Фиг его знает зачем. Строгал, ковырял… Вдруг – что такое? У чурбачка голова появилась! Кто-то, значит, там, в чурбачке, прячется. Наверное, какой-то зверь… Только какой? А вот сейчас посмотрим!

Резал, резал – зверь потихоньку стал выбираться наружу. И оказалось, что это – слон! И не какой-нибудь там игрушечный, а прямо совсем настоящий. Тепленький такой.

Билли этот слон ужасно понравился. И он решил обязательно поискать зверей и в разных других чурбачках. А то чего они там прячутся?

И вот в настоящий момент Билли сидел на подоконнике в своей детской и маленькими аккуратными буковками вырезал на пузике у слона свое имя. Б… И… Л… Л… Ну, еще одна буковка и – и тут слонишка выскользнул у него из руки и скакнул за окошко. Ай, черт!

Билли высунулся наружу и поглядел вниз. У порога их дома стоял какой-то дядька с палкой и держал в руке его слоника. Ой-ой, надо выручать своего зверика! Билли выскочил из комнаты и опрометью бросился вниз по лестнице.

…Ник Паркер, подходя к крыльцу, чутко заслышал в воздухе какой-то странный шелест – и легким машинальным движением подставил ладонь, в которую упала какая-то деревяшка. Он бегло ощупал ее пальцами – и улыбнулся.

А вот и кнопка звонка.

Ему открыла светловолосая женщина, при взгляде на которую он бы наверняка вспомнил, что уже видел ее однажды. Давным-давно. Во вьетнамских джунглях. На фотографии.

Но единственное, что мог понять Ник Паркер, – это то, что перед ним женщина, легконогая, элегантная, знающая толк в хороших духах.

– Добрый день!

– Здравствуйте!

– Простите, это дом 366 по Хаггард-стрит?

Женщина слегка помедлила с ответом: ее смутил странный взгляд голубых глаз незнакомца – зрачки неподвижны, смотрят как бы сквозь нее. И тут она заметила трость в его руке – ах, вот оно что…

– Да, 366.

– Мне нужен Фрэнк Дэвероу.

По лицу женщины промелькнула чуть недовольная гримаска:

– Видите ли, он здесь больше не живет…

Ник замялся:

– Э-э… Меня зовут Паркер. Ник Паркер. Мы с Фрэнком, были друзьями. Давно, во Вьетнаме…

– Входите, мистер Паркер. Меня зовут Линн Дэвероу.

Лини подивилась той уверенней легкости, с которой голубоглазый слепец прошел в гостиную.

И тут как раз ему навстречу выбежал Билли. Он оторопело уставился на незнакомца.

– Сынок, это друг твоего отца, – пояснила Линн, – мистер Паркер. А это…

– Здравствуй, Билли, – улыбнулся Ник.

– Откуда вы знаете его имя? – изумилась Линн.

– Я его прочел, – объяснил Ник. – Он протянул мальчугану слоненка: – Держи, Билли. Отличная работа.

Мальчик осторожно принял игрушку из рук Ника, проскользнул к матери и, дернув ее за юбку, шепотом спросил:

– Мам, он – что?..

– Да-да, – ответила она ему на ухо. – Только не надо говорить об этом.

Билли со страхом смотрел на гостя. А тот состроил ему забавную рожицу:

– Не так уж плохо быть слепым иногда, малыш. Это все мелочи жизни.

– Нам нужно кое о чем поговорить с мистером Паркером, сынок, – сказала Линн. – Я думаю, тебе стоит погулять…

– Ладно, мам, ладно.

Билли убежал, распевая на ходу:

– До свиданья, мистер Паркер, увидимся, мистер Паркер!

– Мне тоже было приятно познакомиться с тобой, Билли…

– А вы присаживайтесь, мистер Паркер.

Ник безошибочно нашел диванчик и удобно на нем устроился.

– Вам, вероятно, кажутся странными мои глаза? – вежливо спросил он.

Линн смущенно зарделась и отвела свой пристальный взгляд от лица гостя:

– Ой, ну что вы…

– Пустяки, – улыбнулся Ник. – Просто тяжелая контузия, поражение зрительных нервов… А темных очков я никогда не любил.

– Ник Паркер, Ник Паркер… – пробормотала Линн. – Что-то знакомое… Кажется, вы считались погибшим? Извините, конечно…

– Да, меня зачислили в списки пропавших без вести во Вьетнаме, – просто ответил Ник.

– Какой ужас, – покачала головой Линн.

– Так случается… Война все-таки.

– Господи, как я ненавижу войну…

– Я тоже, – кивнул Ник. – А Фрэнк никогда не рассказывал вам, что там произошло?

Линн покачала головой:

– Он вообще не любил говорить о войне. Вьетнам так его изменил…

– Вьетнам многих перекорежил. Практически всех, насколько я понимаю… А что, Фрэнк стал больше пить, вернувшись оттуда?

– Нет-нет, тут другое…

– Наркотики?

– Никогда! – замотала головой Линн. – Фрэнк ненавидел наркотики. Впрочем, то, что с ним произошло… В каком-то смысле это можно сравнить с наркотиком. Вы не читали у Достоевского такой роман – «Игрок»?

И тут же поняла бестактность своего вопроса.

Но Ник сделал ободряющий жест рукой:

– Ничего-ничего, я понял. Рулетка, да?

Линн кивнула. Спохватившись, сказала вслух:

– Да… Ох, мистер Паркер, вы меня простите, но вы так не похожи…

Она осеклась.

– На слепого? – улыбнулся Ник. – Да вы не тушуйтесь, нормальное житейское дело.

Линн облегченно вздохнула. Ей вдруг стало как-то очень хорошо и уютно рядом с этим светловолосым человеком: от него словно бы исходила какая-то целебная, успокаивающая волна.

– Рулетка, рулетка… – пробормотал Ник. – Знаете, тогда, во Вьетнаме, мы порой любили поболтать о рулетке. Об элементарной двухцветной рулетке: жизнь-смерть, жизнь-смерть…

Линн невольно вздрогнула. В словах Ника ей вдруг почудился какой-то жуткий подспудный смысл – как будто речь не об армейских воспоминаниях, а о чем-то совсем близком, вот только руку протянуть…

Но Ник ничего не заметил.

– Скажите, – неуверенно сказала Линн, – вот вы, мистер Паркер, оказались во Вьетнаме в такой жуткой ситуации… И вам, должно быть, многие вещи более ведомы, чем кому-либо другому. Так скажите мне: умирать – это страшно?

– Почему вы об этом спрашиваете? – удивился Ник. – Вам ли задаваться подобным вопросом?

– Не знаю, не знаю, – пробормотала Линн, нервно теребя подол своего платья. – Что-то такое странное почувствовала… Знаете: сидишь, например, в полном одиночестве – и вдруг словно какая-то тень мелькнула. Вздрагиваешь – нет, никого рядом нет, но до того не по себе… И уже пытаешься подкараулить эту призрачную тень – вдруг появится снова, скользнет в углу…

Она поежилась.

– Я понимаю, – серьезно сказал Ник. – И это вполне реальная вещь, как мне кажется… Но только не в данном случае. Просто я вас навел на грустные мысли с этой дурацкой рулеткой, вот и все.

Линн деланно рассмеялась:

– И то правда, мистер Паркер.

И тут она заметила, что платье чересчур задралось. Застеснявшись, Линн быстро одернула подол.

«Вот дурочка, – подумала тут же, – он же не видит…»

А Ник сдержанно улыбнулся – ему было ведомо происхождение этого легчайшего шороха.

Он попытался представить себе внешность этой женщины, но рисовалось нечто очень туманное. А в памяти от той фотографии, увиденной двадцать лет назад при свете зажигалки, остались только пышные белокурые волосы. Да, они были длинны и пышны по-прежнему: Нику было слышно это при каждом повороте головы Линн.

– Может быть, что-нибудь выпьете, мистер Паркер? – предложила она.

– Нет, спасибо. Давненько уже не практикую, – учтиво отказался Ник.

– Некоторые находят в этом удовольствие…

– Только не я. Предпочитаю совершенно другие способы самоудовлетворения.

– Какие же, если не секрет? – поинтересовалась Линн, поймав себя на том, что ее интерес – искренен.

– Занимаюсь в спортивном клубе разными видами восточных единоборств.

– Как? – вырвалось у Линн.

– О, у нас в городе есть замечательный клуб для инвалидов! Так что два раза в неделю я обязательно там. Да и кое-какие навыки имею…

– Замечательно, – отозвалась Линн.

Этот человек нравился ей все больше и больше.

– Скажите, мистер Паркер…

– Давайте лучше – просто Ник.

– Ну, а я – Линн, как вы помните… Скажите, Ник, а вы не женаты? Уж простите мое женское любопытство.

Линн почувствовала, как она опять краснеет.

– Нет, – качнул головой Ник. – А почему вы об этом спросили?

– Я же говорю – любопытство! – засмеялась Линн. – А если серьезно: у вас такие богатые интонации, которые, как мне кажется, могут выработаться только при условии общения с большим количеством женщин… Так что я бы вашей супруге не позавидовала.

– Вам, наверное, хочется укоризненно погрозить мне пальчиком, Линн? Не стоит: что касается интонаций – это у меня чисто профессиональное.

– Кем же вы работаете?

– А угадайте.

– Э-э… Радиоактер?

– Мимо. Хотя есть что-то общее и с этим.

– Тогда, наверное, психиатр?

– Уже больше похоже на правду. Хотя тоже не совсем то. Думайте, думайте…

– Ох, сдаюсь! Ну скажите, а?

Ник состроил многозначительную физиономию и произнес внушительным шепотом:

– Массажист душ…

– А тел?

«Господи, что я говорю! – ужаснулась Линн про себя. – Он совсем меня с ума сведет, этот всевидящий слепец…»

– Вы же спрашивали о профессии… – спокойно сказал Ник.

Но было в его ровном тоне нечто такое, от чего Линн ощутила мгновенную томительную дрожь.

«Да что же со мной такое?» – подумала она – и подумала с удовольствием…

Внезапно руки ее словно сами собою – небрежно, ненароком – подтянули подол платья поближе к талии.

«Кретинка, ах, какая же я кретинка…»

– И у вас много пациенток? – спросила Линн с надломленной хрипотцой в голосе.