Текст книги "Слепая ярость"

Автор книги: Говард Хайнс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц)

Постепенно Ник Паркер уже почти и позабыл родную Флориду, друзей детства и юности, ему начинало казаться, будто бы он всю жизнь прожил в этой маленькой вьетнамской деревушке, а все, что находится за ее пределами, – просто сон, отрывочный и неясный. Так бы весь век и прожил здесь, под сенью джунглей, которые уже отнюдь не страшили его, – а потом Ли Тхау родит ребеночка: нужно будет его воспитывать, учить…

Но все оборвалось внезапно, в один день. Просто подошел Фу Чанг и спокойно сказал:

– Все, завтра тебе уходить.

– Куда? – не понял сразу Ник.

– Домой. Америка.

И ушел куда-то в темноту, сразу ставшую чужой, опасной, каверзной…

Ночью Ник лежал без сна. Вот и все, вот и конец приключению. Вот и не будет больше рядом старого Фу Чанга и нежной Ли Тхау, к которым он так привязался за это время. А тот мир, который ожидает его впереди, – каким он окажется теперь, прежде такой простой и понятный? Какая жалкая участь ждет там его, слепца!

«Хотя бы маму увижу», – подумал Ник и тут же горько усмехнулся такой невольной обмолвке: никогда и ничего он больше не увидит.

И тут его охватила такая острая жалость к себе, что слезы неудержимо подкатили к глазам. Он всхлипнул, словно обиженный ребенок, – и тут же услышал ответным всхлип, тоненький, нежный. Ли Тхау – она так тихо зашла в хижину, что он даже и не услышал, занятый своими печальными мыслями.

– Ли Тхау, – тихо шепнул Ник, стараясь задушить в груди непрошеное рыдание.

– Ньик…

Ее узкая ладошка легла на его щеку, мокрую от слез. Она что-то бормотала сочувственно, словно бы утешая сына, которому предстоит дальняя и опасная дорога – и которому она не может помочь ничем, кроме своей любви.

– Я так не хочу уезжать от тебя, Ли Тхау, – сказал Ник. – Ты подарила мне столько счастья…

И, говоря так, он уверен был, что девушка понимает его.

Ник погладил лицо Ли Тхау – и ощутил, что щеки се тоже влажны.

– Не плачь, моя хорошая, не плачь, добрая моя девочка, – приговаривал он.

И тут, уже не сдерживаясь, она уткнулась лицом ему в грудь – и отчаянно заплакала в голос.

– Не плачь, – твердил он, – не плачь…

И сам захлебнулся слезами.

«Боже мой, – думал Ник, – до чего же бездарно устроена жизнь, если ты, встретив любимую женщину на краю света, должен вдруг расставаться с нею без всякой надежды на то, чтобы увидеться вновь. До чего же это глупо и несправедливо…»

В эти минуты он и действительно ощущал Ли Тхау именно как любимую женщину – родную, единственную. И был, вероятно, недалек от истины…

Ник стискивал в объятиях горячее тело Ли Тхау – и почувствовал, что его мужская сила постепенно начинает давать о себе знать. Кажется, и Ли Тхау почувствовала происходящее с его организмом: дыхание ее стало более учащенным, она плотнее прижалась к Нику. А он принялся обнажать желанную плоть девушки, чтобы утолить ею свою печаль.

И вот уже совершенно обнаженная Ли Тхау лежит на нем. Никогда прежде они не занимались любовью в хижине, – но сейчас Нику было уже все равно: пусть слышит кто угодно стоны их страсти и звонкие шлепки распаленных тел…

Он вошел в нее так властно и сильно, что девушка вся затрепетала, задрожала, покоряясь своему властелину. А Ник одним рывком подмял ее под себя и, разведя ножки Ли Тхау до отказа, врубился во влажное, ждущее лоно девушки со всей мощью, на которую только был способен. Через пару минут ее тихие стоны перешли в отрывистые повизгивания, а Ник только наращивал свой бешеный напор, стараясь посильнее обрушиваться на девушку всем телом – чтоб громче была неистовая музыка страсти. Пусть их услышат, пусть: знайте, как сумасшедше может любить белый мужчина. И если бы даже ему пришлось сейчас овладеть Ли Тхау прямо на площади, перед глазами многочисленной толпы, – он бы не смутился, не заколебался: смотрите все, как я ее деру, смотрите, смотрите! Ему мнилось, будто не просто девушка корчится и взвизгивает под ним, – это саму судьбу-обманщицу он раскорячил, всаживая в стервозное ее чрево свое грозное орудие. Получай, сучка, получай – за все обиды и потери, за все свои жестокие проделки, я распорю тебя надвое, я накачаю тебя своим семенем так, что оно полезет у тебя изо рта, из ушей, ты будешь просить меня о пощаде, а я буду продолжать насиловать тебя без жалости и сострадания. А по щекам Ника продолжали катиться яростные слезы…

Он грубо мял маленькие грудки Ли Тхау, – казалось, они лопнут сейчас и из них брызнет терпкий сок, он до отказа заламывал ее тонкие руки, словно стремясь выдернуть их вон из плечей, он настойчиво тискал ее твердый зад, пытаясь разорвать ее ягодицы, будто плод абрикоса, и чувствовал, как все более увеличивается и твердеет орудие его мести судьбе.

– Ньик, Ньик… – жалобно, словно щеночек, проскулила Ли Тхау.

И тогда он выдернул из нее свой разъяренный жезл и, скользнув по нему пальцами, подивился на небывалый прежде его размер.

Возможно, девушка полагала, что Ник от нее отступился, – но это было отнюдь не так. Он мгновенно поставил Ли Тхау на колени, пригнув ее голову к циновке так, что потная истисканная попка девушки круто вздыбилась, – и с ходу ворвался в узкий анус. Ли Тхау издала хриплый вопль – он отозвался глухим рыком и продолжал насаживать мятую задницу на свой озверевший скипетр. Удары были столь сильны, что, казалось, любой из них может выбросить Ли Тхау вон из хижины, но Ник цепко держал ее стройные бедра, не давая им уйти от сладкой казни.

– Ньи-ик…

Голосок Ли Тхау перешел уже в хрип, но его орудие не знало устали и продолжало бесноваться в теле девушки.

– Ньик!.. Ньик!.. Я люблю тьебя…

И эти слова из воспаленного рта заставили его содрогнуться всем телом – и наступила развязка.

Безудержный агрессор вырвался из тесного плена – и горячие струи спермы ударили, словно из огнемета, густо орошая тело девушки от ляжек до макушки, тоненькими ручейками стекая со спины по бокам. И Ник, обессиленно рухнув на эту липкую истерзанную плоть, вдруг подумал: «Вот как мы могли бы покорить Вьетнам…» – и тут же провалился в забытье.

Он очнулся оттого, что проказливый язычок Ли Тхау маняще ласкал пальцы его ног. Вот он двинулся вверх по щиколотке, миновал колено, вот, скользнув вдоль бедра, принялся плутать во влажных волосах паха. И вот робко и осторожно коснулся символа власти белого повелителя…

– Шельма ты моя, – разнеженно прошептал Ник, чувствуя, как поднимается в нем новый приступ желания.

Скипетр вновь горделиво вздыбился и вошел в нежный ротик девушки.

– Целуй его, Ли Тхау, соси его, заглоти его по самую глотку…

Ник чувствовал себя так, будто плывет по зыбкому морю, плавно покачиваясь. Волны становились все круче и круче, колыхаясь в ритм сердцу, вот это уже почти шторм – и вот наконец его словно бы швырнуло вверх, к ослепительному солнцу, вспыхнувшему в сознании…

Потом они долго лежали рядом, лишь чуть соприкасаясь бедрами, и молчали. Говорить теперь было уже не о чем.

Когда Ник услышал голоса первых утренних птиц, Ли Тхау зашевелилась, поднялась на ноги. Сейчас она уйдет – уйдет навсегда…

– Подожди, Ли Тхау…

Нику хотелось оставить Ли Тхау хоть какую-нибудь память о себе – и он протянул ей свой солдатский медальон. Пальцы девушки бережно приняли подарок. И нежные губы прильнули ко лбу Ника. И – шелест одежды, звук уходящих ног. И теперь уже только птицы щебечут, встречая рассвет…

Разбудил Ника Фу Чанг.

– Пора, тебе ехать.

– Хорошо, – кивнул Ник. – Я готов.

Старик помолчал.

– Прими от меня вот это, – вымолвил он наконец. – Тебе пригодится.

И в ладонь Ника легло что-то твердое и продолговатое. Он ощупал предмет: то была крепкая трость.

– Спасибо, Фу Чанг.

– Там есть секрет, – сказал старик. – Выдвини до отказа рукоять.

Ник последовал его совету – и из трости выскользнуло узкое длинное лезвие тесака. Он привычно взмахнул им – оружие с тихим свистом рассекло воздух.

– Ну, большое тебе спасибо, старина, – улыбнулся Ник. – Да только с кем мне там драться?

– Будешь точить карандаши, – с неожиданным для него юмором отозвался Фу Чанг.

– И то дело, – засмеялся Ник.

Послышались шаги. Нет, то ступали не легкие тапочки крестьян – тяжелые солдатские башмаки попирали землю.

– Да, вот уже и совсем пора, – кивнул Ник и вставил лезвие обратно в трость.

«Хорошо входит, плотно – будто в…» – мелькнула у него скабрезная мысль.

Нужно было идти.

А дальше было уже неинтересно: пересыльный лагерь, освобождение, дорога домой…

Ник Паркер оторвался от воспоминаний и сильно потер лицо ладонями. Ладно, пора уже и на работу. Не забыть бы еще посуду помыть…

5

– Алло, меня зовут Алина, – раздался в трубке женский голос – визгливый и раздраженный.

Ник Паркер тяжело вздохнул, предусмотрительно немного отодвинув трубку в сторону: надо же, как орет. Это был уже пятый звонок за смену – и все собеседницы, как назло, были жутко злы на своих партнеров. Просто диву даешься, сколько мужиков абсолютно бездарны в постели! А ты тут слушай этих истеричек да старайся подбирать соответствующие утешения.

– Слушаю вас, – вежливо сказал он.

Алина на том конце провода немного отдышалась и начала:

– Это невозможно! Когда я только познакомилась с ним, он обещал, что повезет меня в горы и мы будем жить в маленьком бунгало, только вдвоем, и будет гореть камин по вечерам! А сам…

Ее голос сорвался, в трубке послышались частые всхлипывания.

– Успокойтесь, Алина, не стоит так расстраиваться, – сказал Ник, стараясь придать голосу всю возможную мягкость. – Я – Мистер Доверие, и я постараюсь помочь вам. Такая красивая женщина не должна плакать.

Эту расхожую фразу Нику приходилось произносить довольно часто: он знал, что в большинстве случаев она действует практически безотказно.

Так произошло и на сей раз.

– А откуда вы знаете, что я красива? Почему вы так думаете? – удивилась Алина.

– Ну это же ясно по голосу, – уверенно сказал Ник. – Уж мне-то вы можете поверить.

– Да? А он говорит, что я всего лишь смазлива – и только…

Ее голос звучал еще прерывисто, но чуткое ухо Ника уже уловило в нем кокетливые нотки.

– Ну, зачем же так ему верить. Мне-то виднее, – подбодрил собеседницу Ник.

– Да я теперь вообще ему не верю! – вновь взорвалась Алина. – Он подлый обманщик!

– А не слишком ли вы суровы у нему? Надо же быть в чем-то и снисходительной…

– Снисходительной? К этому ублюдку? Если бы вы знали, что он из себя представляет…

– Что же именно? – поинтересовался Ник, с трудом подавив зевок.

– Он – извращенец, гадкий извращенец! – с пафосом заявила Алина.

«Кажется, знакомый вариант», – смекнул Ник и спросил:

– Что-нибудь насчет мальчиков?

– То есть как это? – опешила Алина.

– Ну, когда мужчин больше интересуют существа того же пола, понимаете?

– Господи, какой ужас! Нет-нет! Да разве так бывает?

«Какая прелесть», – подумал Ник. А вслух сказал:

– Ладно, не будем об этом. Я пошутил.

– Странные же у вас шутки.

– Гм, ну… Так вы говорили – он извращенец? Как же прикажете вас понять?

– Ох, ну я объясню. Понимаете, как-то после вечера в ресторане… Может быть, я тогда выпила чуть больше шампанского, чем следовало… В общем, когда мы с ним ехали обратно… Мы были знакомы уже две недели, и я подумала: почему бы и нет? Ну, и я ему намекнула: почему бы, мол, нам сейчас не поехать ко мне – выпьем по чашечке кофе… И он понял меня правильно – по сути. Но то, что он сделал… Подождите, я закурю.

– Пожалуйста, пожалуйста.

Ник услышал, как на том конце провода щелкнула зажигалка, дымок пыхнул в трубку.

– Так что же он сделал?

– Он тут же затормозил! Прямо посреди улицы. Потом задрал мне юбку, содрал трусики и усадил к себе на колени, мерзавец!

– Вот как?

– Да! И тут же засунул в меня свою ужасную штуковину. Жуткий наглец!

– И что же дальше?

– И стал вовсю во мне шуровать! Я его спрашиваю: «Джейк, но как же кофе?» А он: «Это что – разве обязательно? К чему такие тонкости?» И шарашит в меня свою игрушку все глубже. Я при этом то и дело головой бьюсь о потолок, ногами за какие-то рычаги цепляюсь… А тут еще мимо машины так и снуют, фарами меня освещают! А этот поганец стянул с меня кофточку, лифчик – и играется моим четвертым размером, будто это ему погремушки. И продолжает пихать в меня свой этот самый… А он у него – дюймов десять, наверное, такая оглобля!

– Так это, наверное, хорошо, – осторожно предположил Ник.

– Это замечательно! Я такой штуковины сроду не пробовала. Ну и, естественно, ору как ненормальная, только сиськи прыгают да промеж ног хлюпает… Я раза четыре кончила, пока он не соизволил сделать то же самое. Всю меня залил, зараза такая. Потом спихнул на сиденье рядом и спрашивает так спокойненько: «Так как же насчет кофе, дорогая?» Ах ты, думаю, нахал. «Ладно, – говорю, – я же предложила». Он трогается. Я за одежду берусь – а он: «Чего это ты вдруг? Погоди…» Как то есть погоди? Тут он за угол заворачивает и говорит: «Ты глянь там на заднем сиденье – я тебе подарочек припас». Я, как последняя дура, вся голышом, перегибаюсь на заднее сиденье, а он – по тормозам, наваливается на меня сзади – и опять впендюривает! Ну, не кретин? Хорошо хоть – на этой улице движение было поменьше. Спрашиваю его: «А где ж подарочек?» А он мне: «Да вот же – в тебе торчит, разве не чувствуешь?» И продолжает свой гвоздь вколачивать – как тут не почувствовать? Я визжу, конечно, как резаная – бабулю какую-то с собачкой перепугала. И главное, когда машина навстречу – то фары ужасно глаза слепят. А этот мерзавец вовсю старается, сопит, крякает, кобель окаянный… Ну, кончил наконец, чуть жопу мне всю не расплющил… Ой, простите, а «кончил» – это приличное слово?

– Абсолютно, – заверил Ник Алину.

– Да, так вот: слез он с меня, и тронулись мы дальше. «Что же, – спрашиваю, – мне опять не одеваться?» – «Ладно, – отвечает, – набрось пока что-нибудь…» А я, растяпа, в это «пока» как-то не вдумалась. Натянула кофту с юбкой на голое тело, остальные бебихи в сумочку запихнула. Едем-едем – а он и говорит: «Знаешь, тут такое место есть красивое – пойдем покажу». Ну, пойдем. Вылезли из машины, заходим в скверик какой-то. Темно. Скверик как скверик. «Что, – спрашиваю, – за место?» – «Да вон, – отвечает, – под фонарем». Подходим к фонарю – стоит скамейка обычная. И тут он меня через нее перегибает – и засаживает прямо в жопу! Ох, а это приличное слово – «засаживать»? – вновь спохватилась Алина.

– Вполне, – успокоил ее Ник.

– Ну, хорошо. А то ведь неудобно сказать что-нибудь не то. Так вот засовывает он мне в жопень своего дурака – и по газам! Скамейка жесткая, в живот упирается – а ему-то там сзади мягко! Знай себе наяривает. Я обстоналась вся, задница в мыле – ужас. Выпустил мне в попочку галлон целый – и отвалился. Довольный, как паук. Вернулись в машину, поехали. Я еще не успела сигаретку выкурить, как вдруг он в ширинку к себе заглядывает и озабоченно так спрашивает: «Эге, да что это с ним?» Я, конечно туда же наклоняюсь: «Что?» А там опять его дурень торчит, как часовой. И он одной рукой меня за затылок пригибает, а другой продолжает машину вести, ублюдок! Так и еду дальше с его бамбулей во рту. Что уж там, думаю, надо постараться… В общем наглоталась его добра, – а он смеется: «Ну как коктейль?» – «Фу, – говорю, – какой ты все-таки…» Но вот наконец к моему дому подъехали. «Милости, – говорю, – просим». Поднимаемся на крыльцо – и тут он мне подол задирает и прямо так, встояка, всаживает. Я и сказать-то ничего не успела. Отработал он опять на всю катушку, спрятал свое хозяйство и невинно так говорит: «Ну когда ж наконец кофе? Я уж заждался». Разве не подлец? Поднимаемся ко мне в квартиру. Я на кухню, кофе варить, а его посадила у телевизора. И только я зазевалась – он уже тут как тут: заваливает меня прямо на пол и – ну сами понимаете… Отделал так, что я потом едва ноги обратно сдвинула. Встает, застегивается: «Ладно, пойду, пожалуй». – «А как же, – спрашиваю, – кофе?» – «Как-нибудь в другой раз, дорогая». Мерзавец! И ушел! Вы представляете?

– Ну, хорошо: а почему же вы его извращенцем называете? – полюбопытствовал Ник.

– А как же! Разве приличные люди так поступают? Надо сесть вечером в приличной квартире – ох, я уж и не вспоминаю про бунгало с камином! – выпить по чашечке кофе, поговорить о прекрасном и романтичном, а потом уже, может быть, что-нибудь и произойдет между двумя родственными душами. И я не успокоюсь до тех пор, пока не случится именно так!

– А вы с ним часто видитесь?

– Господи, да каждый день! И всякий раз одно и то же: трахает меня где попало, прямо средь бела дня. Я уж бояться стала в машину к нему садиться. «Ладно, – говорит, – поехали на метро». Так он там меня прямо в вагоне на полу… Из соседнего вагона какие-то негры смотрят, смеются… Пошли в кино – чуть сиденье там не сломали. В зоопарке – ох, это и вообще страшно вспомнить! Я там орала, как павианша, а люди за кустами в двух метpax ходили. Ну откуда только такие хамы берутся! Подонок!

– Я уж не знаю, – сказал Ник, – сочувствовать вам или как? По-моему, вы совершенно счастливой женщиной должны быть – с таким-то приятелем…

– Как вы можете так говорить? – возмутилась Алина. – Я же вам объяснила, как представляю себе это!

– Так что же – с этой чашечкой кофе заветной так до сих пор и не получилось?

– В том-то и дело… Но сегодня наконец, я надеюсь, все будет как надо! Я его перехитрила.

– Как вам это удалось?

– Я пригласила его прямо к себе домой. И, как только он вошел, с порога – прямиком его в ванную: посмотри, мол, кран поломался. И заперла его снаружи! А сама пока кофе сварила – вот, на столике стоит, мягкий приглушенный свет… Уж теперь-то он мой, голубчик…

– Ну что ж, я желаю вам… – начал было Ник, но тут на другом конце провода раздался отчаянный вопль:

– Он опять!.. Джейк, ты разольешь кофе!.. Ах… Ах!.. Джейк… Ах!..

Послышался грохот, звуки отдалились – не оставляя, впрочем, сомнения в характере своего происхождения, – Ник представил себе опрокинутый столик, осколки кофейных чашек, парочку на полу – и осторожно повесил трубку. Наверное, сегодня эта Алина уже не станет перезванивать.

Ник устало перевел дух и глотнул коки из банки. До него донесся голос другого Мистера Доверие, работающего в ночную смену, – толстяка Миллера:

– …Ты облизываешь мне яички, так… А потом, крошка? Берешь в ротик?.. А что же именно ты берешь в ротик? Ну, скажи, я тебя очень прошу… Ах вот что! И что же дальше, моя прелесть?

Ник отчетливо чувствовал запах пота, идущий со стороны Миллера. Почему-то этому бегемоту то и дело попадались скучающие девицы и дамочки, предпочитающие мастурбировать, говоря при этом всяческие скабрезности незнакомому мужчине. Наверно, так у них воображение лучше работает. Ник терпеть не мог подобных клиенток и всегда в таких случаях пытался перевести разговор на какую-либо другую тему. Иногда получалось. А вот Миллер – того хлебом не корми, только подай ему такую абонентку. Человек на своем месте. Он, вероятно, и работать-то сюда пришел ради такого дразнящего словоблудия.

Ладно, надо быть снисходительней к людскому племени. Каждый развлекается на свой лад.

Опять звонок.

– Алло, Мистер Доверие?

– Именно так, миссис. Здравствуйте.

– Интересно, а почему же не «мисс»? – ревниво поинтересовался голос на том конце провода.

– Просто у вас голос достаточно зрелой женщины, вот и все.

– Ладно, это в общем так и есть. Можете называть меня Кэт… Только вот какое дело… Я, понимаете ли, до сих пор не могу чувствовать себя подлинно зрелой женщиной.

– Может, это и к лучшему?

– Ах, да вы не понимаете… Дело ведь вовсе не в возрасте…

– А что вы имеете в виду, Кэт?

– Ну…

Собеседница замялась. Ник терпеливо ждал – сама все скажет, голубка, торопить ее ни к чему. Если ей не жалко своих долларов – ради Бога.

– Простите, – прервала затянувшуюся паузу Кэт, – у меня к вам один вопрос: как вас зовут на самом деле, Мистер Доверие?

Теперь уже замялся Ник. Руководство их службы (а она так и называлась: «Мистер Доверие») настоятельно рекомендовало всем сотрудникам использовать именно этот абстрактный псевдоним – для поддержания имиджа фирмы. Да Ник и сам бы не хотел, чтобы его имя трепали разные дурочки. Только дважды нарушал он это правило – в обоих случаях беседа шла с женщинами, находящимися на грани самоубийства, и для большей доверительности Ник раскрывал свое инкогнито. Но это явно не тот случай. Да и распоряжение начальства – отнюдь не пустой звук: за такую вольность можно запросто вылететь с работы, были такие случаи…

– Разве мое имя имеет такое большое значение для вас, Кэт? – мягко сказал он. – Позвольте мне в этом усомниться. Вы же звоните Мистеру Доверие – так вот именно он вас и слушает. Я к вашим услугам, Кэт.

– Черт возьми, и действительно – какая разница! – экспансивно заявила его собеседница. – Пусть будет Боб, или Майк, или Джонатан – один дьявол. Подождите, а вы хоть белый?

– Для вас это имеет значение?

– Конечно.

– Ладно, не буду делать из этого тайны: я самый натуральный белый, – признался Ник. – А уж имя вы сами подберите по своему вкусу.

– Да не в имени же дело в конце концов, – нетерпеливо сказала Кэт. – Просто нужен нормальный мужчина, готовый исполнить мою просьбу, – вот и все.

– А в чем, разрешите полюбопытствовать, заключается ваша просьба?

Она опять сделала паузу. Ну, думай, думай, а денежки-то капают во имя процветания «Мистера Доверие». Хоть до утра можешь помалкивать.

– Видите ли, – решилась наконец Кэт, – мне нужен мужчина, но не по телефону, а в натуре, живьем… Ну, вы понимаете…

– О да, конечно: шкаф передвинуть. Но для этого есть специальные службы, мэм, – сказал Ник не без легкого сарказма.

Такое в его работе тоже случалось: голодные до секса дамочки – как правило, женщины уже в годах – домогались личного контакта. Однако это было категорически исключено правилами фирмы – да и кто клюнет на такую дешевую приманку? Даже толстяку Миллеру приятнее и безопаснее изливаться в телефонных беседах.

– Но мне очень нужно! – взмолилась Кэт.

Это самое «очень нужно» было сказано с больших букв: Очень Нужно.

Приспичило бабе. Ну, бывает.

– Видите ли, Кэт, мы не оказываем своим клиенткам подобного рода услуг.

– Это каких еще услуг?! – взвилась вдруг Кэт. – Это на что такое вы смеете намекать? Как вам не стыдно, как вы только могли подумать! Я обращаюсь к вам как к порядочному человеку, а вы говорите мне гадости, делаете грязные намеки! За кого вы меня принимаете, а?

Ник опешил – он был совершенно сбит с толку. Может быть, ей и в самом деле просто нужно передвинуть шкаф? Да-да, в четвертом часу утра – самое время. Что же ей надо все-таки?

– Вы просто человек с испорченным воображением, мистер Боб-Клинт-Арчибальд или черт вас знает как! – продолжала кипятиться Кэт. – Это, по-вашему, и называется доверие, да?

Вот ведь до чего бабенку разобрало… Можно подумать, кто-то ей навязывается.

– Простите меня, Кэт, – предельно вежливо промолвил Ник, – я вовсе не имел в виду ничего такого, что могло бы столь вас шокировать.

– Да?

– Ну честное слово, – подтвердил Ник, пребывая в прежнем недоумении.

– А я-то уж подумала…

– Нет-нет, уверяю вас.

– Хорошо, я вам, так уж и быть, поверю, – смилостивилась Кэт. – В общем, если вы подумали о постели – это совершенно не то, категорически!

– Нет-нет, ни в коем случае.

– А вы меня не обманываете?

– Нет, Кэт: я просто органически не способен обманывать женщин.

– Так вот – я повторяю: мне нужен живой, во плоти мужчина…

Ник благоразумно помалкивал, опасаясь вновь ляпнуть что-нибудь не то.

– Мужчина, который мне поможет… Поможет стать настоящей женщиной.

Может быть, старая дева? Нет, пусть лучше сама все скажет.

– Вы меня понимаете? – вдруг спросила в упор Кэт.

Ник хрюкнул в трубку нечто невнятное. Но его собеседница ждала ответа.

– Если говорить начистоту – нет, не вполне, – признался Ник.

– Но это же элементарно, – отозвалась Кэт. – Просто мне нужен любовник.

– Час от часу не легче…

– Хорошо: вам нужен любовник, – медленно, тщательно подбирая слова, сказал Ник. – Но не кажется ли вам, Кэт, что это желание не совсем согласуется с тем, как вы говорили насчет, э-э…

– Насчет постели? – помогла ему Кэт.

– Ну да, – облегченно согласился Ник.

– Это же так просто: мне нужен мужчина, любовник – для предъявления мужу. А постель тут совершенно ни при чем. Теперь понимаете?

– Нет, – честно сказал Ник. – Вообще-то, насколько мне известно, жены предпочитают прятать своих любовников от мужей, а не наоборот. Разве не так?

– Но тут ведь совсем другой случай!

– Да-да, – не стал спорить Ник. – Я вот только не пойму – какой именно?

– Понимаете, дело в том, что Айзек…

– Это ваш любовник? – уточнил Ник.

– Да какой еще любовник! Айзек – это мой муж! Неужели не ясно?

– Ясно-ясно.

– Так вот, Айзек надо мной смеется…

В голосе Кэт послышались слезы.

– Почему же он над вами смеется?

– Он говорит: вот мы с тобой уже двадцать лет женаты, а у тебя до сих пор не было ни одного любовника!

– А что – и действительно?.. – осторожно осведомился Ник.

– Ну разумеется! А как же иначе!

– Да-да, конечно!

– А потому Айзек, – продолжила Кэт, – начал во мне сомневаться…

– В чем же?

– Он начал думать, что сделал неправильный выбор в свое время.

– Вот как?

– Да! Потому что если, мол, на меня никто не клюет, то, стало быть, он не может мной гордиться как женщиной, понимаете?

– Да, отчасти. Я, правда, отнюдь не согласен с позицией вашего мужа… Но я-то чем могу вам помочь?

– Милый мой, я объясню, – оживилась Кэт. – Вы приезжаете ко мне…

– Что – вот прямо сейчас?

– Конечно! Ведь любовники по ночам приходят, разве не так?

– Ну, не обязательно по ночам, насколько я понимаю. Иные и днем норовят…

– Но уж если ночью – то это уж точно любовник, если только не врач и не полицейский.

– И не бандит…

– Да-да, но вы ведь не бандит.

– Разумеется.

– Вот и отлично. Ну и Айзек подумает, будто вы мой любовник.

– Вы меня ему представите, что ли, в таковом качестве? – не понял Ник.

– Почему бы и нет?

– Гм… Но в таком случае вам бы, пожалуй, как раз негр больше подошел: гораздо эффектнее…

– Вы полагаете?

– Да уж…

– Ладно, вы тоже сойдете! От вас ведь не потребуется ничего особенного. А я вам хорошо заплачу.

– Да?

– Да-да! Так вы согласны? – обрадовалась Кэт. – Я диктую адрес…

– Стоп, стоп! – встрепенулся Ник. – С чего вы взяли, что я согласен? Во-первых, я сейчас на работе. И потом, на мой взгляд, это не совсем удачная затея.

– Но почему же?

– Если Айзек не верит вам, то с какой стати он поверит совершенно постороннему мужчине? – резонно предположил Ник.

Кэт на том конце провода задумалась.

– Понимаете ли, – сказала наконец она, – в такой ситуации он другому человеку поверит гораздо больше, чем мне, это уж точно.

– Но ведь он потребует каких-нибудь неопровержимых доказательств, разве не так? А что мы с вами можем ему предъявить?

– Ну… Я скажу, что мы с вами встречались там-то и там-то, столько-то раз…

– Но вы, наверное, нечто вроде этого уже пытались ему говорить? – догадался Ник.

– Это верно… – вздохнула Кэт.

– Видите: дело не выгорает.

– Я придумала: вы можете назвать ему какие-нибудь мои особые приметы!

– То есть?

– Ну, интимные… Например, у меня на внутренней стороне левого бедра есть родинка. Как вы думаете, годится как улика?

– Тут не совсем ясно, кто кого уличает, – проворчал Ник. – А родинка – что ж, вроде недурно. На левом бедре, вы говорите?

– На левом, на левом! – с готовностью подтвердила его собеседница.

Ник уже не знал, плакать ему или смеяться. Но в конце концов эта чудачка просит его о помощи… Неудобно отказывать женщинам, даже таким глупеньким.'

– Вот что, – решительно сказал он. – Ехать к вам в гости я не собираюсь…

– Ну, почему-у? – заныла Кэт.

– Но тем не менее постараюсь помочь. Зовите-ка к телефону этого вашего Айзека, а я попытаюсь запудрить ему мозги.

– Ой, правда?

– Валяйте – попробуем. У вас телефон без определителя номера?

– Без.

– Вот и о'кей. Тащите сюда вашего фрукта…

– Сейчас, сейчас! Я мигом!

Да, так уж человек устроен, размышлял Ник, что нипочем ему не угодишь. Жена ему, видите ли, не изменяет! Причем целых двадцать лет – чемпионка, а? Другой бы радовался – а этому без жениного адюльтера узы Гименея не по нраву. Хотя, может, и впрямь по нынешним временам двадцать лет без ходки налево – нелепица…

– Алло! – послышался в трубке раздраженный мужской голос.

Бедняга, она же его из постели вытащила…

– Это ты, что ль, Айзек? – рявкнул Ник с пьяно-развязной интонацией. – Ты, что ль, мудило?

– Какого черта!..

– А не фига ругаться, между прочим! Ты слушай сюда! Я насчет бабы твоей звоню, понял? Насчет маленького котеночка Кэт.

– Правда? – голос Айзека из возмущенного превратился вдруг в насмешливый. – И что же вы хотите мне сообщить в связи с моей женой?

– А то, что обрыдла мне твоя кобыла, – заплетающимся языком молол Ник. – В первый раз не распробовал толком, а на второй – фу-у, ну чему ты ее учил? Двадцать лет ее по койке валяешь, а она все еще бревно бревном.

Айзек ехидно хмыкнул.

– Я понимаю – может, это она от смущения, – продолжал дурачиться Ник, – но мне такого добра и даром не надо. Сам пользуйся, коли нравится.

– Послушайте, а вы ничего не путаете? Скорее, вам с пьяных глаз что-то померещилось.

– Чего тут путать-то? Знаю я ее как облупленную, всю оглядел, от макушки до пяточек. Хочешь конкретней?

– Валяйте, валяйте, – хихикнул Айзек.

– Ну вот на левой ляжке у нее изнутри родинка, ага? Что – не так разве?

– Так, так… А про другую – на копчике – она вам разве не говорила?

– Нет, – ляпнул Ник и понял, что прокололся.

– А про шрамик на правой груди? – откровенно веселился Айзек. – Про длину клитора?

Ник смиренно помалкивал.

– Вы, мой дорогой, не огорчайтесь, – добродушно пояснил Айзек. – Не вы первый, не вы последний. Кэт такая врушка. Извините, но я в жизни не видел более лживой бабы, просто уникум какой-то. Врет мне напропалую – да еще и других науськивает постоянно. Так что вы уж ее простите, мистер Как-вас-там… Она мне столько уже пыталась понавертеть, что нипочем ей не поверю, пока не увижу собственными глазами.

– А что бы вы хотели увидеть? – спросил Ник уже нормальным голосом.

– Да вот то самое, – хмыкнул Айзек. – Поверьте: нельзя верить женщинам, нельзя. Так и норовят тебя облапошить – это у них в крови.

– Понятно, – сказал Ник и почувствовал, что крыша у него от общения с этой прелестной парочкой съехала немножко набок. – Ладно, всего вам хорошего, извините.

– Погодите, погодите! – спохватился Айзек. – Возможно, вы только трепаться горазды, но если способны предложить нечто реальное – милости прошу.

– Нет-нет, благодарю, – поспешно отказался Ник.

– Жаль, – разочарованно сказал Айзек. – Ладно, вы тут с Кэт еще поболтайте – вдруг чего… А я спать пошел. Пока, мой дорогой.