Текст книги "Журнал «Если», 1997 № 02"

Автор книги: Говард Филлипс Лавкрафт

Соавторы: Урсула Кребер Ле Гуин,Майкл Джон Муркок,Кирилл Королев,Стивен Ридер Дональдсон,Энди Дункан,Дмитрий Караваев,Сергей Кудрявцев,Джером Биксби,Сергей Переслегин,Людмила Щекотова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 24 страниц)

– А вы слышали, – проговорил он тем же учтивым тоном, – что Кодар и его мятежники намерены отметить эту ночь новой атакой? Мои разведчики уверенно подтвердили эти слухи. Они сообщают, что Кодар собирается поджечь самый большой склад Лодана. Пропадет весь годовой запас строительного материала. – Его пухлые губы тронула мимолетная улыбка. – Как вы считаете, миледи, будет ли мудро с моей стороны предупредить королеву Дамию об этой угрозе?

– Бессмысленно, милорд, – ответила я. – Я не сомневаюсь, что она получила точно такие же сообщения.

На самом деле я подозревала, что все до единого шпионы Империи не хуже Тоуна посвящены в планы Кодара.

– Вы заметили, – продолжала я, стараясь смутить короля, – что атаки Кодара удивительно неэффективны, несмотря на то, что он предпринимает их слишком часто? Вести о его намерениях бегут впереди него. А может быть, – я попыталась скопировать тон правителя Ганны, – его намерение напасть на Лодан – всего лишь ложный выпад?

Глаза Тоуна оставались по-прежнему холодными и бесцветными, но одна бровь невольно дрогнула. Хранилища Ганны были не менее уязвимы, чем склады королевы Дамии.

Прежде чем он успел ответить, я кивнула ему и отошла, чтобы поздороваться с графом Торнденом. Краем глаза я заметила, что маг Райзель нахмурился, словно пытался скрыть улыбку.

Граф Торнден представлял для меня гораздо более серьезную угрозу, чем остальные правители, а следовательно, я должна была уделить ему самое пристальное внимание. Он называл себя «граф», объявив, что не станет «королем», пока его не признает вся Империя. Я считаю, что это было самое остроумное заявление, которое он когда-либо сделал: Торнден не отличался особым умом. Он возвышался надо мной, словно гора, и хмурился, точно я его обидела. Когда граф заговорил, обнажились зубы, острые, как клыки дикого зверя. Он демонстративно не прикоснулся к моей руке.

Такое наглое поведение заставило собравшихся напрячься, послышались тихие комментарии, однако я игнорировала тех, кто наблюдал за мной. Гордо выпрямившись, я встретилась глазами с Торнденом.

– Милорд Набала, – тихо проговорила я, – добро пожаловать во дворец, несмотря на то, что вы не считаете нужным приветствовать меня, как того требуют приличия. Сегодня день моей коронации, и многое изменится. Подозреваю, что прежде чем взойдет солнце, вы будете счастливы, если еще сможете назвать себя правителем Набала.

Несколько мгновений я наблюдала за его ухмылкой: ему показалось, что он понял мой намек. А потом я с невероятным удовольствием заметила, как он нахмурился, сообразив своим скудным умишком, что мои слова можно трактовать и по-другому. В ответ он только прорычал что-то не очень внятное.

Ради того, чтобы продемонстрировать хорошие манеры и то, что я смогу стать настоящей Императрицей, я поздоровалась с магом Торндена так же, как и с магом Тоуна. Бродвик из Набала был бесформенным, толстым и неопрятным, раболепным и одновременно исключительно отважным человеком. Казалось, он странным образом зависит от Торндена. Бродвик, как и его господин, отказался поцеловать мне руку.

Я сделала вид, что не заметила этой оскорбительной выходки. Что бы ни двигало Бродвиком, он был опасен. Я продолжила обход бального зала, кивая тем, кто смотрел на меня доброжелательно, запоминая тех, в чьих глаза находила враждебность. Я бы многое отдала за то, чтобы не приближаться к королеве Дамии, но, к сожалению, не могла себе этого позволить.

Возможно, я оставила ее напоследок подсознательно, тайно надеясь, что мне все-таки удастся избежать разговора с ней. По правде говоря, я ее боялась – да еще похожего на хорька мага Скура, который ей служил. Или дело в том, что красота и грациозность правительницы Додана заставляли чувствовать себя посудомойкой рядом с ней? А может быть, в том, что, по сравнению с ее великолепным платьем и украшениями, мой самый роскошный наряд показался бы старомодным и жалким? Даже в голосе Райзеля, когда он говорил о Дамии, появлялись какая-то непонятная мне тоска и желание. Я завидовала королеве, хотя и считала, что не нуждаюсь во внешнем блеске. Однако королева Дамия обладала еще одним достоинством, от которого внутри у меня все холодело, потому что и в этом я не могла с ней тягаться. Играть словами с королем Тоуном – нет ничего проще. Граф Торнден был прозрачен в своей злобе и не вызывал тайных опасений. Но королева Дамия была намного хитрее их обоих – хитрее и коварнее. Я знала, что мне не достанет ума противостоять ей. У меня недостаточно опыта, чтобы обойти расставленные ею ловушки.

В этом ей старательно помогал маг Скур. Поговаривали, что он служил ей потому, что Дамия позволила пользоваться ее громадным состоянием для проведения любых экспериментов и исследований. А еще я слышала, будто бы он прибыл на церемонию коронации, изрядно подготовившись, и готов изменить весь порядок вещей в Империи.

Райзель только посмеивался над этими слухами, хотя в его голосе особой уверенности не слышалось. Создание образов того, что является реальным – обычное для мага дело, все зависит лишь от уровня умений, пристрастий и способностей. Но настоящее Волшебство остается тайной, которая выше знания, выше обычного порядка вещей, выше материального. А по слухам, Скур раскрыл секреты самого Волшебства.

Подходя к королеве Дамии и ее придворным, я чувствовала себя растерянной девчонкой.

Королева так ослепительно улыбнулась, что мне стало неловко – словно это я оскорбила ее своими дурными манерами, когда она демонстративно не поцеловала моей руки. Но ее мелодичный голос, похожий на пение флейты, скрасил недостойное поведение.

– Миледи, – ласково проворковала Дамия, – я видела портреты ваших предков, которые висят в галерее дворца. Вне всякого сомнения, только истинные краски в состоянии передать значительность Императоров. Но портрет вашей бабушки, по словам тех, кто ее видел, очень точно изображает мать Императора-Феникса. Вы на нее невероятно похожи. Ваше безыскусное платье очаровательно и великолепно подчеркивает ваши достоинства.

Она говорила, а я не сводила глаз с ее декольте, словно была мужчиной. Поразительное зрелище; оно меня настолько захватило, что прошло несколько мгновений, прежде чем я поняла, что меня оскорбили, причем не один раз.

– Вы мне льстите, миледи, – ответила я, заставив себя говорить спокойно и уверенно, надеясь, что я не покраснела на глазах у всех. – Я видела портрет моей бабушки. Она была намного привлекательнее меня. – Мне удалось взять себя в руки, и я продолжала уже гораздо увереннее: – Королева Дамия всех затмевает красотой.

Уголок ее рта чуть дернулся, от удовольствия или смущения – не знаю. Впрочем, мой ответ заставил ее переменить тему разговора.

– Миледи, – мягко проговорила Дамия, – с моей стороны, дурной тон обсуждать дела Трех Королевств в такой праздничный день, но нужды подданных заставляют меня забыть о манерах. Новый Император должен непременно пересмотреть систему цен на лоданское дерево относительно стоимости руды и драгоценных камней Набала и продуктов питания, поставляемых Ганной. В особенности, когда речь идет о красном дереве – у нас его совсем немного, а становится все меньше и меньше. Цены на него должны быть повышены, иначе нас ждет нищета.

Понять, о чем она говорит, стоило мне немалых усилий. Дамия была готова к любому исходу испытания. Если я взойду на Трон, она с милой улыбкой заявит: «Давайте обсудим цены на красное дерево, миледи». В то же самое время она давала понять всем, кто ее слышал, что следующим правителем Империи будет сама королева Дамия.

Вести с ней подобные разговоры было мне не под силу. Чтобы избежать продолжения, а с другой стороны, не показать, что ей удалось меня смутить, я рассмеялась. Лично мне собственный смех показался каким-то неуверенным. Впрочем, для всех остальных он прозвучал вполне естественно.

– Конечно же, вы шутите, миледи. Народу Додана нищета не грозит, вы всегда сможете продать ваши драгоценности, чтобы прийти ему на помощь.

Среди собравшихся кто-то вскрикнул, кто-то захихикал; я услышала удивленный шепот и одобрительные комментарии.

У меня не было ощущения, что я одержала победу. Отвернувшись от королевы, я увидела лицо мага Скура. Он ухмылялся так, точно мое поражение было делом решенным.

Надо отдать должное Райзелю, который лишил правительницу Додана возможности ответить на мои слова. Он сделал едва заметный жест, который мгновенно поняли слуги, и в зале прозвучал сигнал гонга.

– Дамы и господа, – сказал он совершенно спокойно, как будто и не подозревал о страстях, бушевавших вокруг, – друзья, приступим к пиру. Дочь Императора-Феникса просит всех к столу.

С непроницаемым лицом он предложил мне руку и повел в пиршественный зал. Я вцепилась в его локоть сильнее, чем собиралась. Когда мы вошли в коридор, соединявший бальный зал с трапезной, Райзель тихонько прошептал:

– Пока все идет хорошо. Могу побиться об заклад, что даже гордая королева Дамия несколько озадачена. Постарайся не допускать ошибок.

Возможно, мне не следовало ему доверять. Но ведь он был моим другом, и я была благодарна ему за это. В ответ я шепнула:

– Райзель, не оставляй меня наедине с этими хищниками.

– Таков обычай, – ответил он, не поворачивая головы. – А я буду услаждать магов, пока пируют их господа. Не забудь, у тебя хороший аппетит. Они не должны увидеть, что ты потеряла его от страха. – Несколько мгновений спустя он добавил: – Может быть, мне удастся выяснить, что заставило Кашона пойти на службу к королю Тоуну.

Пришлось удовлетвориться этим.

У двери, ведущей в пиршественный зал Императоров, он отпустил мою руку. Я вошла одна, впереди всех гостей.

В зале горело множество свечей, было тепло, играла музыка и витали соблазнительные ароматы. В огромных каминах весело потрескивал огонь, его разожгли вовсе не потому, что в этом была какая-то необходимость, просто танцующее пламя создавало уют и поднимало настроение. На столах, накрытых роскошными скатертями из дамаста и сервированных великолепной посудой, мерцали бесконечные ряды канделябров. В углу расположился оркестр, музыканты негромко наигрывали какую-то веселую мелодию. Свечи, напитанные благовониями, превращали каждый вдох в изощренное наслаждение. Однако сегодня все это не радовало меня и не наполняло душу миром и покоем. По традиции маг Райзель не должен был присутствовать на этом пиру; и точно так же, по традиции, я буду сидеть одна, за отдельным столом, накрытым только для меня. Длинные столы выстроились полукругом; мой поставили на низкой платформе у всех на виду, так, чтобы каждый присутствующий в зале мог разглядывать меня во время пира.

«Варварский обычай», – мрачно подумала я. И тем не менее я понимала, для чего он нужен. Всегда лучше – так учил меня отец – править, будучи уверенной в себе, чем полагаться на демонстрацию силы. Я покажу своим врагам, что не боюсь их и могу спокойно есть, когда они пронзают меня взглядами.

Собравшись с силами, я подошла к столу и принялась ждать, пока три правителя, их придворные, знатные семьи и мелкие дворяне, мои друзья и враги займут отведенные им места. Наблюдая за ними, я на минуту подумала, что неплохо было бы стать Горгоной, как один из моих предков, который мог с легкостью превратить в камень тех, кто желал ему зла.

Все гости заняли свои места, я произнесла короткую речь, как того требовал обычай, предложив всем оценить гостеприимство и великолепную кухню императорского дворца. Я немного успокоилась, и голос у меня совсем не дрожал. Я продолжала стоять, пока все гости не сели, а потом мажордом хлопнул в ладоши, слуги засуетились вокруг столов, и я с удовольствием опустилась в кресло.

Тут же появились первые блюда. И опять, в соответствии с традицией, окутанные паром подносы и блюда с мясом, вино и супницы, источающие изысканные ароматы, сначала были поднесены мне. А следом появился слуга, в обязанности которого входило их дегустировать для меня, а я стану пробовать еду для гостей. Так будет соблюден этикет и проявлена осторожность.

Тут меня ждал первый сюрприз. К моему столу подошел совсем другой дегустатор, не тот, который обычно прислуживал за столом. Я увидела высокого молодого человека, прекрасно сложенного, лет на десять старше меня. Я его встречала пару раз во дворце с тех пор, как умер мой отец, но не более того – впрочем, я не могла не обратить на него внимания, он был необыкновенно хорош, так что у меня даже защемило сердце. Ни один мужчина еще не вызывал во мне подобных чувств. Звали его Уоллен. Свечи, танцующее пламя, приятная музыка – все это делало его еще прекраснее: мне казалось, он само совершенство.

Поглядев на него, я подумала, что именно такие мужчины приходят к девушкам во сне. Правда, опытные женщины им не доверяют.

Играла музыка, и моих слов никто не мог услышать. Я очень тихо сказала:

– Это же не твоя обязанность, Уоллен.

– Извините, миледи, – он держался весьма достойно и уверенно. – Не сердитесь. Ваш дегустатор заболел – легкое недомогание, но он вынужден остаться в постели. – Уоллен улыбнулся, скромно опустив глаза. – Я так долго умолял мажордома позволить мне заменить дегустатора, что он согласился.

– У тебя странные желания, – заявила я, разглядывая его. По правде говоря, я опасалась его гораздо меньше, чем себя – меня к нему влекло. – Зачем тебе такая опасная служба? В Трех Королевствах частенько прибегают к помощи яда, если нужно от кого-то избавиться.

Он ответил мне так же тихо:

– Миледи, ваши гости ждут начала пира.

Один короткий взгляд подтвердил его слова. Некоторые мужчины и женщины внимательно наблюдали за мной, другие держались так, словно их что-то беспокоило. Я махнула рукой.

– Пусть подождут. – Чем неувереннее они себя будут чувствовать, тем лучше. – Ты меня занимаешь.

– В таком случае, я вынужден ответить честно на ваш вопрос, миледи. – Он говорил осторожно, однако я видела, что он не смутился.

– Говорят, Императоры предпочитают выбирать себе супругов из простых людей, а не из благородных семей и, конечно же, не из числа сторонников трех правителей. Очень мудрое решение, поскольку в этом случае не возникает никаких пересудов о предпочтительном отношении к кому-то одному – и тогда миру и покою Империи не грозит серьезная опасность. – Он огляделся по сторонам, убедился, что рядом никого нет, и продолжил: – Миледи, когда вы будете выбирать супруга, я прошу вас рассмотреть мою кандидатуру. Я служу вам, чтобы привлечь ваше внимание.

Он поразил меня. Я не из тех женщин, о ком мечтают привлекательные мужчины. Поэтому я ответила ему с горечью:

– Ты мечтаешь о власти, Уоллен?

– Миледи! – Он держался просто восхитительно. – Я мечтаю о вас.

В первую минуту я чуть не расхохоталась ему в лицо. Но поняла, что если рассмеюсь, то в следующее мгновение брызнут слезы. Он пробудил во мне желание быть любимой. Я не хотела, чтобы меня боялись или ненавидели: боль от того, что я никому не нужна, пронзила сердце. Стараясь держаться как можно строже, я сказала:

– Ты смелый человек, может быть, даже слишком. Или просто не понимаешь, чем рискуешь. Я ведь еще не взошла на императорский Трон. Если я потерплю неудачу, человек, осмелившийся встать рядом со мной, разделит мою судьбу. Позволив тебе рисковать жизнью, я покажу, что не достойна управлять Империей. – Но потом я немного смягчилась. Некоторые слабости следует выпускать на свободу, иначе они все равно найдут выход, только каким-нибудь иным способом. – Можешь быть уверен, я обратила на тебя внимание.

– Ваши слова меня удовлетворили, – ответил он.

Однако его глаза сообщили мне, что вскоре ему потребуется новое доказательство.

Он поразил меня до такой степени, что я даже почувствовала облегчение, когда он приступил к выполнению своих обязанностей, дав мне возможность заняться первым блюдом и не встречаться с ним больше взглядом. Его поведение бросало вызов здравому смыслу. Следовательно, я не должна была ему доверять. И тут меня возмутило то, как сильно я сама хочу бросить вызов здравому смыслу.

У меня не было аппетита, я не хотела даже смотреть на блюда, которые появлялись на моем столе. И потому огромным усилием воли заставляла себя попробовать каждое и сделать вид, что оно мне очень нравится. Но в конце концов я смогла взять себя в руки. Когда слуги отправились обслуживать другие столы, унося с собой тяжелые подносы, я стала играть свою роль увереннее и спокойнее.

Однако каждый раз, когда глаза королевы Дамии останавливались на мне, я старалась отвернуться. Я готова встретиться лицом к лицу с любым из гостей, с каждым по отдельности или со всеми вместе. Но справиться с правительницей Додана мне не под силу.

Пир был в полном разгаре. Никто не произнес ни единого тоста в мою честь. Нарушение этикета, но я решила не обращать на это внимания, учитывая малочисленность и, следовательно, уязвимость своих доброжелателей. Я тоже не предложила ни одного тоста. Напряжение и враждебность несколько скрашивали прекрасная музыка, роскошная, обильная еда, поверхностные, легкие разговоры и шутки. А потом музыканты отложили в сторону свои инструменты, чтобы дать возможность выступить менестрелям.

Пожалуй, менестрели были единственными людьми в этом зале, кто ничем не рисковал. Они прибыли во дворец, надеясь стать знаменитыми или еще раз подтвердить свою славу и упрочить положение в гильдии.

Обычай требовал, чтобы менестрель хозяев дома пел первым; он представил на наш суд поразительную по красоте и совершенно не соответствующую истине балладу о том, как Император-Василиск ухаживал и наконец завоевал дочь фермера из Ганны, принципиального противника какого бы то ни было Волшебства. Потом пришла очередь менестрелей трех правителей. Однако вперед выступили только двое – граф Торнден не привез с собой менестреля, видимо, не посчитал нужным тратить время на такие глупости. Представитель короля Тоуна был первым благодаря положению, которое занимал в гильдии; он пропел чудесную, льстивую балладу, весьма сложную по форме, но абсолютно простую по содержанию – неприкрытое прославление монарха Ганны. Впрочем, я на него совсем не обиделась. Я была готова слушать его до бесконечности. Песни менестрелей завораживали меня, словно обладали способностью отодвинуть то, что ждало меня впереди.

Певец королевы Дамии исполнил балладу, от которой у меня перехватило дыхание. Я никогда не слышала ее раньше, она была страстной и одновременно печальной, пламенной и исполненной горечи – такими бывают только самые лучшие из песен. Если коротко, в ней рассказывалось о том, как Император-Василиск, дед моей бабушки, убил последнего Дракона.

Эта идея показалась мне пугающей: одна Сущность погубила другую, лишив мир дара Истинного. Насколько я знала историю Империи, только созданные Волшебством образы древних Сущностей сражались и убивали друг друга. А сами Волшебные Сущности не враждовали друг с другом, соблюдая интересы, защищая нужды и выполняя свои обязательства только перед Истинным и не замечая ничего остального. Но менестрель королевы Дамии пел о том, как Император-Василиск избавил королевство от последнего Дракона, потому что эта жестокая, могущественная Сущность стала нападать на жителей Трех Королевств. И тогда ради блага народа, правителем которого он был, Императору-Василиску пришлось пролить кровь своего сородича, и эта кровь осталась на его руках до самой смерти. Она проникла так глубоко под кожу, что Император был вынужден прятать руки, столь уродливыми они стали.

Когда последние звуки стихли, я вдруг поняла, что лицо мое залито слезами, а сердце сжалось от боли. Это всего лишь песня, убеждала я себя. Она не имеет над тобой никакой власти. Не веди себя как глупая девчонка. Но я отвечала сама себе: последний Дракон! О, отец всех Императоров! Последний! Как ты допустил такое?

Я не обращала внимания на гостей, которые видели, что я проявила слабость, и не слышала ни единой песни и баллады, пропетой оставшимися менестрелями. Я думала о том, что потерял мир со смертью последнего Дракона, и о прекрасных Сущностях, приходивших ко мне во сне с самого раннего детства: яростном Крылатом Драконе, диком Бэнши, ужасном Горгоне и неуловимом Василиске, загадочном Фениксе. Я вспомнила свой сон о том, как наступит день, когда и я стану одной из них, превратившись в Сущность.

В конце концов я заставила себя успокоиться: эта баллада – явный вымысел. Маг Райзель поведал мне все, что знал об истории Волшебства в нашей Империи, но он ничего не говорил о кровопролитной войне между Сущностями. А кто пропел песнь, которая так сильно ранила мое одинокое сердце? Кто, как не менестрель королевы Дамии?

Еще одна ее уловка?

Я не могла понять, чего добивалась Дамия. Во всем, что она делала, истинные намерения были спрятаны за фасадом исключительной невинности. Может быть, она надо мной насмехалась или хотела предупредить. Какую бы цель она ни преследовала, я боялась, что уже стала жертвой ее хитрости. Теперь я больше не избегала смотреть на нее; когда она поглядела в мою сторону, я позволила ей увидеть мрак и холодную ярость в моих глазах.

Возможно, я должна была каким-то образом растянуть пир. Ведь каждое событие этого вечера приближало мое испытание. Однако я мечтала поскорее снять маску уверенности в себе, которую вынуждена была надеть, когда спускалась по парадной лестнице. Мне казалось, что улыбка вот-вот соскользнет с моих губ, мне было необходимо немного побыть в одиночестве, чтобы снова собраться с силами и продолжить этот вечер. Поэтому, когда менестрели закончили петь, я встала и поблагодарила их за выступление. По этому сигналу слуги принесли изысканные вина и коньяки, которые должны были завершить банкет; гости тоже стали подниматься из-за столов, чтобы немного размяться и поболтать перед балом.

Однако когда я повернулась, чтобы покинуть зал, ко мне подошел слуга и шепотом передал, что король Тоун просит об аудиенции перед балом.

Я разгневалась, но виду не подала, потому что никоим образом не могла отказать ему в этой просьбе. Я велела слуге проводить короля Ганны в комнату для личных аудиенций, расположенную рядом с пиршественным залом.

В нашем дворце таких комнат несколько – здесь Император может спокойно разговаривать с правителями, советниками, посланниками и разведчиками (впрочем, всем известно, что, на самом деле, эти комнаты далеко не такие уединенные). Правитель, который намерен избежать кровопролития, старательно хранит секреты, давая при этом понять своим соперникам, что их тайны в любой момент могут стать всеобщим достоянием. Поэтому в некоторых комнатах, предназначенных для бесед такого рода, висят гобелены, за ними можно затаиться и подслушать, о чем идет речь; в других имеются специальные слуховые щели, искусно сделанные в стенах, так, что их невозможно заметить, или потайные двери, через которые, в случае необходимости, ворвется стража.

Для разговора с королем Тоуном я выбрала комнату, где на стене висел гобелен, изображавший восшествие на престол Императора-Феникса. Однако не стала никого прятать за ним – ни мага Райзеля, ни стражи. Пусть король Тоун думает, что пожелает – он не будет знать наверняка, подслушивают нас или нет. Мне же было необходимо доказать себе, что я могу встретиться с ним один на один. А если Райзелю нельзя доверять, значит, у меня должно быть от него как можно больше секретов.

Войдя в комнату, я стала жертвой собственных страхов: подошла к гобелену и на всякий случай проверила, не прячется ли там кто-нибудь. Затем уселась в великолепное резное кресло, предназначенное для императоров, и стала ждать появления короля Тоуна.

Он пришел почти сразу, без сопровождения своих придворных и охраны. Поскольку я не предложила ему сесть, он остался стоять. И ждал (я сознательно заставила его немного поволноваться), пока я давала указания слуге, чтобы тот принес графин лучшего бренди Императора– Горгона. Затем я демонстративно налила темно-янтарный напиток в один из бокалов – для короля Тоуна – и сказала, напустив на себя простодушный вид:

– Милорд, вы просили об аудиенции. Желаете на что-нибудь пожаловаться? Вы недовольны тем, как вас принимают в нашем дворце?

Он взял бокал в руки и принялся молча его разглядывать. Бренди было испытанием. Мой собеседник в любом случае проявил бы неучтивость: отставив бокал в сторону (потому что я не пью) или осушив его, в одиночку. Сердце у меня сжалось, когда он поднес бокал к губам и сделал маленький глоток.

Молочно-белые глаза не выдали его чувств, когда он наконец посмотрел на меня.

– Миледи, – медленно проговорил Тоун, – ваше гостеприимство безупречно, как и всегда. Неужели вы думаете, что я стал бы беспокоить вас по такому ничтожному поводу?

– Какое значение имеет предлог, – ответила я, чтобы выбить его из седла, – если мы получили возможность поговорить друг с другом?

Он, словно слепец, уставился на меня, а потом так же медленно спросил:

– Миледи, что вы хотите этим сказать?

Я улыбнулась столь двусмысленно, что ему в голову пришло сразу несколько разных предположений, и ответила:

– Милорд, ведь это вы просили об аудиенции. А вовсе не я.

– Миледи, – мгновенно сказал он, будто в его словах и не было никакого скрытого смысла, – на балах, подобных этому, маги частенько демонстрируют свои способности. Я прошу вас разрешить моему магу немного развлечь гостей.

Он меня удивил, но я постаралась это скрыть.

– Кашону? – с любопытством спросила я. – Вы назвали его мастером Огня…

На пухлых губах Тоуна появился намек на улыбку.

– В этом случае представление, которое он устроит, может оказаться небезопасным для тех, кто собрался в зале. Почему вы хотите, чтобы он продемонстрировал свои способности здесь и сейчас?

– Миледи, вы еще не взошли на Трон. Вы всего лишь на него претендуете. И проявите мудрость, оценив по достоинству выступление моего мага.

Его тон заставил меня напрячься. Я поняла, что он мне угрожает, но только никак не могла сообразить, чем именно. Поэтому я ответила очень осторожно:

– Не стану отрицать, я действительно всего лишь претендент на Трон. Но еще и дочь своего отца, Императора-Феникса. Я не могу подвергать риску здоровье моих гостей только ради того, чтобы узнать, на что способен Кашон.

Тоун отлично разыграл свою партию. В его вежливом голосе звучала лишь скука человека, старающегося скрыть, что он страшно устал от людского несовершенства.

– Вероятно, если вы сумеете понять возможности использования Огня, – сказал он, – то не станете рисковать судьбой всей империи, предпринимая глупую попытку взойти на Трон. Быть может, если я смогу раскрыть вам глаза на реальное положение вещей, вы увидите, что, кроме вас, есть другие, более достойные претенденты на Трон Империи.

«И ты осмеливаешься это говорить? – чуть не сорвалось с моего языка. – Ты смеешь так со мной разговаривать? Я надену на тебя кандалы и запру в самой холодной камере подземелья, и ты больше никогда не сможешь никому угрожать. Такой властью я обладаю, пока еще не закончился сегодняшний вечер!»

Но я промолчала. Спрятала гнев подальше и произнесла совершенно спокойно:

– Вы имеете в виду себя, лорд Тоун. Пожалуйста, продолжайте.

Он осушил свой бокал с таким видом, точно уже одержал победу, затем снова наполнил его. Мимолетная улыбка дала мне понять, что я полнейшее ничтожество, неспособное оценить даже букет хорошего бренди.

– Миледи… – Он уже не скрывал своего сарказма, – я не думал, что вам нужно объяснять простые вещи. Маг Райзель оказался плохим учителем, если вы не понимаете, что я имею в виду. Объясню так, чтобы вам стало ясно. Ганна кормит все Три Королевства. Лодан и Набал обеспечивают нас предметами роскоши, но Ганна дает саму жизнь. А мне всей душой служит маг Кашон, который покорил Огонь.

Я смотрела прямо в его водянистые глаза.

– Это мне понятно. Что еще?

Король Тоун не сдержался и улыбнулся.

– Миледи, вы просто очаровательны. Вам к лицу девичье простодушие. Но оно абсолютно несовместимо с ролью Императрицы. Однако вы приказали мне выражаться яснее, и пока сегодняшний вечер не закончился, я обязан подчиняться. Так вот, выражаясь яснее, вам следует отказаться от своих притязаний на Трон Императоров. И уступить дорогу тем, кто достойнее вас. Если вы не подчинитесь – я стараюсь выражаться ясно и понятно, в соответствии с вашим желанием, – если вы сделаете хотя бы один шаг в сторону ступеней, ведущих к Трону, мой маг выпустит Огонь на свободу.

– Пострадает не дворец, – быстро продолжил Тоун, как будто я успела задать ему вопрос. – Конечно же, нет. Могут пострадать невинные люди, как вы сами справедливо заметили. Кашон подожжет поля и урожай Ганны. Естественно, мои тайные хранилища Огонь не тронет, но Лодан и Набал ждет жестокий голод. Они будут голодать, миледи, до тех пор, пока не вручат корону Империи мне. – И уже совсем радостно он закончил: – Вряд ли вы захотите бросить мне вызов ценою сотен тысяч жизней.

Я дрожала от потрясения и гнева. Одно короткое мгновение я боялась, что он разгадает мои чувства.

– А вы смелый человек, милорд, – тихо сказала я, не поднимаясь со своего кресла. – Видимо, вас не беспокоит, что вы можете войти в историю как виновник страданий миллионов людей и что вас будут ненавидеть повсюду. Очевидно, вы хорошо все продумали. Отлично. Может быть, милорд, вы скажете мне, что намерены сделать, если я позову стражу и прикажу бросить вас в темницу?

Он посмотрел в мою сторону так, будто меня не существовало вовсе, и вдруг ухмыльнулся.

– Не советую, – ответил он. – Я дал магу четкие указания. Если я не появлюсь в ближайшее время в бальном зале, он приступит к уничтожению Ганны.

– Понятно, – кивнула я, признавая его предусмотрительность. – А если я посажу в тюрьму и Кашона?

– Миледи, – терпеливо, словно демонстрируя добрую волю, проговорил Тоун, – я же сказал, что он мастер. Уж наверняка Райзель объяснял вам, что маг способен творить заклинания, даже находясь в заточении. Ни расстояние, ни тюремные стены не защитят Империю.

Я помолчала несколько мгновений, собираясь с мыслями. План Тоуна зависел от Кашона, человека, чья честность никогда не подвергалась сомнению. Однако правитель Ганны был уверен, что Кашон выполнит его волю и готов причинить столь страшное зло жителям королевства. Меня эта мысль возмутила. Но я по-прежнему держала себя в руках. Глядя прямо в глаза своему противнику, я спросила:

– Неужели вы и в самом деле совершите этот варварский поступок, милорд?

– Миледи, – снова терпеливо проговорил он, – ваши сомнения оскорбительны. – Его глаза были непроницаемы. – Я намерен править Тремя Королевствами, и вы не сможете мне помешать.