Текст книги "Путь Пилигрима"

Автор книги: Гордон Руперт Диксон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 30 страниц)

•••
Глава тридцать третья
•••

Он механически вытащил Питера из груды тел и положил на холодный бетон, распрямив ему ноги и положив руки вдоль тела. Потом Шейн вернулся к груде и принялся передвигать тела, чтобы можно было вытащить Марию.

Это была трудная задача. Некоторые из тел, которые ему пришлось передвигать, в особенности двух охранников, были совершенно неподъемны. Но он не останавливался и наконец передвинул всех, кто так или иначе мешал вытащить Марию. Ничем не прикрытая, она лежала неподвижно, с таким же безмятежным лицом, как и у остальных, как будто крепко спала. От дуновения ветра зашевелилась прядка ее темных волос, упав на закрытые глаза и лоб. Машинально он отвел волосы с лица.

Тут он заметил, что левая нога у нее сломана. Тело Питера или другое упало ей на ногу; было видно повреждение кости ниже колена. Осторожно, как живую, он подтащил Марию к Питеру и принялся укладывать ее поудобнее.

Уложив, наконец, обоих на бетон, он сел возле Марии и взял ее руку. На ощупь она была жесткой и напоминала воск. Его ладони не могли согреть ее; и чем дольше он сидел, тем более невыносимым становилось то, что она лежит здесь вот так. Он не смог бы перетащить Питера в другое место, но наверняка мог бы отнести ее к одной из машин «скорой помощи», все еще стоявших на краю площади, и положить на носилки в машине.

Присев на корточки рядом с ней, он просунул одну руку под ее плечи и голову, а другую – под бедра и, удерживая ее, с трудом поднялся на ноги. Он понес ее к ближайшей машине «скорой помощи», находящейся примерно в пятидесяти шагах от него и стоящей с открытой задней дверью.

Он прошел всего шагов десять, а вес ее тела – слишком быстро – уже начал сказываться на его руках и плечах. Он не предполагал, что будет так трудно нести тело относительно небольшой женщины, какой она была. Начали сдавать колени, спина, все тело. Он рассвирепел оттого, что не может сделать для нее этой последней вещи – отнести в место, где ее можно будет положить подобающим образом.

Его колени не выдержали и подкосились, но он смог дрожащими руками осторожно опустить Марию на бетон. Он стоял на коленях, склонив над ней голову. «Я сделаю это,– говорил он себе.– Я отнесу ее туда, пусть даже потребуется сотня таких попыток».

– …Шейн-зверь, это ты?

Он поднял глаза и увидел, что на него смотрит один из молодых алаагских офицеров. Это был тот высокий офицер, который помог ему избавиться от вопросов в коридоре на пути к кабинету Лит Ахна.

– Да, безупречный господин,– автоматически ответил он.

– Они были воинами, верно? – с энтузиазмом произнес высокий алааг, оглядывая площадь с мертвыми телами.– Звери, и притом неуклюжие, но воины. Но что ты делаешь именно с этим мертвым зверем, Шейн-зверь?

– Это моя подруга,– мрачно ответил Шейн.– Я несу ее в одну из медицинских машин на краю площади.

– И ты слишком мал, чтобы пронести ее весь путь самостоятельно,– сказал алааг.– Как это получилось, что зверь вроде тебя имел подругу, оказавшуюся по ту сторону, вместе со скотом, атаковавшим войска наших зверей?

– Это долгая история, безупречный господин,– мрачно произнес Шейн.

– Не имеет значения. Я понимаю. Она была не в себе, эта твоя самка, как и остальные, верно? Но она тоже была воином, как и другие. Давай я отнесу ее.

Офицер наклонился и подхватил Марию одной рукой. Его закованные в броню пальцы, видные в ее темных волосах, осторожно поддерживали ее голову, тело девушки лежало на его согнутой в локте руке. Он поднял ее так, будто она ничего не весила.

– Пойдем,– сказал он.

Шейн с трудом поднялся на ноги. Вместе с алаагом, который нес Марию, они зашагали через площадь к машине «скорой помощи» с открытой дверью.

– Куда ее положить? А-а, вижу это место.– Алааг опустил тело Марии на носилки, прикрепленные к стене машины. Шейн втиснулся вслед за ним, чтобы поднять ее руки и скрестить их у нее на груди.

– Ну ладно,– произнес алааг,– Оставайся со своей подругой, Шейн-зверь. Если бы весь скот был похож на тебя, нам не надо было бы улетать.

Он повернулся и пошел обратно через площадь, чтобы присоединиться к другим алаагам и, очевидно, рассказать им историю Шейна и Марии, так как он показывал большим пальцем в сторону «скорой помощи».

Между тем Шейн продолжал в безмолвии сидеть у неподвижного тела Марии. Еще раньше он взял с других носилок одеяло и прикрыл ее всю, кроме лица. Казалось, что она просто без сознания, а не мертва. В голове у него по-прежнему была пустота, и в душе он уже некоторое время ощущал ту же пустоту. Единственная мысль, пришедшая к нему, была о том, что это он убил тех, кто лежал перед ним на площади, и, следовательно, он, должно быть, убил также Питера и Марию.

Прошло несколько минут. Внезапно кто-то стал кричать на него, и его буквально вытолкали из машины.

– …Держись отсюда подальше, а?

Появились двое в белых халатах. Это они оттащили его от Марии и вытолкали из машины. Теперь они суетились около Марии в каком-то нечестивом ритуале, подключая ее электрическими проводами к прибору с экраном, по которому бежала, подпрыгивая, полоска света. Сняв с нее одеяло, они стали заворачивать ее в какой-то бесконечный тяжелый бинт. Один из них засовывал что-то ей в рот, будто пытаясь забить этот предмет ей в глотку.

– Прекратите! – заорал Шейн, пытаясь забраться обратно в машину, чтобы остановить их, когда вдруг его схватили сзади и стали заворачивать руки за спину. Любая попытка двинуться вперед вызывала мучительную боль в локтях.– Отпустите меня!

– Не пускайте его сюда! – сказал один из людей в белых халатах, не поворачивая головы.– Есть шанс – не считая сломанной ноги, думаю, она просто переохладилась…

– Пойдем с нами, друг,– сказал один из полицейских, и боль в руках усилилась, что заставило Шейна отвернуться от открытой двери машины.

– Подождите! Нет! – выкрикнул Шейн.– Вы хотите сказать, она жива? Есть шанс?

– Пойдем с нами,– сказал полицейский, и оба они повели его прочь.– Нам надо увести тебя отсюда.

– Но я должен остаться и выяснить, жива ли она! – Шейн едва не плакал.– Это Мария. Она… она моя жена!

Полицейские замедлили шаг на секунду и посмотрели мимо Шейна друг на друга.

– Не имеет значения,– пробубнил тот, который еще не говорил.– Это для твоей безопасности. Нам надо увести тебя отсюда, пока не настигла толпа. Ты знаешь, что они с тобой сделают, раз ты вот так одет?

Шейн совершенно забыл, что на нем по-прежнему форменный комбинезон из Дома Оружия.

– Это неважно,– сказал он, пока они подходили к патрульной машине.– Неважно, что произойдет со мной. Говорю вам – мне надо знать, жива ли она!

Он открыл последнюю карту.

– Вы что – не понимаете? – вымолвил он.– Я – Пилигрим, Пилигрим!

– Конечно. Конечно, Пилигрим…– Один из полицейских затолкал его в заднюю часть патрульной машины и залез вслед за ним, а другой сел за руль. Через мгновение они уже ехали, удаляясь от площади, от Марии, направляясь в центр Миннеаполиса.

Они продержали его в тюрьме почти десять часов. В конце этого срока в коридоре послышались шаги и показался мистер Шеперд – все еще в сером странническом плаще – вместе с одним из тюремщиков, который выпустил Шейна, выказывая благоговение.

– Мария! – было первое слово, которое Шейн сказал Шеперду.– Мне надо знать, жива ли она…

– Жива,– подтвердил Шеперд.– Сейчас мы отвезем вас в больницу. Сожалею о случившемся. Предполагалось, что на площади все время будут дежурить наши люди на случай, если вам все же удастся вырваться, но что-то, вероятно, пошло не так. Мы это выясним позже…

Шейн не обратил внимания на то, что Шеперд пытался ему рассказать дальше. По сути дела, все для него было как в тумане, до того момента, когда он попал в больницу, в ту палату, где лежала Мария под белой простыней, с массивной гипсовой повязкой на левой ноге. Она слабо улыбнулась ему. Он пробыл с ней всего несколько секунд, до того как медсестра и Шеперд – по разным соображениям, но единодушно – буквально вытолкали его из палаты.

– Питер прикрыл меня собой в последнее мгновение перед тем, как они выстрелили,– успела рассказать она Шейну.– Я не могла выбраться со сломанной ногой. Я была уверена, что кто-то придет, но когда не пришли, хотя и было холодно… я просто заснула.

– Скоро вернусь! – прокричал он ей из коридора, когда его уводил Шеперд.

– Куда мы идем? – спросил он другого человека. Их догнали и окружили человек пять, тоже одетых в плащи и несущих посохи. Некоторые из них показались ему знакомыми – они раньше вели его через толпу к Дому Оружия.– Где ваш друг Вонг?

Шеперд сухо кашлянул.

– Мы с Вонгом мыслим немного по-разному,– сказал он.– Теперь, когда алааги покидают планету, мы снова оказываемся по разные стороны стола. Но не обращайте на это внимания. Еще несколько человек вышли из здания вражеского штаба, и нам удалось спасти некоторых из них от толп пилигримов, рыскающих по улицам. Они сообщили нам, что главный алааг – тот, на которого вы работали,– как раз собирается отправиться к космическому флоту, находящемуся на орбите, и что он не вернется. Мы этого не ожидали – мы думали, что он, как капитан тонущего корабля, покинет его последним. Если он улетит, возникает вопрос – кто будет здесь командовать от лица чужаков, пока все они не эвакуируются? Мы хотим, чтобы вы вернулись в штаб и выяснили это для нас.

Они уселись в машину – нет, в несколько машин, поскольку проводники в плащах снова собирались сопровождать его. Шейн позволил, чтобы его запихнули на заднее сиденье большого автомобиля, а секунду спустя рядом с ним оказался Шеперд.

– Зачем вам надо это знать? – спросил Шейн, в упор глядя на собеседника.– У алаагов всегда найдется командир, но какая вам разница, кто это?

– Просто есть вопросы, которые надо было бы обсудить,– сказал Шеперд, когда машина тронулась с места.– Собственность, которую они оставляют после себя, например; собираются ли они когда-нибудь вернуться; примут ли они нас как гостей, если мы когда-нибудь выйдем в космос и встретим их людей,– и тому подобное.

– Господи! – изумленно произнес Шейн.– Вы что – думаете, что кто-то из алаагов будет обсуждать с вами или другим человеком подобные вещи?

Он обхватил голову руками.

– Когда же наконец люди вроде вас поймут, что алааги не похожи на нас? – возмутился он.– Разве стали бы вы останавливаться и хрюкать, уезжая с фермы со свиньями, или блеять, покидая стадо овец? Им наплевать на то, что остается после них, и тем более им наплевать на нас.

– Но в любом случае нам надо узнать как можно больше – разве вы не понимаете? – настойчиво продолжал Шеперд.– Информация имеет цену, и у нас еще есть немного времени, чтобы узнать у них все, что можно. Если бы вы нашли хоть одного, кто бы согласился выйти к нам и объяснить, зачем они покидают Землю…

– Они улетают, потому что мы показали им, что скорее умрем, чем останемся их рабами,– проговорил Шейн.– Он в упор посмотрел на старшего мужчину.– Неужели не понятно? Так и есть!

– Разумеется. Но…

– До этого дня,– сказал Шейн,– не нашлось ни одного из них, кто мог бы различить больше одного-двух звуков в любом человеческом языке. С ними можно разговаривать только на алаагском. И когда вы говорите с чужаком на алаагском, то автоматически говорите о вселенной, как они ее видят. Невозможно описать им вселенную в нашем понимании – или даже эту планету и нас – в других понятиях, отличных от их, а в их представлениях она и мы неизбежно будем выглядеть так, как видят они, а не мы. Поэтому какой смысл знать, кто командует или просить кого-то из них говорить с вами? Будь у вас даже общий с алаагом язык, он никогда вас не поймет, а вы – Бог вам в помощь – вы никогда не поймете его!

Казалось, Шеперд весь сжался и напрягся.

– Мы думали, вы захотите сделать для нас это,– вымолвил он,– Мы полагали, вам захочется помочь.

– Помочь! – эхом отозвался Шейн.

Он подумал о том, что сейчас делается в Доме Оружия. Он подумал о новости, что Лит Ахн собирается улететь, и внезапно мысли его направились в неожиданное русло. Может быть, в конечном итоге, можно что-то предпринять, вернувшись назад, как того хочет Шеперд, в особенности если Шейну удастся поговорить с самим Лит Ахном до его отлета на личном корабле со стартовой площадки на крыше здания.

Шейн ничего не мог бы сделать из того, о чем просили Шеперд с друзьями; но был шанс, что он сможет обратиться к Лит Ахну с другим посланием, более важным для землян в грядущих столетиях, чем любые другие слова, сказанные алаагу,– при условии, что Лит Ахн выслушает его.

– Хорошо,– сказал Шейн.– Отвезите меня туда. Я войду, если меня пустят, и сделаю, что смогу.

Итак, автомобиль поехал по улицам и в сопровождении других машин въехал на площадь, где лежащие в беспорядке тела не дали возможности продвинуться ближе ко входу. Входные двери были по-прежнему открыты – широкие, высокие, темные и без охраны.

– Ждите меня здесь,– сказал Шейн, выходя из машины.– И это значит, что надо ждать!

И он вошел внутрь.

В отличие от последнего раза, когда он ходил по этим коридорам, людей было меньше и почти не было алаагов, но все двигались с определенной целью, и никто из людей на этот раз не делал попыток заговорить с Шейном.

Он пошел в сторону кабинета Лит Ахна, а подойдя, увидел дверь открытой. Алаагов не было ни за столом Лит Ахна, ни за столом адъютанта. С внезапно забившимся сердцем Шейн повернулся и направился в сторону посадочной площадки.

Он воспользовался одним из лифтов, обычно запрещенных для людей, и ему повезло, поскольку, выйдя из лифта, он оказался в окружении вооруженных алаагов в доспехах, охраняющих стартовую площадку. Шейн сразу узнал по спине высокую фигуру Первого Капитана в полном боевом облачении, широкими шагами направляющегося к личному воздушному судну.

– Стоять! – произнес ближайший к нему алааг, взмахнув «длинной рукой». Шейн проигнорировал его.

– Первый Капитан! -выкрикнул он вслед удаляющейся фигуре.– Вы все еще Первый Капитан и должны выслушать то, что я скажу,– во имя вашего долга по отношению к алаагам!

Высокая фигура сделала еще два шага, как будто не услышав его, потом остановилась и медленно повернулась. Лицо было скрыто серебряным защитным экраном, опущенным на шлем.

– Пусть он подойдет ко мне,– послышался голос Лит Ахна из безликого шлема.

Алааг, державший смертоносное оружие наизготовку, отвел его от Шейна. Шейн двинулся вперед к Лит Ахну. Немало времени прошло с тех пор, как он видел Первого Капитана в полном боевом облачении, и он позабыл, какое это внушительное зрелище. И только когда он остановился на расстоянии алаагского шага от Первого Капитана, с лица последнего спал защитный экран, открыв черты Лит Ахна.

– О каком долге по отношению к алаагам ты говоришь, зверь? – спросил он.

– Вы так быстро позабыли, кто я? – сказал Шейн.– Я – Шейн-зверь. Я был Пилигримом, а также верным слугой вам на службе у алаагов. Я говорю правду.

– Какое отношение имеет лепет зверя к моему долгу?

– Я Шейн-зверь. Называйте меня этим именем.

– Все звери для меня только звери. Отвечай быстро, или ты будешь уничтожен.

– Я много раз смотрел в лицо смерти. И сейчас не испугаюсь,– промолвил Шейн, с удивлением понимая, что говорит то, что думает.– То, что происходит в данный момент, важнее моей жизни – или вашей, Первый Капитан алаагской Экспедиции на эту планету.

– Мы оба умрем – и довольно скоро,– без выражения произнес Лит Ахн.– Даю тебе еще один шанс сказать что-нибудь в оправдание того, что я тебя слушаю.

– Вы не должны отправляться в разведывательную экспедицию с целью узнать, что стало с вашим сыном.

Наступило краткая, но напряженная алаагская пауза.

– Не должен? Ты говоришь это мне, зверь?

– Вы не сделаете этого во имя вашего долга.

– Мой долг запрещает сделать это? Ты и в самом деле не в себе, зверь.– Лит Ахн собрался было пойти к ожидающему его кораблю.

– Ваш долг в отношении выживания алаагов,– сказал Шейн.– Ваше собственное признание того, что Лаа Эхон в какой-то степени был прав, хотя и был ненормальным.

– Прав? Что это за звериная чепуха – если даже допустить, что зверь может судить о том, прав алааг или нет?

– Послушайте, Первый Капитан,– произнес Шейн.– Однажды в вашем кабинете я сказал, что в некотором роде алааги и мы слишком похожи. Алааги не потерпели бы завоевания. Мы, люди, поняли, что не можем терпеть завоевания. Но мы по-прежнему живем и развиваемся. Алааги перестали развиваться и начинают вымирать. Вы это знаете.

Шейн остановился, дожидаясь реакции высокого чужака.

– Продолжай – пока есть что говорить, зверь,– вымолвил Лит Ахн.

– Лаа Эхон сделал первый шаг к отказу от давней мечты об обретении заново ваших родных планет и к возобновлению жизни в качестве новой расы на новых планетах. Еще год назад я бы не понял этого, но моя подруга помогла мне увидеть это. На новых планетах, на правах партнерства – а не как завоеватели и завоеванные – с хозяевами тех миров, где алааги обоснуются, они смогут начать то развитие, без которого народ обречен на вымирание. Слишком поздно устанавливать такое партнерство здесь, с моим народом. Но алааги могут быть спасены, если будут искать сотрудничества с народом, не покоренным, а существующим с ними на равных.

Он остановился. Лит Ахн ничего не отвечал.

– Это тот долг, о котором я говорил,– быстро произнес Шейн.– Не отправляться в разведку, а остаться с вашим народом, чтобы, не таясь, рассказать ту правду, которая, как вы знали, была частью задуманного Лаа Эхоном,– ту правду, которая заключается в том, что в конечном счете мы, кого вы называете зверями, предпочли смерть продолжению вашего рабства.

Он снова остановился.

Опять наступила пауза. Наконец Лит Ахн прервал ее.

– Ты – зверь,– сказал он.– Ничего с этим не поделаешь – ты зверь. Были времена, когда мы много общались, но я почти забыл об этом. Слушай меня, зверь.

– Слушаю,– сказал Шейн.

– Ты говорил мне, что отдаешь себе отчет в полезных вещах, которые правление алаагов принесло вашей расе на этой планете. Ты даже назвал мне некоторые из них, такие как чистота и порядок. Таковы алааги. Мы улучшаем большую часть тех зверей, которые обитают на завоеванных нами планетах.

– В некоторых отношениях,– согласился Шейн.

– Во всех отношениях,– сказал Лит Ахн,– хотя вначале, в течение первых лет, звери не способны оценить все, что для них делается. Но когда они терпеливы, услужливы и благодарны, мы ведем себя также; и приходит время, когда звери начинают полностью нас понимать и ценить то, что у них появилось с нашим приходом.

Он ненадолго замолчал.

– Через определенное время они оказываются привязанными к нам более прочными узами, чем могли бы себе вообразить. Жизнь для них становится немыслимой без наших приказаний и руководства. Начиная с этого времени мы постепенно обучаем их в течение сотен лет алаагскому образу жизни, и они учатся следовать ему с радостью. В конечном итоге они становятся такими, что мы можем на них положиться и ожидать от них, что они сделают и дадут нам то, что должно, даже если бы ими не командовал ни один алааг.

Он снова помолчал.

– И в конце концов они становятся маленькими копиями алаагов,– продолжал Лит Ахн.– Они никогда не станут такими, как мы, потому что они – не мы, но приближаются к нам так близко, как это позволяет их природа. И они, заметь, зверь, попадают в число тех, кому оказывается особая благосклонность.

– И что это за благосклонность? – Шейн пристально посмотрел на него.

– Когда придет время вернуть себе наши планеты, мы бы позволили им – если они вызовутся добровольно – последовать за нами и применить свою силу и жизни, чтобы помочь нам в этом великом деле.

– Вы позволите им?

– Мы позволим им,– сказал Лит Ахн.– Если и когда. Это был великий шанс, который ты и твоя порода потеряли из-за своего поведения. Слушай меня, зверь.

– Я слушаю,– сказал Шейн.

– Некоторые из наших молодых офицеров были чрезмерно поражены тем, как некоторая часть простого скота, вооруженная лишь палками, атаковала и разбила бойцов моего корпуса Внутренней охраны, находящихся снаружи этого здания, когда-то бывшего моим Домом. Через много лет эти молодые офицеры состарятся и станут мудрее. Они перестанут заблуждаться по поводу своего ложного восхищения.

– Оно не ложное,– возразил Шейн.

– Неудивительно, что ты веришь в эту иллюзию,– сказал Лит Ахн.– Ты был прав, говоря, что импульс пришел из вашего примитивного прошлого. Но то, что воодушевляло атакующих, было не смелостью, как, кажется, считаешь ты и эти молодые офицеры, а только рефлексом – рефлексом ненормальных. Твоя порода действительно ненормальна, все они.

– Нет,– произнес Шейн.

– Твое нежелание верить этому не имеет значения,– сказал Лит Ахн.– А имеет значение то, что мы – алааги – признаем эту ненормальность, и поэтому по моему приказу мы лишаем вас возможности развития, которая могла бы улучшить зверей. Ты догнал меня, чтобы поведать мне нечто, что могло бы помочь мне и алаагам, как ты считал. Я только что поведал тебе нечто полезное для тебя и твоей породы – но ты никогда в это не поверишь.

Шейн все так же не отрываясь смотрел на массивное белое лицо, маячившее над ним. Наконец иссякли слова и аргументы, которые могли бы тронуть этого единственного среди алаагов индивидуума, у которого был восприимчивый ум, как считал Шейн.

– Теперь ты понимаешь,– вымолвил Лит Ахн.– Вы лелеяли в себе самонадеянное чувство, будто мы покидаем эту планету, потому что вы показали себя такими храбрыми и независимыми, что нам с вами якобы не справиться. Это не так. Мы сами, поступающие так, как нам заблагорассудится, созидая или разрушая по прихоти, решили покинуть вас. Не потому, что вы показали, что предпочитаете смерть службе, но по совершенно другой причине.

– Потому что мы не станем рабами,– твердо произнес Шейн.

– Нет,– возразил Лит Ахн.– Потому что вы недостойны нас.

На его лицо вновь опустился серебряный защитный экран. Он повернулся и направился к кораблю. Шейн смотрел ему вслед. В холодном небе не было облаков, и закованная в доспехи фигура казалась чудовищно огромной. Солнце сверкало в серебряных доспехах и отражалось от них, ярко поблескивая в соединительных швах, как будто те были заполнены драгоценными камнями. И Шейну почудилось, что на него пахнуло пылью времени.