Текст книги "Путь Пилигрима"

Автор книги: Гордон Руперт Диксон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 30 страниц)

– Хорошо.– Мария поднялась на ноги, разом отбросив все эмоции. Она была настроена решительно.– У тебя есть время рассказать мне, что происходит?

– Не сейчас. Как только вернешься. Скажи на выходе, что можешь отсутствовать пару часов, но возвращайся как можно скорее. Лит Ахн, возможно, уже издал приказ отправить нас в Милан. Теперь скажи мне – чтобы ответы у нас были одинаковые, если меня спросят,– какой у тебя повод выйти на улицу?

– Мне нужен тот сорт мыла, который бывает только в местных магазинах.

– Отлично.– Он поймал ее за руку.– Будь осторожна. Она сжала его руку и потом высвободилась.

– Не беспокойся обо мне. Я должна вернуться самое большее через двадцать минут.

Он смотрел, как за ней закрывается дверь.

Ему ничего не оставалось, как только ждать в тревоге. Но он овладел своими эмоциями и сказал себе, что если уж надо убить двадцать минут, то он убьет их конструктивно, восстанавливая в памяти разговор с Лит Ахном и анализируя его на предмет информации об алаагских обычаях и настоящей ситуации.

Еще раз, подумал он, совершил он ошибку, упрощая алаагов и все, к ним относящееся. Он предполагал, что вопрос, заданный ему Лаа Эхоном,– тот самый вопрос, о котором он рассказал Лит Ахну,– отражает «ненормальность» Лаа Эхона по меркам алаагов. Но он основывал свое мнение о реакциях и суждениях алаагов на том, что видел в реакциях и суждениях Лит Ахна. Что, если Лит Ахн принадлежит к консервативной группе или партии среди алаагов, а Лаа Эхон – к гораздо более либеральной, где подобный вопрос не был таким уж немыслимым по представлениям обычных алаагов? И что если существует целый ряд других офицеров высокого ранга среди алаагов на Земле, думающих, как Лаа Эхон, и готовых объединиться с миланским командующим против Первого Капитана? Если дела обстоят именно так, то понятно, зачем некоторые офицеры захотели полулегально встретиться с Лаа Эхоном.

Он продолжал размышлять над такой возможностью, когда открылась дверь и вошла Мария. Она была еще на пороге, когда из настенного переговорного устройства послышался голос алаага.

– Шейн-зверь и Мария-зверь, через пятнадцать минут вам надо быть на посадочной площадке на крыше Дома для отправки в Милан.

– Ты дозвонилась до него? – спросил Шейн, когда голос умолк.

Она кивнула.

– Тогда пойдем,– сказал он.

В кои-то веки несущий их курьерский корабль был полон; пассажирами оказались молодые офицеры высокого ранга с полным снаряжением, включая боевые доспехи. Шейн при виде их слегка нахмурился, его озадачило также необычное возбуждение, царившее среди их попутчиков-алаагов, которые, как он понял из разговоров, направлялись куда-то на Средний и Дальний Восток. Все места были заняты. Шейну и Марии пришлось взгромоздиться на кипы одежды в открытом грузовом отсеке позади сидений в хвосте корабля.

Это было, вероятно, самое безопасное место, где можно было поговорить наедине. Даже если кто-то из алаагов на задних местах мог бы понять несколько слов на итальянском, общего гула голосов и других звуков в корабле было бы достаточно, чтобы заглушить голоса Шейна и Марии до неразличимого уровня. А возможность прослушивания их разговора людскими агентствами здесь была совершенно исключена. Шейн изложил все это Марии, как только корабль стартовал, и она кивнула.

– Ты ведь больше не доверяешь нашим комнатам в Доме Оружия, верно? – спросила она.

– Да,– ответил он.– Всякое может случиться. Но не могу представить, чтобы человеку или алаагу пришло в голову незамедлительно установить жучки в грузовом отсеке этого корабля. Что сказал Питер при разговоре?

– Что он позаботится обо всем и увидится с тобой в Милане.

Шейн нахмурился.

– Если ему повезет,– обронил он. Мария пристально посмотрела на него.

– Как только устроюсь, я должна сообщить, где нахожусь, по каналам Сопротивления,– сказала она,– а он должен связаться со мной, чтобы узнать, когда надо связываться с тобой. Ты ведь сказал, что будешь видеться со мной каждый день, да?

– Если Лаа Эхон согласится на это,– сказал Шейн.– Он должен. Но слишком многое выходит не так, как я предполагал. Я довольно часто ошибался в отношении алаагов, в особенности недооценивал, насколько их боятся и ненавидят люди. Я думал, мои чувства более значительны, чем у большинства людей, потому что мне пришлось так тесно общаться с алаагами. В сущности, я считал, что почти одинок в своих чувствах, и до недавнего времени не понимал того, что эти чувства присущи всем.

– Я их ненавижу! – произнесла Мария тихим, напряженным голосом. Ее пальцы напряглись и изогнулись, как когти хищной птицы.– Я всегда их ненавидела, с самого начала. Они не имели права. Они не имели никакого права захватить эту планету, никакого права захватить в свои руки все на ней, никакого права обращаться с нами – всеми – как с собственностью!

– По их мнению, они имели право,– мрачно произнес Шейн.– Они искренне верят в свое превосходство и в то, что высшие существа обязаны руководить низшими и контролировать их.

– Не такие уж они высшие! – сказала Мария.

– Долго бы тебе пришлось доказывать им это,– заметил Шейн.– Они могли указать всего лишь на оружие, чтобы обосновать свое превосходство. По сути дела, они считают, что превосходят нас во всех областях – науке, технологии, морали, мыслительных способностях – в чем угодно. Как бы то ни было, будь они даже более похожими на нас во многих отношениях, разве можно сравнивать две расы? Это как апельсины и яблоки. Что в одной признак превосходства, в другой может быть недостатком.

– Ты все еще восхищаешься ими в некотором отношении, верно? – спросила Мария.

– Понимаешь, у них есть качества, которыми можно восхищаться,– ответил он.– Даже по нашим меркам. Разве ты не стала бы восхищаться кем-то, кому доверяешь, за то, что этот человек всегда говорит правду, неважно, чего это ему стоит, несмотря на последствия для себя? Но давай не будем тратить на это время. Я действительно думаю, что смогу видеться с тобой каждый день в Милане. Но на случай, если не смогу, на случай, если со мной что-нибудь случится, есть кое-что, что ты должна знать и передать людям вроде Питера. Потому что я вижу, что сейчас – со мной или без меня – человеческая раса уже не прекратит своих попыток избавиться от алаагов или любых других захватчиков.

– Я тебя слушаю,– сказала Мария.

– Я ошибался, думая, что все алааги одинаковы и что если я уяснил себе реакцию Лит Ахна, то и всякий другой алааг будет поступать точно так же. Ты помнишь, как я пришел к тебе и сказал, что Лаа Эхон ненормален – что он задал мне вопрос, который никогда алааг не задал бы зверю другого алаага?

Она кивнула.

– Ну так, может, он нормальный – просто «нехороший», как называют это алааги,– сказал Шейн.– Слушай внимательно и запоминай. Лит Ахн уже начал подозревать, что Лаа Эхон не совсем в себе, но, похоже, есть какая-то причина, по которой он не мог объявить Лаа Эхона таковым и отобрать у него власть. Я думаю, это объясняется тем, что Лаа Эхон принадлежит к другой группировке алаагов на нашей планете, о которой я только что говорил,– группировке, разделяющей мысли Лаа Эхона в противоположность мыслям Лит Ахна, и более того – включающей в себя персон высокого положения, возможно, даже из Совета региональных командующих – и не исключено, что большинство этого Совета.

– Ты хочешь сказать, что Лит Ахн может согласиться на уход алаагов с Земли, а другие этого не захотят?

– Не знаю,– сказал Шейн.– Я все-таки думаю, что независимо от их решения они будут выполнять его вместе. Но, возможно, остальные повлияют на принятие решения, так что даже если Лит Ахн и будет готов приказать алаагам покинуть Землю, он этого не сделает, так как ос-. тальные будут против.

Мария внимательно посмотрела на него.

– Теперь я вижу, почему ты был так обескуражен, когда Лит Ахн неожиданно решил передать тебя Лаа Эхону,– заметила она.

– Да.– Он кивнул.– Я считал, что располагаю аргументами, с помощью которых Пилигрим мог бы воздействовать на Лит Ахна. Алаагскими аргументами, в соответствии с моим пониманием образа мыслей алаагов. Но теперь я не так уверен, что они подействуют на Лаа Эхона или одного из чужаков, думающих аналогичным образом – если я прав и есть другие, так думающие.

– Но если Лит Ахн уже считал Лаа Эхона нехорошим, почему он поддержал организацию Губернаторских Блоков, эту идею Лаа Эхона? Более того, зачем он форсировал ее осуществление, на что Лаа Эхон, похоже, и не рассчитывал?

– Думаю,– неуверенно произнес Шейн,– он считал, что план не удастся, а форсирование его сильнее, чем рассчитывал Лаа Эхон, должно было скорее выявить недоработки. Понимаешь, если бы план осуществился, Лаа Эхон завоевал бы авторитет в Совете в ущерб Лит Ахну. Разумеется, план не удался бы – только мне пришлось бы научить людей Сопротивления и других создать видимость его эффективности.

– Итак, теперь,– сказала Мария,– другие старшие алаагские офицеры думают, что Лит Ахн неправильно оценил ситуацию и потерял свой авторитет, поскольку Лаа Эхон видит вещи более ясно, чем он. Вот в чем причина.

– Может быть и хуже,– сказал Шейн.– Чего я боюсь, так это того, что Лит Ахн сам считает себя неправым и поэтому менее значительным, чем ему подобает. Может оказаться, что ему не останется ничего другого, как отказаться от поста Первого Капитана и позволить Лаа Эхону занять его место. Тебе надо постараться взглянуть на это так, как посмотрел бы алааг. Итак, чего я действительно боюсь, так это того, что Лит Ахн воспользуется последним шансом и пошлет меня буквально шпионить за Лаа Эхоном, чтобы я добыл информацию, которая помогла бы ему принять решение – отказаться от поста или нет.

– Ты только что говорил, что Лит Ахн принадлежит к достойному типу алаагов – как же он сможет такое сделать? – спросила Мария.– Разве не бесчестно заставить тебя шпионить за братом-алаагом?

– Меня не будут прямо посылать шпионить. Лит Ахн просто собирается задать мне вопросы, когда я приеду с визитом в Дом Оружия. Но ты, конечно, права. Даже это неправильно – не считая того, что я намеренно дал ему оправдаться. Я рассказал ему о вопросе Лаа Эхона. Из этого несомненно вытекало заключение о том, что Лаа Эхон может быть нездоров. В таком случае констатировать подобный факт – не только долг, но и добро, опять же по понятиям алаагов, то есть означает следующее: то, что он не может сознательно использовать против кого-то, считающегося хорошим офицером, простительно для констатации факта нездоровья Лаа Эхона.

– Не вижу во всем этом,– вымолвила Мария,– ничего критически важного для передачи Питеру и остальным, если ты сам не сможешь этого сделать. Это все, что ты собирался мне рассказать?

– Важно то, что я собираюсь сообщить о нездоровье Лаа Эхона, независимо оттого, здоров ли он на самом деле,– сказал Шейн.– Если я прав относительно Лит Ахна, то пока он остается Первым Капитаном, а не уходит в отставку или переизбирается с командного поста, он вправе отдавать приказания, а прочие будут подчиняться. Это может привести к кризису лидерства, которым следует воспользоваться Питеру и его людям, а также может притормозить действия Лаа Эхона и его группы на время, достаточное для того, чтобы я сумел решить проблему с Лит Ахном, как и собирался.

– Ты никогда не говорил мне, как собираешься это сделать.

– Нет, говорил,– возразил он.– Мы устраиваем демонстрацию из тысяч пилигримов вокруг каждого алаагского штаба, а потом Пилигрим говорит алаагам, что мы умрем, если это необходимо, но не будем больше служить им.

– Ты хочешь сказать, что ты им это объявишь.– Ее лицо побледнело.

– Нет, я имел в виду только то, что это скажет Пилигрим – через меня.

– Но это значит, что ты будешь там, лицом к лицу с Лит Ахном.

– Да,– сказал он.– И ты это знала.

– Ты никогда не говорил об этом до сего момента.

– Другого пути нет,– произнес он как можно мягче.– Если я говорю, что мы все скорее умрем, чем останемся скотом алаагов, я тоже должен быть готов к этому.

Она некоторое время молчала.

– Так вот что я должна передать Питеру,– сказала она, и в ее голосе послышалась горечь.– Лучше скажи ему сам, когда увидишь его в Милане.

– Скажу – если смогу.

Она недоуменно посмотрела на него.

– Он будет здесь через день, самое большее – два, и ты говоришь, что практически уверен, будто Лаа Эхон будет отпускать тебя повидаться со мной.

– Да. Но всегда существует возможность…– Он не договорил.

– Ты хочешь сказать,– вымолвила она,– что, уйдя от меня в Милане на доклад к Лаа Эхону в первый раз, ты можешь не вернуться оттуда?

Он глубоко вздохнул.

– Да,– сказал он.– Есть такая возможность.

Они сидели, глядя друг на друга; потом он обнял ее и крепко прижал к себе. Но это не помогло.

•••
Глава двадцать седьмая
•••

– Итак,– начал Лаа Эхон,– ты не смог сказать мне, насколько тебе нравится твой хозяин, потому что у тебя он был один и не с чем было сравнивать. Может, расскажешь мне, каково быть на службе у меня, Шейн-зверь?

Шейн стоял по стойке «смирно» перед письменным столом, за которым сидел Лаа Эхон. Это был его третий день в Милане, и он видел Лаа Эхона в первый раз после приезда. Они были одни в кабинете алаага, обставленном почти так же, как кабинет, в котором обычно происходили беседы Шейна с Лит Ахном. Но Лаа Эхон не делал попыток пересесть на какую-то более комфортную мебель, что могло бы послужить признаком «неофициальной» беседы.

Теперь Шейн был благодарен Лит Ахну за то, что тот отказался передать Лаа Эхону также и Марию. У Марии не было опыта общения с такими алаагами, не было привычки стоять часами, когда тебя допрашивают.

– Я весьма доволен, что меня передали непогрешимому господину,– ответил он сейчас.

– Да,– сказал Лаа Эхон,– Лит Ахн проявил доброту и щедрость, передав тебя мне. В тебе отражается природа твоего хозяина, как и подобает хорошему зверю. Но теперь тебе, разумеется, надо стать отражением моей природы. Я знаю, что тебе разрешили привезти в этот город твою самку-помощницу. Я понял, что ты разместил ее неподалеку отсюда, чтобы вы могли видеться, когда я разрешу тебе это.

– Да, непогрешимый господин.

– Такая ситуация меня тоже устраивает,– в раздумье произнес Лаа Эхон.– Мне интересно будет посмотреть, какое потомство ты произведешь. Но, разумеется, твое основное внимание будет направлено на работу, которая тебе поручена.

– Разумеется, непогрешимый господин.

– Ты действительно увидишь, что работа интересная. Конечно, я не собираюсь присваивать тебе первый ранг в корпусе, который тебе предстоит создать и который будет чем-то напоминать корпус, в котором ты состоял при Лит Ахне. Еще преждевременно решать, кто будет иметь в нем первый ранг. Но ты можешь считать, что в создаваемом сейчас корпусе ты получишь второй ранг и должность Первого Офицера до дальнейших распоряжений. Если я увижу, что такое повышение заслужено тобой, этот ранг ты будешь носить постоянно. Но надо еще посмотреть. У тебя есть вопросы?

– Предпочитаю подумать, прежде чем задавать вопросы непогрешимому господину, чтобы не загружать его вещами, которые смогу выяснить другим путем.

– Это разумно с твоей стороны,– сказал Лаа Эхон.– Тем не менее мне интересно было бы сейчас услышать то, что тебе хочется узнать. Задавай любые пришедшие на ум вопросы, даже если позже поймешь, что они были лишними.

Мозг Шейна лихорадочно работал. Он уже достиг первой цели, которая заключалась в том, чтобы его вовлекли в открытый разговор с Лаа Эхоном. Следующий шаг будет сложнее. Он намеревался сделать вот что – спровоцировать Лаа Эхона на какое-нибудь высказывание, о котором можно было доложить Лит Ахну как о доказательстве нездоровья – по меркам алаагов.

– Я благодарен безупречному господину за внимание,– сказал он.– В таком случае хотел бы спросить вот о чем: полагает ли господин, что у всех командующих в конечном итоге будет свой Корпус курьеров-переводчиков?

– Не вижу в этом необходимости,– сказал Лаа Эхон.– Все, что интересует меня в данный момент,– это моя собственная потребность в таком корпусе. Но я просил тебя задавать вопросы и поэтому отвечу на этот, немного фривольный. Нет, я не думаю, что другим командующим понадобится такой корпус. Я – тот, кого обстоятельства могут однажды сделать Первым Капитаном, поэтому мне полезно набраться опыта в таком деле. Меня озадачило, что твой первый вопрос не касался того, где можно найти прочих потенциальных зверей-работников, которые будут работать с тобой и под твоим началом.

– Непогрешимый господин совершенно прав. Это должен был быть мой первый вопрос.

– Но не был. Я припомню это,– сказал Лаа Эхон,– когда придет время оценить твои достоинства как Первого Офицера. Чтобы ответить на этот вопрос, я провел поиск обучаемых зверей со способностями, и такой поиск дал пока восемь голов. Тебя проводят в помещение, где они уже сейчас ждут тебя, чтобы ты их проэкзаменовал, когда уйдешь от меня.

– Я благодарен непогрешимому господину. Желание господина состоит в том, чтобы я немедленно начал тестировать их с тем, чтобы высказать господину мое мнение о них как будущих членах корпуса?

Выражение лица Лаа Эхона, разумеется, ничего не выдало, но Шейн был уверен, что выиграл очко, задав именно тот вопрос, который тот хотел от него услышать.

– Да, можешь этим заняться, Шейн-зверь,– сказал Лаа Эхон,– и доложи мне о результатах, как только испытаешь всех кандидатов.

– Могу я теперь спросить господина, какое применение в первую очередь найдут себе самые квалифицированные среди них?

И снова у Шейна возникло чувство, что он выиграл очко с правильным вопросом в нужном порядке. Лаа Эхон добрых две минуты сидел, не отвечая; но по некоторым изменениям в выражении его лица и поведении Шейн вдруг понял, что это обычный спектакль и что у миланского командующего ответ готов уже давно. Если бы он был человеком, то принял бы задумчивую позу.

– Это, разумеется, еще надо решить,– сказал Лаа Эхон,– и меня будут интересовать твои идеи на этот счет, когда для этого наступит время. Может быть, ты сам подумаешь о применении для этих кандидатов.

Шейну стало совершенно очевидно, что он – не единственный, кто пытается заставить другого сказать определенные вещи. Лаа Эхон тоже подводил Шейна к высказываниям, которые, будучи произнесены им, оправдали бы то, что мог, не опасаясь, сказать в ответ алааг. Шейн решил, что лучший способ справиться с этим – открыто и прямо идти в ловушку.

– Если мне придется заняться этим, непогрешимый господин, мне бы очень помогло, если бы я знал, в каких условиях непогрешимый господин предвидит использование корпуса.

И снова Лаа Эхон сделал вид, что ему нужно время на обдумывание.

– Трудно ответить прямо сейчас, Шейн-зверь,– наконец вымолвил он.– Будущее всегда несет в себе разные возможности.

Неожиданно он умолк, и его взгляд, до того момента остановившийся на Шейне, вдруг перестал фокусироваться на нем, но смотрел сквозь него на нечто, открытое, очевидно, только его мысленному взору.

Лаа Эхон продолжал сидеть в безмолвии. Шейну, пережившему так много разговорных пауз, что он стал своего рода их знатоком, это молчание, резко наступившее после речи, казалось странным. Создавалось ощущение, будто Лаа Эхон собирался сказать что-то еще, но передумал. Голос алаага не затихал, как у человека, на незаконченном предложении. Речь кончалась на выразительной ноте, являвшейся акцентированным завершением всего высказывания. Но Шейн сейчас ясно почувствовал, что миланский командующий неожиданно передумал облекать в слова свою мысль. Шейн напряженно пытался угадать, что это была за невысказанная мысль, когда Лаа Эхон неожиданно снова заговорил.

– Я, конечно,– сказал он,– полностью согласен с условием Лит Ахна о том, что тебе разрешается вернуться в Дом Оружия в любое время, и я отдал распоряжение, чтобы тебе разрешали организовать транспортировку через дежурного офицера без уведомления. Но может случиться, что для нас возникнут какие-то неудобства в таких поездках без уведомления. Ты имеешь хоть какое-нибудь представление о том, когда тебе могут понадобиться поездки?

– К сожалению, никакого, непогрешимый господин,– ответил Шейн.– Возможно, не через месяцы, а в течение недели. Я приехал сразу же, как мне сообщили, что перехожу к господину. Мой внезапный отъезд мог повлечь за собой неоконченные дела, которые могут потребовать моего возвращения, как я сказал, в течение недели или около того. Сожалею, что не знаю точно, чтобы предупредить господина заранее.

– Это может вызвать неудобство,– повторил Лаа Эхон таким тихим голосом, каким обычно алааги бормочут себе под нос. Его взгляд, снова ставший рассеянным, остановился на Шейне.– Не будем пока беспокоиться об этом. Тебе ясны твои безотлагательные обязанности?

– Простите этого зверя, но не совсем, непогрешимый господин. Вы хотели, чтобы я проэкзаменовал тех кандидатов в Корпус курьеров-переводчиков, о которых вы упоминали. Чего еще, помимо экзамена, ждет от меня господин?

– Научи их, разумеется.– Взгляд Лаа Эхона заострился на точке между бровями Шейна.

– Зверь понимает. Их следует учить выполнять обязанности курьера-переводчика.

– Совсем нет. Ты должен научить их истинному языку, научить говорить на нем так, как это делаешь ты. Зачем бы еще мне надо было одалживать тебя у Первого Капитана?

– Простите глупость этого зверя, непогрешимый господин. Не всех можно обучить…

– Думаю, в этом случае неудача маловероятна. Это все звери, говорящие на нескольких звериных языках. Так что все они должны изучить истинный язык. Если один или двое из них окажутся неспособными, исключи их. Можешь идти.

– Благодарю непогрешимого господина и подчиняюсь.

Шейн повернулся и вышел из кабинета со смятением в мыслях. Шансы, что кто-то из лингвистов, с которыми у него предстояла встреча, научится говорить по-алаагски хотя бы на среднем уровне корпуса Лит Ахна, не говоря уже об уровне Шейна, были ничтожными, если не сказать нулевыми. Численность настоящего корпуса Лит Ахна была почти в двести раз меньше количества студентов со всего мира, подвергшихся тестированию. Почти все прочие провалились из-за неспособности говорить – не понимать, а говорить на языке чужаков. Как Шейн объяснял Марии, человеческий голосовой аппарат просто не способен воспроизводить некоторые из звуков алаагской речи, и люди вроде него, создававшие у своих хозяев впечатление, что говорят на «истинном языке», на самом деле выполняли языковые трюки и имитацию запинающегося произношения алаагских детей, также находящихся в процессе обучения разговорной речи.

В любое другое время Шейн впал бы в глубокое уныние от такого приказа сделать невозможное. Но вышло так, что нашлись другие, более важные вещи, о которых надо было подумать в данный момент,– и притом он будет очень далеко отсюда, прежде чем Лаа Эхон сможет проверить уровень владения алаагским языком у отобранных кандидатов. Шейну в штаб по местным линиям позвонила Мария и сообщила, что Питер прибыл в Милан накануне вечером. Но Шейн, который согласно алаагским законам должен был ожидать на месте прибытия Лаа Эхона, не смог уйти из здания до утра того дня, когда впервые предстал перед командующим.

Теперь наконец, когда он разыграл нечто вроде спектакля по поводу тестирования кандидатов, он получил возможность пойти в квартиру, где устроил Марию, и узнать от Питера, что произошло после звонка, который он попросил ее сделать из Миннеаполиса.

Он уже знал, в какой части здания практикантам-переводчикам, о которых говорил Лаа Эхон, были отведены жилые помещения, классная комната и холл для отдыха. Он направился в последнее из этих мест, уверенный, что именно там они будут ждать его, сколько бы минут или дней ему ни пришлось добираться до них.

Все они были достаточно хорошо знакомы с алаагскими правилами и поспешно поднялись в тот момент, когда он появился на входе. Они знали, что вошедший мог оказаться кем угодно – хотя бы даже уборщиком, но рисковать им было нельзя.

Он оглядел их. Среди них не было женщин, что могло указывать на какие-то причудливые прихоти Лаа Эхона – или было просто совпадением. Их возраст варьировался от юношеского – около двадцати – до пятидесяти с лишним, причем фигуры, рост и внешность были самые разнообразные.

– Я – Шейн Эверт, действующий Первый Офицер корпуса,– представился он по-итальянски.– Увижу всех вас не позже завтрашнего утра, а тем временем вы должны написать мне свои автобиографии с перечнем языков, на которых говорите, и указанием, насколько хорошо говорите на каждом. Пока все.

Он повернулся и вышел, следуя принятому алаагскому обычаю, который не предусматривал приветствий и прощаний или речей при ознакомлении. Он был там, чтобы отдавать приказания, они – чтобы выполнять их. Каждая сторона действовала так, как было принято, и он увидит их завтра.

И все же, уходя прочь, он ощутил беспокойство, не зная, как лучше обращаться с ними. По крайнем мере, ему надо будет их занять чем-нибудь, а лучше – найти способ демонстрации языкового прогресса кого-нибудь из них, в особенности для предъявления Лаа Эхону, который может устроить проверку того, как Шейн выполняет его приказы.

И вот по пути из здания штаба в квартиру, где он оставил Марию, его посетило вдохновение. У него уже был опыт обучения Марии алаагскому языку в той степени, чтобы она могла не только проявить некоторое знание языка чужаков, но и быстро схватывать новое. Он уже составил фразы, в состав которых входили легкопроизносимые звуки. Он может начать обучать своих практикантов этим фразам. Будучи одаренными в языках хотя бы в какой-то степени, они запомнят их даже быстрее, чем она. В действительности они не смогут говорить по-алаагски, но их можно натаскать так, чтобы создалась видимость их умения,– и притом они смогут быстрее, чем Мария, научиться понимать вопросы на алаагском, которые подскажут ответ.

К счастью, участие человеческого существа в разговоре с хозяевами в основном сводилось к вежливому «да» в ответ на приказание. Обычно зверям не задавали вопросов, как делал это Лит Ахн, а сейчас Лаа Эхон. Даже если бы не существовало языковой проблемы, обычный алааг предполагал, что любой ответ зверя потребует запроса информации, которая может быть непонятной или ненадежной.

Он глубоко вдохнул прохладный воздух, начав путь длиной всего в четыре квартала, отделяющих здание штаба от квартиры. Прошло около часа после рассвета. Утро выдалось солнечным, но с необычной свежестью воздуха, проникающей в легкие и напоминающей о том, что на дворе ноябрь, но день все же теплый для этого времени года.

Зима опять надвигалась на Северное полушарие Земли, бывшее основным регионом путешествий Шейна, и мысль об этом привела его в изумление. Время летит быстро. Оно стало мчаться еще быстрее после всего, что случилось, начиная с того дня, когда он спас Марию и впервые встретился с участниками Сопротивления. Он смотрел по сторонам, видя окружающее с удивительной ясностью, как это бывает у человека, только что выпущенного из тюрьмы. Наверху бездонное голубое небо, казалось, простирается в бесконечность над крышами зданий. Ветер не был холодным, но резкие его порывы подхватывали полы плащей тех многочисленных проходящих мимо него пешеходов, которые были одеты странниками и имели при себе посохи. Его по-прежнему удивляло их большое количество. Он поймал себя на том, что ускорил шаг, чувствуя настоятельную потребность в действии, причину которой в тот момент понять не мог.

Дойдя до многоквартирного дома, где они теперь жили, он поднялся на третий этаж. Отперев дверь и войдя, он не ощутил присутствия Марии или Питера, но поскольку вряд ли их не было на месте, он пошел в заднюю часть квартиры, где находился открытый балкон-лоджия, выходящий в маленький, обнесенный стеной садик позади здания.

Он прошел вдоль длинного коридора, в который выходили двери комнат, и выглянул через дверь в его конце. Остановился, услыхав приглушенные голоса, и улыбнулся. Они были там.

Он выглянул на улицу. Косые лучи утреннего солнца, падающие на балкон, создали островок тепла в его дальнем, защищенном от ветра конце. Питер и Мария сидели друг напротив друга в довольно неудобных плетеных креслах за маленьким столиком с круглой стеклянной столешницей. Оба были в темных свитерах, составлявших контраст освещенному солнцем фону: зеленой бетонной стене, полу и загородке балкона. Низкая стена слева от них была украшена арками из бетона, Питер с Марией выглядели какими-то чуждыми этому интерьеру, как люди, перенесенные в прошлое.

Они разговаривали очень тихо, и он не мог разобрать слов, но разговор был, видимо, всепоглощающим, потому что они держали друг друга за руки, протянутые через стол. Все так же улыбаясь, Шейн вошел.

– А вот и я! – объявил он по-английски.

Они разомкнули руки и выпрямились, отдаляясь друг от друга, когда он подошел к ним. Вскочив на ноги, она обвила его шею руками и принялась целовать, почти неистово.

– Эй,– произнес он в следующее мгновение, осторожно высвобождаясь из ее объятий,– ты скоро задушишь меня. Я знаю, что немного задержался, но не так уж долго меня не было!

И тут он заметил слезы у нее на глазах.

– Ну, что случилось? – спросил он, приподняв ее лицо за подбородок, чтобы лучше рассмотреть.– Что тебя расстроило? Я в порядке.

– Ничего,– сказала она, отстраняясь от него и смахивая слезы с ресниц.– Просто мы с Питером разговаривали о том, какая была жизнь – до пришельцев – и какой она стала с их приходом, и когда я увидела тебя, то вспомнила, что хотя сейчас нам и плохо, но не явись они, мы никогда не нашли бы друг друга…

– Моя вина, что я затронул эту тему,– произнес Питер с кресла у стола.– Как бы то ни было, нет смысла вспоминать давно прошедшее.

Шейн придвинул к столу еще один стул и уселся. Мария тоже села. Они посмотрели друг на друга поверх маленького стола, и Шейн повернулся к Питеру.

– Каков ответ? – спросил он.– Как скоро можно ожидать появления двойников Пилигрима вокруг зданий алаагских штабов?

Лицо Питера скривилось.

– Ты понимаешь, о чем спрашиваешь? – сказал он.– Ты хочешь, чтобы не то что тысячи – миллионы в плащах собрались там, где ты укажешь, но ты хочешь еще, чтобы это произошло одновременно во всем мире, и имеешь в виду людей, не подчиняющихся приказам или не находящихся в прямой связи с Сопротивлением или профессиональными группами.

– Ладно,– сказал Шейн.– Я знаю, требование чрезмерное. Но дело в том, что его надо выполнить. Все, чего я ожидал от вас и организации,– это оповещение людей и

оценка того, насколько быстро можно достигнуть результатов.

– Тем не менее,– сказал Питер,– хочу, чтобы ты понял, насколько это невыполнимо – то, о чем ты просишь.