Текст книги "Путь Пилигрима"

Автор книги: Гордон Руперт Диксон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 30 страниц)

– И это все без кровопролития, пропагандируемого теми самыми людьми, которые повесили бы нас на первом фонарном столбе за сотрудничество с чужаками,– вставил Джек.

Шейн обратил внимание на искренность в голосах обоих мужчин. Если они и не верили в то, что говорили, то по меньшей мере довольно успешно убедили себя в том, что верят. В сущности он не переставал считать это предложение Лаа Эхона политическим ходом алаагского командующего – ходом, обреченным на провал, коль скоро это касалось правительственного органа с участием людей, но, возможно, и полезным в смысле повышения служебного положения Лаа Эхона среди алаагов. Было бы забавно, если бы этот проект в конце концов принес своего рода бескровное разрешение ситуации между людьми и алаагами.

Его немедленной реакцией, результатом приобретенного опыта за время существования бок о бок с Первым Капитаном и другими алаагами, была мысль о том, что подобного рода решение слишком упрощено, чтобы иметь силу. Но что, если он не прав и в идее Тома что-то есть?

– Что ж, мысль довольно интересная,– сказал он, откинувшись на стуле и снова принимаясь вертеть ножку рюмки в пальцах.

Наступил момент, когда все трое ничего не говорили. Они явно давали ему время обдумать сказанное. Потом снова появился официант, и наступил следующий момент для размышления, в течение которого была заказана новая порция коньяка. Когда официант удалился, у Шейна уже был готов вопрос.

– Что заставляет вас думать, будто из этого выйдет нечто ценное для людей? – спросил он Тома.

– Разве это не очевидно? Нас назначают в качестве части управленческого аппарата, чтобы обеспечить получение чужаками продукции в данном регионе. В сущности, это все, что им нужно,– продукция. Дайте им ее, и им совершенно наплевать, как мы это сделаем. Вот так,– с напором произнес Том.– Скажем, мы выполним это – дадим им требуемую продукцию с Британских островов и из Ирландии. Если получится здесь, они захотят попробовать в других местах, как вы полагаете?

– Да,– сухо согласился Шейн, вспоминая, как Лаа Эхон на совещании Совета описывал это в качестве экспериментального проекта своим коллегам-офицерам.

– Ладно, в каждом новом месте организации проекта им понадобятся кадры, чьи-то опытные руки, которые помогут новым чиновникам начать работу. Откуда же взяться таким кадрам, как не из нас, раз уж наш аппарат в действии и мы знаем, что работает, а что – нет? Другими словами,– сказах Том,– если чужакам не надо думать в этом направление, то нам – надо. В особенности мне, поскольку я – глава администрации.

– И не только это…– вставил слово Джек.– Простите, Том, вы ведь собирались объяснить что-то ему.

– Да. Помимо ответственности, состоящей в предвидении, в этом заключена уникальная возможность – возможность того, что мы могли бы оказывать немалое влияние на процесс создания новых баз. Что, естественно, означает, что в перспективе мы сможем оказывать влияние на промежуточное правительство, которое будет в конечном итоге организовано. Оно может быть в большой степени сформировано исходя из нужд людей, знающих, как оно работает. Это может означать большую автономию – и в конечном итоге даже шанс быть с алаагами на равных; или по меньшей мере ту ситуацию, когда сильный профсоюз в состоянии сотрудничать с администрацией, контролирующей условия работы.

– Понимаю,– сказал Шейн.

И он действительно понимал. Такого рода объединенная всемирная организация, о которой говорил Том, должна будет иметь общих руководителей – персон, облеченных огромной властью. Честолюбивых персон. Он окинул взглядом лица троих людей за столом, напряженно ждущих от него реакции.

– Возможности огромные,– произнес Том.

– Могу это понять,– откликнулся Шейн.

– Разумеется,– продолжал Том,– все это зависит от того, осуществим ли мы этот первый проект. Думаю, мы в состоянии сделать это, тем или иным путем. Нашим единственным слабым местом были чужаки, и вот, к счастью, вы здесь с тем, чтобы соотнести наши цели с проектом.

– Или соотнести проект с вашими целями,– пробормотал Шейн.

– И это тоже по возможности.– Том сделал широкий жест рукой.

Шейн дал им время немного подождать. Потом вздохнул.

– Знаете,– признался он,– вы дали мне гораздо больше пищи для размышлений, чем я ожидал.

И подумал про себя, что так оно и есть.

•••
Глава десятая
•••

На пятый день после ужина Шейн вернулся в гостиничный номер и нашел засунутую под дверь записку, содержащую вот что: «Сад Кенсингтон. Четыре часа пополудни».

Поскольку было уже восемнадцать минут седьмого, Шейн сердито разорвал клочок бумаги и бросил обрывки в корзину для мусора, стоящую около миниатюрного письменного стола. Он только что поужинал внизу, в ресторане отеля. Плюхнувшись в единственное кресло, он открыл первое из досье, принесенных из офиса, который за ним закрепили в штабе Блока.

Структура Губернаторского Блока оказалась на практике не той, которая требовала бы отчетов и установления квот для человеческих управленческих офисов, уже раньше несущих ответственность за получение товаров, производимых согласно требованиям алаагов. Тем не менее большую часть следующих четырех дней Шейн посвятил чтению и осмысливанию всего материала.

Досье на сотрудников, с которыми он лично встречался на следующее утро после ужина с Томом, Джеком и Раймером, не содержали особых сюрпризов – включая досье на троих руководителей штата.

Шейн привык находить хотя бы намек на личный интерес, очевидный почти у всех, кто, казалось, считал себя в безопасности под властью алаагов. Именно так обстояло дело с двумя из трех интересующих его личностей.

Исключение мог составлять только Уолтер Эдвин Рай-мер, служивший капитаном в Британских ВВС и призванный алаагами на службу во Внутреннюю охрану из-за своего роста. Он был значительно выше Шейна; трудно угадать точно, но наверняка в нем было не меньше шести футов четырех дюймов – скорее всего, шесть футов шесть дюймов или даже больше. А это пробудило в Шейне любопытство. У него сложилось представление, что в Британских ВВС, как и в Американских, существовали ограничения по максимальному росту, так же как и по минимальному. Никогда раньше ему в голову не приходило то, что большинство из бойцов алаагской Внутренней охраны должны были быть чрезмерного роста для военных сил еще до прихода алаагов. Как бы то ни было, у Раймера не оставалось другого выбора, помимо Внутренней охраны – хотя его повышение в звании от капитана до полковника за два года было подозрительно быстрым для человека, не находящего повода к личному интересу в своем занятии.

В противоположность ему, Томас Джеймс Олдуэлл и Джексон Оруэлл Уилсон добровольно изъявили желание работать на хозяев-пришельцев: Том – в качестве члена консультационного Комитета при алаагах, составленного из бывших членов Парламента, одним из которых был Том во времена нашествия алаагов, а Джек – в качестве бухгалтера-волонтера, когда алааги провели через тот же консультационный Комитет требование к лицам этой профессии работать в человеческих административных блоках.

Оба не только были добровольцами – хотя для этого могли быть достойные, неэгоистические мотивы,– но и быстро поднялись в звании и значимости при алаагах. Иначе говоря, стиль их жизни за короткое время правления алаагов вполне отвечал тому честолюбию, которое они обнаружили при Шейне за совместным ужином.

Шейн теперь устроился, чтобы вновь прочитать оба досье. Он обнаружил, что многократное прочтение таких документов не только позволяет делать более точные выводы, но также инспирирует догадки, часто помогающие лучше понять интересующих его лиц. Он в третий раз перечитывал досье Тома, когда легкое шуршание бумаги заставило его поднять голову и заметить другую записку, которую кто-то подсовывал под дверь комнаты.

Швырнув папку с досье на мягкую постель, он бесшумно вскочил на ноги и сделал три длинных шага к двери, которую распахнул настежь.

Но поздно. Коридор был пуст. Он наклонился, подобрал записку, закрыл дверь и вернулся к креслу, чтобы прочитать подкинутое.

«Трафальгарская площадь. Девять вечера» – значилось в записке.

В назначенное время он был на Трафальгарской площади. Вечер выдался холодным, но не сырым, что обрадовало Шейна – зонтик мало вязался с его пилигримским одеянием, а ему не хотелось обнаруживать себя, ведь благодаря незначительному участию алаагской технологии именно эта его одежда, привезенная из Дома Оружия, прекрасно отталкивала воду.

В записке не было указано конкретного места встречи на Трафальгарской площади, поэтому, чтобы не привлекать к себе внимания, стоя на одном месте в ожидании, он стал прохаживаться вдоль окружности площади. Не прошел он и трети пути, как появился Питер и пошел рядом с ним.

– Сюда,– сказал Питер, уводя его в сторону от площади. Через минуту к краю тротуара рядом с ними подъехала машина, остановилась, и ее задняя дверь открылась. Питер втолкнул его внутрь и сел рядом. Дверь захлопнулась, и автомобиль тронулся.

– Почему, ради всего святого,– выпалил Шейн,– ты просто не позвонил мне, вместо того чтобы устраивать всю эту романтическую чепуху с подсовыванием записок под гостиничную дверь?

– Твой телефон могут прослушивать,– ответил Питер. Шейн расхохотался.

– Я серьезно,– в свою очередь рассердился Питер.– Что касается этой Внутренней охраны, с которой тебе предстоит работать,– стоит им только замолвить словечко в надлежащем полицейском управлении – и телефон будет прослушиваться. А из всех телефонов, которые легко прослушиваются, лидирующее место занимают гостиничные аппараты.

– Ты не понял,– сказал Шейн, приходя в себя.– Внутренняя охрана Блока могла бы многое дать, чтобы прослушивать мой телефон, но ее руководитель, полковник Уолтер Раймер – я, кстати, встречался с ним – вряд ли стал бы пытаться. За любые его действия в конечном счете будет отвечать Лаа Эхон; и алааги не только что помыслить не могут о таком выслеживании, а все это будет прямым оскорблением Лит Ахна со стороны Лаа Эхона. Фактически это могло бы расцениваться так, что Лаа Эхон шпионит за Лит Ахном. Я уже объяснял тебе, что они не нарушают своих законов, правил и моральных установок. Они скорей умрут.

– Откуда такая уверенность, что полковник Раймер об этом знает?

– Коль скоро он – офицер Внутренней охраны уже два года,– сказал Шейн,– он должен был усвоить первое правило выживания для находящегося в услужении зверя – никогда не делать ничего, что может быть расценено как попытка столкнуть между собой двух алаагов. Он это прекрасно знает. Можешь смело звонить мне в гостиничный номер, в любое время. Я в безопасности.

Питер довольно долго молчал.

– Думаю,– сказал он более тихим и спокойным голосом,– ты кое о чем забываешь. Может, для тебя в порядке вещей игнорировать то, что могут для тебя сделать другие люди и организации людей; но мы-то, в отличие от тебя, не слуги Первого Капитана или любого другого чужака. Возможно, ты об этом позабыл, но в наши дни человеческой полиции вменяется в обязанность проводить в жизнь алаагские законы, и это заставляет любого офицера лондонской полиции, имеющего основания подозревать нас в том, кто мы, играть с нами по правилам Сопротивления. Может, ты позабыл об этом. Мы – нет.

Шейн неожиданно для себя устыдился.

– Прости,– сказал он.– Прости. Я действительно позабыл, что значит быть без протекции моего хозяина.

– И мне бы хотелось,– опять рассвирепел Питер,– чтобы ты перестал называть их хозяевами и, в особенности, Лит Ахна – своим хозяином. Именно против такого отношения мы и боремся.

– Вот за это,– немного хмуро ответил Шейн,– я не буду извиняться. Когда живешь бок о бок с алаагами, нет времени перекраивать свою речь. Нужно правильно мыслить с тем, чтобы сказать правильную вещь, когда тебя спрашивают и не дают времени подумать. Но раз уж мы стали проявлять взаимное раздражение, как насчет того, чтобы ты с товарищами называл их настоящим именем, а не просто «чужаками» – какой-то мутью, прилетевшей из космоса?

– Это слово нелегко произнести.

– Все-таки попробуй.

– Лал… алл…– Питер попытался правильно произнести второй слог в задней части гортани, забулькал и потом буквально подавился от усилия.

– Ладно,– примирительно сказал Шейн,– признаю ошибку во второй раз. Но для человека, у которого английский – родной язык, это совсем не сложно. Я могу научить тебя произносить это слово, если хочешь попрактиковаться. Алааги оценивают интеллект людей по их способности говорить на алаагском языке, а людей, в свою очередь, оценивают по их интеллекту, что в их понимании означает обучаемость. Но пока оставим все это. По какому делу ты хотел со мной увидеться? Ты связался с кем-нибудь из лидеров Сопротивления на континенте?

– Только с Анной тен Дринке из Амстердама. Она приедет,– сообщил Питер.– Действительно не было времени получить ответ от остальных. Но у меня для тебя важная новость. Оказалось, что на следующий день после нашего разговора один человек собирался ехать прямо в Милан. Мария Казана не только ответила на твое письмо, но и приехала. Она сейчас здесь.

– Мария Казана? Казана – ее фамилия? Ты говоришь, она сейчас здесь?

– Должен признаться, что сам не ожидал этого,– сказал Питер.– Видимо, ты имеешь на нее сильное влияние.

Да, Казана. Как бы то ни было, мы сейчас направляемся туда, где ее разместили.

Оказалось, что ее поселили в квартире, занимаемой молодым участником Сопротивления с женой и двумя детьми, один из которых был в младенческом возрасте. Когда отец семейства открыл им входную дверь, Шейн услыхал женские голоса из отдаленной части квартиры, в одном из которых он узнал голос Марии. «Казана,– подумал он,– немного странная фамилия». Это напомнило ему о том, что он все еще не знает фамилию Питера.

Он вскользь прислушивался к голосам, пока его представляли впустившему их хозяину квартиры. Мария говорила по-английски, как сказал Питер, достаточно бегло, но с различимым акцентом. Это, однако, не главная проблема, если не считать того, что может указывать на ее способности к изучению иностранных языков.

Мария, жена и старший ребенок вошли в переднюю комнату квартиры.

– Моя жена,– представил молодой боец Сопротивления,– а Марию Казана вы уже знаете.

Шейн ответил на приветствие, с трудом понимая, что говорит. Он смотрел на Марию. Она была такой, какой запомнилась ему: тонкой, темноволосой, кареглазой и с удивительно живым выражением лица. Ее вид взволновал его гораздо больше, чем он рассчитывал; он заставил себя не глазеть на нее.

– Послушай,– сказал он, поворачиваясь к Питеру, как только приветствия были завершены.– У меня много дел с Марией, и только несколько дней в запасе. Нельзя терять ни минуты. Мне нужно какое-то место, где мы могли бы поговорить наедине, желательно, ресторан. Место, где никто, даже ваши люди Сопротивления, нас не узнают.

– Что ж,– начал Питер,– недостатка в таких местах нет. Мы могли бы…

– Не мы,– прервал его Шейн.– Место, куда я собираюсь пойти с Марией,– только для нас двоих. Будет опасно, если узнает кто-то еще – и, в частности, это касается тебя.

– Понимаю,– сказал Питер. Его голос был натянутым.– В таком случае можешь нанять машину и попросить шофера высадить тебя где угодно или же просто выйти на улицу и пойти пешком. Но если не хочешь своим видом бросаться в глаза, то нельзя выходить в этом одеянии. Даже здесь, в Лондоне, в любом хорошем ресторане, способном дать какое-то уединение, пилигрим за ужином с красивой девушкой, говорящей с итальянским акцентом,– вы двое запомнитесь официанту и любому соседу, который вообще смотрит по сторонам.

– Не беспокойся об этом,– сказал Шейн.– На мне был обычный деловой костюм, когда я находился в штабе проекта. Я просто надел сверху плащ, когда вышел вечером, поскольку не знал, на что мог натолкнуться. Могу оставить здесь посох и плащ…– Он помедлил.– Боюсь, что придется попросить выйти из комнаты всех, кроме Марии и Питера,– произнес он.

Он немного опасался, что муж и жена, владельцы квартиры, будут возражать против такого приказания. Но эти двое вышли без возражений, скрывшись за углом прихожей. Через секунду стало слышно, как за ними закрылась дверь.

Прислонив посох к спинке стоящего рядом стула, он стянул плащ через голову и бросил его на тот же стул. Мария рассмеялась.

– Твои волосы,– сказала она.

На противоположной стене комнаты висело прямоугольное зеркало. Шейн взглянул на себя и увидел свои каштановые волосы, стоящие торчком, как пучок дикой осенней травы, уже побитой первыми морозами.

– Хм,– замычал он и попытался пригладить волосы ладонью.

– Секундочку,– сказала Мария.

Она на минуту вышла из комнаты и вернулась с расческой, с помощью которой он наконец привел волосы в порядок. Из зеркала на него смотрел ничем не примечательный мужчина в синем пиджаке, серых широких брюках и голубой рубашке с темно-синим галстуком.

– Порядок? – спросил он, поворачиваясь к Питеру.

– Так ты будешь меньше бросаться в глаза, это я тебе точно скажу,– немного ворчливо произнес Питер.

– Мы поймаем машину,– сказал Шейн.– Назовешь шоферу какое-нибудь место, куда нас отвезти. Он нас там высадит и позабудет о нас. После поедем домой на такси.

В машине Мария молчала – но молчание не казалось напряженным. Шейн был ей благодарен, хотя, возможно, эта сдержанность объяснялась продуманной предосторожностью члена группы Сопротивления.

Он чувствовал себя в растерянности. В случае с другими женщинами он знал, что повод для встречи с ними очевиден и открыт. Что-то известное ему можно было принять как само собой разумеющееся, если даже об этом не говорилось вслух. По крайней мере, нечто, относительно чего он мог быть честным. В общем, он впервые понял, что всегда раньше именно так относился к женщинам вроде Сильви, взявшей на себя инициативу их встреч.

Здесь же условия были иными. Многое из того, что он собирался рассказать Марии в этот вечер, было неправдой. В сущности, это обернулось бы такой ложью, какую Мария не смогла бы вынести, знай она правду. Во-вторых, они встретились по его инициативе, а не ее, и он понял, что не знает, с чего начать.

Он был во власти того чувства собственной изоляции и непохожести, с которым жил все время,– и в этот момент оно оказалось по-особому заметным и болезненным. Ему хотелось протянуть руку к Марии, заставить ее улыбнуться, засмеяться. Хотелось прикоснуться к ней… но он понятия не имел, как сделать это, будь подобные жесты даже частью деловой встречи, чего на самом деле нельзя сказать.

Ему удалось до сих пор выжить при алаагах, потому что он сумел найти прибежище в том, что стоит в стороне даже от коллег, курьеров-переводчиков. Он обрел безопасность и комфорт в том, что находится один со своей пустотой. Теперь он собирался перекинуть мостик через окружающую его пустоту к одному особому человеческому существу, и его стали одолевать страхи и сомнения от такой перспективы.

Он говорил себе, что за столом в ресторане, в уединении, ему будет легче. Но это чувство не покинуло его даже и теперь. Щедрая взятка старшему официанту помогла получить прекрасный столик, стоящий несколько изолированно в большой ресторанной зале. Погруженный в себя, он почти позабыл о ритуале заказа аперитивов, вспомнив о нем в последний момент. Можно было предположить, что Мария закажет бокал белого вина. Себе он заказал виски с содовой, даже не успев осознать, почему выбрал именно этот напиток.

– Ты удивила Питера тем, что приехала, а не просто ответила на его письмо,– сказал он ей по-итальянски, когда они остались одни.

– Я заметила,– ответила она на том же языке, и улыбнулась.– Но ты ведь не удивился?

– Я ждал, что ты в конечном итоге приедешь, но не так быстро,– сказал он.

Ее лицо посерьезнело.

– В письме говорилось, что я тебе нужна. Я и вправду тебе нужна?

– О да,– ответил он.– Это чрезвычайно важно. Ее лицо стало еще более серьезным.

– Надеюсь, ты не ожидаешь от меня слишком многого,– сказала она.– Я не такая уж необыкновенная.

– Не думаю, что ожидаю слишком многого,– вымолвил он.– Надо это выяснить. Но то, что ты приехала, не спрашивая зачем,– очень хороший знак.

Она посмотрела ему прямо в глаза.

– Я знаю, что ты для меня сделал,– начала она.– Я знаю, что случилось бы со мной, не вызволи ты меня тогда из штаба чужаков. Ты подарил мне жизнь. Можешь брать ее, если она тебе и вправду нужна. Я много думала о том, что ты совершил и что рассказывал нам после того, как мы похитили тебя и привезли к нам. Я верю, что все, что ты тогда рассказывал,– правда, в том числе и то, что это ты изобрел знак Пилигрима. Я верю также и в то, что ты можешь сделать для нас вещи, которые не под силу никому другому.

Ему казалось, что ее взгляд пригвоздил его, как бабочку, наколотую на булавку и положенную в коробку.

– Я не супермен,– неловко произнес он.– Мои преимущества перед другими заключаются в том, что я знаю об алаагах больше остальных и что являюсь специальным их служащим. Вот и все.

– Это очень много.– Мария наклонилась к нему, по-прежнему не сводя с него взгляда.– Питер рассказал мне, когда я приехала, о том, что ты говорил английским бойцам,– о твоем плане заставить пришельцев убраться с нашей планеты навсегда. Знаю, что пока ты не решаешься сказать, как это сделать, но верю, что можешь. Я считаю, что если кто-то и может, так это ты.

Его несло на волне ее веры в него. Эта вера делала его тайное намерение предать в своих целях всех, кого она знала, и все, во что верила, гораздо более болезненным. Но все оставалось неизменным: секрет, который нужно хранить даже от нее, пока уже не станет слишком поздно для нее или любого другого предпринять что-то на этот счет. Он снова подумал об участниках Сопротивления и о том, что с ними произойдет, когда его план сработает; сама мысль вызывала сильную потаенную боль – такую сильную, что почти невозможно было ее спрятать. Только напомнив себе, что им придется так или иначе принять свою судьбу, независимо от того, что сделает он,– и что она будет одной из них, если его план не сработает,– он взял себя в руки. По крайней мере, он хотя бы ее одну убережет от опасности.

– Я могу рассказать тебе больше того, что рассказал Питеру,– сообщил он ей. Понизив голос, он огляделся кругом, чтобы убедиться, что никого нет поблизости, кто услышал бы их.– Потому что тебе надо знать больше. По сути дела, тебе надо знать больше всех остальных, за исключением меня. Но все это будет зависеть от некоторых твоих способностей. На скольких языках ты говоришь?

– Кроме родного? – спросила она.– Французский и английский сносные. Также и румынский – у нас есть румынские родственники, которых мы время от времени навещали, когда я была маленькой девочкой. Немецкий у меня неважный, как и другие языки – европейские – я знаю лишь несколько слов, как турист. Вот и все.

Он кивнул.

– Хорошо,– сказал он.– Тогда следующий вопрос. Сколько тебе лет?

Она немного нахмурилась.

– Двадцать три,– ответила она.– Разве мой возраст имеет большое значение?

– Хочу попытаться выдать тебя за шестнадцатилетнюю,– произнес он.– Как ты думаешь, смогла бы ты одеться и вести себя в соответствии с этим возрастом? Одурачить алаагов не составляет никакой сложности. Но будут другие люди, которым надо будет поверить в то, что тебе шестнадцать. И в особенности другие женщины.

Она засмеялась.

– Мне было не так уж давно шестнадцать, и я не забыла, каково это,– сказала она.– Думаю, смогу убедить мужчин и, возможно, женщин, даже моего возраста. С другими женщинами я просто буду немного наивной, глупенькой и неряшливо одетой… и мне будет мало везти с мужчинами.

– Тебе не придется часто иметь дело с другими мужчинами,– сказал он.– Только со мной.

Она посмотрела на него оценивающим взглядом.

– Тогда в конце концов это может оказаться не так-то просто, если некоторые из женщин, о которых ты говорил, проявляют к тебе интерес,– заключила она.– Ты привлекателен.

– Я?

Он был искренне удивлен. То, что ему на пути попадались женщины вроде Сильви, как он считал, происходило потому, что он исполнял их желания и делал то, что им хотелось. Во всяком случае, как ему казалось, они просто примирялись с его внешностью, которая самому ему представлялась средненькой.

– Дай мне об этом подумать,– сказала она.– Должны найтись способы, которые бы заставили меня казаться безвредной. Почему это мне придется быть в основном с тобой?

– Мне нужен человек, находящийся рядом, который смог бы как проникать в алаагские зоны, так и пользоваться доверием людей Сопротивления,– сказал он ей.

Она побледнела.

– Проникать в алаагские зоны? Вроде миланского штаба, где ты меня впервые увидел?

– Да,– ответил он.– Они не такие уж страшные и не настолько отличаются от нас, если у тебя есть право бывать у них. Скоро я подробнее расскажу тебе об этом. Но основная проблема – это язык.

– Какой язык?

– Алаагский,– сказал он.

Краска, сошедшая с ее лица секундой раньше, успела частично вернуться. Теперь она снова сошла.

– Но люди ведь не могут говорить, как пришельцы?

– Нет, могут,– откликнулся он.– Ну, если быть совершенно честным, то не могут. Можно научиться говорить не совсем как алааги, но достаточно разборчиво, чтобы алааги поняли и нашли, что твоя разговорная речь и понимание языка приемлемы. В конце концов, это моя работа…

Он немного рассказал ей о первых наметках Лит Ахна в отношении обучения людей на переводчиков и курьеров и их тестирования, а также о других служащих, которые будут непосредственно работать с алаагами.

– За исключением переводчиков вроде меня самого,– сказал он,– большинство людей-служащих должны лишь понимать некоторые алаагские слова, что совсем не трудно. Существует несколько команд, сопутствующих любой выполняемой работе, и их довольно быстро узнает и поймет любой, кто обладает нормальным слухом. Разговорная речь – совсем другое дело, и здесь ты фактически права. Мы, разумеется, не в состоянии говорить так, как они. У нас нет для этого голосового аппарата. Наш голосовой аппарат не полностью идентичен алаагскому и отличается по физическим размерам.

– Из твоих слов не следует, что все это легко,– сказала она. Он заметил, что она не двигается, но как-то вся сжалась.– Получается, что это трудно.

– Те из нас, кто оказались природными лингвистами и были отобраны для переводческой группы Лит Ахна, поняли это почти сразу же, поскольку, как я полагаю, привыкли экспериментировать со звуками – весь фокус в том, чтобы аппроксимировать звуки, произносимые алаагами в разговоре. К счастью для нас, существует модель для нашей работы. У детей алаагов высокие голоса, и им не удаются некоторые из тех же звуков, что и нам. Играя на этом различии, возможно убедить взрослого алаага, что он слышит родной язык в терпимой интерпретации. Разумеется, выручает то, что, считая нас зверями, они ожидают от нас самого меньшего и счастливы увидеть хоть какой-то успех.

– Мне что – придется фактически жить в одном из их штабов? – спросила Мария.

– Да. В штабе Лит Ахна – Первого Капитана.

– И все чужаки там будут ждать от меня, что я пойму их и буду с ними разговаривать?

Он намеренно рассмеялся, чтобы победить ее страхи.

– Все совсем не так плохо,– сказал он.– Но мы запрягаем лошадь за пять километров от телеги. Сначала посмотрим, на что ты способна. Я говорил, что есть несколько звуков алаагского языка, которые не удаются маленьким детям-алаагам и которые мы сами можем спокойно произносить неправильно. К сожалению, в названии их расы – алааги – нет ни одного из этих особых звуков, и это также первейшее слово, по которому они делают мгновенную оценку интеллекта любого человека, его произносящего. Дай-ка я послушаю, как ты его попытаешься сказать… «Алааг».

Она довольно долго смотрела на него через стол, потом посидела мгновение с открытым ртом, не произнеся ни звука, и снова закрыла рот.

– Не могу произнести это так, как ты,– сказала она.– Просто не могу.

– Все-таки попробуй. «Алааг».

Она долго смотрела на него, потом сделала глубокий вдох, как ребенок, который собирается задуть свечи на именинном торте, и заговорила – но не торопливо, как Питер. Она говорила осторожно и точно, стараясь имитировать каждый изгиб его рта при произнесении слова.

– А-а… я-а… х-аг,– произнесла она. Он уставился на нее.

– Хорошо! – сказал он, вслед за чем быстро поправил себя: – Не хочу сказать, что ты произносишь это так, как следует,– пока,– но ты на верном пути. Укороти первый звук, а второй звук – ты права, он похож на «я-а», но фактически ближе к «л». Представь себе удвоенное «л». Язык должен вибрировать – дрожать, упираясь в нёбо при произнесении этого звука. Попробуй еще раз.

– А-а… ял… аг,– произнесла она и поправила себя: – Нет, это было даже хуже.

– Ты слишком сильно стараешься. И в первый раз ты сделала правильно, закончив звуком «х-аг». Но это не совсем точно. В этой части слова взрослый алааг произносит более глубокий гортанный звук, чем мог бы любой человек. Дети пользуются чем-то вроде прерывистого кашля для его заполнения. Попробуй сделать так сама. Попро-буй произнести глухое «х»; скажи «хах» на выдохе.

Она сделала это.

– Теперь попытайся еще раз сложить все вместе… Они продолжали практиковаться. У Марии некоторое время получалось, потом стало хуже.

– Ты начинаешь уставать,– сказал он.– Оставим это пока. Вот что я собираюсь делать в последующие две недели, пока я здесь: проводить каждую свободную минуту, работая с тобой, и выучить свободно говорить несколько фраз, которые могут тебе понадобиться. Кроме того, тебе надо будет научиться немного понимать алаагский язык. Мы потренируемся: я буду говорить определенные установочные фразы, а ты – отвечать.

– Но каким образом я буду всем этим пользоваться?

– О-о,– сказал он,– Извини. Теперь я сам ставлю телегу впереди лошади. Я хочу попытаться уговорить Лит Ахна принять тебя – молодую девушку, которая мне повстречалась и которая только благодаря природным данным немного научилась алаагскому языку,– в Корпус переводчиков в качестве моего личного ассистента-связного.

По ее лицу он догадался, что она не понимает, и продолжил, не дав ей открыть рта.

– Еще раз извини,– сказал он,– Я позабыл о том, что очень мало рассказал Питеру и остальным, и как много надо знать тебе. Питер сказал тебе, что новый алаагский проект здесь – это орган управления со штатом, состоящим из людей, но находящимся под контролем алаагов, и организован для увеличения производительности труда на этих островах?

Она кивнула.

– Отлично,– произнес он,– но я не сказал Питеру, что послан в качестве связного от Лит Ахна, о котором тебе придется привыкнуть думать, даже во сне, как о Первом Капитане,– он повторил для нее звание на алаагском,– к Лаа Эхону, который придумал этот проект и его контролирует…