Текст книги "Дом в Хамптоне"

Автор книги: Глория Нейджи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 19 страниц)

– Странное письмо. Пассивная агрессия, если определять клиническим термином. Она пишет, что с тех пор, как умер ее муж, она много размышляла о прошлом. К сожалению, она очень обидела меня в свое время. Она считает, что я был единственным мужчиной, который любил ее по-настоящему. Хотя сейчас, по ее мнению, это, увы, не так. В общем, она хочет вернуться в прошлое и попытаться начать все сначала. Пишет какую-то чепуху по поводу того, что опять хочет стать сиделкой или медсестрой…

– Она работала сиделкой?

– Да. Очень давно какое-то время она занималась этим. Разве она не рассказывала тебе об этом?

– Нет. Она написала тебе любовное письмо, черт возьми! Где оно?

Донни усмехнулся.

– В надежном месте.

– Подонок! И это называется лучший друг.

– Мне кажется, что мы уже когда-то обсуждали этот вопрос.

– Ладно, ладно. Давай скажем так: она вернулась в нашу жизнь…

– И уже взбудоражила всех, в том числе и наших жен. Они со страхом и любопытством ждут встречи с ней. Она переполошила всех в доме, даже еще не появившись. Скоро ли это прекратится?

– Нет, Гарри. Она купила дом в Восточном Хамптоне… Так что опять стукнемся лбами?

– Не знаю… Она… Смешно. Мне страшно. Я не знаю…

– Чьи речи я слышу? Мужчины или жалкого труса?

– А у вас поджилки не трясутся, доктор Джеймсон? – попытался пошутить Гарри, но Донни не улыбнулся. – Я, правда, не знаю, Донни, – серьезно продолжил Гарри. – Ты понимаешь, старик, она чертовски хорошо выглядит. Она очаровательна. Это-то как раз и внушает мне опасения. Это сбивает с толку. Она как приманка. Смешно, но рядом с ней я чувствую себя молодым. И потом, меня все время преследует чувство вины перед ней. Я ведь женился и через месяц бросил ее. Сразу после того, как у нее произошел выкидыш.

– Гарри, поверь, если у тебя есть опасения подобного рода, то мой тебе совет – не играй с огнем. Разберись окончательно в самом себе и выкинь все лишнее из головы.

– Да, ты прав. Это я и сам понимаю. – Гарри вздохнул. – А ты, что будешь делать?

Донни открыл дверцу и вышел из машины, распрямляя свое длинное стройное тело.

– Я люблю свою жену. Просто письмо лишний раз показало, что мы никогда не сможем равнодушно относиться к этой женщине, как, впрочем, и к своему прошлому. Но за себя я спокоен. В общем, положись на меня сегодня вечером. Мне кажется, все будет о'кей.

Когда они вернулись, все приглашенные уже были в сборе. Все, кроме Фритци. Норман Галло, преуспевающий адвокат, с очень молодой беременной женой Карлой. Франко и Эсмеральда Куччи – самые известные в стране оформители книг. Макс Стайлс – известный фотограф и гомосексуалист.

Вечеринка началась. Уже открыли третью бутылку вина. Джина и Гарри являли собой образец предупредительных и внимательных хозяев. Макс развлекал гостей какой-то нескончаемой историей. Гости с энтузиазмом поддерживали разговор, вставляя шутливые реплики. Всем было весело.

Неожиданно Норман Галло, очевидно, желая привлечь к себе внимание, серьезно сказал:

– Вот мы веселимся, рассказывая друг другу всякую чепуху, а на улицах Манхэттена люди умирают с голода. Я уверен, что отсутствие сострадания убивает в человеке душу, лишает его ощущения истинных ценностей. И такое состояние общества способно разрушить и уничтожить всю страну.

В комнате воцарилась тишина. Переход был слишком резким. Юная жена Нормана Карла одернула его:

– Норман, оставь, пожалуйста, свои рассуждения о конце света.

– Что ты понимаешь! – с раздражением воскликнул Норман, – Ты росла во всей этой атмосфере, Карла. Ты слишком молода, чтобы осознать последствия.

Все с интересом посмотрели на Карлу, ожидая ее реакции.

Карла спокойно зевнула, по привычке слегка поглаживая округлившийся живот.

«Амазонки нового поколения, – с уважением подумала Джина. – Они еще преподнесут всем нам урок».

– Норман, если ты произнесешь свою душещипательную речь среди бездомных бродяг на Третьей авеню и при этом останешься таким, какой есть, – весь в кашемире и шелках, с набитым всякими деликатесами желудком и сверкающей белозубой улыбкой, которая обошлась тебе в пять тысяч долларов, – то это будет значить гораздо больше, дорогой, – спокойно произнесла Карла. – Мы все в большей или меньшей степени являемся частью этой проблемы, которую нельзя решить, оставаясь в стороне. – Она снова зевнула.

Дженни закурила очередную сигарету, не обращая внимания на укоризненный взгляд Донни, и сказала:

– В самом деле. Вот, например, почти все из нас имеют по два дома. Я возвращаюсь в город из своего загородного дома и натыкаюсь на парня, который живет в картонной коробке. И мы знаем, что кроме нее, у него ничего нет. Так что, я уступлю ему комнату в собственном доме? Или поделюсь с ним своими доходами? Конечно, нет! Мы отводим душу тем, что выписываем чек на небольшую сумму в Фонд бездомных и, успокоившись, распаковываем корзину на очередном пикнике.

Внимательно слушавший Франко Куччи вступил в разговор:

– Я прочел недавно в газете статью об одном маленьком племени в Ботсване. Очень примитивное племя. Но на территории, где они жили, водились очень редкие, исчезающие виды животных. Племя жило, занимаясь охотой на этих животных. Снарядили экспедицию, чтобы попытаться спасти животных. Экспедиция забралась глубоко в джунгли и обнаружила это племя. Когда выяснили, что одной из причин истребления является именно племя, то выбор был однозначен. Решили защитить животных. Люди могли себя воспроизвести, а животные нет. Племя загнали в резервацию и бросили на произвол судьбы. Вот такие-то дела…

Донни наполнил стакан, хотя хорошо знал, что этого не следует делать. Язва давала о себе знать, и это его ужасно раздражало. Он сказал немного возбужденно:

– Приводя этот пример, Франко, очевидно, имел в виду то, что богатые и сильные люди, например, Нью-Йорка, живут хорошо за счет слабых и угнетенных? Воспроизводящихся?

– Да, именно это я и хотел сказать. Я итальянец, и у нас несколько иные представления о морали. Мне кажется, они более реалистичны.

В дверь позвонили. Вбежал запыхавшийся Луи и взволнованно произнес:

– Я встретил ее… Это, наверное, она… другая жена Гарри.

В комнате будто щелкнул электрический разряд. Все нервно переглянулись. Воцарилось неловкое молчание.

Смех застыл на губах Гарри и Джины. Они осторожно пошли в сторону двери.

Сидя в глубине комнаты, Дженни слышала, как гости полушепотом обсуждают это сообщение.

Месяц спустя, когда Джина вспоминала этот ранний летний вечер, она определяла свое состояние тогда «полной потерянностью». Все потеряло смысл. Она задыхалась, как выброшенная на берег рыба, тараща глаза на мир, который тебя отвергал.

Рядом с Френки Кэршем стояла Фритци Олсен Феррис и улыбалась самой яркой и ослепительной улыбкой, которую когда-либо видела Джина. Она была восхитительна. «Мэрилин Монро… Бэтти Грэбл… Мэмми Ван Дорен… Мэмми Ван Дорен?.. О Боже!» – пронеслось в голове Джины.

Перед ней стояла сказочно красивая, яркая женщина. Джина таких еще не встречала. Настоящая богиня! Она была во всем белом. На шее мерцали бриллианты. Белоснежные руки. Красивые тонкие пальцы. Ухоженные, покрытые белым лаком ногти на руках и ногах. Перламутрово-розовые губы. Она вся искрилась.

Нет, она непохожа на Мэмми. Скорее, Мэрилин… Черт возьми! Эта Мэрилин Монро не только сейчас находилась в ее доме, но и когда-то была женой Гарри. Ее Гарри. Гарри спал с ней, с этой чертовой Монро… до нее…

Эта мысль пронзила ее насквозь. Да, зря она испытывала чувство превосходства перед ней, не зная ее. Сейчас ее «Я» словно распалось на части. Произошло то, чего она меньше всего ожидала.

Фритци представлялась ей этакой пышкой средних лет. Овдовевшей, трогательно-отчаявшейся и утомленной. Но женщина, которую она сейчас увидела, совсем не соответствовала этому образу. Эффект разорвавшейся бомбы! Настоящая богиня чувственности! Нет, это не Мэрилин…

«Это женщина, у которой даже колени пахнут Духами», – подумала Джина. Ею всю передернуло от этой мысли. Подумать только! Ее Гарри целовал эти гладкие, пахнущие духами и кремом колени. Она вдруг физически ощутила себя высохшей, циничной, неинтересной, скованной в движениях и облаченной в траурную одежду женщиной. Она почувствовала себя лужайкой, где вся растительность высохла и остался лишь голый песок. Она ужаснулась: «Кто она? Кто эта женщина? И кто такой Гарри? Как она сможет когда-нибудь преодолеть этот всепоглощающий страх? Но чего она боится?»

«Мэрилин» подошла к Гарри и поцеловала его.

– О, Гарри! Какой чудесный маленький домик! Мне очень нравятся такие старомодные дома. На ранчо в Санта-Фе я не встречала ничего подобного. Он такой милый! Позвольте представить вам моего друга Френки Кэрша. Он владелец компании по продаже автомобилей. Он даже продал мне одну из своих машин. Тогда-то мы и познакомились.

Гарри нежно прикоснулся к локтю Джины, пытаясь помочь ей обрести душевное равновесие. Его очень взволновало выражение ее лица. «Ты дерьмо, Гарри!» – подумал он про себя. Ясно, что нельзя было приглашать ее сюда. Как он мог забыть, насколько неотразима Фритци. Господи! Она невероятно красива: вылитая Линда Эвенс. Как же он мог не подумать об этом? «Ты идиот, Гарри! И только ты виноват в том, что твоя жена сейчас выглядит так, как будто проглотила кусок льда».

«Черт! Донни, Дженни, где вы?! Ты заплатишь за это, Гарри! Готовь гвозди, молоток и терновый венец. Тебе крышка! Захлопни же наконец рот, Джина, посмотри мне в глаза, ничего не пытайся сказать». Гарри нервничал.

– Джина, дорогая, это Мадлен. Ее еще называют Фритци. Это ее прозвище. А это Френки… Керс…

– Кэрш. Он продает машины.

Джина попыталась взять себя в руки.

– Я знакома с Френки. Недавно я брала у него интервью. Какой сюрприз!

Френки пребывал в некотором замешательстве. Он чувствовал, что здесь что-то происходит, но Фритци ничего не рассказывала ему, и он не мог разобраться в этой сложной игре чувств. «Ладно, поживем – увидим, – решил он про себя. – Разберемся».

– Да, мир тесен. Как идут дела со статьей? – поинтересовался он.

Джина постепенно приходила в себя. Время и пространство вновь стали соединяться. Части вновь становились единым целым. «Я – Джина Харт. Мне тридцать девять лет. Это мой дом, и это мой муж. Вокруг наши дети и наши друзья. Это моя жизнь. Я – писатель. Я – личность. Я – привлекательная женщина с кожей оливкового цвета и волнистыми черными волосами».

– Все прекрасно, Френки. Возможно, мне придется еще раз встретиться с вами. А сейчас проходите сюда, пожалуйста. Фритци, Френки, знакомьтесь…

Гарри с Джиной последовали за гостями, не решаясь взглянуть друг другу в глаза.

Обстановку разрядил голос Фритци Олсен:

– Донни Джеймсон! О Господи! Не могу поверить своим глазам!

Она распахнула объятия своих белоснежных рук и направилась к нему. Донни, сидевший между Дженни и беременной амазонкой, вскочил ей навстречу так поспешно, что чуть было не свалил их со стульев. В объятиях Фритци он был похож на сосиску в хот-доге. Это был один из тех моментов, который следовало бы заснять на камеру, но ни у кого, к сожалению, ее не было под рукой.

Словно некий смерч ворвался в дом и засосал всех присутствующих в свой круговорот. Даже Изабель и Ондин, накрывавшие на стол, застыли, словно загипнотизированные. Замерли, раскрыв широко глаза и рты, Джереми, Оуэн и Луи. На нижней губе Дженни зависла незажженная сигарета. Все невольно смолкли при виде такой женщины. Аромат, который она источала, приятно возбуждал их обоняние. Даже Артуро застыл на месте с вывалившимся из пасти языком.

Мэрилин Монро воскресла и вернулась ранним летним вечером в Саг-Харбор.

Пока все находились в безмолвном шоке, Фритци продолжала обнимать долговязую, онемевшую фигуру Донни.

Ничего подобного никогда не было на их вечеринках. Ничто не могло заставить всех одновременно замолчать!

Три часа утра. Спальня Хартов. Супруги лежат рядом, тщетно пытаясь уснуть. На душе у них неспокойно.

– Гарри?

В ответ невнятное мычание.

– Брось мычать! Я знаю, ты не спишь. Мне надо поговорить с тобой.

– Ты уверена, что в этом есть необходимость? Я не хочу говорить о неприятных вещах поздней ночью. Потом я не смогу заснуть.

– Ты бесподобен! Ты не можешь говорить о неприятных вещах после обеда, так как, видите ли, боишься несварения желудка. Ты избегаешь разговоров перед сном, потому что боишься кошмаров. А утро, конечно, ты не хочешь начинать с неприятностей. Но мне необходимо поговорить. И именно сейчас!

Чтобы подтвердить свою решимость, Джина зажгла антикварный ночник, висящий над головой.

– Хорошо, хорошо! Только выключи, пожалуйста, этот чертов ночник.

– Нет. Я хочу видеть твое лицо. Иначе я не смогу тебе поверить. – Неожиданно для себя Джина заплакала.

– Боже мой! Что ты хочешь от меня? Всего лишь один ленч – шесть месяцев назад. Я давно оставил эту женщину. Я убежал от нее. Я выбрал тебя, а не ее. Я никогда не женюсь на ней вторично. И не женился бы, если бы не ее беременность. Это очень, очень старая история.

Джина всхлипнула.

– Старая история. Все мужчины просто утонули в этом желе. Даже Луи! Луи и тот не смог устоять. Она как белый шоколад. И он с удовольствием откусил бы кусочек. В следующем месяце мне исполняется сорок. Мне больно от этой мысли. Я не хочу ревновать тебя к ней, но ничего не могу с собой поделать. Ты занимался с ней любовью! Она была твоей первой любовницей, и она… она великолепна!

– Бога ради, Джина! Она старше тебя!

Вероятно, это подействовало. Джина проглотила слезы.

– Благодарю тебя, Гарри. Я очень нуждаюсь в твоей поддержке. Но хоть она и старше меня, однако выглядит на десять лет моложе. Франко думал, что ей тридцать. Тридцать! Боже, это так унижает! Как ты мог не предвидеть последствий, Гарри?

Слезы Джины всегда очень огорчали Гарри. Сейчас он сам чуть не расплакался. Его глаза наполнились слезами.

– Джин, милая, ради Бога, прости меня. Я так расстроен и подавлен. Ты гораздо лучше меня, собраннее. Я думал, ты воспримешь ее как карикатуру. Ты ведь всегда потешалась над подобными женщинами. Помнишь шоу с Донни Андерсон? Ты так смеялась… Ты моя жена, и я люблю тебя. Она – в прошлом.

– Да, ты прав, Гарри. Хоть ты и порядочный негодяй. Ты бы занял второе место на всемирном конкурсе негодяев.

– Почему второе?

– Потому что ты не совсем пропащий негодяй.

Они оба рассмеялись. Это была их любимая шутка. Гарри нежно обнял Джину и стал гладить ее горячие бедра.

– А не перейти ли нам с этой досадной темы на более приятную – сексуальную? Разве ревность не возбуждает тебя?

– Нет. – Джина попыталась оттолкнуть его. Но Гарри хорошо ее знал. Он скользнул рукой под майку и коснулся ее груди.

– Ты ненормальный, Гарри.

Она испытывала боль от всего пережитого, понимая, что вторжение этой женщины в ее жизнь не закончилось. Но она была благодарна ему за передышку и чувственное желание. Благодарна за столько лет интимных отношений, всегда сопровождавшихся бурной страстью и различными сюрпризами.

Пять часов утра. Спальня Джеймсонов. Дженни сидит на террасе. Она в задумчивости смотрит на океан и жует шоколадку. Донни в ванной комнате. Он уже достаточно долго там, и Дженни ждет его.

Он подошел сзади и обнял ее. Дженни вздохнула, похлопав его по руке. Донни поцеловал ее и сел рядом. Она предложила ему шоколад, но он отказался.

– Ты бледен, – сказала она.

Донни устало улыбнулся.

– У меня расстройство желудка.

Дженни доела шоколад и с отвращением бросила обертку на пол.

– Ничего удивительного. После ее объятий и не такое могло произойти.

– О'кей. Давай не будем об этом, иначе мы не заснем. И хватит обкуриваться до смерти.

Дженни погасила сигарету:

– Ладно. Я думаю, нелегко слышать, как твой сын говорит: «Бедный папа. Мог иметь такую женщину, а выбрал маму».

– Ты его неправильно поняла. Он не это имел в виду.

– Хватит! Смени пластинку. Бедная Джина! Я не хотела бы оказаться на месте Гарри. Она выглядела абсолютно опустошенной. Я и представить себе не могла, что Джина может так ревновать. Так что же все-таки эта Фритци хотела, Донни?

– Почему ты считаешь, что она должна была что-то хотеть?

– Я полагаю, ты достаточно хорошо меня знаешь? Я не вчера родилась. Ей что-то надо. И если это что-то – ты, то так и знай: я утоплю эту белокурую сучку с пышной грудью в первой же попавшейся канаве. Не успеет она и глазом моргнуть.

Донни засмеялся и нежно взял ее руку в свои ладони.

– Ну, довольно, моя девочка. Маленький свирепый воин, готовый драться за своего мужчину. Я тронут.

Губы Дженни задрожали от досады за свои слова. «Слишком много эмоций!»

– Донни, я знаю, ты порядочный человек. И ты будешь со мной искренен. Пожалуйста, не относись ко мне снисходительно, свысока. Поверь, она окрутит тебя, ты не успеешь и опомниться. Она уже много сделала для этого сегодня ночью, и ты прекрасно это понимаешь. Не лги ни мне, ни самому себе.

Донни взглянул на жену, пытаясь выглядеть твердым. Ее слова тронули его до глубины души, тем более что это было правдой и тем более что он сам не хотел, чтобы это оказалось правдой. Он молчал. Дженни знала его слишком хорошо. Он молчал, и молчание подтверждало справедливость ее слов.

– Скажи, ты же не сделаешь этого? – Дженни до боли прикусила губу.

Она не хотела плакать, но слезы текли по ее щекам. Донни опустился на колени перед ней и взял ее руки в свои. Первые лучи солнца коснулись темного летнего неба.

– Нет, малыш. Я обещаю тебе. Я не хочу и не буду огорчать тебя.

Дженни часто закивала головой.

– Я не вынесу этого, Донни, нет!..

Донни поцеловал ей руки. Язва напомнила о себе вновь. Да, это судьба. Рок. Это не милая шутка. Сладкая мечта, которая, оказывается, никогда не умирала. Она вернулась, чтобы снова мучить его. И, черт возьми, он готов пойти на эти муки. Дженни права, ей и в самом деле что-то необходимо. Он тоже хотел этого. Он страстно, безумно желал ее. Боже! Какое блаженство глубоко войти, погрузиться в этот сочный, благоухающий кратер любви!

Будто юношеские мечты вернулись к нему. И вновь мучили и терзали его, причиняя нестерпимую, сладкую боль. Да, он готов пойти на это.

Шесть часов утра. Спальня Рикки Боско. Мэтч занимается с ним французской любовью. Окна раскрыты настежь, и слышно, как ветер поднимает волны в пруду. В пруду, который принадлежит Рикки. Кричат гуси.

Мэтч примостилась в конце кровати между ног Рикки. От удовольствия он постанывает. Голова ее начинает двигаться быстрее. Она знает, когда следует ускорить темп. Она изучила каждый сантиметр его тела, все его секреты…

– О, малыш! Замечательно! Давай еще! Еще!..

Откусить его к черту – вот что она хочет. Она знает, что не ее горячий язык больше всего заводит его, а та голливудская киска. Это точно. Когда она подошла к ним, то поняла, что поступила опрометчиво. Почти глупо. Рикки смутился и покраснел, как помидор. Он не мог связать и двух слов.

– Привет. Меня зовут Катарина. Я так рада наконец-то познакомиться с вами. Джой так много рассказывал о вас, что мне кажется, будто мы давно знакомы. Какие красивые места здесь! Просто созданы для отдыха.

Потом она помогала Флоренсии готовить чай. Флоренсия, похожая на маленького чертенка, плохо говорила по-английски, коверкая слова. Рикки терпеть не мог, когда Мэтч на равных разговаривала с ней. Но Мэтч нравилась эта женщина. Она была естественной и реальной. В отличие от этих богатых уродов.

Мэтч лучше Рикки знала мир богатых. Занимаясь массажем, она годы провела бок о бок с ними. Каталась на их собственных лифтах и летала на их самолетах. Она прекрасно знала, что чувствуешь к концу нескончаемого рабочего дня. Два часа в сабвее, а потом девять часов непрерывного растирания дряблых узловатых мышц этих богатых сучек. Да еще их постоянное нытье: «Господи! Так утомительно лететь из Ла-Гуардин. Я так устала, так устала, хоть самолет и собственный. Мы покинули Аспен в девять часов. Я просто умираю от усталости!»

О чем бы они ни говорили – об импотентах-мужьях, детях, прическах, путешествиях, слова их всегда звучали одинаково: фальшиво, скучно, претенциозно, с оттенком хвастовства и сарказма. Казалось, что все происходящее они воспринимают как маленькую жизненную неприятность.

Катарина Риверс не была похожа на них. Она действительно была красива и изящна. Мэтч достаточно хорошо разбиралась в этом.

Нежные, классические черты лица. Большие серые глаза, словно две жемчужины, и густая грива блестящих черных волос. Они потоком струились сквозь ее красивые длинные пальцы, когда она привычным жестом откидывала их назад, грациозно вскидывая голову. Ей хватало вкуса ненавязчиво демонстрировать свои достоинства. Красивая модная одежда подчеркивала совершенство ее фигуры. Она знала французский и итальянский. Неподдельная живость голоса выгодно отличала ее от фальшивого нытья женщин ее круга.

Лицо Рикки читалось, словно открытая книга. Оно выражало такое восхищение, будто перед ним стояла девушка его мечты. Катарина так не была похожа на тех амазонок с лошадиными физиономиями и телок с теннисных кортов, которым он часто строил глазки. Нет, это была настоящая мадонна.

Флоренсия и Мэтч вынесли чай в патио и стали ждать остальных.

– Флоренсия, присядь на минутку. Попробуй немного настоящего английского чая со сливками. – Мэтч сказала это, желая досадить Рикки, зная, как он будет взбешен, увидев за столом Флоренсию.

Флоренсия хихикнула.

– Нет, Мэтч. Мистера Рикки пусть лучше угощать тебе. Я лучше уйти отсюда, – сказала она, коверкая слова.

Мэтч села. Начинало темнеть. Она увидела их. Внизу, у пруда. «Что мне делать? Что мне делать?» – повторяла она, терзая себя вопросом, на который не было ответа.

Они возвращались. Рикки походил на помешанного. Сейчас им владело лишь одно желание: Катарина Риверс, стонущая под ним, с рассыпавшимися великолепными черными волосами.

Он был вечно голодным. Ему всегда хотелось все и вся. Если бы он не был таким настырным, то вместо Хамптона и Пятой авеню давно гнил бы в какой-нибудь тюрьме. Другие из его среды давно отправились за решетку или на тот свет, или прозябали в какой-нибудь захолустной гостинице. Только не он… Он выкарабкался…

Рикки с малых лет мечтал о богатстве. И он стал богатым. Теперь он даже не помнил, что когда-то был беден. Ему ничего не стоило финансировать очередную картину Джоя Риверса. Но с появлением денег необходимо занять соответствующее положение в обществе. Больше всего он мечтал стать членом Байфронтского клуба. Но это нельзя было купить за деньги.

Все это было до нее. Теперь же он желал ее так сильно, так пылко, что это чувство затмило все. Даже его страсть к автомобилям.

Насколько ему удалось осуществить свою мечту, он оценил только сегодня, когда показывал Катарине Риверс свои владения. Он понял это, глядя на ее восхищенное лицо.

Когда он показывал ей свой дом – ванную, отделанную мрамором, библиотеку с панелями из дерева ценных пород, комнаты с роскошной мебелью, огромную тиковую террасу, где каждое дерево, каждый куст, каждый цветок принадлежали ему, – он испытывал такой триумф, какого не ощущал никогда в жизни.

– А это патио, – сказал он очень скромно.

– О Боже! Это фантастика! – Катарина была потрясена увиденным. – Я никогда раньше не видела ничего подобного! – взволнованно сказала она. Глаза ее сияли.

– Голливуду понравилось? – съязвила Мэтч.

«Чертова Мэтч!»

Катарина повернулась, и Рикки понял: очарование прошло, и он теряет ее. Хорошее настроение улетучилось.

– Да, мне очень понравилось. Как чудесно провести здесь лето! Рикки так добр, что пригласил нас.

– Хотите чаю? – предложила Мэтч.

– О, с большим удовольствием, – отозвалась Катарина. – Джой, дорогой, ты выпьешь немного чаю?

Джой Риверс до сих пор не произнес ни слова. Он был настолько мал ростом и жилист, насколько высока и изящна была Катарина. Джой одевался во все черное и выглядел мрачным. Но, как писали о нем, это был всего лишь его стиль.

– С удовольствием. Только без сливок.

– Но это же не по-английски, – сказала Мэтч, наливая ему чай.

Джой Риверс пожал плечами.

– Значит, Рикки пригласил вас, миссис Риверс? – продолжала Мэтч.

– Простите, я забыла ваше имя, – улыбнулась Катарина.

– Все зовут меня Мэтч. Это долгая история.

– О'кей, Мэтч. Дело в том, что мы продали свой дом в Калифорнии, так как начали строить новый в Малибу. Предполагалось, что он будет закончен как раз к этому времени. Но его, конечно, еще не достроили. Поэтому на ближайшие два месяца, по крайней мере, мы оказались бездомными. Как бродячие кочевники. Да еще Джой как раз собирался начать работу над новой картиной. Вот Рикки и предложил нам погостить у него. Все это так кстати и так чудесно! Я никогда еще не видела такого роскошного дома. Столько вокруг арт-деко!

– Кто такой этот парень – Арт-Деко? – спросила Мэтч, пытаясь прожевать кусок пирога.

Рикки посмотрел на Джоя Риверса, тот взглянул на Катарину, а Катарина посмотрела на Рикки. Потом все вместе уставились на Мэтч. Мертвая тишина. Мэтч удивленно жевала. Она не понимала, почему на нее все смотрят.

Джой Риверс издал хрюкающий звук. Его плечи стали мелко трястись.

– Ха-ха-ха! – наконец, не выдержав, громко рассмеялся он.

За ним стали смеяться Катарина и Рикки.

– Это самый чудесный вопрос, какой я когда-либо слышал, – сквозь смех промычал Джой Риверс. – Кто эта чертовка? Колоссально!

– Я предупреждал… – подал голос Рикки.

«Он предупреждал… Он говорил с ними о ней. Он назвал ее чертовкой? – пронеслось в голове Мэтч. – Может, наоборот, все не так уж и плохо. Целое лето с великим режиссером. Но ее не звали на все лето. Риверсы затевают новый фильм. Спокойно. Они смеются над какой-то ерундой, которую она сказала. Неужели они восприняли ее как равную? Неужели она сможет войти в их круг? Даже если она и не знает, кто такой Арт-Деко».

Рикки. не делал ошибок. Обед удался на славу. Пили вино из собственного погреба, заказанное у лучших торговцев вином в Нью-Йорке. Настолько хорошо, что даже на Риверсов оно произвело впечатление. Великолепно приготовленная еда, десерт и блестящая сервировка.

Им понравился дом Рикки, и, что самое главное, им понравилась Мэтч. Все, что бы она ни произнесла, приводило Джоя Риверса в неописуемый восторг. Они сказали, что она оригинальна, непохожа на этих модных кукол из Голливуда.

Она сделала так, что Рикки стал выглядеть более интересным парнем. Отнюдь не поверхностным, а глубоким и умеющим дать оценку. Он заметил, что Катарина стала несколько иначе смотреть на него. У него появилась тайна. А это всегда интригует. Человек с тайной! Мэтч рассказала им, как они познакомились.

Рикки чувствовал себя прекрасно. Целое лето с Катариной Риверс! И с ее друзьями! Выход в свет. Он присоединит шоу-бизнес к своему делу. Он сделает все. Он будет иметь все. И даже… О Господи!.. И даже ее…

Мэтч выпрямилась. От французской любви у нее покраснел подбородок.

– Фантастика, малыш! Теперь я, может быть, смогу заснуть.

Сейчас Мэтч была похожа на маленькую девочку. Ее нижняя губа дрожала. Она заползла под одеяло, и только ярко-рыжий хохолок, как у петушка, торчал из-под него.

– Рикки, я хочу тебя о чем-то попросить.

– Все что угодно, малыш.

– Я хочу, чтобы ты называл меня по имени. Меня зовут Элен Мари. Я очень хочу этого.

– Элен Мари… Черт?! Нет, конечно, я попробую. Просто к этому надо привыкнуть. Элен Мари… Почему ты вдруг захотела этого?

– Не знаю. Просто так хочется.

Она повернулась набок и свернулась клубочком. Когда она решила поговорить с ним о Риверсах, он уже храпел. «Так даже лучше, – подумала она. – Надо еще разобраться во всем этом». Мэтч закрыла глаза и неожиданно для себя заснула.