Текст книги "Дом в Хамптоне"
Автор книги: Глория Нейджи
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 19 страниц)
ГЛАВА 9
Август для Хамптона, что апрель для Парижа, лунная ночь для Майами, рождество для Уэльса.
Волшебно. Чувствуется сила власти лета – ожидание исполнения всех желаний. «На этот раз у нас получится. Мы запомним каждую каплю времени, каждый сантиметр пространства. Лето будет самым теплым, самым свободным, заполненным лучшими друзьями, вкуснейшей пищей, вечерней прохладой, самыми толстыми книгами, самой сладкой кукурузой, самыми смешными фильмами и самыми мягкими простынями».
Автомобили медленнее движутся по дорогам во время уик-эндов, а фермеры просыпаются раньше, обслуживающий персонал двигается быстрее, и пляжи заполняются солнечными тентами. Шезлонги и пляжные костюмы, прохладительные напитки, зонтики, банки консервов и переносные приемники. Лежащие, плавающие, шагающие, бегающие, загорающие тела. Звенящие, кричащие, смеющиеся голоса.
Люди в августе, привлеченные волшебными обещаниями океана и пляжа, пренебрегают опасностями быть укушенными песчаными блохами, дикими клещами. Они не боятся ни солнечных ожогов, ни грозы, ни медуз, ни отливов.
Занятия всеми заброшены. Август – это школьная перемена для взрослых. Песок под ногами и стаканчики с мороженым в руках.
Нью-йоркцы в Хамптоне чаще улыбаются. Они бродят по окрестностям, загорают… – подвергают себя постоянному риску, который был бы немыслим в городе. Они, конечно, читают «Нью-Йорк таймс» и «Уолл-стрит джорнэл», еще беседуют о бизнесе, но на самом деле уже не занимаются им. Для большинства из приезжающих в Хамптон людей это единственная тема для разговора.
Кавалеры одеваются в элегантные костюмы, девушки в прелестные летние наряды. Августовские квартиросъемщики желают устроиться на этот месяц получше, чтобы до изнеможения развлекаться и осматривать достопримечательности.
Есть и владельцы летних домов – люди с достатком, живущие здесь постоянно. Они наблюдают, как увядают здесь листья, падает снег, видят опустевшие курортные городки, такие красивые, щеголеватые, какими бывают только очень старые поселения, чье достоинство никогда не оскорбляли завоеватели. «Основано в 1656, 1745, 1878 годах» сообщают таблички при въезде в каждую деревушку.
Кладбище – сплошь увитое зеленой виноградной лозой – первое, что увидит турист в Восточном Хамптоне. Мемориальная доска самым простым и эффективным способом дает вам понять, что город в вашем распоряжении. Внизу указаны имена основателей города. Кладбище невольно напоминает туристам о бренности жизни, о том, что все рано или поздно обязательно умрут. Но похоронены будут, быть может, не в таком красивом месте.
Хамптон стоял здесь еще до того, как кто-то придумал пивные бутылки и бестселлеры. Фермеры, рыбаки, бродяги приехали некогда на этот остров и обжили его. Построили дома, церкви, которые должны были оберегать эти дома, и кладбище для упокоения близких.
Церкви и кладбище стали напоминанием для жителей и достопримечательностью для туристов, увлекающихся фотографией. Они вызывали уважение к прошлому этого места.
Сегодня в лагере, где обитал Луи, был родительский день, но Бен и Делорес приехать не смогут и Мэтч решила съездить к малышу сама. Узнав о решении Мэтч, Дженни попросила забрать Луи из лагеря и привезти домой. Мэтч села в автомобиль Дженни и помчалась по дороге, ведущей в летний лагерь «Слипи Кав».
Она никогда раньше не была в лагере. Поэтому подготовилась к этому посещению как следует. Она вылезла из автомобиля и вытащила свои пожитки: фотоаппарат и видеокамеру, складной стул, холодильную камеру с любимыми прохладительными напитками Луи, аптечку (ведь он мог упасть и поцарапаться), полотенце, две смены одежды (одна для него, другая для себя). Были еще радиоприемник, зонтик, экземпляр «Ярмарки тщеславия» (если вдруг пойдет дождь и им придется его пережидать), очки и крем от загара (она прочитала в «Пипл», что негры получают солнечные ожоги так же, как и белые).
Луи, увидев ее, побежал навстречу. Он радостно улыбался.
– Эй, мой повелитель, помоги старушке!
Луи подбежал к автомобилю и поднял холодильную камеру.
– Что все это значит?
Мэтч, прихрамывая, шла впереди, проклиная свою обувь.
– Помилуй. Я не хотела, чтобы кто-нибудь из твоих друзей подумал, что мы не знаем лагерной жизни.
Луи засмеялся. Она ему нравилась.
– Ты смешная, Мэтч. Родительский день – это так глупо. Никто почти не приезжает.
– Да? Посмотри-ка на въезд. Видишь, как много стоит машин на Саутгемптонской площадке. Это, наверное, случайно? Идем.
Луи выглядел свежим, загорелым. Мэтч, приготовив камеру, устроилась в шезлонге, пока Луи и его компания обливали друг друга, играя в какую-то непонятную ей игру.
Она посмотрела вокруг – по зеленому полю бегали дети. Многие родители выглядели бабушками и дедушками – убеленные сединой парни и пожилые девушки в спортивной одежде, заботящиеся в своем уже зрелом возрасте о единственном ребенке. Как если бы пока ребенок рос, родители вдвойне состарились.
У некоторых старых парней были молодые жены. Все они показались Мэтч похожими на Катарину. «Посмотри как я обведу этого старичка вокруг своего драгоценного пальчика» было написано на их лицах. Некоторые отцы сидели на причудливых складных стульях и говорили по радиотелефонам. У всех родителей были одна-две латиноамериканки или, как предпочитала выражаться Мэтч, «рабыни», которые выполняли грязную работу: вытирали носы, переодевали в сухую рубашку, наблюдали за детьми. Матери большей частью болтали друг с другом, разумеется, о проблемах детского воспитания.
«И так изо дня в день. Может, быть бедной это не так уж и плохо в конце концов», – подумала Мэтч. Она улыбнулась, почувствовав в себе черта. Ей хотелось выкинуть какую-нибудь неприличную шутку.
Две блондинки в костюмах для верховой езды сидели рядом. Они махали своим детям на поле, но те, казалось, не замечали их.
– Я отделала комнату Теренса обоями ярких цветов с геометрическими фигурами. Мой декоратор говорит, что это стимулирует визуальное восприятие, будит его творческие способности. Это стоит целое состояние. Я думаю, у сына творческие наклонности. Он так красиво чертит пальцем на песке! Я хочу, чтобы на это взглянул специалист.
– Забавно, но мы получили прямо противоположный совет. Мы убрали все цвета из комнаты Оуэлла. Там теперь совершенно чисто. Только черное и белое. Наш детский психолог посоветовал нам не вмешиваться в процесс его становления: не навязывать свои вкусы его воображению. Тогда он будет чистым листом, на котором возникнет его собственное видение и интеллектуальное своеобразие.
Мэтч взяла другую сигарету. «Сестры-горгульи сейчас были бы лучшей компанией. Не воображай, что весь мир свихнулся. Ведь растить малыша, как цветок в золотом горшке, может быть, лучше, чем посылать его воровать машины или выбрасывать его в окно за то, что он не убрал постель. Но эти дуры считают себя хорошими матерями. Что-то испортилось в этом дерьмовом мире. Теперь я поняла, почему до сих пор не родила…»
Луи появился на поле. Мэтч схватила видеокамеру и вскочила. Обе мамаши недовольно посмотрели на нее. Луи был первым, прыгая по утоптанному полю со связанными ногами. Он выигрывал!
– Эй! Луи! Давай, молодец! Вперед! – кричала Мэтч, подпрыгивая, совершенно забыв, что видеокамера требует неподвижности.
Никакая другая мать так себя не вела. Но Мэтч и не хотела быть похожей на кого-либо. И прежде всего на его мать. Такое поведение должно было понравиться Луи. Он ведь чувствовал себя так одиноко, пока она не приехала.
Луи не нравилось в лагере. Он хотел быть дома, он нуждался в доме, а они не поняли его. Они думали, что позаботились о нем, но это не так. Быть с семьей – вот единственная забота о нем. Неважно, что дома сейчас плохо. Быть в лагере невыносимо – дети толкали, били его, смеялись над его кожей, дергали за волосы. Один мальчишка выплеснул свой завтрак ему в лицо, проверяя, не побежит ли он к воспитателю… Но сегодня Дженни обещала забрать его. Самым страшным для него было то, что доктор Джи умрет, пока он находится в дурацком «Слипи Кав», а он даже не сможет с ним попрощаться.
Он видел, как другие родители уставились на Мэтч, но ему было наплевать. Его это не смущало. Он считал, что это великолепно. Он был уже на финише. Хотя ему безразлична была победа, но он все-таки пришел первым.
Когда все закончилось, они вместе уложили вещи в автомобиль и выехали на дорогу. Мэтч была в приподнятом настроении.
– Ах, Лу, я благодарна тебе! Я никогда не была родителем. Я считаю, что родители – это то, чем мы меньше всего должны стараться быть, но все эти события! Я никогда не думала, что родители ломают голову над всеми этими вещами ради детей. Вас так много! Ты просто как атлет-лилипут, суперребенок или что-то в этом роде. Ты их всех переиграл, ублюдков. Прости, у меня грязный язык, не говори родителям, что так сказала. Ты был героем! Я растрогана. Я сейчас просто взорвусь!
Луи попытался быть сдержанным.
– О, Мэтч! Ты хочешь сделать мне приятное, особенно потому, что ты все знаешь. Не надо было так говорить. Но… спасибо.
Мэтч съехала на обочину и повернулась к нему.
– Эй, забудь все это дерьмо. Я не такая, правда? Я ведь не из этих блондинок. Теперь ты знаешь меня. Я не ангел.
Он почувствовал, что его губы задрожали. Он не хотел плакать.
– О, пожалуйста, Мэтч! Не надо. Не надо огорчаться. Я прошу прощения. Ты же знаешь, я считаю, что делать комплименты смешно. Меня это смущает.
Мэтч повернулась и поцеловала его в щеку.
– Да? Ну, ладно, я хочу дать тебе один совет – используй каждую возможность, малыш, потому что появляются они нечасто и используются последнее время разным дерьмом. Ты понял меня?
Он рассмеялся. Она говорила непонятно, но он понял все.
– Да, я понял.
Она завела мотор и они поехали дальше. Глаза его слипались. Луи не хотел показывать ей, что устал. Тогда она отправит его, как маленького, на заднее сиденье.
– Эй, Лу! Ты не спишь?
Он мотнул головой, пытаясь прогнать сон.
– Не-а.
Он чувствовал, что снова расплачется. Они почти дома. Что, если… Он тяжело вздохнул и поспешно прикрыл глаза.
– Ты в порядке? Мы подъезжаем к дому.
Он кивнул.
– В порядке. Иногда я… Я боюсь… Нет, ничего.
Она улыбнулась.
– Ты боишься, что приедешь домой, а доктора Джеймсона уже нет, так?
Он так широко открыл глаза, что они засверкали в темноте.
– Как ты можешь это знать? Я никогда никому не говорил…
– Я могу рассказать тебе твои мысли – я ведьма. – Она повернулась и коснулась его руки. – Как я догадалась? Наверное, потому, что я тоже сирота, малыш. Может быть, мы, сироты, самые чувствительные натуры по отношению к тем, кого любим, а они нас оставляют. Умирают или просто бросают. Может быть, то часть нашей сиротской веры или что-то в этом духе… Я помню, когда умерла моя мать. Я была меньше тебя, но ненавидела ходить в школу, магазин, церковь, куда угодно. Я не могла вынести мысли, что она уходит, а я остаюсь – уходит без меня. Вот как я догадалась о чем ты думаешь!
Луи прижался к ней.
– Все именно так, – сказал он и положил ей голову на плечо, чувствуя себя менее одиноким.
ГЛАВА 10
На север от главной дороги на Саг-Тепик, у заброшенной безымянной дороги, что соединяет залив с побережьем, собственно Хамптон и Саг-Харбор, стоит обветшалое здание придорожного бара, называемого «У Нелли». Здесь не бывает много посетителей, его знают только местные жители и старожилы.
Для большинства это просто бар. Для других это «Охотничий бар», потому что он популярен у сильных вооруженных мужчин, которые останавливают здесь свои машины, нагруженные походными принадлежностями, а в сезон – окровавленной тушей оленя или сумкой, полной подстреленных уток.
Это подходящее место для людей, которые хотят напиться, и для тех, кто хочет выпить и выговориться, но не для тех, кто этого не любит.
В глубине бара есть бильярдный стол, игральный и музыкальный автоматы. Часто поздно вечером посетители играют и танцуют. Есть еще и патефон. Нелли, высокая, крепкая владелица бара и официантка, заводит его, когда отдыхает, и дает поклонникам музыки послушать старые диски.
Френки Кэрш любил ходить сюда.
– Привет, Френки! Давно не виделись! – приветствовала его Нелли, когда он появился после долгого отсутствия.
Бар обслуживал одиноких, заброшенных людей. Он никогда не менялся и всегда был рад твоему возвращению.
Старая, всегда пьяная женщина, известная как Мышь, улыбнулась ему и прикоснулась к полям своей широкой соломенной шляпы.
– Эй, Френки! Твой старик был здесь вчера вечером.
Френки улыбнулся.
– Что ж, хорошо. Рад слышать, что он еще выпивает здесь. Я боялся, что он начинает сдавать.
Мышь отпила хороший глоток мартини.
– Нет, только не он. Он всегда находит деньги. Даже приглашал меня танцевать…
Френки сел в глубине бара и заказал пиво. Он с трудом удержал дрожь в руке, поднося кружку ко рту. На душе было тяжело.
Он сидел один, пытаясь успокоиться. Вокруг него велись разговоры… Он заказал еще пива и бурбон.
– Ты заметила, каким образом эти новые отдыхающие пытаются обращаться с тобой? – спрашивал молодой парень, работавший в магазине «Харвар», огромную крашеную блондинку Розу, которая была хозяйкой маленького магазинчика и подрабатывала еще тем, что делала маникюр.
– Нет, у меня не было новичков, – Роза помешивала свой дайкири вишневой веточкой.
– Мне это не нравится. Они хотят, чтобы я узнавал их не потому, что стремятся познакомиться со мной, а потому, чтобы не казаться здесь чужаками.
Роза коснулась его руки.
– Может быть, они просто пытаются быть дружелюбнее. Не надо придираться…
– В прежние времена было не так. Даже знаменитые писатели смотрели мне в глаза, знали меня по имени. Спрашивали у меня совета по поводу их дел.
– Да. Тогда было лучше. Одна женщина из журнала на прошлой неделе сказала, что слышала о том, что я делала маникюр Трумену Капоте, и просила меня рассказать о нем. Рассказать какую-нибудь грязь, я думаю. Я ответила: «На самом деле я делала мистеру Капоте педикюр. Я обрабатывала ему пальцы ног за два дня до того, как он уехал в Лос-Анджелес и умер. Он всегда был джентльменом». Мне кажется, я совсем не похожа на сплетницу…
Мышь слушала неопрятную растрепанную женщину в поношенных шортах и засаленной майке.
– Когда я получила работу у этой знаменитости, я подумала, что мне очень повезло – непочатое поле деятельности. Но первое мое задание было – найти человека, похожего на статую Свободы…
– Кто-то всегда идет в гору, а кто-то летит вниз! – воскликнул краснорожий тип в ковбойской шляпе, ни к кому не обращаясь.
Двое рабочих в пятнистой спецодежде непрерывно курили и то и дело заказывали шотландское виски.
– Этот дерьмовый кондиционер дует мне в ногу, и я вспомнил одну историю. После десяти лет преуспевания на строительстве домов для этих ублюдков, я разорился. Компания оставила меня в дураках. Отец умер в больнице, а у меня не было денег даже на цветы для похорон.
Если несчастные любят быть в обществе себе подобных, то Френки сделал правильный выбор – он дал возможность горестям своих товарищей струиться около него, овевая его успокаивающей теплотой. Почему же это случилось с ним? Печаль наполнила его сердце.
Желудок сжался в комок от страха и тошноты. Эти спазмы возникали у него каждый день, с тех пор как он покинул Фритци Феррис.
Иногда он чувствовал, что умирает. Умирает от любви, от ожидания. Это чувство было непереносимым. Он гнал его прочь. Слова «любовная чахотка» постоянно пылали в его раскаленном мозгу.
Он не мог спать, не мог есть, не мог заниматься любовью, хотя и пытался. Это была его первая попытка выбросить ее из головы. Он не смог. Даже попытка представить себе, что это она, не помогла. Крушение его желаний сводило с ума.
Не было никого, кто бы его отвлек, некуда было податься. Он отчаялся до того, что готов был просить ее о помощи. Он был унижен. Его, да и ни одного мужчину в его семье, насколько он знал, никогда прежде не отвергали.
Он готов был рассказать все Кенни, но тот не дал ему совершить эту ошибку (он – босс Кенни, а босс не должен раскрывать подчиненным свои слабости), Кенни сам пришел к нему со своей проблемой. Он взял себя в руки и дал Кенни, как он считал, толковый совет: «Не иди на попятный. Соверши что-нибудь… Приведи Чайну к матери и попроси ее руки как мужчина. Если ты действительно хочешь жениться на ней и быть отцом ребенка, то сделай это как мужчина».
Кенни слушал со слезами на глазах. Он был благодарен за совет. Что же, он и сам попытается следовать этому совету. Поступай как мужчина. Не бегай вокруг нее, не скули и не проси, чтобы она вернулась. Он скорее умрет, чем она увидит его таким.
Но прошло три недели, а ему становилось все хуже. Он стал развалиной, наркоманом. Проклятая Фритци! Дьявол! И это влияло на его работу – все, что он делал, никуда не годилось. Боже! Надо остановиться!
Бар затих. Казалось, комната вдруг оглохла, словно шаловливый котенок выдернул шнур из розетки, и разом смолкло радио. Тишина вернула ему чувство одиночества, заставила почувствовать мрачную задымленную реальность бара.
Два человека, которые здесь не бывали прежде, зашли в бар, впустив через открывшуюся дверь немного свежего, прохладного ветра.
На пороге стояли Катарина Риверс и Рикки Боско, несмело улыбаясь. У них был вид взбунтовавшихся подростков, ускользнувших из дому в автомобиле матери.
Рикки увидел его и помахал рукой.
– Эй! Френки!
Завсегдатаи успокоились, им не стоит опасаться, раз эти двое отдыхающих знают Френки. Настроение улучшилось. Кто-то завел патефон. Френки встал и подошел к ним.
– Где ты прячешься, черт возьми? Я трижды искал тебя на этой неделе. Кенни сказал мне, что ты можешь быть здесь. Мне здесь нравится. Здесь лучше, чем в других забегаловках.
Френки улыбнулся.
– Да. У тебя есть вкус. Но будь осторожен. Местные парни не любят незнакомцев, которые сюда приходят и ведут себя как свои.
Катарина грациозно открыла тонкой рукой золотой портсигар и вытащила сигарету, ожидая, пока Рикки даст ей прикурить.
– Я никогда не была в таком месте, как это. Очень мило.
Френки ухмыльнулся. Что-то невольно вызывало раздражение в нем к таким женщинам, как эта. Может, просто потому, что он знал много таких…
– Каждому свое, – сказал он, пытаясь не грубить, потому что Рикки был не только его клиентом, но и другом. По крайней мере, он так предполагал. Он больше не мог быть ни в ком уверен.
– Прости, Боско. Я имею… очень личные причины так себя вести. Что я могу для тебя сделать?
– Я хотел бы продать «порш».
Френки широко раскрыл глаза. Катарина делала вид, что разглядывает бар.
– «Порш» Мэтч?
– Две порции белого, – обратился Рикки к стоящей рядом Нелли. – Да. То есть, черт побери, это моя машина. Она ведь зарегистрирована на мое имя?
– Нет, не так. Ты подарил ее Мэтч. Я помню, хотя это было давно. Она записана на ее имя.
Нелли принесла два бокала, наполненные какой-то подозрительной желтоватой жидкостью. Рикки посмотрел на вино, расстроенный услышанным:
– То ли это сотерн, то ли какой-то мудак написал в кружку.
– Наверное, это коктейль из того и другого, – произнес Френки, удивляясь своей способности шутить.
– Ладно, тогда она вернет машину. Мы разберемся. Она не хочет ее иметь. Отошлешь ее ко мне, хорошо?
– Конечно. Только я должен поговорить с ней. Она подпишет документы, и я расплачусь. Как она поступит, это уж ваше дело. Прости, Боско, но таков закон.
– Да, конечно. Мы все уладим.
Френки был удивлен. «Все это – следствие жалкого курортного романа, конечно…»
Катарина стояла, отвернувшись. Френки подумал, что она, наверное, флиртует с каким-нибудь охотником за утками.
– Как жаль… Мэтч мне всегда нравилась.
Рикки отпил большой глоток желтой жидкости.
– Что ж, такова жизнь. Я не хотел отталкивать ее. Она мне тоже нравится. Но, мужик, когда любовь настигает тебя, ничего не поделаешь!
Он наклонился к Катарине и поцеловал ее.
Френки смотрел, охваченный завистью. Вот как бывает. Он подумал о Джое Риверсе, с которым был едва знаком. Бедняга.
– Где Мэтч? Я позвоню ей насчет машины, если хочешь.
Он поговорит с Мэтч. Это даже лучше. Она бита жизнью… Если она сумела выстоять, может, сумеет объяснить, почему Фритци так сделала.
– Она в доме Бена Коуэна. Вот номер телефона.
Рикки полез в свой безукоризненно сшитый пиджак и вынул из кармана листок бумаги. Он действительно все предусмотрел.
Френки взял листок.
– Как она туда попала?
Рикки пожал плечами.
– У нее повсюду клиенты. Она подружилась с дочкой Бена, с Дженни. А вообще – там хреново. Муж дочери исчез, как будто испарился. Дженни с сыном остались одни и пригласили ее пожить.
Грудь Френки сдавило. Джеймсон! Мать твою! Вот оно что! Она с ним! Она рассказывала ему об этом. Сага о возвышенной школьной любви. «Мы были как герои старого французского фильма «Жюли и Джим», – сказала она, он тут же пошел в видеосалон и посмотрел этот фильм. Он рассказал ему все, что нужно. Джеймсон. Она с ним спит.
Френки попросил Нелли налить ему снова. Горе давило его. Он попытался опять думать о Боско. Мэтч! Надо сейчас же ей позвонить. Он попросит ее о помощи.
Френки придвинулся к Рикки и тихо, чтобы не слышала Катарина спросил:
– А как Риверс все это переносит?
Лицо Рикки потемнело.
– Риверс? Риверс с Мэтч!
В груди Френки что-то оборвалось.
– С Мэтч?!
Рикки утвердительно кивнул головой.
– Трахаются. Я сам видел…
Френки не мог поверить. Он запрокинул голову и залпом выпил свой бокал. Элитные дамочки. Он ненавидел их. Вдруг всплыла вся ненависть, которую он испытывал ко всему этому кругу. Он спал с такими, но никогда не любил.
Фритци другая. Она тоже из рабочего люда – была сиделкой. Она не походила на остальных, такой же аутсайдер, как и он. Взять хотя бы то, как они познакомились на той вечеринке… Она была такая настороженная и испуганная, прямо как маленькая девочка. Он был нужен ей. Она не из этих богатых курочек, которые бесчувственны к мужчинам. А может быть, она хуже всех. Старше, умудренней? Может, все было спектаклем?! Ей просто был нужен кто-то, пока она не соединится с этим подонком. Вот она и использовала его какое-то время, а потом избавилась от него, как от тайного помощника или слуги. Может, она хуже всех.
Френки почувствовал, как в нем закипает гнев, смешиваясь с выпитым бурбоном, и лишает его разума. «О, Боже! Помоги мне!» Мэтч была его последней надеждой. Но она была с Риверсом. Каждый с кем-то связан. Только он один брошен в леденящий холод одиночества.
Он встал, бросил на стойку несколько монет. Рикки повернулся, положил руку на мускулистое плечо Френки.
– Ты в порядке, Френки? Ты куда? Почему ты не хочешь провести вечер с нами?
– Нет, спасибо. Я кое-что еще должен сделать. Не сердись из-за машины. Я обо всем позабочусь.
Он помахал Нелли и вышел в душную ночь.
Час ночи. Нелли закрывается. Охотники за утками, водопроводчики, патрульные, горничные, плотники, жители городка разошлись. Бильярдный стол пуст, танцы закончились. Пора убираться отсюда.
Рикки Боско пьян. Напивался он редко. Он всегда контролировал себя. В этом было его преимущество. Диетическая кока-кола – обычный его напиток. Никогда не знаешь, когда позвонит телефон. Необходимо всегда быть наготове. Он попытался встряхнуться. Но Катарина здесь тоже здорово напилась. Оба они были как республиканцы в Гарлеме. Им хотелось опасностей. Вот дьявол! У нее такое выражение лица… Как в тот день, когда он дал ей вести автомобиль. Он знал, что это значит… Это значит много секса.
Он наблюдал за ней. Она танцевала с одним из строителей. Какая картина! Она, наверное, никогда и не приближалась к таким парням, как этот.
Рабочий был одет в безрукавку, облегающую его мускулистый торс. У него была татуировка львиной головы на одной руке. «Красавица и Чудовище», – подумал Рикки.
– Привет! Вы же мистер Боско, да?
Рикки обернулся. Перед ним стоял розовощекий стройный молодой человек и застенчиво улыбался.
– Да. А мы разве знакомы? – Рикки усадил его на кресло Катарины.
– Да. – Парень медленно опустился на кресло. – Я помогал строить ваш дом, мистер Боско. Помните? Скотти Дэниэльс. Я делал все украшения в доме…
Оттого, что он не узнал парня, Рикки чуть не заплакал. Ведь тот месяцами не выходил из его дома. Рикки видел его тысячу раз. Смотрел его эскизы, искренне восхищался работой. Они вместе пили пиво и курили сигареты. И он забыл его.
– Господи! Конечно, я помню тебя, Скотти! Прости, я сегодня немного перебрал. Как дела?
– Отлично. Я сделал парочку работ в Джорджии с моим стариком. Знаете, мистер Боско, всегда хотел сказать вам… Когда я работал у вас в доме – это было лучшее время моей жизни. Я часто достаю наброски, снимки и просто смотрю на них. Мало на кого работаешь с душой. Как выглядит дом в законченном виде?
– Великолепно. А почему бы вам не приехать и не посмотреть его с обстановкой и прочим? Я здесь весь август, так что приходите.
– Спасибо. Я обязательно приду. А можно… вы разрешите захватить с собой мать?
– Конечно. Приводите кого угодно. – Рикки встал. В голове шумело. – Пойду найду свою девушку, скоро увидимся, Скотти.
Парень расцвел, как будто ему подарили ключи от машины.
– Огромное спасибо, мистер Боско.
Рикки шел через задымленную комнату к дверям танцевального зала. Катарина где-то там. Он явно перепил. Где же она? В уборной? Больше негде искать.
Рикки вернулся в зал и прошел через дверь с надписью «Служебное помещение». Там были кладовка и туалет. Дверь была открыта. Он уже повернулся, чтобы уйти, но тут услышал какое-то сопение снаружи. Боже, ее наверное тошнит. А вдруг тот громила стал приставать?
Рикки подбежал к задней двери и открыл ее. Никого. Он потряс головой, пытаясь прояснить ее. Большой черный автомобиль стоял у дерева в нескольких ярдах от бара. Рикки направился к нему. Он снова услышал сопение. Он пошел быстрее. И тут услышал, как кто-то сказал: «Еще».
Он подошел к багажнику и посмотрел на заднее сиденье. Там лежала его Женщина-Мечта с задранным платьем. Рабочий, с которым она танцевала, и еще какой-то хмырь склонились над ней, как жабы над цветком лилии. Один уже вошел в нее, другой ждал своей очереди.
Она открыла глаза и увидела его. «Привет, голубок», – сказала она и закрыла их снова.
Он повернулся и пошел прочь. Он ждал в тени деревьев, пока они кончат. Почему он себя так повел? «Привет, голубок», – словно он наткнулся на нее в душе или застал за полировкой ногтей. Он просто растерялся. Он был хорошим игроком в покер и поэтому не потерял голову и не дал превратить себя в кровавое месиво этим самцам, которые явно не вымогали благосклонность у женщины его мечты…
Рикки перевел дыхание, пытаясь сосредоточиться. И он понял – это у нее очередная забава, игрушка, как меховое пальто или бриллиантовое кольцо. Она исходила желанием, но сможет ли его утолить первый попавшийся? И она пробует… Потому что для этой загадочной, прекрасной, притягательной женщины, которую он, казалось, завоевал, секс не имел ничего общего с любовью и даже к ней самой не имел отношения. Любовь – не ее тип отношений с мужчинами. Одни мужчины ей нужны, чтобы содержать ее, другие – чтобы быть льстящим зеркалом, как бы сторонним взглядом на себя. Извращенный деловой подход к собственным средствам.
Это он мог понять, потому что сам прежде всего был бизнесменом. Она даже не понимала, что делает дурно. Катарина Карлсон Риверс прожила жизнь, имея кого и что хотела. Ей не с чем сравнивать. Аморальность от незнания. А для Рикки Боско, который знал, каковы люди, на что они способны и какими могут быть последствия их действий, это была самая страшная истина.
«Привет, голубок», – сказала она, и его сердце сковал мороз.
Два часа ночи. Фритци Феррис тихо скользит в звездном сумраке вдоль бассейна. Ее излюбленное время для плавания. В темноте бассейн похож на тихую заводь… Она плывет на спине, переворачивается. Мысли стучат в голове, как капли дождя.
Донни стало лучше. Он стал настолько силен, что смог сесть у окна и написать письма своим пациентам. Это было чудо! Конечно, все в руках Божьих. Она повернулась на живот и, улыбаясь, поплыла брассом.
Дженни забрала его с собой и устроила самую шикарную комнату для больного. Она уложила Донни напротив окна, выходящего на океан, застелила его постель цветным бельем. Хороший «парень», «помощница-сиделка» – ей нравилось так называть Дженни – скоро все сможет делать сама. Тогда Фритци оставит их и даст возможность Джеймсонам побыть вместе. Слезы потекли у нее из глаз и исчезли в темной глубине бассейна. Луи ходил вокруг них, как потерявшийся щенок, и задавал тысячи вопросов, пытаясь понять, что происходит. Гарри и Джина работали, но ночевали здесь. Джереми тоже большую часть времени проводил тут, поддерживая Оуэна.
Кажется, такое бывает в Турции – когда вся семья окружает заботой любимого человека. Потеряй они его, все окажутся не у дел, и это будет еще тяжелее, чем наблюдать его страдания. Поэтому, когда наступило улучшение, они уцепились за него с неистовой, отчаянной надеждой обреченных. Она видела такое раньше, когда начинала работать сиделкой… Это улучшение всего лишь временное. Спасибо за это Дженни и, разумеется, ей самой.
Она остановилась и поплыла назад. Сердце ее учащенно забилось. Она подумала о Френки. Как странно, что она оказалась способной влюбиться в кого-то вроде Френки Кэрша. Он не старше Аарона… Но может быть, именно это сделало ее чувство таким чистым и добрым. Она так скучала по нему. Но ничего – она позвонит ему завтра, назначит свидание и попытается все объяснить. Хотелось бы надеяться, что еще не поздно.
Что ж, если поздно, значит, она ошиблась в нем…
Фритци вытянула вдоль тела руки, ноги, заскользила и остановилась в холодной воде у борта. Ее белые волосы блеснули в темноте.
Вдруг чья-то сильная рука схватила ее за шею. Она не видела, кто это. У нее перехватило дыхание.
– Я не могу смириться! Я не вынесу этого больше! Я знаю, почему ты оставила меня! Я знаю, из-за Джеймсона! Я думал, ты другая, но ты такая же, как все бабы. Можешь признаться мне, черт возьми?! Ты убиваешь меня!
О Боже! Это Френки! Она попыталась повернуть голову. Но он был очень силен – ей не удалось пошевельнуться.
Он плакал.
– Посмотри, что ты сделала со мной! Посмотри! Ты превратила меня в животное! Ты свела меня с ума! С ума! Я не могу… не могу.
О Боже! Вот в чем ее ошибка.
– Пожалуйста! – Она задыхалась.
Ее голос успокоил его. Руки его немного ослабли. Она смогла пошевелиться.
Теперь он был способен выслушать ее. Все должно кончиться хорошо. Он, кажется, колеблется. Она почти освободилась. Ей было холодно. Зубы стучали. Платье лежало на бортике бассейна. Она вырвалась из его рук. Как бешеный зверь в засаде, он внезапно дернулся, пытаясь удержать ее, и она, поскользнувшись, упала и ударилась головой о край бассейна. Фритци провалилась в темноту…
