Текст книги "Авторская песня 90-х (Сборник песен с гитарными аккордами)"

Автор книги: Глеб Филиппов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 50 страниц)

Саяны – это хвойный лес

и белизна берез, Саяны – это синь небес

и мартовский мороз, И в пасти черно-белых гор

таблеточка луны…

Накануне последнего похода Арика Круппа пригласили на студию «Беларусьфильм» и попросили исполнить в новом документальном фильме "Жизнью и смертью" песню Юрия Визбора на стихи Ярослава Смелякова. Песня звучит на фоне панорамы снежных гор. По трагическому стечению обстоятельств, это была последняя песня, спетая Ариком:

От морей и от гор веет вечностью,

веет простором. Раз посмотришь – почувствуешь

вечно, ребята живем. Не больничным от вас ухожу я,

друзья, коридором Ухожу я, товарищи,

сказочным Млечным путем.

– Демография

А Москва-то полна населением, А в Москве муравейная скученность. Знать в планировании размножения Никакой нет системы научной.

А домой прилетевши, ринулся Не к буфету, а к книжному шкафу я, Ни стакашка не приняв, принялся Изучать, изучать демографию.

Прочитал я что пишут ученые, Что растет, мол, растет население, А которые реакционные, Те по Мальтусу и без стеснения.

Не боюсь я за сытость публики, Принесет нам наука пользу. Будут делать из дырок бублики, Как "Московскую водку" гидролизом.

Лес повырубят, хоть он и нужен нам, А насчет биосферы – ну как же, Вон квартиры все ниже, да уже, Да и тех не хватает на каждого.

А китайцы, друзья позапрошлые, Размножаются, ох, размножаются, Раньше были такие хорошие, А теперь на Сибирь покушаются.

Ах, народы, народы, ну на фиг вам Размножение антинаучное. Лучше ночью учить демографию, Может что-нибудь в мире улучшится.

– На плато Рассвумчорр

В тундре есть много гор, что цепляются за тучи, На плато Рассвумчорр нас туман и ветры мучат. На плато аппатит, его надо добывать. Аппатит, твою Хибины, мать!

Тундра – тот же Кавказ, только здесь чуть холоднее, Только солнце у нас светит чуточку слабее. Только здесь на Хибинах нельзя позагорать, Аппатит, твою загара, мать!

Рассвумчор очень крут, неприступные вершины, Камни вниз нас зовут, но пока еще мы живы,

Если с плато упасть, то костей уж не собрать,

Аппатит, твою Хибины, мать!

Лето так далеко, девять тысяч километров, А у нас на плато дуют северные ветры,

Про такую погоду так хочется сказать:

"Аппатит, твою погоду, мать!"

Нет у нас сигарет, курим мы «Байкал» вонючий. Уж давно солнца нет, есть лишь только дождь да тучи.

Эту жизнь на Хибинах пора уже кончать.

Аппатит, твою Хибины, мать!

Но, уехав домой, чтоб не все было забыто, Мы захватим с собой по кусочку аппатита.

Чтобы, вспомнив Хибины, с улыбкой мог сказать:

"Аппатит, твою Хибины, мать!"

1963

– В дорогу

Мне все мерещатся дороги, Они уходят вдаль маня, Мне сделать хочется так много, Узнать, что ждет в пути меня,

Мне хочется встречаться с ветром,

На «ты» с ним быть, а не на «вы».

И отдаваться километрам,

И забываться от ходьбы. А если очень я устану, Я песню сочиню в пути, И эту песню петь я стану, Чтоб легче было всем идти.

А если эта песня будет

Другими петься у костра,

Тогда скажу тебе и людям,

Что молодость прошла не зря. Мне все мерещатся дороги, Они уходят вдаль маня, Но, черт возьми, на то и ноги, Чтоб вдаль вели они меня.

1963

Колыбельная

В тучи над черными крышами

медленно солнце врезается, Входят в окошко рыжие,

на белых похожие зайцы. Баю-бай…

Спят в своей гавани тральщики,

за день машины умаялись, Сонного, сонного мальчика

тихо баюкает маятник. Баю-бай…

Тени шуршат над подушкою,

сны к малышу приближаются, Угол с простыми игрушками

медленно преображается. Баю-бай…

Детские сны забываются,

как далека моя станция! К звездам и солнечным зайцам

руки все реже тянутся. Баю-бай…

Зависть. Ну что же поделаешь:

возраст, беднеет фантазия И сны мои неумелые

некому, в общем, расказывать. Баю-бай…

1966 О ЖЕНИТЬБЕ

Ходит грустный медведь, Бродит грустный медведь. Б.Полоскин

Ах, жениться бы мне рыбкой в неводе, Да все времени нет, да все негде, То ли старый я, то ль с ума схожу: Все с гитарою, как с сумой брожу.

И за окнами и под соснами, Чаще в городе, реже на свету, А гитара мне, не пойму я, кто, То ли горсть камней, то ль букет цветов.

Мне б все песни петь, было б лишь кому, Да огнем гореть, да чернеть в дыму. Ничего не жаль для товарищей, Песня и пожар, и пожарище.

Но мои друзья мне грозят, грозят: "В песнях ты погряз – дальше так нельзя. Заведи свой дом и угомонись, Будешь петь потом, а пока женись.

И на старших глядя, дружок, учись, Ведь гитары ради – так проходит жизнь. Ведь совсем не дело все песни петь, Ведь грустит, седея, даже медведь".

А что я не женюсь – мне винить кого? Может я обвиню Городницкого, Если он не жениться советует, Может быть, не женюсь я поэтому.

Не женитесь, не женитесь, Поэты А.Городницкий 1966

– Сначала и потом

Сначала год как год,

и месяц – это месяц, Сначала так искать, не находя, Спокоен стрелок ход

и стрелки время месят, Настоенное на рассветах и дождях, На синих поездах, на розовых мечтах.

Сначала нет потерь

и от разлук нет боли, И радиус витков спирали так велик, И не страшна метель,

и время не неволит, И сказки исцелят боль маленьких обид.

Потом быстрей, быстрей

и нету остановок, Все чаще нервы рвут

слова "В последний раз", И что «пора» для нас уже не ново, И в сказках нет концов, а правда без прикрас, И каждый час найдет частицу нас.

1969

Десять пальцев

Сколько у нас в жизни счастья? Выпивка после разлуки. Радости чуточку чаще, чем быть должно по науке, Ленточки цвета корицы, Неторопливый бег, Крылья расправив птицей Песня напомнит тебе

Лес и озера, и снег в горах,

Ах, десять пальцев у нас на руках.

Сколько ж в той жизни кручины? Выпивка, так, без причины, Ни до чего нету дела. Дни как большой понедельник. Ветер за окнами воет. Капли дождя от них. Где-то запрятались двое, С кем бы я смог на троих.

Что-то вот горек мне дым сигарет,

Ах, много дней в нашем календаре.

Сколько ж у нас в жизни горя? Выпивка перед разлукой, Ссора без всякой ссоры, Горького плача звуки, В собственных стенах закован, Да вот никто не придет, Темные окна знакомых Значит – никто не ждет.

Горечь обиды, дворцы из песка,

Ах, десять пальцев у нас на руках.

1966

Города

Города, города крепко держат всегда, Не дают уходить, не спешат отпустить, Убегают города, навещает беда, Можешь выть, можешь пить, но не смей уходить.

А город силен: "Погоди, не ходи,"

А песни уводят в снега и дожди,

А память года у печи не хранит,

А в памяти только походные дни. Сотней дел и вещей – от кастрюль и борщей, До любовей и жен, ты всегда окружен. От бродячих ночей бережет нас Кащей, Не допустит ведь он, чтоб костер был зажжен.

И ждет непокорных беда и гроза,

Но в небо впиваются жадно глаза,

И значит опять завтра кто-то уйдет,

У города дерзко себя украдет. Но готовы отдать себя трижды распять За палатку, за лес полный птиц и чудес, За возможность не спать, чтобы солнце встречать, За возможность залезть вглубь нехоженых мест.

И снова столбы отстают, отстают,

Уходят ребята искать неуют,

Ребята идут, от уюта устав,

Для счастья другую усталость искать.

1965 ПАРОДИЯ Кончается начало, начинается бетон, Начало исчезает за горой. Девчонки преподносят мне букетики цветов. Я – дровосек, бродяга и герой.

Простеганные ветром и сбоку, и в упор, Приятели без памяти лежат. Дырявые посудины навечно стали в порт И паруса порвались без ножа.

Так вот обломок шпаги, переломанная сталь, Беру с собой на бережок реки. Я рад, что у приятеля обломок тот достал, На нем я буду жарить шашлыки.

1968

Тундра

поговорили, махнули рукой, Вот и уходит последний аргиш. Звон бубенцов над замерзшей рекой Прошелестел, как засохший камыш.

Прошелестел и растаял вдали. Больше людских не слыхать голосов. Больше тепла не просить у лесов, Тундра в лицо нам снегами пылит.

Горы горстями гребут облака, Звездные шорохи слышны в ночи. Тундра, ты мысли в слова облекать, Думать о близких нас научи.

Нам еще долго не видеть людей, Значит есть время подумать о них. Тундра нас заперла в тундре одних, Это на несколько долгих недель.

Знаю, нас тундра одарит сполна, Если туман и не видно ни зги, Если пурга – снеговая стена, Если устал – под глазами круги.

Но где-то едут в весну поезда, Тонкой струною прощанье звенит. И уступая подругам зенит, Сдвинется в небе пастушья звезда.

1968

– Не сердись

не сердись, я привык уходить В книги, в горы и просто в тоску. Это так же, как мокнуть песку, Если вдруг начинает дождить.

Ну, а мне не понять, не понять, Почему улетать журавлям, Почему провожать не меня Телефонных звонков кораблям.

От ладьи твоих ласк и от губ Что-то гонит меня в холода. Не в свои я сажусь поезда И в чужом я ночую порту.

Лучше памяти нить подари Голубое окно на заре, Шелк палатки у маленьких рек, А когда я вернусь, отвори.

Отвори мне опять свою дверь. От разлук стал я вроде добрей. От тоски, от сырых октябрей, Отвори и еще раз поверь.

Это был не последний побег, Сколько их у меня впереди. Если б я не любил уходить, Я б не смог возвращаться к тебе.

1967

Карпаты

Вот говорят, ты в городе грустишь, А песни все тоскуют о дорогах. За тридевять земель не улетишь, Когда в запасе времени немного. Не улетишь, не улетишь.

Мы не ушли за тридевять земель, Но где-то по пути тоска отстала. Среди весны пробрались мы к зиме, На много дней опередив усталость. На много дней, на много дней.

Мы здесь живем на белых склонах гор, Близки нам горизонты и горбаты. Снега, снега, куда не кинешь взор, Сутулят спины снежные Карпаты. Снега, снега, снега, снега.

Живем мы среди гор, и даже лес Повыше нас подняться не решился. Наш домик, под названьем «Эдельвейс», У самых снежных склонов приютился. Наш «Эдельвейс», наш «Эдельвейс».

Мы жили, как живут на берегу, Наш путь шел через рифы долгих буден. Костры мы разжигали на снегу И пели песни и горам, и людям. На снегу, на снегу, на снегу.

1966 НЕ ГРУСТИ, КОГДА ЗИМА

Не грусти, когда зима, не грусти, И не прячься от метелей в домах. Отпусти себя к зиме, отпусти, Обласкает, обогреет она.

Обласкает и укроет от бед, Сказку новую расскажет тебе. Свет подсветит синим светом луна, Колыбельную споет тишина.

"Приходи, – тебя леса позовут, Ты не бойся темных просек лесных. Ты увидишь то ли сон наяву, То ли явь похожей станет на сны."

Ну, зачем тебе витрин миражи, Ну, зачем тебе тоской дорожить? Слышишь в дверь твою стучится зима, Так не прячься от метелей в домах.

1965

Десять звезд

еСть десяток звезд над головой И топор, чтоб нарубить дрова, Так возьми рюкзак, ведь это не впервой, Слышать нам разумные слова О том, что в душных комнатах теплей, О том, что лес вблизи не голубой, Но нам дороже ртутных фонарей Вот эти десять звезд над головой.

Эти десять звезд, как маяки, На краю неведомой земли. Нам нельзя, чтоб наши рюкзаки Где-то дома прятались в пыли. Ведь нам нельзя привычкой обрастать И тешить полуправдами себя. Сумей без сожаленья оставлять Все то, что держит у дверей тебя.

Лижет красным языком костер Черные ночные небеса, И плывут над зеркалом озер Белого тумана паруса. А наши песни слушают леса И в чащу леса прячется беда. Приходят к нам из сказок чудеса В брезентовые наши города.

1964

Прощальная

Зима, зима, снега, ветра. И значит завтра в путь пора. Не потому, что снег кружит, А потому, что год бежит.

Осталось нам совсем чуть-чуть Напиться и в счастливый путь. Мы пили часто средь друзей, А нынче надо чуть сильней.

А завтра будет рев турбин, А завтра будешь ты один. Кругом зима и холода И только письма иногда.

А самолеты, поезда Нас развезут кого куда. Конец исхоженных дорог, Дорог нехоженых порог.

1965

Песня о песне

Что ж ты стоишь на тропе, Что ж ты не хочешь идти. Нам надо песню допеть, Нам надо меньше грустить. Ю.Визбор.

Наши лыжи у печки стоят, Догорает огарок свечи, Пляшут тени на лицах ребят И гитара негромко звучит. Здесь скрестились десятки путей, Разных разностей, встреч и утрат, Здесь гадают про завтрашний день По рисункам истрепанных карт.

А живем мы, дороги любя, Нам разлука – прочитанный том, Ну, а песни – в них наша судьба, Наше прошлое, наше потом. Нам еще переходы идти, За туманом гоняться в лесах, Знать, что в трудностях радость пути, Песни-письма с дороги писать.

Все разлукам и песням отдать И узнать, что есть в радости боль, В деревянных бывать городах, На штормовках осаживать соль. Звездный ковш описал полукруг, Вот и кончилась песня моя, Стало тихо и сонно вокруг, Наши лыжи у печки стоят…

1966

Хочется жить

а все-таки, все-таки хочется жить, Даже когда окончательно ясно, Что выдуманные тобой миражи Скоро погаснут, скоро погаснут. Гаснут, и значит к началу пути Снова ты брошен, а путь давно начат, Трудно, а все-таки надо идти, Хочется жить, невозможно иначе. Хочется, хочется жить.

А все-таки, все-таки хочется петь, Даже когда в сердце песням нет места, Только б не сдаться, только б успеть Спеть свою самую главную песню. Ставь против горя свою доброту, Это, наверное, кое-что значит, Пусть даже песня застрянет во рту, Хочется петь, даже если ты плачешь. Хочется, хочется петь.

А все-таки, все-таки хочется взять Мир окружающий в долг под проценты И на ладонях держа, осязать Спящих дыханье и пульс континентов, Чтобы потом, раздавая долги, Сердцем и памятью стал ты богаче. Тратя себя, ты себя сбереги, Хочется взять, невозможно иначе. Хочется, хочется взять.

1968

Дождь

нЕБО забыло и небо забыто, В небе нет солнца и в небе нет неба, Сеется дождь через крупное сито, Солнце – небыль и звезды – небыль.

Солнце не видит и солнце не слышит, Изломленных горестно тысячи губ, Не видит, как горько плачут крыши, Как слезы их рвутся потоком из труб.

В такую погоду не выйдешь из дома Или из дома уйдешь навсегда. Эта погода давно мне знакома, Но дома я с ней не смирюсь никогда.

Дождь заливает костры и желанья, Дождь вымывает из мира краски, Тонут дома в белесом тумане, И умолкают и песни и сказки.

В такую погоду забудешь, что помнишь, И вспомнишь все, что забыть так хочешь, Все так тревожит, как омут бездонный, И нескончаемо тянутся ночи.

Станет ли в мире когда-нибудь лучше, Или всегда жить воде, как беде. Солнце вчера разогнало тучи, Но разве дело только в дожде?

1965

Городское утро

Крик петушков жестяных – это команда «стоп» И в черноту стены уходят картины снов. То ли стволы двух берез, а может быть, две сосны, Очень свои, до слез… Жаль, что уходят сны.

Изгнан из комнаты мрак, город спеша встает, Слушает город «Маяк», кофе горячий пьет. Транспорт родной кляня, сотню найдет злых слов. Город во власти дня, люди во власти снов.

Вот ведь так много людей, ах, как тесно, тесно, И вырастает день из недосмотренных снов. День, чтобы строить дома, день, чтоб бывать везде, Может быть, счастье поймать, может, остаться в беде.

1965

Северная 2

дВа дня гудим в полярных кабаках, Горланим песни, попиваем спирт, Два дня не экономим табака И на вокзалах деревянных спим. Еще плечо хранит тепло ремней, Еще мы не привыкли к городам, Но в сны уже врывается ко мне Полярный край, Уральская гряда.

Сегодня снег и горы наяву, И Воркута под этим снегом спит, Но города к делам уже зовут И допиваем мы последний спирт За эти дни безмолвных ледники, За эти дни дороги и труда. И машет нам платками облаков Полярный край, Уральская гряда.

Вот тепловоз прощально прогудел. Теперь о средней полосе слова. Ждут вместо гор нас горы разных дел, А вместо снега – пыльная трава. Но если из-за тысячи причин, Дни станут длинными, как провода, Ты вспомни – есть советчики мужчин: Полярный край, Уральская гряда.

1968

Метеостанция Хадата

За снегами в горах Хадата приютилась, В черных нитях антенн вьются флаги пурги. Нас на гребне вчера круговерть прихватила И смеялась пурга: " Посиди, не беги." А сегодня в тепле у радиста сидим мы, Для согрева – чаек, для души – разговор. Отстучал на ключе, что положено Дима, И течет разговор, и чадит «Беломор».

Тих пока что эфир, еще время осталось. – Хочешь чаю? – Налей. – Что грустишь ты? – Да так. Это просто в тепле разморила усталость, Да сквозь окна мне в душу глядит Хадата. Что нас ждало вчера – я забыл половину. Память прячет минувших событий куски. Пьем чаек у людей и при чем здесь лавины? А что было вчера – белой ниткой в виски.

– Дать гитару? – Давай. Я забыл про усталость, Пел полярникам песни до новой зари, А гитара чуть-чуть про тебя проболталась, Ты прости, я не стал бы о тебе говорить. Ты прости и гони прочь ненужные слухи: О живых и здоровых у нас не скорбят. До весны мне всего лишь неделя разлуки. И всего лишь неделя зимы до тебя.

1968

Уходит отряд

уходит отряд, уходит отряд. Десяток людей, покидающих город. А где-то не спят и столетья подряд Их ждут-не дождутся озера.

Горе пусть стережет у порога,

Беды забыть поможет дорога,

Звезды навстречу протянут лучи,

Может быть, это к чему-то ключи.

А ветер какой, а ветер какой, Что сам ты, как парус, и ветер навстречу, А ветер такой, будто снежной рукой Вцепился в усталые плечи.

Пусть вечер не скор, но будет костер, И блики огня на палатке шатровой. Ночной разговор, гитарный минор. А завтра в дорогу нам снова.

1964

– Три шлюпки

над головой небосвод голубой, зелень лесов по бокам. Три шлюпки идут одна за другой, не подходя к берегам. Все дальше на север уходит их путь И не успеть за ночлег отдохнуть. Раз, два, три… Зеленое и голубое… Раз, два, три… А в каждой шлюпке трое. Девять спин, девять спин, утомленных работой, То не слеза туманит глаза – капли пота.

Вечером к берегу шлюпки причаль и разводи костер. Каша на всех, обжигающий чай, Песня и Разговор. Утром опять шлюпки в воду столкнуть, Веслами мерять немерянный путь. Раз, два, три… Зеленое и голубое… Раз, два, три… А в каждой шлюпке трое. Раз, два, три… Прошли по Браславским озерам: Путь позади, а впереди – снова город.

Я по вас соскучился, ребята

Я по вас соскучился, ребята, Теперь пора мне о другом скучать. Пора и мне бежать к горам горбатым И сызнова все старое начать.

Над снегом туманы, под снегом трава.

Ах, дальние страны, ах, песен слова.

Я к вам вернусь, как блудный сын из детства, Поглубже спрятав память губ и рук. Отказываться жалко от наследства, Где доля для меня – Полярный круг.

А вам еще рано меня отпевать.

Ах, дальние страны, ах, песен слова.

Еще есть сто причин, чтобы держаться И быть хоть чуточку самим собой, И уезжать, и по свету болтаться, И с мельницами выходить на бой.

От мелких обманов болит голова.

Ах, дальние страны, ах, песен слова.

А жизнь нам все дарит свои подарки: Любовь, дороги, песни и друзей, Их трудно брать, отказываться жалко, А спрятаться – нет места на земле.

И дальние страны, и песен слова,

И птиц караваны, и в росах трава.

Любимые руки на жарком лице… Снега и разлуки – длиннющая цепь.

Давай поговорим

Давай поговорим о городах, Давай с тобой придумаем весы На чашу бросим серые года, А на другую радости часы.

Давай поговорим о доброте,

Просеем через сито наши сны,

Измерим толщину квартирных стен

И глянем на себя со стороны.

Давай поговорим и о земле, Обители и радости и слез, Ведь грустно будет, если осмелев, Грибы поднимут головы до звезд.

Еще о песнях мы поговорим,

А память мысли в древность унесет.

Спасли однажды гуси криком Рим,

А кто нас от самих себя спасет?

Давай припомним скалы и леса, Мы к ним еще придем когда-нибудь, А тучи за окном, как паруса, На запад уплывают в дальний путь. Из песни уплывают в дальний путь.

1967

Северная

мЫ уезжаем. До свиданья, город. Колесам долго стыки рельс толочь. Тебе переживать прощанья горечь, А нам идти в полуденную ночь. Полярный круг, ну что это такое? Условная, придуманная нить, Но почему-то не дает покоя, Зачем-то чем-то нас к себе манит.

Значит надо уехать, значит, ждет нас пурга,

Переходы, да песни, да белые вьюги.

Пусть товарищи выпьют за ушедших в снега,

Убежавших по зову Полярного круга.

В краю, где ни дорог нет, ни тропинок, Где грани гор дырявят облака, Стоят там молчаливые Хибины, Подставив ветру белые бока. Воротники там от дыханья седы, Там поровну на всех и груз, и грусть. И, вышедший с полотен Кента, Север, Ветров объятьем бросится на грудь.

1967

Усталость

кАК Хочется устать, как хочется устать И отдых дать любимому коньку, Подсесть поближе к огоньку И просто книги полистать.

Но я в привычках, как в цепях, Все вертят старые заботы, Все на дорогах повороты Проскакиваю второпях.

Как хочется и мне немного быть умней, Знать, как зажечь в сырую полночь свет, На все вопросы дать ответ И тверже серых быть камней.

Но мне никак не стать другим, Все вертят новые соблазны, Все хочется придумать праздник И выпечь в будни пироги.

Как хочется забыть, как хочется забыть И песни, и товарищей моих, Мирок построить на двоих И потихонечку в нем жить.

Но мне не выстроить тех стен, Все вертят глупые надежды, То черствость не дает, то нежность, То руки складывает лень.

1967

Осенняя песня

в небе крик журавлей – это песня осенняя, Над печалью полей, над осенними тенями. Я слежу, чуть дыша, за полетом на юг, Птичьи клинья спешат от метелей и вьюг.

И плывет, чуть простуженный,

Птичий горестный крик,

Над морями, над сушею,

На чужой материк.

Ветер лица озер полосует морщинами, По утрам на костер ставлю воду со льдинами. И горят, и дрожат листья кленов, берез, Но загасит пожар дождь потоками слез.

Ветер сети связал в путях

Из осенних дождей,

Он запутал меня в сетях,

Ни надежд, ни путей.

Но ведь это дожди, а они уйдут, уйдут, Журавлей проводив, мир снегам отдадут. И пойдут по снегам лыжные следы, Нас ведь не испугать ватою из воды.

Это птицам лететь на юг,

Нам их в путь провожать.

Это нам встречать время вьюг

И сквозь вьюги бежать.

1965

Леса белоруссии

все леса, леса, леса Белорусии, Да погода, по-девчоночьи капризная, То озера, то болотца, словно бусины, Там на ниточки речоночек нанизаны.

Мы идем то без дорог, то дорогами, Бабы в селах нас встречают равнодушием, Только песнями до самых слез растроганы, Приглашают снова в гости, став радушными.

Парни пачки распечатали «Севера», На девчонок из отряда загляделися, Вот с такими погулять бы под вербами, Ах, девчонки, ну куда же вы поделися.

А над Вилией-рекой кладки шаткие, А за Вилией тропа в лесу теряется, Гаснет солнце и над нашими палатками Снова звезды в темном небе разгораются.

1965

Следы ровесников

Опять над головой костер качает дым, Бредет сквозь лес в обнимку с песней тишина, А мы идем искать ровесников следы, Тех самых, что на четверть века старше нас.

Им больше не стареть и песен им не петь, И что на сердце никогда не высказать. Последние слова наткнулись на свинец… Да не над всеми обелиски высятся.

Над ними то весна, то ветер ледяной… Лишь быль в мечтах сплетается с легендою. Ребят не воскресить ни бронзой орденов, Ни песней, ни муаровыми лентами.

А им хотелось жить семи смертям назло. Семь раз не умирают – дело верное. "Вперед!", – и встали в рост, и шли на танки в лоб С винтовкой образца девяносто первого.

Давно отмыта гарь, развеялись дымы И временем земные раны сглажены. Мы ищем на земле ровесников следы, Пусть вечные огни горят для каждого.

Нам в памяти хранить простые имена, Ни временем не смыть их, ни обманами, Нам в памяти хранить и чаще вспоминать. Ровесники, не быть вам безымянными.

1967

Песня геологов

Скажи мне, дружище, только без слов, А сможешь ли ты жизнь бродячую бросить, Чтоб домом был дом и любовью – любовь! Чтоб вовремя старость и вовремя осень.

Когда ты устанешь бежать в холода? Не сладка же вечная осень без лета. Ты – житель палаток, ты – гость в городах, Запрятанных где-то за сотней рассветов.

Скажи мне, а что тебе снится в снах, А впрочем, усталые видят сны редко. Скажи мне, ты помнишь как пахнет весна, Как в стекла стучится сиреневой веткой?

Ну что ж, о тебе где-то песни споют, Не зря столько отдано вечным походам. Скажи мне, а что же тебе отдают Взамен в горизонт уходящие годы?

Ты хмуришься, злишься, не стоит, старик, Оставь без ответа пустые вопросы. Я просто с тобой захотел говорить… Над Севером осень, над Севером осень…

1969

– Одесскому слету

Снова порт и огни, а в Одессе туман. Круг замкнулся. И снова нам в зиму пора. Адресами друзей переполнен карман, Переполнено сердце прекрасным «вчера».

А вчера было лето и встреч теплота, А вчера было лето и врал календарь, Что декабрь на дворе. Нет, все было не так: Было теплое море и снежный янтарь,

И в мире уснувшего леса, Замерзшего в белых снегах, О твоих берегах, О твоих берегах будем помнить Одесса.

Полыхал белым пламенем флаг над кормой, А мы пели про горы, про снежный маршрут, Говорили, как жаль возвращаться домой, Как любимые ждут и о том, как не ждут.

А пока снова порт и в тумане ревун Вместо нас на прощанье нам песню поет. Мы печалим глаза, мы не трогаем струн, До свиданья, друзья, до свидания, слет.

ПЕЧАЛЬ

Перестань грустить, выйди из дому, Плащ накинь, ничего что ливни. Вон куражится уже издали Побеждая тебя твой противник.

Твой противник – твоя печаль, Ты уже не справишься с нею. Серым днем, в смутных снах по ночам Ты соври, ты скажи, ты сильнее.

Ты соври, чтоб потом стало правдою то, Что сила еще с тобою. В чемоданах оставь только главное, Выйди к ливням, оружие к бою.

Из всех песен оставь десять строк, И три дня из трехсот уходящих, Да одну из десяток дорог, Остальное все – в мусорный ящик.

Не давай печали опомниться, Разбуди синий мир надежды. Пусть печаль твоя скромною школьницей Будет тихою, будет сдержанной.

Разве трудно печаль победить, Мир надежды пока еще прочен, Ты ей место во снах отведи, Ну и в песнях, по нескольку строчек.

1969

Акселерация

Пристроились морщиночки промежду глаз, И разные причиночки канают нас. И это не доделано и то не так… Изменяет тело нам. Ох, маета!

Предвоенные, убогие, куда уж нам: Девчонки длинноногие не по зубам. У них – акселерация, у нас – рахит: Боимся эскалации, строчим стихи.

Мол, на фиг нам, секс-темочки, до баб ли нам, У нас своя системочка – портвейн к блинам, У нас своя походочка – в диагональ, Закалены мы водочкой, крепки, как сталь.

Вобще-то, коренастые – росли мы в кость, Во времена ненастные какой там рост. А все ж мы тренированы таскать мешки, А у акселерованных тонки кишки.

Но в явном ослеплении на счет на наш Те, с голыми коленями, дают мандраж Лишь от прикосновения нашей руки, Мы дети предвоенные мы – старики, Мы – мужики!

1970

О суете

Шорох серых дождей, желтизна там, где было все зелено. Дни прошли, сколько ж дел в суете не доделано. Суета, как во сне, не туда все заносит, Прикоснулся к весне, оглянулся – уже осень.

Сколько мыслей и слов суета задавила в зародыше. Суета. Усталость. Суетливые сборища. Неоконченный бег, я, зарвавшийся мальчик, Все стремился к тебе, оглянулся – стал дальше.

И не хочется петь, все старо и не знаешь о чем еще, И уже не успеть, если просят о помощи. Суетою обвит: ни любви, ни предатель, ни воин.

Где-то плачет дитя, кто-то предан, а тот в одиночестве. Это все не пустяк, если можешь помочь еще. Ночь над миром лежит, зажигаются звезды. Продолжается жизнь! Оглянутся не поздно!

1970

Новогодняя песня

Что случилось со мной? Будто все стороной, Будто книги не впрок, будто возраст – пустяк, За лесною стеной ожил мир озорной И жар-птица трепещет в антенных снастях.

С утра с землею поделилось небо небом, А может, это снег на небеса похожий. Не верить миру старых сказок ты не требуй, В ночной Крыжовке этот мир внезапно ожил:

Вон вышел из лесу на старых лыжах леший, В мохнатой шапке и с зеленой бородою, Вон к заповедному колодцу ведьма чешет, Спешит наполнить ведра чистою водою.

Но не злы чудеса в Белорусских лесах, Просто в зиму все спуталось – день или год. Лишь кукушка в часах все стоит на часах, Да за снежной горой электричка поет.

А старый леший не завертит в глухомани, Чайком попоит, от моей прикурит спички, Покажет лес, а коль запутаюсь в тумане, Заветной тропкой доведет до электрички.

От козней старой ведьмы больше не страдаю, А я испорченный приемник ей налажу, Мне по лыжне она за это погадает, Да все про дальную дороженьку расскажет.

А случилось вдруг – замрет у печи старый кот, Перестанет царапать когтями метлу, Я поверю вот-вот, чудо в дом забредет, Отряхнет снег и лыжи поставит в углу.

Придет Снегурочка на свет свечи неяркий, На звук гитарных струн и песенки негромкой, Придет и станет новогодние подарки Нам раздавать из вышитой котомки.

Подарит каждому хоть на минуту крылья И будет легким горе, счастье будет трудным…Вот так зима моя смешала сказку с былью…

1969

Восточный поезд

Укрыт облаками умеренный пояс, Косыми дождями октябрь моросит. Увозит меня на восток синий поезд По желтой намокшей Руси.

Гляжу на березы, дымлю сигаретой В прокуренном тамбуре под говорок Удмуртцев, воджан, обсуждающих лето, А поезд бежит на восток.

Я так засиделся в мирке полусонном, В мирке, где уже не живут чудеса, Я новых друзей имена не упомню, Я старых друзей позабыл голоса.

Себя самого призываю к ответу За прошлое, что я успел растерять. Ах, прошлое, ты разлетелось по свету, По крохам придется тебя собирать.

Так пусть меня поезд восточный подлечит, Чтоб права лишился я сетовать зря, Что тех не найти, а другие далече, Ну что ж, что далече, на то и друзья,

Чтоб в поезд садиться, встречать самолеты, При встречах до ранней зари говорить. Как надо, как надо до самых далеких Друзей добираться и встречи дарить.

1967

Ожидание зимы

тает снег на лету, самолеты в порту, В тумане тоскуют о небе. Как нуждаемся мы в возвращеньи зимы, Как голодные в корочке хлеба

Как туман окружил и косые дожди Поливают продрогшие крыши, Всюду серая мгла, в доме в темных углах Сиротливо покоятся лыжи.

Никуда не сбежать, только ждать, только ждать Перемены ветров и погоды. Облака, облака сеют всюду пока Только воду, холодную воду.

Ветры все не дают обрести вновь уют В густолесье затерянных хижин. И грустят поутру самолеты в порту, Как в углу запыленные лыжи.

1967

Полночь

Просто глубокая полночь, но все это не страшно. Тихо вокруг. Даже ветер ушел на покой. Где-то на краешке памяти жив день вчерашний, Умер закат, до рассвета еще далеко.

Старое кончилось, новое не наступило. Что ж, что нет радости, это еще не беда. Был жаркий полдень, был ветер и солнце светило, Ночь, тишина и созвездья качает вода.

Что-то не так, ну да я же гляжу в отражения, Все перепутано: Запад глядит на Восток, Сонные сосны забрали меня в окруженье. Ах, календарь похудел на один лишь листок.

Худо ли, ладно ль? Считать я листки не приучен. Лето – так лето, а осень – так листьям лететь. Звезды, бывает, прячутся в серые тучи, Но только звезды – не рыба, попавшая в сеть.

1970

Беларусь

Есть у года четыре времени:

нас сосновый покой в октябре манит, По зиме лыжи просятся к Северу,

а весною опять курс к Усе беру. Мы уходим то летом, то осенью,

по огромной стране ноги носят нас. Бездорожьями дальними нам идти,

и всегда Белоруссия в памяти.