Текст книги "Авторская песня 90-х (Сборник песен с гитарными аккордами)"

Автор книги: Глеб Филиппов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 50 страниц)

Припев: В этом шорохе услышится

ах как дышится ах как дышится

даже падая колышется

каждый листик погляди

разве можно разувериться

если любится и верится

если хочется надеяться

если столько впереди.

3/4 * * *

– Осенняя песня

В небе облака из серой ваты, сыровато, серовато, не беда, ведь я привык. В луже эта вата намокает, и волнуясь пробегает под водою мой двойник.

Люди даже днём не смотрят в окна, на дожде антенны мокнут, телевизоры в тепле, город подставляет небу крыши притворяясь, что не слышит танец капель на стекле.

Вечер дарит свету отраженья, и квартир немые звенья повисают над двором. Ветер отражения полощет, он наощупь ищет площадь, и освистывает дом.

– Осенняя цыганочка

Мучит голову рассвет, осень год за годом, нету дня и ночи нет славная погода. Капли скачут на стекле городские шутки. Ах, не будет ли светлей днём, хоть на минутку?

Год ли, день ли, так сошлось, всё по счёту платишь. Даже брызги от колёс все летят на платье, не промажет ни одна, всё сполна досталось. Да была ль в году весна? Сроду не бывало!

Завести коня во двор, запереть ворота, кто там бродит – гость иль вор думать неохота. А подумать, всё равно, всё равно сворует оглянись, с кем пьёшь вино? Кто тебя целует?

Мучит голову рассвет, что ж, рассвет и только, не спрошу: "Вам сколько лет? Осеней вам сколько?.." Ночь проходит по земле, капли бьют «Цыганку», вроде, стало веселей, только наизнанку. ж3 р.

– Песня об утреннем городе

2/4

Этот город – он на вид угрюм, краски Севера полутона, этот город – он тяжелодум, реки в камень он запеленал. хс.

А сейчас, дождями перемыт, пряча лужицы в своей тени. Розовеет на Неве гранит и дома стоят совсем одни. хс.

Птичий гомон будит Летний сад, разминаются мосты, кряхтя. Силуэты обрели фасад, в эту ночь я у него в гостях. хс.

– Поезд издалека

Дальний слышится гудок, рельсы шепчутся о чём-то, пасажирский, иль товарный им пока не угадать. По щеке скользит цветок, вьётся труженица-пчёлка, будто до него и верно не секунды, а года.

Безразличный примем вид или лучше – беззаботный. Будто и взаправду поезд электричка, товарняк. Ну проедет, пролетит, полно врать перед собой-то, жуй травинку, успокойся, ты сейчас увидишь знак.

Вот дымок сороковых, тепловоз пятидесятых, на подножках на вагонных по вдвоём и по втроём. Кто сумел – на боковых, остальные на висячих, едем, едем незаконно, в завтра светлое своё.

Значит поезд вон какой!.. Где там нижняя подножка? Ну, привет, пацан губастый, мы прорвёмся, но держись. Ты упрись в неё ногой, да всерьез, не понарошке, незнакомое – опасно, эта штука парень – жизнь.

Пролистает паровоз пару вёрст, намотает их на оси колёс, перепуталось там всё, не сошлось, натянулось, напряглось, порвалось и клочками унеслось. Паровоз…

Так и катится состав, как мелодия по струнам, всё что крупно, всё что мелко, есть и топливо и груз. Эй, в машине, не устал? Видишь, и не так уж трудно вовремя заметить стрелку, вовремя запрятать грусть.

Вот купейный мой вагон до начала целый поезд. Как-то быстро всё пропето даже ахнуть не успел. Ведь казалось – на роман. Ну, по крайней мере, – повесть… Восемь строчек, два куплета вот и всё, что было, спел.

Ну зачем цепочку рвать, многоточие – не точка, вон полянка, где лежал ты, мимо окон поплыла. Непримятая трава: ни окурка, ни следочка. И остались, как ни жалко, лишь ромашка да пчела.

– Прокатилось лето кубарем,

Прокатилось лето кубарем, ты стоишь заворожённая словно тучка в небе утреннем, синевою отражённая. Знаю, с мужем ты не дружная, жизнь не ладится, не ладится. Ах ты, вдовушка замужняя, посиди со мной красавица.

Одари сердечным золотом. А она смеётся: "Где уж нам!" Говорит: "Да вы так молоды, вам ещё ходить бы к девушкам. А красивых нынче мало ли…" И подумал я: "А много ли?" Между нами листья падали, и шептались грустно тополи.

И дрожали губы влажные не от страсти, а от холода. Стало жаль, что мы домашние и уже не так уж молоды.

Прокатилось лето кубарем…

* * *

– Тебе

6/8(1/2)

Ах, не дели ты с музыкой слова, они, как мы с тобой, неразделимы, а если не сольются воедино, то лгут слова, а музыка права.

Ну что ещё так нежно обоймёт, так глубоко на дно души заглянет, поманет, позовёт и не обманет, и все печали до конца поймёт?

Ах, не ищи ты трещинку в любви, не проверяй кирпичики на прочность, а то ведь вот случится, как нарочно, со страху страхи сбудутся твои.

А ну ка загляни судьбе в глаза, увидишь только то, что сам захочешь. От веры до сомненья путь короче, намного, ох, короче, чем назад. хс.

Ах, не пускай ты ревность на порог, она и ненасытна, и всеядна. И ты пропал, когда промолвил: "Ладно! Проверим подозренья, хоть разок…"

Сомненья дьявол ловок и хитёр, погашенное снова жжёт страданье, и не стремись услышать оправданья, они – поленья в этот же костёр.

Ну не надо, пусть напев беспечный успокоит душу и умерит боль. Страх с любовью они рядом вечно, значит любишь, если так с тобой.

Ах, не дели ты с музыкой слова, ах, не ищи ты трещинку в любви…

– Уличная цыганочка

Мой джинсовый, всепогодный, раз в году меняемый я надел его сегодня твердый, несминаемый.

Я на Бога уповаю

моего, еврейского,

бирочку «левайс» вшиваю

жаловаться не с чего.

Жаловаться нет причины вот сижу и радуюсь: солнце светит, я – мужчина, и живой – не правда ли?

Поглядишь на вещи шире

и смеяться хочется:

все прекрасно в этом мире,

когда гордость кончится.

Надо же – пока болтали, в песне зубки режутся. Как там струны на гитаре? День еще продержатся?

Обуваю босоножки

на носок нейлоновый

пусть все видят, кто идет:

трагик в роли клоуна.

Что-то ведь такое было ариозо Канио. Ладно, это мы потом, это – на прощание.

Мое место – возле банка,

метр-ва-хеци в сторону.

Бокер тов, мадам гражданки!

Что ж, начнем по-черному.

– Аидыше мама, – аидыше папа, – аидыше братик, – аидыше – я.

– Подайте, евреи,

– в аидыше-шляпу.

– Аидыше-сердце

стучит у меня.

Полноправный избиратель что могу, то делаю. Сколько можете – подайте в ручку мою белую.

Слушаешь? Ну значит – дашь!

Никуда не денешься.

Вам поет оле хадаш

бросьте в шапку денежку.

16 апреля 1992

– Цыганочка

Лед шатается, потом расстает сам Вместо тверлого влруг вода Во что верится, перемелется Остальное все-ерунда. Во что верится, перемелется Остальное все-ерунда.

У одних кричат в песнях вороны У других пою соловьи. А у меня одни ветки черные Все царапают изнутри. А у меня одни ветки черные Все царапают изнутри.

Намечается вроде разница Между надо бы и пора Но качается, словно дразнится Липа черная у двора. Но качается, словно дразнится Липа черная у двора.

Но когда же все образуется Перемелится моя жизнь А у моей жены дочка-умница Все советует «воздержись». А у моей жены дочка-умница Все советует «воздержись».

–

Last-modified: Sun, 17-Nov-96 21:23:34 GMT

Ковбойские песни

– Лучше штата нету чем Канзас (Чи-чи а… Чи-чи оппа…)

From: Julian Rak

Лучше штата нету чем Канзас (Только тихо, только тихо, только тихо) Раз, два, три, четыре, пять и в глаз… Я еду не один, со мной мой карабин, И три галлона виски я припас.

Чи-чи а… Чи-чи оппа… [и т. д. ]

Что-то я немножечко продрог (Только тихо, только тихо, только тихо) Сделаю еще один глоток… И one, two, three, four, five Опять поймал я кайф… И в общем жизнь прекрасна, мой дружок.

Чи-чи а… Чи-чи оппа… [и т. д. ]

Мне не страшен ни один бандит (Только тихо, только тихо, только тихо) Джон, мой враг давно уже убит И в окнах салуна опять горит луна И мой мустанг из-за угла спешит.

Чи-чи а… Чи-чи оппа… [и т. д. ]

Как-то раз… Туриянский?

C Как-то раз пришел домой пьяный в стельку я, Dm Am G C Вижу: лошадь на дворе, и лошадь не моя. К своей молоденькой жене обращаюсь я: – Что за лошадь на дворе, где быть должна моя?

А она мне и отвечает:

– Какая лошадь, пьяный черт, шел бы лучше спать! Корова на дворе стоит, что привела мне мать. А я обьездил целый свет, видел все края, Но вот коровы под седлом нигде не видел я!

Как-то раз пришел домой пьяный в стельку я, Вижу: шляпа на гвозде, а шляпа не моя. К своей молоденькой жене обращаюсь я: – Что за шляпа здесь висит, где быть должна моя?

А она мне и говорит:

– Какая шляпа, пьяный черт, шел бы лучше спать! Горшок здесь на гвозде висит, что принесла мне мать. А я обьездил целый свет, я видел все края, Но вот соломенных горшков нигде не видел я!

Как-то раз пришел домой пьяный в стельку я, Вижу: пара на окне, и пара не моя. К своей молоденькой жене обращаюсь я: – Что за пара здесь лежит, где быть должна моя?

А она мне так отвечает:

– Какая пара, пьяный черт, шел бы лучше спать! Тряпка на окне лежит, что принесла мне мать. А я обьездил целый свет, я видел все края, Но вот только тряпок с застежкой-молнией нигде не видел я!

Как-то раз приполз домой пьяный в стельку я, Вижу: голова лежит, где быть должна моя. К своей молоденькой жене обращаюсь я: – Что за голова лежит, где быть должна моя?

Ну а она мне в ответ:

– Чего ты мелешь, пьяный черт, полз бы лучше спать! Кочан капусты здесь лежит, что принесла мне мать. А я опползал целый свет, я видел все края, Но вот чтобы кочан с усами был – нигде не видел я!

Колорадо Баранов?

C Dm G C Эта песня – для сердца отрада Эта песня лазурных долин О, Колорадо мое, Колорадо И мой верный дружок карабин

Я верхом по степи пролетаю Я скачу по бескрайним лугам И громом выстрелов мне подпевает Мой дружок – карабин, мой слуга

А если недруга втретим мы в поле Мы в обиду себя не дадим Ведь мы ж ковбои с тобой, мы ковбои Мы ковбои с тобой, карабин

А если что, мы ведб выпьем по фляжке, Мы по фляжке один на один Так ты пржмись же теснее к рубашке, Мой дружок, мой слуга, карабин

…И пусть кричат буржуазные злюки и пусть жуют тухлый свой ананас А все равно, по количеству клюквы Не догонит Америка нас!!!

Поспел маис на ранчо дяди Билла

The same. Поспел маис на ранчо дяди Билла, У дяди Билла маис поспел на ранчо. А тетя Пегги Билла в гости пригласиа, А мы с тобою погулять пошли порааньше.

А ну-ка, Чарли, не ругайся, ну-ка Фред, не налетай,

А ну-ка, Сэм, куда ты прешь, опять ты тут?

Поспел маис на ранчо дяди Билла,

Ну а теперь там только кактусы цветут.

Все в Арканзасе знают дядю Билла Придурка, хама и дебилла. А тетя Пегги – эта рыжая кобыла, Сегодня Биллу баньку наттопила.

Покуда тетя Пегги дядю Билла В корыте мыла почти без мыла, Маис на ранчо как водою смыло, У дяди Билла, у дяди Билла!

У дяди Билла рожу всю перекосило, Когда увидел он – что на ранчо было. Теперь средь кактусов сидит злой, Как горилла – попробуй сунься, а то получишь.

Есть в Техасе городок, симпатичный городок

С Dm Есть в Техасе городок, симпатичный городок

G C Симпатичный городок, как сам Техас В городке большой салун под названьем Seven Moon Вот какой там вышел случай как то раз…

Пр. В салуне Севен Муне услада для души Там девочки и вина и музыканты хороши В салуне Севен Муне оставь свои гроши, Седлай свою кобылу и в прерию чеши

Был открыт салун всю ночь и не спал бармен всю ночь И его помощник Джо всю ночь не спал И (такие вот дела) лошадь синяя вошла Ухмыльнувшись, покосилась на стакан

Был на ней большой цилиндр, черный шелковый цилиндр, Кольт на поясе и на хвосте банты Лошадь гаркнула: «Ку-ку» и прошлась по потолку, Оставляя цепью грязные следы…

Пр.

Лошадь к стойке подошла, прямо к стойке подошла И, откашлявшись, сказала наконец: Вот Вам доллар, милый мой, дайте мне без содовой Пару виски и соленый огурец

А потом она ушла, помахав хвостом, ушла И бармен смотрел ей вслед с открытым ртом. Он сказал: "Послушай, Джо, никогда я не видал…..Чтобы виски заедали огурцом…"

Пр.

Надоело протирать матрац

С G C Надоело протирать матрац

G C Я решил отправиться в Техас C Dm И в салуне Севен Муне F G C Вечер провести хотя бы раз

Симпатичный южный городок А в салуне приятный холодок Музыканты в стиле (Кантри) Звякает в стаканчиках ледок

Пр: Юпи-яй-яй-юпи-юпи-яй Юпи-яй-яй-юпи-юпи-яй Ай-яй-юпи, Ай-яй-юпи Юпи-юпи-юпи-юпи-яй

Ах, как пахнет жареный маис Вдруг я вижу – откуда не возьмись Мчит какой-то всадник с кольтом Эгегей, ковбои, расступись

Началась тут страшная пальба Разбежалась с площади толпа Пыль и грохот, конский топот Городок укрылся в погреба

Пр.

Перебаламутив весь покой, Всадник скрылся в поле за рекой Влез тут я на фортепьяно И спросил, кто это был такой

Музыкант, жевавший пирожок, мне ответил, отложив банджо: "Это местный, всем известный, хулиган – Неуловимый Джо"

Пр.

Я тогда спросил его опять: "Как же это, братцы, понимать? Неужели все ковбои Одного не можете поймать?"

Он сказал: "Поймать не можем, почему? Этот Джо не нужен никому, Здесь его никто не ловит, Он неуловимый потому"

Пр.

Шел по дикой прерии дилижанс

From: Alexander Kitaev

Em H7 Шел по дикой прерии дилижанс, Em H7 Четверо парней в нем охраняло груз. E7 Am Им судьба дала всего лишь только шанс G C H7 Вырвать, наконец, козырный туз

Em Am H7

Том – парень западных гор,

Em H7

Бэн – он из штата Техас,

Em Am D7

Билл – ел бокалы на спор,

G C H7

Ну а Пит стреляет только раз.

Ловко тут сработала западня Бэн и Билл как дьяволы носились тут и там В суматохе Пит убил второго коня, Том стал тяжелей на девять грамм.

Том – призрак западных гор,

Бэн – он из штата Техас,

Билл – ел бокалы на спор,

Ну а Пит стреляет только раз.

Бэн грозился Билла в дилижанс запрячь, Ведь с одним конем легко застукает шериф, И пришлось тут Питу пожалеть несчастных клячДилижанс не выдержит троих.

Том – призрак западных гор,

Бэн – не вернется в Техас,

Билл – ел бокалы на спор,

Ну а Пит стреляет только раз.

Шел по дикой прерии дилижанс, Оставляя за собой стервятникам еду. И у двух ковбоев оставался только шанс Пересечь владенья Виниту.

Том – призрак западных гор,

Бэн – не вернется в Техас,

Билл – проиграл свой главный спор,

Ну а Пит стреляет только раз.

Шел по дикой прерии дилижанс, Солнце выжгло перед ним заветную черту, И отнял у Пита его последний шанс Парень из владений Виниту.

Том – призрак западных гор,

Бэн – не вернется в Техас,

Билл – проиграл свой главный спор,

Ну а Пит стрелял в последний раз.

Эй, ковбой, что с тобой,

* * * C – Эй, ковбой, что с тобой, G Разве ты не замечаешь,

C Что малютка Дженни подросла? Эй, давай, не зевай, А иначе проморгаешь И другой опередит тебя…

(В 2 раза медленнее)

Am E Am – Некогда, некогда этим заниматься Уменя корова в лес ушла И пока я не найды рыжую корову, Подождут любовные дела

– Эй, пастух, ты лопух, Проморгать ты можешь вора, Ведь соседний фермер ходит к ней Он седой и хромой, Но богат и очень скоро Дженни назовет женой своей

– Самое главное – мне найти корову А женитьба может подождать Парень я молодой, сильный и здоровый, Ну а фермер старый и хромой…

– Эй, ковбой, черт с тобой, Посмотри, ведь старый фермер Дженни под венец уже ведет Маху дал, проморгал И теперь в твою квартиру Дженни уж хозяйкой не войдет

– Промаха, промаха мой наган не знает, Старику удачи не видать, Дженни крепко обниму и она растает, И пойдем корову с ней искать.

–

Last-modified: Thu, 22-Aug-96 05:18:16 GMT

Арон Крупп

Заморозки

C Em Dm A7 Листья в реке – желтые паруса. Березина заплутала в лесах.

D Dm7 C H B A7 Dm G7 В поле озимые зябнут ростки – заморозки, заморозки…

Гуси над лесом печально кричат – стая на юг улетает – прощай. С крыльев печаль свою за море скинь – заморозки, заморозки…

В белом тумане байдар караван вечером к плесу придет, а туман Скатится утром слезами с ракит – заморозки, заморозки…

Вечером бакенщик выгонит плот, богу речному лампаду зажжет Что-то прошепчут костра языки, может про первые заморозки.

Лес тихо замер у соной воды, слушает сказки вечерней звезды, У в полнолуние тени резки – заморозки, заморозки.

Грустно, наверное гуси правы. Что-то по осени сам я раскис. Видно коснулись моей головы – заморозки, заморозки…

Зови

Dm Gm Зови – я еще не устал,

Dm G7 C зови – проще принять решенье,

F B зови – я играю с листа

Eb7 A забытую песнь возвращенья.

F G7 К чему эти все острова

B C F и солнце чужое? А мне бы

F7 B рубить в той избушке дрова,

D(B) D7(A) G7(Dm) где запах сосны или хлеба. }2 р.

Я думал, что сотня дорог к тебе, оказалось – ошибка. Я думал согреться – продрог: чужое тепло слишком жидко и солнце катилось зазря на красных ладонях заката, и реки бежали к морям, а я потерял свою карту. ж2 р.

Я песни слагал не про то, а те, о тебе – забывались. И страшною шел я тропой, она за спиной обрывалась. Но есть еще горы в снегу, а годы – привычной поклажей, зови – я обратно бегу, а память дорогу подскажет. ж2 р.

С дождями снег… (Зимы и осени границы)

Am Dm E7 Am С дождями снег – еще не первый снег – не хочет осень отступиться.

Dm G7 C А мы давно пересекли во сне зимы и осени границу A7 Dm G7 C Мы скоро в зиму ляжем, как в постель, укроем недуги снегами. Am Dm E7 Am За шестьдесят седьмую параллель уйдем разделаться с долгами.

A7 Dm G7 C За ошибки и за прожитое лето, и за песни, что пока еще не спеты. Am Dm E7 Am За друзей, которых часто провожаем, и за то, что сами редко уезжаем.

Долги, долги, но в чем же тут беда – коль скоро осень на исходе. Уйдут друзья, пусть даже на года – они когда-нибудь приходят. Уйдем и мы, ну в чем же тут беда – вернемся, как в апреле птицы. Мы от любви уходим навсегда – вот с этим трудно согласиться.

Воет ветер, след наш заметая, забываем, ничего не забывая. Так и носим мы с собою боль ушибов, груз любимых песен, счастья и ошибок.

Ну что, что осень кажется долга – мы в нетерпеньи – терпеливы. Сквозь дождь с туманом нам видны снега, и мы долгам бросаем вызов. И каждый год, как будто в первый раз, и слава богу не в последний Уходим мы к себе, бежим от нас, и возвращаемся по следу.

В это время самых первых космодромов, в эти дни последних самых паровозов И сегодня замерзаем в теплом доме, и уходим отогреться на морозе.

Следы ровесников

Hm Em Опять над головой костер качает дым,

F#7 Hm Бредет сквозь лес в обнимку с песней тишины. (F#7) H7(Hm) Em(Em6) А мы идем искать ровесников следы – ж

A7(F#7) D(Hm) ж Тех самых, кто на четверть века старше нас. ж 2 р. F#7 Hm Em6

H7 Em Им больше не стареть, и песен им не петь,

A A7 D И что на сердце – никому не высказать. F#7 Hm Em6 Последние слова наткнулись на свинец…

F#7 Hm Да не над всеми обелиски высятся.

Над ними то весна, то ветер ледяной… Лишь быль в летах сплетается с легендой Ребят не воскресить ни бронзой орденов, ж Ни песней, ни муаровыми лентами. ж 2 р.

А им хотелось жить семи смертям назло. Семь раз не умирают – дело верное. "Вперед!" – и встали в рост, и шли на танки в лоб С винтовкой образца девяносто первого.

Давно отмыта гарь, развеялись дымы, И временем земные раны сглажены. Мы ищем на земле ровесников следы – ж Пусть вечные огни горят для каждого! ж 2 р.

Нам в памяти хранить простые имена Ни временем не смыть их, ни обманами. Нам в памяти хранить и чаще вспоминать… Ровесники, не быть вам безымянными!

Хочется жить

Hm G C F# А все-таки, все-таки хочется жить, Hm G C F# Даже когда окончательно ясно,

A7 D Что выдуманные тобой миражи C# A7 Скоро погаснут, скоро погаснут.

D Hm Em Гаснут, и значит, к началу пути A7 D H Снова ты брошен, а путь давно начат… Em A7 D Трудно, и все-таки надо идти.

Em Hm F# G Хочется жить, невозможно иначе,

Em F# Hm Хочется, хочется жить…

А все-таки, все-таки хочется петь, Даже когда в сердце песням нет места. Только б не сдаться и только б успеть Спеть свою самую главную песню.

Ставь против горя свою добротуЭто, наверное, кое-что значит. Пусть даже песня застрянет во рту Хочется петь, даже если ты плачешь, Хочется, хочется петь.

А все-таки, все-таки хочется взять Мир окружающий в долг под проценты, И, на ладонях держа, осязать Спящих дыханье и пульс континентов.

Чтобы потом, раздавая долги, Сердцем и памятью стал ты богаче. Тратя себя, ты себя сбереги. Хочется взять, невозможно иначе. Хочется, хочется взять, Хочется, хочется петь, Хочется, хочется жить…

Что я натворил

C Em Что я натворил, как я разорил и себя, и песни?

G C C7 Горы здесь не те, а кавказский снег что-то не такой.

F A7 Dm Тундра – ну что ей? – проживет, а мне надобно, хоть тресни,

G C Чтоб хоть раз в году, но в глаза взглянул северный покой.

Чтобы приносить и леса дразнить песней про зимовье: Где, когда пурга, белые снега нам в лицо пылят, Где полярная длинная дуга служит изголовьем И лежит в ногах, в тающих снегах, вся моя земля.

Это важно – где и какой горе сдать души недуги. И куда бежать, чтобы побеждать годы и себя. Я еще не стар, я же не устал Северу быть другом. Рано связи рвать, рано отставать от моих ребят.

А друзья сидят, душу бередят старым разговором. Май в окно глядит – лето впереди, до зимы сто лет. И весь год опять не дадут мне спать северные горы, Тундра и тайга, белые снега, и олений след.

– Новогодняя песня

Что случилось со мной? Будто все стороной, будто книги – не впрок, будто возраст – пустяк. За лесною стеной ожил мир озорной и жар-птица трепещет в антенных снастях.

С утра с землею поделилось небо небом, а может это снег на небеса похожий. Не верить миру старых сказок ты не требуй в ночной крыжовке этот мир внезапно ожил.

Вон вышел из лесу на старых лыжах леший, в мохнатой шапке и с зеленой бородою. Вон к заповедному колодцу ведьма чешет, ж спешит заполнить ведра свежею водою. ж2 р.

… Но не злы чудеса в белорусских лесах, просто в зиму все спуталось – день или год. Лишь кукушка в часах да, за снежной горой, электричка поет а старый леший не завертит в глухомани.

Чайком попоит, от моей прикурит спички, покажет лес, а коль запутаюсь в тумане, заветной тропкой доведет до электрички. от козней старой ведьмы больше не страдаю. А я испорченный приемник ей налажу, мне по лыжне она за это погадает да все про дальнюю дороженьку расскажет.

А случилось – вдруг замрет у печи старый кот, перестанет когтями царапать метлу, я поверю: вот-вот чудо в дом забредет, отряхнет снег и лыжи поставит в углу, придет Снегурочка на свет свечи неяркий, на звук гитарных струн и песенки негромкой придет и станет новогодние подарки нам раздавать из вышитой котомки.

Подарит год – там будут праздники и будни, подарит каждому хоть на минуту крылья и будет легким горе, счастье будет трудным, вот так зима моя смешала сказку с былью. ж 2 р.

– Проводы

Не от веселья песни были веселы, друзей в дорогу провожать так грустно, а нам хотелось спрятаться за песнями – ж уедет поезд, станет в мире пусто. ж 2 р.

Уедет поезд, мы вольемся в улицы, неся с собой в свои кварталы зависть: там те же тени на стенах сутулятся, там все привычно, там все устоялось. 2 р.

Там все привычно, так до безобразия: дни – близнецы приходят и уходят нас старят, старят дни однообразия ж в десятки раз сильнее, чем невзгоды. ж 2 р.

Но тепловоз пока рокочет сдержанно мы песнями сказать успеем много. Ведь в наших песнях круто перемешаны ж разлуки, встречи, беды и дороги. ж 2 р. лето 1965

– Печаль

Перестань грустить, выйди из дому, плащ накинь, ничего, что ливни, вон куражится уже издали, побеждая тебя, твой противник.

Твой противник, твоя печаль, ты уже не справляешься с нею серым днем, в смутных снах по ночам ты соври, ты скажи, ты сильнее. ж2 р.

Ты соври, чтоб потом стало правдою то, что сила еще с тобою. В чемоданах оставь только главное, выйди к ливням, оружие к бою.

Из всех песен оставь десяток строк и три дня из трехсотуходящих да одну из десятка дорог. Остальное все в мусорный ящик. ж2 р.

Не давай печали опомниться, разбуди синий мир надежды, пусть печаль твоя скромною школьницей будет тихою, будет сдержанною.

Разве трудно печаль победить? Мир надежды пока еще прочен ты ей место во снах отведи ну и в песнях по несколько строчек. ж2 р. 1969

– Средние широты, мягкая погода,

* * *

Д.Песену

Средние широты, мягкая погода, тихая работа да тоска полгода, а еще полгода ожиданье чуда, что найдешь в походе далеко отсюда.

Только редко это: приполярный ветер, из ночей расчеты – так родятся дети. В ночь приходят двое, в мир приходит третий. Этот мир освоить, где дома и ветер.

Города и горы, доброта и зависть, войны и раздоры, и любовь и старость, Окуджава, Пушкин, Дон-Кихот и Гамлет, но сперва игрушки – пусть пока играет.

А потом, попозже, сам он разберется, что всего дороже, что не продается, что всего важнее, чем себя тревожить, что всего нужнее раздарить прохожим.

В мир пришел мужчина маленького роста, следствие, причины – все не так-то просто. Приучи мальчишку к жадности кочевной, научи сынишку щедрости душевной. ж2 р.

25 июня 1970

– Раздумья

Как много мне самим собой обещано. Но если это только все слова, то как же на бетонной массе трещины находит для семян своих трава. И птицы как находят направление, покинув стран полуденных уют. Так в зеркале раздумий все сомнения надеждами передо мной встают. ж2 р.

Иду к раздумьям, как к друзьям доверчиво, я лучше вижу чувствую сильней, за кругом дум, привычками очерченным, есть маленькая дверь в большой стене. Войти, увидеть горы или пристани, дать волю смеху, радости, слезам. Увидеть горы, города и истину, вместить в себе и в песнях рассказать. ж2 р.

Мне близким кажется порой далекое, как близок ночью свет чужих миров. И мало мне того, что было около, и не манит порой меня родной порог. Смотрю на облака, куда бегут они, как тени их пасутся на траве. Хочу быть здесь и там. Я просто путаник. Хочу всего – я просто человек. ж2 р.

– Письма (песня о письмах)

Прошу Вас, не будьте ко мне слишком строги за то, что я писем не буду Вам слать, считайте, что письма застряли в дороге прежде, чем я их успел написать.

Оставьте, не злитесь, что толку в бумаге, она не заменит мне Вас, Вам меня. Считайте, живет где-то в мире бродяга, не смогший привычек в пути поменять.

Вот так мне шагать сквозь разлуки и встречи и боль расставания прятать в глазах. Но память, но память, схвативши за плечи, заставит не раз оглянуться назад.

Прошу Вас, не будьте ко мне слишком строги за то, что я писем не буду Вам слать, считайте, что письма застряли в дороге прежде, чем я их успел написать.

1965

СПЕТЬ СВОЮ ГЛАВНУЮ ПЕСНЮ

В прошлом году друзья уговорили его поехать на Кавказ. Не на знойные Сочинские пляжи, а зимой в горы. Вернувшись, он написал песню: "Что я натворил, как я разорил и себя, и песни…". Баку риани, с его смесью гор и цивилизации, разочаровал Арика, который не раз бывал на Приполярном Урале и Хибинах, страстью которого были дикие северные горы, дававшие возможность испытать себя и измерить глубину надежности и преданности идущих рядом людей. Песня заканчивалась словами: "И опять, опять не дадут мне спать северные горы, тундра и тайга, белые снега и оленя след…" Поэтому, когда сейчас некоторые говорят: "Зачем, ну зачем они пошли в эти проклятые горы!" – мы, еще не смирившись с горькой утратой, отвечаем: "Они не умели жить иначе". Это случилось в Восточных Саянах. В одном из ущелий группа белорусских туристов попала в лавину. Миша Корень, Аня Нехаева, Арик Крупп, Володя Скакун, Саша Носко, Вадим Казарин, Саша Фабрисенко, Федя Гимеин, Игорь Корнеев. Они были прекрасными людьми. Мы скорбим о каждом из них. Были… Скорбим… Такие страшные слова приходится говорить о людях, с которыми еще вчера вместе пели песни, сидели у лесных костров, которых любили. Сегодня мы хотим рассказать об одном из них – Арике Круппе, который был не только верным товарищем и талантливым инженером, но и поэтом. Нам еще трудно поверить, что, сняв телефонную трубку, больше не услышим ликующего голоса: – Ребята, послушайте какую я обалденную рифму придумал! Что в конце недели не прокатится на Минском вокзале по толпе туристов весть: "Говорят, сегодня на Николаевщине будет петь Крупп" и все бросались к билетным кассам, а сам Крупп, ехавший в другую сторону, иногда узнавал эту новость последним, и менял маршрут, чтобы не обмануть ожидания товарищей. Что не нужно будет удерживать его, когда он собирается прыгать с высокого берега в незнакомую реку или мчаться ночью на лыжах с крутого склона. Что на его рабочем столе останутся незавершенными эскизы, чертежи, расчеты системы оптического звукочтения – темы его будущей диссертации. Что не будет человека, рядом с которым каждый из нас становится богаче. У него было много друзей. Людей влекли к нему душевная щедрость, умение видеть в человеке все самое лучшее. И каждому, кто общался с ним, хотелось, чтобы его лучшее стало главным. Арик не искал популярности, не носил свои стихи в редакции. Они сами разлетались по Союзу и в последнее время все чаще звучали на туристских слетах и конкурсах, по радио и телевидению. Писать он начал еще в школе, в Лиепае, продолжал, учась в Ленинградском институте киноинженеров. "Каждый год после окончания весенней сессии, я уезжал со студенческими отрядами на стройки, – рассказывал Арик, – Пожалуй, стройки и привили мне любовь к местам, в которых не бывал, к местам, где еще много не похожего на обыденную жизнь и поединок человека со стихией еще не закончен." После института Арик приехал работать в Минск, на завод имени Вавилова. Прекрасно зная математику, физику, электронику, оптику, он оказался способным инженером-испытателем и получил два авторских свидетельства на изобретение. Наверное, мог получить и больше, потому что у него была масса идей. Но он не копил их, как скряга, для одного себя, а щедро делился с остальными и бывал искренне рад, когда его догадка, его идея помогали решить задачу товарищу. А в свободное время писал песни. Сначала простые, незамысловатые, они с каждым годом становились все глубже, серьезнее, насыщенные мыслями и образами. Когда слушаешь их, не верится, что мелодия их написана человеком, не имеющим музыкального образования. Их оригинальная сложная гармония не раз удивляла профессиональных композиторов. В первых песнях звучали подражательные нотки, а потом – это был уже только Арик Крупп, с его неповторимой искренностью, светлой грустью, сдержанным мужеством, жаждой познания жизни и людей. Ни слова фальши, ни позы, ни рисовки – в песнях, как в жизни, Арик всегда оставался верен себе. Он писал:

"…А все-таки, все-таки хочется петь Даже, когда в сердце песням нет места Только б не сдаться и только б успеть Спеть свою самую главную песню…"

Успел ли Арик спеть свою самую главную песню? Его жизнь оборвалась в 33 года, когда каждый год, каждый месяц приносил все новые творческие удачи. Но все, что он успел написать строки этой одной, самой главной песни-гимна мужеству, доброте, красоте человека и природы. С тех пор, как он познакомился с Белорусскими лесами, в нем жили две любви: леса Белоруссии и Северные горы. Лето – для Бело руссии, зима – для Севера. С рюкзаком за плечами, на шлюпках и байдарках, Арик обошел всю Республику. Тихой красе нашей земли посвящены многие его песни – желтым парусам листьев на Березине; озерам, бусинками нанизанными на нити рек, дождям, заливающим осенний пожар лесов. С Ариком можно было говорить обо всем: о новых книгах, которые он раньше всех успевал прочесть, об искусстве, политике, космосе… Но при нем невольно смолкали разговоры про очередь на модный полированный гарнитур. Сам Арик довольствовался малым: место в общежитии, свежая сорочка, книги и гитара. И все же он был богаче многих. Он был нужен людям. Прекрасный рассказчик, он в то же время никогда не стремился быть в центре внимания, умел, как никто, слушать других, жадно поглощая все интересное о мире, о людях. И его походы были не бег ством от людей, а возможностью еще раз познать их истинную ценность. "Нам еще долго не видеть людей, значит, есть время подумать о них", – писал Арик. И еще он писал: "К людям я лыжню тяну, как кабель." Он пел только тогда, когда его об этом просили, и то, что просили, не навязывая своих вкусов. Он мог петь ночи напролет. И когда иной раз мы, растроганные, говорили ему хорошие слова, он просил: – Не надо, ребята. Это вредно – перебирать норму нежности. При нем невозможно было скиснуть или расклеиться, потому что сам он мужественно и сдержанно переносил невзгоды. При нем никто не рисковал становиться в позу, потому что он был предельно естественным. При нем трудно было, рубанув с плеча, вычеркнуть кого-то за ошибку или провинность из числа друзей и знакомых – он стремился не осудить с высоты своей нравственности, а понять, чтобы помочь. Но если он говорил: "Я бы не пошел с тобой на Север" – то значит, ты в чем-то очень, очень был неправ Арик брал, чтобы отдавать, отдавать без конца. "Самая большая ценность похода в том, что через несколько дней после его окончания ты вдруг замечаешь, что стал чуть другим, чуть лучше, чем был раньше, чем-то чуть богаче." Это строки из его последнего письма, отправленного с Саян, из Верхней Гутары. В нем, наверное, ключ к пониманию стремления к тем трудным северным маршрутам, которые выбирали Арик и его товарищи. Он не успел написать песню о Саянах. В его записной книжке, найденной в его рюкзаке, несколько строк, вероятно, ее первый набросок: