Текст книги "Неизменная"
Автор книги: Гейл Кэрригер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 20 страниц)
– Хватит этой чепухи, – отрезал лорд Маккон. – Вы рассказываете, будто роман читаете.
Мадам Лефу вздохнула.
– Ладно, Шиаг начала биться в конвульсиях, а потом замертво рухнула на пол. Все стояли вокруг и таращились на тело, пока оно внезапно не стало превращаться в волчье. Шиаг сильно кричала – я так понимаю, первое превращение хуже всего. Потом мы поняли, что вы в обмороке. Лорд Маккон закатил истерику, и мы все переместились сюда.
Леди Маккон устремила на мужа осуждающий вздор.
– Как ты посмел, да еще в день метаморфозы собственной внучки!
– Ты лишилась чувств, – сказал он опять с обидой.
– Вздор и ерунда, – резко ответила его жена. – Я никогда не лишаюсь чувств.
На ее лицо постепенно возвращались краски. Право же, кто бы мог подумать, что она может так посереть?
– А как насчет того случая в библиотеке, когда ты убила вампира?
– Я притворялась, и тебе это известно.
– А как насчет той истории, когда мы пошли в Британский музей после закрытия и я зажал тебя в углу возле мраморов Элгина?[10]10
Мраморы лорда Элгина – коллекция произведений древнегреческого искусства, которая хранится в Британском музее.
[Закрыть]
Леди Маккон закатила глаза.
– Это был совершенно другой случай, я лишилась тогда вовсе не чувств.
– Именно это я и имею в виду! – принялся шумно злорадствовать Коналл. – Ты никогда не лишаешься чувств, потому что ты не из тех женщин, которые подвержены обморокам. Что с тобой происходит? Ты больна? Я запрещаю тебе болеть, жена!
– Ох, ладно, довольно этой суеты. Со мной все в полном порядке. Я просто чуть-чуть не в себе после перелета на дирижабле. – И Алексия приподнялась еще повыше, пытаясь разгладить юбки и игнорировать руку мужа, которая все еще ее поглаживала.
– Возможно, кто-то опять пытался тебя отравить.
Алексия решительно замотала головой.
– Не Анжелика подсыпала мне яду, и не мадам Лефу украла мой дневник на борту дирижабля, поэтому я думаю, что злоумышленник не последовал за нами в Кингэйр. Считайте это чутьем запредельной. Нет, муженек, никто меня не травил. Я просто немножко ослаблена, вот и все.
Мадам Лефу фыркнула, переводя взгляд с одного супруга на другого, будто те спятили. Потом она сказала:
– Она просто немножко беременна, вот и все.
– Что?! – воскликнул лорд Маккон, и Алексия эхом подхватила его возглас.
Она перестала разглаживать свои юбки, а лорд Маккон перестал гладить щеку жены.
Французская изобретательница с искренним изумлением смотрела на них:
– Вы что, не знали об этом? Ни один, ни вторая?
Лорд Маккон решительно и резко отшатнулся от жены и выпрямился, вытянув по швам напряженные руки. Алексия сердито посмотрела на мадам Лефу.
– Хватит болтать ерунду, мадам! Я не могу быть беременной. Это неосуществимо с научной точки зрения.
На щеках мадам Лефу появились ямочки.
– Я наблюдала Анжелику, когда она была в тягости. У вас все признаки интересного положения: тошнота, слабость, и фигура пышнее стала.
– Как? – неподдельно поразилась леди Маккон.
Действительно, ее слегка подташнивало и без всяких видимых причин отвращало от некоторых продуктов, но неужели мадам Лефу права? Алексия предположила, что такое не исключено. В конце концов, ученые могли и ошибиться: бездушных женщин известно совсем немного, и ни одна из них не была замужем за оборотнем.
Неожиданно заулыбавшись, она повернулась к мужу:
– Ты понимаешь, что это значит? Оказывается, я нормально переношу дирижабль, а плохо на борту мне было из-за беременности. Фантастика!
Но ее муж отреагировал на новость совсем не так, как она ожидала. Он явно злился, но не той злостью, которая вынуждала его взрываться, или орать, или перекидываться в волка, или реагировать еще каким-то нормальным для него образом. Эта злость заставила его примолкнуть, побледнеть и задрожать. И это ужасно, просто ужасно пугало.
– Как? – рявкнул он, обращаясь к жене и пятясь он нее, будто она заразилась какой-то страшной болезнью.
– Что значит «как»? Уж это должно быть совершенно ясно даже тебе, невозможный ты человек! – закричала в ответ Алексия.
Она тоже разозлилась. Разве не предполагается, что муж должен прийти от такого известия в восторг? Ведь это же настоящее научное чудо! Ведь так?
– Мы лишь говорим, что я становлюсь смертным, когда до тебя дотрагиваюсь, за неимением лучшего термина. На самом деле я уже мертв, или по большей части мертв. Мертв несколько сотен лет. Ни у кого из сверхъестественных никогда не было потомства. Никогда. Такое просто невозможно.
– Так ты считаешь, что это не твой ребенок?
– Погодите, милорд, не надо спешить, – попыталась вмешаться мадам Лефу, касаясь маленькой ручкой руки лорда Маккона.
Тот с рычанием стряхнул ее ладонь.
– Конечно, это твой ребенок, болван!
Теперь Алексия пришла в ярость. Если бы она не чувствовала такой слабости, то встала бы и принялась метаться по комнате. Рука сама собой пыталась нащупать парасоль. Быть может, врезав им по толстому черепу мужа, она сможет вбить туда немного благоразумия.
– Судя по тысячелетней истории и опыту, ты врешь, жена.
Леди Маккон только фыркнула от обиды. Она была в таком смятении, что не могла даже найти слов – совершенно новое и нетипичное для нее состояние.
– Кто он? – хотел знать Коналл. – С каким хлюпиком из дневного народа ты блудила? Это кто-то из моих клавигеров? Или один из этих пуделей паршивых, трутней лорда Акелдамы? Потому-то ты вечно к нему и таскаешься, да? Или это просто какой-то молокосос с улицы, балабол какой-нибудь?
Потом он принялся называть ее словами, которые были куда более грязными и оскорбительными, чем все, что она слышала в жизни, и уж в особенности применительно к себе – а ведь за последний год Алексия существенно расширила свой запас ненормативных выражений. Это были ужасные, жестокие слова, и по большей части она понимала их значение, хоть и не была знакома с подобной терминологией.
Коналл нередко совершал при ней жестокие поступки, среди которых была и недавняя направленная на женщину жестокость за обеденным столом, пусть и с целью метаморфозы, но Алексия никогда прежде не боялась мужа.
А сейчас она его боялась. Он не пытался приблизиться к ней, наоборот, пятился к дверям, но сжатые в кулаки руки побелели, глаза стали волчьими, желтыми, а клыки удлинились. Алексия почувствовала безмерную благодарность к мадам Лефу, которая встала перед графом, закрыв ее своим телом от потока ругательств. Можно подумать, изобретательница могла так оградить ее от всех этих ужасных слов.
А граф стоял на другом конце комнаты и орал на Алексию. Казалось, он отошел так далеко не потому, что не хотел броситься на жену и разорвать ее на части, а потому что боялся поступить так на самом деле. Его желтые глаза настолько побледнели, что стали почти белыми. Алексия никогда раньше не видела, чтобы они были такого цвета. И хотя с его уст слетали грязные ругательства, эти глаза были полны отчаяния и боли.
– Но я же не делала этого, – пыталась объяснить ему Алексия. – И не стала бы. Я никогда бы не пошла на такое. Я не прелюбодейка. Как ты мог даже подумать обо мне это? Я никогда не поступила бы так.
Но ее заверения в собственной невиновности, казалось, лишь ранили графа. В конце концов его широкое добродушное лицо скривилось, а у носа и рта залегли морщины боли, будто он готов был вот-вот заплакать. Коналл вышел из комнаты и захлопнул за собой дверь.
После его ухода воцарилась прямо-таки осязаемая тишина.
Во время всего этого хаоса леди Кингэйр сумела вернуться в человеческую ипостась. Она вышла из-за дивана и на миг остановилась перед Алексией – совершенно голая, прикрытая лишь длинными каштановыми волосами с обильной проседью, свободно ниспадавшими на плечи и грудь.
– Вы должны понять, леди Маккон, – сказала она, холодно глядя на Алексию, – почему я прошу вас покинуть территорию стаи Кингэйр. Может, лорд Маккон когда-то и покинул нас, но он по-прежнему наш. А стая своих защищает.
– Но, – прошептала Алексия, – ведь это его ребенок. Клянусь. У меня никого больше не было.
Шиаг продолжала смотреть на нее тяжелым взглядом.
– Полно вам, леди Маккон. Получше ничего не придумали? Так не бывает. Оборотни потомства не производят. Никогда такого не было и никогда не будет, – с этими словами она повернулась и вышла из комнаты.
Алексия повернулась к мадам Лефу. На лице у нее было написано глубокое потрясение.
– Он действительно считает, что я ему неверна.
Она же сама недавно рассуждала о том, как высоко Коналл ценит верность. Мадам Лефу кивнула.
– Боюсь, большинство сочтет, что он прав. – На ее лице было написано сочувствие, она сжала своей маленькой ручкой плечо Алексии.
– Но это не так, клянусь, это не так.
Француженка поморщилась.
– Я вам верю, леди Маккон. Но я буду в меньшинстве.
– Почему вы верите мне, когда не верит даже муж? – Алексия посмотрела вниз, на собственный живот, и прикрыла его дрожащими ладонями.
– Потому что я знаю, как мало нам известно о запредельных.
– Вы заинтересованы в том, чтобы изучать меня, не так ли, мадам Лефу?
– Вы поразительное создание, Алексия.
Алексия широко раскрыла глаза, стараясь не расплакаться, в голове ее до сих пор гремели слова Коналла.
– Но тогда как такое возможно?
Она прижала обе руки к животу, словно желая, чтобы крошечный младенец внутри нее объяснил, откуда он взялся.
– Я полагаю, лучше всего будет, если мы это выясним. Что ж, давайте выбираться отсюда.
Француженка помогла Алексии встать и, поддерживая, вывела в коридор. Она была неожиданно сильной для такого хрупкого с виду существа, возможно, оттого что постоянно возилась с тяжелыми механизмами.
Они наткнулись на Фелисити, у которой был на редкость мрачный вид.
– Сестрица, тут сейчас был такой ужас, – заговорила она, едва увидев обеих дам. – Я видела, как твой муж просто взял и сломал столик в холле одним ударом кулака. Он разлетелся на тысячи кусочков. – Она склонила голову набок. – Это был до ужаса уродливый столик, но его все равно можно было отдать для благотворительных целей, правда же?
– Мы должны немедленно собрать вещи и уехать, – сказала в ответ мадам Лефу, по-прежнему обнимая Алексию одной рукой за талию.
– Боже милостивый, почему?
– Ваша сестра беременна, и лорд Маккон ее выгнал.
Фелисити нахмурилась.
– Ну, одно из другого не следует.
Мадам Лефу явно хватило пустых разговоров.
– Быстро, девочка, беги и собери свое барахлишко. Нам нужно срочно покинуть Кингэйр.
Спустя три четверти часа позаимствованная в замке Кингэйр карета несла их к ближайшей железнодорожной станции. Лошади были свежие и бежали быстро, несмотря на слякоть и грязь.
Алексия, по-прежнему ошеломленная, открыла окошечко над дверью кареты и, высунув голову наружу, подставила ее порывам ветра.
– Сестричка, не надо этого делать. Ты же погубишь прическу! Хотя с твоими волосами для этого даже ветра не надо, – попыталась затеять перебранку Фелисити. Алексия не обратила на нее никакого внимания, так что она переключилась на француженку: – Что она делает?
Мадам Лефу улыбнулась печальной сухой улыбкой без всяких ямочек:
– Прислушивается.
Она нежно положила ладонь Алексии на поясницу и принялась растирать ее. Но Алексия, казалось, ничего не заметила.
– К чему?
– Она ждет, не завоют ли волки. Не побегут ли следом.
И Алексия действительно прислушивалась, но вокруг была лишь тишина влажной шотландской ночи.
ВМЕСТО ПОСЛЕСЛОВИЯ
Если вам понравился роман «Неизменная», предлагаем познакомиться с фрагментом следующей книги о приключениях Алексии Таработти, в замужестве леди Маккон.
БЕЗУПРЕЧНАЯ
– Сколько еще, маменька, мы должны терпеть такое чудовищное унижение?
Леди Алексия Маккон помедлила, прежде чем зайти в утреннюю столовую. Сквозь умиротворяющее звяканье чашек и похрустывание тостов до нее донесся неблагозвучный голос одной из сестер, Ивлин. Совершенно неудивительно, что к нему тут же подключился голос второй сестры, Фелисити. Барышни ныли хорошо отработанным дуэтом.
– Да, дорогая маменька, под нашей крышей – и такой скандал. Мы и вправду не должны и дальше мириться с этим, – вступила Фелисити. – Наши шансы на достойную партию уменьшаются (хрусть-хрусть) без всякой надежды на восстановление. Терпеть такое нельзя. Ни в коем случае.
Алексия остановилась перед зеркалом в коридоре и сделала вид, что приводит себя в порядок. На самом деле она хотела послушать еще. К ее смятению, новый дворецкий Лунтвиллов, Суилкинс, как раз шел мимо с подносом копченой рыбы и бросил на нее неодобрительный взгляд, в котором ясно читалось его мнение относительно молодых дам, имеющих привычку подслушивать разговоры родни. По его представлениям, дворецкие и только они одни обладали исключительным правом на все формы этого искусства.
– Доброе утро, леди Маккон, – сказал он достаточно громко, чтобы завтракающие услышали его за звяканьем приборов и болтовней. – Нынче вам доставили несколько посланий.
Дворецкий вручил Алексии два сложенных и запечатанных письма, а потом демонстративно пропустил ее вперед. Скрыв раздражение, Алексия впорхнула в утреннюю столовую.
– Доброе утро, дражайшее семейство.
Упомянутое семейство без энтузиазма отозвалось на ее любезное приветствие.
Пока она осторожно пробиралась к единственному свободному стулу, за ней с осуждением наблюдали четыре пары глаз. Хотя нет, три пары: достопочтенный сквайр Лунтвилл, казалось, был всецело сосредоточен на том, чтобы по всем правилам приступить к поеданию яйца всмятку. В этом процессе было задействовано некое хитроумное приспособление, напоминающее малюсенькую гильотину, нож которой двигался в горизонтальной плоскости. Оно позволяло срезать верхушку яйца идеальным кружочком без единого скола. Увлеченный этим делом, сквайр не удосужился отвлечься на появление падчерицы.
Алексия опасливо налила себе стакан ячменного отвара и взяла тост без масла, стараясь не замечать царящий в столовой аромат копчений. Еще недавно она очень любила копчености, но теперь у нее начинало крутить живот от одного только их запаха. Пока что связанное с будущим младенцем неудобство – так она мысленно это называла – казалось куда более изнурительным, чем можно было предположить, учитывая, что до того, как этот самый младенец освоит речь и самостоятельные действия, должны пройти годы.
Миссис Лунтвилл с нескрываемым одобрением посмотрела на этот аскетический набор продуктов.
– Как утешительно для меня, – сказала она, обращаясь ко всем за столом, – что наша бедняжка Алексия чахнет и сохнет в отсутствие мужниной любви. Такое прекрасное проявление чувствительности!
Она определенно считала, что скудный выбор блюд за завтраком – симптом приступа жалости к себе, который вскоре должен начаться у ее старшей дочери.
Алексия раздраженно посмотрела на мать. «Связанное с младенцем неудобство» уже давало о себе знать прибавкой веса, а она и без того не была пушинкой, так что о том, чтобы сохнуть, не могло быть и речи. И привычки жалеть себя у Алексии не было. Вдобавок ее возмущало, что мать приплела к ее отказу от пищи лорда Маккона, который был тут совершенно ни при чем. То есть очень даже при чем, конечно, но в другом, совершенно очевидном смысле, о котором ее родные оповещены пока не были. Она раскрыла рот, чтобы опровергнуть высказывание матери, но ее опередила Фелисити:
– Нет, маменька, я думаю, Алексия не из тех, кто может умереть от разбитого сердца.
– Но и не из тех, кто ограничивает себя в пище, – парировала миссис Лунтвилл.
– А вот я, например, – вмешалась Ивлин, накладывая себе побольше копченой рыбы, – наоборот, распрекрасненько могу сделать и одно, и другое.
– Иви, деточка, последи за языком, пожалуйста! – Недовольная миссис Лунтвилл разломила пополам кусочек тоста.
Младшая мисс Лунтвилл повернулась к Алексии, обвиняюще тыча в нее вилкой:
– Теперь капитан Фезерстоунхоф порвал со мной. Как тебе это нравится? Утром от него пришло письмо.
– Капитан Фезерстоунхоф? – пробормотала Алексия скорее себе самой. – Я думала, он помолвлен с Айви, а ты – с кем-то другим. Какая неловкая путаница вышла!
– Нет-нет, сейчас с ним помолвлена Айви. Или была помолвлена. Сколько ты уже у нас живешь? Будь повнимательнее, Алексия, милочка, – отчитала дочь миссис Лунтвилл.
Ивлин театрально вздохнула.
– Платье уже заказано и все остальное. Придется все переделывать.
– У него красивые брови, – посетовала миссис Лунтвилл.
– Вот именно! – воскликнула Ивлин. – Где я еще найду пару таких замечательных бровей? Я уничтожена, точно тебе говорю, Алексия. Окончательно и бесповоротно уничтожена. А виновата в этом ты.
Надо заметить, в действительности Ивлин не выглядела так сильно расстроенной потерей жениха, как требовало бы того подобное событие, особенно если учесть, что тот обладал столь выдающимися бровями. Младшая мисс Лунтвилл запихивала в рот куски вареного яйца и методично их пережевывала. Недавно она вбила себе в голову, что станет стройнее, если будет делать по двадцать жевательных движений на каждый оказавшийся во рту кусок. Пока это привело лишь к тому, что она дольше остальных засиживалась за столом.
– Он сослался на разное мировоззрение, но мы все отлично знаем настоящую причину. – Фелисити помахала листком с золотым обрезом.
Определенно, это была записка, содержавшая глубочайшие извинения славного капитана. Ее внешний вид недвусмысленно говорил о том, что все, кто присутствовал на завтраке, включая даже копченую рыбу, уже успели со всей серьезностью в нее вникнуть.
– Не могу не согласиться, – Алексия невозмутимо отпила из почти нетронутого стакана глоток ячменной воды. – Разное мировоззрение? Дело наверняка не в этом. У тебя же вообще нет никакого мировоззрения, правда, дорогая Ивлин?
– Так ты признаешь, что виновата? – чтобы снова броситься в атаку, Ивлин пришлось раньше времени проглотить яйцо. Она тряхнула белокурыми локонами, по цвету всего на пару тонов отличающимися от упомянутого яйца.
– Категорически нет. Я даже не знакома с этим господином.
– Но вина все равно твоя. Ты ни с того ни с сего бросила мужа, живешь у нас. Это возмутительно. Люди. Уже. Говорят. Об этом, – Ивлин безжалостно пронзила сосиску ножом, дополняя свои слова действием.
– Людям свойственно говорить. Насколько мне известно, разговоры вообще принято считать наилучшим способом общения.
– Ах, ну почему ты такая невыносимая? Маменька, сделай с ней что-нибудь, – назначив мать ответственной за поведение Алексии, Ивлин оставила в покое сосиску и снова переключилась на яйцо.
– Что-то ты не выглядишь очень расстроенной, – Алексия наблюдала за сестрой, которая продолжала жевать.
– Нет-нет, уверяю тебя, бедная Иви глубоко растрясена. Вернее даже будет сказать, вне себя от шока, – бросилась на защиту младшей дочери миссис Лунтвилл.
– Ты, конечно, хотела сказать «потрясена»? – В кругу семьи Алексия никогда не стеснялась отпустить колкость – другую.
Сквайр Лунтвилл на другом конце стола единственный из всех оценил сарказм и негромко усмехнулся.
– Герберт, – немедленно упрекнула его жена, – не поощряй ее дерзости. Дерзость – самая неприятная черта в замужней даме. – Миссис Лунтвилл обернулась к Алексии. Ее лицо, лицо хорошенькой женщины, которая стареет, но не осознает этого, скривилось в гримасе, которая, как решила Алексия, призвана изображать материнскую заботливость. В результате почтенная дама стала похожа на пекинеса с пищевым отравлением. – В этом-то и причина твоего отчуждения от него, правда же, Алексия? Ты не вела себя с ним по-умному, да, дорогая?
Миссис Лунтвилл не упоминала имя лорда Маккона с самой свадьбы дочери. Казалось, таким образом она одновременно утверждает тот факт, что Алексия замужем – а такой вариант развития событий казался невозможным практически до самого рокового бракосочетания – и старается забыть, за кем. Конечно, речь шла про пэра Великобритании, да еще, говоря по правде, первого приближенного ее величества, но также и про оборотня. Не помогало делу и то, что лорд Маккон не переносил миссис Лунтвилл и его не волновало, кому это известно – пусть даже и самой миссис Лунтвилл. Ну еще бы, подумалось Алексии, когда-то он даже… Она усилием воли прервала мысль о муже и безжалостно подавила легкую улыбку, которую чуть было не вызвало это воспоминание.
– Мне кажется совершенно ясным, – категоричным тоном перебила Фелисити, – что твое присутствие в этом доме, Алексия, каким-то образом расстроило помолвку Иви. Даже ты, дорогая сестричка, не можешь с этим поспорить.
Фелисити и Ивлин были младшими единоутробными сестрами Алексии, но больше у этих барышень ничего общего с ней не наблюдалось. Они были низенькими, белокурыми и тоненькими, в то время как Алексия – высокой, темноволосой, смуглой и, сказать по правде, отнюдь не худенькой. Сестры любили хихикать, часами разглядывать модные журналы и носить розовое, Алексия – нет. Весь Лондон знал, что она обладает высоким интеллектом, живым умом и покровительствует научному сообществу. А Фелисити и Иви были известны своими пышными рукавами. В результате мир определенно становился куда лучше, когда трем сестрам не приходилось жить под одной крышей.
– Нам всем известно, какое у тебя взвешенное и непредвзятое мнение по этому вопросу, Фелисити, – голос Алексии был совершенно невозмутим.
Фелисити уткнулась в светский раздел ежедневной газеты «Дамский щебет», всем видом демонстрируя, что она не хочет больше участвовать в разговоре. Но миссис Лунтвилл отважилась пойти дальше:
– Однако же, милая Алексия, разве не пришло время вернуться домой, в Вулси? Я имею в виду, что ты пробыла с нами неделю и, конечно, нам это очень приятно, но ходят слухи, что он уже вернулся из Шотландии.
– Кто?
– Ну, э-э-э… лорд Маккон.
– С чем его и поздравляю.
– Алексия! Да что ты такое говоришь?
– Конечно, – вмешалась Ивлин, – в городе его никто не видел, но говорят, он приехал вчера в Вулси.
– Кто говорит?
Вместо объяснения Фелисити зашуршала газетой.
– Ах, они!
– Он, должно быть… с нетерпением ждет тебя, милая, – возобновила штурм миссис Лунтвилл. – Томится в отсутствие твоего… – она помахала рукой в воздухе.
– Моего чего, маменька?
– Э-э, блестящего общения.
Алексия фыркнула, в прямом смысле фыркнула, прямо за накрытым столом. Коналлу, пожалуй, нравилась ее прямота, но она очень сомневалась в том, что муж сильнее всего скучает по ее интеллектуальным качествам. Лорд Маккон был оборотнем с большим, если можно так выразиться, аппетитом. То, что ему сильнее всего не хватало, располагалось отнюдь не в ее голове, а куда ниже. Перед мысленным взором Алексии возникло лицо мужа, моментально сокрушив ее непоколебимость. Какие глаза у него были, когда они виделись в последний раз! Глаза обманутого, преданного человека. Но то, что он не поверил ей, что он в ней усомнился, было непростительно. Как посмел он оставить ее с воспоминанием об этом его несчастном взгляде бездомного щенка, о его потерянном виде, как посмел играть ее чувствами! Алексия Маккон заставила себя, не сходя с места, вспомнить и прочувствовать все, что он наговорил ей тогда. Она никогда не вернется к этому – она лихорадочно искала верное слово – к этому недоверяльщику! Похоже, мозг отмел все существующие термины и в качестве компенсации измыслил новый.
Леди Алексия Маккон принадлежала к тому типу женщин, представительницы которого, оказавшись в зарослях шиповника, начинают приводить их в порядок, обрывая шипы. На самом деле за те три дня, что прошли в непозволительно мерзком поезде, возвращавшемся из Шотландии в Лондон, она свыклась с тем, что муж отказался и от нее, и от их ребенка. Для этого потребовались ровным счетом двенадцать слезинок и около двенадцати сотен неприятных слов, громко сказанных всякому, кто готов был слушать, насчет двенадцати колен предков лорда Маккона. Закончилось все ледяной яростью. Алексия умела защищаться, когда ей доводилось сделать что-то не так, но оказалось, что защищаться, будучи абсолютно невиновной, совсем другое и гораздо более неприятное дело. Даже лучший «дарджилинг» от Боглингтона не смог ее успокоить. Что прикажете делать даме, когда даже чай не действует? Оставалось лишь тихо кипеть от гнева. Через несколько дней такого кипения леди Маккон стала довольно уязвимой и болезненно воспринимала любые острые ситуации. Ее родным следовало бы опознать эти признаки.
Внезапно Фелисити резко сложила газету, и ее лицо приобрело совершенно не свойственный ему красный цвет.
– Силы небесные, – сказала, обмахиваясь салфеткой, миссис Лунтвилл, – ну что там еще?
Сквайр Лунтвилл смиренно поднял взгляд от яйца и тут же опустил его обратно.
– Ничего. – Фелисити торопливо запихивала газету под тарелку.
Ивлин не пожелала мириться с таким положением дел. Она потянулась вперед, выхватила газету и принялась просматривать, ища сплетню, так взволновавшую ее сестру.
Фелисити надкусила булочку и виновато поглядела на Алексию.
В животе у леди Маккон внезапно возникло сосущее чувство, которое плохо сочеталось с другими неприятными ощущениями, которые обосновались в ее теле. Она с трудом допила ячменный отвар и откинулась на стуле, ожидая следующего раунда взаимных упреков.
– Какой ужас! – похоже, Ивлин нашла вызвавшую столько эмоций заметку. Оставалось только прочесть ее вслух. – «До ушей нашего корреспондента дошла потрясшая весь Лондон новость о том, что леди Алексия Маккон (в девичестве Таработти), дочь миссис Лунтвилл, сестра Фелисити и Ивлин, падчерица достопочтенного сквайра Лунтвилла, оставила дом своего супруга, вернувшись без оного из Шотландии. Существует множество предположений относительно причин такого поступка, начиная от подозрений, что упомянутая дама состоит в интимных отношениях с вампиром-отщепенцем лордом Акелдамой, и кончая семейными разногласиями, на которые намекали обе мисс Лунтвилл», – смотри-ка, Фелисити, нас два раза упомянули! – «и некоторые ее знакомые из не столь высоких сословий. После своего замужества леди Маккон вызвала довольно большой интерес в светских слоях общества», – тра-ля-ля, тут опять чепуха всякая, – «но из источников, тесно связанных с титулованной четой, стало известно, что леди Маккон пребывает в весьма деликатном положении. Учитывая возраст, сверхъестественное положение и официально признанный постнекротический статус лорда Маккона, приходится предположить, что его супруга была неблагоразумна. Пока мы лишь ожидаем физического подтверждения вышеизложенного, но все признаки указывают на скандал века».
Тут все посмотрели на Алексию и одновременно заговорили.
