Текст книги "Пророчество Апокалипсиса 2012"

Автор книги: Гэри Дженнингс

Соавторы: Джуниус Подраг,Роберт Глисон
сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 20 страниц)

30

Ближе к вечеру я возвращался после очередного сеанса наблюдений, во время которого пытался найти лишнее подтверждение точности наших расчетов времени, и мысли мои все еще блуждали где-то между звездами. На землю меня заставил спуститься слуга, сообщивший, что Звездочет желает видеть меня в темацкале, Доме жары.

Дом жары представлял собой маленькое круглое строение, имевшее форму улья. После того как в центр помещали раскаленный кусок огненного камня [22]22
  Вулканическая порода.


[Закрыть], дверь закрывалась, чтобы удерживать жар внутри. Люди сидели внутри голые и потели, а разложенные по камням пучки лекарственных трав делали пар целебным. Это парное помещение использовалось не просто для очищения тела, но для исцеления ран и хворей, равно как и для освежения духа.

С тех пор как его стали подводить и глаза, и ноги, Звездочет посещал темацкаль почти каждый вечер и, бывало, приглашал меня, чтобы обсудить нашу работу или другие важные вопросы.

У входа в Дом жары я помедлил: разделся, снял сандалии и, уколов член иголкой из шипа агавы, выдавил капельку крови, дабы почтить Темацкальтеки, богиню парной. Статуя богини стояла перед входом, и я уронил капельку крови в чашу у ее ног, где она смешалась с кровью явившегося ранее Звездочета. Войдя, я, прежде чем закрыть за собой дверь и вернуть помещение во тьму, бросил на старика быстрый взгляд. Он сидел, откинувшись назад, тело его блестело от пота, глаза были закрыты, словно во сне.

Я сел напротив него и стал ждать, когда он скажет, зачем меня позвал. Скоро и меня стало пробирать ароматным жаром, пот начал пощипывать кожу. Наконец Звездочет едва слышно пробормотал мое имя, и я тут же отозвался.

– Ты звал меня, Благородный?

– Да-да, я послал за тобой, Койотль из племени людей-псов. Или это уже не про тебя? Ты теперь Койотль из великого народа тольтеков, да? Гусеница превратилась в бабочку?

– Да, Благородный.

– Теперь ты бабочка, но, возможно, настанет день – и ты воспаришь орлом. Оправдаешь ли ты возлагаемые на тебя надежды? Или боги уготовили для тебя иную стезю?

Я пробормотал что-то невразумительное – а что еще оставалось? Порой мысли Звездочета витали неведомо где, и что он имел в виду, бывало понятно только ему.

Однако когда снова повисло молчание, я вдруг, даже в темноте, почуял на себе его пронизывающий взгляд. Видать, дело обстояло серьезно.

– Слушай меня, друг Койотль, и слушай внимательно. Не будь со мной эти три года тебя, я не смог бы так продвинуться к завершению Календаря долгого счета. А еще важнее, что ты для меня как сын. Думаю, тебе понятно, что я желаю тебе только добра.

– Я верю тебе всегда и во всем, – не раздумывая указал я.

– У меня плохие новости. Близкий нам обоим человек злодейски убит. И тебе не следует даже пытаться выследить убийцу и отомстить. Более того, ты не можешь позволить себе такую роскошь, как гнев, жалость к себе или раскаяние. Тебе необходимо быть твердым, будто камень. Ты должен сосредоточиться не только на нашей работе, но и на своем выживании и, надеюсь, на своем продвижении. И то и другое зависит от того, как пройдет путешествие. Если ты позволишь печали и гневу отвлечь тебя от главного, тебя ждет провал, а значит, я так и не закончу Календарь, а ты не овладеешь священными письменами и не запишешь для потомков откровения божественного правителя. Так вот, сегодня рано утром Цветок Пустыни подверглась нападению. Враг связал ее, заткнул рот кляпом, жестоко изнасиловал, а потом убил, специально оставив у нее в животе этот кинжал – как личный знак!

То был обсидиановый нож с рукояткой, инкрустированной серебром и бирюзой. Тот самый, который Цветок Пустыни, похитив, передала мне и который я, по ее настоянию, просунул сквозь решетку в клетку Теноча.

– Я не виню тебя в воровстве, несмотря на то что кинжал пропал из моей спальни в ночь твоего появления в моем доме, не обвиняю и в том, что ты передал его Теночу, хотя ацтек бежал именно с помощью ножа, перерезав глотки двум спящим часовым. Я не обвинял тебя тогда, не собираюсь обвинять и сейчас. Уверен, у тебя были для этого достойные основания. Однако помни об этом всякий раз, когда тебя будет искушать гнев, жалость к себе, жажда мести или раскаяние. У тебя слишком много важных дел, дел, которые требуют от тебя неколебимой стойкости и усердия. Ты должен полностью сосредоточиться на них и не можешь позволить себе отвлекаться. На кон поставлена твоя жизнь, будущее, наша работа. Все зависит от твоей сосредоточенности на этом в ближайшие несколько месяцев. Сможешь ли ты ни на что не отвлекаться? Сможешь ли оставаться твердым как камень?

Я должен был ответить «да». Сказать иное значило признать свою причастность к бегству Теноча, и, хотя Звездочет подозревал меня в этом, я знал, что моего признания он не хочет. Признайся я в своем поступке, это стало бы для старика тяжким ударом.

Мое лицо осталось бесстрастной маской, не выдававшей охвативших меня чувств.

– Я буду подобен граниту, – пообещал я.

– Клянешься?

– Клянусь! Дело прежде всего.

Достоинством этого заявления являлось то, что оно было одновременно и уместным, и правдивым.

Хотя я все еще сомневался, что смогу достойно выполнить обязательство. Мое первоначальное потрясение быстро перерастало в мстительную ярость и желание заставить Теноча заплатить за все.

Цветок Пустыни значила для меня слишком много.

– Отправляйся как воин, – произнес Звездочет, подавшись ближе и заглянув мне в глаза, – и на пути в Тахин думай как воин. Будь готов действовать мечом, копьем и щитом. Но знай, не все твои враги ждут тебя на поле боя. И возьми это.

Он вручил мне вложенный в ножны обсидиановый клинок, отнявший жизнь Цветка Пустыни, поднялся на ноги и покинул Дом жары, закрыв за собой дверь.

Я остался один в черной пустоте. Пальцы мои поглаживали рукоять из черного дерева, а голова шла кр у гом.

31

Мы выступили из города в сторону Тахина длинной колонной членов правящего дома, знати и воинов. Кецалькоатль был во всем великолепии церемониального облачения. С таким широким веером из перьев, какой украшал его роскошный головной убор, идти пешком было бы довольно затруднительно. Правителя несли на плечах двенадцать мускулистых носильщиков. Он восседал на золоченом троне, который был не только удобнее обычных носилок, но и придавал правителю еще большее величие, так что многие, увидевшие процессию, воистину считали, что узрели земного бога.

Право подставить плечи под паланкин правителя было высокой честью, достававшейся лишь воинам, прославившим себя в сражениях. Они шли в ногу, и трон на их надежных плечах почти не раскачивался. При этом они оставались в первую очередь воинами, поэтому их щиты и оружие тоже были при них.

Легкий и прочный, трон был изготовлен из дерева, добытого на жарком, влажном восточном побережье. Покрытый полированным золотом с полосками серебра, он имел навес из ягуаровой шкуры, крепившийся на четырех шестах, увенчанных вырезанными из нефрита хищными орлами. Орел являлся вторым из великих хищников сего мира, владыкой воздушной стихии.

Паланкин правителя сопровождала сотня представителей знати и пять сотен отборных воинов дворцовой стражи, под началом воителей-Ягуаров.

Я шагал позади личных телохранителей, окружавших паланкин, в группе приближенных, состоявшей из летописца, прозванного Помнящий Историю, дворцового управляющего и придворного оружейника. Все мы держались рядом, чтобы быть под рукой, если кто-то из нас понадобится правителю. Звездочет предупредил меня, что по городу мы пройдем величественной, торжественной процессией, сам вид которой должен говорить подданным о божественной природе их властелина. Далее нам предстоят три дневных перехода до восточного горного кряжа, где заканчивается территория, патрулируемая войсками правителя.

Перед тем как подняться в горы, чтобы потом спуститься по ту сторону гряды в жаркую, влажную долину, правителю придется сойти с трона и продолжить путь пешком, в боевом облачении и с оружием.

– Он не усядется снова на свой трон до тех пор, пока перед нами не откроется вид на Тахин, – поведал мне придворный оружейник. – Наши соседи смертельно завидуют богатству и изобилию Толлана, и наш правитель должен быть готов в любой момент отразить нападение. А сражаться, сидя на троне, в трех локтях над землей, довольно затруднительно.

Оставалось лишь порадоваться тому, что вражеского нападения следует ждать не из Толлана.

Пять дней перед выступлением в поход Звездочет провел, старательно поучая меня во всем том, что должно было составлять в дороге мои обязанности. Прежде всего, мне надлежало денно и нощно следить за ходом времени. Правда, не в одиночку – хранитель часов из Звездного храма отправился с нами, чтобы помогать мне. Отслеживать в пути ход времени было чрезвычайно важно, ведь иначе в случае вражеского нападения мы могли бы оказаться в неведении насчет того, сколько часов осталось до заката или, наоборот, до рассвета. Расчет времени в движении был сложнее, чем на месте, однако, используя звездные кресты и удаленные объекты, мы могли осуществлять его с достаточной точностью.

Другой моей задачей было следить за направлением движения. Никаких дорог ни в горах, ни дальше до самого побережья не было и в помине, так что приходилось следовать узкими тропами, протоптанными бродячими торговцами. Но в случае нападения и вынужденного отхода с известной тропы было принципиально важно иметь возможность определить, в каком направлении следует двигаться, чтобы кратчайшим путем вернуться в Толлан, или куда посылать гонцов за подмогой.

Поскольку боги следуют по небу установившимся путем, переходя из одного созвездия в другое, я, соотносясь с положением светил, мог определить наше положение на земле, измерив угол между каким-нибудь наземным объектом, например горой, и тем или иным звездным богом. [23]23
  Ацтеки, майя и другие древние народы ориентировались по Солнцу, Луне, планетам и самым ярким звездам точно так же, как народы Старого Света в Античности, в Средние века и в начале Нового времени. Астрономические объекты позволяли прокладывать курс как по морям, так и по не столь обширным земным просторам.


[Закрыть]

Звездочет неоднократно напоминал мне о категорической недопустимости малейших просчетов. За допущенную ошибку меня убили бы на месте, однако в правильности своих расчетов я не сомневался. Другое дело, земля, по которой пролегал наш путь, – здесь нельзя было быть уверенным ни в чем.

«Да-да, тебе ведомы пути богов, но, пожалуй, даже важнее то, чтобы ты ведал их волю».

Конечно, на самом деле постигать желания и намерения богов было обязанностью правителя. Но он, в свою очередь, обращался к придворному звездочету, дабы тот истолковал те или иные небесные знаки, ведь правитель, неспособный общаться с богами и угождать их прихотям, бесполезен для своего народа.

Ай-йо! Как многократно указывал мне Звездочет, астроном, неспособный подсказать правителю верные решения, бесполезен для этого правителя, и очень скоро его ждал путь вверх по лестнице жертвенной пирамиды, на священный алтарь, где будет вырвано его сердце.

Когда наша процессия шествовала к восточным воротам, дабы покинуть город, вдоль пути следования выстроились тысячи людей. При появлении трона властителя все склоняли головы и смотрели себе под ноги, ибо никто не дерзнул бы встретиться с правителем взглядом. Головы детишек взрослые пригибали, чтобы те, по глупости, не допустили оскорбления правителя. Лишь когда трон проносили дальше, подданные получали возможность свободно любоваться процессией.

За троном правителя и отрядом его личной стражи двигался паланкин поменьше, в котором несли Цьянью. Звездочет сообщил мне, что сестра правителя пожелала отправиться в Тахин с братом, чтобы посмотреть знаменитые состязания по игре в мяч. Как это часто бывало, когда речь заходила о чем-то важном, истинное значение его слов следовало угадывать по тону, которым они произносились, и тон этот показался мне неодобрительным.

По поводу связей правителя с его сестрой говорили много, точнее, по большей части шептались. Так или иначе, она участвовала во всех официальных церемониях, и многие считали, что он советуется с ней при принятии решений.

Подобная близость отношений озадачивала одних и распаляла воображение других. Поговаривали, будто сестра заменяет ему жену или возлюбленную. Разумеется, слухи эти подогревались и тем простым фактом, что такая красавица, которой было уже далеко за двадцать, до сих пор оставалась незамужней. Между тем как простые девушки выходили замуж лет в шестнадцать-семнадцать, а знатных, особенно из правящих домов, выдавали и того раньше, поскольку их браки представляли собой политические союзы с влиятельными правителями и вождями других народов. Естественно, что жениться на единственной сестре правителя Толлана желали главы всех держав сего мира, и то, что брат до сих пор удерживал ее при себе, не выдавая замуж, казалось бессмысленным и не могло не вызывать подозрений. Конечно, учитывая, что оскорбление правителя каралось смертью, об этом никто не осмеливался говорить открыто. Но тем не менее земля полнилась слухами.

И то были опасные слухи, если учесть, что кровосмешение считалось ужасным преступлением, карой за которое была медленная и мучительная смерть. Даже цареубийцы не подвергались более страшной участи.

Вроде бы взаимоотношения между правителем и его сестрой меня не касались, но стоило ей посмотреть в мою сторону, как у меня начинали шевелиться волоски на шее. И когда уже в восточных горах она вызвала меня в свой шатер, я отнюдь не обрадовался.

32

Ближе к вечеру мы прервали дневной переход, и, как только разбили лагерь, Цьянья призвала меня к себе. Правитель отбыл охотиться на ягуара, так что нам предстояло встретиться наедине.

Я назвал себя ее стражникам и был пропущен внутрь. Принцесса восседала на небольшом походном троне с жезлом, увенчанным головой ягуара, в руке: то был уменьшенный вариант жезла самого правителя.

Я простерся перед ней ниц.

– Поднимись, – повелела Цьянья.

Я встал на ноги и поцеловал землю, что осталась на моих пальцах. То был знак почтения к членам правящего дома: где бы они ни находились, мы целовали землю, по которой ступали их ноги.

Некоторое время она молча смотрела на меня, а потом спросила:

– Ты знаешь, почему правитель отправился в Тахин?

– Ежегодные игры в мяч…

– Это объяснение было придумано в интересах государства, – оборвала меня она.

Другого объяснения я предложить не мог, да Цьянья от меня этого, похоже, и не ждала. Откуда мне было знать государственные секреты?

– Теотиуакан желает, чтобы я стала женой наследника их правителя. Но мой брат не уверен, что такой союз будет благоприятен для Толлана. – (Я тупо кивнул, не понимая, к чему она мне все это говорит.) – Наш правитель будет обсуждать возможность этого союза с богами, – продолжила Цьянья, – но прежде, чем дело дойдет до богов, он поинтересуется у созерцающих звезды относительно явленных небесных знамений.

Так оно, разумеется, и было, но я, хоть убейте, не понимал, зачем она мне это говорит.

– Э-э… да… конечно…

– Теотиуакан, как и города майя, давно пережил свою славу. Они желают использовать этот союз в своих интересах, надеясь, что смогут вырвать сердце Толлана и скормить его своему ничего не стоящему городу. – Она выдержала паузу и спросила: – Разве не так?

– Теотиуакан завидует нашему процветанию, – ответил я.

– Им нельзя верить, – продолжила царственная красавица. – Я не верю и нашим собственным купцам и торговцам: они вечно жалуются на непомерные поборы, в то время как их богатство превосходит всякое вероятие, а многие простые люди голодают из-за того, что засуха губит на корню урожаи.

Я промолчал. А что тут скажешь?

– Некоторые богатеи ждут выгоды от роста торговли с Теотиуаканом, даже если это пойдет во вред Толлану. Однако если звезды отвергнут этот брачный союз, мой брат не станет на нем настаивать. Теперь ты понял?

– Я не могу повлиять на толкования Звездочета.

– Решение должно быть принято во время этого путешествия, – заявила Цьянья. – Твоего наставника здесь нет, и придворным звездочетом являешься ты. Мы друг друга поняли?

– Да, о прекраснейшая, – кивнул я.

– Стало быть, звезды сочтут этот союз нежелательным?

– Звезды – мудрейшие из советников, – ответил я, – и уверен, что их знамения тебя не разочаруют.

По лицу сестры правителя было видно, что мой ответ ее устроил. Она приблизилась ко мне и похлопала по щеке – весьма ощутимо. С чем я и отбыл.

33

Глядя вверх на ночное небо, я гадал о том, сколько еще дней отпущено мне на земле. И каково бы ни было их число, оно, похоже, стремительно уменьшалось.

Поскольку мы находились вне Толлана, правитель возложил обязанности придворного звездочета на меня. Мое возвышение оказалось куда более быстрым и гладким, чем кто-либо мог предвидеть.

Хотя мне почему-то виделась за этим взлетом рука моего наставника.

Но что он говорил насчет Стражей? В Тахине мне предстояло пройти испытание. Я понятия не имел, что за вопросы могут мне задать, а ведь старик предупредил, что неверные ответы будут стоить мне жизни.

Ай-йо… И кто сказал, что у богов нет чувства юмора?

34

Мне довелось пожить и в безводных пустынях племени людей-псов, и среди зеленых полей тольтеков, но жаркие земли, лежавшие между Восточным морем и Восточными горами, не походили ни на что, виденное ранее. Три дня путь наш лежал через джунгли, наполненные криками обезьян, разноголосым пением тропических птиц и рычанием ягуаров. Нам приходилось остерегаться укусов скользивших в траве змей, переправляться через реки, кишевшие крокодилами, и все это обливаясь п о том, словно в Доме жары.

Мы миновали целые леса плодовых деревьев, каких нет нигде, кроме таких жарких и сырых мест, и тысячи деревьев, называемых Плачущими женщинами из-за их способности истекать, как слезами, белым густым соком, который, застывая, может принять любую форму.

Ай-йо… И при этом даже самые страшные хищники джунглей или ядовитые змеи не донимали и не изводили нас так, как тучи всепроникающей, не ведающей устали и пощады кровососущей мошкары. Воистину, москитов сотворили самые жестокие боги, получающие удовольствие от вида человеческих мучений.

Тахин называли Местом грома, поскольку, согласно верованиям тотонаков, их город был основан Владыками Грома, двенадцатью старцами, звавшимися Тахин. Словно в подтверждение этой легенды, когда мы приближались к выступавшим из темно-зеленой листвы красным, бирюзовым и желтым городским стенам и зданиям, небо затянули серые тучи, хлынул нежданно-негаданно ливень и нас приветствовали раскаты грома.

Придворный оружейник, посещавший Тахин раньше, сказал, что там живет около тридцати тысяч душ, примерно вдвое меньше, чем в Толлане.

– Но, – добавил он, – ни в одном другом городе сего мира нет стольких площадок для игры в мяч.

По его подсчетам, их там было восемнадцать.

Столько площадок там понастроили по причине того, что в Тахин, где делались ставки не на жизнь, а на смерть, собирались лучше игроки в мяч со всего сего мира. Они использовали мячи, изготовленные из застывших «слез» Плачущих женщин, и действовали с таким рвением, словно находились не на игровой площадке, а на поле боя.

Наше вступление в Тахин было обставлено столь же торжественно, как и выход из Толлана: мы снова образовали пышную, многоцветную процессию, следовавшую за великолепным троном, на котором восседал увенчанный ошеломляющим плюмажем из перьев воистину богоподобный правитель.

Город был велик, однако здешние здания по большей части уступали куда более массивным и прочным постройкам Толлана. Если в нашем городе дворцы и прочие важные строения возводились из камня, то материалом для большинства построек, попавшихся мне на глаза по пути от главных ворот до здешнего Церемониального центра, были из тропического дерева, обмазанного известкой. Правитель Тахина поджидал нас у входа в свой дворец. Он тоже носил пышный головной убор, такой, что, когда приветствовал Кецалькоатля кивком головы, слугам пришлось его поддержать.

Тахинский вождь претендовал на равенство с нашим божественным правителем, однако в действительности Толлан взимал с Тахина дань, что, разумеется, не радовало здешнюю знать. По этой причине у городских стен нас встретил высланный Кецалькоатлем вперед, на всякий случай, еще один отряд из пятисот тольтекских воинов.

После обмена приветствиями местный правитель пригласил нас на пир. Как и дворец Кецалькоатля, его резиденция была выстроена вокруг просторного внутреннего двора, однако ни по размерам, ни по великолепию не могла тягаться с обиталищем нашего правителя.

Сотни гостей, включая практически всю высшую знать страны тотонаков, собрались за пиршественными столами, установленными под навесами – для защиты от частых в этой местности дождей. Как это бывало на придворных пиршествах и у нас, столы были уставлены великим множеством яств, и обычных, таких как оленина или крольчатина, и более редких вроде мяса дикого кабана или водоплавающих птиц. Что ошеломило лично меня, так это множество рыбных блюд. Тольтеки, разумеется, ловили и ели речную рыбу, но лишь здесь, рядом с морем, я увидел настоящее рыбное изобилие.

Перед началом трапезы милые девушки-служанки поднесли обоим правителям чаши для омовения рук, причем из одной чаши поливали, а другую держали ниже, чтобы коснувшаяся царственных пальцев вода не пролилась на землю. Когда правители совершили омовение и вытерли руки, перед ними установили деревянные ширмы, дабы никто не мог видеть, как они едят.

После того как правители вкусили яств и снова омыли руки, ширмы убрали и все присутствующие смогли приступить к трапезе.

Простых смертных ничто не отгораживало, и все могли видеть жир, стекающий по их подбородкам, и пролитое питье, пятнающее одежду. Правители в это время потягивали из золотых чаш пряный шоколад и любовались представлением.

В тот вечер тотонаки исполнили опасный ритуальный Танец летающих людей.

Пятеро мужчин вскарабкались на врытый в землю столб высотой в восемнадцать – двадцать локтей, на вершине которого находилась маленькая платформа.

В то время как один из них танцевал на этом помосте, наигрывая на флейте, остальные, закрепив веревки на лодыжках, принялись вращаться вокруг шеста, как если бы они и вправду могли летать. Каждый совершил тринадцать полных оборотов, что в совокупности давало число пятьдесят два.

Номер был опасным, изысканным и символичным. Танцующий флейтист на помосте воплощал в себе образ небесного божества, четверо летающих мужчин представляли четыре направления ветра, а совершенное ими в совокупности число оборотов было равно священному пятидесятидвухлетнему календарному циклу.

С самого нашего прибытия в город я ожидал контакта с теми, кого Звездочет именовал Стражами. Мне было любопытно, кто же обратится ко мне от их имени – гость, сидящий рядом со мной за столом, или, может быть, слуга, ставящий передо мной еду. Эта тайна изводила меня, но я понятия не имел, как хотя бы подступиться к раскрытию.

Покои для ночлега мне выделили в доме одного знатного человека. Дом располагался напротив дворца правителя Тахина, в котором Кецалькоатль устроил свою резиденцию.

После обеда мне было предложено принять участие в чувственных развлечениях, устраиваемых для почетных гостей.

И там, в лунных тенях, я услышал призыв Стражей.