Текст книги "Пророчество Апокалипсиса 2012"

Автор книги: Гэри Дженнингс

Соавторы: Джуниус Подраг,Роберт Глисон
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц)

Часть VIII

22

Я проснулся резко, как от толчка, в доме Звездочета, ставшим теперь и моим домом. Находившуюся на втором этаже комнату с выходящим во внутренний дворик окошком, что, по меркам моего народа, считалось роскошью, я получил в личное распоряжение, и это не говоря о новой одежде и других пожитках, аккуратно сложенных под окном.

Голова у меня все еще шла кругом после ознакомления с огненным видением Кецалькоатля, откровением, которое наш бог Пернатый Змей даровал правителю. Оно отдавалось звоном в моих ушах, словно я все еще пребывал в компании Звездочета на вершине Пирамиды Солнца, внимая его словам, каждое из которых, словно огненное клеймо, навечно запечатлевалось в моей памяти. Я не был больше Койотлем, рабом невежественных ацтеков, ибо получил новое имя: Койотль Хранитель Слова. Шесть звезд, изображенных на моем животе, спасли мне жизнь в детстве, а теперь свели меня с ученым, чтобы сделать его помощником и писцом. Мне предстояло изучить письмена, дабы записать ошеломляющее видение, а потом, найдя для своих записей подобающее, надежное укрытие, хранить их как зеницу ока, оберегая от бесчисленных врагов. И начать изучение священных знаков надлежало не далее как сегодня.

Но помимо ошеломляющего знания была и другая причина, по которой голова моя кружилась, гудела и раскалывалась, – немалое количество поглощенного октли, распиравшего вдобавок мой мочевой пузырь. К счастью, я заметил в углу моей комнаты предусмотрительно оставленный Звездочетом ночной горшок, подошел, пошатываясь, к нему, снял крышку и использовал его по назначению. Облегчившись, я поплелся обратно к кровати, поскольку чувствовал себя невероятно усталым. Однако стоило мне прилечь, как голову снова наполнили звуки, причем на сей раз воплощавшие в себе сущий ужас Миктлантекутли. У ацтеков самой дурной приметой считалось услышать, как чье-то имя выкликает сова, и именно такой звук пробрал меня сейчас холодом до глубины души. Сову считали самым зловещим из живых существ, и не только из-за страшного обличья и ночного образа жизни, но и как предвестницу смерти. Более того, Огненные Очи, вырастивший меня старый шаман, учил остерегаться сов более, чем кого бы то ни было, утверждая, что ночные птицы враждебны мне по своей природе и от них для меня всю жизнь будет исходить угроза. Его слова не пропали даром: сов я боялся больше, чем любых других птиц или зверей.

Мое имя прозвучало снова, громче и ближе, на сей раз чуть ли не у самой постели. Будучи слишком напуган для того, чтобы защищаться, я лишь в отчаянии, содрогаясь всем телом, уткнулся лицом в матрас.

Но тут в комнату ступила богиня-хранительница. Она прилегла рядом со мной, обняла меня и прошептала на ухо:

– Все в порядке. У тебя был кошмар, а теперь ты можешь поспать снова.

– Никакой это не кошмар, – шепотом возразил я. – Сова наяву звала меня по имени.

– А ты уверен, что это был крик совы, а не голубя? – спросила она.

– Голубь? А ведь верно, голоса у них похожи, хотя мне показалось, что крик все-таки был совиный.

Видя мою растерянность, Цветок Пустыни указала мне на окно, и я, разлепив глаза, увидел там сидевшего на жердочке голубя. Словно специально, чтобы развеять мои страхи, утренняя птаха снова издала свой клич.

– Вот видишь, хозяин, это благородный голубь.

Моя дрожь унялась, но Цветок Пустыни по-прежнему обнимала меня. Ее руки, тело, успокаивающий голос казались мне приятнее всего, что я ощущал до сего дня, – правда, до сего дня мне не доводилось бывать в объятиях женщины. Во всяком случае, после того, как меня отняли от материнской груди, уложили в корзинку и пустили по течению, предоставив мою участь воле божественного спасителя.

О Кецалькоатль, Пернатый Змей!

Я повернулся и взглянул на свою благодетельницу – и она еще назвала меня «хозяином»!

– Цветок Пустыни, – промолвил я, – я тебе не хозяин.

– Ты продал меня другому мужчине?

– Да ты что?

– Дымящийся Щит и Звездочет сказали мне, что я твоя рабыня, что я должна… заботиться о тебе.

– Я сам был рабом, но больше никогда не буду принадлежать другому человеку. И владеть другим человеком тоже не буду.

– Только не говори это Дымящемуся Щиту. Обещай мне.

– Ладно. Но почему?

– Он решит, что я тебе не угодила, и продаст меня кому-нибудь еще.

– Тогда им придется заодно продать и меня, – повернувшись к ней, заявил я.

Цветок Пустыни по-прежнему обнимала меня. Только теперь дрожала она.

– Если я не твоя рабыня, то кто я? – спросила Цветок.

– Надеюсь, ты мой друг. А я твой.

Одна ее ладонь была у меня под головой, голова у меня на груди, а другая ее рука… оказалась у меня между ног. Такого возбуждения я не испытывал никогда.

– Ты не обязана это делать, – сказал я. – Знаю, что Теноч жестоко насиловал тебя, и это ужасно.

– Тебе тоже досталось и побоев, и унижений. Но ты не ожесточился.

– Я не владею тобой, Цветок Пустыни. Ты вольна делать все, что хочешь.

– А я хочу доставить тебе удовольствие, хозяин.

– Это может пробудить худшие воспоминания о Теноче.

– Наоборот, твоя ласка поможет избавиться от худших воспоминаний, залечить душевные раны и исцелиться.

– Я не хочу причинять тебе боль.

– Причинять боль? Да ты просто не знаешь, что это такое.

– Мне бывало больно, Цветок. Ты это знаешь.

– Не думаю. Я покажу тебе, на что это похоже.

Оглядев комнату, Цветок заметила пару новых сандалий с крепкими подошвами из сыромятной кожи. Вскочив, она схватила их, вернулась с ними ко мне, перекатилась через мое бедро и сказала:

– Вот, этим можно сделать больно. Сделай больно мне. Посмотри, каково это – причинять боль.

Я пару раз легонько шлепнул ее по ягодицам.

– Я же сказала, сделай больно.

Я шлепнул еще пару раз.

– Ты что, младенец? – спросила она сделавшимся вдруг скрипучим голосом. – Бей как мужчина, как хозяин.

Тон ее был настоятельным, требовательным, в нем звучал чуть ли не гнев, и я выполнил ее пожелание. Я отшлепал ее как следует, не изо всех сил, конечно, но достаточно сильно для того, чтобы покраснели ягодицы, а потом поднял и усадил к себе на бедро. Ее глаза поблескивали от слез, лицо выглядело несчастным.

– Больно? – спросила она. – Ты все еще думаешь, что делаешь мне больно?

– Да.

Некоторое время она смотрела на меня молча и наконец выдохнула:

– Ты ничего не знаешь о боли!

Чего она добивалась? Хотела сама стать хозяйкой? Хотела узнать, каково это? Полагала, что я дам ей возможность испытать подобное чувство? Решила, что это очистит ее от постыдной скверны, связанной с Теночем?

– Хочешь мне это показать? – спросил я.

Она недоверчиво воззрилась на меня.

– Я рабыня. Я жертва.

– Тогда посмотри, каково это – обижать. Хочешь попробовать?

Она подняла на меня все еще заплаканные глаза и дважды кивнула.

– Да, только разок.

Я перекатился на живот. Она спустила мою набедренную повязку до уровня колен и потерла мои ягодицы.

– Я всегда гадала, каково это.

Цветок Пустыни нанесла мне несколько шлепков, каждый был сильнее предыдущего. Конечно, она боялась переусердствовать. Будучи уверен в ее полной неспособности по-настоящему причинять боль, я решил, что, дабы дать ей возможность ощутить себя в роли хозяйки, мне надо ее спровоцировать.

– Вообще-то не думаю, чтобы Теноч наказывал тебя, когда ты сама того не заслуживала, – подколол ее я.

– Неправда! – воскликнула Цветок.

– Ты просто плаксивая девчонка, которая хочет, чтобы все ее жалели. А до других тебе по правде и дела нет.

– Не говори так.

– Ни до кого дела нет, кроме себя самой. Ты просто притворяешься, чтобы все тебе сочувствовали.

– Не говори так! – повторила уже не без раздражения Цветок.

– Если Теноч и правда делал тебе больно, покажи мне, что это такое. Сделай вид, будто я – это ты, а ты – это Теноч. Покажи, как это делал твой бывший хозяин.

Она промолчала, но я почувствовал закипавшую в ней ярость.

– Ты не можешь мне ничего показать, потому что Теноч ничего такого с тобой не делал.

Гнев ее ощутимо усиливался.

– Наверное, чтобы ты не распускалась, тебе и нужен мужчина вроде Теноча. Пожалуй, я буду пороть тебя каждую ночь.

Мне показалось, будто я слышу, как у нее из ушей со свистом выходит пар.

– С этого момента я становлюсь Теночем и буду наказывать тебя за любое проявление неблагодарности, нечестности, за притворство, плаксивость, нытье…

Теперь ее глаза полыхали гневом. Цветок поверить не могла, что ее добросердечный хозяин вдруг превратился в жестокое чудовище. Больше никаких подначек не потребовалось: взъярившись, словно адская собака Миктлантекутли, она набросилась на меня как одержимая. У меня аж глаза на лоб полезли от боли, а она знай меня обхаживала, причем держала крепко, а когда я попытался вывернуться, перекинула ногу через мои лодыжки и придавила их, удерживая вместе.

– Я тебе покажу, что делал со мной Теноч! – крикнула девушка, схватив меня за волосы. – Я тебе покажу, что значит делать больно! – И принялась лупить меня изо всех сил, пока ее рука не перестала слушаться.

Мы лежали на матрасе, глядя друг на друга, с мокрыми от слез лицами. Досталось мне от нее так, что у меня дрожали щеки и подбородок. Цветок пришла в себя и, поняв, что натворила, ужаснулась.

– Ты больше не рабыня, – напомнил ей я, после того как ко мне вернулся голос. – Все, что я могу делать с тобой, можешь и ты со мной. Имеешь полное право.

– Я могу делать все, что хочу? – всхлипнула она.

– Имеешь право.

– Тогда я хочу вот чего…

С глазами, все еще полными слез, она стала ласкать языком, губами, жарким дыханием мои уши, горло, грудь, потом живот. Помедлила у пупка, заставив меня замереть от предвкушения, заскользила дальше, ниже… Потом ее губы и язык медленно заскользили обратно. Дорвавшись наконец до моего напряженного члена, она взяла его обеими руками, взглянула на меня черными выразительными глазами и хрипло прошептала:

– Какой он большой…

Впрочем, огромные размеры члена ее отнюдь не устрашали, судя по тому, как старательно и нежно она облизывала и посасывала этот подрагивавший от напряжения орган.

К моему превеликому смущению, мой неблагодарный «дружок» очень скоро выдал такой фонтан, что это оказалось слишком даже для ее расторопного ротика. Мой сок излился наружу, стекая по ее подбородку.

Я оказался в затруднительном положении: с одной стороны, умирал от возбуждения, а с другой – помнил, что обещал не причинять ей никакого вреда. Преодолевая себя – этому противился каждый нерв моего тела, – я попытался извлечь «дружка» из ее рта, но она отказалась его выпускать. Наоборот, сжала его губами еще плотнее и принялась энергичнее орудовать языком. Цветок посмотрела на меня, ее черные немигающие глаза встретились с моими, в то время как голова поднималась и опускалась, все более энергично, даже яростно, а прикосновения языка походили на касания трепещущих крылышек целой стайки колибри. Одновременно с этим она одной рукой растирала мне ягодицы, а другой ладонью, запустив ее мне между ног, нежно пожимала мои «авокадо».

Цветок Пустыни не отпускала меня, а освободиться сам я не мог. Вышло так, что это я оказался в полной ее власти. Что называется, сам напросился.

Как я ни силился сдержаться, меня прорвало снова, и слов нет передать, как мне было стыдно. Юная прекрасная женщина одаряла меня такой лаской, какой я никогда не получал от женщин, сколько их есть на свете, а в ответ мог лишь пачкать ее своими похотливыми выделениями. Все долгие годы боли и унижений, не говоря уж о вынужденном воздержании, прорвались из меня в этом непотребно мощном семяизвержении. Цветок Пустыни изо всех сил пыталась удержать мое семя в себе, но оно просто не уместилось в ее маленьком рту и вытекло, размазавшись по щекам и подбородку. Однако и это ее не остановило. Она лишь удвоила усилия, и в результате я окончательно потерял контроль над собой. Терзаемый чувством вины, я откинулся, полностью подчиняясь ей – снова, снова и снова.

Неодолимая сила многократно повторяющегося наслаждения заставила меня крепко зажмуриться, а когда я наконец смог снова открыть глаза, ее губы по-прежнему удерживали мой член, хотя теперь она посасывала и полизывала его нежно, ласково, как будто желая успокоить этого дрожащего от перевозбуждения «дружка». Ее губы, щеки, подбородок, даже волосы – все было измазано моим липким белым семенем, а огромные черные, как обсидиан, глаза, неотрывно смотревшие на меня, были печальны, чувственны и так нестерпимо прекрасны, что у меня чуть не разорвалось сердце.

Выпустив наконец «дружка» и медленно приподнявшись, Цветок легла на меня, припала губами к моим губам и просунула язык мне в рот, а поскольку губы ее были измазаны извергнутой мною жидкостью, теперь мое же семя просачивалось и мне в рот. Когда наши уста наконец разъединились, чтобы набрать воздуху, она спросила:

– Это правда, что все, что я делаю с тобой, ты сделаешь со мной?

– Конечно.

Цветок взяла меня за макушку и стала сдвигать мою голову по своему телу, ниже и ниже. Я касался губами шеи, груди, живота и наконец достиг податливого лона. Поначалу я чувствовал неловкость, но освоился быстро и, нащупав сокрытый в ее промежности бугорок наслаждения, принялся ласкать его, сначала медленно, дразнящими, нежными, легкими круговыми прикосновениями языка, а потом все быстрее и сильнее.

Ее бедра взлетали, опадали, содрогались, вертелись под яростным напором моих губ и языка.

Когда же накал ее чувственности начал ослабевать, Цветок попыталась отвести мою голову, заявляя, что ее «пуговка» получила слишком много и утомилась от переизбытка чувств. Однако я к тому времени разошелся так, что превратился в сущее чудовище и, вопреки ее воле, продолжал свое похотливое действо до тех пор, пока снова не пробудил в ней ответную страсть, узнав о ее пробуждении по возобновившимся конвульсивным движениям бедер. Происходившее потом я помню не совсем четко, хотя кое-что в памяти сохранилось. Когда она пыталась скользнуть под меня, я остановил ее словами:

– Все, что я делаю с тобой, ты делаешь со мной, помнишь?

– Да, – боязливо выдохнула она.

Я лег на спину, поднял ее тело над собой, над моим торчащим мужским достоинством, и опустил ее лоно прямо на него.

– Вот так!

– Да! – простонала она, в экстазе закрыв глаза. – Я не рабыня! Я не рабыня!

– Ты имеешь…

– Право! – чуть ли не всхлипывая, простонала она. Плотно закрыв глаза, сжав губы то ли в улыбке, то ли в гримасе, Цветок начала, наверное, самую долгую и сладкую скачку в своей жизни.

И в моей тоже.

Я знал, что Цветок Пустыни никогда больше не будет рабыней.

И я не буду рабом.

23

Кажется, я едва успел провалиться в сон, как Цветок разбудила меня. В руке у нее был прекрасный черный обсидиановый клинок с рукояткой из черного дерева, инкрустированной бирюзой и серебром, который она держала у моего горла.

– Можешь сказать, что я умер счастливым, – сорвалось с моих губ.

– Это не для тебя. Я тут спустилась вниз, чтобы приготовить тебе завтрак, и случайно подслушала разговор Щита со Звездочетом. Речь у них шла о Теноче, о том, чтобы предать его самой страшной и мучительной смерти от ножа и огня. Они это серьезно.

– Ну и что?

– Никто не заслуживает такой страшной участи, даже он.

– И чего ты ждешь от меня?

– Его клетка не так далеко. Ты проберешься туда до восхода. Просунь ему нож. Дай ему возможность спастись.

– Ну, не знаю…

– Пожалуйста. Я ни о чем больше не стану тебя просить. Ты должен это сделать. Я ненавижу жрецов с их жертвоприношениями, с их порочными пытками, с их беспредельной жестокостью. Ни один человек не должен быть предан клинку и пламени, даже Теноч.

– Мы не можем остановить зло повсюду, – сказал я.

– Чистая правда, но мы можем сделать это хотя бы сейчас.

Цветок вручила мне обсидиановый нож, новую набедренную повязку, сандалии и еще одну полоску ткани, чтобы скрыть клинок.

– Да пребудет с тобой Кецалькоатль, – произнесла она.

– И приведет прямиком на жертвенный камень, как только меня поймают, – пробормотал я себе под нос.

Но Цветок была добрейшим, самым сострадательным существом из всех, кого я знал.

Я ни в чем не мог ей отказать.

А потому вышел из дома Звездочета на серые предрассветные улицы Толлана.

Часть IX

24

Доктор Кардифф приступила к устной части своей презентации.

– Четыре месяца назад моя бывшая студентка, археолог Рита Кричлоу, на раскопках в штате Чиапос в Мексике наткнулась на более чем тысячелетней давности тольтекский кодекс [16]16
  Кодексы – складные книги древних майя на местной бумаге. (Прим. ред.)


[Закрыть]и обратилась ко мне за помощью в толковании части его содержания – того, что касалось весьма специфических астрономических наблюдений девятого века. Древний тольтекский астроном зафиксировал в области созвездия Стрельца – они называли это созвездие Чан, или Гремучая Змея, – посторонний объект, движение которого этот астроном отслеживал до его внезапного исчезновения. Все бы ничего, но спустя месяц я зафиксировала движущийся межпланетный объект именно в этом секторе звездного неба. Мои наблюдения в точности совпали с наблюдениями древнего астронома. Более того, мой объект исчез точно так же, как и тот, древний.

– И есть соображения насчет того, что с ним случилось? – спросил Брэдфорд.

– Мои предварительные расчеты показали, что объект движется по дуговой траектории к нашей планете. Сразу скажу: мой древний коллега пришел к такому же заключению. Он назвал данный объект Тескатлипока – так звали древнего бога бесконечной ночи, тьмы, войны и смерти. Астроном считал, что Тескатлипока направляется к нам, дабы превратить Землю в ад.

– И вы считаете, что между этими двумя объектами существует некая связь? – осведомился генерал.

– Вполне возможно, что это один и тот же объект. Что этот Тескатлипока, который я назвала Стрелец-Икс, собирается нанести нам очередной визит.

– То есть, – уточнил Брэдфорд, – это периодически возвращающийся объект, вроде кометы Галлея?

– Вот именно, – подтвердила доктор Кардифф. – За тем, разумеется, исключением, что это не комета. Никаких признаков кометы ни мною, ни моим древним предшественником замечено не было.

– И этот объект может представлять угрозу? – осведомился генерал Гегберг.

– Дело в том, что вскоре после того, как древний наблюдатель зафиксировал уход объекта из созвездия Стрельца, его цивилизация внезапно и необъяснимо прекратила существование.

– То есть, по вашему мнению, тысячу сто лет назад неведомый астроном заметил нечто такое, что погубило цивилизацию Толлана, а теперь грозит тем же и нам? – уточнил генерал.

– Может быть, это астероид? – предположил Брэдфорд.

– Плохо, если так, – заметил президент Рааб.

– В тысяча девятьсот восемьдесят девятом году, – начала доктор Кардифф, – астероид, столкновение с которым привело бы к гибели десятков миллионов человек, пролетел там, где наша Земля находилась всего шесть часов назад. В две тысячи четвертом астероид диаметром около сотни футов прошел в двенадцати тысячах миль от Земли, что в десять раз меньше расстояния между Землей и Луной.

– Кажется, какой-то чудовищный астероид ждут в гости в две тысячи двадцать девятом? – спросил генерал.

– «Апофис-99942» – ответила доктор Кардифф. – Его ждут тринадцатого апреля две тысячи двадцать девятого года. Он пройдет очень близко, ниже орбит некоторых наших геосинхронных спутников связи.

– Апо… что? – переспросил генерал.

– Апофис, – ответила доктор Кардифф. – Древнеегипетский злой бог. Враг порядка, света и бога Ра. Апоф, это его греческое имя, означающее Отрицающий Творение, Антитворец – ну, в таком роде. Змей, обитающий в подземном мире вечной тьмы и каждую ночь пытающийся пожрать Ра. Подручный Сета, древнеегипетского бога хаоса.

– А заодно злой инопланетянин из телевизионного сериала «Звездные врата», – фыркнул генерал. – Я сам как военный консультант слегка приложил руку к этому шоу.

– Но предполагается, что для нас особый риск с ним не связан, – заметил Брэдфорд Чейз.

– На самом деле степень риска оценить трудно, – ответила доктор Кардифф. – Астероид движется в такой близости от Солнца, что отслеживать его движение можно только с помощью радара: наблюдение посредством оптических телескопов невозможно. Нам мало что известно относительно его плотности, состава и вращения, а особенно относительно того, как его поверхность отражает и поглощает солнечный свет, что маскируется большим объемом. Между тем если астероид состоит из веществ, поглощающих энергию, то солнечное излучение может оказать воздействие на орбиту, это называется эффектом Ярковского. [17]17
  Эффект Ярковского – Радзиевского – Пэддэка – явление изменения скорости вращения небольших астероидов неправильной формы под действием солнечного света (ЯОРП-эффект или YORP-эффект); И.О. Ярковский (1844–1902) – русский ученый, инженер-технолог. (Прим. ред.)


[Закрыть]Воздействие на его орбиту могут оказать и другие пролетающие астероиды.

– Иными словами, – подытожил Брэдфорд, – мы не можем точно предсказать орбиту, потому что не знаем, что это такое.

– Совершенно верно, – подтвердила доктор Кардифф. – Это все равно что гадать о содержимом черного ящика, заглянуть в который нет ни малейшей возможности.

– А каменюга-то очень большой? – осведомился генерал Гегберг.

– Тысяча футов в поперечнике, примерный вес около двадцати пяти миллионов тонн, – ответила доктор Кардифф. – Несется к нам со скоростью двадцать восемь тысяч миль в час.

– Да он почти с Башню Дьявола [18]18
  Башня Дьявола – памятник природы на территории США; представляет собой монолит вулканического происхождения высотой более полутора километров над уровнем моря. (Прим. ред.)


[Закрыть]в Вайоминге, – решил Брэдфорд.

– И несет в себе энергию шестидесяти пяти бомб, сброшенных на Хиросиму, – дополнила доктор Кардифф.

– А есть предположения, куда он может ударить? – поинтересовался Брэдфорд.

– Наиболее вероятный участок в нескольких тысячах миль от Калифорнийского побережья.

– Надеюсь, Лос-Анджелес не накроет, – пробормотал себе под нос генерал.

– Слышал, что если он пролетит мимо, то потом вернется, – сказал Брэдфорд.

– Так и есть, в две тысячи тридцать шестом году, и опять тринадцатого, но февраля. Вне зависимости от того, что говорят на сей счет псевдоэксперты, повторный визит астероида будет еще менее предсказуем. При первом прохождении Апофис вступит во взаимодействие с гравитационным полем Земли, и в зависимости от состава астероида наше тяготение и приливные силы могут оказать влияние не только на его орбиту, но и на физическую форму. Земное тяготение способно изменить ее в такой степени, что по возвращении это приведет к падению.

– В одном из подававшихся мне докладов я читал, что астероид должен пройти через некую «замочную скважину», – сказал президент Рааб.

– Мы экстраполируем существование нескольких таких гравитационных каналов. Если астероид пройдет по одному из них, это изменит его орбиту и при возвращении через семь лет приведет к его падению на Землю.

– А почему НАСА не предпринимает попыток предотвратить это? – поинтересовался генерал Гегберг. – Отклонить астероид?

– Отклонить куда? Вне зависимости от того, что там толкуют псевдоэксперты, мы знать не знаем, насколько близко пройдет астероид то ли от Земли, то ли от одного из этих гравитационных каналов. И отклонить по неведению можем так, что его орбита пересечется с земной.

– И что мы собираемся делать? – спросил Брэдфорд.

– Направим к астероиду космический аппарат и закрепим на нем ретранслятор, – ответила доктор Кардифф. – Это позволит нам точно рассчитать орбитальную траекторию. До сих пор мы ничего такого не делали, потому и не знаем, насколько близко он пройдет. Возможно, и не узнаем.

– Но мы представляем себе, какая угроза может исходить от других астероидов, – предположил генерал.

– Не совсем так, – покачала головой доктор Кардифф. – Мир просто не располагает достаточным количеством квалифицированного научного персонала и эффективных инструментов, которые можно было бы полностью сосредоточить на наблюдениях за астероидами. Значительная часть наблюдений проводится астрономами-любителями с помощью домашних телескопов. Хорошо еще, что эти энтузиасты находят время, для того чтобы бомбить электронными сообщениями о результатах своих наблюдений все научные обсерватории подряд. По нашим прикидкам, мимо Земли с различной частотой пролетают примерно тысяча сто астероидов около мили в диаметре, и мы в лучшем случае фиксируем семьдесят пять процентов из них.

– Но что касается траектории объектов ваших наблюдений, то в ней вы, как я понимаю, уверены? – спросил генерал Гегберг.

– Утверждать что-либо подобное с уверенностью я не могу, – ответила доктор Кардифф. – Могу лишь предложить расчеты, основанные на результатах наблюдений. Замечу, если астероид летит прямо на вас, вы его не увидите. Поэтому, если речь идет о планете-убийце, мы сможем увидеть ее только тогда, когда она вторгнется в атмосферу и произойдет воспламенение. Проблема, однако, в том, что, когда заполыхает атмосфера, докладывать об этом будет уже поздно, да и некому. Мы будем мертвы.

– Вы просто кладезь радостных новостей, – заметил президент Рааб.

– Если это астероид и он летит к нам, мы, похоже, здорово влипли, – проворчал генерал.

– Как в свое время динозавры, – подхватил Брэдфорд. – Их ведь тоже прихлопнуло межпланетным камнем. А вы как думаете, доктор Кардифф, это астероид?

– Астероид, летающая тарелка, ангел Господень, – пожала плечами доктор Кардифф. – Из того, что я знаю, это вполне может быть Дарт Вейдер из «Звездных войн».

– Но вы считаете, что этот объект погубил цивилизацию Толлана? – уточнил Брэдфорд Чейз.

– Что-то цивилизацию Толлана уничтожило, – ответила доктор Кардифф. – Иначе как объяснить ее практически мгновенное исчезновение?

– Это общество могло погибнуть под воздействием множественного кризиса, – предположил Брэдфорд.

– Да, конечно, некий кризис подрывал цивилизацию тольтеков и способствовал ее исчезновению, но никакой кризис, и даже комбинация таковых, не смог бы покончить с ней столь стремительно.

– Великие державы удивительно устойчивы ко всякого рода катастрофам, – кивая, подтвердил Брэдфорд Чейз. – Германию и Японию в годы Второй мировой войны бомбили так, что оставалась только выжженная земля, но в результате мы видим, что они возродились еще более сильными, чем были. Пережив Черную смерть, Европа оставила позади Средние века и начала стремительное развитие.

– А держава тольтеков была исключительным явлением своего времени, возможно, важнейшим во всей истории Мексики, – подхватила Кардифф. – Однако что-то уничтожило ее практически мгновенно.

– Так вы признаете, что Толлан имел и другие проблемы? – спросил президент Рааб.

– Проблемы, пугающе схожие с нашими собственными, – отозвалась доктор Кардифф. – В результате тогдашней версии глобального потепления тольтеки столкнулись с затяжной засухой, недородами и усиливающимся голодом. А чрезмерная зависимость от основной культуры, маиса, обусловила их особую чувствительность к изменениям климата.

– Голод в конечном счете привел к поражению индейцев прерий Северной Америки, – заметил генерал Гегберг. – Когда генералы Шерман и Шеридан истребили девяносто девять целых девять десятых процента бизонов, самым воинственным племенам пришлось покориться. Ведь они всецело зависели от степных быков.

– То же самое касается и нас, – сказала доктор Кардифф. – Если по нашей продовольственной базе будет нанесен такой удар, как это произошло в Толлане, нам придется туго.

– А с какими еще проблемами сталкивались тольтеки? – поинтересовался президент.

– Фашиствующая религиозная элита разрывала Толлан на части, – ответила Кардифф. – Она приписывала засухи и голод воле Тескатлипоки и внушала народу, что только массовые жертвоприношения способны вернуть былое изобилие. В противном случае Тескатлипока опустошит сей мир, искоренив все живое.

– Расскажите про бога-правителя Кецалькоатля, – попросил президент Рааб.

– Бог Кецалькоатль, что на языке науатль означает Пернатый Змей, известен в мифологии как заклятый враг Тескатлипоки. Вошедший в историю как «божественный правитель», Кецалькоатль был легендарным военачальником, сделавшим Толлан краем несравненного процветания, где зерна маиса вызревали размером с арбуз, а реки текли медом и шоколадом. Кроме того, Кецалькоатль превратил Толлан в центр знания, одаривший сей мир самыми способными учеными, математиками, зодчими и мыслителями, он украсил город храмами, не имевшими себе равных. Все последующие храмовые постройки доколумбовой Мексики представляли собой лишь неуклюжее подражание этим шедеврам. Его математики и астрономы завершили составление окончательной редакции Календаря долгого счета, предсказывающего, что по истечении немногим более чем тысячи лет эпоха правления homo sapiens на Земле придет к резкому завершению. Но помимо всего этого Кецалькоатль со временем явил доброту и сострадательность. Если первоначально он представлял собой некое сочетание Александра Македонского с Периклом, то позднее стал кем-то вроде тольтекского Иисуса Христа. Преображая Толлан в царство добра и мира, он положил конец практике человеческих жертвоприношении, а следовательно, и войнам, которые велись ради захвата предназначенных для умерщвления пленников.

– Вряд ли это вызвало восторг у жрецов, – заметил генерал Гегберг.

– Они непрестанно создавали для него проблемы, – продолжала Кардифф. – Чтобы восстановить практику жертвоприношений и захватнических походов, жрецы всячески возбуждали недовольство населения, провоцировали беспорядки и в конце концов развязали настоящую гражданскую войну. Не желая проливать кровь в братоубийственном конфликте и губить в пожаре войны собственное государство, божественный правитель покинул свою страну и свой народ. Сел в тростниковую ладью и отплыл на восток, навстречу восходящему солнцу, пообещав, что однажды непременно вернется.

– Так, выходит, падение Толлана предопределил религиозный фанатизм, наложившийся на вызванный длительной засухой голод? – задал вопрос Брэдфорд Чейз.

– Да, эти два фактора сыграли свою роль, но их одних было бы недостаточно, чтобы покончить с тольтекской цивилизацией. Недаром наш астроном был так уверен, что Тескатлипока грядет из созвездия Стрельца, чтобы погубить Землю.

– Что же случилось потом? – осведомился генерал.

– Как раз это пытаются выяснить Рита и ее археологическая «сестрица» Купер Джонс. Куп – коллега Риты по профессии и сестра по удочерению. Они надеются найти Второй кодекс, ссылки на который имеются в Первом и который, как они думают, содержит более подробную информацию относительно Тескатлипоки.

– А что, – поинтересовался Брэдфорд, – есть у них шанс найти его?

– Потому-то я и попросила о сегодняшней встрече. Рита позвонила мне прошлой ночью, совершенно неожиданно. Купер недавно присоединилась к ней в маленьком городке на севере Чиуауа, в той местности где, согласно Первому кодексу, должен быть сокрыт Второй. Не пробыв там и недели, они повстречали молодого козопаса, рассказавшего про тайник в стене каньона. Найти кодекс им удалось благодаря интуиции и везению, и они не только обнаружили его, но и сфотографировали и перевели. Господин президент, вторая серия астрономических наблюдений прошлого оказалась идентична второй серии моих собственных исследований. Тескатлипока направляется к нам.