Текст книги "Время падающих звезд"
Автор книги: Герберт Циргибель
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 20 страниц)
XI
Если я все чаще встречал процессы на шестом спутнике с иронией, то это была естественная реакция, своего рода защитный щит, который защищал меня от того, чтобы не сойти с ума от моих собственных ощущений и наблюдений. Так или иначе, терка лежала передо мной, выполненная точно по моим указаниям. Я взял картофелины, очистил и порезал их на кусочки. Снаружи в это время рассвело. В кладовой я нашел немного куриного жира и растительного масла. Гончарная печь идеально подходила для приготовления жареной картошки.
Запах жареного распространялся, в «райском саду» запахло жареной картошкой. Раньше я бы слюной изошелся от этого запаха. Сейчас я был словно евнух в ванной с дамами из гарема, я не почувствовал ни малейшего аппетита.
Я слышал, как старик, шаркая, зашел в комнату, наслаждался его удивлением. Он принюхивался словно заяц на капустном поле, выслушивал со скепсисом мои объяснения о разнообразных возможностях применения его картофеля. Его недоверие превратилось, однако, в одобрение, когда он осторожно попробовал горячие, золотистые колесики. Со зримым удовольствием он поглотил необычный завтрак, сказал причмокивая: «Этому божественному блюду я обязан тебе, сын мой. Этим насладился бы даже неудачник Бэлшаррууцур. Этот несчастный преследовал меня всю ночь во сне. Мы спорили о том, у кого самая красивая и самая длинная борода. Такой он был – провались Вавилон сквозь Землю, если новомодные завитушки его окрашенной красным цветом бороды не вызывали у придворных восхищение…»
– Как тебе нравятся мои вазы и горшки, отец?
Со свернутой картошиной в руке, он осмотрел мои «произведения искусства», пощупал их. «Для начала неплохо. Дно еще слишком толстое и стенки неравномерные. Ты попытался воспроизвести халдейскую форму. Позволь мне доесть, я научу тебя ремеслу. Позже мы поработаем в саду и засадим часть чудесным картофелем. Это сокровище бы должны беречь. К счастью, в этом климате можно пять раз в год собирать урожай..»
Я терпеливо ждал, пока он закончил завтракать и начал занятие. Он происходил из состоятельных кругов, и еще раньше занимался этим ремеслом, занимался им как хобби. Час он рассказывал мне о различных сортах глины, которые можно было применять, важный процесс обжига и прочее, что относилось к истории керамики. Затем я мог видеть, как он вращал большой кувшин, с таким узким горлышком, что он мог поднять его только с помощью стержня. Я был потрясен, предложил повелеть изготовить второй гончарный круг, на что я получил согласие.
Мой первый урок длился два-три часа, затем мы пошли в сад. Мы вскапывали лунную почву, выпалывали ее, посадили пять длинных рядов картофеля. Я не мог спину разогнуть после непривычной работы, уставший лег на траву. Старик продолжал копаться, чистил курятник и удобрял грядки куриным пометом.
– Работа молодит и способствует здоровью, – поучил он меня и неодобрительно отозвался о моем отдыхе.
Такое я уже где-то слышал, вспомнилось мне. Я хотел спать, но это мне не удавалось. Мой мозг выдавал картинки дома. Воспоминания, пожалуй, полностью никогда не сотрутся. У меня была ностальгия и сдавливающий страх, что я больше не увижу Землю.
Старик приманил курицу. Он общался с пернатой. Переноси это как он, думал я, он приспособился. Я позвал Фритцхена, велел ему переводить:
– Ты должен требовать побольше комфорта, отец.
– Да, не хватает еще многого, – подтвердил он, – но что поделаешь? Стекляшки просто никак не могут сориентироваться на Земле. Для них она просто шар, на котором немного суши и много воды. Что я еще, по твоему мнению, мог бы потребовать?
Бассейн, например, подумал я, и настольный теннис. Еще магнитофон со множеством записей. Есть много того, что здесь могло бы понадобиться. Не было библиотеки, кофе и шоколада – возможно еще парочки музыкальных инструментов, тогда можно было бы организовать камерный оркестр из роботов. Мне пришло в голову, что Ауль возможно никогда не слышала музыки. Как бы она отреагировала на концерт органной музыки? Я сказал: «Ме следовало бы привезти тебе корову».
– Корову?
– Ты не знаешь коров?
– Нет. В прошлом я никогда не заботился о таких вещах. Мое богатство имело другие источники. Мои караваны закупали товары в далеких странах. Ты думаешь, значит, корова пригодилась бы?
– Обязательно. Корова дает молоко. Из молока можно делать масло, сыр, творог и сметану. Если бы доставили еще и быка для коровы, у тебя было бы через несколько лет небольшое стадо. Мы смогли бы тогда производить колбасу, есть стейки или готовить сочное жаркое в кислой сметане…
Он неторопливо кивнул.
– Хотя мне эти блюда незнакомы, но я думаю, что могу угадать на твоем лице, что это должно быть вкусные лакомства. Значит, корову и быка – я благодарю тебя за совет, сын мой. При возможности я повелю передать Ме мои пожелания.
Он снова занялся своими курами. Я подумал сонно: Меня бы больше не удивило, если бы Ме озадачил бы роботов еще и этой нелепицей. Веселящее представление, если бы в коровнике СПК вдруг недосчитались коровы…
Тень пробежала по моему лицу. Когда я открыл глаза, я увидел Ауль. Она лежала рядом со мной, смотрела на меня с восторженной улыбкой. «Теперь я вижу, что ты действительно здесь. Сотни раз я разговаривала с тобой во сне. Когда я проснулась, я боялась, что все может оказаться всего лишь сном. Еще никогда в своей жизни я не видела таких чудесных снов, и никогда еще пробуждение не было так прекрасно.»
– Это не сон, Звездочка, я действительно здесь. Прежде у меня был повод считать все фантастическим сном. Но на деле именно реальность безумна. Когда ты сможешь установить связь с Ме?"
– Когда-нибудь он даст мне об этом знать. Мы должны потерпеть.
– Потерпеть, – недовольно пробурчал я, – для твоего Ме несколько тысяч лет не играют никакой роли.
– Так долго это не продлится. У тебя такое серьезное лицо – что с тобой?
Я не ответил. Мои мысли преодолевали пространство и время, снова и снова возвращались обратно на Землю.
– О чем ты думаешь?
Замешкавшись, я ответил: «О дожде».
– Что такое дождь?
– Дождь это дождь, вода, которая образуется в атмосфере. Летом, когда очень жарко, облака иногда трескаются и выливают свою воду на землю. Это дождь.
– Разве это не неприятно? От этого можно промокнуть…
– Ты знаешь, что у нас четыре времени года?"
– Я установила это посредством расчетов, но я не имею об этом никакого представления.
– Весной природа пробуждается, все наполняется запахом цветущих растений. Затем идет лето, становится так же жарко, как в инкубаторе твоего спутника. За ними – весна и зима. Зимой осадки выпадают в виде снега. Тогда можно кататься на лыжах или санках и делать снеговиков…
– Снеговиков? Ты хочешь сказать – роботов?
Я объяснил ей это, рассказал о моем городе и моей квартире и о тысяче мелочей. Ауль не могла наслушаться. Мне пришло в голову, что предстояло рождество. К чему этот душевный террор, подумал я, когда-нибудь я должен вернуться обратно, опять же какой ценой. «Ауль, возможно, твой Ме забыл о заявке?"
– Ме никогда ни о чем не забывает, – уверенно сказала она.
– Будем надеяться.
Я встал. Вальди снова раскапывал мышиную нору.
Когда свет погас и ее отец улегся спать, мы совершили прогулку по лабиринту туннелей. Матовое свечение освещало проходы. Мы взяли с собой Вальди. Он был привязан на узел, дергал поводок и обнюхивал гладкие каменные стены. Нашей целью была обсерватория, которая находилась рядом с нами. Ауль однако выбрала окольный путь, ей доставляло удовольствие постоянно заводить меня в новые катакомбы. Я давно потерял ориентировку.
– Разве здесь не чудесно? – воодушевлено спросил он. – Здесь можно даже услышать тройное эхо. Он приложил ладони ко рту и крикнул: «Голос, вернись ко мне!
Голос вернулся и пробудил в Ауль детскую радость. В ее невинной игре было что-то трогательное. Я тоже должен был что-нибудь крикнуть. После коротких размышлений я крикнул: «Как быстрее всего добраться до Земли?»
Мой вопрос трижды вернулся обратно, но ответа не было.
У Ауль постоянно были новые идеи. Как-то ей непременно захотелось узнать, кто из нас двоих выше ростом. Мы играючи немного поспорили об этом, затем она встала на цыпочки рядом со мной и крепко держалась за меня, когда потеряла равновесие. Мы стояли словно два сросшихся дерева. Когда мы поцеловались, она выронила поводок. Вальди убежал.
– Любишь ли ты меня больше чем своих наложниц на Земле? – хотела она знать.
– Намного больше, – сказал я.
Она прижалась ко мне. «Скажи это еще раз», попросила она.
Я выполнил ее желание, сменил тему.
– Зачем Ме велел проложить эти кротовьи норы? Но точно не для того, чтобы ты слышала здесь с их помощью свое эхо…
Мое любопытство отвлекло ее.
– За этими стенами находятся лаборатории и регенерационные помещения для роботов.
Мне хотелось поближе познакомиться с бытием электронных манекенов. Ауль повела меня в одно из таких помещений. Жужжание и журчание ударило мне в уши, я ничего не мог видеть. Собравшимся здесь свет был не нужен. Сначала Ауль позаботилась о достаточном освещении. Жужжание и журчание приглушились.
В первый момент картина, которая открылась передо мной, шокировала меня. Здесь находилось примерно двадцать роботов, я думал, что вижу перед собой Фритцхена в двадцати экземплярах. Большая часть из них сняла с себя оболочку. В их внутренностях было видно сложное сплетение волокон и электронных элементов. Сумерки делали декорацию еще призрачней. Она напомнила мне старую сценку, которая изображала сеанс спиритизма. Некоторые роботы отличались от своих коллег розовыми трико.
Чтобы поприветствовать нас, все манекены закивали своими стеклянными шлемами, если только они уже не были демонтированы. Один поклонился настолько сильно, что у него при этом – вечный дух подчинения – вывалилось реле из открытого грудного щитка и загремело по полу. Сейчас я бы лучше повернул обратно.
Ауль разрешила им продолжить приступить к своей работе. Жужжание сразу же возобновилось.
– Эти в розовом трико относятся к комиссии технического контроля, – объяснила она мне, – некоторых программируют для внешней службы. Они должны полететь к Урану и провести бактериологические исследования…
– К Урану, – уважительно повторил я. Я наблюдал за тем, как один из розовых касался представителя своего вида иглой. Сразу после этого на табло загоралась надпись, странные знаки, которые я уже видел несколько раз. Из манекена, над которым проводилось действие, было что-то извлечено, другой установил что-то. При этом они всякий раз издавали необычные звуки. Это прозвучало один раз как «ЭСДА», в другой раз как – «АЙДИ».
Я спросил Ауль о значении этих звуков. Это трудно перевести, объяснила она, потому что речь идет о символах. Можно было, несколько искаженно, истолковать одно как «ав», другое «ив», что могло означать примерно это: для внешних применений и для внутренних применений. При этом играет роль также степень износа определенных функциональных узлов.
Когда мы покинули помещение, жужжание и бормотание снова затихло. Я почти что не закричал во все горло: «Продолжайте!», но я подавил все этот низменный порыв.
Снаружи Ауль объяснила мне, что и мы тоже будем регулярно обследованы. Для этого в нашем распоряжении были двенадцать специально обученных роботов, они относились к личным врачам Ме. Помня о неприятности с Фритцхеном я воздержался от замечания о сгоревшем вблизи «Белого карлика» коменданте. Могло быть так, что он действительно был дематериализован.
Вальди ждал нас и тоже вел себя на полпути очень манерно. Ну, вот, на переднем плане завиделся свет большой контрольной рубки. С рычанием он устремился впереди нас.
Таинственный зал поразил меня. Световые кривые призрачно подергивались на гигантских экранах, клокотало словно внутри вулкана. Светящиеся шары тихо дрейфовали в нескольких метрах над нами. Ауль подвела меня к большому светящемуся матовым светом табло. Она повращала различные кнопки, табло потухло, в нескольких местах вспыхнули яркие точки. Посреди табло появилось изображение ярко-белого пятна размером с орех.
– Ты узнаешь эту картинку? – осведомилась Ауль.
– Мне это ни о чём не говорит.
– Это Солнце с его планетами и спутниками.
– Очень мило, – сказал я, – в наших планетариях мы тоже можем это симулировать.
Ауль посмотрела на меня обезоруживающей улыбкой.
– То, что ты здесь видишь, не симуляция. Это настоящая Солнечная система, уменьшенная до этого масштаба». Она показала на отдельные точки: «Меркурий, Венера, Земля – Марс сейчас находится за Солнцем. Это Юпитер, а эта крошечная точка шестая луна…
Она снова повращала кнопки, картинка увеличилась, внешние планеты вышли за пределы табло. Только Земля осталась. Шарик все увеличивался, стала видна Луна, наш спутник. Его можно было рассмотреть как в полевой бинокль. На Земле образовались структуры облаков, угадывались континенты и моря. Думаю, я видел Европу и Африку. При виде моей родины я словно язык проглотил.
Ауль прочла мне доклад о том, как происходит передача. Космические зонды «Квиля» вращались в Солнечной системе и за ее пределами, прощупывали излучением все небесные тела. Картинки передавались в центральную рубку, там были раскодированы и спроецированы на это табло.
В то время, как она выложила мне это со спокойной деловитостью, мне вдруг стало ясно с поражающей точностью, что создатели этой техники были Властелинами Вселенной в широком смысле этого слова. Контролировать движение небесных светил, эта возможность доводила утопическое мышление моего времени ad absurdum. Мне неопровержимо навязывалось уравнение. Оно, возможно, дремало глубоко в подсознании всех людей, было пугающим и радующим, принимало ужасающие масштабы. Это уравнение звучало следующим образом: Хомо сапиенс = творец, человек = сознающая себя Материя…
Невольно я спросил Ауль: «„Фея“, должно быть, прошла такой же путь развития?"
– Я ничего не знаю о «Фее», – ответила она, – но развитие материи во всей Вселенной протекает одинаково. Образование микроорганизмов через животных до человека только этап. Развитие человека, его выделение из животной сферы это дальнейший более трудный этап, противоречивый процесс, и даже если когда это развитие завершится, образуются новые, высшие формы. Конца нет.
К чему это может привести? думал я. Следовательно, и якобы «бессмертный» Ме тоже был бы всего лишь звеном в бесконечной цепочке процессов развития. Я хотел задать Ауль вопрос, когда на табло что-то задвигалось. Она снова уменьшила картинку, отчетливо было видно Юпитер, и рядом с ним двигалась светящаяся точка.
– Метеорит, – сказала Ауль. – Наш центр рассчитал, что он после трех следующих оборотов вокруг Солнца столкнется с шестой луной. Поэтому мы уничтожаем его заранее.
Едва Ауль закончила предложение, как светящаяся точка за долю секунды превратилась в огненный шар. После этого она пропала.
– Ее испарили, – сказала Ауль. – Такое часто происходит. В определенные месяцы большие потоки метеоритов достигают окрестностей Юпитера. В таких случаях мы применяем облучение поверхности…
Я почувствовал легкую головную боль. Прогулка и возвышенные полеты в немного утомили меня. Ауль хотела показать мне еще станцию наблюдения. Поэтому мы искали таксу, который вынюхивал что-то у роботов, лаял на них и вообще вел себя в высшей степени несдержанно. Мои энергичные крики он оставил без внимания, и когда я хотел взять его, он убежал. Я напрасно приманивал его, у него был бзик.
Ауль и я попытались теперь загнать его в угол. Зажатый с двух сторон, Вальди вдруг запрыгнул на узкий выступ, который возвышался из стены. Было видно красные и белые кнопки. Ауль крикнула что-то, в страшном волнении – было уже поздно.
Раздалось оглушительное громыхание, зал затрясся, все было так, словно шестой спутник трескался. Со стен посыпались искры, огоньки то вспыхивали, то снова гасли, дрейфующей яркие шары колыхались вверх-вниз словно воздушные шары в порыве ветра. Пол дрожал подо мной, я потерял устойчивость. В падении я увидел, как Ауль подбежала к выступу и отшвырнула вниз Вальди, который пытался взобраться туда своими кривыми лапами. В ту же секунду стало тихо. Вибрация прекратилась, все снова стало как прежде. В наступившей тишине я слышал только хныканье Вальди, который чувствовал себя несправедливо наказанным.
Я поднялся, растерянно посмотрел на Ауль. Она была бледнее смерти.
– Могло быть и хуже, – только сказал она.
– Господи, боже мой, что это было, Ауль?
Она спокойно ответила: «Собака прыгнула на ускоритель. Еще десять секунд, и шестой спутник сошел бы со своей орбиты. У луны есть свои планетарные двигатели. Ме все рассчитал, любой риск был учтен». Она улыбнулась и саркастично добавила: «Только о таксе он не подумал».
Эти слова прозвучали как злая шутка. У меня дрожали колени. У меня было такое ощущение, что я находился внутри атомного реактора, который в любой момент мог взорваться. Ауль взяла Вальди на руки, гладила его и успокаивающе говорила с животным. Затем она передала мне таксу и отдала распоряжения роботам.
– Действительно, все в порядке, Ауль? – испуганно спросил я.
Она лишь кивнула.
Вальди смотрел на меня своей плутовьей мордой, словно хотел сказать: Ну, господин хороший, как я снова проделал это? Я поставил его на пол, крепко держал в руке поводок.
– Невоспитанная, глупая собака, – возмущался я я, – по твоей вине вся Солнечная система была на волоске от катастрофы. С этого момента ты больше не выйдешь из сада.
Меня больше не интересовало посещение оптической обсерватории. У меня до сих пор сердце оставалось в пятках. Ауль теперь тоже поспешили вернуться. Она опасалась того, что отца могли разбудить толчки. Мы поторопились покинуть зал.
Наше волнение оказалось беспочвенным. Отец Ауль лежал в своей постели, мирно храпел, казалось, даже во сне посмеивался над всеми законами Вселенной. Упало всего лишь несколько горшков и кувшинов.
– Я чувствую себя здесь неуютно, – сказал я. – Мысль жить посреди вулкана, кажется мне жуткой. Небольшая ошибка в вашем энергетическом центре, и шестая луна, возможно, превратится в солнце. Ваши меры предосторожности несовершенны.
– Они совершенны, – заверила Ауль, – мы только не учли собаку. Конечно, шестая луна может также и превратиться в солнце. Она бы растопила лед на Юпитере и сделать его пригодным для жизни следующим поколениям…
– Я не вижу в этом ничего смешного, Ауль.
– А я не вижу ничего жуткого в том, чтобы жить здесь. Жутко только то, что не поддается расчетам – такса, например. Он плохо запрограммирован. Мы научим его тому, что он должен слушаться и больше не должен покидать сад.
Я почувствовал зуд на коже и списал это на перенесенный испуг. Также снова появились легкая головная боль. Ее невозмутимость побуждала меня к противоречию.
– Молодая такса не поддается программированию, – сказал я, – возможно, это можно проделывать с людьми…
– Все можно запрограммировать, – поучили меня, – даже твою маленькую собаку. Даже червя, мышь, любое насекомое и даже электрон можно запрограммировать.
– Прекрасно, – уступил я, – так должно быть. Но программировать значит еще долго не мыслить самостоятельно. Массовым воздействием программировали целые народы для войны…
– Я знаю это от отца. Те, кто выжил, станут умнее и будут основательнее думать.
Она сказала это так холодно и деловито, как будто она сама в этот момент была компьютером. Я крепко привязал Вальди и пошел в соседние помещения. Ауль последовала за мной. И здесь тоже попадали горшки и кувшины. Я собрал ногой осколки и подумал: Что она за существо? Она никогда не смогла бы принадлежать к Земле, ее родиной всегда будет оставаться это физическое Нечто, которое она называет «Квиль». Она анализирует жизнь, она ее не любит. Возможно, с ее точки зрения это правильно. Такие ощущения, как сочувствие, печаль или негодование не могли были быть привнесены сюда, чрезмерная роскошь, которая может стать даже опасной для жизни. Они уже давно заменили ощущения чем-то другим, наверное, логикой или не знаю чем…
Я вдруг почувствовал ее руку на моем плече, услышал ее шепот: «Я точно знаю, что сейчас происходит в тебе. Именно поэтому я хочу вернуться с тобой на Землю. Я хочу все делить с тобой: твои мечты и надежды, твой страх и печаль, твой гнев и твою любовь. Поверь мне, я буду как все…»
– Ты будешь несчастлива, Ауль. Что могла бы дать тебе Земля?
– Тебя.
– Незапрограммированного?
– Такого, какой ты есть.
Мы сели на нашу кровать. Ее слова подняли мне настроение, заставили забыть прошлое. Я поцеловал ее. В ее страстных объятиях я снова почувствовал начал чесотку на коже.
– Звездочка, здесь есть муравьи?
– Да, маленькие по неосторожности доставили несколько муравьиных яиц в комке земли. Почему ты об этом спрашиваешь?
– Просто так, мне как раз это пришло в голову.
Я почесался украдкой. Надеюсь, они не доставили сюда по неосторожности еще и клопов и блох…
Ауль прильнула ко мне. «Ты знаешь, что отец хочет отдать меня тебе в жены?»
– Он дал мне это понять.
– И ты рад?
Что я должен был ответить? Брака здесь в любом случае не было.
– Конечно, Ауль. Будет чудесно, если ты с благословения твоего отца станешь моей женой.
– Ты теперь называешь меня женой. Разве я не твоя горячая штучка?
– Да, – сказал я вздыхая. Зуд стал невыносимым.
– У тебя много наложниц на Земле?
Своим допросом она совсем сбила меня с толку. Когда я замолчал, она повторила свой абсурдный вопрос.
– Сто двадцать две, – сказал я и лег поперек кровати.
– Сто двадцать две наложницы? – испуганно воскликнула она. – Я думаю, так много не было даже у Бэлшаррууцура. Она растрепала мои волосы, чудачила, поцеловала меня и укусила мочку уха. «Никогда б о тебе такого не подумала…»
Я ерзал туда-сюда. Ауль неправильно истолковала это, пока я, наконец, не закричал: «Звездочка, я либо заболел, или у вас здесь космические насекомые». Я почесался и не смог удержаться от того, чтобы зевнуть. Она внимательно посмотрела на меня и начала смеяться.
– Почему ты смеешься? – сонно спросил я.
– Это же глупо, – услышал я ее голос, – именно сейчас у тебя прекращается действие концентрата…
Меня окутала благотворная усталость. Я вытянулся, и еще почувствовал, как она подложила мне под голову подушку и поцеловала меня.
