Текст книги "Время падающих звезд"
Автор книги: Герберт Циргибель
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 20 страниц)
В первые секунды у меня в голове была только одна мысль: Я могу вернуться на Землю! Снова небо над тобой, ходить по улицам и лесам, работать, занимать чем-то полезным, пить кофе, слушать музыку… Я напряженно постарался представить перед глазами другие воспоминания. Действительно ли все это было столь желаемо, что одна лишь мысль об этом так дурманила меня? Моя фантазия вспоминала только несущественное.
Хорошенько подумать – Ме был прав, мне не стоило торопиться с ответом. У тебя еще есть время, сказал я себе, семь дней. На седьмой день я выложу карты на стол. Я дал ему понять, что согласен с его предложением.
– Стало быть, по этому пункту мы вроде согласны. Теперь перейдем к другому вопросу. Когда ты встанешь, ты увидишь кое-что позади себя. Можешь ли ты сказать мне, построен этот аппарат на Земле или нет?
За мной бесшумно открылась перегородка. Там стояло что-то, что было мне знакомо. Удивленно я подошел ближе и осмотрел странное Нечто.
– Вокруг вашего Солнца и еще больше вокруг Земли вращается множество подобных странных металлических пауков. Этот вот я велел своим помощникам доставить на «Квиль». Не исключено было, что он происходит с другой планеты. Можешь ли ты мне что-нибудь сказать о нем?
Я чуть было не рассмеялся. Несколько лет назад этот «аппарат», как его называл Ме, был напечатан во многих газетах. Передо мной стоял первый зонд, отправленный на Марс, с которым через четыре месяца после старта оборвалась связь. Местоположение зонда больше не удалось определить. Он, как предполагалось, был уничтожен метеоритным потоком. Я дотронулся до его антенн, он лежал передо мной словно музейный экспонат.
Когда я объяснил моему незримому собеседнику суть, он ответил: «Мне жаль, что я помешал вашей исследовательской программе. Нет ничего важнее, чем получить ясность о себе самом и месте своего пребывания. Мне уже известно, что вы осуществляете прорыв в космос малыми средствами. Многого о Марсе этот маленький дракон вам не смог бы рассказать».
Его низкая оценка земной науки пробудила во мне патриотизм. «Зонд запустили много лет назад», вспылил я, «все когда-то начинают с малого. На сегодняшний день мы уже располагаем комфортабельными космическими кораблями, еще не такими большими и так мудрено оборудованными как „Квиль“, но Марс уже будет изучен, и однажды мы ступим на него…»
– Я понимаю, – вернулось обратно. – Твой Ме должен знать: люди однажды как и он полетят к звездам… И Пророк провозглашает: «Тогда мы не будем просто так смотреть на то, как фашистские орды угрожают жизни целой планеты…»
Мои слова. Он подслушивал все, что я говорил и ничего не забыл из моих глупых жалоб. Я думал, как бы мне извиниться, но он продолжал говорить.
– Твои мысли порой свидетельствуют о необычайном незнании. Невозможно повлиять на развитие другой заселенной планеты. Мы вовсе не творцы мира, которые бороздят Вселенную, чтобы высказывать хвалу или осуждение, наказывать и награждать. Мы как и вы – продукт материи, которая существовала до нас. Это исключительно ваше дело, справляться с противоречиями вашего сосуществования. Мы трижды посещали Землю. Первый раз на стадии, которую вы называете «четвертичный период». Тогда мы наблюдали первые следы зарождавшегося Разума. Мы пришли снова, когда родилась Ауль. Разум уже научился тому, как создавать государства и вести войны. Тем временем вы приобрели новые способности, наука о первичных силах природы вошла в вашу жизнь…
Во время нашего бесконечного полета через две галактики мы видели много планет, на которых развивались существа, наделенные разумом, Homo sapiens universalis. У некоторых из них мы могли наблюдать, что они не смогли решить проблему своего сосуществования. Они уничтожали друг друга, разрушали основу жизни. В природе это процесс не такой уж и важный, потому что она порождает сотни тысяч семян затем, чтобы у одного из них был шанс выстоять и произвести на свет новую жизнь. Она создала мириады солнц, вокруг которых по законам случайности вращаются кишащие жизнью планеты. Но только там, где рассудок одержит победу над инстинктом, жизнь будет развиваться бесконечно.
Бесконечно? Куда и зачем? Я не был уверен, подумал ли я только об этом вопросе или произнес его вслух. Он вдруг сделал загадочное замечание, которое я сразу не смог взять в толк. Ме сказал: «Обернись назад в прошлое, и ты узнаешь себя и предчувствуешь свое будущее…»
И только много позже я понял смысл его слов.
Во время этой странной беседы меня волновал один вопрос, который я долго не решался произнести вслух: Как выглядел человек, которые говорил мне с такой настоявшейся мудростью? Что в болтовне Фритцхена о планете Фея было верным? Воодушевленный его дружественной манерой говорить со мной, я сказал: «У меня есть просьба. Могу ли я сейчас, пожалуй, задать тебе несколько вопросов?»
– Спрашивай, – разнеслось эхо в помещении.
– Мне трудно говорить с тем, кого я не могу видеть. Я хотел бы знать, похож ли ты на меня, и я хотел бы знать, похожа ли на Землю планета, с которой ты родом. Прости мне мое любопытство…
Едва я вздохнул, как мое внимание было обращено на противоположную стену. В ней образовалось вдруг маленькое, круглое отверстие. Я заворожено пялился на отверстие, готовый к тому, что в любой момент он вылезет оттуда. Отверстие было около тридцати сантиметров в диаметре.
– Я ждал этого вопроса, и я также понимаю твое любопытство, – снова разнесся его голос по помещению. – Подойди ближе, посмотри в окно, тогда ты поймешь, почему я должен отпустить тебя одного. Нерешительно я последовал его приглашению. За отверстием находилось маленькое залитое светом помещение. Стены были улеплены измерительными инструментами, разноцветными волокнами, светящимися трубками и проводкой из различных материалов. Оно было похоже на исследовательскую лабораторию. Даже на потолке были проводка и волокна, которые вели в центр помещения, где в цоккеле стоял приплюснутый шар из темного стекла. Ни единого следа живого существа.
Итак, это электронное Нечто, разочарованно подумал я. В этот момент шар осветился, стал прозрачным. По моему телу пробежал озноб, когда я узнал то, что скрывалось внутри него.
В питательном растворе пульсировал человеческий мозг.
– Теперь ты можешь меня видеть? Твое любопытство удовлетворено?
О, небеса, думал я, ты лишился рассудка, это всего лишь кошмарный сон. Невозможно, чтобы он был этим мозгом. Но его ответ, его мышление, управляемое биотоками, поддерживаемое питательным раствором, усиленное высокочувствительными динамиками постепенно стирало замешательство и тайну его загадочного существования.
– То, что ты видишь перед собой это все, что осталось от меня после катастрофы вблизи. «Белого Карлика». Мое тело сгорело, но на борту нашей космической флотилии находились замечательные ученые. Они спасли мое мышление, мое «Я», мое сознание. Беда стала добродетелью, несчастье – решением для эксперимента, на который прежде никто не решался. Я умер и все же существую; я в плену и все же свободен, потому что моя планета – это «Квиль», я не привязан ни к Солнцу, ни к силе тяжести. Во мне нет никаких чувств, никакой тоски по родине, никакой боли и никакого траура. Я живу без пути и времени, бесконечность меня не пугает…
Это было странно, я старался сопереживать его судьбе, но его спокойствие передалось мне. Я ничего не испытывал по отношению к нему, кроме первого шока. Мной овладел только любопытный интерес. Я заметил, что по стеклянному шару всякий раз проскакивали искры, когда он говорил. И сейчас, когда он продолжал говорить, тоже регистрировались импульсы его мыслей.
– После катастрофы автоматы различной степени Разума стали моими сопровождающими. Похожа ли «Фея» на Землю? Твой переводчик сказал тебе правду, но она будет для тебя закрыта, пока ты не будешь перепрограммирован. Мы похожи на вас – людей, но мы живем и думаем в другом измерении, мы создали новые физические отношения. Однажды, с растущей возможностью восприятия вашего мозга, вы тоже достигните этой ступени развития. Это естественный и легко понятный процесс, который начинается в нулевом пространстве…
Я не совсем понимал его, мы могли представить только три измерения, длину, высоту и ширину. Что могло быть еще кроме этого?
– У тебя ещё будут вопросы?
– Да, если можно… Я прошу учесть, что я не ученый, но все же я очень хотел бы знать, какой вообще какой смысл имеет развитие. Появиться на свет, видеть, размножаться, чтобы потом снова умереть – разве это в принципе не бессмысленно?
Бесконечно долго Ме молчал. Не понял ли он мой вопрос, или не знал ответ на него? Я уже хотел повторить свой вопрос, когда он ответил: «Я не привык к столь долгим разговорам на таком уровне. Если ты решишь вернуться, мы могли бы продолжить нашу беседу на более высоком уровне. К твоему вопросу пока столько: Ты прав, если рассматривать жизнь только как естественнонаучный феномен, то жизнь бессмысленна, как и окружающая нас природа. Натура в своем бесконечном многообразии создала как вас, как и нас. Закономерная случайность развила в нас познающий и понимающий сам себя разум. Ты можешь сказать: Я есть. Следовательно, у жизни есть смысл, который ты сам в нее вкладываешь. Ты можешь остановиться на стадии животного, ты можешь познавать и смиряться, и ты можешь осознать себя общественным существом, понять жизнь как нечто редкое и драгоценное. Смысл твоей жизни будет всегда зависеть от глубины твоего мышления и горизонта твоих познаний…»
Ме, бессмертное Нечто передо мной, сделал паузу. В его словах ничего не было от «О нет, с тобою схож лишь дух, который сам ты познаешь, – не я!»[21]21
Иоганн Вольфганг фон Гёте. «Фауст». /Пер. Бориса Пастернака. Реплика Мефистофеля в Первой части (Ночь).
[Закрыть] Бездыханное напряжение наполнило меня. В нереальности моего окружения было что-то мистическое, подобное оракулу. И все же, в то, что думало и выдавало бестелое существо, было исполнено аподиктической логикой, он принуждал меня к тому, чтобы я следовал ходу его мыслей и размышлял.
– Все во Вселенной течет и вечно изменяется, – объяснял дальше Ме. – Продолжающееся изменение это условие для жизни. Если невежество попытается остановить изменение, наступит катастрофа, конец. Если я правильно помню, ты обсуждал с отцом девушки нечто подобное. Все течет – правильная мысль. Но дело в том, чтобы знать, почему и куда все течет. Только после этого природа позволит выхватить у нее ее тайны… Давай заканчивать наш разговор. От тебя зависит, когда мы его продолжим. Я хочу дать тебе доказательство моего доверия. Ты можешь взять с собой передатчик, такой же, который ты нашел тогда на лугу. С его помощью ты сможешь на протяжении восьми дней общаться с Ауль в любое время. Только с одним условием: Он не должен попасть в чужие руки. Ты мне это обещаешь?
– Я обещаю! – с энтузиазмом крикнул я. В этот момент, переполненный радостью и восхищением я был готов пообещать ему все, даже мое возвращение. Обладать их знаниями, их опытом, уметь заглядывать в будущее – давняя мечта человечества становилась для меня реальностью. Да, я вернусь, определенно…
Передо мной снова закрылось отверстие. Наша беседа подошла к концу?
– Желаю тебе хорошего пребывания на Земле, – объявился Ме еще раз, – Толком и основательно всё обдумай.
В помещении стало темно, цветные точки на стене потухли. Я сел, ждал. Его слова словно шторм звучали во мне. Однажды, в чем я был уверен, я снова буду сидеть здесь – на другом уровне, как выразился Ме.
Слева от меня разделилась стена, оба робота, которые были похожи на плотву, проплыли на своей повозке внутрь, чтобы доставить меня обратно на транспорт. Я сел на нее и подумал: Ауль будет рада. Вместе мы прочешем Вселенную, подслушаем у природы все ее тайны. В эти минуты мне казалось, что я держал в руках ключи от вечного счастья.
XVII
Ауль не так сильно удивилась невероятному существованию своего уважаемого коменданта, как я ожидал. Гораздо больше, чем этот феномен, ее волновало наше неожиданное, предстоящее расставание. Несмотря на то, что она пыталась скрыть свое смятение, печаль о моем неожиданном прощании с ней выдавали глаза и звучание ее голоса. Мои заверения в том, что через семь дней я предприму обратное путешествие, она приняла к сведению со скепсисом.
Нам осталось немного времени, чтобы остаться наедине. Нам нужно было дождаться Фритцхена, который сопровождал меня. Он уже был на пути к нам на втором транспорте вместе с Вальди.
Мы были одни, выставили команду. Лежанка была такой узкой, что нам приходилось прижиматься друг к другу. Долгое время каждый думал о своем. Я обдумывал заранее, представлял себе мое прибытие и озабоченно думал о том, как я мог объяснить Йоханне мое долгое отсутствие. Ауль же, напротив, волновала лишь только одна мысль о моем возвращении.
– Ты уже далеко отсюда, не так ли? – озабоченно спросила она.
– В мыслях я с тобой, Звездочка, – солгал я.
Она знала, что я сказал неправду. Страх, после этих месяцев снова стать одинокой, возможно потерять меня навсегда, побуждал ее постоянно к новым и мрачным прогнозам: но я же всего лишь слабый человек, который не смог бы ничего обжаловать; было бы лучше, если бы мы никогда бы не познакомились; я не должен фантазировать, что она будет тосковать по мне или что-то в этом роде.
Я мог сопереживать ее настроение, поэтому я постарался переключить ее на другие мысли.
– Звездочка, – сказал я, – я буду всегда буду помнить тот день, когда мы познакомились. Я никогда не забуду, как ты неожиданно, словно сказочная фея, появилась передо мной из ничего…
– Я даже верю этому. Ты будешь вспоминать об этом и развлекать этим других…
– Думай, что хочешь, – хладнокровно сказал я. – Когда я вернусь и меня перепрограммируют, я превращу тебя в негативную величину из антиматерии.
Она не откликнулась на мою шутку. Позже она сказала очень деловито: «Когда пройдет действие концентрата, не ешь снова столько много жареного картофеля».
Я пообещал последовать ее совету.
– Вечером я попробую понаблюдать шестой спутник в телескоп. Может быть ты сможешь подать мне световой сигнал…
Она согласилась с моей потешной идеей и объяснила, по какой причине это невозможно. Затем она добавила: «У тебя будут дела поважнее, чем смотреть на Юпитер. На твоей планете тебя ждут перемены».
Я сделал вид, что не услышал ее намек. «Почему вообще нельзя увидеть транспорт зрительно или засечь его радаром? На орбите Земли есть космические объекты, наверное, за это время запустили даже космическую станцию – они, наверняка, заметят нас, когда мы подлетим».
По ее лицу пробежала вялая улыбка. Она объяснила мне то, что я давно уже знал. Электронные устройства поглощали каждый принятый импульс. Видеть или слышать можно только, если посланный сигнал вернется к отправителю. Лишь дважды эта мера предосторожности намеренно не была задействована – этой случайности я был благодарен за приключение всей моей жизни.
После того, как Ауль объяснила мне это, она продолжила:
– В принципе не важно, засекут вас или нет. Ты мне как-то сказал, что невозможно забыть Землю. Согласно твоим замечания относительно шестого спутника, который ты даже называл чертовым, Земля покажется тебе раем. Твои многочисленные жены будут тебя баловать…
Она была неуклонна. «Женственность» определяла в эти прощальные минуты ее мысли и чувства. Я поцеловал ее.
– Ангел, Звездочка, волосы Береники, сколько мне тебе еще говорить, что у меня нет жен! У меня есть только ты, потому что даже моя жена за это время свыкнется с моим отсутствием. Конечно, есть некоторые проблемы, когда я вот так вдруг встану перед ней. Мне прямо сейчас должна прийти в голову хорошая отговорка, потому что моя жена ревнивая как пингвин…
– Что такое пингвин?
– Снежная птица.
– И она ревнивая?
– Я не знаю, я предполагаю это.
Она глубоко вздохнула, и это было похоже на душераздирающую жалобу.
– Звездочка, маленькая, глупая, смышленая лунная девочка, будь же наконец разумной и порадуйся со мной. Эти семь дней действительно важны для меня. Я в конце концов, как метко заметил Ме, существо общественное. Следовательно, у меня есть социальные обязательства по отношению к другим. Не будет же моя жена оплачивать мои долги? Eще необходимо сделать выплаты, холодильник куплен в кредит, нужно рассчитаться за квартплату, и в фонд страхования нужно перечислить годовой взнос…
– Что за страхование? – прервала она меня.
– Страхование жизни. Я замаскирую мой отлет таким образом, чтобы поверили, что со мной произошел несчастный случай – при самоубийстве же они не заплатят…
Ауль сразу начала смеяться.
– Это смешно, – фыркнула она, – Страхование жизни – кто страхует вам жизнь?
Я постарался объяснить, ей взаимосвязь, но она не могла или же не хотела понять меня.
– В каком измерении ты вообще живешь? – разочарованно заворчал я.
Совершенно серьезно она ответила: «В пятом».
– Так, в пятом. Мне хватает трех, чтобы понять заключение договора на страхование жизни. Можешь ты мне объяснить, что еще может быть кроме длины, ширины и высоты?
– Еще очень много», поучили меня, «существуют, к примеру, периодические и апериодические пульсационные пространства. Структура пространства меняется с возрастающей скоростью. Также играют роль силовые поля и временной фактор…
– И еще есть пятое квиль-пространство и третье гиперборальная террастия…
– Это уже из области математики, – развеселившись сказала она. – На самом деле стремление к более объемлющим измерениям не так уж и трудно понять. Для низшего организма мир состоит только из одного или двух измерений. Червю, например, для своего существования достаточно только длины и ширины, сперматозоиду достаточно одной длины, в него заложена программа движения по прямой линии по направлению к женской яйцеклетке – следовательно, он живет в одном измерении…
– Звездочка, я верю тебе на слово. – Вздыхая, я капитулировал. – Я сгораю от нетерпения погрузиться в сон с Вашим знанием.
– Ме сказал тебе о последствиях?
– О каких последствиях?
– Перепрограммированный, ты будешь жить только засчет пищевых концентратов. После них не остается недоимок пищеварения…
Я догадывался, к чему она клонит. Некоторые органы принудительно лишаться своих функций. Желудок и кишечник, к примеру, атрофировались бы. Почему она именно сейчас решила обратить на это мое внимание? «И что произойдет потом?»
Хладнокровно, будто она говорила о способе приготовления яблочного мусса, она объяснила: «Итак, долгое время будут дегенерировать толстая кишка, прямая кишка, тонкая кишка, двенадцатиперстная кишка и другие органы. Подавляющая часть твоих внутренностей, включая желудок, как и…»
– Прекрати! – оборвал я ее. – Ты портишь мне всю романтику. Это просто неаппетитно…
– Почему? – невинно спросила она. – Я только хотела подготовить тебя к дальнейшему вмешательству.
– Ты хочешь напугать меня?
Ее предупреждение действительно немного сбило с толку. Но, по всей видимости, успокаивал я себя, у них и для этого тоже есть простой метод. Эмпирики и схоластики не знали, что такое скальпель.
Она обвила меня руками. Ее волосы закрыли мое лицо.
– Нет, любимый, я не хочу напугать тебя. Я только хочу настроиться на то, что больше не увижу тебя. Я сама страшно боюсь…
– Спокойно, – прервал я ее, – только из-за тебя я вернусь.
– Точно?
– Я обещаю.
Мы не сказали больше не слова. Мы оба чувствовали, что не могло быть никакого окончательного прощания и его не могло быть. Ведь влюбленные должны уметь заглядывать в будущее.
Земной лай таксы вырвал нас из нашего забытия. Фритцхен прибыл с вторым транспортом. Вальди танцевал от радости, когда увидел нас. Он пищал и лаял, словно догадывался о цели путешествия.
С прибытия обоих началась нервная деловитость подготовки для взлета. Команда проверяла системы привода и управления и то, что было более всего необходимо. «Плотва», одна из двух, появилась снова, принесла мне обещанный приемник и передатчик. Это был действительно такой же стеклянный предмет с белыми кнопками и множеством стрелок на циферблате, который я тогда нашел на лугу. Ауль обучала меня его использованию. Он был легок в управлении; нужно было только выставлять стрелки в определенном отношении друг к другу и включить питание. Мы проделали это несколько раз.
Мое занятие прервалось волнующим событием. Фритц принес мою одежду. Белье, все такое же грязное, как при моем спешном отлете, прожженные утюгом штаны, ботинки со стертыми подошвами – это было так, словно Земля вернулась ко Мне, правда ветхая и убогая, но у меня было такое ощущение, словно я менял свое трико на лучший выходной костюм. Смена одежды вызвала у меня почти что праздничное настроение. «Квиль», Ме, старик и даже Ауль были временно помещены в какой-то из ящичков моего мозга как воспоминание. У меня было только чувство будущего.
Окончательное, настоящее прощание было таким же неожиданным, как и мой отлет с Земли. Я и Ауль все сказали друг другу. Трое из команды и Фритцхен ждали. Наш отлет проходил точно по расписанию.
Ауль помогла мне. Она не сводила с меня глаз. Фритц позволил себе замечание, которое относилось к старту. Ауль кивнула ему и протянула мне руку. Я хотел что-то сказать, но она приложила палец к губам. Я понимал ее, к чему теперь слова?
У выхода Ауль снова обернулась. Она плакала.
– Я вернусь, – прошептал я.
Ауль, возможно, больше не слышала моих слов, потому что они слились тонким, поющим звуком приводных установок. Через несколько секунд я почувствовал вибрацию. Мы отстыковывались от «Квиля».
По данным Фритцхена мы должны были провести в пути три недели. Я был рад, что меня сопровождало хотя бы одно знакомое существо из трио с шестого спутника. Впрочем, с Фритцхеном нельзя было вести настоящую беседу, но он знал ответ на многие вопросы и во время монотонного путешествия оставался живым напоминанием об остальных.
Несколько часов после старта я испытал свой миниатюрный передатчик. Сигнал был таким чистым, словно Ауль стояла рядом со мной. Я описывал ей все, что видел в иллюминатор. Описывать было почти нечего, потому что «Квиль» двигался как раз мимо гигантского диска Юпитера. Взамен я получил вид шестого спутника, который шел своей дорогой где-то далеко за иллюминатором. Ауль во время этого разговора оставалась на редкость отчужденной. У меня сложилось такое впечатление, что она не желала беседовать со мной. Она должно быть еще подвергала сомнению мое возвращение. Когда я позднее снова дал о себе знать, она поставила меня в известность о своем возвращении на шестой спутник. Она попросила меня связаться с ней сразу же после моего приземления. Мне было непонятно ее желание, но я подчинился.
Сейчас, когда самое большое волнение немного улеглось, мне пришло в голову непростительное упущение. Фритцхен мог бы прихватить с собой с парочку украшений и немного золота. И мои рисунки тоже остались на спутнике. Меня в высшей разозлило то, что я не подумал об этом. В кармане брюк я нашел банкноту достоинством в десять марок и несколько монет – все мое состояние. Этого хватило бы для того, чтобы добраться до дома. Воспоминание об упущенной возможности долгое время висело на мне недюжинным грузом. Всего лишь пара камней, и я бы на все семь дней смог бы стать любимым, хорошим, богатым папашей… И Йоханне тогда бы тоже хватило, это успокоило бы мою совесть.
На борту царила мертвая тишина. Вальди лежал на полу, спал и тихонько похрапывал. В иллюминаторе была ночь, на ее тунике неподвижные созвездия, уменьшающийся в размерах Юпитер со своими спутниками, больше ничего. Путешествие поездом или полет на самолете над континентом был бы более разнообразным.
Фритцхен попытался объяснить мне принцип движения нашего транспорта. Его терпение было безгранично. Я понял только то, что снаружи вращалась шайба, помещенная в силовое поле. При этом не образовывалась теплота от трения.
Может быть было бы лучше сократить путешествие, как во время моего первого полета, с помощью длительного сна, но я все еще боялся что-либо пропустить. Кроме того, действие концентрата было рассчитано только на несколько дней. Каждый четвертый день я сникал. В течение недели на Земле у меня снова будет расти борода. Прежде примесь останавливала рост волос.
Напряженное ожидание делало путешествие неистерпимым. Несмотря на запрет, я попробовал позвонить Ауль на шестой спутник. Она не отвечала. Я поручил Фритцхену установить контакт. Ему ответил только один из его коллег.
– Звездочка, – умолял я, – почему ты не отвечаешь? Этот полет никогда н закончится…
В конце концов, я выругался – напрасно, Ауль не реагировала.
Спать, видеть сны, просыпаться – однообразные будни моего обратного полета. У меня было такое ощущение, что я был в пути уже несколько лет. Затем Фритцхен беспардонно включил сигнал тревоги, когда он между прочим сказал: «Через несколько часов мы совершим посадку на Земле». Он сказал это с таким же безразличием, как произносил все.
Его объявление словно наэлектризовало меня. Восторженно я любовался волнующим зрелищем, которое открывалось в иллюминаторе, увидел пестрый диск планеты, который светился словно топаз на фоне черного шелка, мог видеть горы на Луне, их серые, словно зола, верхушки. Я взял Вальди на руки, поднес его к иллюминатору. Он скулил, глупое животное ничего не понимало. Проплывающие лоскутья облаков, яркий солнечный свет, горные хребты. Земля, Земля, думал я. Земля.
Мы должны еще несколько часов оставаться над облаками, потому в Европе день еще не подошел к концу. Сразу после того как Солнце исчезло за горизонтом, мы опустились ниже. Еще несколько минут. Я был в восторге, когда Фритц пришел из центральной рубки и сказал:
– Мы заметили на лугу свет; можно приземлиться там?
Приземляться – из какого банка данных он взял это слово? Восторженно я ответил: «Приземляйтесь где хотите, в случае чего я доберусь до дома на попутке…»
В иллюминатор ничего не было видно, повсюду темнота. Возможно они еще раз совершили ночной налет на луг своими тракторами. Я сел на лежанку, заставил себя совладать со своим волнением. Дома, через несколько минут дома. Я увижу людей, услышу, что они говорят… Прежде Тео должен получить обратно своего Вальди. Я засмеялся, когда представил себе его лицо. Он, наверняка, подумает, что увидел призрака…
Фритцхен засеменил в помещение.
– Мы нашли тихое, потаенное место, – объявил он, – оно находится на небольшом расстоянии от прежнего места.
Легкое вибрация охватила транспорт. Затем стало тихо. Мы прибыли.
– Фритц, – сказал я тронуто, – ты превосходен. Извини за то, что я порой называл тебя рача. Ты смышленее многих моих современников.
Мой переводчик прохладно отнесся к похвале. Ему было так же все равно, оставался я или уходил. Он только лишь кивал стеклянным шлемом, это был не Симон.
Выход открылся, выдвинулся трап. Я хотел поднять Вальди, когда меня остановили странные звуки. Это было похоже на то, как визжат обезьяны. Не приземлился же он в зоопарке? пришло мне в голову, несмотря на то, что это было совершенно бессмысленно. В иллюминаторе непроглядная тьма.
– Где мы приземлились, Фритц?
– Совсем рядом, – заверил он.
– Я хочу знать, где именно поблизости? Покажи мне место на карте.
Он охотно пошел со мной в контрольную рубку, где показывалась небольшая подвижная карта континентов и морей. Он нарисовал на карте круг и сказал: «Мы находимся здесь».
Сначала я подумал об ошибке, но пронзительный визг снаружи подтверждал точность его показаний. Транспорт опустился на Рио Тапайо, приток Амазонки. Мы находились в Южной Америке, посреди джунглей.
Я озлобленно закричал на него: «И ты называешь это совсем рядом? Какие у тебя представления о расстоянии, ты балда! Или прикажешь мне перебежать через океан?
– Это действительно недалеко, – уверял Фритцхен, – на космическом корабле ты через двадцать минут долетишь до дома.
– На чем я за двадцать минут доберусь до дома?
– На космическом корабле. Ты рассказывал отцу о том, что у вас есть космические корабли…
– Черт тебя побери, – простонал я, – Фритц, если я высажусь здесь, я буду либо умирать от голода, от жажды, либо буду приговорен к казни цивилизованными дикарями или попаду в тюрьму как шпион. У меня нет паспорта, нет туристической визы и ни единого песо. Но я понимаю, что ты не понимаешь, поэтому никаких разгогольств. Закрывай люк, вы должны снова доставить меня в Европу. На сей раз я сам найду место посадки!
Фритц не понял моей взволнованности, но он последовал моему требованию и отдал распоряжение на обратный полет. Было самое время, потому что первые солнечные лучи пробивались сквозь листву. Немного позже мы взмыли вверх и взяли курс на другое полушарие.
Когда мы снова двигались над Маник Майя, все еще было видно несколько огоньков. Мне было все равно. По линиям рек и заметным зданиям я убедился, что мы действительно находились над лугом, только тогда я разрешил посадку. Когда мы сели, я думал, что мы окружены туманом. Выяснилось, что это кружился вихрем снег. В Европе царила зима.
Снова открылся выход. Я не сдвинулся с места. В иллюминатор было видно дом Кармига. В его окнах еще горел свет. Я словно вернулся с того света. Дома, безвозвратно дома…
Вальди принюхивался и пищал словно мышь. Трап выехал, проныл Фритц позади меня. Взволнованный я похлопал его по стеклянному шлему. Его задание было выполнено. Память обо мне еще сохранилась в нем в цифрах и буквах.
– Итак, Фритц, я сейчас выйду. Не забудь, через семь дней вы снова сядете на этом месте. Потом мы вместе полетим обратно. Ясно?
Он кивнул стеклянным шлемом.
Я взял Вальди, осторожно спустился вниз по лестнице. Звонящий холод ударил мне в лицо. Поначалу я не почувствовал его, возбужденное волнение ускорило мой пульс. Под моими ногами хрустел снег. Я сделал несколько неловких шагов. На окраине леса мерцали очертания дома. Маник Майя – здесь все начиналось… Я поставил Вальди на пол. Он с визгом побежал по чудесному белому снегу, прыгал вокруг меня словно испуганный заяц. Я бы с удовольствием последовал его примеру. Вход закрылся, трап втянулся внутрь. Фритц и его попутчики торопились со взлетом.
Я отошел, взял на бегу пригоршню снега, слепил из него снежок.
– Беги, Вальди, принеси его!
Он побежал за снежком.
Когда я повернулся, до меня донеслось жужжание. Транспорт взлетал словно толстый паук. Телескопические подножки втянулись внутрь. Темнота поглотила диск. Я ожидал, хотел видеть, когда его осветит Солнце и он вспыхнет как звезда. Прошла минута, затем посланник Ме вспыхнул в западной части неба. С небольшой скоростью он двигался к горизонту.
Вальди перебесился. Дрожа, он подполз к моим ногам. Я достал переговорное устройство из кармана куртки, выставил указатели. Великий момент настал.
