Текст книги "Мир приключений 1959 г. №5"

Автор книги: Георгий Мартынов

Соавторы: Игорь Росоховатский,Эмиль Офин,Г. Капица,Г. Матвеев,Николай Яковлев,А. Шмульян,В. Домбровский,Екатерина Андреева,Р. Бархударян,Ф. Зубарев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 40 (всего у книги 47 страниц)

– Зачем мне бамбук? Я два часа на воде держусь… Пустите.

– Отпусти его; надоел он со своими просьбами, – вставил Паоло и при этом напомнил рассказ силача о том, как, спасаясь от встрепки грозного деда, Кончеро заплывал на середину озера и держался там по нескольку часов подряд, пока старый Педро не упрашивал его выйти. – Кроме того, ты нам не дал Луиджи.

– Он плохо плавает и останется пока в резерве, – ответил Реаль.

– Отдай Кончеро, он пригодится там, а здесь будет лишь бродить да вздыхать.

– Выдержит ли «воздушная переправа»? Ведь он весит больше всех? – критически оглядывая огромную фигуру Кончеро, высказал свое сомнение Реаль.

– Во мне никакого веса! – поспешил уверить силач. – Меня, бывало, дедушка Педро за волосы к потолку поднимал. Какой там вес? Я легкий.

– Ты, Кончеро, самый упрямый человек на свете, – улыбнулся Хосе. – Ладно, отправляйся, если Мануэль не раздумал взять тебя с собой.

Вне себя от радости, силач начал поторапливать Паоло: он опасался, как бы товарищи не уплыли без них.

Паоло сбросил размокшую «полосатку» и остался в одних трусах.

– Одежда каторжника больше мне не понадобится, – сказал он. – Не забудьте разобрать нашу «Карусель».

– Не беспокойся, сделаем, но только после вашего сигнала с Бородавки, – пообещал Реаль.

* * *

Хосе долго стоял у проволоки электропояса. Отсюда ему удобнее было наблюдать за проливом. Наконец он заметил почти сливавшиеся с темнотой девять полураздетых фигур. Они шли по самой кромке берега, неся на плечах легкие вязанки из сухого бамбука, которые должны были помочь им держаться на воде.

Десантники остановились за оградой, почти напротив Реаля. Один из них жестом указал направление. «Это Наварро», – догадался Хосе.

Он рассмотрел, как летчик первым бесстрашно бросился в высокие, вихрящиеся волны. За ним во тьме залива исчезали и другие. Даже в луче прожектора, скользнувшем по заливу, не видно было их голов.

– Доплывут, – уверил себя Реаль и вернулся в рощу панданусов.

Глава пятнадцатая

НОЧЬ НА БОРОДАВКЕ

– Стой, не волочи… здесь камни острые! – устало произнес Наварро.

Вместе с Кончеро они вынесли на берег опутанного морскими водорослями Мануэля, уложили его на широкий плоский камень и сели отдохнуть сами.

– У меня в глазах все крутится в разные стороны, – сказал Кончеро. Его мутило; силач порядком наглотался горько-соленой воды, никак не мог опомниться от качки на волнах. Но летчик был беспощаден, он не позволил долго отдыхать.

– Вставай!.. Иди на помощь другим.

Кончеро поднялся и, пошатываясь, направился к высоким волнам, разбивавшимся о прибрежные камни. Путь через бурный пролив оказался гораздо труднее, чем они предполагали.

Шторм заметно ослабевал, но нависшие тучи продолжали поливать волны и скалы теплым дождем.

В самые трудные минуты Наварро пришлось плыть, поддерживая на себе Мануэля. В каких-нибудь полутораста метрах от берега судорога свела руку командиру десанта. Хорошо, что подоспел Кончеро, иначе не хватило бы сил вытащить Мануэля на сушу.

Видя, что Мануэль уже приходит в себя, Наварро пошел разыскивать товарищей. На отмели он встретил Кончеро, тащившего на себе обессиленных Чезаре и Жана.

Вблизи Бородавки высокие откатные волны разметали пловцов. Изнемогающий Паоло никак не мог добраться до берега: бешеная вода то бросала его к нависшим скалам, то тянула назад, в море. Наварро, найдя опору, удачно схватил его за отросшие длинные волосы и вытянул на прибрежные камни. Таким же приемом он извлек из волн и Паблито. Даже теряя сознание, неразлучные друзья были рядом.

Подбежавший Кончеро горестно сообщил:

– Чезаре не дышит и шевелиться не хочет.

– Сделай ему искусственное дыхание, – предложил Наварро и вновь поспешил в клокочущий вихрь пены и брызг.

«Делай искусственное дыхание, но как? Главного-то и не сказал! – огорчился Кончеро и, спотыкаясь, пошел к неподвижному лесорубу. Он понимал, что нужно какое-то вмешательство. Но какое? – Не дышит, – значит, в нем воды много. Надо вылить ее, авось легче станет», – решил силач и приступил к оживлению Чезаре.

Взвалив большое обвисшее тело себе на спину, он принялся раскачивать его, держа головой вниз. Скоро из носа и рта Чезаре хлынула вода и он зашевелился. Силач удвоил усилия, продолжая трясти и раскачивать товарища с таким усердием, что мертвый наверное бы проснулся.

– Ох, и здорово я придумал! – радовался он.

Отлежавшись на берегу, Мануэль открыл глаза. Ему вспомнилось все, что еще недавно пережили. Сначала они плыли в открытый океан, иначе сильное течение пронесло бы десантников мимо Бородавки. Расчет опытного Наварро оказался правильным. Летчик все время держался рядом с Мануэлем, подбадривал всех. Он успел помочь Чезаре перетянуть распустившийся бамбуковый круг.

Наконец они повернули к Бородавке, пересекая стремительное течение. Внезапно из тьмы, обдавая терпким запахом йодистых водорослей и смолы, возникло нечто черное, бесформенное. Летчик рванул Мануэля за плечо в сторону. Это спасло командира десантников от столкновения с забредшими в пролив обломками судна, плывущими по течению. Но радист Гвидо Фернандес не успел уклониться, его ударило обломками мачты. Он коротко вскрикнули исчез. Краем зацепило и Наварро, но Мануэль остался невредимым. «Вот она, непредвиденная опасность!» – вспомнил он последние напутственные слова Реаля.

Кончеро опустил Чезаре на песок; тот глубоко вздохнул и зашевелился. Силач удовлетворенно перевел дух и, заметив рядом распростертого француза, сказал:

– А теперь примусь за Жана. Где у него тут ноги?

Француз, видевший, что делал силач с Чезаре, поспешил отползти в сторону.

– Не надо, дружище! Сам оживу, – сказал он.

Наварро принес на спине безжизненное тело Ренни.

– Пришлось дважды нырять, – сказал он. – Едва вытянул. Посмотрите, – что с ним?

Паоло и Паблито начали приводить в чувство Ренни. Жан им помогал.

– Да ты не краба ли проглотил? – по привычке балагурил француз. – Хоть глазом мигни… больше никаких сигналов не надо.

Рении вскоре очнулся, но он настолько ослабел, что не мог даже поднять головы.

– Один Фернандес не доплыл, – сказал со вздохом Мануэль.

Все опустили головы, вспоминая, каким добрым и бесстрашным парнем был радист.

Шторм заметно стихал. «Этак и дождь скоро прекратится», – подумал Мануэль. Наступало время решительных действий. В трех сотнях метров от прибрежной скалы, под которой расположились десант-пики, в окнах комендатуры светились огни. Там, на скалистой террасе, в каменном доме жили стражники во главе с африканским капитаном.

– Друзья, – сказал командир десантной группы. – Нас всего восемь человек… Путь через пролив был нелегок, но самое трудное – впереди. В нашем распоряжении ливень, темная ночь и неожиданность. Предстоит сначала овладеть комендатурой: там не подозревают о нашем прибытии. Это и есть тот удар с тыла, о котором говорил Хосе. Я отправлюсь на разведку. Паоло, ты остаешься за командира.

– Возьмите меня с собой, – предложил Чезаре и с готовностью поднялся. Но Мануэль остановил его.

– Нет, – сказал он. – Со мной отправится наша ночная кошка – Кончеро. Понадобится его сила. Не напрасно же он напросился в десант. Пусть поработает за троих. Остальным – отдыхать, набираться сил и терпеливо ждать сигнала…

Для Лилового воскресенье закончилось неудачно: от капрала он получил предписание немедля явиться в распоряжение капитана Томазо. Ночное дежурство на Бородавке, где свирепствовал Африканский капитан, не предвещало ничего доброго.

Допив остатки виски и попросив у «Тосиньо» вылить на голову ведро воды, Лиловый переоделся, причесался и на катере отбыл на Бородавку.

Явившись к капитану, который уставился на него налитыми кровью глазами, он так лихо отрапортовал о своем прибытии, что зазвенел стаканчик, надетый на горлышко бутылки.

Похвалив Лилового за выправку, Томазо назначил его в ночное дежурство возле комендатуры, предусмотренное инструкцией, но совершенно никчемное, по мнению стражников.

С двумя грачатами и парабеллумом на поясе, автоматом на шее, одетый в непромокаемую накидку с капюшоном, Лиловый мрачно расхаживал по площадке у зачехленной пулеметной установки. «Эх, жаль, не захватил бутылочку с собой. Кто бы здесь заметил? В такую погоду ни одна собака не выйдет!»

Вода лилась сверху и хлюпала под ногами. Прибой грохотал внизу. Кругом – темнота, изредка озаряемая коротким и туманным лучом прожектора. Невеселые думы одолевали Лилового.

«Дернуло же меня подписать контракт в Южную Америку; никто бы и дома не тронул. Живут же другие…»

Три года подряд ефрейтор зондер-команды Генрих Лютце жег селения, вешал и расстреливал мирных жителей. Потом пришлось убегать от партизан и от наступавших танкистов. В конце войны, чтобы не попасть в плен советским войскам, он сдался американцам. Те загнали его в концентрационный лагерь.

Через некоторое время стали появляться списки военных преступников. Многих немцев отправили в те места, где они зверствовали. Ефрейтор Лютце во сне видел, как его ведут от одного выгоревшего селения к другому, как протягиваются костлявые руки убитых им женщин и мужчин. Всюду качаются петли из толстых веревок. Просыпаясь в холодном поту, он замечал, что и соседям не спится. Многие из них сидели нахохлившись и от малейшего стука со страхом смотрели на дверь барака. Спасение пришло неожиданно: появился вербовщик, подсунул бланк, на котором надо было расписаться, петля больше не угрожала.

Скорее туда, к пальмам, прелестным сеньоритам и всему тому, что он видел когда-то в кино! Но не все так вышло, как хотелось. Ефрейтор сначала попал на работы в топкие болота и кормил москитов своей кровью, потом по новому, более выгодному контракту выехал на этот остров. И здесь выяснилось: пальм, виски и соленой морской воды – сколько угодно, но никаких сеньорит! Вокруг смерть, каторжники и тоска.

Часовой ожесточенно выругался и сплюнул. Во рту у него пересохло. «Эх, идиот! Кто же в такую погоду на посту без фляги!» Неужели он и в самом деле не расстанется с этим чертовым островом? Ведь сейчас и в Германии нашлось бы хорошее местечко!

Ефрейтору показалось, будто за спиной что-то зашуршало. Он медленно и нехотя повернулся. И в этот момент словно на него обрушилось небо. От удара по голове в глазах Лилового сверкнула молния, земля закачалась… и свет прожектора померк.

Мануэль повернул сбитого с ног часового и, убедившись, что стражник не дышит, снял с него автомат и, отстегнув кобуру, вытащил парабеллум. Впервые за эти годы его рука вновь ощущала холодную сталь оружия. Кончеро, сняв с ефрейтора плащ, сапоги и одежду, столкнул Лилового с площадки в море.

Вдвоем с Мануэлем они приблизились к кирпичному одноэтажному зданию, стоявшему на высоком фундаменте. Свет горел лишь в дежурном помещении. Окно было высоко.

Кончеро ткнул Мануэля в бок, согнулся и прижался к стене под окном. Поняв это безмолвное приглашение, Мануэль не мешкая вскарабкался на широкую спину силача и прильнул к стеклу.

Несколько минут он разглядывал помещение, откуда доносился рыкающий голос Томазо. Капитан муштровал ночную смену караула.

Шестеро десантников, тесно прижавшись друг к другу, всматривались в темноту и прислушивались. Колеблющийся луч прожектора скользнул по скале, под которой они притаились.

– Кто бы мог подумать, – произнес Ренни. – Оказывается, для спасения не нужно чудес… немного силы и смелости.

– Что же ты не сообщил о своем открытии раньше? – спросил Жан. – Мы бы уже давно гуляли на свободе. Но тебе все же следовало бы летчика поблагодарить. Если бы не Наварро, лакомились бы тобой акулы.

Вскоре из темноты появился Мануэль; он был в мундире, брюках и сапогах стражника. За ним следовал Кончеро в длинном плаще, развевавшемся на нем, как парус.

– Все идет по плану, – сообщил Мануэль. – Часовой уже пошел на дно. Это был Лиловый.

– Туда ему и дорога!

– Кто умеет обращаться с такой штукой? – спросил Мануэль подняв автомат.

Оказалось, что из десантников только Наварро знаком с современным автоматическим оружием. Вновь появившийся луч прожектора дал ему возможность разглядеть автомат.

– Системы Томпсона, – определил Рамон. – Известная машинка.

Показав, как автомат действует, он отдал его Мануэлю. Командир десантного отряда, переглянувшись с товарищами и поняв без слов, вернул оружие летчику.

– Вручаем тебе. Применять будешь только в случае провала, – предупредил он. – Первый же выстрел всполошит охранников и погубит наши замыслы.

Паоло и Паблито получили по гранате. Кончеро, к своему огорчению, лишился кинжала, который успел нацепить себе на пояс. По приказанию Мануэля им вооружили Жана.

– Зачем тебе этот ножик? Твой кулак почище кувалды сработает, – попытался утешить его француз. – Только По своим не угоди. Сначала посмотри, – потом бей, а не наоборот!

Мануэль, рассказав товарищам о том, что ему удалось увидеть в комендатуре, напомнил:

– Пирамида с оружием стоит слева, почти у двери. Не спят только шесть человек караула и капитан. Пока мы с Наварро держим их под прицелом, быстрей вооружайтесь. Ну, пошли!

Горсточка смельчаков вышла из-под скалы и двинулась туда, где светилось окно комендатуры.

Глава шестнадцатая

ПРЕДАТЕЛЬ

– Эх вы, верблюды одногорбые! Грустно смотреть на ваши рожи, – выговаривал Томазо, с печалью уставившись на примолкшую шеренгу стражников. – Людей я из вас, конечно, не сделаю, но начальство уважать научу.

Над большим столом, за которым сидел Томазо, чернел репродуктор, присоединенный к телефону. Не желая утруждать себя, капитан выслушивал телефонные рапорты подчиненных из репродуктора, отвечая в стоявший перед ним микрофон. Слева у входа виднелись винтовки разнообразных систем, лежали автоматы и ручные пулеметы.

Напротив входа находились две двери – одна в спальню, другая – в кабинет капитана. Благодаря этому вся жизнь стражников протекала на глазах Томазо и они испытывали на себе все изменения настроений капитана.

Шеренга из шести стражников облегченно вздохнула, видя, что капитан, наконец, потянулся к бутылке с ромом. Наполнив рюмку, Томазо произнес:

– Я ли не забочусь о вас, бездельники, а вы до сих пор не научились приветствовать майора Чинча. Кто из вас утром не козырнул ему? Молчите? Нет виновных? Ух, противные морды, смотреть на вас не могу! Шеренга… Кру-у-гом! Шагом марш! Пока в стену носом не уткнетесь.

Выпив ром, капитан крякнул и вновь стал поучать подчиненных:

– Я вижу, зажирели; не только бегать, – стоять разучились! Я за вас возмусь! У меня будете шелковыми. Вся прежняя служба раем покажется…

Стражники стояли почти уткнувшись лбами в стену, когда дверь беззвучно отворилась. В комнате появился Мануэль с парабеллумом в руке. Следом за ним вошел Наварро; он направил автомат на шеренгу и скомандовал:

– Руки вверх! Не оборачиваться, стреляю без предупреждения.

Стражники, ничего не понимая, подняли руки, а пораженный Томазо с недоумением смотрел на пришельцев: не мерещится ли ему?

Мануэль шагнул к капитану и коротким движением ударил его по голове тяжелой рукояткой парабеллума. Пьяный офицер обмяк и как-то боком соскользнул со стула на пол.

– Всем лечь лицом вниз! – приказал Мануэль.

Стражники послушно выполнили его команду. Вбежавшие десантники мигом разобрали оружие с пирамиды.

Мануэль поспешил к двери, из которой доносилось сонное сопение и храп, и осторожно прикрыл ее. Его взгляд упал на крышку подвального люка в центре комнаты. Внизу был карцер. Многие знали его назначение. Наварро поднял крышку и, заглянув внутрь, сказал:

– Знакомый подвал, черт его побери! Здесь-то они меня и колотили. Кричи, взывай, – никто не услышит! Пусть теперь сами посидят в нем.

Стражников за ворот поднимал Кончеро. Паблито с Паоло обыскивали их, забирая револьверы, спички, ножи, зажигалки, затем передавали Жану и Чезаре, а те снимали мундиры и сталкивали пленников в подвал.

Через несколько минут все караульные очутились внизу, так и не разобрав, что произошло.

Теперь предстояло захватить спальню. С оружием в руках это было уже Не так сложно. Шестеро десантников Вошли в обширное помещение, освещенное тусклым светом… Пахло дешевым табаком, прелой кожей и отвратительным спиртным Перегаром… На койках, расставленных в два длинных ряда, спали стражники и надзиратели. Один из них, скрипя зубами, что-то бормотал во сне.

– Эй ты, вставай! – толкнул его в бок Мануэль.

– Отстань, свинячья шкура! – выругался охранник и, повернувшись на другой бок, засопел.

– Дайте-ка мне, – тихо проговорил Кончеро.

Он сгреб не просыпавшегося стражника в охапку, донес его до распахнутого люка и, как на салазках, спустил по лестнице. А за ним таким же образом принялся сплавлять и других обитателей спальни. Чезаре, обладавший значительной силой, помогал ему. Остальные, с автоматами наготове, следили за спящими.

Когда несколько стражников проснулись от шума, то уже поздно было думать о сопротивлении. Грозные лица десантников и дула автоматов объяснили им все без слов. Трясущимися руками стражники стали натягивать на себя брюки, опасливо косясь на каторжников.

Один из них не выдержал и, с самым умильным выражением на лице, предупредил Паоло о чрезвычайно легком спуске гашетки автомата. Волей случая его собственное оружие было сейчас направлено на него же.

Другой, сообразив, в чем дело, заботливо прихватил с собой недопитую бутылку виски и подушку.

Старший надзиратель, подойдя к люку, хотел было запротестовать, но, увидел в подвале капитана Томазо, опустил голову и покорно спустился вниз. Остальные были послушны так же, как начальство.

Наварро и Паоло, осмотрев опустевшую спальню, заметили торчавшие из-под койки ноги в носках, с продранными пятками. Пинком подняв стражника, вздумавшего спрятаться, они прогнали его в подвал и захлопнули крышку люка. Замок механически защелкнулся. Без помощи сверху сидящие в карцере уже не могли выбраться.

Трудная операция была выполнена без выстрела. Это воодушевило десантников.

Поставив Паблито часовым, Мануэль приказал всем переодеться в одежду стражников.

Наварро заглянул в кабинет Томазо. Со стен на него смотрели холливудские кинозвезды и какие-то военные в форме иностранного легиона. Тут же висело фото расстрела связанных арабов. Летчик пристально вглядывался в людей в бурнусах, с презрением глядевших на карателей, направивших на них дула автоматов.

– Вот как умирают! – с уважением прошептал он.

Под большим простреленным зеркалом, между флаконов с одеколоном, пистолетных патронов и бритвенных принадлежностей, стояла солидная бутыль с ромом. Наварро сперва понюхал, а затем, отведав ее содержимое, прищелкнул языком.

– Ямайский ром! – определил он. – Чудесное питье. Я думал, что и попробовать больше не доведется.

В шкафу он обнаружил белье и крахмальные воротнички, а в соседнем отделении висела капитанская парадная форма.

– Пожалуй, она мне подойдет, – решил Наварро.

Он нарядился, как военный щеголь, и закурил сигарету.

Остальные также переодевались в захваченную одежду. Мануэль надел мундир Томазо, висевший на спинке кресла, и направился во внутренние помещения комендатуры. Навстречу ему вышел франтоватый офицер с дымящейся сигаретой в зубах. Выхватив пистолет, Мануэль прицелился в в него. Офицер выронил сигарету и крикнул:

– Не стреляй, Мануэль! Какого черта! Это же я.

– Руки вверх или душа вон! – одновременно раздался позади грозный голос Жана.

Наварро поднял вверх руки вместе с бутылью.

Узнав летчика, Мануэль опустил странно потяжелевший пистолет и перевел дыхание, а Жан тут же крикнул:

– Чего же ты поливаешь меня! Опусти бутыль, говорю!

– Приказ есть приказ, особенно когда он подтвержден пистолетом, – ответил Рамон, опуская руки. Увидев на полу лужицу вина, летчик расстроился: – Думал, парни согреются после проплыва, а оно теперь вот где. Твоя доля, Жан, вся здесь.

Собравшись вместе, десантники с трудом узнавали друг друга. У Кончеро был вид обиженного неудачника. Мундир не сходился на его груди, а брюки треснули по шву.

– Все перемерил, ничего нет подходящего, – жаловался он.

Наварро присел за стол и, раскрыв папку со списками личного состава, сказал:

– Ничего, оденем парня без всякой примерки. Так… Вес у тебя какой? Был сто шесть килограммов? Сейчас, значит, не более девяноста. Рост сто восемьдесят семь? А ну, вызвать сюда старшего надзирателя Тумбейроса. Он понадобится и Мануэлю.

Жан поднял крышку люка и крикнул:

– Старший надзиратель, на носках!

– Чего изволите? – высунув круглую физиономию, с подобострастным видом спросил Тумбейрос.

– Принесите сюда вашу парадную форму! – приказал летчик.

Сопровождаемый Паоло надзиратель прошел в кладовую за спальней и вынес разглаженный мундир с брюками. Силач натянул объемистые брюки Тумбейроса и сразу же заулыбался.

– Что ты скажешь, в самый раз! – восхищался он.

Неожиданно очнулся Томазо. Он поднялся по лесенке, держась за голову и заметив, что старший надзиратель стоит в одной ночной рубашке, по привычке рявкнул:

– Почему без штанов? В карцер захотелось? Помогите подняться!

Мануэль распорядился столкнуть ничего не соображавшего капитана вниз и взялся допрашивать надзирателя. Тот на все вопросы не отвечал и только хлопал глазами. Пришлось припугнуть:

– Утопим, если не заговоришь.

Трясясь мелкой дрожью, Тумбейрос, наконец, заговорил:

 – И…и…я… з-заикаюсь. И…и… н-не соберусь с мыслями. Ночью сюда никто не является. Распоряжения поступают к ужину, а сейчас уже десять часов. Господин майор и медик живут на той стороне утеса. В клубе отдыхают стражники, прибывшие вечером на судне. Что еще изволите?

– Кто может позвонить сюда? – осведомился Наварро, взглянув на черный рупор на стене.

– Никто! Кто же осмелится беспокоить капитана Томазо по пустякам?

– Как отвечаете на вызов?

– «Пост номер два слушает». Очень прошу снисхождения, пощадите меня, господин начальник. Детки у меня… они еще маленькие, не оставьте сироток.

– Вот ради детишек, пожалуй, и следует тебя утопить – с самым серьезным видом сказал Жан.

– Ох, господа, пощады! Я буду верно служить вам, – упав на колени, принялся канючить Тумбейрос.

Его подняли и потащили в подвал. Но стоило открыть крышку люка, как снизу послышался хриплый голос Томазо:

– Послушайте, как вас там, черти, дьяволы! Почему меня посадили вместе с солдатами? Не положено. Немедля переведите в другое помещение, – требовал капитан – Нарушаете международные законы о содержании военнопленных. Я жаловаться буду!

– А-а, сразу о законах заговорил! Жалуйся старшему надзирателю, – сказал Жан. Подтолкнув вниз Тумбейроса, он закрыл за ним крышку люка.

Десантники стали распихивать по карманам патроны и запасные обоймы к автоматам. Лишь Кончеро, действуя вместо ложки двумя пальцами, молча трудился над раскрытой банкой консервов, с наслаждением уплетая холодные бобы с мясом.

Мануэль вышел на улицу. Внизу, где светился фонарь, у пирса покачивались два морских катера. Они, казалось, только ждали властной руки рулевого, чтобы ринуться в океанскую даль. Никого из команды на катерах не было. Мануэль разыскивал в рубке аккумуляторный фонарь. Он сошел с ним на пирс, повернулся в сторону острова Панданго и трижды включил свет. Это был условный знак – теперь Хосе знал, что комендатура захвачена.

«Что происходит там? – подумал Мануэль, всматриваясь в темноту. – Видимо, от радости обнимаются, поздравляют друг друга. Но не рано ли?»

Он вернулся в комендатуру. Ренни откуда-то притащил вторую бутыль вина и стал разливать по кружкам.

– За долгожданную свободу, друзья! – торжественно сказал он. – За удачу!

Внезапно резко прозвучал продолжительный звонок. Десантники растерянно переглянулись. Звякнула выпавшая из рук Ренни кружка, ром разлился по полу.

– Что обозначает этот звонок? – не понимал Мануэль и жестом приказал Району, стоявшему ближе всех к телефону, снять трубку.

– Пост номер два слушает! – ровным голосом сказал летчик.

– Говорит пост номер один! Капрал Варош просит капитана весьма срочно! – зарокотал репродуктор на стене.

– Спокойнее, капрал, спокойнее, – начальственным тоном ответил Наварро. Капитану Томазо некогда… Он занят!

– Чрезвычайное происшествие! – настаивал Варош.

Из репродуктора слышалось его прерывистое дыхание.

– Тогда передайте донесение адъютанту полковника Луиса. Он сейчас подойдет к телефону. Извольте трубочку, сеньор адъютант! – проговорил Наварро, обернувшись к Мануэлю. Тот, благодаря выдержке летчика, успел опомниться и, взяв трубку-микрофон, недовольным голосом спросил:

 – Ну, что там у вас, капрал?

– Важное сообщение! Потому я решил потревожить капитана. Сейчас к электропоясу явился каторжник. Он вызвал меня по секретному телефону и назвал пароль. Это разведчик С-122. Ввиду чрезвычайности, я открыл проход и пропустил. Агент утверждает, что сегодня ночью или утром намечен побег. Он настаивает на личном докладе майору Чинчу.

Мануэль взглянул на десантников. Ближе всех находился Жан, устремивший напряженный взгляд на репродуктор; рядом с ним стояли, обеспокоенно прислушиваясь, Паоло и Паблито. Кончеро недоумевающе переводил взгляд от рупора на товарищей, ничего не понимая.

Неожиданное спокойствие овладело и Мануэлем; он произнес твердым голосом:

– Что за чепуха, капрал! С Панданго побег невозможен. Надеюсь, что вам это известно?

– Так точно! Но разведчик утверждает…

– Где этот разведчик?

– Согласно инструкции, посажен в камеру. Никто не видел в лицо, даже часовой. Как прикажете действовать дальше?

– До нашего приезда ничего не предпринимать! Боюсь, что полковник не похвалит за такой вздор. Разведчик, видимо, решил выслужиться, а вы и уши развесили. Ждите меня! Через час мы выясним все на месте.

– Господин адъютант, прошу извинить, но я поступаю по инструкции, – оправдывался капрал, смущенно покашливая.

– Понимаю. Благодарю за службу, капрал Варош! – ответил Мануэль и, выключив микрофон, взглянул на притихших товарищей.

Сообщение Вароша смутило десантников. По первому впечатлению казалось, что план Реаля рушится, что стражники первого поста подняты по тревоге.

Ренни отшвырнул ногой кружку и сказал:

– Ясно, на Панданго среди нас был предатель; он предупредил оставшихся там стражников. А нас всего восемь человек! А что, если вся эта затея не только глупость, а кое-что похуже? Ваш Хосе изобретал спасательные поплавки из бамбука, но почему-то сам не поплыл на них. – Не получив ответа, Ренни продолжал с возрастающей уверенностью: – Нам, друзья, повезло; мы вырвались оттуда. Конечно, мы спасли бы и остальных, но вмешалось предательство. В нашем распоряжении ночь и катера. Оружие и консервы есть, не забыть бы захватить пресной воды. Нужно спасаться, пока не поздно.

– А как же товарищи? – недоумевая, спросил Чезаре.

– Теперь мы не в силах помочь им. Не погибать же и нам!

– Один все же нашелся! – с горечью сказал Мануэль. – Вот что делает страх… глупый, животный страх!

– Я не трус, но это разумный выход, – возразил Ренни, рассовывая по карманам консервы и галеты. – Вы не годитесь в командиры, раз не понимаете, в какое положение мы попали.

– Я думаю о спасении всех, – начал было Мануэль, но Ренни перебил его:

– Дешевка! Красивые слова. Я не хочу подчиняться краснобаям, когда своя шкура горит. Ты не учитываешь обстановки.

Паблито, переглянувшись с Паоло, сказал:

– Лучше погибнуть, чем бросить товарищей.

– Они скажут, что мы подлецы! – добавил Паоло.

Жан бросился к ящику и выхватил несколько гранат.

– Погибать – так по-настоящему! Веди нас, Мануэль, на катер. Будем брать Пан-данго силой! Ты говоришь, их там полсотни? Их останется много меньше, когда мы умрем. Эх, сюда бы креола Лескано, вместо этого труса! А ты запомни: умирают только раз, так сумей хоть это сделать по-человечески!

Настроение большинства было понятно Мануэлю, но он спросил:

 – А что думает Наварро?

Летчик сидел на патронном ящике, курил и щурился от дыма. Он был преображен офицерской формой и казался гостем в этой комнате.

– Я подчиняюсь приказаниям командира, – ответил Наварро. Пусть он и распоряжается. Мое дело – выполнять, а не рассуждать.

Ренни посмотрел на летчика с укором. Он знал, что Наварро не коммунист, и втайне рассчитывал на его помощь.

– Я спрашиваю потому, что в дальнейшем мне нужны только надежные люди, – пояснил Мануэль. – Пусть враги пронюхали, но мы ведь вооружены. Наша задача: во что бы то ни стало завладеть Бородавкой. Потом мы займемся островом Панданго. Таков план нашего штаба, вы отлично его знаете. То, что предлагает Ренни, вызвано растерянностью и страхом. Нам пока ничто не грозит. Мы продолжаем начатое. Спасение не в бегстве, а в соединении с ожидающими нас товарищами.

Ренни, поправив висевший на нем автомат, пододвинул мешок с консервами к выходу.

– У меня свой вариант, – сказал он. – Внизу стоят два катера. Я забираю один себе. Желающие могут оставаться и погибать по этическим соображениям. Это фанатизм; я предпочитаю жить!

– Напрасно Наварро вытянул тебя из воды, – глухо сказал Жан. – Снимай оружие и проваливай на свой катер!

– Спокойнее, французик! Я предвидел все, – ответил Ренни, водя стволом автомата. – Сидите на месте, пока не уйдет катер, иначе я не ручаюсь.

– Предусмотрительный, ничего не скажешь! – отметил Жан. – Ничего, может, еще где-нибудь встретимся.

– Выдержка, товарищи! Первый выстрел погубит все, – предупредил Мануэль. – Они вызовут по радио миноносцы, побег сорвется, и тогда…

– Что тогда? – наглея, спросил Ренни. Он понимал, что никто не рискнет выстрелить в него. – Повесят всех.

– Даже висеть с таким противно. Ты не трус, нет, ты – расчетливый негодяй! Бери второй катер, он нам не нужен. Мы останемся продолжать начатое. Труса можно понять и простить, но ты смеешь угрожать товарищам, спасшим тебя! – сказал Мануэль.

– Посмотрим, далеко ли ты уплывешь в одиночку, – добавил Жан. – Кланяйся от нас морским ежам!

Ренни на миг задумался. Представив все трудности плавания в океане, он взглянул на Района и развязно сказал:

– Когда приходит неудача, лозунги меняются. Правильно я говорю, летчик? Твое положение еще хуже, чем у них.

– Почему? – буркнул Наварро.

Ренни криво усмехнулся.

– Ты же не коммунист; тебе-то зачем рисковать? Идем со мной. Какие тут идеалы, когда смерть берет за глотку?

Наварро слегка покосился на его автомат и сказал:

– Всякое хорошее дело для меня под конец обязательно обернется какой-нибудь пакостью! А почему я вдруг так полюбился тебе?

– Пусть никто не упрекнет в неблагодарности. Ты все-таки вытянул меня из воды, а теперь я спасаю тебя. Вдобавок, ты и в моторах разбираешься.

– Вот для чего я понадобился, – усмехнулся Наварро.

– Им ты тоже был нужен не за красивые глаза, – цинично заметил Ренни. – Ты только попутчик! Идем-ка лучше на катер, пока не поздно.