Текст книги "Приключения, 1988"

Автор книги: Георгий Вайнер

Соавторы: Аркадий Вайнер,Аркадий Адамов,Юрий Герман,Леонид Словин,Павел Нилин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 37 (всего у книги 41 страниц)

В какой-то момент наши глаза встречаются. Дядя Осип ничего вокруг себя не замечает, он поглощен прощанием со второй десяткой.

Пройдя мимо нас, Давуд неожиданно останавливается и что-то громко, гортанно кричит, кого-то, очевидно, зовет. Никто почему-то на этот крик не обращает внимания: ни детишки за оградой, ни удаляющиеся женщины, и дядя Осип тоже. А через минуту к Давуду вдруг выбегает его помощник, который ехал с ним в машине, выбегает, кстати, совсем с другой стороны, чем я ожидал. И они начинают громко и оживленно что-то обсуждать на незнакомом мне языке. И тут я замечаю, как вся эта сценка необычайно естественно вписывается в окружающую обстановку.

Наконец дядя Осип заканчивает расчеты с Жуком, кряхтя, вскидывает на спину свой громадный мешок и необычайно бодро отправляется в путь. Не успевает он скрыться из виду, как вслед за ним устремляется сотрудник Давуда.

В это время из-за угла, откуда вышел Давуд, появляется Эдик. Он присоединяется ко мне, и мы отправляемся вслед за Давудом, на некотором расстоянии от него.

На ходу я бросаю Жуку:

– Жди здесь.

Мы следуем на некотором расстоянии от Давуда. Домиков поселка уже не видно вокруг, ограда из камней становится ниже, камни сложены уже кое-как, зато виден кустарник и высокая пожелтевшая трава.

Эдик идет рядом, и в глазах его я вижу возбуждение и любопытство. Конечно, ему непривычно, его «клиенты» – люди, как правило, степенные, деликатные.

Неожиданно Давуд исчезает. Впереди появляется его помощник. Его зовут Ахмет, как сообщил мне Эдик.

Путь наш продолжается, но только становится труднее. Мы сворачиваем куда-то в сторону и начинаем карабкаться по травянистому откосу, между огромными обломками скал, видимо, скатившимися откуда-то сверху в незапамятные времена.

Но вот, сделав нам условный знак рукой, исчезает с наших глаз Ахмет. Мы ждем, привалившись к каменной ограде. Давуд почему-то не появляется. Мы продолжаем стоять, сдерживая нетерпение. Эдик беспокойно оглядывается, все время порываясь идти дальше. Я придерживаю его рукой. Нервы напрягаются все больше. Я расстегиваю пальто, сую руку под пиджак и, нащупав знакомую плоскую кобуру под мышкой, слегка успокаиваюсь.

В этот момент где-то совсем близко неожиданно грохочет выстрел, и глухое эхо катится в горы. За первым выстрелом раздается второй, потом третий. Давуда по-прежнему не видно, Ахмета тоже.

И тогда мы спешим на выстрелы. Я рывком достаю пистолет и спускаю предохранитель. Эдик на ходу проделывает то же самое. Мы то карабкаемся между камней, то перебегаем от одного к другому.

Неожиданно я вижу впереди, возле большого камня, распростертую фигуру. Это Давуд. Он поднимает голову и манит нас к себе. Мы подползаем. Под нами гравий и жидкая грязь.

– Они вот там, – шепчет Давуд. – За той оградой. Там дом.

– Не уйдут?

– Ахмет держит ту сторону.

– Кто стрелял?

– Два раза Осип. В меня. Один раз кто-то другой. Наверное, в Ахмета. Тоже не попал. Ахмет сделал отмашку.

– Кто в доме, сколько человек, ничего не известно?

– Ничего. Откуда? – отвечает Давуд.

– Ограда вокруг дома?

– Да.

– Почему они стреляли?

– Нас заметили, конечно.

Я слегка высовываюсь из-за камня. Выстрела не следует. Я внимательно рассматриваю тянущуюся невдалеке стену из камней. Она довольно высокая, за ней ничего не видно, выглядывают только верхушки редких деревьев и близкий кустарник.

– Эдик, – говорю я. – Ты ползи в ту сторону вдоль стены, а я в эту. Найди в ограде щель какую-нибудь, рассмотри участок и дом, и вообще все, что удастся. А ты стереги их, Давуд.

– Стерегу, дорогой, стерегу. Давайте.

Мы с Эдиком расползаемся в разные стороны.

И вот я уже один. Плоские камин ограды уложены так плотно, что не видно ни щелки. Неужели она вся такая? А высунуться пока опасно. Ну а если все-таки попробовать?

Подобрав какую-то ветку, я цепляю на нее свою кепку и осторожно приподымаю над оградой. Ничего. Никто по кепке не стреляет. В чем дело? Значит, можно выглянуть? Но я сдерживаю себя. И продолжаю ползти вдоль стены, руками прощупывая влажные ее впадины и неровности.

И мне наконец везет. Между камнями неожиданно обнаруживается щель. Толстым концом ветки, которую я почему-то не выбросил, выковыриваю из щели песок, мелкие камушки и приникаю к ней глазами.

В неожиданной близости от себя я вижу дом, небольшой, бревенчатый, на высоком из камня сложенном фундаменте, с застекленной террасой. Возле дома ни дерева, ни кустика. Людей не видно. Ставни на всех трех окнах по фасаду распахнуты. Но сами окна закрыты и дверь на террасу тоже. Откуда же стреляли, да еще двое в две разные стороны сразу?

И я снова ползу по мокрой жухлой траве и ощупываю руками каждый выступ.

Интересно, какой у них план? Если рискнули открыть стрельбу, значит, решили раскрыть себя. А что дальше? Дождаться темноты и бежать? Ведь дядя Осип знает тут каждую тропку, и уйти от погони им будет нетрудно. Да, вполне вероятно, что план именно такой.

Я продолжаю ползти вдоль ограды, разглядывая каждый камень в ней. И вдруг что-то хлещет меня сверху. Я поднимаю голову. Через ограду свешиваются упругие ветки густого кустарника, ветки усыпаны жесткими глянцевыми листочками. Вот это уже другое дело. Я приподымаюсь и слегка раздвигаю ветви. Передо мной все тот же дом, но теперь я вижу его с другой стороны. И отсюда он дальше отстоит от меня. С этой стороны у него глухая стена, без единого окна. Странный какой-то дом. А вокруг ни одного дерева или куста. Незаметно приблизиться к дому невозможно.

Вероятнее всего, в доме сейчас трое: Шпринц, Ермаков и дядя Осип. Иначе о ком бы еще стал беспокоиться сейчас Гелий Станиславович. Ведь он сам, оказывается, привез дядю Осипа в мастерскую Хромого и там вручил ему какой-то сверток. Ну а сейчас стреляют, конечно, Ермаков и дядя Осип. Шпринц скорее умрет от страха, чем выстрелит. Как стреляет дядя Осип, я знаю. Хотя вот выстрелил же он два раза и не попал. А что, если... Нет, надо сначала встретиться с Эдиком и узнать, что обнаружил он.

Но не успеваю я вновь спрятаться за ограду, чтобы ползти дальше, как внезапно гремит выстрел. Я слышу невдалеке короткий, отчаянный вскрик и вижу дядю Осипа с ружьем в руке, он прыгает, чтобы скрыться за угол дома.

И я, не раздумывая уже, подхваченный какой-то жаркой волной, вскидываю пистолет и стреляю сквозь кусты...

Дядя Осип падает навзничь как подкошенный. Еще бы мне промахнуться на расстоянии в двадцать пять шагов. Он падает, и ружье, ударившись о землю, летит в сторону. Секунду я, застыв, остаюсь на месте. Ну кто там кинется к нему на помощь, кого еще?.. И кто кричал сейчас? Главное – кто кричал: Эдик, Давуд, Ахмет, кто? Надо бежать в ту сторону, откуда донесся крик, и надо стеречь Осипа. Вот он приподымает голову, прислушиваясь, и слабо шарит вокруг себя рукой, ищет ружье. Нет, обессилев, опять падает. Потом начинает медленно ползти к дому!

– Лежать! – зло кричу я. – Лежать, говорю! Ермаков, выходи!

И тут же кидаюсь вдоль забора на крик. Нет, нет, это уже не крик. Я слышу стон. Мучительный стон. Все ближе. И сердце мое вдруг на секунду тяжко замирает от ужаса. Это стонет Эдик, я же слышу! Так стонут, когда умирают, когда захлебываются в крови.

Я уже не ползу, я бегу, согнувшись, вдоль забора. И вдруг вижу, как навстречу мне бежит, тоже вдоль забора, какой-то человек. Это Давуд, у него какое-то страшное лицо, яростное, возбужденное, горестное...

А вот и Эдик. Мы почти одновременно подбегаем к нему с Давудом. Эдик, разметавшись, лежит на камнях. Пальто расстегнуто, пистолет выпал из рук. Глаза его закрыты, в лице ни кровинки. Белое лицо и черные, запекшиеся губы, из которых рвется булькающий, хриплый стон.

Я рывком приподымаюсь над оградой и вдруг вижу, что возле лежащего Осипа стоит, подняв руки вверх и оглядываясь по сторонам, Ермаков, как дрессированный медведь, такой же оскаленный, перепуганный и огромный.

– Зови Ахмета, – быстро говорю я Давуду. – Несите Эдика в машину и отправляйте ее в город, немедленно! А сам возвращайся. На грузовой машине этих повезешь. Быстро!

Давуд не успевает мне ответить, я одним махом перескакиваю через ограду и, держа в руке пистолет, приближаюсь к Ермакову. У него какой-то блуждающий, затравленный взгляд, его душит, прямо-таки сотрясает нервная икота. Жалкий, даже какой-то трагикомичный у него вид.

Я подхожу и, не отводя пистолета, громко кричу:

– Шпринц, выходите! Живо! Меня самого бьет нервный озноб.

Мельком я бросаю взгляд на Осипа, он скрючился на желтой траве, спрятав лицо и подобрав под себя ноги. Жив.

– Не стреляйте! – кричит появляющийся из-за угла дома Шпринц и, увидев Ермакова, тоже поспешно вскидывает вверх руки. – Ради бога, не стреляйте!.. Господи боже мой, какой ужас! – продолжает причитать он, не в силах оторвать глаз от лежащего на земле Осипа. – Какой ужас! К черту, к черту!.. Пропал!.. Это уже совершенный факт! Возьмите все документы... Я все скажу! Только не стреляйте!.. Не стреляйте!.. Я абсолютно все скажу... Я все знаю... Я вам пригожусь... Не стреляйте...

В этот момент Ермаков делает нетерпеливое движение, пытаясь опустить руки.

– Руки, – угрожающе говорю я.

И направляю на него пистолет. Меня вдруг охватывает жгучее, просто невыносимое желание выстрелить. И, видно, Ермаков уловил что-то в моем взгляде и вдруг стремительно, как подрубленный, рушится на колени, тяжко, натужно всхлипывая и преданно глядя мне в лицо, все еще боясь произнести хоть слово.

Зато Шпринц, захлебываясь, продолжает визгливо причитать, держа руки над головой и изнемогая от страха:

– Я все скажу... Я все знаю!.. Все, все!.. Меня нельзя убивать!.. – вдруг истерично кричит он.

Нервы его, очевидно, не выдерживают. Глаза расширяются, и он не в силах оторвать взгляда от неподвижно лежащего Осипа. Но перед глазами у меня встает вдруг бледное, перекошенное от боли лицо Эдика, его запекшиеся губы, я чувствую просто физическую боль в сердце.

И тут я вижу, как перепрыгивает через ограду Давуд. А за ним появляется Володька-Жук и еще какой-то человек.

Спустя несколько минут мы уже гуськом двигаемся вниз по крутой, каменистой улочке, туда, где нас ждет машина. Впереди идет Ермаков, руки у него связаны за спиной. За ним иду я. В кармане у меня пухлый сверток, который привез Осип. Там два паспорта, много денег и записка от Гелия с двумя адресами в двух разных городах. Давуд ведет Шпринца.

Вот и все. Мы свое дело сделали, мы, уголовный розыск. Теперь предстоит до конца распутать паутину, которую соткал Гелий Ермаков, хитро соткал, втянув много разных людей. Расследованием его преступлений займутся наши коллеги из службы БХСС. Это сложное и особое дело, тут я не специалист.

ЛЕОНИД СЛОВИН
ПОДСТАВНОЕ ЛИЦО
Повесть

1

– Двести первый! Срочно позвоните дежурному! – проснулась скрытая под курткой рация. – Прием...

«Что-то произошло... – понял Денисов. – Антон не решается объявить по рации».

Электронное табло на стеклянном кубе нового здания показывало: «04.15». К утру мороз усилился. Высвеченный пронзительным неживым светом перрон казался безлюдным: несколько отъезжающих, носильщики.

Денисов зашел в справочную. Верхний свет не горел. За столом дремала женщина.

– Мне надо позвонить.

– Звоните, – кивнула она на телефон.

В отделе трубку поднял Сабодаш, Денисов догадался по секундной паузе, после которой Антон назвал себя:

– Дежурный по отделу капитан Сабодаш...

Продолжительность пауз была всегда одинаковой.

– Денисов. Слушаю.

– Тревожный сигнал. Не знаю, с чего начать... – Было хорошо слышно, будто оба они находились в одном помещении.

– Что случилось?

– Из камеры хранения пропала переписка.

– Письма?!

– Три десятка страниц, не предназначенных для посторонних глаз...

– Какая камера хранения?

– Автоматическая.

– Бывает: положили не в ту ячейку.

– Все сложнее. За письмами охотились...

Готовилась к отправлению электричка. Насквозь промерзшая – всю ночь простояла у платформы. Хрупкая наледь блестела на вагонах черными косыми полосами.

– Когда это случилось?

– Ночью. До трех пятидесяти.

– А заявитель...

– Это женщина.

Денисов подумал.

– Замужняя?

– Да.

– А адресат? Не муж?

– Не муж. Тоже семейный. Сейчас его нет в Москве. Но дело не в нем. Ревность! Муж заявительницы год назад уже покушался на ее жизнь...

Пока Денисов думал, как поступить, Антон охарактеризовал обстоятельства, какими они ему представлялись:

– Распадающаяся, по существу, мертвая семья. Последствия могут быть страшные...

– А уголовное дело в отношении мужа? По поводу покушения.

– Прекратили. Она взяла назад заявление. Эти письма... Это как джинна выпустить из бутылки...

– Муж мог сегодня за ней следить?

– Нет. Он тоже в отъезде, вернется сегодня к вечеру. Она уверена, что письма выкрали, чтобы передать ему.

– Женщина сейчас у тебя?

– Поехала к матери. Пытается что-нибудь предпринять... – Антон продолжал что-то говорить.

«Несчастье», – уловил Денисов, и слово это, произнесенное раздельно: «не счастье», – обнажило скрытый, но четко определенный смысл: «Нет счастья!»

Электричка за окном наконец двинулась, с места набрала скорость. Снежные буранчики побежали по вагонным крышам.

Выйдя из справочной, Денисов поднял воротник куртки, прямиком, через перрон, направился к центральному зданию. Еще одна электричка на соседнем пути, такая же промерзшая и пустая, словно согревая себя, прерывисто и часто застучала компрессорами.

Еще издалека Денисов увидел Сабодаша.

Антон возвышался в глубине отсека, в узком лабиринте металлических ячеек. Он был без шинели, в тесноватом кителе, туго натянутом на бедрах. Заметив Денисова, он быстро пошел навстречу.

– До вчерашнего дня переписка хранилась у брата заявительницы. Он живет в Соколовой Пустыни. Вчера вечером по ее просьбе Николай – так его зовут – привез письма на вокзал.

– Зачем?

– Вдруг испугалась, что их у него выкрадут. Она сама тебе все объяснит. Говоря коротко: ей было бы спокойнее, если бы она узнала, что письма уничтожены.

«А вместо этого положила переписку в ячейку», – подумал Денисов.

В одном из отсеков раздался пронзительный зуммер: дежурная по камере хранения помогала открыть ячейку кому-то из пассажиров, забывшему или перепутавшему шифр.

– А все-таки? – спросил Денисов. – Что тебе известно?

– Работают вместе, в одном НИИ. Она – младший научный сотрудник... – Они шли вдоль длинной вереницы автоматов. – Химик или физик. Адресат – тоже научный работник. Сейчас он в командировке, – Антон огладил китель на груди. – Нам сюда!

– А ее муж? – спросил Денисов. – Он работает в том же институте?

– Кажется, в другом. Не знаю. Мы разговаривали минуты четыре. Не больше. Сейчас она будет здесь.

– Переписка лежала в ячейке вместе с другими вещами? Может, охотились за чемоданом, а бумаги прихватили заодно?

– В ячейке находились только письма. В конверте.

– Адрес на конверте был?

– Там поздравительные открытки к праздникам, телеграммы... Это здесь.

Окрашенные в стальной цвет, безликие ящики с трехзначными номерами тянулись в глубь лабиринта.

– Все преступления безнравственны, я считаю... – Антон помолчал, обдумывая мысль. Историк по образованию, он так и не стал бесстрастным знатоком права. – Но шантаж, по-моему, одно из наиболее отвратительных! Кто-то держит сейчас переписку в своих руках, думает, как выгоднее ее использовать...

Зуммер в соседнем отсеке прекратился. Дежурная по камере хранения, молодая рыхлая женщина в очках, прошла мимо, на ходу поздоровалась с Денисовым.

– Утром я тоже останусь. Поработаем. Мы просто обязаны...

– Там будет видно.

Злополучная ячейка оказалась недалеко от угла, в последнем ряду.

– Кто набирал шифр? Заявительница? Или Николай?

– Николай, кажется. Дал ей посмотреть шифр и захлопнул дверцу.

– Что они делали дальше?

– Зашли в ресторан. В три пятьдесят он пошел к электричке, а она – в камеру хранения.

– Николай куда-нибудь отходил в течение ночи?

– Несколько раз...

Где-то рядом снова раздался зуммер. Дежурная приближалась с другой стороны отсека.

Не дождавшись конца фразы, Денисов закончил сам:

– Потому, обнаружив пропажу, заявительница побежала к электричке. Решила, что Николай передумал и увозит переписку назад, в Соколову Пустынь.

– Сложность заключалась в том, что ни брат Сергея, Николай, ни я не знали друг друга...

Женщина на секунду взглядом соединила вместе обоих находившихся в комнате сотрудников милиции. Сабодаш за столом делал для себя короткие записи. Денисов молча слушал.

– Я посылала письма в Соколову Пустынь, когда бывала в отпуске или в командировке. Сергей часто навещал брата, и мы договорились, что удобнее и надежнее будет писать туда. Но мы с Николаем никогда не встречались. Так что со своей просьбой я ему свалилась как снег на голову. – Она через силу улыбнулась. – Здесь у вас зябко? Или мне кажется?

В кабинете уголовного розыска к утру действительно становилось прохладно. Денисов нагнулся, включил обогреватель.

– Минут через десять будет теплее.

– Спасибо!

– Не стоит, – ободрил Антон. – Рассказывайте подробно. Не опускайте никаких деталей.

Денисов изучал гостью. На вид ей было не более двадцати пяти. Резкие линии лица, узкие губы. Глаза казались глубоко запавшими. Короткие волосы, челка падала на лоб. Руки, длинные, с тонкими пальцами, все время теребили ремешок сумки.

«Одета со вкусом, – подумал Денисов. – И держится довольно твердо».

– Вы говорили с Николаем по телефону? – спросил Антон.

– Да. Два раза. В обоих случаях его звали – там, где он работает, телефона нет.

– Кто за ним ходил?

– Мужчина. Оба раза один и тот же.

– Вы звонили из дома?

– Нет.

– Кто-нибудь мог об этом знать?

– Думаю, нет. Я звонила в Соколову Пустынь из отделения связи на Дубниковке.

– Приезжали специально для этого?

– Да.

– Николай сразу согласился?

– Нет. Сначала Николай и слышать не хотел ни о каких письмах. Я, как могла, пыталась его убедить... – Она не сняла сумку, так и держала ее перекинутой через плечо. – Наш первый разговор закончился ничем. Во второй раз я все-таки объяснила, что мне крайне необходимо хотя бы одно мое письмо. Из Пицунды. Отправленное две недели назад.

– Вы отдыхали в Пицунде?

– Да. Написала оттуда, как обычно, на адрес брата.

– Николай поинтересовался, зачем оно вам?

– Я сказала, что в нем запись, необходимая при расчетах. Настоящую причину я не могла открыть – не хотела его расстраивать. К счастью, Николай поверил.

– И привез всю пачку.

– Просто он не мог найти то письмо. На это я и рассчитывала.

– Когда Николай приехал на вокзал? – Разговор вел Антон.

– Без двадцати десять.

– В двадцать один сорок...

– Ему пришлось после работы добираться автобусом до Каширы, потом электричкой.

– Дальше.

– Я ждала у головного вагона. Он сразу подошел: я описала по телефону, как буду одета.

– Кто-нибудь находился в это время неподалеку от вас, у электропоезда? Не заметили?

– Пассажиров в электричке было много. Возможно, кто-то следил за нами... Не обратила внимания. В Москве Николай стал сговорчивее. Я предложила поужинать – знала, что он любит выпить. Чтобы как-то заранее примирить его с тем, что письма останутся у меня, я предложила положить их в автоматическую камеру хранения.

– Тонко, – признал Антон.

– Мы спустились в зал для автоматов, нашли свободную ячейку.

– Николай решил, что не уедет сразу?

– Он все равно не успевал на последний автобус. Пришлось бы ночевать в Кашире, на вокзале. Мы зашли в ресторан в центральном здании. Заказали ужин. Сама я не ела, не пила. Боялась, что он передумает. – Пальцы ее задвигались, она поправила ремешок сумки. – Сидели до закрытия, потом перешли в зал ожидания. Остальное знаете.

– А как Николай?

– Он даже не вспомнил о письмах. – Она снова поправила сумку. – Николай – сводный брат Сергея. Старше его на одиннадцать лет. Полная его противоположность.

– Как он вел себя в ресторане?

– Захмелел. Рассказывал всякие смешные случаи.

– Кем он работает?

– Механиком в доме отдыха.

За окном застучали компрессоры очередного сцепа. Электрички следовали теперь одна за другой. Короткий ночной перерыв в службе движения закончился.

Денисов поднялся из-за стола, подошел к окну. Происшедшие события, действующие лица, их связи, мотивы поведения – все было расставлено по местам. Оставалось уточнить детали.

– Кто набрал на ячейке шифр?

Женщина обернулась к нему.

– Николай. Восемьсот девяносто шестая ячейка.

– Расскажите подробнее.

– Я стояла сбоку. Он подозвал меня, показал шифр. Письма лежали в одном большом конверте.

– А кто клал конверт в ячейку?

– Я. Справа, за выступ. Записала шифр. «Б-042». Потом Николай захлопнул дверцу. Мы уже отошли, но он вернулся – проверить, хорошо ли закрыт ящик. Подергал ручку...

– Он действительно Николай?

– Да, – она удивленно взглянула на него. – А моего друга действительно зовут Сергеем. Фамилии обоих – Максимовы...

Денисов снова взглянул за окно. Ближайший, какой-то фиолетово-розовый светильник явно был неисправен. Остальные заливали пустой перрон резким голубоватым светом.

– Значит, имена и фамилии настоящие?

– Почему вы спрашиваете?

– Дело в том, что начало шифра, как правило, – первая буква имени или фамилии.

– Друзья называют меня Беатой...

– Это было бы логично, если бы вы сами набрали шифр.

Антон некстати вмешался в разговор:

– Заявление привезли?

– Нет. Я должна посоветоваться с Сергеем. Дело ведь касается не только меня... Вы должны понять!

Она вынула из сумочки пачку «БТ». Антон щелкнул зажигалкой.

– Благодарю.

– Кто знал, что вы пишете Максимову на адрес его брата в Соколову Пустынь? – спросил Денисов.

– Только в нашем НИИ... – Она затянулась. – Сергей несколько раз забывал письма на столе. Их подбирали, клали ему в ящик. Мой почерк многие знают.

– Максимов сам рассказывал вам об этом? Или кто-то еще?

– Да, сам Сергей.

– А ваш муж? Он не с вами работает?

– Раньше работал. Три года назад перешел в другое место.

– Значит, у вашего мужа остались знакомые в НИИ? Друзья, недоброжелатели.

– Недоброжелателей даже больше. Он потому и ушел.

– Подозреваете конкретных лиц?

– Безусловно. Хотя у меня нет доказательств. Единственно... – Она закусила губу. – Я не хотела бы, чтобы вы с этим делом приезжали в институт. Все сразу поймут. Чем меньше людей посвящено, тем лучше. Если можете что-то сделать – помогите, но чтобы об этом никто не знал.

Антон прошел по кабинету.

– Вы сказали, что муж приезжает сегодня.

– Сегодня вечером. Завтра ему уже могут показать мои письма Максимову.

– Кто-нибудь, кроме вас с Николаем, находился в отсеке, когда вы клали конверт? – спросил Денисов.

Она подумала.

– Какой-то мужчина... Он стоял у крайней секции. Против нас. Молодой мужчина в полушубке. С лимонами в авоське. Он посматривал на нас... Да! Черный такой полушубок. Черный!

– Сможете показать где?

– Думаю, да.

Несмотря на ранний час, свободных ячеек в автоматической камере хранения не было. У входа в зал стояло несколько человек, они внимательно следили за входившими.

– Брать вещи? – спросил кто-то у Денисова.

– Пока нет.

– Жаль. – В очереди засмеялись.

Спутница Денисова и Сабодаша решительно шагнула вперед.

– Здесь.

Ячейка оставалась запертой. Несколько пассажиров прошли мимо в поисках свободных камер. По меньшей мере трое были с авоськами, набитыми лимонами.

– Открыть? – Она набрала шифр. Запорное устройство сработало почти бесшумно. Беата потянула за ручку, узкая дверца легко подалась в сторону.

– Как вы стояли у ячейки? – спросил Денисов.

– Я здесь. Николай – там, где вы сейчас.

– Долго пробыли в отсеке?

– Минут пять.

– А где стоял мужчина в полушубке?

– Там. – Она показала на секцию метрах в трех справа. Все дверцы в ней были заперты. Из зеленых лампочек, указывающих наличие свободных мест, не горела ни одна.

– Вспомните, какая из ячеек была тогда открыта?

– По-моему, средняя, во втором ряду.

Беата взглянула на часы.

– В девять я должна быть в институте. Кроме того, надо заехать домой, как-то все объяснить...

– Оставьте ваши координаты, – предложил Денисов.

Женщина вынула из сумки листок бумаги, оторвала узкую полоску. Антон подал авторучку.

– Спасибо. – Она нацарапала две строчки цифр. – Вам могут сказать, что я еще в отпуске, но я уже вышла. Со вчерашнего дня. Я тоже буду вам звонить. Телефон у меня есть.

– Да, вот еще: письма подписаны?

Она замялась.

– Только некоторые.

Минуту спустя Денисов увидел ее на эскалаторе среди поднимающихся из зала. Она держалась свободно и прямо. Уже сверху, обернувшись, женщина нашла взглядом обоих сотрудников и неожиданно смело помахала рукой.

– Может, надо так: когда обращаешься к незнакомым мужчинам с тем, чего не доверишь даже подруге... – Антон испытывал безотчетное расположение к молодым нестандартным заявительницам.

Они подошли к секции, у которой ночью стоял пассажир, показавшийся Беате подозрительным.

– Надо прислать сюда младшего инспектора, – Денисов оглянулся, подыскивая удобное место для наблюдения в конце отсека, – на случай, если этот пассажир придет за вещами. Кроме того, поговорим с дежурной по камере хранения, пока не ушла.

– Тебя что-то смущает?

– Шифр! «Б-042».

– Разве мы не вольны выбрать любую букву или цифру?!

– Дело в том, что «Б» встречается примерно в семи случаях из ста. – Денисов достал блокнот, нашел свои выкладки. – А «ноль» на втором месте после «Б» – только в четырех... Так же нечасты в этой комбинации и две другие цифры. Так что... Набирал человек сведущий, он принял меры, чтобы не подобрали шифр.

Антон не понял.

– Для тебя шифр – в какой-то мере характеристика?

– Скорее тест. Шифр Николай выбрал сложный. А между тем, как ты слышал от заявительницы, цифры и буква выбраны были одномоментно.

2

Дежурная по камере хранения спала сидя, очки лежали на столе. Тяжелое, казалось, лишенное мускулов тело равномерно вздымалось: ночные бдения давались ему с трудом.

Услышав шаги, дежурная открыла глаза, привычно поправила одежду, потянулась за очками.

– Милиция! А мне снится: механики пришли...

– Вчера была выемка вещей из ячеек? – спросил Денисов.

– А как же!

Каждая монета достоинством в пятнадцать копеек давала право на пользование ячейкой в течение трех дней.

Но некоторые пассажиры не приходили за вещами и на четвертый день, и на пятый, и на десятый. Их вещи, пролежавшие больше положенного срока, с соблюдением необходимых формальностей изымали из ячеек, переносили на склад. Потом их выдавали владельцам по заявлениям на имя начальника вокзала.

– Ячеек освободили много? – спросил еще у дежурной Денисов.

– Полн о ...

– А из восемьсот девяносто шестой изымали вещи?

– Сейчас, – дежурная достала из висевшего над головой шкафчика растрепанную книгу. – Точно, изымали...

«Итак, ячейка Беаты и Николая тоже освободилась в результате вечерней выемки вещей и пустовала до тех пор, пока в нее не положили конверт с письмами...»

– Что там лежало, в ячейке?

– Портфель и целлофановый пакет.

Женщина собиралась захлопнуть книгу, но Денисов спросил:

– Посмотрите, шифр записан? На какой тогда была закрыта ячейка?

Палец дежурной скользил по строчкам.

– Когда изымаем, шифр обязательно указываем, – она поправила очки. – Пожалуйста... Шифр «Б-042».

– «Б-042»?!

– Да. А вещи на складе. Если за ними вчера не пришли.

Они поднялись в центральный зал, пересекли его, неприметной лестницей снова спустились вниз.

Склад помещался в подвале нового здания. На стеллажах вдоль стен довольно просторного помещения лежали перенесенные из ячеек вещи. Некоторые хранились здесь полгода и даже больше. За стеной, в насосной, с шумом лилась из крана вода.

– Вчерашние акты? – переспросил заведующий, тихий и терпеливый в общении с милицией. – Присядьте, пожалуйста.

Они остались стоять.

– Вот...

На свет появилась такая же пухлая, растрепанная книга, как у дежурной по камере хранения. Записи были однообразны: «чемодан», «сумка», «пакет целлофановый»... Против каждой указывался номер акта с подробным описанием.

– Какая ячейка вас интересует? – Заведующий повернулся к Денисову, в руках у которого был блокнот.

– Восемьсот девяносто шестая.

– Сейчас найдем... Пожалуйста... Портфель, пакет целлофановый... Изъяли вчера вечером. Что-нибудь еще?

– В какое время закончили выемку из ячеек? – спросил Денисов.

– Часов в семь вечера... Я приехал домой в половине девятого. Так что в восьмом часу.

– Вы сами проверяли ячейки?

– Сам, как положено. С бухгалтером, в присутствии дежурного.

– А шифры меняли, когда изымали вещи? Или оставляли?

Заведующий покачал головой:

– Не до шифров! Пять тысяч ячеек!..

– Вот и разгадка! – Антон тоже понял. – Николай воспользовался чужим шифром, оставшимся на ячейке... Поленился набирать свой.

Денисов кивнул. Буква и три цифры на ячейке – визитная карточка пользователя – были набраны человеком посторонним. Он не мог предположить, что кто-то еще после него воспользуется этим же шифром.

– По какой причине обычно пассажиры не забирают вещи в положенный срок? – спросил Антон. В конкретном случае он всегда искал суть общей проблемы.

Заведующий не ответил.

– Двести первый! – Под курткой Денисова уже во второй раз за это утро нетерпеливо запищала рация. Вызывал помощник Антона.

– Слушаю...

– Из зала автоматов камеры хранения доставлен гражданин в черном полушубке. При нем сетка с лимонами.

– Вещи у них украли? – Доставленный не собирался хитрить. – Я сразу понял.

У него было худое красноватое лицо, быстрые глазки. Денисову показалось, что он когда-то уже с ним встречался.

– Далеко едете? – Разговор начал Антон.

– В Старый Оскол, к родственникам.

– А где прописаны?

– По Александрову. – Он достал паспорт, передал Сабодашу. Антон внимательно перелистал документ. Официальное знакомство состоялось.

– Вы видели, как в восемьсот девяносто шестую ячейку клали вещи?

– Они стояли у ячейки, двое.

– Расскажите, пожалуйста.

– Девушка с мужчиной. Метрах в трех. Там, где меня сейчас взяли.

– Вы что-то доставали из ячейки?

– Обижаете! Наоборот, клал.

– Что именно?

Мужчина ухмыльнулся:

– А что? Свое клал...

– А те двое?

– Тоже. – Доставленный взглянул на свое отражение в стекле, потом внимательно оглядел кабинет. Глаза его задержались в пустом углу, где года четыре назад стояли стол и старый пузатый сейф «Миллеръ».

Денисову показалось, что человек этот, возможно, даже бывал здесь.

– Когда они клали вещи, – спросил он, – кто-нибудь еще был в отсеке, кроме вас?

– По-моему, заглянул один. – Денисову, одетому в штатское, доставленный отвечал уважительным, хотя и по-прежнему независимым тоном. – Но этот близко не подходил. Прошел по отсеку и назад.

– Какой он из себя? – Денисов подумал о младшем инспекторе, дежурившем ночью. – С усами, невысокого роста?

– Да нет, он не из конторы.

– Ишь ты! – сказал Антон.