Текст книги "Лондон. Прогулки по столице мира"

Автор книги: Генри Мортон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 32 страниц)

В период Реформации, во времена правления Генриха VIII, их снова переместили, но когда на престол взошла Мария, она возвратила останки обратно в усыпальницу. В последний раз гробницу короля потревожили при самых экстраординарных обстоятельствах. Эту историю Яков II поведал Джону Ивлину, и ее можно найти в «Дневнике» Ивлина – запись от 16 сентября 1685 года. Король сказал, что, когда разбирали помост после его коронации в аббатстве, один из хористов увидел отверстие в могиле Эдуарда и сунул туда руку. Он нащупал там кости, а среди них что-то твердое и металлическое. Это оказалось усыпанное драгоценными камнями золотое распятие на цепи.

Осознав, что держит в руках драгоценную священную реликвию, хорист испугался и сунул распятие обратно в отверстие. Потом уже, спустя некоторое время, ему пришло в голову, что кто-нибудь другой может прийти и украсть сокровище. Поэтому при первом же удобном случае хорист вернулся в собор, забрал распятие и показал архиепископу Йоркскому. В конце концов реликвия попала к Якову II в Уайтхолл, и король решил оставить ее у себя.

Согласно описанию, изданному в 1688 году, распятие выглядело как украшенный эмалью и драгоценными камнями реликварий в византийском стиле. Длина креста составляла 4 дюйма, на одной стороне – эмаль с изображением Крестных мук, а на другой – бенедиктинец в монашеском одеянии. Цепь с продолговатыми звеньями насчитывала 24 дюйма в длину и крепилась к кресту с помощью круглой золотой головки, по краям которой свисало шесть золотых бусин.

Как известно, Якова ограбили в деревушке Февершем, когда он в первый раз пытался бежать из Англии, и более всего его расстроила потеря драгоценного распятия. Что же сталось с реликвией Эдуарда Исповедника потом? Никто не знает. Может быть, грабители переплавили его или уничтожили, а может, кто-то хранит его у себя по сей день. Неудивительно, что иногда так трудно пройти мимо какой-нибудь антикварной лавки… Но разве возможно, чтобы кто-нибудь сумел отыскать распятие, некогда лежавшее в могиле святого Эдуарда, а затем украденное у короля Англии на постоялом дворе, целых шесть столетий спустя?

3

Генрих III, который велел снести огромный норманнский монастырь Эдуарда Исповедника, а затем построил на его месте новое здание Вестминстерского аббатства, был одним из самых неумеренных транжир среди английских монархов. Ему умело помогала такая же расточительная, но при этом очаровательная и элегантная королева Элеонора Прованская, еще более искусная в придумывании новых налогов, чем ее муж. Однако Генрих был очень умен и отличался хорошим вкусом в архитектуре. Он также был, возможно, самым большим поклонником искусства из всех государей, когда-либо занимавших английский престол.

Генрих III был среднего роста и крепкого телосложения. У него был любопытный дефект внешности: одно веко всегда полуопущено и частично закрывало глаз. Эта черта оказалась наследственной и передалась его старшему сыну, Эдуарду I. Генрих так сильно обожал свою жену, что готов был опекать и всех ее ненасытных родственников. При этом король отличался большой набожностью. Во время официального визита во Францию Генрих столь часто и так подолгу задерживался в пути, чтобы послушать мессу в придорожной церкви, что Людовик Святой, отчаявшись ускорить продвижение своего гостя, велел закрыть все церкви и соборы.

Генрих III жил в замечательную историческую эпоху, он был современником Данте, святого Франциска, святого Доминика, Роджера Бэкона, Бонавентуры и Дунса Скота. В это время архитектура, оторвавшись от массивных норманнских корней, будто обрела крылья. В период правления Генриха строились изысканные, утонченные церкви. Большая часть таланта, мастерства и изобретательности, которая сейчас распыляется среди тысяч профессионалов и специальностей, была целиком сосредоточена во власти Церкви. Сегодня, когда люди смотрят на Вестминстерский собор или на другое подобное здание, они часто произносят расхожую фразу: «И как же в те времена можно было построить такое?» Но следует помнить, что большая часть общей гениальности нации тогда вкладывалась именно в строительство церквей и соборов.

В ту эпоху люди начали больше задумываться о благоустройстве своей родины и своего дома. Уже угасали огни крестовых походов, Европа перестала растрачивать огромное количество энергии на завоевание Палестины. Начал зарождаться новый социальный класс. Говорят, что во времена правления Генриха III в Оксфорде собралось пятнадцать тысяч ученых мужей, которые жили где и как придется. Узнав об этом, лорд-канцлер Генриха велел основать колледж Мертон, где ученые и студенты могли жить и продолжать свое образование. Так зародилась образовательная система колледжей и университетов.

Очевидно, что это время можно считать переходным периодом в истории Англии. Состоялось рождение нового мира, в котором далеко не последнюю роль играло Вестминстерское аббатство. Забавно, что Генриху III – сыну Иоанна Безземельного, отлученного от церкви за свои злодеяния, – суждено было стать благочестивым орудием в руках судьбы. Самым большим грехом Генриха в глазах современников была его неуемная страсть к чужестранцам. И тем не менее, поскольку пути Господни неисповедимы, именно он стал создателем национальной святыни Англии. И хотя сам он об этом и не подозревал, Генрих III был первым по-настоящему английским монархом.

Генрих бесконечно почитал Эдуарда Исповедника и даже назвал в его честь своего старшего сына, с которого началась длинная династическая ветвь Эдуардов. Также Генрих был первым государем, который искренне гордился своим происхождением от саксонского святого, а не просто проявлял почтение к предку из соображений государственного патриотизма. Все это было знамением – настолько очевидным сейчас и настолько подспудным тогда, – возвещавшим рождение Англии. И ныне кажется почти реальным то, что сам Эдуард Исповедник назначил день и час этого великого события и сам выбрал человека, который должен был исполнить эту миссию. Когда Эдуард лежал на смертном одре перед самым началом норманнского завоевания, он говорил о «ветви, которая будет привита на зеленом древе». Всем, кто окружал его в ту минуту, эти слова показались бредом умирающего, но, возможно, это было пророчество, предсказание будущего союза саксов и норманнов, от которого родилось прекрасное дитя – Англия.

Есть интересный факт, характеризующий положение дел в Англии со времен норманнского завоевания и до прихода к власти Генриха III, – когда был разрушен норманнский монастырь в Вестминстере, в нем не было ни одной королевской усыпальницы, хотя он простоял почти два столетия. Вильгельм Завоеватель был похоронен в Каэне, в Нормандии, Вильгельм Рыжий – в Винчестере, Генрих I – в Рединге, Стефан – в Февершеме, Генрих II и Ричард I – в Фонтевро, во Франции, а Иоанн – в Вустере.

Когда Генрих III начал сносить массивное аббатство Эдуарда Исповедника в 1245 году, ему было тридцать восемь лет, и только 24 года спустя, когда ему уже исполнилось шестьдесят два, здание собора было почти закончено (за исключением западной части нефа) и Генрих смог наконец насладиться видом своего детища. Все двадцать четыре года, пока велось строительство, король лично следил за ходом работ. Он взбирался на леса и обсуждал планы и чертежи с мастером Генри, архитектором, с Джоном из Глостера, а затем с Робертом из Беверли, который пришел на смену Джону. Таким образом король создавал достойную, по его мнению, усыпальницу для Эдуарда Исповедника, на которого он сам был столь во многом похож, а также мавзолей дома Плантагенетов. Что бы сказал Генрих III, сумей он предвидеть тот день, когда не только Плантагенеты, но и Тюдоры, Стюарты и Ганноверы соберутся вокруг могилы короля Эдуарда? Если бы он только мог знать, что впоследствии все лучшие английские умы, мастера искусства и выдающиеся люди страны: поэты, художники, музыканты, писатели, политические деятели и ученые будут восхищаться его творением. Что придет день, когда паломники со всего мира придут сюда, чтобы постоять несколько минут в здании, где сосредоточен самый дух английского народа.

В октябре 1269 года на плечах короля, его брата и сыновей новый гроб с телом Эдуарда Исповедника перенесли в великолепную усыпальницу. Три года спустя Генрих III скончался и его похоронили в старом гробу Эдуарда перед высоким алтарем. И еще некоторое время оба основателя Вестминстерского аббатства лежали бок о бок под сенью великого собора.

4

Недавно мне пришлось показывать Вестминстерское аббатство знакомому иностранцу. Вскоре я выяснил, что этот человек не имеет никакого представления об английской истории. Будучи гражданином ЮАР, он многое знал о многочисленных и второстепенных правителях из региона мыса Доброй Надежды и южно-африканской провинции Наталь периода девятнадцатого века, но практически не имел представления о великих мировых общественно-политических движениях и их основоположниках.

Поэтому сложно было решить, как показывать ему аббатство, правильно расставив при этом акценты. Я подумал, что лучше всего рассказать об истории возникновения монастыря, о святом Эдуарде, о Генрихе III, и постарался сделать это как можно интереснее. Приехав в аббатство, мы осмотрели могилу Неизвестного солдата и часовню возле нее, которая служит напоминанием о трагических событиях нашего времени – о гибели на войне миллиона молодых британцев; затем долго стояли, восхищаясь потрясающим видом от центрального нефа собора до его восточного окончания. Гость обрадовал меня, сказав, что это одно из самых прекрасных зданий, которые он когда-либо видел.

Я обратил его внимание на то, что замечают немногие, – западная оконечность нефа, где мы стояли, построена на два века позже, чем восточная часть, однако более ранний стиль архитектуры так точно скопирован, что трудно различить, где заканчивается работа времен Генриха III и начинается уже принадлежащая эпохе Ричарда II и Генриха V. Необычно здесь то, что строители более позднего времени работали не в том стиле, который был в моде, а намеренно копировали архитектуру прежних дней.

Потом мы направились к усыпальнице святого Эдуарда. Здесь я попросил своего друга обратить внимание, что гробница Эдуарда Исповедника располагается в центре придела, в окружении всех монархов Плантагенетов со времен Генриха III, за исключением двоих, похороненных в другом месте. Затем я отметил удивительный вид самого надгробия. Ничего подобного не существовало в аббатстве, да и во всей Англии. У него был настолько иноземный облик, как если бы это был памятник византийскому императору или Саладину, восточный стиль подчеркивался азиатским ковром, подвешенным над надгробием и маскирующим деревянное основание. Захоронение, не отличающиеся от тех, которые Эдуард Исповедник, должно быть, видел в древних мечетях в Турции.

Пока мы все это рассматривали, подошли две женщины и молодой человек, который хорошо поставленным голосом гида произнес, к моему удивлению: «Теперь полюбуйтесь надгробием Эдуарда Исповедника, которое настолько великолепно, что не нуждается в комментариях. Этот шедевр англосаксонского искусства…»

Однако, сказал я про себя, это столь естественно – ошибочно считать средневековый византийский шедевр англосаксонским. Искусство к англосаксам шло с Востока. Насколько же молодой человек был прав и в то же время ошибался!

Не случайно создается впечатление, будто эта жемчужина византийского стиля просто перенесена с того места, где она изначально находилась, откуда-нибудь из средневекового Рима или Константинополя. Аббат Варэ, находившийся в Риме, когда строительство церкви приближалось к концу, вернулся в Англию с итальянскими рабочими, среди которых был Петер из семьи Космата, мастер по мозаике. Мы никогда не узнаем, попросил ли Генрих III аббата найти иностранного художника, который сумеет спроектировать усыпальницу духовного отца, или же сам аббат, побывав в церквях Святого Клемента, Святой Пракседы и Святой Пуденцианы, был так вдохновлен мозаикой, что его энтузиазм убедил короля нанять итальянцев. Но существует странный факт: по прошествии двадцати лет, познакомившись с лучшим в современной французской церковной архитектуре, Генрих III решил поместить главную драгоценность, для восхваления которой предназначалось величественное сооружение, внутри сокровищницы, столь же поразительной, как возглас «Kyrie Eleison!» посреди богослужения на латинском языке.

Усыпальница Эдуарда Исповедника стала одной из величайших чудотворных святынь Средневековья, каковой являлась и в более ранние, норманнские времена. Полагая, что паломники будут продолжать посещать надгробие, предусмотрели места для уединения, по три с каждой стороны и по одному с каждого конца, где могли преклонить колени те, кто пришел за исцелением к останкам святого Эдуарда.

Объяснив все это своему приятелю и увидев, что его интерес не исчез, я столкнулся с проблемой представления Плантагенетов, которыми мы были окружены, человеку, у которого их имена не вызывали никаких ассоциаций.

– Возьмем, например, всех этих королей и королев в том порядке, в котором они были захоронены вкруг надгробия Эдуарда Исповедника, – предложил я. – Первый, разумеется, сам Генрих III. Давай подойдем и взглянем на его могилу.

Мы остановились у надгробия Генриха III и увидели бронзовое изваяние благородного расточителя, возлежащего перед нами. Носки элегантных туфель выступали из-под бронзовой королевской мантии.

– Пешком, – сказал я, – и босой, в монашеском облачении король шел от собора Святого Павла до аббатской церкви Святого Петра и держал над головой хрустальный фиал с каплей крови Спасителя, присланной ему из Иерусалима. Он шел под балдахином, и два епископа, по одному с каждой стороны, поддерживали его под руки. Так он прошел через благоговейно замолкшую толпу, падавшую ниц за его спиной. Потом говорили, что «он не сводил взгляда с Крови Христа и слезы катились из глаз его». Таков был человек, построивший эту церковь.

Затем мы подошли к надгробию, следующему после могилы Генриха, где покоилась королева Элеонора Кастильская, похороненная в аббатстве через восемнадцать лет после кончины своего свекра. Она была женой старшего сына Генриха, Эдуарда I. Надгробие изображало степенную и привлекательную женщину, волосы которой спадали по обеим сторонам лица из-под изящной короны. Левой рукой она прижимала к груди цепочку, обвивавшую шею.

– Ты слышал когда-либо о королеве, которая вместе с мужем отправилась в крестовый поход к Священной Земле и отсосала яд из раны, причиненной стрелой? – спросил я.

На лице гостя отразилось смутное воспоминание.

– Думаю, да, – ответил он.

– Так вот она – королева Элеонора Кастильская. Это память о ней увековечена на Чаринг-Кросс. Когда она умерла в Линкольншире, опечаленный Эдуард воздвиг двенадцать памятных крестов, по одному на каждом месте, где останавливался траурный кортеж на пути в Лондон. Деревня Чаринг стала последней остановкой. И обрати внимание на чугунную калитку, с чередой трезубцев на навершиях, похожих не то на языки пламени, не то на клумбу крокусов. Вечером в канун дня святого Андрея, в годовщину ее смерти, двести восковых свечей насаживают на зубцы, и они горят каждый год уже на протяжении двухсот лет.

Следующее королевское захоронение принадлежало мужу Элеоноры, Эдуарду I. Он покоился по другую сторону от Генриха III. Прошло семнадцать лет, прежде чем он последовал за супругой в могилу. Он вел войны с язычниками, валлийцами и шотландцами. Он изгнал из Англии евреев и продолжал устройство страны на английский манер, начавшееся при его отце. Он так часто пропадал на войне, что Элеоноре, для того чтобы хоть как-то с ним видеться, приходилось большую часть жизни проводить в военных лагерях. Ее дети рождались в самых разных, удаленных от тихой дворцовой жизни местах, один ребенок родился в Акре, в Палестине. Во время войны в Уэльсе, в могучем замке Карнарвон Эдуард встретился с валлийскими вождями, и те согласились покориться правителю, который не говорит ни по-английски, ни по-французски, полагая, что он назначит главенствовать одного из них. Но Элеонора уже нашла решение, и Эдуард, передав вождям своего трехмесячного сына, потребовал и получил почет, и таким образом появился первый принц Уэльский.

Когда старый воин лежал при смерти, он, услышав, что Роберт Брюс вышел на тропу войны, поднялся и приказал сыновьям не хоронить свои останки, а нести через границу впереди английской армии. Эдуард также приказал, чтобы его сердце донесли до Святой Земли. Ни один из этих приказов выполнен не был.

В 1774 году его склеп вскрыли в присутствии членов Общества ревнителей старины. Выяснилось, что Эдуард Длинноногий, как его называли, был ростом шесть футов два дюйма. Он возлежал в королевской мантии, ноги прикрыты золотой парчой. Хорас Уолпол был возмущен, узнав, что настоятель церкви и капитул перезахоронили корону, мантию и украшения, найденные в гробнице.

«Определенно, ничуть не убыло бы благочестия от того, что их сохранили бы в сокровищнице, – писал он, – вместо того, чтобы оставить разлагаться в могиле».

По-видимому, и доктор Джонсон рассматривал все эти действия как святотатство.

– Теперь, – сказал я, – мы покинем королевские могилы и осмотрим на Коронационное кресло. Под сиденьем находится Скунский камень, который Эдуард I привез из Шотландии. Собственно, это кресло Эдуард соорудил специально ради него.

Мы тщательно, насколько это было возможно, осмотрели разбитую глыбу песчаника, типичный камень с северозападного побережья Шотландии. Сложно представить себе нечто, в меньшей степени похожее на священную реликвию; однако осмелюсь ли я утверждать, что не возникла подобная мысль у того, кто увидел бы Скунский камень среди прочих камней на берегу. Тем не менее благодаря чувству патриотизма этот камень стал одной из наиболее почитаемых и священных национальных реликвий. Легенда гласит, что существовала каменная плита, на которой Иаков отдыхал у Вефиля, потом она попала в Ирландию и стала Камнем Судьбы в Таре, грохотавшим как гром при приближении претендента на трон, не имеющего на него законных прав; впоследствии плита оказалась в Шотландии и стала Коронационным креслом шотландских королей. Перевозя камень в Англию, Эдуард хотел показать этим, что сокрушил монархию на севере, и столетие за столетием Шотландия вела переговоры с целью получить камень обратно. Позднее, даже если короли и пожелали бы с ним расстаться, их подданные не позволили бы им этого сделать. Он стал, да и до сих пор остается залогом безопасности, своеобразным палладием британского народа. Шотландцы не мирились с потерей до тех пор, пока шотландский король Яков I не был наделен полномочиями короля Англии с помощью этого камня.

Можно не сомневаться в том, что, выиграй Гитлер войну, он забрал бы Скунский камень в Германию с той же самой целью, с какой Эдуард вывез его из Шотландии. Но врагу было бы достаточно сложно найти камень. В военное время настоятель Вестминстера вместе с аббатским землемером и рабочими втайне от всех спустились в склеп капеллы Ислипа и спрятали камень. Затем они тщательно уничтожили все следы своих действий. Схема с указанием местонахождения святыни была отправлена в надежное место на хранение в Канаду, и сразу после этого ее вестминстерскую копию уничтожили, так что никто в Англии, за исключением трех человек, спрятавших камень, не смог бы его найти. Только четыре человека в Канаде были посвящены в эту тайну: сэр Джеральд Кэмпбелл, представитель доминиона, премьер-министр, покойный ныне господин Маккензи Кинг, господин Грэм Э. Тауэрс, управляющий Банком Канады, и господин Рой, секретарь того же банка, в чьих тайниках хранилась схема. Когда эта романтическая история стала известна в Канаде после войны, торонтская «Globe and Mail» напечатала статью, где о местоположении капеллы Ислипа говорилось: «В графстве Оксфордшир, примерно в шести милях от Оксфорда, на территории, где на протяжении всей войны не было бомбежек…» Но на самом деле речь шла о территории аббатства, всего на несколько ярдов севернее того места, где обычно находится Коронационное кресло. «Даже если бы Гитлер сюда добрался, он никогда бы его нашел», – написал мне архивариус в 1946 году.

Затем мы вернулись к королевским надгробиям и подошли с южной стороны к месту, где похоронена Филиппа, жена короля Эдуарда III. Ее изображение, очевидно достоверное, представляет нам пышную фламандку с милым, круглым, добродушным лицом. Она носила своеобразный нарядный головной убор, модный в четырнадцатом веке. И еще она была матерью Черного принца.

– Ты когда-нибудь слышал о жителях города Кале? – спросил я своего друга.

Он виновато ответил, что не слышал.

Я сказал ему, что он мог видеть копию скульптуры Родена «Горожане Кале», которая – возможно, потому, что была лучшим произведением подобного рода в Лондоне, спрятана за палатой лордов в садах около башни Виктории, недоступная случайным взглядам.

– Это та самая королева, – пояснил я, – которая, когда ее муж уничтожил часть гарнизона города Кале при осаде, упала на колени и стала умолять сохранить жизни шести горожан, что, в лохмотьях и цепях, пришли к нему с ключами от города.

Хотя могущественный монарх не всегда был образцом верности, Филиппа на своем смертном ложе, как записано у Фруассара, попросила его пообещать, что он будет покоиться бок о бок с ней под сенью монастырской ограды Вестминстерского аббатства.

Ее пожелание не было соблюдено в точности, то есть Филиппа и Эдуард лежат не бок о бок – это было бы невозможно в таком ограниченном пространстве, – но он находится настолько близко к ней, насколько это возможно. Он был одним из величайших Плантагенетов, великий король великой эпохи. Его современниками были Чосер, Гауэр, Мандевилль и Уиклиф. Среди геральдических щитов со стороны его надгробия есть один, на котором львы Англии соседствуют с лилиями Франции, – щит, символизирующий всю его жизнь. В его честолюбивые замыслы входило носить корону как Франции, так и Англии, и он бросал на континент многочисленные войска, причем отцы этих воинов обучались военному ремеслу в горах и на границах Уэльса и Шотландии. В результате возникла угроза для феодального рыцарства Франции при Креси и Пуатье. Каждый школьник, останавливаясь у этого надгробия, должен вспомнить историю о том, как повел себя король, который наблюдал битву при Креси с небольшого холма, когда его сын, Черный принц, будучи в то время пятнадцатилетним мальчиком, оказался прижат к передней линии боя. «Пусть мальчик заработает свою победу», – сказал Эдуард III, отказавшись отправить ему подкрепление.

Через тридцать лет смерть сына, одержавшего свою победу при Креси, разбила сердце старого короля. Он повернулся лицом к стене и скончался. Его конец был, возможно, более печален, чем смерть любого короля, не погибшего при трагических обстоятельствах или на поле брани. В последние годы жизни он полностью находился под властью чар одной из приближенных королевы, Алисы Перрерс. Эта женщина, чье влияние на Эдуарда объясняли колдовством, была описана враждебно настроенным современником как не имевшая ни внешней, ни внутренней красоты, но способность ее языка к лести восполняла подобные недостатки. Всемогущий паладин умер в Шине, оставленный всеми своими друзьями, и говорят, что Алиса Перрерс сняла кольца с его остывающих пальцев, перед тем как исчезла в коридорах дворца.

Портрет Эдуарда III представляет большой интерес – предполагают, что это слепок с посмертной маски. На нем изображен печальный старик с озабоченным морщинистым лицом. В этом грустном и вызывающем жалость одиночестве ничто не напоминает о могущественном победителе при Креси и Пуатье.

Еще одно надгробие завершает ряд королевских захоронений, сгруппированных вокруг Эдуарда Исповедника, и принадлежит Анне Богемской, которая умерла в 1394 году, и ее мужу, Ричарду II, последовавшему за ней спустя пять лет. Король, отмеченный трагической судьбой, и его молодая жена изображены вместе; они держались за руки, пока их фигуры не были повреждены во времена Республики.

Ричард, обожавший Анну, обезумел от горя, когда она умерла в возрасте двадцати восьми лет, по всей вероятности, от чумы. Он повелел, чтобы на ее надгробии их изобразили вместе, что и осуществили при его жизни, поэтому он, должно быть, часто видел это странное надгробие, где сам лежал, словно мертвый, сжимая руку своей любимой королевы.

Его печаль была столь безгранична, что он наложил проклятие на дворец Шин, где Анна умерла, и приказал сравнять с землей комнаты, где протекала ее недолгая болезнь. Обезумев от горя во время ее похорон, король выхватил жезл из рук сопровождающего и с такой силой ударил Ричарда, графа Арундела, который оскорбил его, что граф упал на землю и залил святое место кровью. Заупокойная торжественная месса была приостановлена и не возобновлялась до тех пор, пока однажды летней ночью аббатство не было очищено. Счастье Ричарда началось и закончилось вместе с Анной. Она умела смирять его буйный нрав, давала ему хорошие советы, без нее он совершал промахи один за другим, и, когда появился Болингброк с требованием короны, отречение Ричарда, а возможно, и его убийство, были уже предопределены.

Тем не менее ходило столько слухов о том, что король скрылся в Шотландии, что Болингброк приказал доставить тело из замка Понтефракт в Лондон с открытым для всеобщего обзора лицом. Таинственная процессия проследовала ночью в южном направлении, рыцари и монахи сжимали факелы, пламя освещало похоронные дроги, запряженные четырьмя лошадьми в черных попонах, которые везли тело свергнутого короля. Напуганные горожане и крестьяне, наверное, с трепетом выглядывали из дверей, заслышав процессию. Тело было выставлено на несколько часов на Чипсайд, и к нему поочередно подошли двадцать тысяч лондонцев, чтобы собственными глазами увидеть, что Ричард II мертв.

Его похоронили в обители Лэнгли и переместили в аббатство примерно четырнадцать лет спустя, при Генрихе V. Действительно ли это был он, а не другой человек, которого – жуткое предположение – поместили в могилу рядом с обожаемой Ричардом Анной? Искренне хотелось бы верить, что это вправду Ричард, но настоятель Стэнли, присутствовавший при открытии склепа в 1871 году, писал: «Действительно ли король собственной персоной покоится в гробнице, подлежит серьезному сомнению». Исследователи обнаружили в захоронении два почти целых скелета, мужской и женский, но пропали короны, а они как будто должны были там быть. Остались королевский жезл, скипетр, часть державы, две пары королевских перчаток и фрагменты остроконечных туфель. Странным чужеродным объектом была пара стальных ножниц, помеченных эмблемой французского королевского дома (геральдическая лилия), очевидно, оставленных по забывчивости рабочим, когда могила снова запечатывалась во времена Генриха V.

Должно быть, тем, кто читает отчеты о вскрытиях склепов в аббатстве, не может не приходить на ум вопрос, каким образом получается так, что многие кости в скелетах отсутствуют. Возможно, следующее письмо, отправленное настоятелю Стэнли, разъяснит это обстоятельство.

Приход Вудхем, Рочестер

30 июня 1873

Может бьггь, вам будет любопытно узнать, что мой дедушка, Джерард Эндрюс, впоследствии декан Кентерберийский, в 1776 году увидел, как вестминстерский послушник запустил руку в могилу Ричарда II и вытащил нижнюю челюсть короля. Мой дедушка отобрал кость у мальчика, и теперь она находится у меня. Я неоднократно показывал ее медикам, которые говорили, что это нижняя челюсть мужчины в расцвете сил. Сохранились два зуба. На карточке, прикрепленной к кости, написано (почерк моего дедушки, Джерарда Эндрюса): «Челюсть короля Ричарда II, вынутая из его гроба послушником из Вестминстера, 1766 год». Мой дедушка и сам был служкой в аббатстве, в то время шестнадцатилетним, так как родился он в 1750 году.

Чарльз Джерард Эндрюс

Через те же трещины и, несомненно, теми же способами были изъяты из королевских захоронений варганы (щипковые музыкальные инструменты), сломанные стеклянные и табачные трубки и многие другие примечательные вещицы. К счастью, в наши дни все надгробия запечатаны и описаны в малейших деталях. Теперь владельцы находок, подобных упомянутым в письме, в соответствии с правилами хорошего тона должны вернуть эти вещи в аббатство. При установлении подлинности находки требуется королевское разрешение, чтобы вскрыть могилу и заменить предмет. Перед самой своей смертью епископ де Лабильер сказал мне, что надеялся получить разрешение вскрыть надгробие Элеоноры Кастильской и заменить кость, перешедшую к нему во время войны.

5

В Вестминстерском аббатстве есть место, где человек может стоять, будто бы на небольшом холме, и смотреть одновременно в прошлое и в будущее. Это прекрасная часовня короля Генриха V. Удаляясь от усыпальницы Эдуарда Исповедника, вы обнаружите победителя при Азенкуре возлежащим в гробнице, поднятой на несколько футов выше уровня захоронений. Оглянувшись, вы увидите Плантагенетов, полукругом расположившихся вокруг Эдуарда Исповедника, как вокруг главы семьи, а впереди находятся ступени, которые ведут вниз к капелле Генриха VII, где покоятся Тюдоры и Стюарты.

В приподнятом склепе возлежит Генрих V, который связывает эпоху рыцарства и галантности и Новое время: с одной стороны люди, которые мечтали о христианском королевстве в Иерусалиме; с другой – те, кто внес свой вклад в финансирование открытия Америки. Я не знаю ни одного места в аббатстве, где человек, интересующийся историей своей страны, может провести время с большей пользой.

Здесь прерывается цепочка королевских захоронений. После похорон Генриха в 1422 году торжественная процессия умерших королей приостановилась на восемьдесят семь лет. Это время войн Алой и Белой розы. Генрих VI и Эдуард IV были похоронены в Виндзоре, Ричард III – в Лестере, а следующим после Генриха V королем, которому предстояло упокоиться в аббатстве, был Генрих VII, первый Тюдор, основатель новой династии и предвестник новой эпохи.

Завещание Генриха V, составленное в третий год его правления, подтверждает, что он внимательно изучил переполненные часовни со склепами вокруг гробницы Эдуарда Исповедника и понял, насколько сложно было бы занять даже несколько футов земли, не затронув при этом прах умерших королей и королев. Проблема была решена следующим образом – священные останки были перемещены из восточной части гробницы Эдуарда Исповедника, и на освободившемся месте построили новый придел. Генриху V было всего тридцать четыре года, когда он скончался в Буа-де-Венсен, то ли от плеврита, то ли от дизентерии. Его власть была крепче, чем у всех предшествующих английских монархов, поскольку он был королем и Франции, и Англии. Такие города, как Париж, Руан и Лондон, оспаривали честь стать местом последнего успокоения Генриха V, и говорят, что французы предлагали большую сумму денег с тем, чтобы король был похоронен именно во Франции. Но даже если прежде о его желаниях ничего не было известно, то из завещания стало ясно, что он должен покоиться именно в Вестминстерском аббатстве.