Текст книги "Причина времени"
Автор книги: Геннадий Аксенов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 34 страниц)
Понятие об относительном времени запечатлелось прежде всего в исследовании земных слоев, как и догадывался Ломоносов. Пока лишь интуитивно виделась в слоистой толще и ее строении большая, не выясненная в деталях, но явно масштабная содержательная картина процессов, которые издревле формировали земные естественные тела и комплексы. Возникла мысль об их естественном зарождении, развитии как твердого и прочного образования, и начались попытки сравнить, выяснить относительный возраст различных формаций, на что наталкивала простая аналогия с жизнью человека и животных.
Сравнительный возраст естественных образований встал в науках о Земле, прежде всего в геологии, еще ранее представления о всеобщей истории. Еще Леонардо да Винчи, занимаясь строительством каналов, сделал наблюдение, которое потом вошло в геологию под его именем в качестве теоретического принципа распознавания времени образования земных слоев. В современной геологии его формулируют следующим образом: “Расшифровка временных отношений между геологическими явлениями прошлого должна опираться на анализ пространственных отношений между геологическими телами”. (Оноприенко и др. 1982, с 32). Иначе говоря, о времени образования слоев в поверхностных грунтовых уровнях свидетельствует их пространственное положение. Их естественный порядок был таков: те, что располагались выше, были моложе нижних слоев. Более строго и надежно этот принцип о порядке напластования слоев сформулировал в семнадцатом веке Николай Стенон: “При образовании самого нижнего слоя ни одного из верхних слоев еще не существовало”. (Стенон, 1957, с 151).
Обобщение о возрастном порядке отношений: нижележащие слои древнее вышележащих – ляжет в будущем в основу стратиграфии и кристаллографии, ими будут руководствоваться в своих трудах первые натуралисты, описывающие природу поверхности и недр Земли. Одним из столпов такого описательного естествознания стал Жан – Батист Ламарк, продолживший выяснение естественной истории планеты, начатой его учителем Бюффоном. Одним из первых Ламарк пришел к идее эволюции уже не только слоев каменного вещества, но совместного движения к современности животных и растительных организмов, которые, как он думал, тоже не могли появиться вдруг. В своей небольшой, но чрезвычайно важной работе “Гидрогеология”, где он близко подходил к понятию биосферы Земли, то есть системы всех живых организмов как целого с веществом поверхности ее, Ламарк восклицал: “Древность земного шара настолько велика. что все попытки определения ее каким бы то ни было способом выходят за пределы возможностей человека”.( Ламарк, 1955, с. 824). А в конце жизни, изведав глубокие чувства первооткрывателя эволюционных глубин жизни, Ламарк приходит к осторожному выводу, что земное время само по себе не является тем, которое стоит в центре механических теорий. В работе 1820 года “Аналитическая система положительных знаний человека, полученных прямо или косвенно из наблюдений” он дает такое определение: “Время или длительность представляет не что иное, как имеющее предел или не имеющее его непрерывность движения, либо существования вещей”.( Ламарк, 1959, с. 379). Как видим, глубокие натуралисты начинают атаку на само понятие “движение”, уже Ламарку оно представляется не только перемещением объекта из одной точки пространства в другую, но непрерывностью существования вещей. Мотор некоторых движений спрятан у тел внутри, и есть какие-то закономерности, происходящие с данным телом или телами под влиянием собственного существования. Если в теории Ньютона абсолютное время не принадлежит всем внешним вещам, а только тем, которые меняются сами, натуралисты начинают как бы по его подсказке поиск этих тел. Годятся ли для этого геологические тела?
Планета представлялась натуралистам в целом весьма неоднородным природным телом, состоящим из разнофазного вещества и населенного организмами, каждый из которых имеет собственный возраст, и кроме того какой-то порядок становления и изменений всего. Изучение этого громадного разнообразия сообщало уму неясное ощущение направления времени, шествия его от прошлого в будущему, которое совершенно отсутствовало в механическом естествознании, где все движения были цикличны, возвращаемы и обратимы. Длительность орбитального движения или состояния любой механической системы от нее самой не зависела, она измерялась человеком с часами и линейками. Длительность и направление времени естественных земных тел теперь стала зависеть от их внутренних изменений, содержались у них, у тел природы внутри. Есть собственные часы и линейки в естественных телах природы, собственное их своеобразное и многообразное поведение.
Примерно полвека продержавшееся представление Бюффона об определенном возрасте Земли вошло в противоречие с его же идеей медлительности, постепенности земных процессов. Противоречие заключалось в связывании рождения, происхождения Земли и эволюции ее вещества. Как ни поворачивай, а все же это были два разных процесса, не связанных между собой видимым образом. Одна относилась к космогонии, к образованию небесных тел, другая – к земным каким-то закономерным процессам уже с собственным веществом. По здравому рассуждению описание второго вполне могло обойтись без первого, то есть процесс образования и остывания планеты ничем не напоминал образование земных слоев, изучавшихся нарождавшейся геологией. Так собственно говоря и поступил интуитивно Бюффон: он отвел на космический период формирования земного шара одну длительность а другую – начал с момента ее сферической завершенности.
Но нужно было все же совершить усилие мысли и отказаться от навязанной Бюффоном идеи объяснения природы Земли через космическое начало, то есть происхождением планеты. Это усилие совершил шотландский натуралист Джеймс Хаттон. (В некоторых работах его у нас по-старому называют Геттон). Эта чрезвычайно глубокая и, главное, плодотворная идея. Она, как и механика Ньютона, явилась следствием разрыва с традицией, а именно, с духовной традицией, которая предписывала объяснять законы существования на основе “происхождения” данного объекта.
Хаттон пришел к выводу, что для понимания и объяснения геологических процессов не нужно сводить их к чему-то предшествующему, а требуется построить новые, не имеющие логических опор в прошлом научные модели на основе собственных, специфических для данного предмета закономерностей, и, соответственно, новых наблюдательных методов познания. Хаттон совершил прорыв на новый уровень и недаром считается одним из создателей геологии. Геология как наука могла народиться тогда и только тогда, когда осознала собственную специфику, о которой больше свидетельствуют не общие с другими науками законы. Ее предмет управлялся не генеральными, а собственными отдельными закономерностями.
В 1795 году в своей “Теории Земли” Хаттон впервые признал геологию за науку, не имеющую ничего общего с происхождением мира. “В экономии мира, – писал он, – я не нашел никаких следов начала и ни малейших признаков конца”. (Лайель, 1866, с. 58). В этой работе содержалось несколько оригинальных идей, давших, да и до сих пор дающих новые направления в понимании Земли как целого.
Во-первых, принцип безначалия геологических процессов. У Хаттона он твердо гласил, что геология ограничивает свою задачу собственными методами и закономерностями, относящимися только к ней самой.
Во-вторых, отсюда следовала идея, что и на небесных телах никаких других процессов, кроме как геологических, не происходит. Космическая история, в течение которых образовывались планеты и другие небесные тела, по своему содержанию и есть история геологическая.
В-третьих, Земля по своему определению есть живой организм. Он должен изучаться точно также как любой другой организм, целостно, с точки зрения физиологических реакций. (21).
Таким образом, уже к концу восемнадцатого века научная мысль о Земле дошла до основополагающих принципов. Из идей Хаттона тогда была использована только первая. Сама книга его трудно воспринималось ученым сообществом, и только после изложения ее содержания его учеником Джоном Плейфером он стал понятен и употребим в геологических кругах. (Вернадский, 1980, с. 121).
То же что Эйлер сделал для Ньютона, для Хаттона сделал Лайель. Последний обработал фундаментальную мысль о безначалии геологических процессов и по праву стал считаться автором генерального принципа геологии: принципа униформизма или геоактуализма. Он гласил, что горообразование, осадконакопление, формирование рельефа и другие геологические процессы происходят сегодня точно также и по тем же самым правилам, как происходили в геологическом прошлом, происходили всегда. Вот что воспринял и доказал на фактах Чарлз Лайель. Исходя из этой воодушевляющей мысли, он в своей главной книге “Принципы геологии” сформулирована малопонятную, новую для того времени идею, что возраст Земли геологическими методами вообще неопределим и не должен быть определим. Возраст различных образований имеет значение только для относительного сравнения длительностей существования различных геологических формаций.
Новая наука начинала с представлений о медлительности, постоянстве, повторяемости и длительности одних и тех же геологических изменений. “Воображение утомлялось и изнемогало от усилий постигнуть всю громадность времени, потребного для уничтожения целых материков таким нечувствительным процессом; ум, блуждая в нескончаемых периодах, не находил себе места отдохновения в далеком прошлом. Древнейшие горные породы представлялись породами производными, происходившими из предшествующих серий, которые в свою очередь, быть может, произошли от других до них существовавших. Такой взгляд на громадность протекших времен, подобно взгляду Ньютона на пространство, был слишком обширен, и не мог вызвать идеи о величии без примеси тягостного сознания нашей неспособности постигнуть цель такого бесконечного пространства времени”.( Лайель, 1866, с.58).
Вот так красноречиво писали старые натуралисты, создавая основы новых наук. Лайель, так же как и Ламарк, (последнего можно в свою очередь назвать одним из отцов-основателей биологии), начал с представления о том, что прозреваемая геологом длительность естественных земных процессов, закономерно развивающихся по своим законам в невообразимой глуби веков, совсем не то, или не совсем то же, что физическая длительность. Если в физических механических закономерностях согласно указанию и предписанию Ньютона, не содержится причины времени или длительности, то в естественных земных процессах причина где-то как раз и крылась. Сам принцип актуализма, или униформизма зиждился на представлении о собственных геологических процессах, которые не ускоряясь и не замедляясь, идут в одном темпе и не обороты планеты вокруг Солнца и не вращение ее вокруг своей оси диктуют их продолжительность, а внутренние события на ее поверхности и в ближайших недрах. Этот темп и есть время. Медленно накапливаются речные сносы и осадки на дне океана, дно поднимается, возникают отмели, затем они становятся сушей, она в результате действия подземных сил сминается, вспучивается, вздыбливается, растут горы, которые под действием вод и ветра снова разрушаются и в виде речных сносов и пыли отправляются в обратный путь на дно морей. Этих вековечных однообразных событий необходимо и достаточно для всех изменений в разных частях планеты. Законы неизменны и не нужно умножать сущности и искать “скрытые субстанции”.
“Многие явления, долгое время считавшиеся доказательствами какой-то таинственной действующей причины, – писал Лайель в своем основном труде, – были окончательно признаны за необходимое следствие законов, ныне управляющих материальным миром. Открытие такого непредвиденного тождества побудило наконец некоторых ученых заключить, что в течение веков, созерцаемых геологией, не было никакого перерыва в деятельности одних и тех же постоянных законов изменения. Одной и той же совокупности общих причин, полагают они, совершенно достаточно для произведения посредством их различного сочетания, бесконечного разнообразия явлений, памятники которых сохранились в земной коре, и, согласно с такими началами, следует ожидать повторения подобных изменений во временах грядущих” (Лайель, 1866, с. 69).
Так геология освободилась от идей происхождения мира и от предположения о каких-то невероятных, могущественных и неизведанных силах, управлявших когда-то развитием мира, основываясь на которых рассчитывал приблизительно срок образования Земли Бюффон. Основатели геологии преодолели не только священную историю, но и выросшую из нее космогонию. Нереалистично и противно здравому смыслу ставить естественную историю в зависимость от неких космических факторов, от происхождения, от состояния и событий в солнечной системе, от гипотетического остывания земного шара. Оказывается, для понимания истории земного шара на всей ее глубине вполне достаточно обычных геологических наблюдаемых и описательных фактов. Незаметные в течение человеческой жизни сдвиги в окружающем рельефе должны были привести к грандиозным изменениям до неузнаваемости. И потому запечатлевая сегодняшнее состояние геологических явлений, мы должны сделать вывод, что такие же факторы и деятели влияли на них и в прошлом. Прошлое мы должны изучать по сегодняшнему состоянию горных пород. Естественная история едина и законы, действующие ныне, действовали всегда. Ни о каких невероятных, внезапных, “скрытых”, как говорили в механике, силах, нельзя говорить и в геологии.
Но все же сколько времени требуется для того, чтобы из крупиц образовались горы? Каков пусть не абсолютный, а хотя бы относительный возраст различных эпох? Ведь оказалось, что геологическая летопись, которую исследовали натуралисты, нигде не сохранилась, она существовала буквально в клочках и обрывках. Земные слои были далеко не похожи на упорядоченные древесные стволовые годовые кольца, по которым легко подсчитать возраст дерева. Нигде на Земле нет сохранившегося осадочного чехла, в котором слои шли бы в стройном каком-то порядке. Вместо этого повсюду наблюдалась хаотическая путаница, вызванная катастрофами различных местных масштабов, когда плавное течение медленных изменений прерывалось размывами, сбросами, землетрясениями, внутренними интрузиями, когда из недр вдруг изливались расплавленные массы, затопляя осадочные породы. Слои крутило, вздыбливало, переворачивало, обламывало и выветривало. Хорошо выразил неполноту книги прошлого Чарлз Дарвин, который был согласен со своим другом Лайелем относительно невероятной, плохо представимой глубины естественной истории, подчеркивая при том ее принципиальную обрывочность: “Что касается меня, то, следуя метафоре Лайеля, я смотрю на геологическую летопись как на историю мира, сохранившуюся не вполне и написанную на постоянно изменявшемся языке, – историю, из которой у нас имеется только один последний том, касающийся только двух или трех стран. От этого тома сохранилась лишь в некоторых местах краткая глава и на каждой странице местами уцелело по несколько строчек. Каждое слово медленно изменявшегося языка, более или менее различное в последовательных главах, представляет собой формы жизни, которые погребены в наших последовательных формациях и которые мы напрасно считаем появившимися внезапно”. (Дарвин, 1939, с. 538).
В течение двух каких-нибудь десятилетий – 30-х и 40-х годов, – за тот период, который назван в геологии “героическим”, была создана геохронологическая шкала, в основе своей оставшейся пригодной до сего дня, только дополненной и развитой. Ее идеология была непохожа, другая, чем общая бюффонова идея начала естественной истории. Она исходила из принципа униформизма. Первым был описаны хорошо известные черные, резко отличавшийся от соседних пластов, угленосные слои. Затем те слои, которые шли выше и ниже каменноугольных, названные соответственно системами пермской и триасовой. Затем, двигаясь вниз, описали мел, юру, силур, вскоре дошли до кембрийской системы. А двигаясь вверх от каменноугольной системы по геологическим слоям, описали (Лайель) третичную систему. Над ней была зафиксирована система, названная четвертичной, оканчивающаяся в современности. На противоположном, нижнем конце шкалы под кембрием стали открывать толщи архея с неизвестно где начинающимся, так сказать, темным прошлым.
Созданная шкала была качественной, по ней можно было отличить один слой от другого в их относительном положении. Любой каменный материал можно было отнести к определенному периоду, но нельзя было узнать длительность этих периодов, эр и эпох.
Количественные показатели привнесла в историю Земли физика. Она всегда спорила с униформизмом и его идеологией невероятно длительной истории. Респектабельные ученые поначалу приняли униформизм в штыки..
Здесь снова нужно вспомнить о той энтропии мысли, которая действовала в отношение достижений и высказываний Аристотеля и Ньютона. Ясное указание Аристотеля на внутренний, душевный источник времени, на то, что причина времени не содержится в движении тел, что не обращение каких-нибудь небесных пифагоровских сфер формирует течение времени, было в течении последующего культивирования знаний проигнорировано. Потомки упорно связывали время с движением тел, и в особенности тех из них, движение которых естественно представляется невозмутимым и постоянным – небесных светил, то есть звезд.
Точно также и ньютоновская дихотомия времени и пространства, его осторожное отношение к источнику формирования времени и отнесение его к прерогативе Высшего Существа не принято во внимание. Оно было неудобным, невыполнимым, трудным для понимания. Абсолютным временем стали считать то, которое сформулировали другие творцы механики, оно касалось всеобщего движения материи во всеобщем абсолютном пространстве – космическом вместилище.
Не лучше судьба и центральной идеи Хаттона о вечности геологических явлений, и созданного на ее основе лайелевского униформизма, обобщившего огромный фактический материал. Логическое развитие и додумывание идеи приводило к необычным, даже невероятно отважным выводам: никакой космической истории кроме геологической истории – нет. Если исходить из постулата о неизменности законов природы, самое основное событие в космосе не жизнь звезд, а жизнь планет с их геологическими событиями. Иначе говоря, логически непротиворечиво следует думать, что будучи в одном месте силой, формирующей поверхность Земли, та же сила должна действовать и на других небесных телах. И мы увидим еще в дальнейшем приключения этой непростой мысли, отрицавшей начало времен.
Конечно, такие идеи были весьма преждевременными и сила мышления не могла своротить могущественную общераспространенную традицию, то есть те простые и понятные сведения о природе, которые закладывались в сознание людей в первых классах любой европейской школы. Логически развивавшие идеи Хаттона геологические мысли Лайеля основывались на новой идеологии, чрезвычайно непривычной вообще для европейского и даже шире – для основанного на библейской идеологии образа мира, воспринятой христианским и мусульманским сознанием. Религиозная натурфилософия предполагала идею начала мира, его сотворения Богом. Сам креационизм здравым смыслом был отринут уже в середине прошлого века, но сохранен тем не менее порядок, сам принцип непременного старта бытия. Традиция действует и до сих пор. На ее общем фоне, да еще в начале прошлого века совсем сумасшедшей казалась противоположная ей идея Хаттона о циклическом круговороте: море – суша – море – суша, и так без начала и конца. Идея геологического безначалия не привилась.
Но именно в развитие этой нетривиальной мысли Чарлз Лайель считал возраст планеты понятием неопределенным, отвлекающим от существа геологического дела. “Геометр измерил области пространства и относительные расстояния между небесными телами – геолог, не прибегая к арифметическим выкладкам, счел мириады веков.., которые дают уму понятия о громадности протекших веков более определенные, чем дали бы цифры”, – писал он. (Лайель, 1866, с. 67).
Лайель и его сторонники считали более практичным не отвлекаться на поиски старта планеты как тела, а сосредоточиться на определении относительного возраста горных отложений и пород. Прежде всего надлежало выяснить отношение между слоями, их сравнительную продолжительность. Не дело геологии открывать дебаты о сроке начала всего и вся.
Тем не менее духовная традиция требовала цифр. Воображение дразнил вызов Бюффона в соединении с религиозная моделью хронологии, согласно которой начало мира практически совпадало с формированием Земли, а возраст исчислялся в астрономических единицах – годах. И как бы в пику Лайелю был дан старт и сегодня не законченного научного шоу под названием “Возраст Планеты”.
Когда сформировалась планета? Ведь если она возникла из газово-пылевой туманности, из которой образовалось и Солнце, а именно так гласила общая парадигма того времени, основанная на гипотезе Канта-Лапласа, то возникал естественный вопрос о том, когда это произошло? “Мог ли Бог создать мир на год или век раньше или позже, чем создал?” Этот коварный вопрос Августина не останавливал ученых. В книге “Великие геологические споры” Э. Хеллем приводит полную драматизма историю поисков конкретных цифр возраста планеты, которая развернулась после трудов Лайеля. (Хеллем, 1985, с. 104 – 136). Дискуссия началась после выступления возмущенного его концепцией стабильной Земли известного ученого В. Томсона, известного как лорд Кельвин, обладавшего огромным авторитетом в ученом мире. Кельвин резко критиковал идею Лайеля на основании второго начала термодинамики, в соответствии с которым планета должна непрерывно остывать и отдавать тепло окружающему пространству. Он произвел опыты, исходя из предположения о первичной расплавленной Земле, которая постепенно рассеивала тепло, а темп охлаждения принял за основной процесс. В 1863 году Кельвин выступил со статьей, где описывал свои опыты и дал оценки возраста Земли приблизительно в 98 миллионов лет с нижним пределом в 20 миллионов лет и верхним – в 400 миллионов.
Эти цифры явились ориентиром для многих естествоиспытателей. Одни пытались их опровергнуть, другие – подтвердить. Физики Ньюком и Гельмгольц подсчитали, что солнечной системе – не более 100 миллионов лет. Геолог Джон Филипс по скорости речного сноса и осадконакопления на морском дне вычислил, что возраст планеты 96 миллионов лет. Примерно столько же – 100 миллионов лет – получил Арчибальд Гейки в 1868 году, рассчитав ее по скорости эрозии горных пород, а Джон Джоли в 1899 г. по изменению солености океана оценил возраст в 80-90 миллионов лет. (Бадаш, 1989).
Оживились и совершенно новую интригу приобрели поиски начала формирования планеты с открытием радиоактивности. Когда стало ясно, что в природе существует естественная радиоактивность, что некоторые, в основном тяжелые, элементы распадаются, и что темп этого распада абсолютно не зависит от внешних условий, в которых находится содержащая их горная порода, а зависит только от внутриатомных процессов, многие ученые, в частности, Пьер Кюри и Эрнест Резерфорд, сразу поняли революционное значение этого явления для геохронологии. Если найдется метод, заявили они, использования естественной радиоактивности, она станет природными часами для определения не только относительного, сравнительного, но и абсолютного возраст любой горной породы, то есть – от начала существования данной горной породы вообще.
Уже к 1907 году относятся первые удачные опыты по определению абсолютного возраста канадским радиохимиком В. Болтвудом. Он основывался на определении количества в породе свинца как конечного продукта распада радиоактивного урана. Болтвуд исследовал 26 образцов различных пород, содержащих радиоактивный свинец и получил цифры от 92 до 570 миллионов лет. Наконец-то в руках исследователей было совершенное оружие обнаружения возраста любых комплексов горных пород, содержащих радиоактивные элементы и они не преминули им воспользоваться.
Совершенно естественно, сразу возникла идея, что наибольшая найденная на данный момент цифра абсолютного возраста одновременно будет свидетельствовать не только о времени формирования данной горной породы, но и всей планеты в целом. То есть ее нужно считать как бы осколком ее первичного тела. Очень быстро цифры стали множится и верхний рекорд был поставлен, когда в начале века они достигли 1,3 миллиарда лет.
Но споры и стремление отыскать самую древнюю породу с помощью радиологических методов имели замечательное следствие, совсем отличное от первоначального стремления, как это часто бывает. Цифры оживили геохронологическую шкалу. Артур Холмс и его сотрудники, начиная с 1911 года провели огромную работу по идентификации образцов и сопоставления их с периодами, эрами и более мелкими подразделениями геохронологической шкалы. Вот теперь наконец-то она заговорила. Каждая система и группа слоев получила длительность. Стало известно, что, например. мезозойская эра длится 26 300 тысяч лет, из которых на мел приходится 14 000 тысяч лет, на юру – 6 000, на триас – 6 300. Общая длительность хорошо описанных периодов и эр составляла 570 миллионов лет. Этот период ныне называется фанерозоем – периодом явной жизни. Ниже шел архей, а общая длительность составляла от 1600 до 3000 миллионов лет. (22).
Методы совершенствовались, кроме свинцово-уранового возникли и другие, с использованием углерода, аргона, рубидия. Следует ли говорить, что цифры непрерывно увеличивались, что возникла сама геохронология как наука и она стала оперировать цифрами в 2, затем 3 миллиарда лет. В настоящее время считается общепринятым, что возраст Земли совпадает по порядку цифр с возрастом солнечной системы, поскольку исследования коснулись и внеземного материала, в частности, метеоритов. А их возраст составляет около 5 миллиардов лет. Совершенно по той же основной модели начала сущего ищут и возраст всей Вселенной, которой отпущено по разным, уже не геохронологическим эмпирическим цифрам, а по чисто теоретическим выкладкам то ли 7,5, то ли 15 или 20 миллиардов лет.
Однако геологические события ничего не говорили о причине времени. Они только свидетельствовали о продолжительности событий, сопоставляемых с годовыми оборотами, да и то крайне ограниченно, в соответствие с неполнотой геологической летописи. Геологические явления, несмотря на свою непрерывность и ясное движение от прошлого к будущему, никак нельзя было реферировать как источник, инициатор времени. Никто ведь не мог сказать, что время шло потому, что воздвигались и разрушались горы и образовывались моря и океаны. Эти геологические события шли в текущем общем, физическом времени и привязаны к нему. Иначе говоря, само время понималось ровно также, как в механике. Есть абсолютное время абсолютного мирового пространства, небольшой частью которого была история Земли, начавшаяся тогда-то. То есть время шло, а планета в нем появилась.
А кроме того, среди множества проблем, возникших в связи с геологическим временем, выделялась одна: явная повторяемость, цикличность, обратимость, затруднявшая выявление временной определенности. Об этом было сразу заявлено основателями принципа униформизма: бесконечная смена моря и суши не дает никакого понятия о начале и порядке времен. К какому времени относить тот или иной комплекс каменного материала, если было неясно, когда он образовался? Накопление геологических знаний приводило к твердому, хотя и необъяснимому выводу о том, что один и тот же комплекс, одни и те же, или чуть отличающиеся по химическому составу минералы и горные породы могли образовываться в самые разные эпохи истории Земли. Иначе говоря, только по материальным каменным остаткам прежних геологических периодов, нельзя было определить, к какому именно периоду их отнести.
И уже в начале прошлого века проблема приняла совсем неожиданный поворот. У системы по имени Земля собственное поведение оказалось значительно более сложным, чем представлялось оно только из геологии. В полном согласии с требованием Хаттона к ней нужно было отнестись, действительно, как к живому организму.
