Текст книги "Земленыр или каскад приключений"

Автор книги: Геннадий Михасенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц)

Земленыр, снова и снова осматривая обугленные остатки моста, спросил:

– А кроме этого, мост ещё есть?

– Нет. Это был единственный. Вчера сгорел, точнее – его сожгли солдаты охраны. Какая глупость – уничтожать то, что охраняешь!

– Да, глупость, – согласился старик, – но лишь с первого взгляда. А какая на них была форма? Не заметила?

– Кто не заметила? Я? Да за кого вы меня принимаете? Пожар начался вечером, ещё при солнце. Я все отлично заметила и запомнила! Берестяной расцветки – белая, с черными мазками. Правда, к концу пожара она стала скорее чёрной с белыми мазками.

– Это барбитураты, солдаты Королевства Берёзовых Рощ. Смешно сказать, но это моя родная армия! Я ведь оттуда родом.

– Не слышала о таком. Где это?

– Там, недалеко, – Земленыр неопределённо махнул рукой.

– Не знаю. Вообще в знаниях о суше у меня большие пробелы, но о реке я знаю все, уверяю вас. Да, сгорел начисто! – вернулась она к разговору о пожаре. – Не скрою, это было величественнейшее зрелище в нашем пустынном и диком крае! – Щука описала на воде большой круг, рассекая поверхность спинным плавником. Фигурой этой она выражала, очевидно, своё благодушное настроение. – Все рыбье стеклось полюбоваться огнём. Особенно любопытные даже поджарились и уплыли вниз кверху брюшками. А на берег сбежалось зверье, но оно трусливее – издали смотрело. Красиво было: сыпались искры, стреляли бревна, летели головёшки, шипели угли. Фантастическая ночь! Жечь солдаты начали с этой стороны и, отступая, заваливали мост соломой. Командовал поджогом тощий, длинноволосый, с крючковатым подбородком – каков мой глаз! – офицер, с большой голубой медалью на груди. Нет, каков глаз?

– Потрясающий! – воскликнул Пи-эр, поддерживая бурное щучье настроение.

– А вы – заметила ли? Хм! Я даже, рискуя свариться, разыграла офицера. Захлебнувшись дымом, он раскашлялся и перегнулся через перила глотнуть свежего воздуха. А мост сидел низко. И тут я как высунулась да как крикну: «Именем короля, что здесь происходит? Кто приказал?» Бедняга, видать, был не храброго десятка и – кувырк! – прямо на меня. Я со злости хотела ему нос откусить, но, к его счастью, была сытой, поэтому откусила голубую медаль. А он выплыл. Хорошо, что на той стороне упал, а то бы – каюк!

– А где медаль? – спросил Вася.

– Выплюнула, как блесну! Лежит где-то на дне, песочком затягивается.

– А найти можешь? – что-то прикинув, поинтересовался Земленыр.

– Могу, конечно!

– Найди, голубушка! Найди, милая! – взмолился дед. – Эта медаль, чую, нам здорово пригодится!

– Просите Любу, – ответила щука. – Я к её услугам!

– Найди! – с улыбкой повелела девочка.

Глава тринадцатая
ВТОРОЙ СЕКРЕТ ОПАСНОСТИ HP

Круто развернувшись, щука исчезла и вскоре появилась, держа в зубах большую, отлитую из какого-то голубого металла, медаль с обрывком плотной белой ткани, к которой была пристёгнута.

Взяв её и рассмотрев, Земленыр бросил медаль в Любину корзинку.

– Не потеряй! – и обратился к щуке: – Ну, спасибо, соседка, и за подарок, и за полезные сообщения. Но беда в том, что нам надо именно на ту сторону, в Королевство Берёзовых Рощ! Эта сторона нам уже осточертела! Как же попасть туда?

– А по воздуху можно? – спросила Ду-ю-ду.

– Пожалуйста!

– Ах, моё крылышко! – опять вздохнула птичка.

– Даже я, когда в приподнятом настроении или в случае опасности, пересекаю нож по воздуху. Разгоняюсь как следует и перепрыгиваю. Рискованно, конечно, маленький просчёт – и нет башки, но интересно! У нас тут одна столетняя щука обитает, чтоб ей ни дна ни покрышки, от старости выжила из ума, наверно, – жрёт всех подряд, даже родственников. Раза два за мной гонялась, дура! О, идея! Заманю-ка я старую ведьму под нож: разгонюсь и сигану вверх, а у неё реакция уже не та – влипнет, как миленькая!

– Ну, всем не взлететь, – заметил Пи-эр, явно отяжелевший после купанья. – Надо срочно открывать заседание кружка мыслителей! Авось, что-нибудь придумаем.

Люба почувствовала, что кувшин, который она продолжала держать в руках, сильно разогрелся, и не без удивления опустив его на землю, спросил:

– А можно мне, не члену кружка, одну мысль высказать?

– Конечно, можно! – важно разрешил Пи-эр. – На мысли у нас запретов и ограничений нет.

– Тогда я тоже попробую рассуждать логически: если Земленыр ныряет в землю, как в воду, то почему бы по воде ему не ходить, как по земле?

– Грандиозная идея! – воскликнул круг. – Люба, ты достойна нашего кружка!

– Ну-ка, Зем, пробуй!

– А что, вполне возможно! Я такой! – хвастливо отозвался старик, смело шагнул с берега и с бульканьем скрылся в глубине. Всплыв, он забарахтался, истошно крича:

– Тону! Спасите!

Вася с Пи-эром кинулись на выручку разом и вытолкали деда на берег. Оказалось, что Земленыр не только ходить по воде не может, но и плавать не умеет, что он вообще отродясь не окунался в воду.

– Вот вам и грандиозная идея! Нет, девочка, тебе ещё рано в кружок мыслителей – чуть не утопила старика, – откашливаясь, ворчал дед.

– Зем, ты не прав! – возразил круг. – Мысль как правильное умозаключение ценна сама по себе, а не из-за своей мгновенной пользы. Одна мысль не принесла пользу, а вторая перевернёт земной шар, в лучшем, конечно, смысле слова. Важно, чтобы здравые мысли рождались! Для этого и существует наш кружок и наши головы. А Любина мысль – шедевр. Краткая и стройная! Земля и вода и ты, Зем, посередине! И ничего лишнего! Блестяще! Никто из нас не додумался, а Люба – пожалуйста! Талант! На досуге мы ещё порассуждаем об этом!

Щука хохотала, тряся по жабры высунутой головой, потом осеклась и громко объявила:

– Внимание! Вам повезло! Я знаю второй секрет Нож-Реки. Ради Любы я открою его, но при условии, что вы примете её в свой кружок этих, как их?

– Мыслителей, – подсказал Вася.

– Да-да, мыслителей! Люба, ты ведь хочешь этого?

– Хочу.

– Считай, что ты уже вступила! – И щука сделала круг по воде.

– Нет! – горько заявила девочка. – Так нечестно. Насильно я не хочу! Надо, чтобы меня приняли добровольно!

– Браво, девочка! – воскликнул Пи-эр. – Отличное заявление! Оно подтверждает, что ты достойна нашего кружка! Не будем откладывать дело в долгий ящик! Как председатель я ставлю вопрос на голосование: кто за то, чтобы принять Любу в наше общество? Я – за!

– И я! – Вася поднял руку.

Земленыр задумчиво оглядел каждого, гмыкнул и тоже поднял руку.

– Единогласно! – заключил Пи-эр. – Поздравляю тебя, девочка! И вас, друзья, с приобретением ценного товарища!

– Спасибо, кружочек-дружочек! – Люба шагнула к Пи-эру и ласково прижалась к его холодным досточкам.

– Ну, хорошо! Пусть будет по-вашему, законно. Не помогла, так ускорила – тоже заслуга! – подытожила щука. – А теперь, – внимание! Второй секрет! Раз в сутки, в полдень, Нож-Река останавливается. Оба течения замирают на некоторое время и меняются направлениями. В этот момент её и можно пересечь! Ясно? Ну, желаю удачи! Люба, до встречи через сто пятьдесят лет!

– Минуточку, соседка! – окликнул её Земленыр. – А что охрана, убралась домой?

– Не знаю, не видела. Говорю, что я в земных делах не сведуща.

– А сколько их было?

– Четверо: трое солдат и офицер. Спрашивай ещё, старик, мне нравится, как ты ко мне обращаешься – соседка. Обычно меня зовут злюка, злодейка, а тут – соседка. А почему – соседка?

– Все мы на земле соседи, – просто ответил дед.

– Вот это правильно!

– Тогда ещё вопрос: как ты, соседка, думаешь, знают барбитураты о секретах Нож-Реки?

– Могу только предполагать. С таким же успехом можете предполагать и вы. Охрана сменяется раз в полгода. Представьте себе – полгода безделья и ничего вокруг, кроме моста и реки, поневоле заметишь. Так что о первом секрете они скорее всего знают, может быть, даже на чьём-то горьком опыте – не исключено, что кто-то из солдат, купаясь, далеко заплыл. Кстати, один из них хромой. А вот второй секрет не такой очевидный, хотя не такой уж и скрытный. Словом, и да и нет.

– Логично! Спасибо!

– Ну, счастливо, соседи!

Щука пошла описывать круги, все больше и больше, и вот на самом большом, набрав критическую скорость, она, как ракета, сорвалась по касательной орбиты и канула в неизвестность, откуда и появилась.

– Подходящей попутчицей могла бы быть, умей она жить без воды! – вздохнул Пи-эр.

– Да, славная щучка! – согласилась Люба.

– Я тоже долго не могу без воды, но и на суше временно чувствую себя превосходно. В этом смысле я – амфибия, – рассудил круг.

Люба уловила ноздрями запах укропа и лаврового листа, глянула на кувшин – он булькал. Стоял на сырой траве, метрах в пяти от костра, из пены торчали рыбьи головки с белыми глазами.

– Уха готова! – объявила девочка и добавила тише, только для Васи:

– Ты прав – кувшин волшебный, сам варит!

– Я же говорил! Вот здорово!

– Прошу к столу!

Пи-эр услужливо распластался на земле кверху ручкой и зачмокал, распаляя у присутствующих и без того адский аппетит. Вася отыскал на берегу берёзовый коротыш, привычно снял с него ножом большой шмат бересты, вырезал из него три круглых блина, согнул их воронками и защемил складки раздвоенными концами прутиков – получились отличные ложки. Земленыр разыскал в кустах лопухи, и три листа стали тарелками, на которые Люба и разложила поровну рыбу, а хлебать принялись из общего. Уха удалась на славу, в ней было все необходимое, даже картошка. И Люба рассудила, что кувшин варит, наверное, не что попало, не что взбредёт на ум владельцу, а лишь то, для чего есть исходный продукт. Значит, круглый лодырь, который не умеет и не может для себя палец о палец ударить, помрёт с голоду даже с этим кувшином-полусамоваром, для которого сперва нужно что-то добыть, а уж потом он сварит.

«Что ж, – подумала Люба, – в этом есть, пожалуй, высокая мудрость: даже чудеса ограничиваются во всемогуществе, чтобы человек не разбаловался и не разленился окончательно. Очень мудро!»

Что в ухе главное? Рыба! Рыба есть, остальное, побочное, кувшин, значит, вырабатывает сам. Впрочем, это предположение предстояло ещё проверить.

Ели торопливо, подгоняемые Земленыром, который, сев лицом к Нож-Реке, не спускал с неё глаз, следя за плывущими предметами, и два раза вскрикивал: «Все! Остановилась!», но ошибался.

Люба наелась быстро. Швырнула пару ложек юшки, обобрала губами одну рыбинку – и сыта. И стала с удовольствием наблюдать, как едят мужики. А Вася с Земленыром насыщались страстно, самозабвенно.

– Люба, последи за рекой, коли ты насытилась, – сказал дед.

– Ладно, не волнуйся!

Какое-то время она следила за течением, потом отвлеклась: прибирая ложку в корзинку, Люба наткнулась на голубую медаль и принялась рассматривать её. На лицевой стороне было лишь одно слово «ЗА», а за что – неизвестно, ни многоточия, ни чёрточки не было, даже никакого намекающего рисуночка. Голая плоскость и – «ЗА». Или в королевстве и без уточнений было известно, за что именно даётся такая медаль, или медаль выпустили на всякий случай, на такой, например: надо обязательно награждать, а награждать не за что – вот и выдают медаль «ЗА», мол, отвяжись, худая жизнь. На реверсе, то есть за обратной стороне, курчавились, цепляясь одна за другую, три буквы – КБР.

– К, Б, Р, – тихо проговорила девочка, повторила ещё раз и вздрогнула – что-то очень знакомое, какое то близкое имя пульсировало в этих трёх буквах, означавших, разумеется, всего лишь Королевство Берёзовых Рощ. И Люба лихорадочно, как в бреду, начала подбирать промежуточные гласные и нашёптывать возникающие слова: КОБУРА, КОБРА, КАБАРГА, КАРБЮРАТОР, КАБАРЕ и вдруг возникло, выскочило то слово, чьё биение она ощущала – КОРБЕРОЗ.

– Что ты сказала? – насторожился Земленыр.

– Ничего, это я так! – смутилась и отмахнулась Люба, про себя, однако тростя [2]

[Закрыть]. «Корбероз, Корбероз, Корбероз!» Это же имя фокусника, который отправил их в сказочную страну. Какое отношение фокусник Корбероз имеет к Королевству Берёзовых Рощ… Над этим Люба не стала размышлять, она сразу же, чутьём, поняла, что имеет. Она пристальней всмотрелась в профиль Земленыра и отметила, что большим лобным выступом дед очень походил на Корбероза. Как и почему? Эти вопросы опять же до поры до времени не интересовали девочку. Она просто набиралась впечатлений для более глубоких обобщений, как и положено члену кружка мыслителей. А пока лишь факты. При этом Люба постоянно помнила, что у Земленыра был младший брат, улетевший в небо, а Корбероз всегда спускался с неба. Словом, Любино воображение разыгралось не на шутку, и она радовалась этому тихой тайной радостью.

Заметив, что Вася сливает в свою ложку густой осадок ухи, Люба вскочила и сказала:

– Перейдём к чаю!

– Некогда! – отрезал Земленыр.

– Ой, дедушка! Без чая еда не еда! – хныкнула Люба, жаждавшая не столько чая, сколько новой проверки возможностей кувшина. – Хоть по глотку! Это очень полезно!

– Знаю! Я сам люблю чай! Это идеальный стариковский напиток, прочищает кишки и мозги, но чай будем пить только на той стороне! Ещё ведь надо плот мастерить!

– Какой плот, Зем? А я-то на что? – обиженно проворчал Пи-эр и встал на ребро. – Плот – это прямоугольник или, ещё хуже, квадрат. У них большое сопротивление, а у меня отличная гидродинамика!

– Ты же меня не удержишь, а плавать я не умею, – напомнил Земленыр.

– А цепляться ты умеешь?

– Умею.

– Вот и уцепишься за меня, остальные – тоже! И никакой самодеятельности, слышите? Вася, это в первую очередь касается тебя!

– Слышу! И понял.

– Все! Остановилась! – опять крикнул дед.

На сей раз да, все плывшее замерло. Круг скатился с обрывчика, на него поместили одежду, корзинку, куда Люба старательно уложила кувшин и все три берестяные ложки-черпаки, поверх посадили Ду-ю-ду, потом сами с ойканьем погрузились в воду, мёртвой хваткой уцепились за край, и Пи-эр неведомой силой повлёк честную компанию на тот берег. Все трепетали, ибо не знали, сколько времени продлится затишье, и не могли определить середину реки. Будь воды разноцветные, тогда бы просто, но и вблизи и вдали все было одинаково: тот же матовый отсвет и тот же речной мусор. Но по инерции движения этого мусора Пи-эр произвёл необходимые расчёты и торжественно объявил:

– Внимание! Приближаемся к середине!

Путешественники невольно напряглись и даже придержали дыхание, но круг тут же произнёс:

– Отбой! Опасность миновала!

И сразу после этих слов пловцы вдруг ощутили, как вода всей своей массой колыхнулась и тронулась, а позади что-то мерзко захрустело и затрещало – это заработал водяной нож. И люди судорожно, на всякий случай, поджали ноги.

И таково было душевное напряжение, что на противоположный берег выбирались разбитые от усталости, хотя устать должен был только Пи-эр, но именно он-то и не устал ни капельки – деревянные нервы оказались выносливее. Зато какое облегчение испытали путешественники, оглянувшись назад. Они думали, что самое страшное уже пройдено, что до победы осталось одно пустяковое усилие. Даже солнце тут не жгло, а мягко грело.

И не знали они, что преодолели только половину пути, причём – лёгкую, с природными преградами, что самые сложные людские преграды начнутся через полчаса, когда они, блаженно напившись чаю, подойдут к сгоревшему мосту, найдут там дорогу и двинутся по ней, уверенные, что она ведёт в Королевство Берёзовых Рощ.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

В КОРОЛЕВСТВЕ БЕРЕЗОВЫХ РОЩ

Глава четырнадцатая
КАМЕНЬ У ДОРОГИ

Двигались не обычной цепочкой, а шеренгой, заняв полностью ширину дороги – две едва заметные колеи, заросшие муравой и не помнящие, наверно, когда тут в последний раз проскрипело колесо. Земленыр бодро шагал посредине, по правой колее шёл Вася, по левой Люба, Пи-эр катился по обочине.

Вокруг были только степь, небо да рыхлый мутный горизонт.

На небе, в самой вышине, грозно громоздились друг против друга две огромные багровые тучи, похожие на две крепости, даже с зубцами на башнях, с которых, кажется, палили пушки, потому что виднелись клубочки дымков от выстрелов, и солнце, зажатое между этими крепостями, представлялось раскалённым ядром, пущенным одним из противников. Степь зеленела травостоем да колками прореженного леса.

– Это к несчастью! – сказала Люба, показывая на тучи-крепости.

– Не может быть! – успокоил её Земленыр. – Хотя чем черт не шутит, пока бог спит! Видите вон тот камень? – спросил дед, замедляя шаг и кивая на огромную глыбу впереди у дороги.

– В сказках такие встречаются на распутьях, где написано, что случится, если куда-то идти, – припомнила Люба.

– Верно, девочка. Но тут распутья нет, надписей – тоже, а вот сказочная страна ещё, наверно, продолжается, хотя наше Королевство Берёзовых Рощ, уверяю вас, совершенно обыкновенное. Только я да мой бедный брат нарушили эту обыкновенность, за что и были наказаны: брат улетел навечно неизвестно куда, меня увезли к черту на кулички. И не думаю, что за время моего отсутствия там прибавилось сказочности, скорей – наоборот, потому что боятся у нас необыкновенного, а это, увы, признак, тупикового развития, а то и – вырождения, но об этом порассуждаем на досуге. А пока скажу, что в том камне таится угроза, друзья мои. Всякий раз, когда я убегал из волшебного леса, – а последний раз это было, смешно сказать, полвека назад, – я добирался до этого моста, переходил его, вот так же брёл по дороге, вот так же было пустынно и вот так же торчал этот камень. Но вдруг из-за него выскакивали два дюжих парняги с ружьями и, крикнув: «Стой! Кто такой?» – упирались мне ружьями в грудь.

– Все было так же! – повторил дед, с печалью и обречённостью в голосе.

– Так же, да не совсем! – заметил Пи-эр. – Тогда ты был один, а сейчас нас четверо!

– Может, откроем заседание кружка мыслителей? – робко предложил Вася. – И обмозгуем это дело?

– Совсем обюрократились! – вспылила Люба. – Что ни шаг, то подавай им кружок, как будто без заседания нельзя высказаться! Говорите – и все! У меня, например, предложение: сбегать и проверить!

– Здравое предложение! Сбегать – это по моей части! – отозвался Пи-эр.

– Лучше бы, конечно, слетать! – вздохнула Ду-ю-ду. – Неужели я так и не стану полезной для вас?

– Станешь, Ду-ю-ду! Обязательно станешь, – заверила девочка. – Вот вылечит тебя дедушка Зем – и станешь! Ты нам так поможешь, что сейчас даже трудно представить!

– Да?

– Непременно!

– Скорей бы!

Прыти после купанья у Пи-эра поубавилось, и он, до свинцовой тяжести пропитанный водой, неторопливо покатился вперёд, стряхивая со своей окружности налипавшие пласты песка и пыли и обрастая ими вновь, да так густо, что казался обтянутым шиной. Дважды объехав камень, Пи-эр вернулся и доложил:

– Никого! Клянусь радиусом!

И группа двинулась дальше.

– Стой! Кто такие? – раздалось вдруг, и из-за камня, с которым поравнялись путники, выскочили два ражих [3]

[Закрыть]молодца с ружьями. Они были так юны, что, кажется, смущались этого и отпустили для суровости: один – усики, второй – жидкую бородёнку, которые, однако, делали их не суровыми, а смешными, несмотря на всю серьёзность и ружья. Имена у них тоже были забавными: усатого звали Нюкстёзя, бородатого – Блефтяфтя. Конечно, это были не официальные имена – этих имён не помнил никто, даже они сами, – а прозвища, идущие с детства, когда они, шепелявя и картавя, без конца, направо и налево, повторяли полюбившиеся фразу и слово: первый – «Ну так что же?», а получалось – «Нюкстёзя?», второй – «Блестяще!» – «Блефтяфтя!» Комичности добавляли кирпичная краснота их физиономий и тугие, едва стянутые на груди мундиры, сковывавшие движение. Видно было, что мундиры эти недавно постирали, неумело, поспешно, очевидно, в холодной воде и без мыла, пытаясь удалить копоть и сажу. Мундиры здорово сели, им не дали просохнуть и напялили на плечищи, и теперь они выглядели жёвано и куце – руки почти по локоть торчали из рукавов. Чернота не только не отмылась, но ещё более разбухла и из пятен превратилась в общую грязь, сквозь которую все же угадывалась расцветка под бересту.

– Барбитуратики! Родные мои! – воскликнул Земленыр и полез было к солдатам с объятиями, так как искренне обрадовался встрече через столько лет разлуки с соотечественниками, молодость которых лишь усиливала радость, ибо они не могли дежурить на границе с тех давних пор и, значит, не могли узнать его, как случалось все те разы, потому что свои побеги Земленыр, тоже по молодости, делал ритмично через год и почти приучил охрану к своему появлению у моста.

– Руки прочь, дед! – крикнул с усиками. – Вы арестованы!

– Как? Опять?.. Ничего нового за полста лет! Все именно так и было! – с досадой протянул старик.

– Но нас-то четверо! – напомнил Пи-эр и кинулся на ближайшего барбитурата, но тот ловко, не сводя прицела с людей, двинул прикладом, и круг, не успев увернуться, плашмя рухнул в придорожную пыль. – Ах, ты так? – отплёвываясь, рявкнул Пи-эр и попытался вскочить, но Нюкстёзя наступил на него обеими ногами, и прижулькнутый круг утихомирился.

Васю так и подмывало выхватить из-за пояса из-под рубахи пистолет и шарарахнуть в усатого нахала. Мальчик был сыном охотника, исколесил окрестную тайгу с ружьём вдоль и поперёк, добывая рябчиков и глухарей, и рука его не дрожала, беря на мушку мелкую живность, даже сохатого бил с отцовской, правда, подстраховкой, но выстрелить в человека – это было вне Васиных понятий и сил, особенно в сказочной стране. Уж где-где, а в сказке-то все должно решаться миром и честью.

– Ну так что же, гуси-лебеди? С нами шутки плохи! – пристрожил усатый. – Без фокусов! Вас уже трое!

– Нет, все ещё четверо! – прощебетала Ду-ю-ду.

– Мелочь не в счёт! – отмахнулся Нюкстёзя, не скрыв, однако, удивления. – Слышь, Блефтяфтя, доложи Сильвуплету! А то ещё побегут, стрелять придётся. Будут трупы! А нам нужны не трупы, а живые диверсанты!

– Блестяще! – отозвался бородатый, открыл вдруг в камне – в камне! – дверцу – дверцу! – и пропал внутри, но вскоре высунулся опять. – Прошу! По одному!

Пленники, как во сне, осторожно шагнули внутрь камня, щурясь из боязни неизбежно разбить себе лбы обо что-то острое и твёрдое, но не разбили и удивлённо огляделись.

Камень оказался пустым и был вообще не камнем, а фанерно-деревянной конструкцией, сколоченной, бугристо обмазанной глиной и раскрашенной под каменную глыбу. В стенках светились смотровые щели. По всему выходило, что это был наблюдательный пункт барбитуратов. У ног приподнялся люк и показалась лохматая голова.

– Ну, где они? – спросила она.

– Вот они, господин офицер! – отчеканил солдат, вытянувшись.

– Прошу! – сказал лохматый приятным тоном, и голова его не исчезла, а как бы уползла в глубину, откуда предупредила: – Только осторожней, ступеньки крутые!

– Вещи оставьте здесь! – губошлёпно и как-то несерьёзно распорядился Блефтяфтя, и пока путники соображали, что это значит, проворная рука сняла с Земленыра патронташ и дёрнула Любину корзину, из которой девочка успела, однако, выхватить кувшин и голубую медаль, но кувшин барбитурат отобрал, а медаль не заметил. Васю же солдат лишь похлопал по бокам, а карманы с патроном и складнем не доглядел, как и пистолет на животе. Бородач был неопытным в обыске. – Блестяще! – пожалуйста! Стоп! А это?.. – Блефтяфтя потянулся было к Ду-ю-ду на Васином плече, но мальчик отвёл его руку, говоря:

– Это не вещь, а живое существо!

– Да-да! Не тронь меня! – взвизгнула птичка и живо перебралась с правого плеча на левое, подальше от грубой солдатской руки, которую, однако, успела клюнуть.

У Блефтяфти отвисла нижняя челюсть.

Троица оказалась в землянке. Над головой – бревенчатый накат, стенки забраны жердяником, выступы у стен устланы свежим сеном. Здесь держалась приятная прохлада, пахло сыростью и ароматом свежескошенной травы. В пол был вкопан столик о трёх ножках, на котором в трёхтрековом подсвечнике горело три свечи и возле которого стояло три чурбака. В левом торце землянки стояла небольшая железная печурка, уставленная грязной посудой, рядом на столбике висел умывальник, ритмично, словно отсчитывая время, капавший в таз. В правом торце виднелась дверь, ведущая, видно, в какие-то подсобные помещения.

Посреди землянки возвышался человек, расставив ноги в блестящих сапогах и уперев руки в бока, точно он занимался гимнастикой. Высоты жилья не хватало для его роста, поэтому он свернул голову набок и прижался одним ухом к потолку, как бы прислушиваясь к тому, что происходит снаружи. Щука заметила правильно: высокий и тощий. Он казался столбом, подпирающим потолок. Простерев руки вперёд, но не шелохнувшись телом, словно привык к роли подпорки, офицер воскликнул:

– Какая радость, господа! Вы и не представляете! С одной стороны, я, к сожалению, скорее всего расстреляю вас, но с другой – какая радость! За четыре месяца дежурства – ни одной живой души. Вы первые! Дикое, захолустное место! Хуже того! В захолустье хоть какая-то жизнь да есть, а тут – никакой! Только противные солдатские рожи! Пошли прочь! – вдруг крикнул он, и наверху, у люка, послышалось какое-то движение – солдаты, видимо, подслушивали. – И вот вы! Это праздник! Надо отметить! Что предпочитаете, господа: вино, карты?

– Вопрос! – ответил Вася.

– Я слушаю.

– За что это вы хотите нас расстрелять?

– Вы сами отлично знаете: за диверсию! За поджог моста!

– Но…

– Никаких «но», дослушайте сначала мои соображения! С одной стороны, я вам очень благодарен, что вы сожгли мост! Кому он тут нужен? Не перебивайте! – воскликнул он хрипло, видя, что старик набрал в грудь воздуха для протеста. – Да, именно благодарен, ибо теперь здесь, в этом проклятом месте, нам нечего охранять и можно, грубо говоря, сматываться домой. Мы уже послали вчера гонца с докладом и с просьбой отозвать нас. Но, с другой стороны, я вынужден для начала вас арестовать, а там и расстрелять, возможно, если вам не удастся оправдаться. А оправдаться вам, наверняка, не удастся, потому что какое может быть оправдание, если мост сгорел, пропала собственность королевства, порученная нашей охране. У нас нет выбора: либо мы с вас снимем кожу, либо его величество – с нас! Но, как вы понимаете, своя рубашка ближе к телу, тем более – кожа! И мы не упустим возможности сберечь ее! Или я скверно рассуждаю?

Трудно разговаривать с человеком, не глядя ему в лицо, а тут было трудно и в лицо-то глядеть, едва белевшее в припотолочном чаду свечей.

– Дяденька, – сказал Вася, – вам же так неудобно стоять!

– И больно! – добавила Люба.

Действительно, голова его была согнута так неестественно, почти под прямым углом и так защемлена между накатом и телом-столбом, что казалось странным, что она круглая, когда должна быть расплющенной.

– Да, и неудобно и больно, – согласился офицер, – но что поделаешь, если я урод?

– А почему бы вам не выпилить дыру в потолке для головы?

– Оригинально, мальчик! Спасибо! Я над этим тоже много думал и нашёл более остроумное, по-моему, решение! Извольте убедиться! – Он наклонился, пленники при этом вобрали головы в плечи и ссутулились из боязни, что потолок обрушится на них, коли подпорка убралась, – но все осталось на месте, офицер приподнял с пола маленькую крышку, под которой обнаружился приямок, куда долговязый и переступил и, довольный, выпрямился. Теперь голова его уместилась под накатом. И у Земленыра блеснула озорная мысль – задёрнуть Сильвуплета в землю так, чтобы в лунке осталась торчать одна лишь голова, словно капустный кочан, а потом бы прикрыть её крышкой, а самим спрятаться и позвать солдат. То-то был бы их ужас, когда они, подняв крышку, обнаружили бы там живую голову своего начальника. Этот розыгрыш во всех деталях так понравился деду, что он, заранее расхохотавшись, едва не приступил к его исполнению, но вовремя представил все тяжкие последствия своей шутки. Во-первых, при малейшем вскрике офицера, а он не может не вскрикнуть, когда его потянут под землю, из люка грянут ружейные выстрелы. Во-вторых, если выстрелы не грянут, то грянет разоблачение Земленыра, о котором барбитураты и по долгу службы и по-житейски обязаны знать или слышать, ибо в самом народе о нем, наверняка, уже сложились легенды. И вместо мгновенной смерти от пули придёт затяжная смерть в ссылке, потому что его немедленно скрутят и вернут – найдут способ вернуть! – в тот же лес, а со спутниками варварски-безобразно расправятся. И сорвётся при самом завершении такая грандиозная экспедиция, в которую вложено столько усилий, волнений и мужества! Нет, будь он один, можно было бы, пожалуй, попробовать шутку, но рисковать целым коллективом и целым делом нельзя! Шутки прочь! И Земленыр тоскливо отряхнул ладони неведомо от чего.

А Сильвуплет между тем, как бы защемлённый в приямке и не имея возможности переступить для поддержания равновесия, мотался из стороны в сторону, словно некий чудовищный гибрид человека и растения, изредка придерживаясь за накат, и похвалялся:

– Не правда ли, моя идея остроумнее?

– Да, очень остроумно! – поддакнул Вася.

– Солдаты предлагали обить потолок сенными матами.

– Тоже здравая мысль!

– Да, но усложнённая. Надо плести маты, закреплять, а потом они станут крошиться, попадать в пищу, в глаза – осложнения. А ямка – просто! Выбросили десять лопат земли – и все! Значительно проще, чем делать дыру в потолке или матах!

– Да, просто и остроумно! Но ещё проще и остроумнее – сесть, – подсказал Вася и кивнул на чурбак.

– Правильно, юноша! О, ты сообразительный малый! Далеко пойдёшь!

– Если не расстреляете.

– Вот именно. Молодец!

Офицер с явным облегчением сел, жестом предложил сесть и остальным, и лишь тут наши путешественники смогли толком разглядеть его. Молодое, гладко выбритое лицо, с уродливо длинным, как зачаток хобота, носом – и здесь подтвердилась щучья наблюдательность! Казалось, что сильно отвислый нос и сильно загнутый вверх, как вешалка, подбородок образовывали когда-то некую единую декоративную деталь, что-то вроде ручки, как у пивной кружки, а потом хозяин для удобства приёма пищи часть этой ручки отбил, и остатки превратились: верхний – в нос, нижний – в подбородок. На офицере был такой же грязный китель, как и на солдатах, только с берестяными погонами, которых тоже коснулась копоть и, видно, жар, потому-то они покорёжились и обшелушились. От левого лацкана кителя был оторван порядочный кусок.

– Я хотел было углубить всю землянку, – продолжил офицер свою мысль, – а потом нашёл более остроумное решение. Знаете, я привык во всем искать остроумные варианты! Я приказал отрыть себе особую комнату, но своим габаритам! – Он кивнул на дверь и хохотнул, хотя ничего остроумного в этом действии не было. – И уж там-то я блаженствую! – И Сильвуплет потянулся, выламывая руки и ноги и этим показывая, как он блаженствует. – Очевидно, именно в моей комнате вам и придётся сидеть под арестом в ожидании казни. Как порядочный человек, я обещаю не затягивать дела.