Текст книги "Земленыр или каскад приключений"
Автор книги: Геннадий Михасенко
Жанр:
Детские приключения
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 14 страниц)
– Еще не знают, – шепнул Вася, присел и потрепал собачий загривок. – Ну что, дружище! Похоронили мы твоего хозяина, понимаешь? Чарли! Вот такая скверная вещь!
Чарли не понимал и сунулся за лаской и к Любе. Она, привыкшая больше ласкать поросёнка Петьку, почесала ему за ухом, чем пёс вполне удовлетворился.
Во двор ребята вошли решительно, но на крыльце мужество покинуло их, и они замялись, то хватаясь за скобу, то отстраняясь, словно она обжигалась. Протоптаться бы им тут, наверно, до вечера, если бы тётя Вера не выглянула сама за какой-то надобностью.
– Вы что, ребятки?
– Здрасте!
– Милости прошу!
– Нет, мы ненадолго! Тетя Вера! – не находя слов, Люба бессильно вскинула руки женщине на плечи и припала головой к ею груди, порывисто, со всхлипом дыша. – Не могу! Говори, Вася! Только вы не волнуйтесь, тётя Вера!
– Да что вы, ей-богу! Что с вами? Я-то спокойна! – Тетя Вера взяла в ладони Любину голову и пристально заглянула ей в глаза, в которых читались смятение и боль. – Да что с вами, ребятки?
– Тетя Вера, мы пришли сообщить вам печальное известие! – сразу взял быка за рога Вася.
– Господи! Что еще такое? Что за сумасшедший день выдался!
– Вы не волнуйтесь!
– Да я не волнуюсь! Я уже наволновалась! – И тётя Вера тронула повязку на голове, от которой шибануло уксусом. – Все еще трещит! Ну, что там у вас?
– Дело в том, – продолжала Люба, – что Ромка… Не могу! Вась.
– Так вы о Ромке? Ну, это я уже знаю! С этой вестью вы уже опоздали! Я ему за это уже всыпала!
Вася вздрогнул и спросил:
– Кому всыпали?
– Да кому же, Ромке, понятно, оболтусу треклятому!
– Как вы могли ему всыпать, если он погиб? – упавшим голосом, не выдержав медлительности разговора, спросила Люба и разрыдалась в грудь тете Вере.
– Как это погиб? Еще чего не хватало! – воскликнула женщина и в сердцах добавила: – Да лучше бы он пропал, змей подколодный, чем маяться мне с ним!.. А кто вам сказал, что он погиб? – вдруг расплакалась она.
– Мы сами видели!
– А это вы видели? – Женщина рванула внутреннюю дверь, и ребята увидели Ромку, который спокойненько сидел за столом и уплетал за обе щеки что-то крупное и белое, то ли вареники в сметане, то ли пельмени.
– Ромка! – оглашено крикнули Вася с Любой.
– Ребя! – заорал и Ромка, увидев их, подавился и,
кашляя, бросился навстречу.
В сенях они слепились в один прыгающий и гогочущий комок. Из потока сумбурных восклицаний то и дело выделялось одно слово – «живой».
– А кто тогда погиб, если вы видели? – все еще тревожно спросила тётя Вера, поправляя съехавшее на глаза полотенце.
– Тетя Вера, мы, значит, ошиблись! Значит, никто не погиб!
– Черти полосатые! Рождаетесь на горе матерям! Проходите, и на вас вареников хватит!
•– Сейчас, мам! Чуть переговорим и зайдём! – заверил Ромка и закрыл, чуть не прищемив матери нос, дверь. – Значит, и вы вернулись! Значит, все же свернули голову птичке! Припёрло! Я же с самого начала говорил!
– Нет, наоборот! Мы добрались до Королевства Берёзовых Рощ, вылечили Ду-ю-ду, и потом нас перенесло домой. А вот ты-то как выжил? Мы же тебя похоронили! Тебя же деревом…
– Помню! Я все помню! И как деревом и как коршун Унш долбанул меня в голову. Вот видите? – И Ромка показал глубокий шрам за ухом. – Кстати, как Унш?
– Остался в Шарнирном Бору – там мяса много.
– Мерзавец! В друзья навязался! – с отвращением
припомнил Ромка, вдруг задрал рубаху – на его боку краснела, смазанная йодом, обширная, от плеча до бедра, ссадина. – Это от дерева. Я мамке сказал, что с обрыва сорвался. Поверила, но все равно отмутузила полотенцем!.. Как коршун добил меня, так потерял сознание и потом очнулся дома, в постели, у мамки под мышкой. Она, оказывается, ждала меня в моей кровати, и начала, и начала!..
– Вот те раз! – удивилась Люба. – Выходит, что в сказке мы не могли умереть! Смерть там означает жизнь тут!
– Возвращение к этой жизни! Ну и молодец, Кошупол Корбероз! Очень мудро придумал! А то разве справедливо было бы погибнуть в сказке?
– Но боязнь смерти была настоящей! И опасности были настоящие! И Пи-эр сгорел по-настоящему!
– Пи-эр сгорел?
– Да! Ой, что с нами было после Шарнирного Бора!
Они бы говорили еще и еще, но их опять, уже сердитее, позвала тётя Вера, и, чтобы не вызывать подозрений и нового гнева, ребята вошли в дом и уселись за стол, тем более что аппетит нагуляли волчий. Ромка ёрзал-ёрзал от какого-то нетерпения, потом не выдержал и, жестом попросив друзей сойтись к миске головами, сказал:
– Я, конечно, подло поступил, что сломал крыло Ду-ю-ду, и прошу за это прощения, но и вы должны сказать мне спасибо за это сломанное крыло, иначе бы вам нечего было делать в сказке и вы бы не совершили такого интересного путешествия.
Это заявление было таким нахально-неожиданным, что ребята не сразу нашлись что ответить, а лишь прошептали «ч-ш-ш!», но в их сердцах уже поселилось лёгкое разочарование. Они надеялись, что сказка проучила Ромку раз и навсегда, что она пошатнула и расставила по надлежащим местам его зыбкие представления о добре и зле и что теперь он стал совершенно другим человеком, однако все, как видно, получилась сложней. Вася вдруг понял, что по-настоящему подл не тот, кто просто поступает подло, но тот, кто, поступая подло, думает, что совершает благодеяние. Семена подлости, неизвестно откуда попавшие в Ромкину натуру, пустили в ней, похоже, такие мощные корни, что даже сам осознавая это, он старается все же в своей подлости отыскать крупицы и зерна порядочности и пользы.
И ребятам подумалось, что им придётся еще много повозиться с другом, прежде чем он станет настоящим другом, и новыми глазами они глянули на него, глазами скульптора на кусок глины.
Ну что ж, они повозятся, тем более что в сказке они получили мощную подзарядку всех своих сил, тех самых, которые учитывает волшебный камень, когда перелетает реку. И если уж этих сил хватило, чтобы разбудить в мёртвом камне живую птицу, то их хватит и для того, чтобы в отпетом разгильдяе и лоботрясе пробудить светлую душу.
Глава двадцать четвертая
КЛУБ СКАЗОЧНИКОВ
Вскоре, через несколько дней после возвращения домой, Любе пришла в голову мысль, что поскольку все, кто совершил сказочное путешествие, остались живы, даже Ромка, вернувшийся в сущности с того света, то почему бы не ожить и не вернуться Пи-эру? Правда, в отличие от Ромки, который просто умер, но тело его осталось целым, Пи-эр лишился тела, оно обратилось в прах, осталось лишь философское понятие, так что нечему, собственно, было возвращаться. Но для сказочных возможностей это не казалось препятствием, дело скорее всего могло сводиться к срокам оживления: Ромка – раньше, Пи-эр – позже. И каждое утро девочка с трепетом высовывалась из окна и смотрела на кадку с дождевой водой – не лежит ли поверх ею милое косоглазое существо. Она даже время от времени щупала пи-эровскую золу, которую сохранила в корзинке и надёжно припрятала в сенях, – не теплеет ли она, предвещая счастливое превращение, но та была бездушно холодна, со свинцово-тяжёлыми бляшками спёкшихся Раскалённых Паутов.
Но время шло, Пи-эр не возрождался. Прошло лето, миновала осень. Дождевую кадушку отец опрокинул, подсушил и укатил в сарай. Вместе с кадушкой укатилась и Любина затаённая надежда, которой она не делилась даже с Васей.
А у Васи в это время роились в голове свои мысли об их путешествии, и мыслил он шире и глубже, как и положено командиру. Брожение ума началось с пистолета. Мальчик накопил уже с полпортфеля патронов, а пистолет все неустанно продолжал «плодоносить». И что поразительно, Вася не сделал ни единого выстрела, хоть и подмывало его сбегать в лес и погрохотать вволю, но ему казалось почти кощунством тратить волшебство на свои прихоти. Да и пистолет он, проявляя железную выдержку, никому не показывал, даже младшим братишкам, хотя отлично понимал, как бы осчастливил их, позволив лишь прикоснуться к оружию. Но внутренний голос словно повелевал: «Нельзя!.. Ни-ни!..» Лишь на одну дерзость решился Вася: он вынул пыж, сотканный из непонятно какого материала, и высыпал на ладонь дробь. Она была мельче самой мелкой, с какой мальчик сталкивался на охоте, – прямо свинцовое просо. Если бы дать ей номер, то он был бы, наверно, одиннадцатый или двенадцатый. И дробовинок было несчётно; значит, не случайно они отбились от полчищ Раскалённых Паутов. Так же бережно Вася запечатал патрон.
И Люба маялась с волшебным кувшином, как жулик с украденной вещью, то и дело перепрятывая его, чтобы мать ненароком не наткнулась и не вышло бы из этого какого-либо конфуза или неприятности. Бедная девочка не посмела даже угостить волшебным чаем своих домочадцев из опасения, что тогда придётся рассказать, откуда взялся кувшин, а значит, и рассказать все, а это, считала она, было недопустимым. Лишь однажды вечером, сойдясь у огородной межи и затаившись в пышной картофельной ботве, Люба с Васей попили чудесного чая, да и то не ради самого чая, а просто хотели узнать, не утратил ли сосуд своей волшебной способности. Не утратил. Надо сказать, что кувшин знал толк в заварке, в ней чувствовалась мята, зверобой и еще что-то несусветно вкусное, так что остатки чая Вася слил в ковш и отнёс своим «козлятам», которые разодрались из-за лишнего глотка. И все, опять секрет и подполье. А почему, собственно, они хранят про себя, делают тайну из своего путешествии? Кто велел им молчать? Никто! Может быть, именно для того они и оказались избранными, чтобы поделиться переживаниями с другими? Ведь всех враз не впустишь, наверно, в сказку! Так почему бы не собрать круг сверстников, не поведать им о приключениях, не попить чайку из диковинного кувшина и не жахнуть разок-другой из пистолета?
Да нипочему! Так и надо сделать!
Вася, сам чувствуя себя счастливейшим человеком, вдруг уверенно подумал, что и всякий, кто так или иначе соприкоснётся с живой сказкой, через которую они с Любой прошли, неизбежно станет счастливым тоже.
Эта уверенность подхлестнула мальчика. Надо организовать «Клуб-сказку»! Такое название вспыхнуло сразу, и других вариантов не возникло. Кружок мыслителей, созданный Пи-эром, продолжал действовать! Кто хоть раз вкусил блаженство от рождения свежей мысли, тот обречён на мыслетворчество, тому дух поиска и открытий нового уже не даст покоя.
Вася поделился своими соображениями с Любой, и та охотно приняла их. Потом мальчик нашёл тех двух пацанов, которые в прошлом году ходили в сказку, поговорил с ними, и они, чуть покривлявшись для солидности, дали согласие, тут же наперебой начав рассказывать, как им было велено среди ночи спуститься в заброшенный колодец за селом, в котором была вода и из которого их выловили огромным ведром дети великанов. Хоть ему было интересно, но Вася прервал их, сказав, что обо всем этом у них еще будет время рассказать на заседании «Клуба-сказки».
Дальше встал вопрос: где собираться?
Самый очевидный ответ, что собираться можно поочерёдно в домах членов кружка, пришлось отмести из-за неизбежных осложнений с родными, которые, конечно же, затерзают вопросами и не дадут сосредоточиться. Школы своей в Чаре не было, детей возили за десять километров в районный центр, но был клуб с кинозалом и библиотекой. К библиотекарю-то, Ларисе Ивановне, рыжей молодой девице в очках с тонкой золотистой оправой, и явился одним сентябрьским вечером Вася, явился с пистолетом, для большей убедительности своих слов. Нелишне отметить, что Вася был на хорошем счёту у Ларисы Ивановны, и она внимательно выслушала его, тем более что в помещении не было ни души, а мальчик, развивая идею клуба, поигрывал пистолетом и даже показал созревающий патрон и заставил пощупать его, чтобы увериться, что он тёплый. Следует пояснить, что у библиотекаря был обширный план работы с читателями, с детьми в том числе, и план этот горел из года в год по всем пунктам, за что самой Ларисе Ивановне нагорало от начальства, поэтому она очень обрадовалась Васиному предложению, воскликнув: «На ловца и зверь бежит!». Её, сказать по правде, несколько смущало сомнительно-странное содержание будущей работы клуба. Если бы ребята взялись изучать жизнь и творчество мировых писателей-сказочников, то это было бы понятно, хотя и не совсем обычно для глубинки, а то они собирались рассказывать друг другу свои сказки и похождения. От этого веяло сумасбродством, но кто знает, на что способны дети. Во всяком случае, лиха беда начало, а дальше она, взрослая и умная воспитательница, подправит ребячьи заскоки и свернёт их на накатанный путь. Поэтому Лариса Ивановна с радостью разрешила ребятам собираться раз в неделю в служебной комнате библиотеки и тотчас включила эту затею в свой план, рассчитывая одним этим пунктом перекрыть весь десяток прочих, замшелых и опостылевших до тошноты пунктов, а может быть, наоборот, загремит она в тартарары с этим пунктом и – прощай, библиотекарство! – если оценят ею жест как антипедагогический или, что еще хуже, идейно ущербный.
Но вызов судьбе был брошен.
Пока организовывались, набралось восемь человек: трое, с Ромкой, разумеется, «земленырцев», как себя назвали ребята, двое – из колодца, «колодезников», да трое тех, кого помогла выявить Лариса Ивановна, которым в будущем году исполняется «ЧД минус два», то есть кому выпадет шанс спутешествовать ТУДА, а потом, проявив сверхчутьё, на огонёк забрели еще трое, и таким образом костяк «Клуба-сказки» составился из одиннадцати членов, то есть опять же «ЧД минус два», что было весьма примечательно и воодушевляюще, ибо сулило успех.
Председателем, по предложению Любы, выбрали Васю, секретарём, по предложению Васи, – Любу.
И работа пошла.
Первое заседание Вася открыл показом сказочных сувениров, кувшина и пистолета. Вот когда пришлось горько посожалеть о том, что не удалось заполучить ни барбита, ни тибраба! Вася спросил и у «колодезников», нет ли и у них вещественных доказательств пребывания в сказочной стране. «Колодезники» были интересными ребятами, интересными по чисто внешним данным.
Во-первых, они были схожи лицом, как братья, хотя никаким родством между ними и не пахло. Во-вторых, они походили друг на друга фигурами – оба рослые и тощие, один, правда, чуть поплотнее. И в-третьих, их обоих звали Костями, так что клубники некоторое, время путались, а потом Вася, чтобы упростить общение, предложил одного из них, что поплечистее, звать Костя-Кость, а второго – Костя-Гвоздь, что было принято с весёлым одобрением как самими Костями, так и аудиторией. И вот оба Кости ответили, что нет, они не догадались ничего прихватить, а если бы даже и догадались, то все равно ничего бы из этого не вышло, потому что великаньи сувениры им не под силу.
– Не пуговицу же, – заключил Костя-Кость.
– А почему бы и не пуговицу? – задумчиво возразил председатель. – По пуговице можно представить костюм, по костюму – людей, по людям – дома, по домам – город, по городу – страну. Так что пуговица – большая ценность! Даже если бы вы занозу в пальце принесли, было бы хорошо! Вы бы знали, что она – ОТТУДА! А мы бы ею в стеклянную баночку да под крышечку и, пожалуйста, – экспонат! Со временем мы бы создали музей!
– Если бы у меня была заноза, я бы свой палец за деньги показывал! – сказал Костя-Гвоздь. – Вот, мол, сказочная заноза – гони пятак!
– А если бы не на пальце заноза, а ниже, откуда хвост растет? – спросил Ромка.
– Тогда – рубль! – не растерялся Костя-Гвоздь.
Все засмеялись, а Люба тихо заметила:
– Твой палец и без занозы можно показывать как диковинку – он же был в сказке! И вообще все мы, кто там был, сами по себе целиком годимся в экспонаты, нас можно в музее показывать!
– Правильно, Люба! – подхватил Вася. – Потому что сказка – это не только то, что происходит, но и то, с кем происходит. Например, вот это, – он вынул из кармана складень и коробку спичек, – тоже экспонаты! Они участвовали в наших делах!
Вскочил Ромка и оттопырил ухо.
– Значит, и мой шрам – экспонат?
– Конечно!
– Эх, к этому шраму да еще бы чучело коршуна Унша!
– Почему чучело? Тогда уж лучше бы живого! – развила мысль Люба.
– Ну, живой бы он у меня и пяти минут не пробыл! – мстительно заявил Ромка и аж скрипнул зубами. – Предатель!
– А всего бы лучше – языка взять! – выпалил вдруг Костя-Кость и напряг свои бицепсы.
– Конечно бы! – согласился Вася. – Мы его чуть не взяли, но он выскользнул в последний миг. – Сказал и тут же пожалел о сказанном, потому что, хоть и красиво звучало «взять языка в сказке», но было неверным по существу. Языка берут во вражеском тылу, а сказка, наоборот, желанная и родная территория. А уж к Земленыру все это и подавно не подходило. – А вам советую, – спасительно обратился он к кандидатам, – за год овладеть фотографией и взять с собой фотоаппарат. Не знаю, может, и нельзя, но попробовать надо.
– Ладно, возьмём!
– Сперва камень перекиньте! – вспомнив свой горький опыт, предостерёг Ромка.
– Рома, а ты шибко-то не ершись, тебе особо-то нечем хвастаться! – осадила его Люба.
– Перекинем, не беспокойся!
– Я тоже думал – перекину, да не тут-то было!
– А что могут ваши сувениры? Они не фальшивые?
– Нет, настоящие! Они могут то, что им и положено. – Вася на ощупь проверил спелость патрона, подошёл к окну и, убедившись, что оно смотрит на озеро, выстрелил в открытую форточку. Приятно запахло порохом. – И уверяю вас, что выстрел не холостой! – добавил он, проследив, как по спокойной вечерней воде вдали пробежала и мигом растаяла рябь от дроби. – Далеко бьёт!
Вбежала испуганная Лариса Ивановна, султаном вздыбив рыжую шевелюру, словно вспыхнувшая спичка.
– Ребята, в чем дело?
– Не волнуйтесь, Лариса Ивановна! И привыкайте! Мы иногда будем постреливать, у нас ведь «клуб-сказка», а не пионерский сбор! – стараясь быть беззаботным, пояснил Председатель. – помните у Пушкина?
Пушки с пристани палят,
Кораблю пристать велят.
У нас пушки нет, но есть пистолет. Хотите жахнуть?
– Что ты, Вася! А вы друг друга не того?..
– Ни в коем случае! Мы потомственные охотники! Ну, Лариса Ивановна! Ну, просим вас! – умолял Вася, перезарядив и протягивая пистолет. И все заканючили: – Ну, Лариса Ивановна!
И вот, словно поддавшись гипнозу, против своей воли, библиотекарь взяла пистолет, решительно приблизилась к форточке и, оглянувшись на затихших ребят, выстрелила и вдруг почувствовала странное облегчение, словно в жизни ею произошло нечто такое, чего она давно желала, но что все это почему-то ускользало от неё. Как будто счастье, незримо порхающее над землёй, и ею задело своим крылом.
– Вот и все! Все живы и здоровы! Зато вы прикоснулись к сказке и будете счастливы! – сказал небрежно Вася, сказал именно то, что чувствовала сама Лариса Ивановна, и она, улыбнувшись, уточнила:
– А когда?
– Что когда?
– Когда я буду счастлива?
– Сегодня же! – щедро пообещал мальчик. – Сейчас же!
– Через пять минут! – еще более уточнила Люба.
– Серьёзно? Тогда в таком случае я засекаю время! – И Лариса Ивановна глянула на свои маленькие и тоже какие-то рыжеватенькие – от позолоты, очевидно, часики, – Без пяти девять!
– В девять вы будете визжать от счастья! – предрекла уверенно Люба.
– Как это «визжать»? – удивилась библиотекарь.
– А вот так! – и девочка коротко взвизгнула.
– Неужели? Дай-то бог! Спасибо! – Она еще раз оглядела сияющие ребячьи лица, вернула пистолет и вышла с ощущением счастья в сердце.
Но самое поразительное случилось полминуты спустя, когда Лариса Ивановна, пройдя лабиринтом стеллажей, появилась у своего стола и за стойкой увидела Михаила Петровича, молодого чарского лесника, который в последнее время, даже при летней сверхзанятости, много интересовался журналами и газетами, но еще больше – красивой незамужней библиотекаршей и все порывался что-то сказать, но так и не справлялся с волнением. Одинокий лесник был симпатичен Ларисе Ивановне, и она с тревогой и душевным обмиранием ждала, когда же он преодолеет «звуковой барьер».
На стойке лежали стопка книг и огромная барсучья шапка, а между ними – косматая голова Михаила Петровича. Опершись подбородком о край, – он со щенячьей преданностью смотрел на девушку.
– А-а! Михаил Петрович! – пропела она. – Милости прошу!
– Здравствуйте, Лариса Ивановна! Я вот принёс книжки и одновременно – своё почтение и любовь! – приподняв голову, но не изменив выражения лица, проговорил лесник.
– Очень приятно!
– Вы бы вышли ко мне.
– А что такое?
– Я хочу поговорить с вами.
– О чем? О прочитанном?
– И о прочитанном, и о том, что еще надо бы прочитать! А там вы строгая, как продавщица за прилавком, – пошутил лесник и так глубоко вздохнул, что этот вздох донёс до Ларисы Ивановны весь трепет его души.
В ответ она сама затрепетала и не заметила, как оказалась за барьером, в читальном зале. Михаил Петрович как-то нелепо извивался у стойки – то ли на руках висел, то ли стоял на полусогнутых ногах. Но тут он рухнул на колени и, убедившись, что в зале нет ни души, подполз к библиотекарше.
– Что вы делаете? Встаньте сейчас же! – приказала она.
– Не могу! Именно в таком положении у меня отстоялись нужные мне, как воздух, мысли, и если я встану, мысли смешаются, и я опять ничего путевого не скажу. А мне так надо высказаться по существу!
– Ну, хорошо! Я вас слушаю.
– Милая Лариса Ивановна! Можно, я буду называть вас «милая», а не «дорогая»? Ведь мы не на базаре, а в библиотеке!
– Можно!
– Милая и вместе с тем дорогая Лариса Ивановна! Под вашим руководством я перелопатил такую гору книг и журналов, что мне бы пора уже давно поумнеть! Но боюсь, что я не поумнел ни на грамм.
– Очень жаль! Значит, я плохо руководила! – ответила библиотекарша, косясь на ходики с кукушкой в простенке между окнами, на которых было без трёх минут девять.
– Нет-нет! – горячо запротестовал лесник. – Руководили вы прекрасно. И я умнел, должен признаться! Но насколько я умнел, читая ваши книги, настолько я глупел, думая о вас!
– Обо мне? – игриво удивилась девушка.
– Да, о вас!
– И глупели!
– Глупел, как пробка! И продолжаю глупеть! Глупел даже больше, чем умнел! Потому что книги-то я читал урывками, а думал о вас постоянно. Глупел от досады, что вы далеко от меня, а не рядом, что я вижу вас только раз в неделю! Будь вы рядом, я бы умнел вдвойне – и от книг и от вашей близости! Я бы стал умнейшим из смертных!
– Вы хорошо говорите, Михаил Петрович! – одобрила девушка. – Продолжайте!
– Спасибо, что слушаете, но не спешите хвалить меня, потому что самого главного и, возможно, страшного для вас, я еще не сказал! – Лесник перемялся с колена на колено, хотел подняться, но раздумал, а только выше задрал голову, чтобы взглядом надёжнее поймать прекрасные глаза библиотекарши. – Короче говоря, скажу в двух словах: одним словом – ясно без слов! Я люблю вас! Будьте моей женой! – И поймал своей горячей рукой ею прохладную руку.
Лариса Ивановна вздрогнула и потянула руку, но за рукой потянулся лесник. Он встал и уже не снизу, а сверху продолжал испытующе смотреть в глаза Ларисы Ивановны.
– Что же получается, Михаил Петрович?
– Что?
– Получается, что вы вроде бы делаете мне предложение! – почти шёпотом проговорила девушка.
– Да не вроде бы, милая Лариса Ивановна, а самым настоящим образом!
– Спасибо, Михаил Петрович!
– Нет, на это я не спасибо хочу получить, а ответ, решительный и недвусмысленный! Я не уйду из этих стен без вашего решения! Как написано в одной вашей книжке:
Рифма, конечно, не ахти, но смысл точный! Вот один из этих ответов я и хочу услышать! Желательно, конечно, второй! Я понимаю, что я слишком высоко взлетел и тем больнее мне будет падать. Но не взлететь я не мог! Уж лучше разбиться у ваших ног! – И он опять хотел было упасть на колени, но девушка, так и не отнявшая своей руки, удержала его.
– Хорошо, Михаил Петрович, я вам отвечу! – сказала она и вздохнула с явным облегчением, и этот лёгкий вздох испугал вдруг лесника возможностью легковесного ответа, и он взмолился:
– Только ладом подумайте!.. Конечно, я сознаю, кто я и кто вы! В этом я не заблуждаюсь: я простой рабочий парень, а вы…
– А вот сейчас вы скверно говорите, уважаемый Михаил Петрович! Что за аргументы? – пристрожилась девушка. – В какой это книжке вы вычитали такие глупости?
– Ни в какой! – пошёл на попятную лесник. – До этого я сам додумался! Извините!
– То-то и видно, что сами! И не смейте так больше!
– Хорошо! Но я это к тому, что работа у меня не очень чистая. Помощники мои – лошадь, мотоцикл да ружье. И от меня всегда пахнет то бензином, то конским потом, то порохом, то табаком, которым я гнус отпугиваю, то, извиняюсь, пивком, которое является чистым баловством. Я понимаю, что у вас чистая душа и деликатные ноздри. И я клянусь уничтожить на корню все эти дурные запахи, и от меня впредь будет пахнуть лишь тайгой: живицей и черёмухой! А у вас на столике и здесь, в библиотеке, и там, дома, у меня дома, смею уточнить, всегда будут живые цветы, даже зимой – я знаю, где растет багульник.
– Вот это замечательно! Это опять хорошие слова! Спасибо! И я вам отвечу!
– Когда?
– Очень скоро!
– Когда же?
– Вот-вот, и у вас есть еще время передумать и отменить своё предложение, – чуть кокетливо от уверенности, что ни о какой отмене не может быть и речи, проговорила Лариса Ивановна – просто ей лишний раз хотелось услышать слова любви.
И она их услышала.
– Ни в коем случае! – воскликнул лесник. – Я вас люблю! И я пошёл ва-банк! Как сказано в одной из ваших книжек! Пан или пропал! Лучше пан!.. Так когда же я узнаю свою судьбу?
Библиотекарша глянула на ходики, на которых до девяти оставалось две минуты, и вдруг в ней вспыхнуло нерастраченное девчачье озорство – ей захотелось подыграть глуповато-запальчивому ребячьему прогнозу из «Клуба-сказки», и она сказала:
– Через две минуты! Вот только проверю по карточке, все ли книги вы принесли!
– Все! Можете не проверять! – загорячился лесник. – Разве бы я посмел?..
– Нет-нет, Михаил Петрович, во всем нужен порядок! – И она поспешила за стойку.
Лесник устремился следом, повторяя:
– Конечно, конечно! Порядок и порядочность – прежде всего! Я понимаю! – И он склонился, наслаждаясь запахом ею волос, над её плечом, следя, как она, перебирая книги, вычёркивает их из формуляра.
– Да, вы – образцовый читатель! – сказала она наконец, и тут из ходиков выскочила кукушка и принялась отсчитывать девять часов. – Милый Михаил Петрович, я принимаю ваше предложение! Я согласна быть вашей женой!
– Ура-а! – дико, как изюбр, затрубил образцовый читатель, повернул к себе библиотекаршу, обнял и прижал к себе. А поскольку лесник был молодым и сильным, и поскольку он никогда еще не обнимал хрупких и интеллигентных барышень, то он, естественно, переусердствовал, и рёбрышки библиотекарши хрустнули. Она коротко, как и было предсказано, взвизгнула, что совпало с последним, девятым, «ку-ку».
– Извините, Лариса Ивановна! – сказал лесник, ослабляя объятия.
– Ничего, Михаил Петрович! Ничего, Миша! Это я от счастья! Ведь ты мне тоже нравишься! – И она чуть хохотнула.
– А смеётесь над чем? – спросил любознательный образцовый читатель. – Что тут смешного?
– Ничего! Все чудесно, как в сказке! – И она сама поцеловала его в крепкие, красиво изогнутые губы.
Шёл уже десятый час, и счастье библиотекарши стремительно набирало ход.
А в служебке между тем продолжалась своя жизнь.
Вася пустил пистолет по рукам.
– Подержите! Как-нибудь – О! в Октябрьскую! – мы все постреляем! Обратите внимание на буквы «БВК» – Бровин Василий Кузьмич! Подходит, правда? Но это совпадение, а что оно означает на самом деле, узнаете позже. И что может кувшин – тоже чуть позже. А теперь зарегистрируемся! Люба, приступай.
И Люба записала всех в особую тетрадку, записала по старшинству сказочности, то есть сначала прошлогодних, потом нынешних, потом будущих. Ни клятвы, ни присяги не предусматривалось, потому что неясно было, чему присягать и в чем клясться. Вася думал над этими церемониями, но ничего путного измыслить не мог. Он и над уставом размышлял, но и тут ничего дельного не придумалось. И решил только, что организация их открытая, о ней можно говорить на любом перекрёстке, можно пересказывать все, что происходит на заседаниях, можно приводить с собой друзей и знакомых.
А вот программную речь для открытия председатель сочинил и записал, и в папке для дел она была подшита документом номер один. Сутью речи было то, что сказка в наши дни живёт плохо, почти нищенски, вот-вот пойдёт по миру с протянутой рукой, и это происходит потому, что цивилизация, технический прогресс своими чудесами затмили и вытеснили старые сказочные чудеса и подорвали веру в них: был ковер-самолет – стал просто самолет, был осколок говорящего зеркала – стал телевизор и так далее. Нет, пусть, пусть чудеса из сказки перекочевывают в жизнь, не это обидно. Обидно, что сказочных чудес становится все меньше и меньше, пополняются они все труднее, а вера в них все слабее. Попросите в библиотеке современную сказку, там руками разведут и предложат «Репку», а одной репкой сыт не будешь. Хорошо, что есть хоть Буратино, да и тот уже с бородой. А поди спроси у самого золотушного сопляка: «Есть ли чудеса?», – он ответит: «Не-а!» Отсюда решительный вывод: сказку надо поддерживать, в чудеса верить и, по возможности, творить их. Ведь что такое чудо, в сущности? Чудо – это добро, сделанное вдруг или втайне. А разве так уж трудно – сделать такое добро? Нет! Это под силу каждому, значит, каждый – чудотворец! Так или почти так говорил Вася. Некоторые его высказывания были, возможно, спорными, но бесспорное скучно и пресно, к тому же, надо отметить, к чести мальчика, что ни одной мысли для своей речи он ниоткуда не вычитал и не выписал, а все обдумал сам.
И получил в награду дружные аплодисменты.
В заключение собрались пить чай и пригласили Ларису Ивановну. Она к тому времени выпроводила своего пылкого воздыхателя, то есть теперь уже, простите, жениха, который без умолку и вдохновенно рисовал перед невестой одну заманчивей другой картины их предстоящей семейной жизни, новых книжек взять наотрез отказался, но заметил, что с удовольствием унес бы заверения в ответных нежных чувствах, что и получил, с чем и отбыл восвояси.
Лариса Ивановна, охваченная новыми переживаниями, не вошла в служебку, а влетела, ворвалась, стиснула широким обхватом толпившихся у стола ребятишек, которых вдруг ощутила своими детьми, а Васю и Любу, прямых, по ее мнению, виновников своего счастья, расцеловала в обе щеки и жарко спросила:
– Ну, миленькие, что еще сделать для вас? Хотите второй шкаф для музея?
– Пока хватает одного, спасибо! – ответила девочка и протянула ей кувшин. – А вот водички бы принести! Пожалуйста, Лариса Ивановна! Будем чаевничать!
