Текст книги "Земленыр или каскад приключений"

Автор книги: Геннадий Михасенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 14 страниц)

Глава двадцатая
КОРОЛЕВСКИЕ ПОБОРЫ

Прежде чем наши путники подошли к столице, они оказались свидетелями одной любопытной сцены.

Вдоль дороги им стали попадаться отдельные домики, которых становилось все больше и больше, и наконец они слились в некий посёлок. Перед каждым домиком теснился крохотный садик с тополями и акациями, а позади простирались обширные огороды с мощными подсолнухами по периметру. Домики были симпатичные, с черепичными оранжевыми крышами и стенами, обитыми деревянными плашками, раскрашенными под бересту, то есть белым с черными мазками.

Посреди улицы пылил небольшой отряд барбитуратов во главе с низеньким кругленьким офицериком, с сумкой, как у школьника, через плечо и с огромной амбарной книгой под мышкой.

– Стой! – гаркнул офицер против одного из домиков, отряд замер, остановились и наши путешественники, словно команда относилась и к ним, при этом офицер недоуменно покосился на них и, наверное бы, что-нибудь выговорил, но промолчал, видя, что это всего лишь старик и дети. Выхватив амбарную книгу из-под руки, он открыл её на закладке – носовом платке, трубно прочистил нос и объявил:

– Дом номер пять-а-бис-дробь-два! Хозяин Фью-Фиок! Хозяин!

С крыльца сбежал маленький, упитанный, мужичок, очень похожий по комплекции на офицера, и угодливо вытянулся:

– Я Фью-Фиок!

– Хм! – фыркнул офицер, оглядев Фью-Фиока с головы до ног и, обнаружив сходство с собой, почему-то остался недоволен этим сходством. – Что новенького, хозяин?

– Много новенького, господин инспектор! Даже вот штаны новенькие! – бестрепетно ответил Фью-Фиок и оттянул в стороны штанины. – Правда, из старой мешковины!

– Не валяй дурака, Фью-Фиок! Плевать мне на твои штаны! – взбешённо крикнул офицер и действительно плюнул и действительно на штаны, чего мужичок как будто бы и не заметил. – Изменения с прошлого года есть?

– Есть!

– Какие?

– У нас родилась дочь! – радостно ответил Фью-Фиок и кивнул на крыльцо, где в тени козырька сгрудились все его чада и домочадцы мал мала меньше. – Прелестная девочка! О! Это она! Слышите? – воскликнул гордо Фью-Фиок при вдруг раздавшемся на крыльце плаче.

– Какая девочка, идиот? Пропадите вы пропадом вместе с вашей девочкой! – проорал офицер. – По мне хоть дважды в год рожайте! Я о других, болван, изменениях спрашиваю! О берёзах! Я инспектор берёзового фонда, понял? Появились берёзы?

– Сами смотрите! Может, и появились! – равнодушно ответил мужичок, чем ещё больше рассердил офицера.

– Какой же ты хозяин, если ничего не знаешь про свой двор?

– Как не знать! Знаю, что нужно, а что не нужно, на то другие знатоки найдутся! Смотрите сами, может, что и выросло!

– Но вы что-нибудь садили?

– Что-то ребятишки садили!

– Есть! Папа, есть одна берёза! – раздался с крыльца звонкий мальчишеский голос, и из толпы высвободился крепыш в странной, какой-то двуклювой кепочке, из-за двух козырьков сзади и спереди, что придавало ему воинственный вид.

– Мой первенец! – представил его отец. – Смышлёный малый! Рубаха-парень! Сорвиголова! Звать его тоже Фью-Фиок. Так сказать, Фью-Фиок-младший! Красиво? Я Фью-Фиок-старший, он – младший, но скоро станет средним, так как мы собираемся родить ещё одного сына и назовём его также Фью-Фиоком! Вот он станет младшим, а пока Фью-Фиок-младший – этот! Золото, а не сын! Помощник! Моя правая рука! Все лето бродил с друзьями по степным колкам. Причём сам бродил, должен отметить, добровольно, из чистого понимания семейной нужды, а не то чтобы я его взашей вытурил, как другие! Сам! И – нашёл!

– А почему только одну? – спросил инспектор. – Уж если привалило счастье, набрёл на берёзы, надо было все выкопать!

– Сынок, почему?

– Мы все и выкопали, но разделили, и вышло по одной, – охотно пояснил малый.

– Видите? Он у меня – сама справедливость, господин инспектор! Умница! Светлая головка!

– Прекрати молоть чепуху! – прервал офицер излияния чадолюбивого отца. – Отряд, на осмотр – марш!

Многочисленное потомство на крыльце, испустив вопли и визг, полезло внутрь дома, давя друг друга. Лишь Фью-Фиок-младший остался спокоен. Он помог малышам убраться прочь, запер дверь на щеколду, обменялся с отцом ободряющими взглядами и, сделав руки фертом, прижался животом к перильцам, по-дятлиному отведя голову назад, словно изготовившись долбануть кого-то. Вася почувствовал в нем сверстника по годам и друга по духу и характеру, и происходящее ещё сильнее заинтересовало его.

А барбитураты между тем рассыпались по двору и садику, где принялись осматривать, ощупывать и встряхивать молодые деревца.

– Будь я хоть капельку волшебником, – тихо проговорил Земленыр, – я бы сейчас эти тополишки превратил в берёзки!

– Зачем? – не поняла Люба.

– Наблюдай дальше!

Чуть выждав и дав солдатам разобраться в обстановке, инспектор достал из сумки блокнот, открыл его снизу вверх и стал оглашать пункты штрафного предписания:

– Итак, подведём итоги! Берёза номер один! Есть?

– Нету! – ответили агенты.

– Есть! – крикнул Фью-Фиок-младший и сиганул через перильца в садик. – А это что, не берёза?

– Да, какой-то хвостик торчит! Кажись, берёзовый! – подтвердил солдат.

– Живой? Зеленеет? – уточнил офицер. – А то, бывает, натычут сухих прутиков, и считают за дерево! Или перекрасят тополь под берёзу! Хитёр народ! Ой, хитёр!

– Зеленеет, с листиками!

– Хорошо, значит, ставлю плюс! Дальше. Берёза номер два, есть?

– Нету!

– Прочерк! Берёза номер три, есть?

– Нету!

– Прочерк!

И тут выбежавший со двора барбитурат доложил:

– Господин инспектор, в поленнице найдено берёзовое полено.

– Очень хорошо! Жулье! Сажать берёзы их нету, а губить – тут как тут!

– Это не мы, – возразил хозяин. – Дрова куплены на дровяном складе!

– Молчать! И до дровяного склада доберёмся!

– Ага, молчать! – донёсся из садика голос Фью-Фиока-младшего. – А вы за молчание лишнюю сотню барбитов набросите!

– Барбит – наша денежная единица, – пояснил Земленыр.

– Как наш рубль?

– Наверно! В одном барбите десять тибрабов, мелочь.

– Сколько надо, столько и набросим! – ответил офицер. – Слушайте постановление. – Офицер проставил в уже готовом бланке цифры и прочитал: – «За нарушение королевского указа о необходимости иметь на участке не менее трёх берёз Фью-Фиок, владелец дома номер пять-а-бис-дробь-два посёлка Шуры-Муры, подвергается штрафу: за отсутствие второй берёзы 200 барбитов, за отсутствие третьей берёзы – 400 барбитов, за пользование берёзовыми дровами в размере одного полена – 100 барбитов, итого – 700 барбитов. Указанную сумму внести в королевскую казну в течение трёх дней. За уклонение от уплаты – конфискация всего имущества и суд». Ну, это ты знаешь. Распишись!

– Не буду! Господин инспектор, у меня только четыреста барбитов скоплено для штрафа! Могу хоть сейчас заплатить!

– Семьсот в течение трёх дней – и точка! А вы чего не видели? – крикнул вдруг офицер на людей, собравшихся вокруг. – Нашли цирк! Сейчас с вами будет то же самое, так что, чем глазеть тут бестолково, осматривали бы лучше свои поленницы! Понимаете? Пользуйтесь моей добротой! Разойдись. – И соседи с гомоном разбрелись по своим дворам, где тотчас загремели обрушиваемые поленницы и зашуршали перебираемые поленья.

Земленыр сделал шаг вперёд и тронул за плечо офицера:

– Господин, простите, не имею чести знать вашего имени, а нельзя ли пощадить этих бедных людей?

– Меня звать очень просто – Абдрюкулон? Запомнили? Аб…

– Аб.

– Дрю.

– Дрю.

– Кулон.

– Кулон!

– Вот и все!

– Абдрюкулон! Какая прелесть. Вы случайно не барб?

– Нет ещё, но мечтаю об этом! – аппетитно отозвался офицер и аж проглотил слюнки.

– И правильно делаете, ибо ваше имя – как раз для барба создано! Вы только прислушайтесь: барб Абдрюкулон! Звучит?

– Звучит! Спасибо! А вот пощадить бедных людей нельзя. Впрочем, можно, если вот тут, – он пощёлкал пальцами по кувшину, который держал Вася, – если вот тут у вас золото и если вы тотчас внесёте за этих бедных людей требуемую сумму.

– Увы, господин Абдрюкулёк, – начал мальчик, но офицер сердито поправил его:

– Кулон, мальчик!

– Кулон, извините! У нас тут не золото! Тут дороже золота!

– Что же, позвольте узнать?

– Жизнь! – Вася наклонил сосуд, и Ду-ю-ду съехала ему на ладонь. – Живая душа! Чш-ш, Ду-ю-ду! – Но птичка и без предупреждения понимала, что заговорить сейчас по-человечески – это все равно что подписать себе смертный приговор, и лишь едва пискнула.

– Неостроумно, молодой человек! – Инспектор дёрнул носом и потерял к кувшину всякий интерес.

– И у меня с собой ни барбита! – старик похлопал себя по карманам.

– Тогда помалкивай, дед!

– Пощадите, господин инспектор! – взмолился хозяин. – А к будущему году сынишка посадит все три берёзы! Сынок, обещаешь?

– Обещаю! – ответил Фью-Фиок-младший из-за акаций.

– Слышите? А уж он у меня такой: как скажет, так и будет!

– Вечно одно и то же: пощадить! – устало отдулся Абдрюкулон. – А что я могу сделать? Мой долг – штрафовать, а не щадить! За штрафы, а не пощаду его величество Барбитур-Альбинос платит мне жалованье из тех, может быть, денег, что я добываю…

А Фью-Фиок-младший выбрался из садика между тем, открыл дверь, и на крыльцо, как под напором, выдавилась опять вся масса детворы, на этот раз голая совершенно, только на головах сидели двуклювые шапчонки, отчего они походили на неоперившихся голодных птенцов, почуявших корм. Они повернули козырьки-клювики на офицера и так уставились на него глазёнками, что сердце инспектора дрогнуло и он сказал: – Конечно, я не зверь! Ну, хорошо! Будем считать, что мои агенты не заметили берёзового полена, и сотню барбитов я зачёркиваю!

Фью-Фиок-старший сделал знак, и малышня на крыльце дружно отвесила офицеру нижайший поклон. Поклонился и хозяин, говоря:

– Вот уж благодарим! Но осталось ещё шестьсот! Это же разорение!

– Ничего, переживёшь! В прошлом году, небось, не меньше было, выжили!

– Какой выжили! Обнищали совсем! Гляньте! – Он повернулся перед офицером, показывая свои сплошь залатанные разноцветными латками штаны. – Думаете, это мода? Это нищета!

Земленыр опять тронул офицера за плечо, говоря:

– Господин Абдрюкулон, как порядочный человек вы должны проявить жалость к несчастным людям!

– О какой порядочности может идти речь, если я в мундире и на службе? Вот когда я буду в гражданской форме прогуливаться по бульвару, вот тогда требуйте от меня порядочности, да и то… смотря что под этим понимать. Порядочность – это хобби бездельников. Нет, я, конечно, и на работе не зверь, но все имеет свои границы. А, собственно, кто вы такие?

– Перекати-поле, – небрежно ответил Земленыр, рассчитывая шутя отделаться от бдительности офицера.

Но не тут-то было.

– Кто? Перекати-поле? – рявкнул он.

– То есть случайные прохожие.

– Случайные? Как это «случайные»? У нас случайным не положено! Это непорядок! Документы! – со злостью, что какие-то бродяги мешают его основной работе, потребовал инспектор. Старик подал Сильвуплетову бумагу, прочитав которую офицер удивился – очень уж значительными для случайных прохожих оказались на бумаге подпись и печать. И он пристальнее пригляделся к этим прохожим, словно ища в их лицах каких-то дополнительных знаков и примет, которые бы соответствовали документу, и, видимо, нашёл, потому что успокоился и опять уставился в бумагу, затяжно и так умилённо улыбаясь, что от этого умиления аж вспотел, причём, как почудилось Васе, не просто вспотел, а вспотел мёдом – лицо его покрылось крупными янтарными каплями, вытирать которые он не спешил, словно чувствовал удовольствие от этого пота. – Сам барб Сильвуплет подписал! Это большая честь! – Он обмахнулся листком, как веером, и потянул носом. – Божественный аромат!.. К вашему сведению, наша парфюмерная фабрика выпускает духи с названием «Сильвуплет», в честь барба, разумеется, и, надо признать, духи эти пользуются большим успехом, и не только среди дам!.. – Он ещё раз глубоко вздохнул и как-то неохотно вернул документ. – Кстати, барб Сильвуплет только что проехал здесь.

– Мы знаем. Он предлагал подвезти нас, но мы отказались – бедной лошадке и без того тяжело да и Оскорбин уже рядом, – сочинил старик, чтобы ещё более закрепить доверие офицера.

– Продолжайте свой путь! И мой вам совет, странники: реже попадайтесь на глаза! Чужих у нас не очень балуют вниманием и уважением. И скажите спасибо судьбе, что вам попался именно я, человек покладистый! А другой даже на подпись Сильвуплета махнул бы рукой, засадил бы вас в арестантскую и давай бы пытать! У нас в каждом селе есть арестантская! Школы не в каждом, а арестантская в каждом! Ещё бы! С таким народцем держи ухо востро! Так что ступайте и не вмешивайтесь не в своё дело! У нас это не принято!

– Да-да, господин покладистый, то есть господин инспектор, мы сейчас пойдём, вот только как-то бы хотелось помочь этой бедной семье!

– Ой, бедной! Ой, бедной – беднее некуда! – заголосил хозяин, воздевая к небу руки.

– Цыц! – осадил его офицер.

– Господин Абдрюкулон, будущий барб должен быть милосердным, – продолжал увещевать Земленыр.

– Вот уж нет, каким угодно, только не милосердным! Не знаете вы наших Порядков!.. Кстати, в следующем доме будет та же самая картина! Всем не поможешь!

– Всем – нет, а этим – надо бы! – не сдавался старик.

– Ой, надо бы! Ох, как надо бы! – подхватил Фью-Фиок-старший. – Спасибо, люди добрые, за добрые слова! А то ведь 700 барбитов – шутка ли? Да за весь огород нам столько не выручить, а ещё самим питаться! Вон их сколько, ртов-то, – кивнул он на крыльцо, где, как по команде, завертелись все головы. – И в каждый рот – положи!

– Уже 600 осталось, – учтиво напомнил офицер.

– Да хоть и 600! Пощадите!

– Пощадите! – нахально прокричал из садика Фью-Фиок-младший.

С другого бока к инспектору подшагнул Вася и торжественно произнёс:

– Господин Абдрюкулон, я чувствую, что в душе вы – сама доброта, но не смеете нарушить служебного долга. Это понятно и это делает вам честь! Но если хорошенько подумать, а я хорошо подумал, то открывается ещё одна возможность снизить штраф, не нарушая долга. Честно, так сказать!

Все воззрились сперва на Васю, потом на офицера, и под этими перекрёстными взглядами он почувствовал себя как-то неуютно. Получилось так, что его как бы окружили со всех сторон: перед ним огорчённо и боевито маячил Фью-Фиок-старший, у левого плеча стоял Земленыр, справа подступил мальчишка, а сзади замерла девочка, которая пока помалкивала, но у которой был такой вид, что и она могла в любой момент заявить что-то каверзное. Послать всех к чертям у офицера не поворачивался язык, потому что люди вели себя спокойно и уважительно, опасаться он, разумеется, не опасался: ещё не было случая, чтобы на королевского служителя нападали, а вот неловкость он чувствовал и из любопытства решил поиграть в поддавки.

– Какая же это возможность, юный странник? – спросил он.

– Пожалуйста! Какой штраф следует за отсутствие первой берёзы? – уточнил мальчик.

– Сто барбитов.

– А за третью – 400, так?

– Да, от берёзы к берёзе сумма штрафа удваивается. Это очень мудро!

– Да-да, очень! И вы можете поступить не менее мудро: считать что посажена не первая берёзка, дешёвая, а третья, самая дорогая, и штраф сразу упадёт с 400 до 100 барбитов, и таким образом вы сэкономите семье ещё триста барбитов.

– Но это вопреки здравому смыслу! – не сдавался офицер. – Как может быть третья без первой и второй? Чепуха!

– Плевать на здравый смысл, лишь бы свой долг не нарушить! – нашёлся Земленыр.

– Да и здравый смысл не страдает, – подала наконец голос Люба. – Допустим, что росли все три берёзы, но две первые засохли или сломались, и вот осталась только одна третья. Логично?

– Логично! – крикнули все вокруг, и инспектор не заметил, как от игры в поддавки перешёл к полному согласию.

– Да, такое можно допустить, – сказал он, – то есть именно так оно сплошь и рядом бывает. Что ж, я не зверь! Ну, страннички, вы меня, кажется, убедили! Будем считать, что посажена третья берёза. Тогда, стало быть, штраф сводится к трёмстам барбитов. – Все радостно зашумели, но офицер вдруг спохватился: – Э-э, стой-стой! Это слишком мало, тем более что у вас уже готово 400 барбитов! Значит, берёзовое полено я восстанавливаю, потому что это истинное нарушение долга! Агенты мои видели полено и вдруг – не видели! Это нечестно. Так что плюс ещё сотня барбитов! Распишись, хозяин!

– И зачем я только заикнулся про эти деньги! – вздохнул Фью-Фиок-старший, расписываясь. – Глупо вышло! Целую сотню бы сберегли! И вообще со штрафами какая-то глупость происходит! Двести лет неизвестно за что платим шальные деньги! Если уж с умом разобраться, то надо бы сперва озеленить страну, потом называть её Королевством Берёзовых Рощ, а не наоборот. Назвали черт знает как, а теперь подгоняют под название! – ворчал хозяин, пряча штрафное предписание куда-то далеко, в потайной карман внутри штанов.

– Молчать! – пристрожился инспектор. – Не твоего ума дело. Радуйся, что тебе повезло, и помалкивай, а то мигом все переиграю!

– Что вы! Что вы, господин инспектор! Это я так, про себя! Не обращайте внимания! Громадное вам спасибо! И вам, странники! – Фью-Фиок-старший дважды низко поклонился и попятился к крыльцу, растопырив руки, как клушка крылья, защищая свой выводок.

А в это время с крыльца скатился Фью-Фиок-младший и проворно совершил такие действия: пожал руку Васе (крепко пожал!), поцеловал в щеку Любу (крепко поцеловал!) и ткнулся лбом в плечо Земленыру (крепко ткнулся!), потом отбежал к отцу, вместе они допятились до крыльца, сели на нижнюю ступеньку, и их тотчас густо, как тесто, облепила, обволокла голая детвора.

Офицер скомандовал:

– Отряд, стройся! – Оба отряда построились. – Шагом марш!

И два отряда мирно разошлись: барбитураты отправились выполнять свой чёрный служебный долг по ограблению народа, а наши путники пустились в другую сторону исполнять свой светлый человеческий долг.

Глава двадцать первая
ЧУЖОЙ В СВОЕМ ДОМЕ

Ворота в Оскорбин миновали незамеченными, хотя специально не хитрили, а пристроились за возом с сеном и миновали. Да и стража, похоже, давно потеряла бдительность – до того редки были в городе чужестранцы. Так бы они и пошли дальше, но на возу сидел мальчишка, который все понял и подмигнул Земленыру, как заговорщик, мол, не волнуйтесь, я – молчок. Старику это не понравилось. Не хватало, чтобы какой-то молокосос считал их мошенниками! Он придержал ребят и вернулся к воротам, предъявляя бумагу. Не дочитав её стражник, махнул рукой, дескать, проходите. Они догнали воз и снова пошли за ним, причём Земленыр, поддразнивая мальчишку, помахал документом, потом сунул его за голенище и показал ещё язык. Посрамлённый малец отвернулся.

Осложнения нагрянули с неожиданной стороны: старик не имел понятия, куда двигаться, потому что совершенно не знал своего родного города. Воспитываемые дома и стращаемые матерью, братья редко отпрашивались порезвиться во внешний мир, так как все нужное для игр, развлечений, развития и закалки было сооружено во дворе и в саду. Но и выйдя за ворота, они не решались знакомиться с уличными огольцами и удаляться дальше квартала-двух, чтобы слуга в любую минуту мог их дозваться. Что уж тут говорить об окраинах.

Но делу было легко помочь.

Земленыр поймал перебегавшего перекрёсток мальчишку с деревянной трещоткой, которую он что есть духу крутил над головой, отвёл на песчаный тротуар и спросил:

– Слушай, малец, ты хорошо знаешь город?

– Как свой карман, в котором пусто!

– Хочешь, чтобы там появился барбит?

– Целый барбит?

– Целый и новенький!

– Да я бы и против старого полбарбита не возражал! – смутился малый, перестав трещать.

– Нет только целый, только новенький и только барбит! – настаивал дед.

– Что угодно, господин?

– Знаешь, где тут усадьба с садом и тремя берёзами?

– Кто же не знает! Это усадьба Корберозов!

– Чш-ш!

– Слушаюсь! Там не только берёзы растут, но и яблони со сливами, самые вкусные в городе!

– Во-во! Веди нас туда кратчайшим путём!

– Слушаюсь! Но эта усадьба…

– Никаких «но»…

Снова запустив свою трещотку, мальчишка свернул в боковую улочку и понёсся так быстро, причём не оглядываясь, словно возглавлял ватагу лихих сверстников, что гости едва поспевали за ним. Чувствовалось, что малому привычны такие марш-броски. Через полчаса блужданий и шараханий по уличным лабиринтам проводник остановился перед глухими железными дверями, которые Земленыр узнал сразу – на обеих створках, из угла в угол, вниз головой возлегали огромные бронзовые крокодилы, геральдическая святыня, мифические зачинатели рода Корберозов. Земленыр прослезился и припал головой к одному из них, поглаживая его холодный выпуклый живот, потом посмотрел наверх, где из кирпичной арки должна была торчать гипсовая крокодилья пасть, но пасти не было, торчал только ржавый арматурный каркас – время раскрошило и выветрило украшение. Старик взял висевший на цепи молоток, тоже в виде крокодила, и постучал в боковую дверь, которая тут же открылась, и старый слуга, с такими длинными усами, что концы их он зажимал под мышками, спросил:

– Что угодно, господа?

Земленыр узнал его и даже, к счастью, вспомнил имя и тихо, но проникновенно сказал:

– Добрый вечер, Корк! Я Корбероз! Чш-ш! Все вопросы потом, а сейчас дай мне, пожалуйста, барбит!

– С собой у меня лишь тибрабы, – ответил слуга, пуча глаза и нерешительно позвенев мелочью в кармане.

– Годятся и тибрабы, – из-за спины Земленыра подал голос мальчишка.

– Нет, тибрабы не годятся! – возразил дед. – Мы же договорились: только целый, только новенький и только барбит! Наш договор нерушим! Слушай, Корк, у тебя, я знаю, есть сбережения! Вынеси один барбит, я его должен вот этому замечательному товарищу! – И Земленыр приобнял оборванца за плечи.

– Кто замечательный, этот тип? – опешенно воскликнул слуга, тотчас вооружаясь стоявшей неподалёку метлой. – Да это образина мне все глаза промозолила со стены нашего сада! Я устал гонять его! Разрази меня гром, если не далее, как вчера, я его огрел вот этой метлой! Оборванец чёртов! Вы гляньте ладом на его рожу, на его штаны, рубаху! Это же разбойник! Проходимец!

– Да, физиономия у него, смешно сказать, не конфетная, зато сколько в ней смелости и задора! Не правда ли? Да, штаны порваны, но их можно починить! Да, рубаха грязная, но её можно выстирать! Но где бы взять такую улыбку, если бы её не было! Нет, Корк, что ни говори, а он замечательный малый!

– Бандит! – настаивал слуга.

– Нет! Он так энергично и успешно привёл к финишу наше затяжное и опасное путешествие, что любо-дорого! И за это я пообещал ему новенький барбит!

– Господин, а господин, пусть барбит, но лучше тибрабами. Мне нужна мелочь – расплатиться с долгами. Все равно придётся разменивать, а вдруг меняла придерётся: откуда? где взял? Украл! Держите вора! И тут же пострадавший найдётся! Подымут шум, схватят, отлупят да ещё в кутузку посадят! Сами знаете, как обращаются с нашим братом! Так что лучше мелочью.

– Хорошо, мелочью! Слышишь, Корк? Он помнит о долгах, а ты его ругаешь! Тот большой человек, кто помнит и возвращает долги! Раскошеливайся, Корк!

Растерянный вконец слуга, и не узнавая Корбероза и не смея ослушаться его требований, неохотно извлёк из кармана всю мелочь и ещё неохотнее ссыпал её в руку Земленыра, а тот, не считая, пересыпал её в ладонь мальчишки, который тут же принялся считать монеты!

– Столько денег прощелыге! Ой-ой-ой! Глаза бы мои не смотрели! – продолжал скорбеть слуга.

– Успокойся, Корк! Я тебе верну с лихвой! Кстати, отныне он может в любое время дня и ночи стучаться в эту дверь…

– Я ему постучусь! – пригрозил слуга, тряся метлой.

– И рвать в саду все, что захочет.

– Я ему сорву!

– Может даже ночевать у нас, если у него нет другого пристанища!

– Я ему поночую!

– Господин, – сказал мальчишка, – тут больше барбита, что делать?

– Дай сюда! – воскликнул слуга.

– Нет-нет, оставь себе! – распорядился Земленыр. – Считай, что тебе повезло!

– Я отберу! И вдобавок дам по шее! – пригрозил слуга.

– Ты сперва догони меня, ржавый гвоздь! – весело крикнул мальчишка и, крутанув трещотку, понёсся бог весть куда.

– Стой! Молодой человек! Стой! – вдруг закричал Земленыр, размахивая руками, но мальчишка, решив, очевидно, что у него все же хотят забрать лишние тибрабы, припустил ещё пуще. – Удрал, сорванец! Какую непростительную ошибку я сделал! Непоправимую промашку – не узнал, как его зовут! – сокрушённо воскликнул старик, шлёпая себя руками по коленям.

– Эка непоправимость! – удивился слуга. – Этого пройдоху тут каждая собака знает как облупленного! Это же Нимб!

– Нимб! Замечательное имя!

– Самое разбойничье! У него и братец ещё есть – Лимб, тоже разбойник! Они на пару промышляют. Нимб, к примеру, забирается в сад, рвёт яблоки и кидает через стену, а там Лимб с мешком ловит. Или наоборот. Этак за ночь они могут целый сад обработать! Безобразники! – сердито заключил слуга.

– А что поделаешь – возраст такой, когда хочется дерзить и дерзать! Ему сколько? Лет одиннадцать, не больше. «ЧД минус два» – такую формулу мы придумали в детстве для себя, ожидая, что именно в этом возрасте с нами что-то случится! Да и ты, Корк, припомни себя в эти годы, ты что, сидел паинькой и говорил умные речи?

– Да нет, и я резвился напропалую! – с улыбкой согласился слуга.

– Вот именно! Кто в одиннадцать лет не пробует на ощупь и на зуб этот мир, в котором ему жить, тот вырастает получеловеком, безруким и беззубым, в аллегорическом смысле, конечно. Так что Нимб сейчас в самом соке возраста «ЧД минус два!» Великие дни.

– Жулик он! – не сдавался слуга.

– Ой, Корк, ты мне что-то не нравишься! Какой-то злой, подозрительный! – недовольно выговорил Земленыр.

– Вы мне тоже не нравитесь, господин неизвестный! – ответил слуга. – Пришли в чужой дом и командуете!

– Как в чужой? Я же сказал: я – Корбероз!

– Мало ли что вы сказали! Господа Корберозы пропали ещё вон когда! – И слуга неопределённо взмахнул метлой. Интересно, что при всех движениях руками, порой очень резких и широких, он не отжимал от боков локтей и не выпускал из-под мышек усов, так что казалось, что он ими, как вожжами, правит сам собой и вот-вот по-кучерскому закричит: «Но-о!» или «Тпру-у!..»

– Пропали, да не совсем, Корк! – уточнил Земленыр.

– И тут вы ошибаетесь, господин, я не Корк, а Крок!

– Ну Крок! Какая разница?

– Большая! Корк был мой батюшка, царствие ему небесное, а я – Крок! Господ Корберозов я помню вот такусенькими, когда и сам был мальцом, игрывал, бывало, с ними.

– А! Так ты сынишка старого Корка? – воскликнул Земленыр. – Как же! Помню-помню! У него был сын, шустрячок такой! Верно, мы, я и брат, игрывали с ним! Только у него ещё не было таких усов, – пошутил Земленыр и рассмеялся, надеясь рассеять последние сомнения слуги. – Из-за них-то я тебя и спутал с твоим отцом. У него были такие же усы, и он так же носил их под мышкой! Значит, ты Крок! Сверстник! Друг детства! – Земленыр кинулся к слуге и крепко обнял его вместе с метлой. – Приветствую тебя, дружище! Я так рад! Столько лет прошло! Невероятно! И вот я дома!

– Если вы Корбероз, то который? – не сдавался слуга, высвобождаясь из объятий. – Ведь один из них волей матушки – фьють-фьють! – И Крок потыкал метлой в небо. – А другой, опять же волей матушки, – бульк-бульк! – И он постучал ручкой по земле. – Который же вы?

– Я вот который! – сказал Земленыр, оглянулся на освещённый фонарём подъезд и, убедившись, что нигде никого нет, нырнул и вынырнул у ног слуги.

У бедного Крока подломились коленки, он пошатнулся, охнул и рухнул бы наземь, не подхвати его Земленыр.

– Спокойно, Крок, спокойно! Теперь ты веришь?

– Так это вы, Лопушок Корбероз!

– Да-да, Крок, я! Именно Лопушок! Наконец-то слышу своё истинное имя! Лопушок! Так просто и так мило! Какже я забыл его! Годы!

– Да-да, годы! Были все юнцы-юнцы и вдруг – старики! А ну, Лопушок, дай-ка и я тебя обниму! – И Крок, выпустив из-под мышек усы, но не выпустив метлы, так стиснул своего господина, что тот крякнул. – А знаете ли вы, Лопушок, что я чуть не оказался на вашем месте, то есть чуть не стал земленыром?.. Когда ваша матушка изготовила эту мазь, она просила позволения у моего батюшки испытать на мне зелье, но мой старик оперся – нет и все! Вот тогда-то и пришёл ваш черед! А будь мой батюшка посговорчивей, нырял бы я сейчас неизвестно где и неизвестно во что.

– Очень интересно! А я, Крок, не жалею, что жизнь моя так круто повернулась. Дело не в самих поворотах, а в том, как ими распорядиться! Вот я вернулся – значит, не так плохо распорядился! И братца еще вернем, дай срок! Как его? Кошупол!

– Верно, Кошупол! Ой, извините! – спохватился вдруг слуга, отвернулся, отработанным движением кистей захлестнул усы под мышки и лишь после этого повернулся опять, с несколько устыженным выражением морщинистого лица, словно распущенные усы почитались такой же неприличной оплошностью, как не застёгнутые штаны или рубашка наизнанку. – Ну и постарели же вы, Лопушок! Мне приятнее звать вас именно так, по-мальчишески.

– Пожалуйста, Крок! Какой разговор!

– Спасибо! Вот теперь окончательно узнаю вас! Господа Корберозы были всегда добры к нам! Ой, а это кто? – воскликнул вдруг слуга, хотевший закрыть калитку и заметивший Любу и Васю, сиротливо прижавшихся к воротам и не смевших шагнуть во двор, где и Земленыр еще не чувствовал себя хозяином. – Тоже, небось, друзья?

– Тоже! – улыбаясь ответил Земленыр.

– И тоже, небось, замечательные?

– Выше! Это превосходные друзья!

– Им, небось, тоже по барбиту выложить?

– Больше!.. Прошу вас, ребята! – Он ввёл их во двор. – Приветствую вас в своём имении. – И опять обратился к слуге: – Больше, Крок! Им я отдам все своё богатство, если они возьмут и если ты сберёг его!

Слуга помрачнел, отвёл глаза в сторону и, выпустив правый ус, сказал:

– Сберечь-то сберёг, да вот только теперь это богатство не ваше, господин Лопушок!

– А чьё? Кто посмел?

– Его величество Барбитур-Альбинос. В прошлом году он подарил ваше имение новому барбу Сильвуплету!

– Сильвуплету? – взвизгнул Земленыр. – Этому дылде?

– Да! Вы знаете его?

– Знаю! – Земленыру хотелось затопать ногами, накричать на слугу, проклясть Сильвуплета и самого короля, но он смирил себя, живо рассудив, что в этой ситуации никто не виноват: ни Барбитур, который, очевидно, решил, что изгнанника давно нет в живых, ни новоиспечённый барб, которому вообще нет нужды задумываться, чьё состояние ему перепадает, ни уж тем более Крок, который при всей преданности Корберозам совершенно бессилен и бесправен перед лицом власти. Земленыр все же топнул, но лишь спросил:

– Это, наверно, Сильвуплет разбил голову крокодила над воротами?