Текст книги "Земленыр или каскад приключений"

Автор книги: Геннадий Михасенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц)

Глава четвертая
ИСТОРИЯ ЗЕМЛЕНЫРА

Встряхнувшись, как после купанья, старичок зевнул и спросил как ни в чем не бывало:

– Уже утро? Быстро? Я, кажется, не выспался! – Он еще раз зевнул и поёжился.

– Извините, это я вас разбудил! – сказал Вася. – Я думал, это коряжка торчит, а это…

– Мои ноги! – с улыбкой закончил дед. – М-да! Я, признаться, вчера так устал, что мне, смешно сказать, не хватило сил толком занырнуть! Так и уснул.

– В земле? – уточнила Люба.

– Да. Я сплю только в земле. Причём, желательно именно вверх ногами – так сон крепче. А вы разве не знаете меня?.. О, простите, вы, кажется, оттуда! – догадался дедуля, показывая рукой куда-то за ребячьи спины. – Тогда поясню. Я умею нырять в землю как в воду. Бульк – и нету! Вот так! – Старичок молодо подпрыгнул, изогнулся в воздухе и так спикировал вниз головой, что одно из двух – земля или череп – должны были треснуть, но почва беззвучно расступилась и бесследно поглотила деда. – Ку-ку! – чуть погодя раздалось позади ребят – старичок стоял уже там, и только ребята оглянулись, он снова нырнул, без прыжка, и показался сбоку. – Ку-ку! Ну, еще разок, для утренней гимнастики! – Дед что-то хитро прикинул, нырнул, и тут же ребячья корзинка с едой взвилась в воздух перед их носами, аккуратно покоясь на дедовской лысине.

Ребята зааплодировали, а Пи-эр крикнул:

– Браво!

– Вот и сказочное существо! – обрадовалась Ду-ю-ду.

– Уф! Кажется, разогрелся! – Дедок снял с головы корзину. – Извините за шалость! Детство из меня еще не выветрилось, не с кем было играть! Честь имею представиться: обитатель этого леса Земленыр!

– А я Пи-эр квадрат!

– Очень приятно!

– Мои друзья: Люба, Вася и Ду-ю-ду!

– Рад познакомиться!

– Мы тоже! – ответили ребята.

Уважаемый Земленыр! Ты мне понравился с первого нырка! – воскликнул Пи-эр. – Можно я буду звать тебя просто Зем? А ты меня – просто Пи-эр! – с улыбкой предложил круг. – Люблю сокращения! У нас в математике так принято!

– Невежливо, – шепнула Люба. – Дедушка ведь!

– Нет, пожалуйста! – охотно согласился старичок. – Как говорится, хоть горшком назови, только в печку не ставь. Или у вас так не говорят?

– Говорят, – ответила Люба.

– Вот и хорошо! Это я внешне дедушка, а внутри – мальчишка. К тому же Земленыр – моё прозвище. Птицы и звери прозвали. А своё настоящее имя я уже трижды забыл. Итак, честь имею – Зем!

– Замечательно, Зем! Клянусь радиусом! Кстати, ты знаешь, что такое радиус?

– Радиус?

– Да. He подсказывать!

– Радиус – это что-то вроде спицы в колесе, – не очень уверенно ответил Земленыр.

– Почти правильно! Ура Зем-Зему!

И тут из кустов донеслось:

– Дед, отбери у них птичку!

– Как это – отбери? – нахмурился старичок. – Я что, разбойник или грабитель? Я человек мирный и добрый, спросите хоть кого? И потом – зачем отбирать?

– Чтобы оторвать ей голову.

– Вот как? – удивился Земленыр, еще более нахмурясь.

– Кстати, а кто ты такой? Я что-то не помню тебя!

– Это наш, – сказал Вася и коротко пояснил, как и что приключилось с Ромкой.

– Какое бессердечие! – печально вздохнул Земленыр, осматривая крыло Ду-ю-ду и почмокивая пухлыми губами. – Открытый перелом! Какое бессердечие!.. Сгинь с глаз моих, нечестивец! – вдруг крикнул он, ни к кому не обращаясь, но рысёнок все понял и, пятясь, исчез в кустах, и лишь тут старик обернулся в ту сторону. – Безобразие!.. У нас тут тоже не гладят по голове за такие штучки!.. Чш-ш, бедненькая, потерпи, – нежно сказал он птичке, – я окажу тебе первую помощь!

На старике был широкий пояс, вроде патронташа, с ячейками, из которых торчали берестяные гильзы. Он вынул одну, посыпал из неё порошком на ранку, потом посыпал из второй.

– Это чтобы не было заражения… А это чтобы не было больно! У меня с собой вся аптека. На что только под землёй не натыкаешься. Да и сон стал не тот. А тут лизнёшь и – как убитый! Вот так, Ду-ю-ду! Легче?

– Кажется.

– Срастётся, дедушка? – спросил Вася.

– Едва ли. Я, к сожалению, не волшебник! А это крыло рабочая кость. Даже у нас, в сказочной стране, она крепко-накрепко не срастётся, – заключил дед и, чуть подумав, проговорил:

– Вот если бы ее смазать…

– Чем? – встрепенулась Люба.

– Одной мазью.

– Какой?

– Матушка моя, помню, была кудесницей. Каких только лекарств ни делала! Кто только к ней ни ходил: безногие, безрукие… А то и, глядишь, безголового несут, а голова отдельно, в тряпке! А уходили все людьми. Профессора с ней советовались. Король у неё лечился! Соседние правители тайком слуг с золотом присылали за флакончиком микстуры. Чудеса творила! Себе третий глаз на лбу приживила, а потом вывела! Младшего братишку однажды чем-то смазала – улетел! Взвился прямо с кровати, пробил потолок с крышей и улетел, навсегда! Погоревала матушка, поохала и давай другую мазь готовить – для меня. Зачем ей это надо было – не знаю. Какая-то страсть к открытиям. Изготовила, и – попробуем, говорит, сынок!.. Слушайте, а почему бы нам не перекусить? – перебил вдруг сам себя Земленыр. – Простите за плохое гостеприимство, но у меня ни кола ни двора! Даже, смешно сказать, стола нету!

– Стол есть! – заявил Пи-эр и рухнул плашмя на Траву.

– Отлично! – одобрил Земленыр и похлопал по гладкой поверхности. – Ты мне, Пи-эр, тоже понравился с первого оборота! Молодец, кружок! Раз – и стол!

– Для друзей – хоть на дрова!

– И улыбка твоя нравится! Широкая!

– Уж улыбаться, так во весь диаметр! – заявил польщённый Пи-эр и дёрнул рукояткой. – Ты знаешь, что такое диаметр? Нет. Диаметр – это… – начал было он.

Но Люба прервала:

– Науку потом! Не шевелись, если ты стол! – И принялась расставлять молоко, хлеб, яички и огурцы с зелёным луком, стараясь не загораживать Пи-эру глаза.

Земленыр вдруг хлопнул себя по лысине и вскочил.

– Минутку, ребята! – Он сориентировался, отбежал немного, нырнул и появился с берестяным туеском. – Мёд! Дома у меня нет, но есть кладовые! Правда, смешно сказать, я забываю, куда что прячу, но где мёд – помню!

Дед присоединил туесок к общему угощению, все расселись вокруг Пи-эра и стали аппетитно завтракать. Птичку Вася кормил крошками с ладони. Пи-эр восхищённо хлопал глазами, переводя взгляд с одного на другого. Сам он отказался от еды, заметив, что вообще не ест, а лишь пьёт воду, чтобы не рассохнуться, но поскольку влаги в нем после дождливой ночи скопилось с избытком, то ему даже полезнее чуть подсушиться.

Из кустов выглянул рысёнок, увидел пиршество, облизнулся и крикнул:

– А мне?

– Лови мышей! – ответил Вася.

– Жадюги! А еще люди! Животных не уважаете! – проворчал Ромка и снова скрылся в кустах.

– А что с мазью, Зем? – спросила Ду-ю-ду.

– С мазью опять вышло горе. Я ведь тут в изгнании, отшельником живу. И все с той мази началось… Смазала меня матушка. И вроде ничего не случилось. Но как-то я запнулся во дворе и упал вниз головой. И вдруг – нырк! – исчез! А вынырнул уже за забором, в чужом дворе. Вот она, мазь-то какая вышла! Обо мне заговорили. Матушка довольная. Его величество узнал, явился, посмотрел и – не положено, говорит, в землю нырять! Это же чудо, говорит, а чудес не бывает! Мы, говорит, не потерпим чудес в нашем здоровом королевстве! Да и опасно – можно всяких подкопов под трон наделать! Приказал разучиться! Матушка туда-сюда, одну мазь втирает, другую, одну микстуру пью, другую – никак! Ныряю – и все! Его величество, Барбитур Неприхотливый, кажется, разгневался – удалить за пределы королевства приказал! Схватили меня, пихнули в карету, везли-везли и высадили в этом лесу. Хоть заныряйся, сказали, и умчались. И вот я тут с детства по сей день, – без особой печали, но задумчиво закончил дедушка свой рассказ. – Забредают ко мне иногда странники то из ближайших королевств, то с вашей стороны.

Ребята были тронуты.

– А вы не пытались бежать? – спросил Вася.

– Трижды. И меня трижды ловили. Били и отвозили обратно. Я сам пробовал варить всякие зелья, чтобы снять с себя это окаянное земленырство, но тщетно. С годами вроде бы привык к одиночеству и чужбине и успокоился, но это только кажется. А вот заговорил с вами о родной сторонушке, и сердчишко затрепыхало, потянуло туда. Конечно, все мои сверстники сейчас или глубокие старики, морщинистые и безобразные, вроде меня, или вообще перемёрли, но сама Родина вечно молода и красива!.. Но вот, разбередил я себе душу, разнежился, того и гляди слеза пойдёт! Но нечего зазря раскисать! – Старик вздохнул, покачал головой, потом оживлённо хлопнул себя по коленям. – К чему я все это рассказал? К тому, что если бы смазать крылышко Ду-ю-ду какой-нибудь матушкиной мазью – вот бы польза была!

– Давайте! – воскликнула Люба.

– Но матушки уже нет. Не вынесла она моего изгнания, оскорбила короля, отказалась лечить и вскоре, я слышал, умерла. Еще бы, обоих сыновей лишилась.

– Как жаль! – вздохнула Люба.

– Да, матушки нет, но целы ее лекарства.

– Неужели? – встрепенулась Ду-ю-ду.

– Должны быть целы. Дело в том, что в последний день, перед тем, как меня схватили, неожиданно схватили, естественно, – засаду устроили, иначе бы я унырнул – ищи тогда, свищи меня! Фигушки! Не перекапывать же все королевство! А матушка почуяла угрозу и велела мне упрятать все склянки в нашем саду под землю. Сложила все в ларец, и я упрятал. Не помню точно – куда, но упрятал!

– Ура! – коротко сказал Пи-эр.

– Ура-то ура, да не совсем, – посожалел старик. – Ведь это где-то далеко, а где именно, я сам толком не знаю.

– Дойдём! – заверил Вася.

– Докатимся! – поддержал Пи-эр.

– Нам все равно делать нечего. А тут хоть Ду-ю-ду вылечим. Не можем же мы ее так оставить. Да ведь, моя хорошая? – проговорила Люба, прикасаясь к птичке.

Земленыр вздохнул:

– Ах, милые мои! Легко сказать «дойдём-докатимся»! Вокруг злющая охрана злющих королей! А на дорогах, говорят, появились какие-то страшные штуки!

– Какие? – шевельнулся Пи-эр.

– Например, опасность ШБ!

– ШБ? – вздрогнула Люба. – Что это такое?

– Никто не знает. Опасность ШБ – и все! Или вот другая опасность: РП – тоже неизвестная! Одну проскочишь – во вторую попадёшь! А еще говорят – третья есть! HP! Ни пройти, ни проехать! Смерть! Нет ничего хуже неизвестности! Где она? Откуда нагрянет? Может, уже над головой? – Дед, а следом и остальные, посмотрели вверх, но в солнечном небе было чисто и спокойно. Дед виновато кашлянул. – Смолоду я смелым был, а теперь, смешно признаться, трусоват, кажется! Конечно, очень может быть, что все эти опасности – пшик, но, с другой стороны, может быть, и не пшик!

– Тогда не надо, я против! – заявила вдруг птичка. – Если бы чик-чирик – и готово, тогда можно было бы рискнуть, а подвергаться опасности из-за меня одной – нет, я против! Будь я царь-птица или хотя бы жар-птица – дело бы другое, а то я – обыкновенная пичужка! Нет-нет, и не думайте даже!

– Ты пичужка необыкновенная! – заявила Люба.

– Ты живая – и в этом твоя высшая ценность! – встрял Земленыр. – И ты должна жить полноценной птичьей жизнью – летать, прежде всего!

– Это, конечно, хорошо бы!

– Ну, вот видишь!

– Но ради одной моей жизни нельзя рисковать!

– Можно! – грозно перебил старик. – И должно! Всеобщая жизнь на земле состоит из отдельных жизней: из моей, твоей, рысёнковой! И если мы не будем беречь каждую отдельную жизнь, мы не сбережём и всеобщую! Так что, Ду-ю-ду, помалкивай и слушайся старших! А кто здесь старший? Я!

– Правильно говорит Зем! – поддержал Пи-эр. – Подумаешь, опасности!

– Нас же четверо! – посчитала Люба. – Опасность, поделённая на четыре, это всего четверть опасности, так вроде в математике, а, Пи-эр?

– Так, клянусь радиусом!

– А если еще поделить на храбрость, – сказал Вася, – то остаётся пустяк!

– Нет! – возразил Пи-эр. – На храбрость не делят, а умножают. Правда, это не математический закон, а скорее – психологический, но все равно закон, а всякий закон можно выразить математически. Хотите, прямо у вас на глазах я выведу формулу относительной

опасности? А любая опасность относительна, как и все на свете. Итак, следите за моею мыслью! ОО = РО: (Н х Хр), где ОО – относительная опасность, РО – реальная опасность, то есть та, которая существует в действительности, Н – количество людей, а Хр – храбрость, стало быть. Чем, значит, храбрость больше, тем ОО меньше – тут обратно пропорциональная зависимость. Улавливаете суть формулы?

– Конечно, Пи-эр! – отозвался Вася. – Отличная формула!

– Да-да! – поддержала Люба. – Формула оптимизма – я бытак сказала! Молодец, Пи-эр!

– Причём, это она в самом упрощённом виде. А для полноты, чувствую, в неё надо ввести еще синус дружбы, тангенс находчивости, логарифм проворности и еще кое-какие коэффициенты помельче. Таких понятий нет, конечно, в математике, но они есть в жизни – значит, они подвластны математической обработке! Таким образом, опасности, которые поджидают нас, сводятся к величинам, стремящимся к нулю, то есть к безопасностям? Так чего же нам бояться, я вас спрашиваю? – воскликнул Пи-эр.

– Нечего! Ура. Пи-эру! – провозгласил Вася, похлопывая по тому месту круга, которое называлось бы макушкой, если бы она была. – Ещё раз спасибо Корберозу, что он присоединил к нам именно Пи-эра! Фокусник знал, чего нам не будет хватать – ума и расчёта!

– И философичности! – добавил гордо Пи-эр.

– А у меня тоже есть еще один маленький секрет, который нам тоже поможет, – призналась заметно повеселевшая Ду-ю-ду.

– Значит, делим опасность еще и на секрет Ду-ю-ду, – радостно заключил Вася. – И от опасности остаётся…

– Мокрое место, – подытожила Люба.

– Одно философское понятие, – ввернул свой термин Пи-эр.

– Вы думаете? – усомнился Земленыр, сбитый с толку затяжными математическими рассуждениями и расчётами.

– Так получается!

– Что ж, в такой математике есть что-то ободряющее! – уже веселее проговорил старик.

А Вася сказал, почёсывая птичке клювик:

– Самое главное, что придаст нам дополнительные силы, это сознание того, что, отправляясь в далёкий и опасный путь, мы убьём сразу двух зайцев, если можно так говорить в сказочной стране, – оговорился он, оглядываясь.

– Можно-можно, у нас так говорят, – успокоил его Земленыр. – Зайцы везде – козлы отпущения.

– Ага. Итак, отправляясь в путь, мы убиваем сразу двух зайцев: вылечим тебя, Ду-ю-ду, и Земленыра!

– Ну, тогда другое дело! – смягчилась птичка.

– Но я здоров! – возразил старик и даже стукнул себя кулаком по груди.

– Ты болен в другом смысле, Зем. Ты живёшь на чужбине – а это нездоровое явление! – рассудил мальчик.

– А в этом ты, дружок, прав, пожалуй! Да, жизнь вне Родины – горькая штука, прямо болезнь действительно, причём – неизлечимая. Никакие пилюли и порошки не помогают. Только сама Родина может исцелить.

– Итак: кто за поход, прошу…

– Подожди, Вася! Не торопись! – прервал старик. – Нельзя же так с бухты-барахты!

– Можно! Именно так! – заверил мальчик.

– Надо обсудить, взвесить!

– Обсуждать и взвешивать будем в пути! Главное сейчас – отправиться! Решительно и без оглядки! Про все мифические опасности мы уже знаем, степень риска подсчитали, остальное – по ходу действия.

– И все же я против того, чтобы из-за меня, – завёл было старик ту же песню, что и Ду-ю-ду, но Вася остановил его и прямо спросил:

– Зем, ты хочешь домой?

– Домой? – голос деда дрогнул.

– Да. На Родину! Только честно!

– Если честно – хочу, но вообще-то можно еще потерпеть!

– Никаких «вообще»!.. Итак, повторяю: кто за поход, прошу поднять руку или подать голос! Единодушно! Отправляемся немедленно!

– Да уберите с меня скорей еду, я хочу вскочить и крикнуть ура! – взмолился Пи-эр.

– Спасибо, ребята! – растроганно сказал старик. – Я, признаться, так ждал этого, но боялся думать об этом. Но коли так, то и мне придётся идти с вами, тем более что без меня вы не найдёте лекарства, даже если доберётесь до нашего королевства и попадёте в наш сад. Найти могу только я! Получается, что в любом случае мне просто необходимо идти с вами! Не могу сказать, что меня это очень радует, я имею в виду опасности, но это очень радует мальчишку, который так и пляшет во мне, ожидая приключений! И выходит, что опасность, поделённая уже не на четыре, а на пять частей, это вообще – пшик на постном масле! Даже еще меньше, так ведь, Пи-эр?

– Разумеется!

– В путь, друзья!

Глава пятая
РОМКИН СОЮЗНИК

Шаря в кустах в поисках пищи, рысёнок ругал себя за то, что выдал ребятам своё присутствие. Надо было просто выждать удобный момент и сцапать птичку. Сидел бы сейчас дома, макал вареники в сметану, а тут… К Ваське с Любкой теперь не подступись. Придётся подыскивать союзника!

В животе урчало от голода.

В сырой ямке Ромка заметил лягушку. Ни в пищу, ни в союзники она не годилась, и он, дав ей шлепка, побрёл дальше. С трухлявой колодины на ель с писком сиганул бурундук и, замерев вниз головой, не мигая уставился на Ромку. «Может, его в союзники? – подумал рысёнок. – Нет, съесть бы еще можно, а для союзника мал и глуп!» И поскоблив кору, поплёлся дальше.

– Ни еды, ни союзника!

Он вышел на поляну и прилёг возле пенька. Вдруг против солнца что-то мелькнуло, и на пень, прямо перед Ромкиным носом, опустилась большая птица с добычей в когтях. Это был старый коршун Унш, которому только что и, может быть, в последний раз повезло на охоте, вернее – на прогулке. Настоящая

охота на полноценную дичь запрещалась в этом сказочном лесу, поэтому коршун просто прогуливался по воздуху, для утренней гимнастики, зорко, однако, посматривая вниз, ибо разминка – разминкой, а голод – голодом. И вот заметил странно летящего, будто лишённого глаз, рябчика. Рябчик сел на ветку и тотчас кувыркнулся с неё. Унш спикировал. Дряхлый до предела или до предела больной, рябчик лежал на траве, подёргивая лапами. Он явно умирал. Ударами клюва коршун ускорил кончину, впился в жертву когтями и метнулся прочь, чтобы не подоспели вездесущие свидетели его проступка и не завопили: «Позор коршуну Уншу!», ибо нельзя добивать живое существо – оно может оклематься и одарить мир своим немощным, но жизнерадостным писком во славу волшебного леса, где молодые и здоровые едва влачили своё существование. Увидев настороженного рысенка, коршун с ужасом понял, что попался – быстро взлететь ему не хватит сил, зверь успеет сцапать его. Оставалось защищаться сидя, и Унш воинственно раздвинул клюв. Но рысёнок не собирался нападать. Он живо сообразил, что судьба посылает ему сразу и пищу и союзника.

И Ромка бодро сказал:

– Привет!

– Привет! – чуть помедлив, ответил Унш.

– Кого поймал?

– Рябчика.

– Оставишь?

Унш не ел уже двое суток, и рябчика ему самому едва ли хватит, но лучше поделиться частью, чем потерять все, включая и собственные перья, и он протянул:

– Вообще-то…

– Я не даром прошу! На обмен! Ты мне – кусочек рябчика, я тебе – секрет!

Поняв, наконец, что зверёк простоват и неопытен, коршун хотел было взлететь, но последние слова остановили его. Уншу в жизни приходилось больше рассчитывать на хитрость и уловки, чем на силу, поэтому лишние знания не помешали бы.

И он скособочил голову.

– Секрет?

– И еще какой!

– Хм! Я тебе – мясо, а ты мне – секрет? Неравноценно!

– Мясной секрет!

– Это как же?

– В нем много-много мяса! На всю жизнь! Твоё счастье, что ты встретил меня! – разошёлся Ромка. – Когда ты летел над лесом, видел на поляне старика?

– Видел. Это наш Земленыр.

– Правильно. А ребятишек с ним видел?

– Видел. Мальчишку и девчонку.

– О! Это мои эти… как их… враги! – Ромка чуть не сказал «друзья». – А у мальчишки… Э-э, сперва угости!

Коршун оторвал одно крылышко. Ромка проглотил его не жуя, вместе с перьями, – и продолжил:

– А у мальчишки на плече сидит птичка. Видел?

– Видел.

– Так вот, стоит… Дай еще! – Унш бросил второе крылышко. – Так вот, стоит эту птичку съесть – век будешь сытым! Никаких забот! Ну, как секрет?

– А не врёшь?

– Да чтоб мне не быть рысёнком!

Это была суровая клятва.

– Хорошо, – сказал Унш. – Но почему ты сам, вместо того чтобы побираться, не съешь ее?

– Пробовал. Не подпустили! Отлупили. Во, пощупай! – показал он шишку на лбу. – С земли трудно! А тебе с неба – раз плюнуть! Крутись около, и чуть зазеваются – хвать!

– Да уж знаю, что делать!

Унш вытянул полуоблезшую шею и прислушался. Будущая вечная сытость толкала его на немедленную слежку, но сиюминутный голод требовал утоления, и коршун принялся торопливо рвать рябчика, соря в морду рысенка пёстрые перья.

Глава шестая
ВОПЯЩИЕ ЦВЕТЫ

Шли лесом.

Как Вася ни оберегал Ду-ю-ду от веток, они то и дело задевали ее и раз даже смахнули с плеча. Это было и больно и опасно, потому что подлый Ромка мелькал поблизости. Тогда Земленыр ловко сплёл из прутиков маленькую клетку, и птичка радостно перебралась, туда.

К полдню выбрались на опушку.

Перед ними лежало огромное, без единого деревами кустика, поле, заросшее высокой редкой травой, над которой возвышались какие-то двухголовые жёлто-красные цветы. Сильно палило солнце. Низко кружил старый коршун.^

Земленыр сказал:

– Это конец моим владениям.

– А дальше куда? – спросил Вася.

– Где-то есть дорога, но мы пойдём через поле, чтобы никого не встретить. На запад, за солнцем!

Вася повернулся к лесу и крикнул:

– Ромка! Ты где?.. Эй, уши с кисточкой! – Рысёнок не отзывался. – Я знаю, ты здесь!

– А его зачем? – нахмурился Пи-эр.

– Пропадёт без нас.

– И пусть!

– Нельзя! Человек все же! – И опять крикнул в лес:

– В общем, слушай! Мы пошли в аптеку за лекарством, чтобы вылечить Ду-ю-ду! А ты или жди нас тут, или беги за нами! Только подальше! Понял?

– Понял! – раздалось из чащи.

Земленыр махнул рукой.

– Курс – перпендикулярно!

– Это по моей части! – воскликнул Пи-эр. – Перпендикулярно-радиально-диаметрально! – И он гордо покатился вперёд.

Жёсткая, тощая трава доходила до груди. Почва была сухой, твёрдой и в трещинах. Именно из трещин росли цветы, оказавшиеся с длинными колючками. Если бы они стояли сплошь, было бы не пройти, но они торчали строго в шахматном порядке метрах в двух друг от друга, словно их специально посадили. Мясистый стебель на середине раздваивался и оканчивался двумя цветками: большим красным раструбом и жёлтым пушистым шариком величиной со взрослый кулак. Поодиночке или по три-четыре они почему-то не росли, обязательно по два.

– Я читала одну сказку, – вспомнила Люба. – Там было маковое поле. И там герои чем-то надышались и уснули. Интересно, не случится ли и с нами такое?

– Не знаю, – буркнул дед.

– Будем надеяться, что нет, – заметила Ду-ю-ду.

– Тем более что цветы ничем не пахнут, – сказала девочка, сунув нос в раструб. – А красивые! Особенно вот этот, колокольчиком. Тебе нравится, Ду-ю-ду?

– Нравится.

– Ну, если вам нравится, то… – Вася срезал раструб и протянул Любе. – Пожалуйста!

И тут случилось странное: жёлтый шарик глухо лопнул, брызнув прозрачной тёплой жидкостью, а срезанный цветок пронзительно завопил. От неожиданности Вася выпустил его, но и упав, тот продолжал вопить, покуда Земленыр не придавил его сапогом. Но – жуткое дело! – затрубили соседние цветы, да так оглашено, что путники зажали уши и прищурили глаза.

Тотчас на горизонте показались клубы пыли, неся в себе какое-то грязное чёрное ядро.

– Карета! – прошептала Люба.

– Вот она, неизвестная опасность, – заметил Земленыр.

– Ну-ка, где? – заволновался, подпрыгивая Пи-эр.

– Прячьтесь, – посоветовала Ду-ю-ду.

– Бесполезно, – сказал Вася, – коршун нас выдаст. К тому же, цветы орут только вокруг нас. Это сигнал тревоги. Нас засекли! Может, назад, в лес?

Но лес был уже далеко.

Карета между тем затормозила против них в стороне, где пролегала, очевидно, дорога. Два карлика, сидевшие на козлах, сдёрнули с верха кареты ходули, вскочили на них и огромными шагами, возвышаясь над полем, двинулись к путешественникам.

Люба шепнула:

– Дедушка Зем, унырни!

– Успею, внучка.

– А ты, Пи-эр, прикинься мёртвым!

– На за что! Где это видано, чтобы живые прикидывались мёртвыми? – возмутился Пи-эр. – Да я их всех задавлю, клянусь радиусом. Где они там?

– Не кричи! Мёртвый ты нам быстрее поможешь. Это приказ! – почти пригрозил Вася.

Пи-эр нехотя повалился на землю.

Тут же над ними выросли две фигуры с грязными и Потными лицами, в мундирах, разрисованных теми же красно-жёлтыми цветами. Спрыгнув с ходулей, они оказались ростом с Васю, но коренастей и мощней. Это были охранники Игл и Снэйк, которые нахальством и грубостью походили друг на друга, отличались же только носами: у первого нос был узкий, с ноздрями-щелями, у второго – широкий, с ноздрями-норами. Выхватив из-за пояса пистолеты, карлики бабахнули в воздух, и раструбы мигом утихли.

– Вы арестованы! – гнусаво крикнул Игл.

– За что? – спросил Вася.

– За вторжение на Водосборное Поле!

– Но мы ничего не сделали!

– А это что? – Снейк поднял раздавленный раструб. – Вещественное доказательство! А вот сломанная коробочка! И вон! И вон! – тыкал он во все стороны.

– Где? Все целы! – воскликнула Люба. – А эта лопнула сама!

– Какой ущерб! Ты видишь, Игл?

– Ещё бы, Снэйк! – охотно подхватил узконосый. – Изверги! Они хотели погубить наше поле! А какие у них чистенькие личики, ты глянь, Снэйк! Прямо ангелочки! Представляешь, сколько драгоценной воды извели эти чистоплюи, чтобы так отмыться!

– Негодяи!

– Народ умирает от жажды, а они рожи моют! – И в благородном гневе Игл аж затопал ногами.

Люба попробовала объясниться:

– Мы еще дома умылись. Мы из страны, где много воды, целая речка – пей, мойся, купайся!

Но охранники перебили:

– Чушь!

– Вам не отвертеться!

И перезарядили пистолеты.

Люба с надеждой повернулась к Земленыру, но тот сам с датской растерянностью хлопал глазами. Тогда девочка решила схитрить и виновато пролепетала:

– Извините, мы не знали!

– Мы иностранцы! – поддержал Вася.

– Мы в лес вернёмся, вон в тот! – очнулся и Земленыр. – Отпустите нас, дяденьки!

– Отпустить? Как бы ни так! – взорвался широконосый и поднял пистолет. – Марш в карету, разбойники! Шеф разберётся, из какой вы страны! Э, а ходули? Уж не думаете ли вы, что мы их сами потащим? А это что за деревяшка? И как она сюда попала? – Он пнул круг ногой. Возьмите и ее! Пригодится на растопку! Мы часто жжём костры – готовим удобрение для Поля.

Земленыр кивнул ребятам, – мол, соглашайтесь, и взвалил на, себя одну пару ходуль. На другую Вася уложил Пи-эра, шепнув ему, чтобы он не вздумал оживать раньше времени, поставил на него корзину с клеткой, и все это они с Любой понесли как носилки. Ходули были тяжёлые да и отсыревший круг тоже, но Люба закусила нижнюю губу и терпела. Коршун Унш, видя, что клетку оставили одну, обрадовался и просвистел так низко над нею, что будь он молод и проворен, схватил бы ее на лету, но прежних сил не было, и Унш не рискнул, чтобы не выдать своих намерений.

На дороге карлики пихнули пленников с багажом в карету, забросили наверх ходули и, ругнув задремавших лошадей, помчались обратно. А за ними, захлёбываясь пылью и проклиная свет, нёсся что было духу рысёнок Ромка.