Текст книги "Кольцевая дорога (сборник)"

Поезда

В юности перед уходом в армию работал Васька Лазарев старшим железнодорожным кондуктором. Работал недолго, но навсегда запомнил свои ночные, вечерние, зимние и летние поезда. До сих пор не забыл и сигналы, которые подавались, когда прицепляли и отцепляли вагоны. Днем он помахивал над головой развернутым желтым флажком, а ночью фонарем с желтым или белым огнем, и это означало – двигать локомотив вперед. У ног – подавать назад. Вверх и вниз – сдать тише. Круговые движения – остановиться…

В восемнадцать лет мало кто попадал на такую работу. На товарняки еще могли взять, а на пассажирские и говорить нечего: требовался опыт. По мнению же Васьки, работа на пассажирских была куда проще: не сцеплять, не отцеплять – сиди и скучай в закрытом тамбуре. Хотя возить людей считалось, конечно же, делом более ответственным.

Знать и делать на товарных поездах следовало куда больше, чем на пассажирских. В обязанности кондукторов входило правильное размещение и крепление автомобилей, тракторов, леса, контейнеров, шпал, колес и разного другого груза, о котором пассажирские бригады имели лишь смутное представление. Кондукторы же товарного обязаны были это знать.

Да если бы только знать! Самим же приходилось на промежуточных станциях формировать состав – отцеплять, прицеплять. Разное делали они на грузовых поездах. И главное было – не допустить, чтобы поезд по их вине выбился из графика.

Не сразу ставили на товарняки. Побывай в учениках, сдай техминимум, а там посмотрят еще, подумают да прикинут – кто учил. От авторитета учителя тоже немало зависело.

Был учитель и у Васьки Лазарева – главный кондуктор Сенька-сибиряк, ездивший на тормозной площадке едва ли не первого вагона. Расцеплял и сцеплял вагоны Сенька играючи. На ходу соединял и разъединял, отключал и подключал воздушные рукава и делал все, как казалось Ваське, очень легко. Он попробовал было подражать ему, но пока безуспешно. Забыл однажды перекрыть тормозной шланг – поторопился за Сенькой – и едва беды избежал. Тугая струя воздуха, выпрямившая стремительно конец шланга, который он пытался разъединить, с такой силой ударила в лицо, что потом долго в себя приходил.

И как же завидовал Васька своему учителю! Ведь Сеньку-сибиряка знали все машинисты, помощники, диспетчеры, дежурные по станциям, к которым он направлялся сразу же, как только поезд вынужденно останавливали. Сенька с ходу требовал, объяснял и, негодуя, дозванивался до узловой.

И как ни странно, несколько станций потом шли «с ходу», насквозную. Везде были у Сеньки друзья. И никто из железнодорожников не обижался на разбитного шумного сибиряка, зная, что шумит и печется тот о деле. Родом Сенька был из Красноярска, работал, однако, в местах столь далеких от своего города, что его иначе как «сибиряком» и не называли. От долгих поездок в открытом тамбуре лицо Сеньки выглядело иссеченным ветрами и выдубленным морозами, остались на нем следы и жары, и холода.

Поездив учеником, Васька сдал вскоре минимум и начал работать старшим кондуктором. Видно, чем-то приглянулся он Сеньке, и тот после практики «вытребовал» Ваську к себе в напарники.

Работали они дружно. Сенька держался с новичком на равных. Случалось, в своей горячности он иной раз пошумит на Ваську, потом, видя, что дело вершится, утихает, не тая зла и недоброй памяти. В рейс они брали с собой пузатые сумки, клали в них еду и делились ею в долгой дороге.

Довелось Ваське сопровождать однажды воинский состав. Его рабочее место было в последнем вагоне на сквозной тормозной площадке со стоп-краном. Никакой аварии в пути следования не произошло, и поезд прибыл точно по назначению. А вот с самим Васькой авария, можно сказать, в тот раз случилась… Тот рейс круто изменил его жизнь – он не вернулся к прежней работе.

Моложе Васьки среди движенцев никого не было. Он гордился тем, что ему так рано доверили сложное дело, но и робел от сознания, что не все еще знал и умел. Поездки выпадали в большинстве ночные. Длились сутки и более, с отдыхом па какой-нибудь узловой станции.

Несмотря ни на что, свою работу Васька любил и сожалел даже, что его вот-вот должны были призвать в армию. И в армии он часто вспоминал о том, как, сдав товарный состав, шел с сумкой через плечо в служебку, как протирал и располагал на полке фонари и флажки и направлялся затем домой, довольный удачно завершенной дорогой.

Любил Васька разглядывать осенние дали, нескончаемые поля, облака над тихой землей, мокрую темноту леса, стада, мосты, переезды, тоннели, близкие и дальние селения… В такие минуты он забывал о поездке, о Сеньке-сибиряке, размышлял только над тем, что видел.

Так бывало, конечно, днем. Ночью же виделись больше огни, среди которых светились, уносясь вдаль, и огни его хвостового вагона: два по бокам и один возле буфера.

Иногда поезд проносился мимо окон станционных домов. И Васька нередко предавался мечтаниям, воображая, какая чуткая, кроткая да сердечная живет здесь девушка. И почему-то, не сомневаясь, верил, что именно такую и встретит он не сегодня-завтра.

Поездки на товарных составах из памяти и души Васьки не выдует никакой ветер времени. Всего-навсего какому-то фонарю в твоих руках повиновалось множество платформ и вагонов, загруженных народным добром. И чего не встречалось в пути, чего только не везли Сенька с Васькой! И руда, и уголь, и нефть, и лес, и металл – все доставлялось ими точно по расписанию. После стоянок Васька обычно вскакивал впопыхах на площадку и проверял первым делом свои хвостовые огни – не унес ли какой шутник? Фонари оказывались на месте, и Васька успокаивался, готовый к своему привычному созерцанию.

Зимой работа усложнялась. Зимой она становилась опасней. Но в самую трудную минуту Сенька оказывался рядом, объяснял, что и как делать. На вагонных стяжках замерзала смазка, и они не поддавались раскрутке. От снега и инея на рельсах возникали ледяные корки, начинали скрипеть колеса. В буксах густела смазка, и вагоны теряли подвижность, прицеплять и отцеплять их – одна маета.

Операции с поездами становились не только сложными, но и рискованными. То, что Ваське казалось пустячной задержкой, у Сеньки вызывало тревогу и озабоченность. По своему сибирскому опыту знал он, что вагоны на станции лучше отцеплять зимой группами. Лишние задержки состава на станциях увеличивали время работы в пути. Поэтому, как правило, Сенька загодя согласовывал с дежурным остановки. И если предстояли маневры с толчками, Сенька и машинист учитывали даже встречный и боковой ветер. При попутном же ветре могло случиться и столкновение.

Многое умел Сенька и учил этому своего подопечного. Особо опасную работу главный делал сам. Вставлять в автосцепку «звенку» давалось Ваське труднее всего. Называлось это – сцеплять «на ухо». В руку бралось тяжелое металлическое кольцо и опускалось в прорезь автосцепки, состав подавался с медленной осторожностью к другому вагону и, как только соприкасался буферами, серьга в мгновение накидывалась на сцепной крюк. Сенька ловко поворачивался и осторожно двигался боком между вагонами. И как ни старался, как ни берегся он, полушубок нет-нет да и защемляло, прихватывало почти намертво буферами. Иногда зажатой оказывалась рукавица, и чтобы выдернуть ее, приходилось ждать, когда буфера расстыкуются и сцепка натянется.

Сцепляя на ходу, Сенька нарушал правила безопасности, но зато экономил время. PI ради этой экономии часто шел на немалый риск. Но была и еще одна особенность в характере Сеньки: любил Сенька самые дальние, трудные рейсы. В то время как другие предпочитали короткие, непродолжительные маршруты, Сенька, как нарочно, тянулся к тяжеловесным сборным составам. Благодаря им, он словно бы убегал, избавлялся от чего-то мешавшего ему находиться дома. Втягиваясь в работу, Сенька разгонял и рассеивал какие-то свои думы, какую-то жизненную тайну, скрытую общительностью и работой…

Можно было подумать, что сложные поездки нужны Сеньке, чтобы приучить к ним молодого напарника. Но Васька и без того слыл догадливым и сметливым. Вряд ли тут требовалась дополнительная натаска. Сенька вел себя то как мальчишка, то как умудренный, познавший многое человек.

Временами Ваське казалось, что вдвоем им долго не проработать. Понимал это скорее чутьем, нежели умом, и никогда не задумывался о своем ощущении. Да и не хотел, зная, что все равно скоро идет в армию.

* * *

Летом Сеньке с Васькой выпало сопровождать поезд с военной техникой. Состав считался людским и требовал повышенного внимания. В путевом листе он значился особым литером. В таких поездах Васька Лазарев разбирался слабо и полагался больше на опыт и мудрость Сеньки.

Воинский состав Васька сопровождал впервые, и потому все, что происходило вокруг, виделось ему особо важным и значимым.

Но Сенька пропал, исчез неизвестно куда, как только погрузились перед рассветом. Такого за ним Васька не помнил. С ног сбился, разыскивая своего главного. Оказаться одному было боязно. Вначале думалось, что Сенька оформлял документы, но это не подтвердилось.

– Сибиряка не видели? – спрашивал Васька, у кого мог.

– А черт его знает!

Наконец кто-то на ходу бросил:

– Вроде бы звонил зачем-то домой… Точно не знаю, сорвете вы с ним отправление.

Напряженной выдалась от беготни и нервозности ночь. Ваське казалось, что как только они выедут и наберут скорость на перегонах, все закрепленные на платформах машины раскачаются и попадают. И он заранее приготовился смотреть за составом в оба, полагая, что главного ему назначат сегодня другого.

Но отправление они не сорвали…

Молча и торопливо кто-то карабкался на площадку к Ваське. Он метнулся к подножкам и выставил руки.

– Куда?! – негодуя зашумел Васька и почувствовал, что упирается руками в спицы велосипедного колеса. – Сюда нельзя!

– Тише, старшой, – услышал он снизу, от подножек. – Принимай лучше боевую технику.

Голос был Сеньки-сибиряка. И Васька обрадовался, что сыскался начальник, вероятно знавший точное время отправления состава.

– Зачем нам велосипед? – удивился Васька.

– Держи, не спрашивай. Командир в бой поведет на нем! – бросил Сенька и потрусил в голову поезда. Ваське же, не служившему в армии, и впрямь подумалось: не для командира ли – ведь состав-то воинский? На всякий случай он прислонил велосипед к стенке вагона и ждал теперь уже скорого отправления, надеясь узнать все позже.

Тронулись двойной тягой. Светало. По сторонам замелькали столбы, дома, деревья. Засвистел ветер, заторопились колеса. На поворотах Васька высовывался и, держась за поручни, окидывал состав цепким взглядом. В лицо ударял ветер с песком: видно, занесли сапогами и гусеницами на платформы. Васька невольно воображал себя сидящим в одной из боевых машин.

Работая на транспорте первый год, он работал на нем и год последний, перед предстоящим уходом на службу. Васька не знал еще, что совсем скоро кондукторов не будет, а вместо «звенок» вагоны оборудуют сплошной автосцепкой.

* * *

В середине дня состав поставили под разгрузку. Кондукторы направились к станционной дежурке. Обоим хотелось отбыть скорее попутным в город. Шли торопливо по шпалам, словно бы от спешки зависел отъезд. Васька – первым, за ним с велосипедом на весу трусил Сенька. Сейчас Васька умышленно не интересовался его «боевой техникой», держась нарочито подчеркнуто: главный так и не объяснил, откуда и с какой стати взялся велосипед. Такое отношение задело и обидело старшего кондуктора.

Дежурный, как и на любой станции, был сибиряку знаком.

– Здорово, начальник! – громко приветствовал его Сенька, открыв дверь служебки. Прямо через порог он вкатил в помещение совсем новый велосипед.

– Ты бы еще мотоцикл прихватил, – заметил дежурный, снял красную фуражку и протянул поочередно руку вошедшим.

– А что, надо? – с многозначительностью в голосе спросил Сенька. – Притащу.

В глазах его мелькнуло озорство. Невзначай сказав, дежурный как бы подстегнул, навел Сеньку на шальную мысль. По сузившимся, чуть раскосым глазам главного Васька догадался, что он и в самом деле готов за что-то потрафить дежурному этой небольшой станции, на которой, кроме пригородного да редких товарняков, как сегодня, и поезда-то не задерживались… Сеньке, очевидно, хотелось поговорить с местным дежурным.

Непонятен был сейчас Ваське начальник. Какая-то тревога исходила от его суеты и загадочности, что-то скрывал он, не договаривая, от чего Васька тоже стал тревожиться. Путаясь и теряясь в предположениях, он молчаливо слушал Сеньку и дежурного, неожиданно сиявшего трубку аппарата:

– Кленовая слушает. Сборный по сквозному? Ладно.

– Отправь-ка ты нас этим сборным, – попросил Сенька. – Вот так надо домой!.. – провел он ребром ладони по горлу.

– До пригородного не уедете, ребята. Запрещено останавливать, сами знаете. Попадется кто, шуму да крику наделает, – дружески укорил Сеньку дежурный.

– Попроси скорость сбавить!

– На ходу нельзя.

– А то давай сам посигналю!

– Я тебе посигналю, – пригрозил дежурный. – Под суд хочешь?

– Да мигом вскочили бы…

– И как это ты мигом вскочишь со своим драндулетом? Не могу, ребята, ей-богу, не могу. Объясняться придется.

– Тебя это смущает? – спросил в свою очередь Сенька, показывая на велосипед. – Его забирать я не намерен… – заключил он с тяжелым вздохом.

– Купил, что ли, на какой станции?

– В городе.

Дежурный уставился недоуменно на Сеньку:

– В го-о-роде? Так и вез бы сразу домой.

– Времени мало было…

Услышав это, Васька насторожился: Сенька говорил неправду. К поезду он приходил вначале без велосипеда, с ним появился позже. И к чему понадобилось везти его? Постепенно Васька начал медленно прозревать. И чем больше он думал, тем сильнее растравлял в себе возмущение от внезапной догадки…

– Я, ребята, сдаю скоро дежурство. Уведут без меня ваш транспорт.

– Не затем я вез его, чтобы стеречь, – возразил Сенька.

Зачем же тогда, позволь узнать?

– В подарок тебе, чтоб домой было на чем добираться скорее. Далеко ведь живешь от станции? Я знаю.

– Ну, допустим, – смягчился дежурный. – Не все близко живут…

– Вот бери и на здоровье пользуйся. Помни Сеньку-сибиряка!

– Странный ты человек, Семен! Мне за двадцать лет работы дорога таких подарков не делала.

– Вот народ! – возмутился, из себя выходя, Сенька, обращаясь к молчавшему Ваське. – Ты подумай, от добра отказывается. Поотвык, что ли?

Сенька поднялся и, не долго думая, подкатил велосипед прямо к дежурному. Взяв его руку, он положил её на руль, тем самым подчеркивая, что дело свершилось и не к чему толочь воду в ступе.

– Бери. Не спорь!

– Да за что подарок-то? – растерянно допытывался дежурный.

– Есть за что…

– Хоть бы знал!

– Узнаешь – не возьмешь…

– Дежурному то и дело звонили, и не хотелось мешать занятому человеку перед концом работы. Сенька махнул рукой и направился к выходу, услышав шум приближающегося поезда. Поднялся и Васька. Через станцию, не сбавляя скорости, прогрохотал товарный. Сенька проводил его каким-то тоскливо-щемящим взглядом.

– Идите в сквер, – посоветовал дежурный, вышедший на перрон встречать поезд. – Или пива в ларьке попейте, завезли вчера. Сдам дежурство, подойду.

– Может, и вправду пива попить? – спросил Сенька, когда они вошли в сквер. – Смотри за сумками. Я скоро, – Сенька порылся в кармане и позвякал мелочью. – У тебя есть с собой?

– Немного найдется.

– Давай.

– Только велосипед не купи, – неожиданно съязвил Васька. – А то дарить не найдется кому… Хватит с тебя и одного.

Сенька задержался и пристально посмотрел на напарника:

– Раз приказываешь, не буду.

– Скажи, откуда этот велосипед? – спросил Васька заметно смелее.

– Разве ты не слышал? Купил.

– Но мы уезжали ночью!

– Ну и что?

– У тебя не было времени на покупку!

– Тогда украл.

– Я серьезно.

– Я тоже, – спокойно ответил Сенька. – У одного шалопая прихватил.

– Так я и думал! – возмутился Васька. – Так я и думал! – добавил он с пророческим негодованием. – У меня бы тоже спер?

Сенька снял сумку и бросил в траву:

– Может, и не стал бы: ты трудишься. В люди выбиваешься. И не сегодня-завтра выбьешься.

– Дико красть и потом дарить, – не унимался Васька.

– Вполне возможно. Так я подался.

– Ладно… – вяло согласился Васька. Ему тоже хотелось пойти куда-нибудь, но трогаться с двумя кондукторскими сумками было обременительно. И Васька лег, подложил одну сумку под голову, а другую под локоть. Даже если уснет, никто не решится взять сумки: Васька в момент проснется.

Но он не спал.

Солнце нежарко проглядывало сквозь листву и хмарь облаков. От травы тянуло устоявшимся летом и чуть-чуть запахом шпал и вагонной смазки. Он ощущал их так же привычно, как ощущает человек родной быт.

Покойно дремалось и думалось. И не верилось, что целую зиму уносился он в своем хвостовом вагоне в снежную мглу, в трескучий мороз, в каленые звездные ночи… Прыгал и приплясывал на переходной площадке, боясь окоченеть за долгий путь. И как ни стерег себя, одетый в полушубок и валенки, он все равно однажды уснул.

Загляделся в одну из ночей на огни в домах, замечтался о незнакомке, теплом уюте и не заметил, как задремал… А поезд несся, обволакивало тамбур поземкой, убаюкивало коченевшего Ваську.

Не миновать бы беде, не спохватись на станции Сенька. Как догадался метнуться к задней площадке – до сих пор неясно. Ждало неминуемое ЧП. Прежде не ходил и не проверял он Ваську, в тот же раз что-то подтолкнуло.

Станция, где растормошили Ваську, располагалась недалеко. Там он как бы второй раз родился…

Хотя ларек был рядом, но пропадал Сенька уже изрядно.

– Вот и мы, – объявил он, кладя на траву фуражку. – Дежурного не было?

Васька не отозвался, уверенный в «краже» велосипеда и полагая, что дежурный нужен, чтобы получить с него магарыч за подарок. Сенька же и внимания не обратил на его недовольство.

– Пойду проведаю, – сказал он, направляясь к вокзалу.

До пригородного оставалось немного. Не теряя времени, Васька вынул из сумки снедь и разложил на газете. После этого заглянул в сумку Сеньки, как обычно делали они в дороге, садясь подкрепиться. Сумка оказалась пустой.

Это чуть удивило Ваську: без еды в путь-дорогу главный не отправлялся. И Ваське не советовал. Многовато набиралось сегодня загадок.

– Ай да умник! – прозвучал над ним знакомый голос. – Не стол, а клад. Ты посмотри только, – обращался Сенька к дежурному, с которым пришел. – Колбаска, яйца, лук… Скатерть-самобранка!

Похвала пришлась Ваське по душе. И хотя ничего особенного не было, а все же приятно, что похвалили при другом человеке.

– Садитесь, – пригласил Васька, – а то поезд скоро.

Сели на траву вокруг газеты. Сенька подал каждому по бутылке пива, а Васька протянул по бутерброду, яйцу и луковице.

– Ну, за что? – спросил для символики Сенька.

– За зимние поезда, – ответил дежурный. – За вас, ребята. Чтоб всегда все хорошо было.

Сенька выпил пиво, а от бутерброда отказался. Время от времени он поглядывал на часы.

Дежурного потянуло на разговоры:

– Я вам вот что скажу, ребята. Кому зимой сон да отдых, а нам так маета одна. Летом только и отойдешь маленько, как сейчас. – И он заговорил о пережитом, о разных случаях, приключившихся в холодное снежное время.

– Да здесь разве зимы? – усмехнулся Сенька. – Вы бы сибирские попробовали.

– Не скажи, Семен. Не скажи, – возразил дежурный. – Выпадают и здесь. Иной раз на товарняках замерзали, когда перегоны дальние. Выйдешь на рассвете поезд встречать – грудь заломит. Вам, кондукторам, я всегда сочувствую. Вытерпи попробуй – несколько часов без остановок. Каждый раз смотрю видны ли?.. Не дай бог замерзли. Особенно на хвосте. Не разгляжу да засомневаюсь – на соседнюю станцию звоню: проверьте, мол. Редко, но звоню. И в эту зиму звонил однажды…

– О главных ты так не заботишься, – прервал рассказ Сенька.

– Не в том дело, Семен. Вы, главные, народ поопытнее. Попрыгаете там, попляшете, не дадите себе уснуть. Эти же, – показал дежурный на Ваську, – пока о любви больше думают.

– Васька, признайся, – перебил опять Сенька дежурного, – думаешь в дороге о девках? Только честно!

Васька смутился и не ответил – о девчонках он чаще всего и думал. И мнилось ему, что на полустанках и станциях живут они, самые красивые, тихие, скромные. И в ту морозную ночь на площадке ровно стучавшего колесами товарного поезда о них мечтал…

– Постойте-ка, парни, постойте… – приподнялся на коленях дежурный, видя, как Сенька в который раз посматривает на часы. – А не о вашем ли поезде звонил я?..

– Нет. У нас зима прошла без ЧП. Правда, Васька?

– Конечно! – с готовностью подтвердил напарник. – У нас всегда без ЧП, – хвастливо добавил он.

– Что ж, это хорошо… – поддержал дежурный. – Такое дело, оно ни к чему.

На подходе к станции дал знать о себе пригородный. Васька с Сенькой заторопились. С платформы они помахали дежурному на прощание. И тот ответно махнул фуражкой…

* * *

В вагоне Васька, не мешкая, занял два места – себе и Сеньке. Ехать предстояло изрядно, и был толк прикорнуть. Но сон не брал, сквозь убаюкивающую дрему Васька наблюдал за вагоном и главным, беспокойно поглядывавшим на часы. Не выдержав, спросил:

– Куда ты торопишься?

– Надо, брат, надо…

– К жене?

– И к ней… А еще самолет ждет.

– Сегодня?

Ваське летать на самолетах не доводилось, и он загорелся узнать, зачем и куда понадобилось срочно улететь Сеньке.

– Да, сегодня лечу в Сибирь-матушку, в Красноярск.

– И зачем? – не унимался Васька.

Сенька, не отрывая взгляда от окна, глухо ответил:

– Сына хоронить.

Как гром, поразили старшего эти слова. Вагонный гомон показался ему далеким и еле слышным. Все отодвинулось, сделалось нереальным. Только рассказ Сеньки жег огнем:

– Сын недавно школу закончил и подался в наши родные места. Стройка там недалеко. Думал я, что он будет на велосипеде ездить. Собирался в отпуск к нему, да не успел… Живи рядом, может, и уберег бы… Вечером перед рейсом телеграмму принесли – утонул сын. Жена на станцию позвонила…

Так вот почему пропадал Сенька! Сник, похолодел Васька. Обмяк от такого известия, глядел в пол, не в силах поднять головы. Боялся снова увидеть Сенькино лицо, непроницаемое, бледное.

До города больше не заговаривали. Из вагона вышли первыми.

– До встречи, брат, – протянул Сенька руку. – Дежурному сегодняшнему передавай привет. Это он зимой позвонил, чтоб поезд остановили. Не хотелось при тебе рассказывать. Но он и сам наверняка догадался. – И повторил: – До встречи!

Сенька побежал к вокзальным воротам, придерживая болтающуюся сбоку пустую сумку.

Это был их последний совместный маршрут…

Через несколько дней Ваську призвали в армию. Возвращаться же после службы на прежнюю станцию он не решился. Как ни ломал себя, как ни пересиливал – ничего не получалось: слишком помнились ему зимние поезда, шумный и неунывный главный кондуктор Сенька, оберегавший его, Васькину, жизнь.

Где он был сейчас? Васька пробовал писать на станцию, где работал до армии. В письме благодарил главного за науку. А ответа не получил. Может, не передали Сеньке письмо? Но вероятнее всего остался главный в Сибири. Иначе обязательно бы ответил.

О чьих-то других сигналах, наверно, тревожился теперь Сенька…