Текст книги "Лёха - сокрушитель Вселенной (СИ)"

Автор книги: Геннадий Борчанинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 18 страниц)

Глава 34. Удивительная Фауна Из Иных Миров

На горизонте виднелась огромная горная цепь, делившая континент пополам и отделяющая Вотчину Ледовласого от независимых баронств Вольной Марки. Лёха этого, конечно, не знал и знать не мог. Героям такие мелочи знать не обязательно, политику и географию лучше оставить князькам и феодалам, а дело Паладина – искоренять зло независимо от того, на чьей земле это зло родилось и выросло.

Герой и его верный спутник неторопливым прогулочным шагом двигались вдоль широкого ручья, который спускался с далёких гор и давал название и смысл жизни деревне, которую они только что покинули. Вернее, вдоль ручья шла дорога, а сам ручей, заросший ивами и камышом, плескался в низине.

Петрович шёл следом, тихо напевая какой-то из местных шлягеров. Заговорить с хозяином он пока не осмеливался, а если быть точным, то он попросту обижался на Лёху.

Шаг за шагом они удалялись от деревни. Их, конечно, долго уговаривали остаться и погостить ещё, Лёху попытались заставить выпить на посошок, хотели всучить им в дорогу продуктов, подарков и сувениров на память, но Герой твёрдо и чётко на все предложения и уговоры отвечал отказом. Крестьяне, с одной стороны, обиделись, а с другой – были рады, что Лёха даже не взял никакой оплаты за столь опасную работу. Кто-то даже высказал мнение, что, возможно, не так уж и страшны были эти мертвецы, раз Лёха так быстро справился и оплату брать не хочет, но этого умника быстро заткнули сами крестьяне.

Дорога к Вольным Баронствам, как заметил Лёха, особой популярностью не пользовалась. За несколько часов пути он так никого и не повстречал, и вскоре ему наскучило просто идти. В голову закралась шальная мыслишка, что он бы не прочь зарамсить с местными разбойниками или ещё какой-нибудь мелкой шушерой, чисто так, из интереса.

После победы над колдуном Лёха ещё больше уверился в своём авторитете и теперь считал себя непобедимым. Пребывание в облике Петровича он постарался стереть из памяти, несмотря на то, что вывел для себя достаточно чёткое обоснование того, что ничего предосудительного и зашкварного не произошло. Лёха спал, колдун свой трюк провернул по беспределу, ни словами, ни действием Лёху за пидора не подписывал. Чёткого положняка до сих пор не было, зашкварно ли превращаться в птицу, а так как Лёха в этом мире был единственным авторитетным пацаном, то он для себя решил, что не зашкварно. Но ни кому-то рассказывать, ни даже вспоминать пережитое он решительно не хотел.

– Слышь, петушара, – Лёхина скука дошла до той точки, когда можно заговорить с петухом. – Ты чё, в курсах, не в курсах, чё там в горах?

Петрович, заслышав голос хозяина, встрепенулся, но отвечать не стал. Петух – птица гордая.

– Э, бля, – протянул Герой.

Но вместо ответа Лёха вдруг услышал из придорожных кустов тихое хрюканье. Он резко остановился, Петрович неуклюже врезался в его ногу, отпрыгнул.

– Тихо, бля, – шикнул Паладин.

Перед Лёхиными глазами уже проносились картинки с аппетитными стейками, шашлыком из вырезки и хрустящим жареным беконом.

– Свинки-свинки… – ухмыльнулся Избранный.

Лёха аккуратно, раздвигая руками высокую траву, сошёл с дороги и двинулся к ручью. Свиньи, несомненно, пришли на водопой, а значит, никуда от Лёхи не денутся. Почему-то он считал, что увидит там маленьких розовых поросяток, как в диснеевских мультфильмах. Лёха всю жизнь был городским жителем, и опасность диких животных не осознавал. Хотя у него в целом оценка угрозы проходила по каким-то неведомым для обычного человека алгоритмам.

Хрюканье послышалось снова, ещё громче, и Лёха довольно осклабился, предвкушая сытный ужин. Включился древний инстинкт охотника, дремавший в глубине подсознания.

Он раздвинул свисающие ветки ивы, спустился поближе к воде, пригнулся. Ручей, действительно широкий, почти как двухполосная дорога, размеренно нёс свои воды к землям Ледовласого. Вода перекатывалась по камням с тихим умиротворяющим журчанием, изредка плескалась рыба. Лёха осмотрелся, но ни одного поросёнка не увидел. Пологий берег, заросший камышом, оказался совершенно пуст.

Лёха почесал затылок. В зарослях камыша снова послышалось хрюканье и копошение, и Герой тут же выследил добычу, хотя ни одного кабаньего следа на земле не было видно.

Жирная грязь чавкала под подошвами, забираясь в тапки, и Лёха пошёл ещё медленнее, чтобы не спугнуть добычу. Он хищно скалился и замирал всякий раз, когда шевелились стебли камыша. Петрович наблюдал за всем происходящим, стоя на обочине дороги. Спускаться к воде он не стал, чтобы не мешать.

Наконец, Паладин добрался до зарослей, из которых беспрестанно доносились неистовые нахрюки, аккуратно заглянул внутрь. Однако, вместо милых розовых поросят в грязи копошились удивительные существа, будто собранные безумным архитектором плоти в порыве богомерзкого вдохновения. Будто сам султан демонов Азатот, пляшущий в бесконечности под монотонные всхлипы проклятых флейт, создал этих причудливых тварей с телом карася и головой свиньи.

Лёха замер, в недоумении глядя на эти дивные создания. Он увидел всего троих, они валялись в грязи, довольно хрюкая. Различались они несильно, лишь оттенками чешуи. Она блестела и переливалась на солнце, пока чудные существа нежились в его лучах. Герой засомневался насчёт их съедобности, всё-таки эксперимент с ягодой-кровяникой прочно засел в его памяти, но всё равно решил во что бы то ни стало изловить хотя бы одного.

Свинокараси хоть и лежали на берегу, но всё равно находились достаточно близко к воде, и Лёха понимал, что если спугнёт, то они юркнут в ручей и уплывут. Нужно было не спугнуть. Как назло, ему вдруг захотелось чихнуть. Он попытался тихонько втянуть сопли обратно в нос, но из-за малой скорости получилось так, что он хрюкнул сам.

Амфибии внезапно замолкли на мгновение, заметив появление Лёхи. Герой попытался сесть и спрятаться в зарослях, но было уже поздно. Свинокараси начали перехрюкиваться ещё громче, даже и не думая убегать. Будто они оживлённо дискутировали между собой, пытаясь понять, кто вдруг появился на их территории.

Лёха осторожно выступил вперёд, чувствуя на себе заинтересованные взгляды существ. До ближайшего свинокарася оставалась буквально пара шагов. Ещё чуть-чуть, и ужин будет в руках.

– Хрю-хрю, бля… – тихо произнёс Лёха.

Он и сам вымазался в грязи, пока пробирался через заросли камыша, а цепкая грязь хватала его за тапочки, не желая отпускать. Возможно, свинокараси увидели в нём что-то родное и близкое, но Лёху они совсем не боялись. А зря.

Лёха подошёл на расстояние вытянутой руки. Существа продолжали перехрюкиваться по очереди, Лёха нацелился на одного из них. Его чешуя в солнечном свете отливала жёлтым.

– Попался, бля! – взрыкнул Паладин, прыгая за добычей, словно заправский вратарь.

Свинокарась громко завизжал, чешуя его оказалась скользкой от грязи, и Лёха едва не упустил добычу, но всё-таки смог крепко схватить его и прижать к груди. Существо не переставало визжать, пыталось вырваться, но Лёхина хватка оказалась сильнее.

Он поднялся на ноги, довольно ухмыляясь. Остальные свинокараси, разумеется, тут же юркнули в ручей, оставляя товарища на произвол судьбы.

– Смотри кого поймал! – крикнул Избранный, показывая добычу.

Свинокарась по весу вытягивал на пару килограмм точно.

– Ага, – ответил Петрович.

– Интересно, рыба или мясо? – хмыкнул Герой, поднимаясь к обочине.

Вытащенный из грязи, свинокарась вяло трепыхался и повизгивал. Избранник Богини ещё раз посмотрел на добычу, искренне удивляясь такому необычному сочетанию.

– Петрович, костёр разводи, – приказал Герой.

– У меня нечем, – буркнул петух.

Они отошли на другую сторону дороги, на обочину, чтобы свинокарась, даже если вырвется, не смог убежать к воде.

– Тогда посторожи его, – произнёс Лёха, положил добычу на землю и пошёл за валежником.

Вскоре на обочине дороги разгорелся небольшой костерок. И только Лёха собрался начать готовить, как его окликнули сзади.

– Ты кто такой, бродяга? И как ты смеешь охотиться на землях барона Индржиха?!

На дороге стояли три всадника в сияющих доспехах.

Глава 35. Эпическая Битва Лёхи Против Фашистских Захватчиков

Рыцари смотрели на Лёху. Лёха смотрел на рыцарей. Те были закованы в блестящие латы с ног до головы, и даже лошади были защищены кольчужными доспехами. Забрала у рыцарей были опущены, но к оружию никто пока не прикасался.

Лёха же, наоборот, после удачной охоты выглядел как последний чухан. Рядом на земле трепыхался свинокарась, изо всех сил пытаясь ускользнуть в ручей, так что браконьера, можно сказать, взяли с поличным. Петрович молча копался в земле, изредка поглядывая на происходящее.

– Отвечай! – прикрикнул на него один из рыцарей.

Лёха встал на ноги и смерил борзых товарищей долгим взглядом, сморкнулся на траву, вытер пальцы о край мастерки. Бронированные ему как-то сразу не понравились.

– Я – Лёха. Пацан нормальный, – представился Лёха.

Петрович обычно после этих слов начинал целое представление, восхваляя доблесть Избранного, но в этот раз предпочёл дальше заниматься своими делами.

Рыцари переглянулись.

– Ты, бродяга, посмел охотиться на землях барона Индржиха! – прогудел из-под шлема всадник.

– Во-первых, я тут Герой, бля. Паладин Богини. А во-вторых, я знать не знаю, кто такой этот ваш Инржик. И срать я на его земли хотел, – нагрубил Лёха. – Вы, бля, кто вообще такие? Банки, сука, консервные.

Один из рыцарей схватился за меч, но другой, судя по всему, старший в отряде, остановил его жестом.

– Не больно ты на паладина похож! Скорее, на бродягу или юродивого, – сказал он. – Но в чём-то ты прав, рыцарская честь велит нам представиться, прежде чем отрубать тебе голову. Я – Ганс Этелийский, а это – Йозеф и Фриц, верные рыцари барона Индржиха!

Лёха опешил.

– Вы чё, бля, фашисты что ли? – протянул Герой.

Каждый год на День Победы он неизменно накатывал за дедов, которые воевали. Память о войне, впитанная с молоком матери, жила в его сердце рядом с ненавистью ко всему немецкому. Кроме БМВ. Бумер – машина чёткая, пацанская. А вот всё остальное Лёха ненавидел бешено. Хотя Мерседесы тоже неплохо. А про немецкие корни «Адидаса» он вообще не подозревал.

– Вы чё, бля, бронированные… – Лёха засучил рукава мастерки, готовясь повторить подвиг дедов.

Будь они на дороге, то рыцари просто разогнались бы и подняли Лёху на пику, как жука на булавку, но Избранный мудро расположил свой костёр на обочине, под защитой деревьев.

Рыцарям пришлось спешиться. Ганс достал огромный двуручник, Йозеф взял щит и меч, Фриц выхватил короткую булаву. Они построились клином и пошли в атаку.

– Чё, сука, втроём на одного? – хмыкнул Избранный, поднимая перед собой кулаки-наковальни.

Ганс Этелийский резко остановился. Йозеф и Фриц столкнулись друг с другом, бряцая доспехами, и тоже остановились.

– Погодите, братья, – произнёс Ганс, опуская меч и снова поднимая забрало. – Рыцарская честь запрещает нам втроём нападать на безоружного.

– Он барона оскорбил, – буркнул Фриц.

– Рыцарская честь только для рыцарей. А он – бродяга, – сказал Йозеф. – Ещё и курицу где-то украл. Вор. Ещё и паладином себя назвал. Лжец.

– Хм. Точно, – Ганс опустил забрало, вскинул двуручник перед собой и пошёл на Лёху.

Лёха хмуро прищурился. Рыцари барона Индржиха были закованы в доспехи, и он не видел ни одной бреши в их защите. Двигались они слаженной тройкой, будто единый организм, ощетинившийся острым железом. Лезть на них с голыми руками – форменное самоубийство.

– По одному подходи, фашисты, бля… – процедил Избранный.

Глядя на то, как они приближаются, уверенность Лёхи в победе начала потихоньку исчезать, но генетическая память предков пробудилась внутри и усилила его решимость. Лёха сжал кулаки и бросился на фашиста, за мгновение увернувшись от смертельного выпада.

Лёха успел изо всех сил ударить Ганса по шлему, тот пошатнулся. Шлем зазвенел, будто колокол, но Йозеф тут же отбросил Героя ударом щита, пытаясь вдогонку зарубить его. Бритвенно острая сталь рассекла воздух рядом с Лёхиной головой.

– Шайзе! – выругался рыцарь.

Избранный ухмыльнулся и харкнул рыцарям под ноги. Фашисты явно не ожидали такого сопротивления и теперь замешкались. Лёха почувствовал себя так, будто за его спиной незримо стоит миллионная армия.

Он снова кинулся на врага первым, стремительно и беспощадно, мощным лоу-киком пробивая тормоза Фрицу. Нога рыцаря подкосилась, но он всё равно нанёс удар булавой. В этот раз Лёха оказался недостаточно быстр, и булава чиркнула его по плечу.

Внезапно в драку влетел Петрович, острыми шпорами пытаясь выцарапать глаза Йозефа, спрятанные за забралом.

– Петрович, скройся, бля! – рявкнул Герой, уворачиваясь от взмаха двуручного меча.

– За Родину! – верещал петух.

Почему-то вмешательство Петровича напугало рыцарей больше всего. Они отступили назад и переглянулись. Лёха стоял и ждал, сжимая кулаки.

– Колдовство, – заключил Фриц.

– Чёрная магия, – согласился Йозеф. – Ты ещё и колдун!

– Я, бля, Избранник Богини, – фыркнул Паладин, укоряя себя за то, что опустился до переговоров с фашистами.

– Герой! – вскудахтнул Петрович.

Ганс пафосным жестом воздел меч к небесам, словно призывая небо в свидетели.

– Умри, самозванец! В атаку, братья! – закричал он.

Двуручный меч пролетел мимо с грацией рельсы, Лёха играючи увернулся и двинул могучим кулаком в шею рыцарю. Железный горжет, защищавший горло, от удара помялся и слетел на землю.

Рыцари поняли, что победить нахрапом не выйдет, перестроились и начали медленно наседать на Лёху с трёх сторон. Зажимали профессионально, со знанием дела. Но и Лёха не в первый раз дрался в неравном бою. Улицы Белозерска темны и жестоки.

Йозеф шёл в центре, укрытый щитом, и изредка делал коварные выпады, Фриц раскручивал булаву, Ганс Этелийский пытался достать Героя ударами двуручника. Лёхе снова приходилось отступать, но всё же он не мог отступать вечно.

Ненависть к подлой немчуре, что втроём нападают на безоружного путника, закипела в нём с новой силой. Толпой на одного – это не по-пацански. Значит, и против них можно драться любыми способами. На беспредел отвечают беспределом.

Он глубоко вдохнул, шмыгнул носом и ловко харкнул прямо в узкую щель над забралом шлема одного из рыцарей. Йозеф вдруг завизжал, остановился, рухнул на колени, выронил щит, снял шлем, схватился за лицо. Но выяснять, что произошло, Лёхе было некогда, он уже бросился на следующего фашиста, заходя в клинч с Гансом, так, чтобы тот не мог орудовать двуручником.

Фриц обрушил булаву на Героя, но Лёха предвидел этот манёвр. В последний момент он потянул Ганса к себе, и булава впечаталась в макушку его бацинета. Шлем снова зазвенел, а Ганс обмяк в руках Паладина и выронил меч.

Петрович тем временем наседал на Йозефа, шумно хлопая крыльями и пытаясь разодрать на клочья белокурого рыцаря, который до сих пор визжал и пытался вытереть Лёхин харчок. Йозеф катался по земле и закрывал лицо, а петух всё прыгал вокруг него, распевая героические военные гимны и боевые кличи.

Теперь Лёха остался один на один против Фрица.

– Чё, фашист, говорил же, можем повторить, бля, – хмыкнул Избранный.

Фриц вскинул булаву и героически бросился в суицидальную атаку. Лёха нырком ушёл от удара и двинул коленом под латную юбку. Рыцарь пискнул и осел на землю, выпуская рукоять.

Поле битвы осталось за Лёхой. Он осмотрелся по сторонам. Все фашисты лежали поверженные и безоружные. Герой перетащил их к дереву, на всякий случай добавил каждому по голове. Пошарил в седельных сумках, связал всех троих. Рыцари что-то невнятно мычали, но Лёха не слушал. Никаких переговоров с фашистами быть не может.

Всё оружие он сложил отдельной кучкой, лошадей привязал к тому же дереву, что и рыцарей. Приказал Петровичу сторожить пленных, а сам вернулся к костру, который уже потух. И всё было хорошо, да только одна беда. Свинокарась всё-таки ускользнул.

Глава 36. Слово Пацана

К огромному удовольствию Избранного, в седельных сумках обнаружилась еда. Рыцари барона Индржиха хоть и путешествовали налегке, но всё равно взяли с собой достаточно припасов. Как оказалось, эти земли барону не принадлежали, а рыцари самовольно пошли грабить путников на территории Ледовласого, но им не повезло и вместо крестьян они наткнулись на Лёху.

Вечерело. Герой удобно развалился на земле рядом с костром и уплетал копчёную колбасу, найденную в одной из сумок. Рыцари, связанные по рукам и ногам, понуро сидели у дерева, а Петрович ходил перед ними, печатая шаг. Десять шагов туда, десять шагов обратно. Пленники молча наблюдали, как петух изображает из себя сурового надзирателя.

Тихо потрескивал костёр, в траве застрекотали сверчки, на небе стали зажигаться первые звёзды. Лёха прислонился спиной к дереву и добродушно рыгнул. Ленивым взглядом окинул пленных фашистов.

– Чё делать-то с вами, немчура? – спросил он, скорее задавая вопрос самому себе. Мнение фашистов его не интересовало.

Рыцари переглянулись, зашевелились. Петрович угрожающе расправил крылья.

– Выкуп, – ответил Фриц.

– Это если он сам рыцарь, – возразил Йозеф.

– Думаю, братья, мы ошиблись и попали в плен к благородному воину, – произнёс Ганс. – Скажи, о благородный муж, ты дал какой-то обет? Почему ты бьёшься без доспехов и меча?

Лёха потянулся, хрустнул позвонками, почесал голову.

– Быстро вы переобулись, бля, – произнёс Лёха.

Отпускать пленников решительно не хотелось, но слово «выкуп» замаячило перед глазами, рисуя золотые горы и несметные сокровища. В итоге жадность победила, и Лёха согласился на переговоры с врагом.

– Чё за выкуп, рассказывайте, – приказал он.

– Ты, вестимо, из других краёв, раз не слышал о таком обычае! Наш сюзерен, барон Индржих, щедро заплатит за каждого из нас! – велеречиво начал Ганс.

– Это если он рыцарь, – напомнил Йозеф.

– Быть не может, чтобы нас троих пленил простолюдин, – ответил ему Ганс. – Я уверен, сей витязь наверняка посвящён в рыцари. Даже если и нет, то благородство и честь ему не чужды, клянусь подвязками моей возлюбленной Радегунды.

Лёха высморкался в пальцы и вытер их об траву.

– Я-то пацан нормальный, без базару. Хоть кто скажет.

Но сказать за него сейчас мог только Петрович. Что он, собственно, и сделал.

– Он Герой! Избранник Богини! Гностический Либератор! Развоплотитель Колдовства! – верещал петух, приковывая к себе удивлённые взгляды. – Собутыльник Ледовласого! Трижды Перерождённый!

– Ну всё, харэ, угомонись, – оборвал его Лёха. – С вашим бугром перетереть достоин, вы уж не сомневайтесь.

– Жрать охота, – невпопад буркнул Йозеф.

Лёха притянул сумку с едой поближе, заглянул внутрь, небрежно бросил рыцарям. Связанные по рукам и ногам пленники проводили сумку взглядами.

– О благородный воитель, не соизволишь ли ты развязать нам хотя бы руки? – спросил Ганс.

Герой почесал голову, отчётливо понимая, что со связанными руками они поесть не смогут.

– Лёха, не надо! – встревожился Петрович.

Паладин встал, отряхнулся, подошел к рыцарям. Сел на корточки перед ними, оценивая обстановку. Рыцари во все глаза глядели на него, изображая святую невинность.

– Так, бля, – начал он. – Будете бузить – вам Петрович лицо обглодает, понятно?

Петух воинственно тряхнул гребнем и хлопнул крыльями.

– Не будем, – сказал Фриц.

– Клянусь жемчугами моей возлюбленной Радегунды, мы не доставим проблем! – выпалил Ганс.

Лёха покачал головой.

– Хули мне её жемчуга? Ты слово пацана дай.

Рыцари недоумевающе посмотрели на Избранного.

– Мне незнакома такая клятва, – неуверенно произнёс Ганс.

Лёха слегка улыбнулся. Он никак не ожидал, что местные жители настолько дремучие и некультурные.

– Ну вы даёте, бля. Это ж слово пацана. Это ж все знают. Один раз нарушишь – будешь не пацан. Хуже пидора будешь, так-то, бля. Даже здороваться перестанут.

Но что-то подсказывало Герою, что его всё равно не поняли.

– Бля, ну типа… Слово пацана нарушишь, и вот как больше не рыцарь, короче. Только хуже, ты тогда вообще не пацан, – попробовал объяснить Лёха.

– Клятва рыцарской честью? – предположил Йозеф.

– Да не, хули вы тупите, бля. Сильнее. Слово пацана это.

Рыцари испуганно посмотрели друг на друга, словно решая, могут ли они принести настолько сильную клятву.

– Мне так-то похер, можете и так посидеть. Завтра с утра вас на лошадей погрузим с Петровичем и к Ледовласому пойдём, – пожал плечами Герой.

– Мусорнуться решил? – удивился петух.

– Клюв захлопни. Ну так что?

Ганс поёрзал на месте.

– Клянусь, никаких проблем не будет. Слово пацана, – произнёс он.

– Слово пацана, – повторил за ним Йозеф.

– Слово пацана, – выдавил Фриц.

Лёха хлопнул себя по коленке, встал, обошёл рыцарей сзади, развязал каждого по очереди. Пленники стали трясти затёкшими руками, пытаясь разогнать кровь, потом залезли в сумку, разделили содержимое на троих. Большую часть, конечно, Лёха уже сожрал, но даже так там оставались хлеб и колбаса.

Петрович опасливо держался на расстоянии, то и дело оглядываясь на хозяина, который беззаботно вернулся к костру и снова развалился возле огня.

– Я их всё равно сторожить буду! Я им не доверяю! – громко зашептал петух.

Лёха демонстративно зевнул. Слово пацана – нерушимо.

– Слышь, фашисты, – сказал он, укладываясь спать рядом с костром. – Разрешаю оружие забрать. Вон там лежит.

Рыцари удивлённо взглянули на него и вернулись к трапезе. Прежде им не доводилось встречать таких, как Лёха, и теперь они пребывали в сильнейшем замешательстве. У них так было не принято. Даже к самому благородному из них, к Гансу, прокралась шальная мысль убить Лёху во сне и уехать. Даже избитые и пленённые, они не до конца верили в то, что Лёха – Герой. И это было для них естественно, ведь у Лёхи не было ни сверкающих доспехов, ни верного меча, ни статного жеребца. Для рыцарей он выглядел обычным бродягой в тряпье, краснорожим смердом, рождённым копаться в грязи.

Петрович держал своё слово крепко, и теперь пристально смотрел на воинов. Он как-никак, всю свою петушиную жизнь прожил в землях русаров, и наверняка знал, что рыцарям из Вольной Марки доверять нельзя. Слишком часто они набегали на мирные деревушки, чтобы грабить и убивать.

– Цыпа-цыпа, – сказал Йозеф, цепляя ножны к поясу.

Петух переместился чуть ближе к спящему Лёхе, нервно копнул землю когтями. Что-то ему подсказывало, что до хозяина сейчас не добудиться никакими способами. А против троих рыцарей, пусть и уже побитых, ему не сдюжить.

– Лицо обглодаю, – вскудахтнул он.

Фриц криво ухмыльнулся, счищая с булавы налипшую землю и грязь. Один только Ганс неторопливо рассёдлывал свою лошадь, не обращая никакого внимания на соратников, которые медленно приближались к костру.

– Это мы тебя обглодаем, птичка, – сказал Йозеф, резким движением хватая Петровича за горло. – Ты мне лицо поцарапал.

Петух захлопал крыльями, попытался достать до вероломного фашиста когтями, но лишь поскрёб по железному нагруднику.

– Слово… Дали… – захрипел петух.

Фриц замахнулся булавой над спящим Героем, но вдруг яркая вспышка заставила его отшатнуться. Булава выпала из его руки, Фриц завизжал тонким голосом и упал на землю. Петрович сумел высвободиться, громко закричал и бросился на Йозефа, который тоже упал.

Ганс обернулся на звук и замер, удивлённо взирая на катающихся по земле соратников. Их крики теперь звучали иначе. Неестественно. Оба рыцаря крепко держались за промежность и прижимали ноги к себе.

– Вы… Чего наделали… – сказал он.

Но ответа он и не ждал. Всё было очевидно.

Петрович, видя, что теперь они опасности не представляют, снова отошёл к хозяину, и грозно смотрел на поверженных волей Богини фашистов. Назвать их рыцарями после такого поступка он уже не мог.