Текст книги "Иешуа, сын человеческий"

Автор книги: Геннадий Ананьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 32 страниц)

– Знаю. Но слуги и даже семья твоя – это не ты сам.

Не переубедил Самуил Иисуса, добившись от него лишь одного: согласия взять с собой кого-либо в спутники. Иисус сдался:

– Пусть решат старейшины. Он станет и моим учеником.

Тут же озадачили старейшин, которые принялись обсуждать, кто из молодых достоин столь великой чести. Не определились сразу, только пообещали:

– Завтра утром, равви, юный ученик твой предстанет перед тобою.

Старейшины сдержали слово. Ученика привел к Иисусу сам председатель синагоги.

– Вот, Ицхак. Он станет добрым твоим учеником. Так полагают все старейшины, так считаю и я.

Вот теперь – все. Посох в руку и – вперед. Тем более что Мария смирилась не идти с мужем своим. Самуил же горячо заверил, что не останется она без дружеской опеки. Вот Иисус и определил:

– Завтра с рассветом мы, Ицхак, возьмем посохи в руки свои.

– Я буду готов, равви, – с поклоном ответил юноша. – Я стану не только учеником твоим, но и проводником. Я много исходил по Кашмиру с отцом моим, мелким торговцем.

– Я знаю об этом, – ввел в недоумение юношу Иисус, дав тем самым понять, что не нужны в их отношениях лишние слова.

Ицхак раскусил тайный смысл слов учителя своего и твердо уверовал, что никакие мысли от Иисуса не скроешь. Его старейшины предупреждали об этом, но он по молодости своей отнес это к преувеличению. Теперь вот – поверил бесповоротно.

Впрочем, Ицхаку нечего скрывать. Он чист душой. Слова и поступки его – едины.

Не разочарован и учитель. Именно такой ученик ему нужен. Цельный. С гибким умом. С честной душой.

Первые дни проходили спокойно, без каких-либо необычных происшествий, что могло бы стать подтверждением того, что Иисус – Мессия. И хотя слух о нем опережал его шаг, такого почтения, какое он имел тогда, в прошлые годы, когда отвел жестокую смерть от юноши, намеченного в жертву, не было. Общинники из народа избранного тоже были хотя и приветливы, но немногословны. Иисус беседовал с ними в семейном, так сказать, кругу, не видя нужды затевать разговор в каждом поселении о строительстве синагоги; он лишь проповедовал о важной роли, какую определил Господь Бог своему народу в жизни всего человечества, и пока еще осторожно вносил в канонические законы Моисея свою идею Царства Божьего на земле для всех.

Вопросы ему задавались везде одинаковые: как считать тех, кто из мужей Израилевых женился на кашмирке или какая из дев Израилевых ушла в жены к кашмирцу? Кто они – изгои или все же правоверные?

Иисус пока не мог твердо ответить самому себе, где истина в этой проблеме, поэтому отвечал уклончиво, обещал в самое ближайшее время дать исчерпывающий ответ.

– Стану молить Отца Небесного и поступлю по его слову.

Пока же он рекомендовал относиться к отщепенцам терпимо.

Рассказывал он и о начавшемся строительстве синагоги в Сринагаре, прося поддержать, кто чем может, чтобы потом ходить по субботам хотя бы поочередно слушать из Священного Писания. Пожертвования на синагогу он рекомендовал принимать и от тех, кто ушел в семьи кашмирцев-многобожников.

Когда же Иисус с учеником своим подходил к четвертой на их пути деревне, Ицхак спросил, почтительно склонив голову:

– Дозволь, равви, дать тебе малый совет?

– Слушаю.

– Через три малых деревни отсюда – очень большая. Сынов и дочерей Израилевых там много. Не меньше, пожалуй, чем в Сринагаре. Вот я и думаю: не посоветовать ли тебе, равви, там построить синагогу, а вот эту деревню и те, что за ней, прикрепить к той синагоге. Им будет ходить в субботы удобней и ближе, чем в Сринагар.

– Благодарю тебя. Ицхак, и принимаю твое слово.

– Важна там синагога вот еще почему; чуть выше от деревни той стоит монастырь многобожников, он очень влияет на праведных в худшую сторону. Белые монахи излечивают хворых, чем привлекают к себе многих, благодарных им за излечение.

«Это осложнит проповедование», – с сожалением подумал Иисус, но в душе его не зародилось ничего недоброго, наоборот, душа предчувствовала торжество его.

Иисус, подойдя к несчастному (а это был кашмирец во цвете лет), поднял руку.

– Слушайте! Ни коня не нужно, ни повозки. Отойдите все от укушенного. Встаньте поодаль.

Все, увидев проповедника с посохом в руке, повиновались, еще не понимая, отчего гость так уверенно распоряжается. И только жена укушенного, такая же молодая и цветущая еврейка, понимавшая обреченность мужа, продолжала, обнимая и целуя его, причитать горестно.

Иисус положил ей на голову руку.

– Оторвись от мужа своего. Встань поодаль.

Сразу же умолкла молодая красавица и покорно пошла ко всем остальным, пока еще не понимающим и недоумевающим, что намерен делать Мессия. Время-то идет. А для укушенного дорога каждая минута.

Присел Иисус на корточки рядом с теряющим уже сознание мужчиной и спросил:

– Как вышла неосторожность с тобой, носящий гордое имя Арджуна?

Он уже понял, что не так здесь все просто, что не случайно отступившего от веры многобожной укусила змея, что кто-то был в этом очень заинтересован. Но он все же хотел в этом убедиться окончательно.

– Кара богов, – ответил Арджуна. – Ее вчера предрек мне жрец-кришнаит.

– Я предрекаю тебе жизнь! Тебе, уверовавшему в Единого! Благословляю его именем, отпускаю грехи твои перед ним и заверяю: ты будешь осенен Святым Духом во славу Его. Теперь же встань и иди. Обними жену свою Анну, любящую тебя безмерно, и отрекись еще раз перед ликом ближних жены твоей от греховных мыслей о всесилии Брахмы, Вишну и Шивы, прими в сердце свое непоколебимую веру в Единого, кто имеет безграничное право вершить суд над человеками.

Тишина невероятная. Истинно Мессия, если дерзает отпускать грехи именем Бога. Но сбудутся ли слова его? Исцелится ли умирающий от укуса змеи? Исполнит ли повеление его?

Арджуна почувствовал, как восстанавливаются силы во всех членах его, наливаясь упругостью, но он все никак не мог повеить в подобное чудо, принимая это за временное наваждение, и никак не решался не то, чтобы встать, но даже пошевелить рукой либо ногой.

Иисус же, подождав немного, повторил более настойчиво, положив еще и руку на лоб укушенного.

– Встань и иди!

Решился, наконец, Арджуна. С робостью, но все же поднялся. И в один миг случилось с ним преображение; он расправил мускулистую грудь свою, вдохнул сладостно и воскликнул торжествующе:

– Я исцелен! Я – здоров!

Не успел он сделать и шага к жене своей, как она уже повисла у него на шее, причитая что-то радостное, целуя его грудь, плечи, лицо, а все родственники Анны, отец, мать, сестры и братья, жены и мужья их пали ниц у ног Иисуса.

– Встаньте, – повелел он.

– Благослови и нас именем Господа Бога нашего!

Да, это не фарисеи, осудившие его за то, что он отпускал грехи именем Господа исцеляемым – здесь признали сразу же за ним это право без тени сомнения, и это признание станет теперь его постоянным спутником.

Чего более желать?

Потом был пир. Многолюдный. Во дворе, ибо дом не смог вместить всех. Была выплескивающаяся через края радость. Было ничем не ограниченное веселье. Было и слово Иисуса о строительстве синагоги, которое упало на возделанную и орошенную почву. Особенно горячо поддержал предложенное Иисусом исцеленный Арджуна.

– Я соберу артель лучших мастеров и построю синагогу не хуже храма белых жрецов!

На пиру ему никто не возразил, но на следующий день он был приглашен к старейшинам общины, после того, правда, как состоялся долгий разговор старейшин с Иисусом.

Вопрос один: может ли кто из многобожников, пусть даже порвавших со своей верой, строить синагогу, где хранится и читается Священное Писание?

Поняв разномыслие среди старейшин еще до обсуждения, Иисус попросил их осеняться своими собственными соображениями меж собой, когда же старцы наговорились вволю, иной раз даже горячась, он сказал свое слово:

– Среди вас потомки бежавших от Ассирии и Вавилона, но среди вас и потомки тех, кого привел с собой Александр Македонский. Привел как победителей, чтобы не влачили бежавшие прежде от рабства жалкую жизнь изгоев. С тех самых пор вы более чем равноправны. Вы – в почете, и никто не смеет притеснять вас. Так стало после Александра, так есть сегодня и так будет завтра и вовеки! И вот вы даже не спросите сегодня, кто есть Александр? Он – царь славянского государства Македонии, многобожник, введенный первосвященником Дома Господня в святая святых, куда по завету Господа Бога нашего не дозволено входить никому, если он не из рода Ааронова и не священнослужитель? Ради великого свершено отступление. Не ради ли будущего вашего, бежавших от плена, не ради ли всего народа избранного, ибо по делам каждого из народа судит Саваоф весь народ свой.

Ни вопросов, ни возражений. Тогда Иисус добавил:

– А таких, как Арджуна, осеню я Духом Святым по слову Отца моего Небесного, которое услышу я от него по молитве моей к нему.

И это воспринято, как должное. Расправляй теперь крылья! Без малейшего сомнения расправляй. Но не спеши. Обдумывай каждый шаг, каждое слово, чтобы не повредить себе и большому делу, им намеченному: новообращению всех многобожников, кто из них готов принять веру в Единого.

Но чего ради, собственно говоря, слишком медлить. Разве кузнец ждет, положив на наковальню раскаленное до белизны железо? И что он выкует, если будет неспешен? Сейчас здесь накалено достаточно. Жрецы посрамлены основательно, и вот теперь самое время закрепить свое торжество.

«Останусь на пару дней. Поднимусь в гору с учеником своим и Арджуной».

Но еще и краеугольный камень нужно бы заложить. Тоже потратив еще несколько дней. Ну что же, – ради дела великого. Для этого он и взял посох в руку свою.

Почивал в доме укушенного, окруженный заботливым вниманием. Утром же объявил:

– К закату солнца я поднимусь на гору. Со мной пойдет ученик мои и ты, Арджуна, если имеешь желание. Буду молить Отца Небесного о благословении его осенять Святым Духом из тех, кто порвал с многобожниками.

– Откажусь ли я от столь великого почета?! – воскликнул Арджуна. – Я проведу тебя, Мессия, до родника, что на полгоре.

– Спасибо.

Как оказалось, предложенное Арджуной стало весьма кстати. Гора, которая поприщах в двух от села являла собой как бы начало Каракорума, который, прилепившись к ней и беря у нее силу, раскрыливался в бока и пучился в вышину до морозной снежности, казалась вполне доступной, увы, первые же шаги подтвердили обратное, и если бы не проводник, Иисус вряд ли решился подниматься на нее: деревья разлапистые перевиты лианами, густой подлесок в полном смысле непроходим; но Арджуна уверенно находил сравнительно широкие проходы в сплошной густозеленой стене, время от времени постукивая толстой палкой по стволам деревьев.

– Пусть знают, что идет человек, – пояснил он. – Человека боятся все.

Солнце еще висело над дальней ровностью, когда Арджуна вывел Иисуса с Ицхаком на уютную полянку с веселым родничком, выбивавшимся из-под скалы, которая была очень похожа на лоб мудреца, испещренный глубокими морщинами. Иисус оглядел место и рек:

– Вот там, – он указал на верх морщинистого лба, – я стану молить Отца моего Небесного о его слове ко мне, вы же молитесь здесь.

Арджуна достал из заплечного мешка три толстых веревки из овечьей шерсти, подал одну Иисусу.

– Окольцуй себя, Спаситель. Змея не переползет через нее.

– Меня убережет Отец мой Небесный. Вы же поступите, как найдете нужным.

Не стал Арджуна уговаривать Иисуса, посчитав назойливость неприемлемой, сам же, притоптав траву, окольцевал протоптанное место веревкой и сказал Ицхаку:

– Твое место. Садись безбоязно.

То же самое сделал и для себя.

– Вот теперь все. Меня жена моя учила молитвам своему Богу, я хорошо знаю их, и если ваш Бог примет их от меня, я тоже стану молиться.

– Примет, – твердо заверил Иисус и направился в обход лба, чтобы удобней пройти на самый его верх.

Не полюбоваться видом, открывшимся с высоты лба, Иисус не мог, ибо он был просто великолепным, но уже миг спустя он закрыл глаза, так все здесь напоминало ему почти один к одному ту панораму, которая открывалась ему с площадки у входа в Пещеру Молчания тайного центра ессеев, и сердце Иисуса захватила когтистая тоска – Иисус буквально упал на колени, не почувствовав даже боли от удара о каменную твердь, и начал шептать один за другим псалмы Давидовы. Он не просил Господа ничего, ибо верил, в чем убеждал и людей в проповедях своих, что Отец Небесный знает и мысли, и желания детей своих.

Иисус не заметил, как село солнце, и сразу, без малейшего промедления тьма окутала все окрест; он продолжал шептать истово псалмы своего святого предка – он как бы отрешился от всего, и спроси его сейчас, чего ради он здесь, на макушке лба, он бы ответил не вдруг.

Прошел миг, час или добрая половина ночи – в вышине засветилась точка. Свет мягкий, улыбающийся, все ближе и ближе. И вот – ангел подает чашу, полную вина. И глас. Повелительный, но по-отечески добрый:

– Ты испил Жертвенную Чашу до дна, испей теперь эту – Чашу Славы, Чашу Торжества. Смело иди по определенному тобой, Сын Мой. Моя длань над тобой.

Он принял Чашу Славы, сделал всего несколько глотков и потерял власть над телом своим и душой своей, так и не поняв, допил ли он вино Господне до дна.

Очнулся он, когда солнце озарило снежные вершины, и те заискрились весело. Встал, пытаясь все же вспомнить, допил ли он до дна из Чаши Славы, но, так и не вспомнив, спустился к роднику. И только он оказался перед лицом Ицхака и Арджуна, как те пали ниц.

– Встаньте.

– Нет! Благослови нас, Сын Господа! Мы видели все. Мы слышали все.

Иисус возложил руки свои на их головы и рек торжественно:

– Благословляю именем Отца Своего Господа Бога нашего. Встаньте. Идемте вниз. Сегодня же, Арджуна, ты будешь осенен Святым Духом, через очищение водой.

Он был уверен, что старейшины согласятся с ним без сопротивления, и Арджуна получит при крещении новое имя. Иисус уже определил его: Павел.

На сей раз, правда, предположения Иисуса не оправдались: ему пришлось долго убеждать старейшин в правильности предлагаемого им акта новообращения. У старейшин довод один: он не из народа избранного, потому не может быть принят в общину, как равный. Он – изгой. Изгоем и должен остаться; и как не убеждал Иисус старейшин, что новообращенный станет добрым помощником в их пастырской работе на пути к Царству Божьему на земле, они не воспринимали его слова достойно, ибо еще не уверовали в новую для них идею, какую принес им проповедник Мессия – на это еще нужно время. И тогда Иисус прибег к неотразимому, как он считал, аргументу:

– Отец мой Небесный, Господь Бог наш благословил меня гласом своим и Чашей Торжества. Могу ли я ослушаться Глагола Всевышнего?

– Позовем тех, кто был с тобой, – упрямо стояли на своем некоторые из старейшин.

– Зовите, если не верите слову Мессии.

И этот упрек не возымел действия. Пригласили все же Ицхака и Арджуну. И что самое обидное, не вместе, а поочередно. Чтобы, значит, сопоставить свидетельства.

Ицхак, а затем Арджуна поклялись, что слышали, как Господь Бог назвал Иисуса Сыном своим, и что видели, как ангел поднес Иисусу чашу со священным вином. Вот тогда только старейшины сдались.

– Поступай по воле своей, по слову Саваофа-Яхве. Мы у ног твоих, Сын Божий.

Моментально облетела деревню весть о видении Иисусу Мессии и о решении старейшин, дозволившим поступать Мессии по воле его и по Глаголу Божьему – весть эта взбудоражила не только еврейскую общину, но и многие семьи кашмирцев, особенно те, которые породнились с евреями, но продолжали жить по канонам многобожья. Они теперь были покорены тем, как легко отвел Мессия от Арджуны кару богов, исполнителями которых наверняка были белые жрецы из недалекого монастыря, да еще хочет даровать Арджуне благодать Единого Бога.

На берег Джеламы, где она образовала для себя уютный песчаный затончик, привалило народу видимо-невидимо. Вся, почитай, деревня. Старцы, мужи, женщины с детьми. Даже с грудными. Свершалось далеко еще не понятное для них, но, как они считали, великое. Вот и старался Иисус провести обряд крещения, в общем-то, очень простой, будничный, с возможной торжественностью, и помогали ему в этом старейшины.

Все в белых одеждах, у каждого в руке по молодой виноградной лозе. Несколько минут, преклонив колена, старейшины шептали псалмы Давида и истово били поклоны, а Иисус в это время держал руки свои на голове Арджуны. Тот стоял совершенно голым.

Вот поднялся один из старейшин и воздел руки к небу.

– Благословил Господь Бог наш! – возгласил он и прикоснулся виноградной веткой к груди Арджуны.

Вот второй:

– Благословил Господь Бог наш! Вот третий, четвертый, пятый…

– Благословил Господь Бог наш!

И каждый из них прикасался виноградными ветками к груди Арджуны.

Вот поднялся с колен последний из старейшин, объявив о полученном благословении от Саваофа-Яхве, коснулся лозой плеча Арджуны – тогда Иисус, не медля ни минуты, повел Арджуну, взяв его за руку, в воду.

Она вошла по пояс. Иисус, вскинув руки, изрек громогласно, чтобы слышали все на берегу, просьбу:

– Отец Небесный, прими в лоно свое уверовавшего в тебя и готового очиститься от скверны многобожья!

В это время над рекой появился голубь.

– Вот он – Дух Святой, – воскликнул Иисус и трижды окунул с головой Арджуну в прозрачных водах Джеламы, затем возгласил, тоже во весь голос: – Отныне и вовек ты – Павел! Осененный Святым Духом, очищенный и возрожденный через воду!

Старейшины вскинули руки и хором:

– Свершилось! Ты под дланью Господа Бога нашего!

Вот именно эти последние слова более всего убедили созерцавших непривычное действо в том, что Арджуна-Павел теперь защищен от козней жрецов и может спокойно работать на поле своем и в доме своем, множить семью, ибо станет охраняем теми, кто сильней жрецов. Урок им уже преподан.

На следующий день к Иисусу приходили многие из смешавшихся семей, прося осенить и их Святым Духом – Иисус, беседуя с каждым о возможности такого шага, твердо обещал:

– Свершится в свое время по слову Отца моего Небесного, если всем сердцем уверуете в него. Лицемеров он не примет в лоно свое. Готовьте себя к великому.

А еще через пару дней заложили краеугольный камень в фундамент будущей синагоги. На это мероприятие народу привалило тоже более чем достаточно. Как на праздник пришли. И тоже не только сыны и дочери Израиля; деревня – есть деревня, любое событие, выходящее за рамки обыденности, вызывает интерес всех.

И никого, кроме Иисуса, не насторожило, что среди деревенских был и жрец из горного монастыря. Не в белых одеждах, а более неприметных.

«Зашевелятся властелины душ!»

Вечером же, за праздничной трапезой, Арджуна-Павел объявил, что средств на строительство синагоги собрано более чем достаточно, и особенно щедры были те, кто готов отдать себя в руки Единого. Еще он похвалился, что артель строителей готова, поэтому завтра же, благословясь, она начнет богоугодное дело.

– А я завтра с учеником своим возьму посох в руку и направлюсь дальше в горные долины с Живым Глаголом Божьим.

Провожали утром Иисуса многолюдно, и он, вполне довольный собой, уходил из деревни с чувством полного удовлетворения. Он сделал в этой большой деревне больше того, что предполагал сделать, хотя в то время он еще сам не оценил всей важности своего деяния, своего глубинного воздействия на души всех без исключения сельчан. Отныне и до самой его смерти здесь будут его встречать с великим почтением, создавая все условия для отдыха перед походом в более высокогорные селения; не будут отпускать его на несколько дней и на обратном его пути, а деревню эту в народе станут называть Исмуквам – Место Отдыха Иисуса.

Так будет. Сейчас же он в полном душевном спокойствии шагал по каменистой дороге, готовя мысленно себя к новым деяниям, к новым проповедям. И даже исподволь возникающие мысли о Марии, о новом доме его не нарушали душевного равновесия, не мешали размышлять о дне грядущем.

Душа Иисуса – вещун. Если она не бунтует, стало быть, и там, в Сринагаре, все идет своим чередом.

Верно. С каждым днем их с Марией дом становился неузнаваем. Мария сама, несмотря на положение свое, помогала Гухе с Соней, присланным Самуилом слугам и нанятым рабочим обихаживать двор и только старалась меньше бывать в самом доме, где было еще пыльно, пахло известью и красками – она трепетно берегла своего первенца.

Самуил, как и обещал, не упускал из вида работы по благоустройству дома Иисуса с Марией, уговаривал ее меньше трудиться самой, предлагая в помощь еще пару слуг, но жена Самуила, опытная женщина, родившая пятерых детей, сердито отчитывала его:

– Когда не знаешь, не суй носа своего. Ей надо гнуться. Ей надо ходить. Она же собирается рожать.

Все, таким образом, шло как надо и только со строительством синагоги не все было гладко. Деньги, которые пожертвовали Иисус с Самуилом, старейшины по своим возможностям, многие из мелких ремесленников, подходили к концу, купцы же, ростовщики и золотых дел мастера пока только обещали. Получалось, что в скором времени возможна приостановка работ. Этой заботой поделился Самуил с Марией. Нет, не для того, чтобы расщедрилась она (Иисус и без того пожертвовал великим), просто исповедовался и – все.

– Хочу настропалить старейшин, пусть устыдят тех, кто жадничает, имея излишки.

Мария все же предложила от их семьи добавить немного для синагоги, но Самуил отчитал ее, будто она служанка его, и Мария отступилась. Но этот разговор слышала Соня, вот она и решила помочь своей хозяйке, своей подруге и ее мужу. Помочь Мессии. В тот же вечер она имела тайный разговор с Самуилом и, получив его согласие, присела у ложа Марии, которая уже легла спать.

– Ты не забыла, каким снадобьем оживила любимого своего после распятия?

– Он не умирал на кресте. Он поступил с собой так сам. А возвратить его поскорее к нормальной жизни помогли тепло рук моих, жар сердца моего.

– Это так. Но не могла же ты растирать тело его сухими руками.

– Конечно, нет. У меня был бальзам. У меня была мазь. Ее приготовила лучшая травница Иерусалима за большие деньги.

– Вот-вот! – вырвалось у Сони. – Большие деньги! Это именно то, что нужно.

– Ты что-то задумала? Откройся, не таясь.

– Отгадала. Ты расскажешь о мази оживления, Самуил договорится со знаменитой травницей Сринагара, и та станет готовить мазь исцеления Иисуса. Самуил обещал наладить продажу ее.

– Постой-постой. Не укладывается в голове. Не кощунство ли?

Ради богоугодного дела кощунства не бывает. Деньги пойдут на синагогу. Поначалу все, а после окончания строительства, какая-то их часть на благотворительность. Тоже через синагогу.

– Остальные?

– Госпожа моя любимая, подруга моя, у тебя народятся дети, думаю, много детей. У меня они тоже будут. Они должны быть обеспечены. Самуил тоже не без нужды в деньгах, а ходить с караванами ему при годах своих не так-то легко.

– А что скажет Иисус?

– А зачем ему знать. Он, Мария, – Мессия, и не ему ломать голову о деньгах на жизнь. Это станет нашей маленькой тайной. Ему же во благо.

Наивные. Иисус, вернувшись, на следующий же день узнает все, но предпочтет сделать вид, что не раскусил тайный сговор женщин и Самуила. Он останется даже довольным придуманным Соней и поддержанным Марией с Самуилом: стены синагоги подведены под крышу, и нет никаких проблем с финансированием строительства, а это – главное.

Не менее важно и то, как посчитает Иисус, мазь его оживления или, как ее станут называть в народе «Мазь Иисуса», с одной стороны прославит его имя далеко за пределами Кашмира (Самуил уже успел развернуться), с другой же – исцелит множество больных, ибо она действительно целебна.

Но все это, как говорится, еще далеко впереди. Сейчас же он бодро шагал, постукивая посохом о каменистую дорогу и предвкушая не меньшую удачу в следующей деревне.

– Сейчас обогнем мыс вон тот, за ним сразу отвилок в монастырь белых жрецов. Отец продавал им из вещей своих.

Екнуло сердце Иисуса. Отчего бы? Неужели белые жрецы уже всполошились и готовы вступить с ним в борьбу?

Шаг Иисуса стал осторожней. Он посчитал лучшим не вдруг появиться на дороге за изгибом мыса, а поначалу осмотреть ее, оставаясь незамеченным. Перед самым поворотом он даже остановился и повелел Ицхаку:

– Выдвинься перелеском. Осторожно. Посмотри, нет ли кого у отвилка?

Удивился Ицхак, но пререкаться не стал, а несколько минут спустя вернулся взволнованным.

– Там их четверо. Белых жрецов. С толстыми посохами в руках.

– Понятно. Поступим так: я иду вперед, ты поднимаешься на утес и укрываешься там. Если меня уведут, ты жди до полудня. Если не появлюсь, спеши в деревню и поднимай всю общину. Если же еще раньше к тебе станут приближаться, не давайся в руки им, убегай в деревню.

– Понял все.

– Вот и хорошо. Я пошагал.