Текст книги "Фантазии Старой Москвы (СИ)"

Автор книги: Геннадий Михеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 13 страниц)

– Если тебе от этого спокойнее, хорошо. А мне все равно.

– А почему ты... про сына не спрашиваешь? Нашего...

– Боюсь, про Павла я знаю больше твоего.

– И что ты... знаешь. Он... ТАМ?

– Не буду я об этом говорить матери, которая о плоти от плоти своей вспоминает лишь время от времени.

– Тогда уж говори наконец: зачем пришел?

– Мне показалось... представилось, ТЫ хотела. Да и в определенном смысле ты – моя фантазия.

– Мы все тогда – фантазии друг друга. Твоя первая ведь кажется еще жива. Интересно: ты и к ней – приходишь? – Феодора вновь залилась смехом. На сей раз, устала еще быстрее. Когда она наконец сосредоточилась на реальности, Глеба уже не было. Феодора удрученно произнесла: – Ну вот и поговорили… Глебушка. Как причастилась.

Утром Ксения Георгиевна Холодова просто не проснулась. Охрана нашла узницу лежащей с закрытыми глазами и с выражением какого-то греховного довольства на лице. Охранница доложила, что подследственная ночью испугала весь этаж демоническим гоготом. Врачи констатировали сердечную недостаточность и общее истощение организма. Поскольку тело никто не востребовал, его похоронили в Подмосковье, на болотистом спецучастке, где над каждым холмиком – только табличка с номером.

Все активы бывшей империи Холодовых ушли к рачительным и здравомыслящим хозяевам. Скорее всего это хорошо – иначе все развалилось бы и не досталось уже никому.

Дальнейшая судьба отца Арефия, матушки Анастасии, а так же их детей не столь трагична. Погнобив священника в Бутырской тюрьме, власть его таки выпустила. Суд дал условный срок. Соответственно ни о какой карьере в лоне РПЦ не могло быть и речи. Помыкавшись, семья иммигрировала в иные края. Чуть раньше бывшая правая рука была найдена мертвой в своей ванной, в элитном пригороде Лондона. СМИ преподали случившееся в стиле "собаке – собачья смерть". Община рассосалась. То есть, люди, напуганные ситуацией, разошлись кто куда. Большинство вернулись в приход и смирились. Надо же помнить о важности такой христианской благодетели как смирение. Одно дело Бога бояться, другое – репрессий. Ходят слухи, что часть общинников подалась в Сибирь и там они, поселившись в деревне, избрали себе наставника и живут себе натуральным хозяйством – в ус не дуют. Как старообрядцы или, прости Господи, виссарионовцы. Но это лишь сплетни, они не проверены.

Да, сообщу и про Павла Холодова. С ним ничего страшного не случилось. Юноша закончил среднее образование в закрытом кадетском корпусе, а после поступил в Академию ФСБ. Подозреваю, молодого человека ждет интересное будущее.

НЕИЗВЕСТНАЯ ИЗ ЯУЗЫ

Простота – это то, что

труднее всего на свете:

это крайний предел опытности

и последнее усилие гения.

Жорж Санд

Яуза имеет стабильное качество: жизнь и экология в нашем городе налаживаются, промышленность окончательно херится, а вода в Яузе-реке все такая же вонючая и серо-коричневая, как… да уж пожалуй лучше никак. Ну, сущая клоака Москвы, заключенная в молчаливый гранит, умеющий хранить тайны. Иногда даже задумываешься: а не является ли Яуза засланкой из параллельного мира, в котором алчущие олигархи превратили Белокаменную в гигантскую фабрику по производству всяких благ, а высоколобые интеллектуалы из альтернативной цивилизации нашли способ выбрасывать продукты переработки в крымнаш... тьфу – то есть, в мир наш дивный и благоустроенный бирюковскими дехканами без любви, зато тяп-ляп?

И вот, представьте себе, в устье Яузы, там, где зловонный шустрый поток вливается в ленивую и величественную Москву-реку, аккурат под Малым Устьинским мостом однажды утром всплывает труп. Даже видавшие виды эмчеэсники и перевозчики тел потрясены необыкновенной красотою девушки, блаженным выражением ее миловидного лица. Тлен будто испугался коснуться прекрасных черт! Фотографии просачиваются в прессу и неопознанное тело получает прозвище "Неизвестная из Яузы". Девушка у всех на слуху, журналисты и блогеры строят предположения. Ну, хоть в таком виде безымянный человечек получил свои "пять минут славы".

Поскольку Неизвестная из Яузы так и не была идентифицирована, можно было строить любые предположения. Самая распространенная гипотеза: за четыре дня до обнаружения Неизвестной в одном из столичных борделей отдал Богу душу знаменитый боевой генерал, начинающий политик и харизматичный лидер движения националистического толка. Ситуация вопиющая, ведь генерал был на слуху, отличался семейными узами, постозностью и благолепием поведения. А тут – нелегальный публичный (хотя и элитный) дом, пикантная ситуация и прочее. Так вот, записные аналитики убеждали аудиторию, что Неизвестная – та самая ночная бабочка, на которой вояка испустил дух. Конечно, не обошлось и без теории заговора, ибо генерал ратовал за панславянский союз и открыто проявлял неприязнь к некоторым этносам. Вариант, что мужик просто не рассчитал силы, не рассматривался.

Поскольку, как уже отмечено, в мегаполисе сосуществуют несколько параллельных цивилизаций, мир проституции неучтен. Одной путаной больше, меньше – на характер Первопрестольной данная погрешность не влияет. Такой огромный организм, титанический странноприимный дом хрен чем всколыхнешь. Шоу продолжается несмотря на.

У нас сенсации случаются чуть не каждый день, одна жареней другой. Через пару дней о Неизвестной уже никто и не помнил, потому что кавказские абреки грохнули известную медиафигуру оппозиционного толка, и пересудная энергия перекинулась на новую пищу. Информационные поводы нам подбрасывают неустанно, и, похоже, у НИХ там для этого есть специальный департамент, финансирование деятельности которого проходит по секретным статьям госбюджета.

Малюсенькое историческое отвлечение. Слово "сволочь" пришло к нам из устья Яузы. В старые времена в этом месте вылавливали немало трупов девушек и младенцев. Профессия людей, вытаскивающих несчастных жертв, так и называлась: сволочь. Еще в Петровские времена Москва полнилась слухами о том, что де в Немецкой слободе и Лефортове всякая нерусь из развращенной Европы творит безобразия, последствия коих и жертвы греховных забав отправляются в последнее свое плаванье по притоку Москвы-реки. Изуверы де приносят в жертву безвинных прекрасных девиц и христианских младенцев. Ну, нечто подобное теперь сочиняют про украинских военных на Донбассе и мировое иудейство.

Итак, неизвестная... Стереотипное предположение: девица попала в жернова имперской столицы, ее здорово перемололо жизнею, а тело оказалось в итоге в месте слияния рек. Конечно же представляется грешный в кубе порочный мир (вовсе не немецкий, а очень даже россиянский), который пытается из прекрасного создания сотворить гламурного монстра либо порочную рабыню, что в сущности одного поля ягоды. В модели "красавица-чудовище" Неизвестная из Яузы предстает жертвой миллионоликого дракона, и шансов нет. "Не ходите, дети, вы Москву покорять, там удавы, гориллы и злые крокодилы, а не только в зоопарке!" – потому что в относительном выигрыше (ежели уж считать таковым материальный успех) оказывается один из миллионов, остальные же выпадают в вонючий осадок.

Все было совсем не так. Вопреки бритве Оккама.

Света Рубцова родилась и выросла в Старой Москве. Двухэтажный особнячок в Малом Комсомольском переулке давным-давно был нарезан на коммуналки, в одной из комнаток девчушка и подрастала. Теперь Комсомольские переулки именуются как и в старину: Златоустинскими. Не знаю, уместно ли теперь говорить о "гении места" но уютные дворики близ площади Дзержинского, пардон, Лубянки, и в самом деле во времена Светиного детства были весьма милы. Хотя и запущены. Девочку с младенчества во дворе называли "Светиком" ибо ребенок и впрямь лучился, радуя взгляд и умягчая сердца. А родители у Светика были простые люди, хотя и технические интеллигенты.

О Светиковом явлении ходили сплетни, потому как Светикова мама что-то не была замечена беременною. Имелось предположение, что девочку взяли из Дома малютки, но разве для жизни это так важно? Характерно, что пересудами страдали все те же старухи, что искренне любили Светика и обожали с ней сюсюкаться. Мама Светикова – женщина нехудая, беременность могли просто не заметить. Так что пусть происхождение прекрасного дитя останется тайною. А в сплетнях есть минимум одна положительная черта: часть из них является правдою или как минимум близкой к истине интерпретацией правды. А еще без сплетен немыслимо существование общности (даже если таковая сформировалась во Всемирной Паутине).

Во времена Светикиного детства уголок Старой Москвы между Большим Комсомольским и Армянским переулками все еще хранил черты мещанского мира, причем, с положительными оттенками. Не стоит ведь забывать: Петербург развивался как имперская столица, оттого и столь величественно-надрывна архитектоника Северной Пальмиры. Москва же веками являлась прежде всего купеческим городом, характерным дикой эклектикой и скупидомизмом населения. Старая Москва несмотря на попытки наведения лоска все же тепла и свежа, а Старый Петербург – наоборот.

Светик радовала обитателей двора, она была и в самом деле светлым позитивным человечком. Жаль только, девочка не блистала особыми умственными способностями. Если говорить точнее, таковых у ангелочка не имелось. Диагноз поставлен был еще в детском саду: олигофрения. Обучение в особой школе для "особо одаренных детей", а если говорить без сарказма, в корректирующем учебном заведении слабо помогло. Необучаемая – и все тут. Мозги без извилин. Хотя и характер добрый.

А в обыденном плане Светик ничем таким от остальной детворы не отличалась. До определенной поры. Ну-у-у... скажем так, сверстники взрослели (психологически), Светик же свято сохраняла детскую наивность и прямоту. Смешно было наблюдать, как даже младшие школьники относились к девушке как к ребенку-переростку. Они ее называли: "Светик-конфетик". Сладкое она любила – это да. Сердобольные бабушки дворовые конфетками услащали. Но, повторю, ни тени надменности или издевательств! Для всех Светик была своя, наподобие отдаленного родственника. Что-то в этом милом существе было от ангельского чина, что понимали даже отменные негодяи.

Подросшее дитя Рубцовых не сказать, что было красивым – скорее, миловидным и органичным. Лучившиеся светлые глаза обладали какой-то непонятной силою... умиротворения, что ли. Видя Светика, люди хотели жить. Такое же действие оказывают выдающиеся произведения искусства. Вспомнилось пушкинское: "поэзия должна быть глуповата".

Дети, как вы понимаете, подрастают быстро, оглянуться не успеешь – как... а, впрочем, перескачем через данный промежуток времени. Ни на округлую маму, ни на сухощавого представительного папу Светик похожа не была, а являлась сама собою: среднего телосложения, обычного роста, ну, а все остальное – ниже нормы. Но бывает и такое, что даже в невзрачных индивидах гуляет энергия неясной природы, заставляющая поверить в победу света над тьмою. А, может быть, все дело в привычке зрения. Люди видят человечка ежедневно, и он не докучает. Как те же домочадцы, к примеру. То ли символ, то ли ангел двора, а может даже талисман.

Разговаривать с девицею особо было не о чем, но она любила сидеть со старухами и с неизменной таинственной улыбкою, запрятанных в краешках припухлых губ, слушать. А хоть бы даже сплетни. Имея группу инвалидности, могла не работать, но без дела не сидела – выучилась стричь. В смысле, волосы. Конечно, в основном стригла бабушек, но порою и других обитателей двора. Без "зверизмов" (я имею в виду звезду в шоке Сережу Зверева), но вполне себе аккуратно. Кто-то расплачивался копейкой, кто-то просто "спасибо" говорил, а Светик не требовала, но особо радовалась шоколадным конфетам и кокаколе.

Во дворике был стол и для сильной половины человечества. За ним старики забивали козла и заливали за воротник. Иногда и так, что некоторые тут же, на травке и отсыпались. Но деды какие-то все попадались неживучие, видно, бытие их потрепало, а крылья портвейна – доконали. В общем, первой жертвой нового времени стал мужской уголок. А в конце времен из исторических малых архитектурных форм двора осталась разве скамейка, поставленная на столбы из очень стойкой к гниению лиственницы.

Двор менялся, многие получали квартиры в спальных районах, население редело. Светиковы ровесники и ровесницы, для которых девушка была обыкновенной безобидной дурочкой (а бывают и обидные!), покидали родное гнездо с легкостью, а появлялись новые люди, племя незнакомое и явно не испытывающее симпатий к месту прописки. На Светика новые москвичи глядели сочувственно, видимо и в ихних кишлаках и аулах обитают такие же дурачки и дурочки.

Считается, старухи не вымирают – потому что старятся все новые и новые кадры. Но в случае дворика в Малом Златоустинском (он уже перестал быть Комсомольским) вышло иначе. Старухи таки вымерли. Или разъехались. Лишь изредка какая-нибудь из еще невымерших приезжала в родные пенаты из своего Чертанова или Строгина, затравленно осматривала до боли знакомое пространство, видела незнакомые лица и произносила традиционную мантру: "Панайэхалитут!" Затем старожилка шла проведать Рубцовых. Только увидев Светика, душа гостьи успокаивалась: "Ну, хотя бы здесь все покамест на месте!"

Как там говорил евангелист Матфей: будут последние первыми и первые – последними. Едва человечество в очередной раз обнаруживает, что истина в противоположной стороне, те, кто плетется в арьергарде, оказываются вдруг впереди. Правда они социально пассивны и не знают, что делать, а посему в авангард вновь, растолкав серую массу, выдвигаются настоящие буйные. И все равно: присмотритесь к "омегам". Ну, так – ради любопытства. Ох, простите за философское отвлечение.

Книжек Светик не читала, по телевизору смотрела только мультики, но любила сидеть во дворе, слушать старух, перемывающих косточки всякой твари, или думать о чем-то своем. Никто так никогда и не узнал, о чем она так подолгу размышляла – сие было тайной даже для родителей.

Так получалось, что из особнячка жильцы съезжали, а Рубцовы – нет. Комната у них была большая, уютная, в мезонине (или с мезонином – не знаю уж, как правильно). Семья разделила ее на две части и обустроила две "жилые зоны". Между тем вот так постепенно, постепенно особнячок заполонили всякие непонятные людишки, которых ЖЭК селил полулегально. Да и весь двор приобретал черты, прости Господи, караван-сарая.

Родители Светиковы не торопились менять среду обитания потому как любили свой двор, да еще им нравилось жить практически как московские дворяне. Но всему приходит конец. Предложили власти ЦАО Рубцовым неплохую квартиру на Госпитальном валу, намекнув, что ежели не согласятся, следующим предложением станет Южное Бутово. Супруги, помаявшись рассудком, согласились. Надо было только чуток подождать: строители задерживали сдачу объекта, устраняя недоделки. У дочки особенно не спрашивали потому что знали: ТАКОЙ хорошо будет везде, даже в аду.

И вот родители в связи с грядущим событием сподобились сделать себе царский подарок: омыть сапоги в водах Индийского океана. Да и, откровенно говоря, дочка докучила, хотелось от нее отдохнуть. И это естественно: одно дело быть светом для соседей, другое – для близких родственников. Кто знает, что такое моральная усталость от житья с инвалидом, все поймет. Перепоручив Светика одной из еще тогда живших старух, Рубцовы отправились к вожделенному месту, на Край Света. Ну, чисто оторваться. Да, собственно, Светик не такая уж совсем и дура: готовить умеет, любит порядок, счет деньгам знает.

На целых два месяца – к мечте! Как говорится, за всю предыдущую жизнь. И на всю оставшуюся… Они ведь, интеллигенты воспитанные на КСП и прочих советских игрищах, оставались романтиками. Да и Светик наконец ощутила необычную для себя свободу, ведь до того она была под опекой. "Смотрящая бабушка" не допекала, ты сама предоставлена себе, да и вся просторная комната – в твоей власти. Это же круче даже кругосветного путешествия.

С берегов Индийского океана чета Рубцовых не вернулась. Ну, было сообщение в прессе, что де на курорт нахлынул цунами, и в первую руку карма настигла счастливчиков первой линии. Даже в райском Краю Света случаются такие вот напасти. Девушка новостей не смотрела, газет не читала, информацию пришлось черпать из традиционного источника. Светик не вполне понимала, когда старухи ей пытались объяснить, что родители всё – тю-тю. Бабульки любят вот так вот: сгустить. Срок прошел давным-давно, а мама с папой все не возвращались.

Поскольку официальной властью было сообщено, что при океанском катаклизме ни одного россиянина не пострадало, нашим как всегда повезло, оставалась надежда. «Смотрящая старуха» вдруг умерла. Отвезли в больницу с аритмией, там пожилая женщина Богу душу и отдала. Диагноз: воспаление легких. Типовой для нашей медицины случай: лечат от одного – мрем от другого.

Так Светик осталась совершенно одна. И часто во дворе сиживала она в одиночестве. Наверное уже вымерли и старухи-эмигрантки (или состарились настолько, что уже не могли приехать и навестить). В общем, тоска, даже стричь стало некого. Светик тайно надеялась, что родители все же вывернутся и вернутся, а потому она со скамейки любила вглядываться в подворотню. Там, в ином, Большом мире могут даже случаться чудеса. Воображение наивного сердца рисовало сказочные картины, что де родители очутились на необитаемом острове и ждут спасения. Блаженные в отличие от нас в спасение верят.

Здесь я уточню: просторная комната, в которой проживала наша блаженная, была приватизирована. Собственником является Светикова мама. По закону должно пройти полгода – ну, чтобы объявились все наследники и претенденты. Таковых у Рубцовых что-то не оказалось. Да что переживать-то? Никто как бы не погиб, не помер. Пропали без вести Рубцовы – и все тут. С кем не бывает.

Новоявленные обитатели старого уголка поглядывали на чудачку теперь уже искоса. Дело в том, что пришлые Светика просто-напросто... стеснялись. Прошло время, стали даже и побаиваться. Ведь тихий омут-то, еще неизвестно, кто в нем, то есть, в ней водится. Да и вообще... материализовавшимся москвичам были чужды это двор, этот город, эти аборигены, этот дух. В конце концов они ведь колонизаторы, а значит у них и психология соответствующая! Оккупантская.

И однажды появился ОН. Из подворотни. Славянин, молодец. Не то чтобы красавец, но и урод... то есть, не урод, конечно. Увидев девицу, сидящую в одиночестве, подсел и разговорил. Опыт есть: несколько лет работы торговым агентом научат многому. Само собою, ОН не москвич. Именно по этой причине – мотивированный и знающий, что ЕМУ надо. Сразу поняв, что имеет дело с несовершенным существом, повел себя осторожно и тактично, применяя, так сказать, средства нейролингвистического программирования.

Наивное дитя было искренне радо. Когда случайный прохожий напросился как-нибудь наведаться в гости, девушка конечно была на последнем небе от счастья. Как готовилась Светик к грядущему ЕГО явлению! И сама прихорошилась, и порядок в комнате навела. И даже наготовила яств, отстегнув от своего инвалидского бюджета изрядную сумму. И он пришел. С цветами, да еще и шампанским. Раньше девушка не пробовала алкоголя, он оказался даже круче кокаколы. Отрыв по полной программе.

Ну, в ту пору особняк представлял собой подлинный бедлам, посему событие не осталось замеченным. Вот были бы старухи – они б запилили... по совести или не знаю по чему там еще. Теперь уже, без сплетен и пересудов, каждая группировка во дворе жила сама по себе, воспринимая среду как джунгли. Каменные, конечно.

Надо сказать, Светик вкусила целых две недели счастья. Все было круто, как в мечтах. Почему-то я полагаю, что Светик все же мечтала. Но после случилось то, с чего собственно и начинался мой рассказ. Не могу представить, что произошло на самом деле – там, на Яузе, но уж Господь-то все наверняка все видел четко. Он же не фраер.

Полагаю, фотографию "Неизвестной из Яузы" в прессе и блогосфере видели в том числе и выходцы из старинного дворика Малом Комсомольском (Златоустинском) переулке. Может быть, в глубине подсознания они и признали своего Светика. Но никто себе в этом ни фига не признался. Лучше умиляться красивым мифам, нежели устрашаться голой правды.

Как там говорится в сакральных текстах: свято место пусто не бывает? Конечно я имею в виду комнату в мезонине (ну, или с мезонином, ежели кому угодно). Короче, очень скоро в особняке появились новые жильцы и собственники, люди наверняка богобоязненные и пассионарные.

Еще, через относительно небольшой промежуток времени, особняк расселили. Все жильцы получили жилье в новостройках. Владельцы комнаты в мезонине въехали в законную квартиру на Госпитальном валу. После капитального ремонта особняк окружил ажурный забор, а по периметру поставили вооруженную охрану. Что за муторная контора расположилась в исторической постройке (истории которой толком никто и не знает), было неясно. Но наверняка хозяйствовать стали достойные и уважаемые люди – какие же еще?

А дворик, собственно говоря, опустел. Был Светик-конфетик – и не стало. Исчезло юное созданье как сон, как утренний смог… ой, то есть, туман. Скамейка на столбах из лиственницы была утилизирована, на ее месте появилась детская площадка с резиновым покрытием. Детей на ней встретить теперь можно довольно часто. В основном они азиатские, чьи родители – теснящиеся по подвалам трудовые мигранты с предгорий Памира. Новые дети Старой Москвы чем-то даже напоминают маленьких Будд.

И маленькое резюме. Человечество гадает, в чем тайна Джокондовой улыбки. Но все что-то забывают про бритву Оккама, согласно которой наиболее разумный ответ: Мона Лиза была обыкновенной дурой, и в ее идиотизме гений Леонардо узрел Всеобъемлющую Вселенскую печальку.

КОЛОБКОЦИОНИСТ

"Каренина" пришла в платье, красном. С голыми тощими смешными детскими коленками, причем даже невооруженным глазом было заметно, что женское одеяние девушке непривычно: она то и дело одергивала сзади подол. Да еще и какие-то несерьезные тапочки-мокасины, ножки в них переминаются, переминаются... Опоздала на девять минут и заметно нервничала. Товарищ Крупская взирала на все это равнодушно как буддистская монахиня.

Сергей с ходу отдал файл с рассказами, произнеся:

– Давай уж не будем вести себя рассеянно как в прошлый раз. Будет новая партия или как?

"Анна" улыбнулась, позитивный настрой молодого (да уж и не такого свежачка, если на чистоту) человека передался и ей, девушка чуточку раскрепостилась:

– Да, правильно. Вот. – Произошел обмен файлами. Собеседница пояснила: – Здесь совсем другого толка рассказы.

– Отлично. – Заявил Антонов, принимая подношение. Внутренне вообще-то ликовал: значит и следующая встреча случится! – И куда мы пойдем теперь...

– Давай пока никуда. Вот здесь присядем и ты мне расскажешь о том, что думаешь. По поводу прочитанного.

– Вот взять историю про блаженную дурочку. – Сергей, едва двое расположились на скамейке, начал нарочито назидательно. – Светика. Ты на самом деле не рассказы пишешь, а истории сочиняешь. Назидательные.

– Не я! – Смешно возмутилась собеседница. – Денис... сочинял.

– Да это неважно. Светик, я так понял – аллегория. Слышал, такие персонажи всю деревню спасают. Ну, в данном случае – двор. И что – спасла?

– Да разве в этом дело? – "Анна" лучилась довольством от того факта, что разговор пошел детальный и по существу.

– Да в чем же еще. Ведь притча же, кстати, набросанная грубыми мазками. Поэтому – не рассказ.

– Надо было иначе заканчивать?

– Не только заканчивать, но и начинать.

– То есть…

– Тон. Слишком на мой взгляд эпический.

– А как надо было?

– Откуда мне знать. Ну, что ли диалоги придумать. Или эпизоды. Писателю виднее. Но дело не в том, это же детали.

– Тогда – в чем? – «Анна» действительна вся превратилась во внимание.

– Уж коли есть луч Светика в темном царстве, – Сергей даже усмехнулся от удачного каламбура, – значит, нельзя его так вот гасить. А то ведь сплошная депрессуха. Ты кстати не задумывалась о том, что лучшие образцы мировой литературы позитивны?

– Ты вообще Чехова читал? Например, "В овраге".

– Я читал "Каштанку".

– Там гусь подыхает. "Дон Кихот" заканчивается смертью главного героя. – Девушка зажглась темой, точнее, интеллектуальной игрою. – А еще "Страдания юного Вертера", "Пиковая дама", "Бедная Лиза"... и...

– А не рассказать ли тебе сказочку про Колобка. Или волка с семерыми котлетами, то бишь, козлятами. Или про Снегурочку.

– Лучше про белого бычка.

– Да, расскажи ты. Название слышал, сказку – нет. А?

– Про бычка? Пожалуйста. Жил бычок, белый, который не стал жить как все и пошел вопреки. Он помешал, его убили, закопали, и табличке написали: жил был бычок, белый, который…

– Понятно. Троллинг любишь.

– И его – тоже. Но в сказке правда.

– Понял. Есть два направления литературы. Жизнеутверждающая и жизнеубивающая. Оба имеют право на жизнь. Конечно: герои "Мастера и Маргариты" уходят в иную жизнь.

– Они умирают физически... для ЭТОГО мира. И мне думается, история про реституционерку – в этом ключе как раз именно рассказ. Там сплошь детали.

– Детали? Двое захотели освежить половые отношения и залезли куда не следует. И легко отделались. Ведь я знаю, куда они забрались: на территорию главного штаба военно-морского флота.

– Я знаю. На том и построен рассказ. И еще он – о несчастной женщине, страдающей оттого, что жизнь проходит бездарно.

– Знаешь, что… твой этот Муянов, – продолжил Сергей, и... чуть не усмехнулся: знакомая незнакомка пыталась прикрыть колени подолом, у нее это не получилось и она упрятала ножки куда-то вниз, – пожалуй закоренелый феминист. Или ты специально так тексты подобрала.

– Конечно, да. Что думаешь еще?

– Совершенно серьезно: активно не понравилось мировоззрение автора. Ты упомянула Булгакова. Вот он все же оптимист с таким... моцартианским даром. – Сергей думал. Спросить сейчас – или не спросить про суицидальную историю этого наивного создания? Вот это – история, а не какой-то там трах на подоконнике! Нет... заключил Антонов, придет время – сама расколется. – Он нигилист, фаталист и... этот... менталист.

– Не слишком много "истов"?

– Еще мало. И уж точно не перфекционист. Вот взять историю про эту... ну, тетеньку богатую, которая попала в секту...

– Ты так думаешь...

– Денис твой построил свою историю именно таким образом, чтобы я подумал именно так. Автор смоделировал судьбу боярыни Морозовой, положив ее на канву современности. – Сергей лукавил. Ради любопытства он в Инете действительно прочитал про Феодосию Морозову и сопоставил. – Это самый простой путь: обыграть известный сюжет.

– Да. В чем-то правда твоя. Мне тоже этот рассказ не очень. Нет сострадания к героине.

– Жалеть никого не надо, это сопли. Мы вот "Каштанку" не жалеем, нам просто интересно смотреть на мир глазами прикольной собачки.

– Хорошо, хорошо... про собачку надо прикинуть.

– Ты о чем?

– Та так... проехали. Хороший разбор получился. Спасибо.

– Ну вот, что, мадам... или мадемуазель. Ты даже не говоришь как тебя зовут на самом деле.

– Если ты представляешь меня Анной, так оно и есть.

– Заумно. Ты же не придуманная, кажется настоящая. – Денис коснулся пальцем голой коленки. Девушка не дернулась, но легкий багрянец на ее лице возник. – Так ты мне дорасскажешь историю своего Дениса?

– Возможно. Только пойдем, хочу тебе кое-что показать.

– Может перекусим.

– Я не голодна. И еще. Застегни ширинку.

Серега глянул – действительно. Отвернувшись, сделал это. Почувствовал, как и сам раскраснелся, но успокоил себя: с кем не бывает. Голые коленки и ширинка – счет один-один, квиты. Сергей вдруг с особенной болью ощутил, что он намного старше "условной Анны" и уж наверняка знает о жизни гораздо больше нее. Но, может быть, Антонов знает меньше о смерти?

– Рассказы нормальные, добротные. – Двое уже встали, пошли переход. Сергей решил уж сказать приятное. – Гениальные они или обычные сказать не могу. Я же тебе говорил, что неспециалист.

– Пойдем вниз. – Скомандовала девушка в боевом красном наряде. – В ее голосе ощущалось торжество крохотной моральной победы.

– В преисподнюю? – Ехидно спросил Сергей.

– Покамест нет. Просто – под гору.

Перешли Сретенку, стали спускаться по странно пустынному для такого времени (года и дня) Рождественскому бульвару. Остановились на углу улицы Неглинной. Девушка указала себе под ноги:

– Видишь этот люк? Под ним протекает река. Денис водил меня туда. Он очень хорошо знал все ходы. Было страшно... интересно.

– Конечно там водятся гигантские крысы, приведения, коммунисты и зомби.

– Крупные тараканы есть. Всего остального пока не встречала. Да и Денис не рассказывал о чертовщине.

– А о чем тогда... в смысле, рассказывал. Не только же тараканов показал.

– Да. Именно. Так вот...

ПРОДОЛЖЕНИЕ ЖИЗНЕОПИСАНИЯ ДЕНИСА МУЯНОВА

Итак, настали времена, когда в Москве за бесхозностью и либеральными послаблениями открылись многие двери. Ну, точнее их повыкорчевали вандалы и мародеры – те самые, которые чуть ранее строили светлое коммунистическое будущее. Сие не касается входов в конторы, учреждения и фирмы – как раз в них добавилось охраны и прочих средств защиты от народонаселения. Просто эпоха прихватизации породила иную систему ценностей: хватай все что плохо лежит и хорошо храни награбленное, чтоб другие не зарились! А кто не спрятался и не закрышевался – сам виноват.

Поняв, что все из подземной части Москвы уже уворовано, потенциальные хвататели и опричники эпохи первоначального накопления народного добра капитально повернулись в сторону народа – чтобы уж обобрать его как липку при помощи всяких ваучеров, МММ и бейсбольных бит. И это у них вполне себе получилось.

Имея воспитанный еще в детстве вкус к исследованию неведомого, Муянов принялся осваивать интересные места. Выяснилось: Игнатий Стеллецкий в свое время не зря жизнь положил на исследование подземной Москвы, ведь это практически второй город, разве только пока не вполне освоенный человечеством.

Прежде всего удивляло подземное противоборство эпох. Новые инженеры, строя коммуникации, совсем не опираясь на опыт предыдущих поколений. Винные подвалы и подземные хранилища строили там же, где проходили тайные лазы из резиденции Ивана Грозного и его приближенных. Секретные переходы между зданиями дворянских усадеб устраивались в тех же глубинах, где и схороны Огородной слободы. Подземелья при храмах направлялись к бывшим засыпанным оврагам, а там они могли упереться в тайные пыточные ямы опричников. Короче, подземная эклектика, что вообще характерно для Третьего Рима. И все это историческое нагромождение сметалось при строительстве железобетонных бомбоубежищ в Сталинскую и Хрущевскую эпохи. Более-менее оставалась нетронутой сложившаяся система канализации, которая зацикливалась вокруг коллектора речушки Черногрязки, но и в ней, как говорится, даже чёрт рисковал сломить голову и ноги.