Текст книги "Тайна"

Автор книги: Гелена Воланская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц)

Он пожал мальчику руку и быстро ушел.

Ондра купил билет, и, на его счастье, как раз в этот момент поезд подошел к станции. Теперь мальчик чувствовал себя увереннее. Он смело вошел в вагон и сел на первую свободную скамейку, положив рядом портфель, который совсем оттянул ему руки.

Встретится ли Ондра еще когда-нибудь с человеком в бараньей шапке? Может быть, он сам придет за портфелем и расскажет, что был у отца на свидании. Наверно, он захочет навестить отца, раз они давно знакомы.

Ондра и не заметил, как подъехал к городу. Смеркалось. На улицах уже горели синие фонари, окна домов были завешены темными шторами. Мальчик продрог и устал. Но, придя домой, он первым делом стал соображать, куда бы получше спрятать портфель. Осмотрев чуланчик, в котором мать хранила картофель и уголь, Ондра засунул портфель в самый дальний угол и прикрыл мешками; потом вернулся в комнату и растопил печку. От нее уже потянуло приятным теплом, когда на лестнице послышался знакомый кашель. Мать возвращалась с работы.

Ондра вспомнил, что в кармане лежат хлеб и сало, и улыбнулся.

Мама уже давно не ела сала…

Глава VIII. Клятва

Лацо вскоре перезнакомился со всеми ребятами в классе. Сперва он удивлялся, что ребята называют его «Главка», а не Лацо, как в вербовской школе, но потом привык и тоже стал звать их по фамилии.

Дружил Лацо только с Иваном и от него узнал, что Ланцух фискал и ябедник, обо всем доносит директору, и его надо остерегаться. Ланцух списывает уроки у Брока и в награду за это дает ему булку с ветчиной, да и то почти всю ветчину съедает сам, а Броку оставляет маленький кусочек.

Однажды Брок неправильно решил задачу, и Ланцух потребовал булку обратно. Тогда Брок назвал его дубиной. Ребята смеялись. Разгневанный Ланцух отозвал Лацо в сторону и попросил помогать ему, посулив за это булку с ветчиной. Лацо даже не ответил ему. Другие ребята тоже отказались давать Ланцуху свои тетради. Пришлось ему снова идти на поклон к Броку, а тот потребовал двойную порцию ветчины, иначе и слышать ничего не хотел.

Ребята издевались: так и надо Ланцуху!

Лацо очень привязался к Ивану. Они сидели на одной парте и вместе возвращались из школы. У ворот их обычно поджидала Зузка. Она шла между ними, посредине, и всю дорогу весело щебетала.

Зузка была на год старше Лацо, но меньше его ростом, и мальчик считал себя ее защитником. В Вербовом он не годился с девочками. Они без причины визжали, портили любую игру, трещали без умолку да к тому же еще и любили приврать.

Другое дело Зузка. Она многое понимала лучше, чем Лацо, и, главное, не задирала нос. Она, конечно, немножко рисовалась тем, что родилась в Советском Союзе, но Лацо ее не осуждал, он тоже гордился бы этим.

Вот и сегодня дети вместе вышли из школы. Морозы кончились, город был залит солнцем. Ледяные корки на стеклах витрин оттаяли. Только по краям тротуаров еще лежал грязный снег.

Ребята остановились перед большим окном игрушечного магазина и с увлечением отдались своей любимой игре.

Начала Зузка.

– Вот эту девочку, – она указала на нарядную куклу в витрине, – зовут Вера, и живет она в той комнатке. Там ее тетя, а здесь – злая ведьма, которая хочет погубить Верочку.

– А в углу стоит ее брат, – подхватил игру Иван. – Его зовут Янко. Большая пушка, и самолеты, и поезд, и сабля – все принадлежит ему. – Иван высматривал, не найдется ли на витрине еще оружие, но больше ничего не нашел. – Янко будет защищать Верочку.

– И тетю тоже, – поправила его Зузка.

– Ну да, всех.

– А там стоит гардист, – сказал Лацо, глядя на куклу, опиравшуюся на туннель электрического поезда. – Он собирается на них напасть и спрятался, чтобы они его раньше времени не узнали. А я его хорошо вижу. Эй, Янко, обернись, враг у тебя за спиной!

Из магазина вышел хозяин волшебной витрины.

– Не балуйтесь! – сердито крикнул он. – Убирайтесь отсюда, а то стекло разобьете, чего доброго. Матери вас давно дома ждут.

Дети убежали.

На площади они остановились, чтобы перевести дух. Здесь были большие магазины готового платья. В витринах красовались образцы одежды самых разнообразных цветов и фасонов. Лацо залюбовался манекеном в зимнем дамском пальто. Как раз для мамы. Рядом висела курточка – в самую пору для Ферко. Лацо подобрал для себя коричневый костюм, а для отца – в полоску; Якубу, пожалуй, подойдет тот серый, только не мал ли ему будет? Эх, если бы у Лацо были деньги, сколько чудесных вещей он купил бы!

Зузке надоело глазеть на витрины, и она потащила своих друзей дальше. Ребята свернули за угол. На этой улице совсем не было магазинов, зато дома тут были гораздо красивее, с террасами и балконами и у каждого дома сад.

– Летом тут так чудесно пахнут цветы, а дома едва видны за деревьями, – сказала Зузка. – Папу иногда зовут сюда чинить водопровод, а я тогда играю в саду. Когда мы в следующий раз пойдем сюда с папой, я и вас возьму. Ладно?

Мальчики молча кивнули. Улица полого спускалась вниз по склону холма. Кое-где на мостовой сохранились маленькие островки льда. Дети придумали новую игру. Весело смеясь, они разбегались и скользили по льду. У Зузки подвернулась нога, и, громко вскрикнув, девочка упала. Какой-то мальчик помог ей встать и собрать рассыпавшиеся тетради.

– Стремень! – удивленно воскликнула Зузка.

Дети окружили Ондру, немножко растерявшегося от такой неожиданной встречи.

– Зачем катаешься по льду, если не умеешь? – укоризненно сказал он Зузке.

– Нет, умею, я только нечаянно поскользнулась. Здесь очень круто.

Дети смущенно переглядывались, не зная, о чем говорить.

– Разве уроки уже кончились? – спросил Стремень у Ивана, хотя и знал, что по пятницам ребята занимаются только до одиннадцати.

– Кончились, – ответил Иван, мучительно соображая, что бы такое еще сказать. Ему почему-то было стыдно перед Ондрой.

– А директор все там? – продолжал Ондра.

– Да, – совсем тихо сказал Иван.

Лацо молчал. Стремень не глядел в его сторону, словно Лацо здесь вовсе и не было. А Зузка все это время о чем-то напряженно думала.

– Хочешь, – вдруг выпалила она, заметно волнуясь, – давай вместе учить уроки? Иван и Лацо каждый день будут тебе рассказывать, что проходили в школе. А если ты чего-нибудь не поймешь, я объясню. Вот ты и не отстанешь от своего класса.

У Ондры загорелись глаза.

– Когда же мы начнем заниматься?

– Завтра, – в полном восторге закричали дети. – Мы придем к тебе после обеда и вместе приготовим уроки. Хорошо?

– По рукам, – коротко сказал Ондра и пошел своей дорогой.

– Ему тоскливо без школы, – задумчиво прошептала Зузка, глядя вслед мальчику.

– Понятное дело, – подтвердил Иван.

– Будем дружить с ним, а то нас трое, а он все один да один, – тихо добавил Лацо.

– Правильно, – согласилась Зузка. – И отец у него сидит в тюрьме. Надо ему помочь!

– Теперь многих забирают, особенно коммунистов, потому что гардисты больше всех их боятся, – тихо пояснил Иван и тут же обернулся – не подслушивают ли их.

– А чего их бояться? – неуверенно спросил Лацо. – Ведь они не желают людям зла. Мой отец всегда говорил: коммунисты стоят за то, чтобы всем жилось лучше.

– А гардистам надо, чтобы только им одним жилось хорошо, – отрезала Зузка. – Но их царство скоро кончится: Советский Союз победит фашистов и наведет порядок.

Лацо с завистью поглядел на Зузку. Ему очень хотелось сказать, что в его родном Вербовом партизаны тоже наведут порядок и установят там справедливую жизнь. Он подумал о партизанах, которые с оружием засели в горах, о брате, который делает такое важное дело, о том, что немцы его ищут и ни за что не найдут. На сердце у Лацо сразу стало легче, и он уже совсем спокойно сказал:

– У нас есть в деревне коммунисты, которые борются против фашистов. Их хотят арестовать, да не удается.

– Факт, – подтвердил Иван.

– Жалко, что мы не можем участвовать в борьбе против гардистов, – продолжал Лацо. – Взрослые думают, что мы проболтаемся, что на нас нельзя положиться.

– Я ничего бы не выболтала, – вздохнула Зузка, – и тюрьмы бы не побоялась. Поиграла бы там во что-нибудь, а потом папа пришел бы за мной.

– А если бы тебе пришлось пробыть там долго-долго, как моему отцу? – спросил Иван.

Зузка тряхнула косичками.

– Ну и что же? Долго, так долго, – твердо сказала она. – Только маму жалко: она бы беспокоилась обо мне.

– И мне грустно без отца, – тихо заметил Иван. – И Ондра потому такой скучный.

– Знаете что, ребята? Давайте организуем свою команду и примем в нее Ондру. Тогда никому из нас не будет грустно, – предложила Зузка.

– Только, чур, никому об этом не говорить! Если кто выдаст нашу тайну, исключим его из команды, – строго сказал Иван.

– А потом станем коммунистами, – шепнул Лацо. – Мы тоже будем бороться за справедливость и никого не позволим обижать.

– Правильно, Лацо! – воскликнул Иван.

– Но папе все-таки можно сказать? – спросила Зузка.

– Никому, – возразил Иван.

– Да ведь мой папа против гардистов, и мама тоже! – защищалась Зузка.

– Все равно. Это наша и только наша тайна! Поклянемся, что никому ее не выдадим.

– Ладно, – скрепя сердце согласилась Зузка, – поклянемся. А когда гардисты смоются, то-то все удивятся, что ничего не знали о нашей команде! Тогда уже можно будет сказать.

– Подождем, пока вернется домой мой папа, – решил Иван.

– И мой отец с Якубом, – загоревшись, добавил Лацо. План Зузки привел его в восхищение.

– Только чем мы поклянемся?

Ребята задумались. Солнце ярко сияло, рассеивая по снегу ослепительные блестки. Завыл фабричный гудок, оповещая о полдне. На улице было пустынно.

– Я поклянусь возвращением отца, – торжественно заявил Иван.

– Я тоже, – с дрожью в голосе проговорил Лацо.

– Но после такой клятвы мы непременно должны будем сдержать слово.

– Клянусь! – тихо сказала Зузка.

– Клянусь! – повторил за ней Иван.

– Клянусь! – подхватил побледневший Лацо.

Ребята пожали друг другу руки.

Глава IX. Весенний день

Носильщики взяли Ондру под свое покровительство. Уже на следующий день он вместе с ними ожидал на перроне прихода поездов. Когда позволяло время, носильщики шли в буфет, чтобы согреться горячим супом, и брали с собой мальчика. Сначала Ондра смущался, уверял, что не голоден. Но его новые друзья настаивали:

– Ешь, парень. Мы люди рабочие, знаем, что такое голод и холод. Нечего тебе нас стесняться.

И Ондра подчинялся.

Носильщики помогали ему зарабатывать. Они направляли его к таким пассажирам, у которых багаж был полегче. Теперь Ондра каждый день приносил домой несколько крон. Мать сперва опасалась, что мальчик надорвется, таская тяжести, но мало-помалу успокоилась. Может быть, с ней переговорил кто-нибудь из товарищей отца и обещал приглядывать за Ондрой. Во всяком случае, она больше не возражала, только готовила сыну обед поплотнее.

Ондра обычно отправлялся на вокзал рано утром, чтобы поспеть к первому скорому поезду. Случалось, ему поручали донести вещи до такси, сбегать за сигаретами или за газетой.

Но вчера Ондре не повезло. Вообще вчера был какой-то сумасшедший день. Утром на вокзал нагрянули гардисты и шпики. Они заполнили весь перрон, засели в зале ожидания, в буфете, на кухне, караулили у входа. Приезжающих обыскивали всех подряд, осматривали багаж. Пассажиры сердились, и никто не подзывал Ондру.

Напряжение особенно возросло перед приходом дневного скорого поезда из Братиславы, который всегда опаздывал.

– Говорят, важные господа приедут, – мрачно бросил Михал, когда носильщики грелись в буфете.

У Михала болела печень, и он старался не брать тяжелый багаж.

– То-то они уже с вечера готовятся к встрече, – сказал Адам, тот, который больше всего заботился об Ондре. – Ничего, в крупного зверя целиться легче, – добавил он, понизив голос.

– Кончайте еду, пора идти, – проворчал Павел.

Его сынишка, чуть постарше Ондры, иногда приносил ему обед из дому.

По перрону метался совершенно запаренный гардист. Пот градом катился по его багровому лицу и шее и стекал за воротник. Охрипшим от крика голосом он приказывал носильщикам отойти к весам, подальше от выстроившихся в ряд «отцов города», как насмешливо называл Адам гардистских начальников.

Ондра заметил, что встревожен не только толстый гардист, суетившийся на платформе. «Отцы города» были взволнованы не меньше, чем он. Они задыхались, и тесные воротнички парадных мундиров все глубже впивались им в шею. Глаза у них лихорадочно бегали по сторонам.

– Цвет гардистов собрался, – шепнул мальчику Адам и шутливо щелкнул его по носу. – Гляди и учись, каким не надо быть.

Поезд с грохотом подкатил к перрону. Гардисты вытянулись в струнку и еще сильнее побагровели. Чей-то голос прокричал какие-то слова на чужом, непонятном языке.

Двери вагонов открылись. Первыми вышли гардисты с повязками на руках, за ними – немецкие чиновники и офицеры гарды в мундирах, увешанных орденами. Быстро, не разговаривая, прошли они между рядами почетного караула и сели в поджидавшие их машины. Моторы загудели. Цепь почетного эскорта распалась, и «отцы города» столпились у выхода.

Носильщики поспешили навстречу пассажирам, которым только теперь разрешили сойти с поезда. Ондра стоял поодаль, возле камеры хранения, и поджидал товарищей.

– Это, наверно, какие-нибудь министры приехали, – вслух размышлял Ондра. – Я читал про министров в учебнике по истории.

Носильщики удивленно посмотрели на Ондру, а его друг Адам усмехнулся:

– Не болтай чепуху! Придумал тоже! Смешно! Да таких прохвостов одним махом из истории вычеркнут.

Ондра смутился и прикусил язык. Почему их вычеркнут из истории? Конечно, если в учебнике написано неправильно, так можно стереть резинкой, как в школьной тетради… А может быть, гардисты вообще появились на свет божий по ошибке? Да, да! Если бы их не было, Ондра по-прежнему учился бы в школе…

Так было вчера. А сегодня Ондра топчется на вокзале с самого утра и до сих пор ничего не заработал. Пришли скорые поезда из Прешова, Кошиц, Братиславы, потом несколько пассажирских, но Ондре не везло. Он приуныл. Хорошо еще, что после обеда придут ребята, будут готовить уроки. Солнце припекает вовсю, хотя еще только середина марта. Можно заложить меньше угля в печку.

Мальчик стоял у входа на вокзал и грелся на солнце. Он жмурился, а сверкающие лучи, пробиваясь сквозь его опущенные густые ресницы, переливались всеми цветами радуги.

Мимо Ондры взад и вперед сновали люди, улыбавшиеся приветливому мартовскому солнцу. Теплый весенний ветерок развевал полы их распахнутых пальто.

Вдруг Ондра широко открыл глаза, да так и замер. К вокзалу подкатила зеленая полицейская машина. Из нее вышли какие-то люди в штатском и повели на перрон четырех арестованных со связанными руками. Арестованные шли с гордо поднятой головой. Казалось, они отдают честь невидимому знамени. А вокруг сиял такой ослепительный весенний день, так весело синело безоблачное небо…

Ондра оцепенел от ужаса. Среди арестованных был тот самый кареглазый рабочий с каменоломни, которого Ондра окрестил «борцом». Усилием воли он заставил себя встряхнуться, подбежал к автомату, опустил монетку. В автомате что-то затрещало, из узкой щелки выпал перронный билет. Ондра прошмыгнул мимо контролера, издали показав ему билет, и в плотной толпе стал пробивать себе дорогу к вагонам.

Он нашел их не сразу. Арестованных поместили в одном из вагонов пассажирского поезда, который через десять минут отходил на Братиславу. Мальчик остановился у этого вагона и заглянул в окно. Арестованные уже сидели на скамьях. «Борец» заметил Ондру. Нет, он не поздоровался с ним, но по тому, как он посмотрел на Ондру, мальчик понял, что «борец» узнал его.

Арестованный что-то сказал конвоиру, тот кивнул и открыл окно. Тогда «борец» высунул голову наружу, бросил на перрон монету и крикнул:

– Эй, мальчик, принеси две кружки пива!

Ондра глубоко втянул в себя воздух и помчался за пивом. Изо всех сил работая локтями, он протискивался к буфету. Слезы душили его.

Наконец он добрался до стойки.

– Дайте поскорее две кружки пива, для пассажиров.

– Ладно, поспеешь!

Нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, Ондра горящими глазами следил за медлительными движениями буфетчика. Может быть, Ондре только казалось, что буфетчик назло ему копается, но пиво и в самом деле сильно пенилось.

– Дядя, поторопитесь, ради бога, а то поезд уйдет! – умолял мальчик. От волнения он то сжимал, то разжимал кулаки. Скорей взять кружки и бежать бегом!

– Вот вам деньги! За сдачей зайду потом!

К перрону подошел поезд. Вот беда! Пассажиры теперь не интересовали Ондру. Больше всего он боялся, что не сможет пробиться с пивом к вагону, в котором ехали арестованные. Ах, черт бы побрал этот поезд! Придется обогнуть его с хвоста.

В отчаянии он побежал вдоль перрона.

– Эй, мальчик, стой!

Ондра даже не оглянулся. Он уже вырвался на второй путь и со всех ног мчался к вагону, где его ждал «борец». Но едва он добежал до цели, как поезд тронулся. Ондра просто не верил своим глазам: до чего же не повезло! Тут он не выдержал и расплакался, как маленький. «Борец» стоял у окна и весело кивал ему.

– Ничего, мальчик, выпей за наше здоровье! – донеслось до Ондры.

Кто-то оттащил арестованного в глубь вагона и закрыл окно.

Поезд удалялся с оглушительным грохотом, оставляя за собой клубы густого, черного дыма. А заплаканный Ондра все стоял с кружками в руках и печально глядел в неведомую даль, куда увозили его друга.

– Что с тобой, Ондришка?

Мальчик вздрогнул от неожиданности. Рядом с ним стоял человек из Лучек, который поручил ему спрятать портфель. Ондра не удивился, увидев его, и кивнул в сторону скрывшегося за горизонтом поезда.

– Увезли его и еще троих.

– Кого?

Человек из каменоломни побледнел; потом из предосторожности огляделся кругом и взял из рук мальчика кружку с пивом.

– Того рабочего, который мне тогда дал пакет.

Собеседник Ондры побледнел еще сильнее. Он поднес кружку ко рту, но не стал пить, а только заслонил ею лицо.

– А кто с ним был еще?

– Не знаю, я их плохо разглядел. А его сразу узнал. Такая жалость, не успел передать ему пиво! Только я подбежал, а уж они поехали.

У мальчика вырвался вздох. Он поднял голову, посмотрел на своего взрослого товарища и понял, что сообщение об аресте четырех рабочих очень его взволновало.

– Наши господа хотят обеспечить «порядок», чтобы спокойно отпраздновать четырнадцатое марта[5]5
  14 марта 1939 года – день установления так называемого «самостоятельного» Словацкого государства.


[Закрыть], – тихо, словно про себя, сказал он. – А у вас все по-старому?

– Да. Портфель я спрятал.

– Молодец, Ондриш! Сейчас я отправлюсь в город, разузнаю подробности, а потом приду к вам. Не горюй, малыш, все они скоро вернутся. И твой отец тоже. Ну, до скорого свидания!

Рабочий скрылся между вагонами, а Ондра медленно пошел к выходу.

– Эй, Ондра, где ты запропастился? – услышал он голос Адама.

Мальчик живо подбежал к приятелю.

– Помоги этой даме поднести чемоданчик, он не тяжелый. А в другой раз не убегай далеко, будь под рукой.

Перед Ондрой стояла высокая бледная женщина в сером платке.

– Не тяжело ли для такого парнишки? – неуверенно сказала она.

– Да что вы, он уже большой. А заработать ему нужно. Верно ведь?

Ондра не вмешивался в их разговор. Случись это в любой другой день, он похвастал бы своей силой, подхватил бы чемодан, как перышко. Но сегодня на душе у него тяжело.

Ему вспомнился хмурый осенний день, когда они с матерью напрасно ждали отца к обеду. Лил дождь, ветер врывался в печную трубу, гудел и выл, грозя сорвать крышу. Они долго ждали. Потом кое-как перекусили, оставив отцу еду в той самой кастрюле, в которой мама теперь оставляет обед для Ондры. Отец не пришел и к ужину. Мама разволновалась, надела пальто и уже собралась пойти на вокзал. Вдруг на пороге их комнаты появился товарищ отца – Матей Клинчак. Он промок насквозь, вода в три ручья стекала с его пальто, и вскоре у его ног образовалась делая лужа.

– Вашего мужа арестовали, – брякнул он.

Мать только тихо вскрикнула. А Ондришка сперва даже не сообразил, что случилась беда. В комнате воцарилась страшная тишина, и только тогда Ондра понял, что произошло нечто ужасное. «Мы тебя не оставим. Комитет послал меня к вам», – сказал Матей маме.

Наверно, и «борец» тоже коммунист. Недаром тогда на вокзале его выслеживал шпик.

«Ничего!» – крикнул ему на прощанье «борец» и весело прищурился.

Сердце Ондры сжалось при этом воспоминании. Однако времени на размышление у него не было. Он взял чемоданчик и, вздыхая, побрел вслед за женщиной.

– Куда? – осведомился Ондра с профессиональным безразличием.

– Долгая улица, номер тридцать два, – ответила женщина и прошла вперед.

Ондра медленно следовал за ней, сердито косясь на прохожих. Ходят тут, болтают о пустяках, а честных рабочих среди белого дня арестовали, и никому до этого дела нет!

– Мальчик, как зовут тебя? – спросила женщина.

Она шагала теперь рядом с ним, с любопытством разглядывая своего маленького носильщика.

– Ондра, – сухо отрезал он, не намереваясь поддерживать разговор.

Женщина заметила, что глаза у него заплаканы.

– У тебя есть отец?

– Есть.

Настойчивые вопросы женщины раздражали Ондру. Не станет же он делиться своим горем с каждым встречным!

– Отец, верно, болен?

Мальчик нахмурился.

– Он в тюрьме сидит, – вдруг выпалил Ондра и сразу же пожалел о своей откровенности.

Как это ей удалось вытянуть из него такое признание? Ондра исподлобья поглядел на женщину. Она побледнела и закусила губы.

– Перейдем на другую сторону, – проворчал Ондра.

Он нарочно обогнал женщину и шел большими шагами. Она едва поспевала за ним. Так ей и надо! Нечего приставать со своими дурацкими расспросами. Как он ненавидел это бледное лицо! Ишь, любопытная! Да ну ее! Они остановились перед домом номер 32.

– Теперь куда? – угрюмо спросил он.

– На первый этаж, к привратнику Марко.

Мальчик поставил чемодан у дверей. Он устал, и злость его уже улеглась. У женщины в глазах стояли слезы. Она вынула из кармана ассигнацию и протянула мальчику. Ондра смутился и отрицательно замотал головой.

– Возьми, Ондришка, это тебе, – улыбнулась женщина сквозь слезы.

Она насильно всунула деньги ему в руку.

– Тут слишком много, – пробормотал он.

Женщина нагнулась и хотела погладить его по голове, но мальчик уже исчез.

– Будь здоров, Ондришка! – крикнула она вслед ему.

Ондра в полном смятении выбежал из ворот. Он был несправедлив к этой женщине. Ему стало очень стыдно.