Текст книги "Тайна"

Автор книги: Гелена Воланская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 16 страниц)

Глава III. Зузка

Мать последовала совету Якуба: отправила Лацо к своей сестре в Жилину. Тетя Тереза, встретившая племянника на вокзале, ворчливо, без особой радости, поздоровалась с ним. Еще бы – поезд опоздал на целый час и она промерзла до мозга костей. По дороге домой тетка так быстро шагала, что Лацо с чемоданчиком едва поспевал за ней.

Все удивляло Лацо в незнакомом городе: широкие улицы, по которым мчались автомобили и понуро брели лошади, постукивая копытами по мостовой, каменные дома, витрины. Лацо с любопытством поглядывал на свою тетку: маленькая, кругленькая, глаза у нее сердитые, а лоб низкий. Похожа на маму, только гораздо толще и ниже ростом. Можно подумать, что это мама стоит перед кривым зеркалом, Лацо однажды видел такое на ярмарке. Просто страх, как оно уродовало людей.

В центре города тетя свернула в переулок. Обойдя лужи, покрытые тонкой корочкой льда, она остановилась, поджидая мальчика. Марковы жили в двухэтажном доме. Во дворе было два подъезда и еще одни ворота, выходившие на другую улицу. Тетя достала из кармана ключи, вошла в подъезд и отперла дверь на площадке первого этажа.

Дядя Иозеф сидел в кухне и слушал радио.

– А, вот и вы! Здорово, Лацко! Нос у тебя покраснел, видно, на улице недурной морозец, а?

Мальчик, робко потирая озябшие руки, сел на краешек пула.

– Есть хочешь?

Лацо отрицательно покачал головой. Ему было не по себе. Дядя разглядывал мальчика так пристально, будто собирался распотрошить его, как куклу, и посмотреть, что там у него внутри.

– Когда обещают выпустить отца? – допытывался дядя.

– Нам ничего не сказали.

– Угу, – невнятно промычал дядя.

Тетя разогревала на плите кофе и вздыхала:

– Вот беда, господи боже!

Дядя подсел ближе к Лацо.

– А о Якубе что слыхать? – спросил он, глядя в упор на мальчика.

– Ничего, – прошептал Лацо и залился густым румянцем.

– Бедная Ганка, каково ей там одной! До смерти ведь намучается, – причитала тетка.

– Намучается – не намучается, а хорошо, что мальчишку к нам прислала. По крайней мере, о глупостях думать не будет. – Дядя снова повернулся к Лацо: – Школа близко, все ребята из нашего дома ходят туда. Ну, остальное сам увидишь. Занимайся прилежно и слушайся учителей. В школе не болтай о том, что отец сидит в тюрьме. Им до этого нет дела, а к нам полиция может придраться.

– Но отец ведь никому зла не причинил, его зря посадили! – поспешно сказал Лацо.

– Замолчи! – рассердился дядя. – Не твоего ума дело, и нечего рассуждать. Ты знай одно: учись и слушайся старших… По улицам не бегай, играй лучше во дворе, да стекол смотри не бей, а то нам платить за тебя нечем.

Дядя вскочил и в раздражении зашагал взад и вперед. Лацо никак не мог взять в толк, чем он так его прогневил.

Тетя Тереза принесла горячего кофе и ласково стала уговаривать мальчика поесть. А когда он поел, тетя сказала:

– Сейчас я тебе покажу, куда убрать вещи. А спать будешь в кухне, на раскладушке. Там до тебя спал Якуб.

Лацо вынул из своего сундучка белье. Под бельем, на самом дне, лежали перчатки, которые мама связала для сестры. Тетя натянула одну перчатку на руку и залюбовалась.

– Ловкая наша Ганка, а вот мается на белом свете, видно господь бог ее невзлюбил.

Лацо вступился за мать:

– Маму все любят – и свои, и соседи.

– Ладно, не петушись, я ведь только к слову сказала.

В дверь позвонили. Тетя открыла, и в квартиру Марковых вошел какой-то человек, видимо рабочий. Под мышкой он нес парусиновый портфель, из которого торчали инструменты.

– Добрый день! У нас была срочная работа, пан Марко, задержали в мастерской. Если позволите, я завтра починю кран в прачечной.

– Хорошо, хорошо, пан Сернка, входите. У нас гость – братишка Якуба. Помните, того самого, что с вами работал. Он будет ходить в школу вместе с вашей Зузкой.

Сернка дружелюбно взглянул на Лацо и весело подмигнул ему:

– Так, так. Значит, у Зузки будет кавалер. Ну что ж, паренек, хочешь познакомиться с новой подружкой?

– Возьмите его к себе наверх, пан Сернка, – сказала тетя. – Пусть дети поиграют вместе.

– С удовольствием. Ты в каком классе?

– В четвертом.

– А моя Зуза уже в пятом. Ну, пойдем, я тебя с ней познакомлю.

Лацо с охотой принял приглашение. Войдя в тот подъезд, где жили Сернки, они столкнулись с темноволосой девчуркой, спускавшейся со второго этажа. Девочка несла большой глиняный кувшин.

– Вот, Зузочка, веду к тебе товарища. Это племянник Марко. Он будет ходить в вашу школу, – пояснил Сернка.

Зузка смело, как взрослая, протянула мальчику руку:

– Как тебя зовут?

– Лацо, – ответил он смутившись.

Зузка была совсем не похожа на тех робких деревенских девочек, которых он встречал до сих пор. Держалась она независимо и смотрела ему прямо в глаза.

– Пойдешь со мной за пивом? – с места в карьер предложила Зузка.

– Пойду, – согласился Лацо. – Дома я тоже ходил за пивом для отца.

Сернка поднялся наверх. Когда дети остались одни, Зузка внимательно поглядела на мальчика, потом быстро наклонилась к самому его уху:

– Твой папа за гардистов?

– Вот еще! Конечно, нет! – воскликнул удивленный Лацо.

– А вы за немцев? – неумолимо продолжала девочка.

Лацо ответил не сразу. Он вдруг почувствовал себя еще более одиноким, чем у дяди. И вовсе не потому, что девочка так неожиданно накинулась на него с вопросами. Просто ему невероятно захотелось сейчас же, немедленно, побежать в трактир к дяде Матушу и попросить: «Дайте, пожалуйста, одну большую кружку светлого пива для отца. Вот деньги». Но он вспомнил, как жандармы уводили отца, и печально произнес:

– Нет, и немцы и гардисты – все они против нас.

Зузку, видимо, вполне удовлетворил такой ответ, но все же она не унималась:

– А ты станешь гардистом, когда вырастешь?

Лацо возмутился:

– Скажешь тоже! Я буду коммунистом!

Девочка вздрогнула и с опаской оглянулась. К счастью, кроме них двоих, в подъезде никого не было.

– Нельзя так говорить, а то арестуют и тебя и твоего отца. Пойдем за пивом. Папа, наверно, уже умылся и ждет меня.

Дети вышли на пустынную улицу, слабо освещенную редкими синими фонарями на высоких столбах. Город был затемнен.

Лацо изредка бросал взгляд на Зузку, стараясь делать это незаметно. Ростом девочка была немного поменьше, чем Лацо, по плечам ее вились две темные косички, а на румяном лице весело сверкали большие черные глаза. Зузка украдкой разглядывала Лацо. Он быстро об этом догадался, лукаво посмотрел ей в глаза, и оба улыбнулись.

Когда они вернулись домой с пивом, Сернка уже сидел за столом.

– Где вы запропастились? Я уже думал, не дождусь, сгорю от жажды! – пожурил он детей.

Зузка поставила кувшин на стол.

Жена Сернки пригласила Лацо к столу:

– Садись, паренек. Поешь с нами галушек!

– Нет, спасибо, я только что пил кофе.

– Ешь, не стесняйся, – уговаривала его Сернкова.

– Почему ты приехал в город? Разве у вас в школе стоят солдаты? – полюбопытствовал Сернка.

– Нет, просто мама решила, что мне здесь будет лучше.

Мальчик краснел, ерзал на стуле, ему было неприятно, что приходится изворачиваться. Зузка сидела рядом с Лацо и не сводила с него своих черных глаз.

– А что, отец по-прежнему работает у хозяина? – продолжал спрашивать Сернка.

– Да…

– Значит, вы нисколько не разбогатели с тех пор, как здесь был твой брат? А как у вас в деревне люди живут?

– Плохо, – вырвалось у мальчика.

– Почему? – испытующе поглядел на него Сернка.

Лацо стиснул зубы. Он не знал, куда деваться от этих настойчивых расспросов. Наконец он ответил, медленно выговаривая каждое слово:

– У нас много гардистов, а жандармы то и дело по домам шныряют.

Сернка нагнулся над столом:

– Ну, и как? Обижают?

– Да.

– Кого?

Мальчик еще сильнее покраснел. Но дружелюбный взгляд Зузки подсказал ему, что он здесь среди своих. Да и Сернка, вероятно, хорошо относится к Якубу – они ведь вместе работали.

– Ломятся в хаты, обыски устраивают, вынюхивают, словно…

– А у вас что искали? – серьезно спросил Сернка.

– Брата, – ответил Лацо и побледнел, сообразив, что сболтнул лишнее.

– Нашли? – так и впился в него Сернка.

– Нет.

– Вот здорово! – Сернка встал, погладил мальчика по голове и шутливо дернул его за ухо. Потом вдруг насупился, покачал головой и, разглаживая на скатерти несуществующие складки, заметил: – Только будь осторожен, никому не говори об этом, а то брату навредишь. И у нас в городе гардисты всюду нос суют, да и эсэсовцев полно. Услышат краем уха словечко, да и бегут выслуживаться. Так-то, Лацо, ты уже большой парень. Понимаешь?

– Понимаю, – ответил мальчик.

– Я твоего брата отлично знаю. Он хоть и молод, да вокруг пальца его не обведешь, – сказал Сернка и о чем то задумался.

– Ешь, Лацо, остынет, – вмешалась в разговор Зузка.

Жена Сернки подошла к столу:

– Я думаю, Лацо пора домой. Марковы, наверно, ждут его к ужину.

– Правда, паренек, беги! А в другой раз приходи к нам запросто, как к себе домой.

Зузка живо спрыгнула со стула и взяла мальчика за руку:

– Лацо еще не знает дороги, я провожу его.

– Хорошо, – согласилась мать, – но сейчас же возвращайся.

Едва дети закрыли за собой дверь, как Зузка выпалила:

– Ты понравился папе. С другими мальчишками он так много не разговаривает.

– Твой отец знает моего брата. А мой брат…

Тут Лацо спохватился и замолчал, но немного погодя все-таки закончил:

– Мой брат никого не боится и никого не позволит обижать.

Ему очень хотелось побольше рассказать Зузке о Якубе, но он понимал, что этого делать нельзя.

– Мой отец тоже такой и даже еще смелее!

Лацо не стал ей возражать. На площадке лестницы Зузка вдруг спросила:

– А ты умеешь прыгать через две ступеньки?

– Никогда не пробовал. У нас нет таких высоких лестниц.

– Это нетрудно, погляди!

И девочка запрыгала, как воробей. Внизу она подождала Лацо, проводила его до подъезда, где жили Марковы, дала на прощанье руку и торжественно предложила:

– Давай дружить! Хочешь?

– Хочу.

– Где ты родился?

– В деревне Вербовое.

– А я знаешь где? В Советском Союзе.

– В Советском Союзе? – недоверчиво переспросил Лацо.

– Да. Папа там работал, мы вернулись в тридцать восьмом году.

Зузка говорила чуть слышно, но видно было, что она очень гордится этим обстоятельством. Довольная впечатлением, которое произвели на Лацо ее слова, она убежала. Лацо в задумчивости постоял с минутку у дверей, потом встряхнулся и позвонил.

Дверь ему открыла тетя. Она провела мальчика на кухню. Дядя был в соседней комнате и вместе с каким-то человеком просматривал бумаги.

– Что же ты у них так засиделся? – сказала тетя, подвигая к Лацо тарелку с лепешками и чашку чая. – О чем они тебя расспрашивали?

– Ни о чем. Просто Зузка рассказывала мне о школе, – уклончиво ответил Лацо.

– Об отце смотри никому не говори. Славы тебе это не прибавит, а нам может повредить… Ешь досыта и ложись. Утром я тебя разбужу и отведу в школу. Если там потребуют, чтобы пришел отец, скажем, будто он в больнице. Ну, спокойной ночи.

– Спокойной ночи, тетя.

Лацо остался в кухне один. Ему не хотелось есть. У окна стояла постланная складная кровать. Он разделся, погасил свет и скользнул под одеяло.

Ему вспомнился родной дом, и стало грустно. Мама, наверно, уже уложила Ферко, сидит теперь у его постели и, может быть, думает о нем, о Лацо. Нет, пожалуй, она думает об отце: как он себя чувствует, не бьют ли его. А может, беспокоится о Якубе: здоров ли, не холодно ли ему. Да, конечно, о Лацо она не думает – ведь он у тети, здесь его никто не обидит…

Лацо заново пережил весь этот шумный первый день, проведенный вдали от родных. Большой город, о котором он так много слышал, показался ему совсем чужим. Вот тетя и дядя, до чего же они боятся, чтобы им не попало из-за Лацо! А Зузка, наверно, хороший товарищ. И родилась в Советском Союзе! Об этой стране Лацо уже слышал. Как-то вечером Якуб читал вслух газету отцу с матерью; Лацо тоже к ним подсел и старался не упустить ни слова, хотя многое тогда осталось для него непонятным.

– В Советском Союзе рождается новая жизнь, и люди там совсем другие, чем у нас, – объяснял Якуб. – Подумать только – ведь всюду на земле могло быть так же чудесно… Живи, работай, радуйся жизни – все для тебя, и завидовать некому…

Зузка родилась в Советском Союзе. Значит, Зузка «другой» человек? Не такая, как Лацо? И настанет ли на всей земле чудесная жизнь? Да, настанет, когда отец вернется. Лацо тогда возьмут назад в деревню. Может быть, сам Якуб приедет за ним.

Лацо уснул с мыслью о будущей поездке домой и о встрече с Якубом, который все может объяснить и никогда не сердится, если Лацо чего-нибудь не понимает.

Глава IV. Стремень и Иван

Тетя Тереза повела Лацо в школу, которая помещалась на той же улице, в красивом белом угловом доме. В канцелярии мальчика сразу записали, даже не спросив про отца. Тетя поспешила вытолкнуть Лацо в коридор, чтобы не мозолить глаза директору, носившему мундир гардиста, и не пробудить в нем излишнего любопытства. Она живо разыскала дверь с табличкой «IV А» и простилась с племянником.

Изо всех классов в коридор доносился отчаянный шум. Робея, крепко зажав под мышкой привезенные из Вербового тетради и книги, Лацо приоткрыл дверь. Ученики сразу же притихли – видимо, подумали, что пришел учитель, – но, увидев Лацо, снова зашумели. Толстый мальчик в клетчатой рубашке подбежал к Лацо, засунул руки в карманы и высокомерно спросил:

– Что тебе здесь нужно?

– Я буду учиться в вашем классе, – спокойно ответил Лацо.

– А ты откуда явился? – продолжал мальчик, бесцеремонно оглядев новичка с ног до головы.

– Я приехал из Вербового.

– Кто он такой? – спросил другой ученик; он был маленького роста и залез на парту, чтобы лучше видеть.

– Должно быть, деревенщина, – насмешливо сказал толстяк. – Так откуда, говоришь, ты приехал?

Лацо не ответил. Теперь вокруг него собралась уже целая группа ребят. Они с любопытством уставились на новичка и ждали, что он скажет. Лацо чувствовал себя неловко.

– Теленок какой-то, он и говорить толком не умеет, – издевался мальчик в клетчатой рубашке.

Ребята засмеялись. Вдруг вперед протиснулся высокий, худой паренек.

– Не лезь к новичку, Ланцух! – прикрикнул он на толстяка. – Ну чего ты задаешься!

Вмешательство высокого мальчика еще больше распалило Ланцуха. Он презрительно повел плечом и сжал кулаки.

– Погоди, я с тобой разделаюсь так, как тебе и не снилось! – огрызнулся Ланцух, наступая на защитника Лацо.

Но сочувствие ребят было явно не на его стороне. В толпе раздались выкрики:

– А ну-ка, дай ему, Ондра!

– Всыпь как следует!

– Иди, садись со мной, новичок! – весело окликнул Лацо какой-то паренек.

Когда Лацо стал пробираться к парте, Ланцух подставил ему ножку. Лацо споткнулся и уронил на пол связку книг и тетрадей. Нагибаясь, чтобы поднять книги, Лацо услышал вызывающий голос Ланцуха:

– Может, хочешь драться?

Какой-то мальчик оттеснил плечом ребят и подбежал к Лацо, чтобы помочь ему.

– Эй, Иван, возьми, – крикнул он, бросив тетради и книги на парту. – Ондра, держись! – И он стал протискиваться к тому месту, где высокий мальчик наступал на Ланцуха.

Толпа расступилась. Одни ребята, оглушительно топя, повскакали на парты, другие загородили Ланцуху дорогу и дружескими возгласами подбадривали Ондру.

В этот момент дверь распахнулась и в класс вошли директор и учитель. Ребят как ветром сдуло. В одно мгновение все уже были за партами. Лацо сел рядом с Иваном.

Директор занял место учителя и, нахмурившись, открыл классный журнал. Учитель печально поглядел на учеников, с минуту молча постоял у стола, потом с немым вопросом повернулся к директору, сердито барабанившему пальцами по столу.

Испытующий взгляд директора остановился на Лацо. Мальчик опустил голову.

– Новичок? А ну-ка, иди сюда.

Лацо встал и, замирая от страха, подошел к доске. Ему очень хотелось четко и ясно ответить на все вопросы, чтобы ребята не смеялись над ним, но, как он ни старался держать себя в руках, в голове у него был туман. Точь-в-точь так же он чувствовал себя незадолго до этого, когда тетка привела его в канцелярию школы и он впервые увидел директора в мундире гардиста.

– Фамилия, имя? – спросил директор.

– Главка. Лацо Главка.

Директор встал, жестом предложил учителю занять его место, а сам подошел к Лацо:

– Ну, чему же тебя учили?

– Всему.

– Вот здорово – всему! Стало быть, ты знаешь, что сейчас идет война?

– Знаю, – едва слышно ответил мальчик.

В классе царила тишина. Лацо не сводил глаз с мундира директора и вдруг вспомнил вербовского старосту, по прозвищу «Цибуля», которого все стали бояться с тех пор, как он сделался гардистом.

Директор взял мальчика за подбородок и в упор посмотрел на него:

– Коли ты все знаешь, то скажи, когда мы победим. Только не мямли, говори громко, чтобы все слышали!

Лацо ничего не ответил. Не мог же он сказать директору, что скоро придет Советская Армия и настанет конец хозяйничанью гардистов. Директор все равно бы не поверил.

– Ну, что же, Главка?

Лацо растерянно переминался с ноги на ногу.

– Да, вижу я, немногому тебя научили… Стремень!

Ондра встал и выжидательно поглядел на директора.

– Помоги новичку, Стремень! От него, как видно, мы ничего не добьемся!

Ондра втянул голову в плечи и покосился на Лацо.

– Так что же, Стремень, долго я буду ждать? Ведь я вас учил, как следует отвечать. Разве ты забыл?

Ондра побледнел, опустил глаза и упрямо молчал.

Ученики, затаив дыхание, с напряженным вниманием следили за каждым его движением.

– Ты что, язык проглотил? – рассердился директор.

Учитель что-то тихо сказал директору, но тот раздраженно махнул рукой.

– Ланцух, – вызвал он.

Мальчик в клетчатой рубашке проворно вскочил, встал «смирно» и отчеканил, глядя прямо в лицо директору:

– Мы вместе с немцами победим русских и всех коммунистов. На страж![3]3
  Клич словацких гардистов.


[Закрыть]

Директор от удовольствия кивал головой в такт каждому его слову; потом знаком разрешил Ланцуху сесть и снова обратился к Ондре:

– Ты слышал? Повтори!

Ондра поднял голову и нерешительно посмотрел на учителя. Казалось, он искал у него поддержки.

– Советую тебе повторить, – с угрозой в голосе сказал директор и резко оборвал учителя, который снова попытался что-то сказать. – Молчишь? В таком случае, убирайся вон! – загремел директор, указывая Ондре на дверь. – Пришли в школу мать, а мне не показывайся на глаза, пока не запомнишь того, чему я вас учил, и не напишешь только что услышанную фразу на трех страницах в тетради чистописания.

Ондра с минуту не шевелился, потом поспешно стал собирать свои тетради и учебники. Директор обернулся, увидел, что у доски все еще стоит Лацо, о котором он успел уже забыть, и погрозил ему пальцем:

– Ты слышал?

– Да, – ответил совершенно подавленный мальчик.

Директор отпустил его на место и с укоризной сказал учителю:

– С ними надо обращаться построже, не то они совсем вам на голову сядут!

Хлопнув дверью, он вышел вслед за Ондрой, даже не удостоив взглядом вставших при его уходе учеников. Учитель кивком головы разрешил им сесть, потом усталой походкой подошел к столу и, не поднимая глаз, долго перелистывал классный журнал.

Лацо было жаль Ондру. Его очень огорчало, что директор так жестоко поступил с мальчиком, который заступился за него. Лацо заметил, что многие ученики мрачно склонились над книгами, и понял, что они тоже возмущены несправедливостью директора.

Мысли Лацо путались.

«Победим русских»! Вот как приказывает отвечать директор… А там, в Советском Союзе, хотят, чтобы всем честным людям жилось хорошо… Лацо стало страшно: сможет ли Якуб освободить отца? А сам Лацо еще мал и должен ходить в школу, где детей заставляют говорить такую чепуху.

Лацо поглядел на опустевшее место Ондры, на Ланцуха, который напыжился, как индюк, и его охватила нестерпимая тоска. Внезапно он почувствовал на себе ласковый взгляд учителя и понял, что между директором и учителем идет скрытая борьба и все ребята, кроме него, знают об этом.

Раздался звонок. Учитель тоже поглядел на парту, за которой еще недавно сидел Ондра, ничего не сказал и быстро вышел из класса. Ученики высыпали в длинный коридор. Они так беззаботно бегали и кричали, словно ничего и не произошло.

Лацо покинул класс последним. В коридоре бурливый поток расшалившихся ребят подхватил его и увлек в соседнюю комнату. Здесь Лацо остановился, прижавшись к косяку. Оказалось, что рядом с ним стоит тот самый Ланцух, который хотел уничтожить всех русских. Повернувшись лицом к стене, Ланцух уписывал за обе щеки булку с ветчиной. У Лацо невольно потекли слюнки, но он тут же с негодованием сказал себе:

«Если бы он даже предложил мне попробовать ветчины, я все равно не взял бы. Я и разговаривать с таким типом не хочу».

Вдруг от толпы ребят отделился Иван. Он дружелюбно подмигнул Лацо, кивнув в сторону Ланцуха. Потом Иван обнял своего нового приятеля за плечи и потащил в дальний угол.

– Ондра – мой товарищ, – прошептал он на ухо Лацо. – Директор к нему придрался, потому что…

Он не договорил, видимо сомневаясь, можно ли открыть Лацо причину гнева директора, но мгновение спустя снова зашептал:

– Ланцух живет возле нас. У его родителей мясная лавка. Мама говорит, что они здорово нажились на поставках мяса армии. Его отец считается у гардистов большим начальником. А твой?

– Где там! У нас в семье нет гардистов. А твой отец в гарде? – спросил Лацо.

Иван презрительно улыбнулся.

– Нет и никогда не будет, – гордо ответил он.

Снова пронзительно зазвенел звонок, и дети устремились в классы, обгоняя и толкая друг друга в узких дверях.

На следующем уроке была арифметика. Лицо у учителя было бледное, сосредоточенное. Он ни одним словом не обмолвился о том, что случилось во время предыдущего урока, и, не обращая внимания на перешептывания за его спиной, взял мел и стал писать на доске цифры.

Сейчас Лацо почувствовал себя более уверенно. Арифметики он не боялся, у него всегда по ней были единицы[4]4
  В чехословацкой школе единица – высшая отметка, пятерка низшая.


[Закрыть]. В Вербовом, когда Лацо еще был маленьким, его часто посылали в кооперативную лавочку за продуктами. Тогда там был продавцом дядя Матуш, который теперь работает у трактирщика. Дядя Матуш иногда проверял его по устному счету и всегда хвалил.

Если бы Лацо вызвали, он легко решил бы задачу, но его не вызвали. Какой-то мальчик стоял уже у доски. Он крошил в пальцах мел и растерянно повторял:

– …Пятнадцать… будет пятнадцать…

Учитель не торопил мальчика, напротив – всячески старался ободрить его.

Теперь школа уже не казалась Лацо такой страшной, как утром. Глядя на Ивана, склонившегося над задачей, Лацо с радостью думал о том, что у него будут хорошие товарищи – Иван, Зузка, да и другие. Он постарается получше учиться. И ему больше не будет так грустно.

* * *

Зузка ждала Лацо у ворот школы. Еще издали завидев его, она приветственно помахала рукой.

– Понравилась тебе наша школа? – спросила она с любопытством.

– Да, вроде ничего, – уклончиво ответил Лацо; он высматривал Ивана в толпе ребят – они условились вместе идти домой.

Зузка дернула Лацо за рукав и шепотом сказала:

– Это верно, что Стременя прогнали домой?

– Да.

– А почему?

Лацо колебался. Ну как объяснить ей, чего хотел директор? Ведь заявил же он, будто родину Зузки – Советский Союз – уничтожат. Зачем пугать девчонку? Лацо тоже сдрейфил бы, если бы ему сказали, что его родную деревню сотрут с лица земли. Не отвечая на ее вопрос, Лацо в свою очередь спросил:

– Ты знаешь Ланцуха из нашего класса?

– Знаю. Раньше мы покупали мясо у его отца, а теперь берем у Рабяка. А что? – Девочка нетерпеливо теребила кончик своей косички.

– Ничего, я просто так… Зузка, ты родилась в Советском Союзе, скажи: они сильные?

– Кто? – удивилась девочка.

– Русские, конечно.

– Будто не знаешь? Они сильнее всех на свете и никого не боятся.

– А гитлеровцы вместе с гардистами их не одолеют?

– Какая ерунда! Спроси-ка моего папку, он тебе объяснит. А твой отец разве иначе думает?

– Мой отец терпеть не может гардистов, но со мной он никогда об этом не говорил. – Мальчик покраснел, застыдившись того, что отец ему так мало доверяет. – А теперь он в тюрьме.

Зузка вздрогнула от неожиданности и даже перестала теребить косичку.

– Ты смотри никому не рассказывай, а то подведешь моих родных.

Зузка понимающе кивнула.

Шел густой, мягкий снег. Пушистые белые хлопья медленно кружились в воздухе, садились на пальто прохожих, устилали мостовую и там вскоре превращались в жидкую кашицу. Зузка протянула ладонь, поймала маленькую снежную звездочку, которая тотчас же растаяла; на руке у девочки осталась только блестящая капелька.

Дети подняли воротники и не спеша вышли из ворот школы. На стенах домов были налеплены большие плакаты с изображением какого-то толстого священника. В одном месте, на пустом пространстве между двумя такими плакатами, кто-то вывел крупными буквами: «ДОЛОЙ ФАШИЗМ!» Возле суетились два дюжих полицейских. Дети остановились, и Зузка прочла надпись вслух.

Один из полицейских замахнулся на нее дубинкой:

– Нашлась умница! А ну-ка, проходите, пока я вам ребра не переломал!

Другой полицейский примирительно заметил:

– Не воевать же нам с детьми. Их учат читать, вот они и читают.

Дети быстро отбежали прочь, спрятались в подъезде соседнего дома. Подождав немного, Зузка не вытерпела и выглянула на улицу. Полицейские замазывали лозунг известкой, а люди, проходя мимо, посмеивались.

– Видишь, взрослых они не трогают, только на нас кидаются! – воскликнула Зузка и потащила Лацо обратно в подъезд.

Здесь она отворила какую-то дверцу. Загорелся свет. Дети очутились в маленькой, напоминавшей клетку кабинке без окон. У задней стены стояла лавочка, а над ней висело зеркало. Зузка захлопнула дверцу и пояснила:

– Это лифт. Он испорчен, и мы можем здесь сидеть сколько угодно. Никто нас не найдет.

Лацо не знал, что такое лифт, но, занятый своими мыслями, не стал расспрашивать.

Разговор начала Зузка:

– Ты хорошо знаешь Стременя?

– Нет. Ведь его же прогнали с первого урока.

Лацо решил, что теперь Зузка может узнать, чего требовал директор от Ондры, и рассказал ей о случившемся.

Внимательно выслушав, Зузка заметила:

– Я хорошо знаю Стременя. Его отец уже два года сидит в тюрьме, он коммунист. Поэтому Ондра и не согласился отвечать, как приказывал директор.

– Понимаю. И у меня отца арестовали. Мама осталась дома одна, а если бы гардисты знали, где Якуб…

– А ты знаешь, где он? – перебила его Зузка.

Лацо нахмурился:

– Выспрашиваешь, как жандарм!.. Пойдем, а то холодно!

– И не стыдно тебе обзывать меня жандармом! Вот не буду с тобой дружить, ступай к своему Ланцуху! – вскипела Зузка. В глазах ее сверкнули слезы.

Лацо испугался, что Зузка заплачет, а он вовсе не хотел обижать девочку.

– Ладно, – виновато произнес он. – Я больше не буду. Только ты не расспрашивай меня о Якубе. Я ведь и так тебе сказал, что мой отец в тюрьме, хотя не должен был этого делать.

– Мне ты можешь все говорить и моему папе тоже. А вот своему дяде не очень-то доверяй. Папа говорит, что он служит и нашим и вашим. Он тут заменяет управляющего домами, к нему ходят гардисты – справляться о жильцах: кто как живет да чем занимается. Вот какой твой дядя.

Лацо часто заморгал глазами и недоверчиво посмотрел на Зузку:

– Это правда?

– Конечно. Каждый подтвердит. В его присутствии все стараются помалкивать.

Лацо растерялся. Страшная новость ошеломила его. После того, что он узнал о дяде, ему не хотелось идти домой. Его выручила Зузка.

– Пойдем к нам, – предложила она. – Папа сейчас дома. Он работает в ночной смене.

Лацо послушно поднялся за девочкой на второй этаж.

Зузка изо всех сил нажала кнопку. Хрипло задребезжал звонок. Открыв дверь, Сернкова укоризненно покачала головой:

– Ох, дочка, как ты меня напугала! Звонишь, словно на пожар.

Зузка, весело улыбаясь, повисла у нее на шее:

– Мамочка, не сердись! Где папка?

– В комнате. Здравствуй, Лацко, я тебя и не заметила. Зузка ворвалась, как вихрь, чуть с ног меня не сбила.

– Нам надо срочно поговорить с ним!

– У вас, конечно, важные дела. Но все-таки подождите, отец занят. Сбегай, дочка, пока за хлебом и принеси нива. Вот деньги. И гляди поскорее возвращайся.

– А если я приду не скоро?

– И не спрашивай, что будет!

Мать с дочерью рассмеялись. Лацо тоже улыбнулся.

– Я пойду домой, – сказал он, – а то тетя хватится.

– Приходи к нам попозже, Лацко, – ласково сказала Сернкова.

– До свидания, обязательно приду.