Текст книги "Прокаженная"
Автор книги: Гелена Мнишек
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 35 страниц)
XXIV
Выставка! Магическое слово, достигающее отдаленнейших уголков. Выставка – результат человеческого интеллекта и научных достижений. Улицы большого города, многолюдные и в другое время, теперь забиты были народом, в отелях не было мест, в садах, ресторациях, кондитерских – повсюду стоял гомон. На железнодорожном вокзале суета удесятерилась. Что ни минута, под стеклянную крышу перрона въезжали переполненные поезда. Правда, лишь вагоны первого и второго классов были переполнены. В третьем классе такая давка была и во все прочие дни. Тех, кто ехал бы на выставку исключительно развлечения ради, напрасно было бы искать в зеленых вагонах третьего класса – к их услугам были голубые и желтые. Город выглядел необычно, празднично. Прекрасная погода немало тому способствовала. Все свое осеннее золото сентябрь высыпал на прямые улицы, сады и богато убранную флагами выставочную площадь.
Посередине главной улицы ехало прекрасное ландо, запряженное четверкой черных арабских лошадей. Лакированная упряжь сияла начищенной бронзой. Кучер и лакей в изысканных ливреях гармонировали с экипажем. На темно-красных подушках сидел в изящной позе Вальдемар. Он часто приподнимал шляпу или кланялся в ответ на приветствия знакомых. Прекрасная упряжка производила большое впечатление на горожан, то тут, то там на тротуарах слышалось:
– Чьи это лошади? Кто едет?
– Это из Глембовичей. Майорат Михоровский.
– Тот магнат? У него лучшие на выставке конюшни. Вальдемар направлялся на вокзал, чтобы встретить дедушку и дам. На вокзале он встретил панну Риту, Трестку и Вилюся, нервно прохаживавшегося в ожидании поезда.
Трестка шутил над студентом, уверяя, что тот бросил занятия и примчался сюда вовсе не на выставку, а исключительно встречать поезд, и что студент вот-вот потеряет сознание от тоски, вызванной известными причинами.
Студент отшучивался как мог, но в главном не перечил. Вальдемар покусывал усы – его это рассердило. Когда после удара сигнального колокола он вышел на перрон и увидел Вилюся, неотрывно взиравшего на приближавшийся поезд, – Вальдемар не выдержал и бросил с усмешкой:
– Как это вы приехали без букета!
Студент жалобно глянул на него, потупился и покраснел.
Поезд подъехал к перрону. Вальдемар медленно шагал вдоль вагонов первого класса, поглядывая в окно. Вот в одном засветилось личико Люции, потом показались пани Идалия и пан Мачей. Обеспокоенный майорат вскочил внутрь, прежде чем поезд окончательно остановился, но тут же увидел Стефу – склонившись, она завязывала какой-то пакет. Вальдемар быстро подошел к ней, они подали друг другу руки. Глядя ей в глаза, он поднял к губам ее ладонь. Стефа засмущалась. Видевшая это Люция уже не удивлялась. Следом вошли пана Рита, Трестка и Вилюсь, зазвучали приветствия, начался шумный, бессвязный разговор.
Вскоре по главной улице вновь проехало ландо майората, с паном Мачеем, баронессой, Люцией и Вилюсем Шелигой. Во второй бричке ехали панна Рита со Стефой, Вальдемар и Трестка. Рита говорила:
– Знаете, мои кони произвели фурор. Ваших им не затмить, но они все равно на высоте…
– На какой высоте? Моих коней или ваших амбиций?
– Ехидный! До ваших конюшен я пока что не доросла.
– Забавная формулировка!
– А я вот счастлив, – громко воскликнул Трестка. – Я сюда ни одного одра не пригнал!
– Это увеличивает ваши шансы, – усмехнулся Вальдемар.
– Вот именно!
Панна Рита окинула их суровым взглядом, но оба пана лишь усмехнулись.
– О чем это вы тут говорили? О каких-то шансах? Вальдемар сделал преувеличенно серьезную мину:
– Всего лишь о скачках, ясновельможная пани спортсменка.
– А точнее?
– Каждый из нас может проиграть скачки, но тот, кто не выставил коней, не окажется среди проигравших. Следовательно, его можно считать выигравшим.
– Парадокс! А вы что имели в виду, граф?
Трестка смутился:
– Я? Да примерно то же, что и майорат.
– Дорогой мой, будь посмелее, – засмеялся Вальдемар.
Панна Рита пожала плечами и обернулась к Стефе:
– Что вы думаете об этих вот двух панах?
– Что вы в постоянном конфликте и не можете понять друг друга.
– Я совсем не это имела в виду…
В ресторанном зале, расположенном на первом этаже отеля, собралось за обедом человек двадцать. Тон задавали Мачей Михоровский и княгиня Подгорецкая. Изящные прически и платья дам рядом с элегантными мужскими костюмами делали собрание гостей изысканным.
Воцарилось веселье, надежно удерживаемое в рамках хорошего тона благодаря присутствию пана Мачея и княгини.
Однако молодым ничто не мешало чувствовать себя свободно.
XXV
В павильонах встречались люди разного круга, разного общественного положения, но одержимые схожими стремлениями: осмотреть все, что здесь отыщется интересного.
Повсюду шум, гам, гомон тысяч голосов, перекрывающих друг друга. Шум, толчея, вавилонское столпотворение.
Павильон пасечников в форме улья, павильон рыболовства, садоводства, отделы шелкоткацкого производства, цветоводства… Туда в основном стремились пожилые пани, сельские хозяйки. В павильоне птицеводства людской гомон перекрывали гагаканье, кудахтанье, воркование цесарок, пронзительные крики павлинов, и все это – под аккомпанемент хлопанья крыльев. Из дальних клеток другого павильона доносились хрюканье и визг свиней. Посверкивали выкрашенные в яркие цвета машины отечественного производства. Глухой рокот мощных моторов притягивал специалистов: там в основном виднелись мужские шляпы, разговоры шли тихие, профессиональные, словно гигантские машины и бег приводных ремней, помимо воли, заставляли людей приглушать голос.
Вместе с другими там прохаживался и Вальдемар Михоровский, сопровождая дам, которым давал пояснения. Панна Рита, Стефа и Люция несли охапки цветов, подаренных им майоратом в павильоне цветоводства. Стефе достался ворох желтых хризантем.
Они вошли и замерли, ошеломленные мощью техники. Огромные локомобили и двигатели поневоле притягивали взоры. Все было в движении, быстром, но размеренном, каким отличаются хорошо отлаженные механизмы. Стефа и Рита не скоро ушли отсюда. Машины привлекали их, словно некие живые гиганты. Вальдемар давал подробные пояснения.
Стефа была увлечена, но Люция стала капризничать:
– Пойдемте отсюда! Мне все время кажется, что ремни упадут мне на голову или платье порвется об эти железки.
Они перешли в отдел экипажей и упряжи. Здесь Люции понравилось больше.
– Вальди, купи в Слодковцы карету, – предложила она.
– Там уже есть две.
– Да, но это твои, а я хочу, чтобы и у мамы была своя.
– У нее есть ландо и бричка. Когда будешь выходить замуж, я тебе подарю английскую карету.
– Такую, как в Глембовичах?
– В точности такую.
Стефа и панна Рита разглядывали дамские седла. Одно понравилось им больше всех: целиком из светлой кожи, уздечка, налобник и хлыст украшены серебром, чепрак из голубого бархата и серебряной вышивкой.
Панна Рита осведомилась о цене, оказавшейся крайне высокой. Вальдемар, поторговавшись, купил седло.
– Это для вашей будущей жены? – спросила Рита. – Ведь у вас в Глембовичах и так хватает прекрасных дамских седел…
– Это предназначено для Слодковиц.
– А для кого конкретно?
– Для панны Стефании.
– Но я почти не умею ездить верхом! – воспротивилась Стефа.
– Будем учиться.
Рита нервно рассмеялась:
– Вы сегодня un vrai chevalier de la gйnйrositй![53]53
Подлинный рыцарь щедрости! (франц.).
[Закрыть]Люции подарите карету, панне Стефании подарили седло, не забудьте же и обо мне. Рассчитываю на вашу милость.
– Подарок вы получите немедленно, – ответил он весело.
– Сгораю от любопытства!
Майорат отошел и вскоре вернулся с хлыстом прекрасной работы. Рукоять его была оплетена серебряной проволокой.
– Рад служить, – с поклоном подал он панне Рите изящную вещицу.
– Благодарю! А он для коней или для вас?
– Ну, если я провинюсь перед вами…
– Вы уже провинились. Но, увы, не мне принадлежит право вас наказывать…
Они осмотрели еще несколько павильонов. Побывали в глембовической псарне, где суетилось множество псарей в темно-желтых куртках, высоких сапогах и широких перевязях. На головах они носили плоские коричневые шапочки. Там стоял писклявый скулеж щенят, множество собак повизгивали и гавкали – знаток сразу мог бы распознать породы по голосам. Особенно красивы были таксы, гончие и борзые. Пандур, огромный дог майората, разгуливал в красивом, обитом серебром ошейнике. Когда вошла Стефа, он в несколько прыжков оказался рядом с ней и дружелюбно вскинул ей на плечи мощные лапы.
– Он вас узнал! – обрадованно шепнул Вальдемар.
– Ну мы же с ним друзья!
– Пойдемте к лошадям! – предложила панна Рита.
В конюшнях они встретили много знакомых. Кони майората пользовались большим успехом. Перед входом старший конюх держал под уздцы Аполлона, окруженного толпой знатоков. Пояснения давал главный глембовический конюший с помощью нескольких подчиненных. Зрители рассматривали кобыл, которых водили конюхи в темно-пунцовых куртках и белых панталонах, черных лакированных сапогах и высоких шапочках с золотым галуном и княжеской шапкой над козырьком. Дальше стояли кони панны Риты. Среди них наибольшее внимание привлекал рослый фольблют Бекингем. Рита сказала, что на него рассчитывает больше всех. И в самом деле, он один не уступал фольблютам майората.
Не желая слушать сугубо профессиональные оценки знатоков, дамы отошли. К Вальдемару приблизился высокий, по-спортивному одетый господин и, снимая шляпу, учтиво сказал:
– Пан майорат, мы хотели спросить вас о жеребце Аполлоне. Он ведь чистокровный?
– Чистокровный. Жеребенком привезен из Аравии. Но простите меня, со мной дамы, и им наш разговор неинтересен…
– О, разумеется, прошу простить!
– Остальное вам расскажет и покажет бумаги Аполлона мой конюший. Но должен заметить – конь не продается.
Спортсмен прикоснулся к шляпе и отступил с поклоном. Майорат с дамами осмотрел еще несколько конюшен, пока не дошли до хлевов.
– Ну, скот вас явно не интересует? – спросил Вальдемар.
– Ничуточки, – ответила Рита. – Вернемся к Идальке. Она там наверняка мучается со своими колбасами.
Пани Идалию пригласили участвовать в дамском комитете выставки как эксперта по колбасам, копченостям и сырам. Графиня Чвилецкая взяла на себя конфитюры и вина, молодая княжна Подгорецкая – разнообразнейшие водки, меды и наливки. Все они сидели в обширном, красиво декорированном павильоне в обществе нескольких мужчин. Баронесса пробовала разнообразные колбасы, подаваемые на тарелочках с карточками производителей, и делала свой приговор.
Все это сопровождалось шутками, но и чисто профессиональными разговорами. Графиня Чвилецкая искоса посматривала на Стефу и на букет желтых хризантем в ее руках. Ее сердил майорат, неотлучно сопровождавший «эту троицу».
Пани Идалия, увидев их, сказала:
– Ну, вы, должно быть, недурно развлекались, а я horriblemenet fatiguйe.[54]54
Ужасно утомилась (франц.).
[Закрыть]
– Смените колбасы на конфитюры, а княжна пусть от наливок перейдет к сырам, – пошутил Вальдемар.
– Хороший совет! А потом ты будешь за нами ухаживать, когда мы расхвораемся и сляжем.
– Как вы находите эти продукты?
– В основном весьма неплохие. Особенно колбасы заслуживают похвалы.
– Это доказывает, что хороших хозяек у нас хватает. Кто-то из мужчин обратился к Вальдемару:
– Если я не ошибаюсь, пан майорат, и вы числитесь среди выставочных экспертов?
– Да, по сельскохозяйственным машинам, скоту и лошадям.
– Каково же ваше мнение?
– Машины и культиваторы отечественного производства неплохие. Но мы чересчур уж верим в заграницу: заграничное – значит, великолепное, а все, что сделано у нас, чаще всего вызывает лишь ироническую усмешку. Но смеяться легко, производить гораздо труднее.
– Значит, вы против заграничных машин?
– Нет, что вы. Просто мы обязаны больше приложить усилий, чтобы иметь лучше результаты. Увы, у нас еще много поклонников Запада, глухих и слепых к отечественному прогрессу.
Вмешалась графиня Чвилецкая:
– Вы забыли, что заграница дает нам то, чего мы не можем найти здесь, – ведь каждый предпочитает заграничные шелка местному тику.
– Однако если вы постоянно будете покупать тик, производство и качество его улучшится, и постепенно мы начнем сами производить и шелк.
Графиня иронически бросила:
– Однако ж вы почему-то не следуете своим взглядам в собственном хозяйстве.
– Ну да, мои фабрики и имения оборудованы на заграничный лад, однако я устраиваю их не за границей а у себя на родине.
– И тем не менее в былые времена вы не пренебрегали так заграницей, проводили там гораздо больше времени, чем здесь.
– Не стану перечить! Но именно годы жизни за границей привели меня к моим нынешним убеждениям.
Графиня смолкла. Она не нашла, что ответить. Панна Рита устремила на нее злорадно-насмешливый взгляд, совершенно смутивший графиню.
Вальдемар продолжал:
– Нам не следует бездумно отдавать загранице деньги за что попало. Мы должны создавать у себя не суррогат западной цивилизации, а брать у нее самое толковое – и убедимся, что у нас самих достаточно умов и умелых рук.
– Кстати, как вы находите на выставке скот и лошадей? – спросил кто-то из мужчин Вальдемара.
– Прекрасно! Здесь собраны самые разные породы. Животные красивые и ухоженные.
– А почему вы не выставили ваш скот?
– Я его выставлял в прошлый раз в М.
– Да, я помню, ваш коровник получил тогда золотую медаль, – запечалился Трестка. – Сегодня вы ее опять получите за лошадей, а я столько трудился над своим коровником – и все зря.
– Наберитесь терпения! Побольше уделяйте внимания своим животным.
– Эге! Как будто вы сами безвылазно сидите в Глембовичах.
– Но у него есть желание и энергия! – подхватила панна Рита.
Вальдемар с улыбкой поклонился ей:
– За последнее – спасибо!
– За энергию? Но ведь каждый знает, сколько ее у вас, это не мое открытие.
– Нужно заметить, что нынешняя выставка особенно отличается разнообразием павильонов, – вмешался князь Гершторф, седой старик.
– О да! – живо откликнулся Вальдемар. Дальнейший разговор прервал вошедший глембовический конюший, бравый шляхтич, явившийся сюда словно с военного парада. Войдя, он поклонился по-военному и пружинистым шагом подошел к Вальдемару:
– Пан майорат, в наши конюшни пришли господа эксперты.
– Иду. Попоны с коней сняты?
– Все сделано, как надлежит.
Конюший поклонился и вышел из павильона столь же величественно.
– Ну, золотая медаль у вас в кармане, – сказал Трестка.
– Кто знает? Хотя в своих конях я уверен.
Трестка жалобно покивал:
– И он еще говорит: «кто знает?»…
Когда майорат вышел, князь Гершторф обратился к дамам:
– Мы помешали вам, но разговор с майоратом был столь интересен…
– Благодаря вам мы отдохнули от своих трудов, – вежливо сказала баронесса Эльзоновская.
Князь потер ладони:
– Ах, майорат! Будь у нас побольше таких, уж мы бы…
И он многозначительно взмахнул рукой.
XXVI
На площади в центре выставки собралась огромная толпа. Здесь должны были состояться скачки. Зрители тесным кольцом обступили ограду ипподрома. Трибуны, украшенные гирляндами и знаменами, возносились подвижным и многоцветным поясом. Из выдвинутых вперед лож, переполненных дамами в роскошных нарядах, несся легкий шум разговоров. Здесь собралась высшая аристократия. Пышные шляпки вздымались на пышных прическах. Глаза сверкали, губы улыбались. Изящные, благоухающие, веселые ложи казались островками красоты и спокойствия. Шум на трибунах для публики попроще заглушал тихие беседы в ложах.
Скачки начались. От конюшен приближались к стартовой линии элегантные всадники на породистых конях. Князь Гершторф, одетый в длинный редингот и цилиндр, держал в руке список участников и их коней, по одному пропускал всадников на старт, то и дело сверяясь с бумагой. Кони брали препятствия с разным успехом, но большинство показали себя неплохо. Временами отлетала в сторону сбитая копытами с барьера доска, но прежде чем подлетал новый всадник, конюхи успевали навести порядок. Оркестр поднимал и без того отличное настроение зрителей.
В одной из лож сидели обитатели Слодковиц, княгиня Подгорецкая и Рита. На ее коне должен был ехать Вилюсь. Панна Рита была словно в горячке. Сидя рядом со Стефой, она повторяла то и дело:
– Хорошо ли Вилюсь возьмет барьер?
– Это и от коня зависит, – сказала Стефа.
– Почти все зависит! Тем более что Вилюсь наездник не из лучших. Да и Бекингем норовистый.
– А почему не поехал кто-нибудь другой? Хотя бы пан…
– Трестка, конечно? Нет уж, спасибо! Он бы мне испортил коня. Да и Вилюсь стоял на своем. Я едва успела рассказать ему о Бегингеме, какой у того норов…
– Внимание, дамы, майорат выезжает! – перегнувшись к ним из соседней ложи, предупредил барон Вейнер.
Стефа порывисто подалась вперед. В кремовом платье и изящной белой шляпке она была очаровательна. На ней не было никаких драгоценностей, только к вырезу платья приколоты две чайные розы. Дамы из других лож настойчиво и недоуменно приглядывались к ней. Кое-кого удивляли доверительность ее беседы с панной Ритой, сердечность к ней пана Мачея, Люции и даже обычно чопорной пани Идалии. Молодая девушка «не из общества», – но веселая, разговорчивая, смело шутившая с Тресткой, считавшимся завзятым аристократом… Одних она интересовала, других сердила. Она была со вкусом одета, красива, но не носила звучного аристократического имени, и этого было достаточно, чтобы поглядывать на нее искоса. Но Стефу эти взгляды ничуть не расстроили. Она имела сильную поддержку в лице обитателей Слодковиц и их ближайших соседей, а все это были люди, с которыми в высшем свете весьма считались; так что Стефа чувствовала себя непринужденно. А сейчас, когда она перегнулась из ложи, чтобы лучше видеть всадников, никто не смотрел на нее – все взоры были тоже прикованы к беговой дорожке.
От старта двинулись четыре всадника: Вальдемар, Трестка, молодой Жнин и Брохвич. Все – на конях майората, а сам он – на Аполлоне. В обтягивающем костюме и желтых сапогах, в белых перчатках, он сидел в седле изящно и чуть небрежно, спокойно удерживая гарцующего жеребца. Трестка принимал различные позы, то и дело поправляя пенсне. Жнин, казалось, скучает. Один Брохвич посадкой и статью напоминал майората, хотя во многом уступал ему. Скачка началась. Все четверо стартовали одновременно, но Аполлон тут же вырвался вперед. Он брал барьеры легко, словно играючи, попрыгивая, как теннисный мячик. Проезжая рысью мимо лож, Вальдемар приподнял шляпу. Дамы оживленно замахали в ответ платочками. Стефа не шевельнулась, только разрумянилась пуще, и глаза ее заблестели.
Всей душой она стремилась к нему, тысячи слов рвались наружу, но губы ее не шевельнулись. «Нельзя!» – пыталась внушить она себе. Ведь этим всадником был Вальдемар Михоровский, глембовический майорат, шляхтич из шляхтичей, один из наипервейших в стране магнатов. А она была Рудецкой – старый добрый шляхетский род, однако Рудецкие – всего лишь Рудецкие… Все бунтовало в ней, она спрашивала себя, отчего не может выказать ему свое восхищение столь же открыто, как окружающие ее аристократки. На трибунах, где теснилась интеллигенция, тоже воцарилось всеобщее воодушевление, вызванное появлением майората. Даже в стоявшей вокруг ограды толпе простонародья вспыхнул тот же азарт. Будь Стефа там, могла бы свободно выражать свои чувства. Здесь, в ложе, – ни в коем случае…
Кони сделали два круга. Все препятствия были преодолены, и перед последним заездом Вальдемар велел сделать барьер выше. Подъезжая к старту, он поинтересовался мнением друзей на сей счет. Жнин и Брохвич согласились охотно, один Трестка колебался.
– Вы уверены в моей Саламандре? – спросил он майората.
– В ней – да. Но коли вы не уверены в себе…
Кони унесли их в разные стороны.
В ложах азартно замерли, увидев, как повышают барьеры. Пан Мачей явно тревожился, Стефа волновалась, панна Рита была увлечена происходящим.
Старт! Первым ехал Вальдемар.
Первый барьер… Удачно! Аполлон на миг повис в воздухе, легко коснулся земли и помчался вперед. Второй барьер… Удачно!
Третий, четвертый… Великолепно!
Аполлон первым достиг финиша.
Князь Гершторф поздравлял победителя, со всех сторон неслось, громогласное «Браво!». Все кони майората показали себя неплохо, но лучшим наездником оказался сам майорат, непринужденно и ловко управляющий конем. Аполлон прямо-таки пропархивал над барьерами. Жнин и Брохвич держались напряженнее. Ехавший последним на Саламандре, красивой гнедой кобыле из Слодковиц, Трестка, явно боявшийся, чересчур сильно натягивал поводья, и Саламандра задевала копытами каждый барьер. Породистая кобыла держалась прекрасно, скакала красиво, смело прыгала через препятствия, но испуг седока передавался ей, и она теряла уверенность в себе, горячилась, при каждом ударе копытами о доски нервно вздрагивала, перед каждым новым препятствием задирала голову, словно бы постановив, что уж этот-то барьер возьмет обязательно, отринет страх, покажет себя во всей красе и ловкости. Но испуганный Трестка снова натягивал поводья сильнее, чем нужно, сжимал коленями ее бока, и копыта вновь ударяли по доскам. Кое-как он финишировал.
– Лошадь великолепная, а вот седок будет малость похуже! – громко заключил Гершторф.
Разозлившийся Вальдемар подъехал к Трестке и укоризненно сказал:
– Нужно было заранее предупредить, что вам страшно. На третий круг можно было и не идти.
– Но позвольте! Все неслись сломя голову, а я должен был отступать? Это вашей кляче нужно пулю в лоб пустить, большего она не заслуживает. У меня до сих пор эти удары в голове шумят.
Вмешался князь:
– Лошадь отличная, вот только вы, пан граф, к арабам не привыкли. Не стоило и пробовать. Могли бы ехать и на фольблюте, может, английская кровь больше соответствовала бы вашей горячности. А так – полный крах!
Трестка снял пенсне:
– Одно утешает – здесь было столько отличных наездников, что на меня, наверное, никто и внимания не обратил.
– А панна Шелижанская? – спросил Брохвич.
– Да она, должно быть, меня и вовсе не заметила.
Кони направлялись в конюшни шагом – толпы придвинулись со всех сторон, чтобы лучше рассмотреть возвращавшихся всадников, едва ли не преграждая им дорогу. Некая молодая симпатичная особа жадно глазела на майората; когда всадник поравнялся с ней, она заявила довольно громко:
– Как он ловок, как красив!
Вальдемар, очнувшись от задумчивости, услышал ее слова и рассеянно глянул на нее; перехватив ее восхищенный взгляд, усмехнулся и невольно прикоснулся к шляпе, что еще больше восхитило незнакомую даму. А он посерьезнел, спрашивая себя: видела ли Стефа, как он проехал, понравилось ли ей? Шепнул себе:
– Меня начинают интересовать такие вещи? Интересует, что обо мне подумают? Невероятно!
Начался новый заезд. Теперь поскакал и Вилюсь на Бекингеме. Барьеры понизили до прежней высоты. Панна Рита, встав в ложе, беспокойно вздрагивала, цедя сквозь зубы:
– Бекингем взял бы барьер и повыше, но только не под Вилюсем, получилось бы, как с Тресткой…
Она застыла, выпрямившись, перед каждым прыжком коня лицо ее кривилось, словно от физической боли. Но заезд удался. Вилюсь ехал смело, с отважным выражением лица, то и дело бросая взгляд на ложу, в которой сидела Стефа. Он сражался под ее штандартом.
Когда заезд окончился, Рита облегченно вздохнула:
– Ну что ж, Вилюсю повезло! Мне чуточку жаль, что барьеры не установили повыше, но тогда их могли бы взять только кони майората. Никаких сомнений – золотая медаль ему и достанется.
– Быть может, и ваши кони… – начала было Стефа, но ее отвлек разговор возле их ложи – молодая женщина довольно громко произнесла что-то по-французски, и тут же раздался веселый, кокетливый смех.
Стефа посмотрела в ту сторону.
Мимо в сопровождении старого господина и двух молодых людей проходила молодая панна, высокая, загорелая, очень красивая брюнетка, прекрасно и со вкусом одетая. В одном из молодых людей Стефа узнала князя Занецкого. Панна Рита, тоже выглянув было из ложи, вдруг поспешно откинулась назад и шепнула Стефе, прикусив губы:
– Это Барская с отцом.
Стефа тоже откинулась в глубь ложи. Графиня тем временем поднималась по ступенькам.
Пани Идалия поздоровалась с ней первой, крайне учтиво, княгиня Подгорецкая – вежливо, степенно, Люция – холодно. Несколько мужчин торопливо поднялись и подошли поздороваться с улыбками на лицах. Барская торжествовала, принимая многочисленные знаки внимания. Панна Рита нагнулась к Стефе и, притворяясь будто ничего этого не слышит и не видит, прошептала:
– Видите эту толпу вокруг нее? Видите? Не оглядывайтесь! – и громко сказала: – Не правда ли, хорошо идут кони? А Идалька как перед ней стелется… Прекрасные кони! – и вновь шепотом: – Ну, пусть Идалька потешится, толку все равно не будет…
Стефа, развеселившись, слушала и тоже что-то отвечала громко, совершенно невпопад. Со стороны казалось, что они увлечены скачкой.
Но вот графиня подошла к ним совсем близко. Не замечать ее далее было бы просто невежливо, тем более что граф Барский громко поздоровался:
– Бонжур, мадмуазель Маргарита! Ах, я очарован Бекингемом! Великолепный конь!
Панна Рита великолепно изобразила удивление:
– Граф, куда же вы пропали? Не видела вас в ложах!
– Мы были в ложе возле судейской трибуны. Я и Мелания. А вот и она!
Пока панна Рига и Барская здоровались, граф искоса поглядывал на Стефу, гадая, кто она такая и как с ней следует держаться. Но панна Рита быстро пришла на помощь:
– Граф Барский – панна Рудецкая.
Она представила Стефу таким образом, что граф уверился, будто это девушка «из общества». Она ему даже понравилась, но тут же он задумался: Рудецкая, Рудецкая… странно, кто это? Он наморщил брови и мысленно перелистал страницы Несецкого, [55]55
Каспер Несецкий – польский историк XVIII века, автор десятитомного исследования о дворянский гербах.
[Закрыть]ища там Рудецких. Панна Рита тем временем представила Мелании Барской Стефу – тем же образом. Не зная Несецкого, как ее отец, она тем не менее тоже пыталась вспомнить, что ей известно о Рудецких. Красота Стефы неприятно задела ее.
Завязался легкий светский разговор. Появление майората мгновенно придало ему веселую живость. Графиня обратила на него все свое остроумие. Трестка сел рядом с Ритой и Стефой.
– Все хвалят майората, а вы могли бы и меня похвалить, – сказал он словно бы шутливо, но довольно хмуро.
Панна Рита пожала плечами. Стефа стала уверять графа, что если бы не его нерешительность в седле, все могло бы обернуться иначе.
– Но в общем, вы выглядели неплохо, – закончила она с комичной серьезностью.
– И на том спасибо… Не хватило вас на коротенький комплимент!
– А я и не собиралась говорить вам комплименты.
– Ну что же, вы по крайней мере откровенны, а это лучше фальшивых похвал, какими меня осыпала графиня Паула… а сама тем временем подмигивала этому ослу Вейнеру. Черт меня раздери, нечего меня утешать!
– Граф!
– О, простите! Я забылся… Пардон! Наблюдавший за их разговором граф Барский, улучив момент, легким шевелением указал на Стефу и спросил у Занецкого:
– Qui est зa?[56]56
Кто это? (франц.).
[Закрыть]
– Учительница и dame de compagnie[57]57
Компаньонка (франц.).
[Закрыть] малышки Эльзоновской, мадмуазель Стефания Рудецкая.
Глаза графа расширились от удивления:
– Учительница? Отчего же Рита?.. Что за шутки! Учительница!
Занецкий с многозначительной улыбкой шепнул графу:
– On l'accepte trиs bien, [58]58
К ней очень хорошо относятся (франц.).
[Закрыть]особенно старый Михоровский… и майорат.
Барский быстро, тревожно глянул на Стефу. Ироническая гримаса появилась на его губах:
– Que c'est ridicule![59]59
Это просто смешно (франц.).
[Закрыть]Откуда она?
– Дочка какого-то загонового[60]60
Загоновый шляхтич – бедный дворянин вроде русского ододворца.
[Закрыть] из Царства.
– Ах, вот что! «Шляхтич в своем огороде всегда равен воеводе!» Ну, времена этого девиза прошли… да и не было их никогда.
– Mais elle n'est pas mal?[61]61
Однако же она недурна, не так ли? (франц.).
[Закрыть]
– Qui, pas mal![62]62
Недурна! (франц.).
[Закрыть]Но какую шутку сыграла Рита…
Граф скривился, уверенный, что панна Рита поступила весьма нетактично. В общественном месте можно столкнуться со множеством особ, но представлять их аристократам, как равных?! Граф шевельнул пальцами, словно говоря:
– Чего же еще ждать от этих Шелиг?
