Текст книги "Прокаженная"
Автор книги: Гелена Мнишек
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 35 страниц)
XXII
На другой день пан Мачей предался необычайно серьезным размышлениям. Он давно уже замечал в поведении Вальдемара перемены. Пани Идалия, правда, считала, что виной всему графиня Мелания, и Вальдемар просто шутит, как у него в обычае, не желая признаться, что влюблен в Барскую…
Однако пан Мачей подобному не верил. Он один заметил происходившую в Вальдемаре внутреннюю борьбу. Зная натуру внука и его порывистость, пан Мачей серьезно опасался за его будущее. С проницательностью старого человека он предвидел нечто, пугающее его. За время долгого отсутствия Вальдемара страхи приугасли, но теперь возродились вновь.
После крайне деликатной беседы с внуком пан Мачей испугался своих подозрений. Он пытался инстинктивно защититься от них; любимый внук удручал его, невысказанные слова были у обоих на устах, но они оба пока что не могли и не хотели объясниться начистоту. Пана Мачея это крайне мучило, но он не упрекал внука ни словом; не вспомнил даже, что завтра именины Стефы, о чем месяц назад не преминул бы сказать.
Впервые в жизни отъезд внука обрадовал старика; пан Мачей провел бессонную ночь, а утром встал с головной болью, в полном расстройстве чувств. В десять утра он попросил лакея пригласить к нему Стефу.
Она вошла, печальная, глаза ее были заплаканы. Белое простое платьице делало ее бледнее обычного, только глаза из-за переполнявших их слез неестественно блестели. Она сердечно поцеловала руку пана Мачея. Обняв ее, старик усадил девушку напротив.
– Почему ты плакала, дитя мое? – спросил он, не выпуская ее руки.
Стефа прикусила губы и быстро-быстро заморгала – слезы вновь навернулись ей на глаза.
– Почему ты плакала?
– Потому что мне грустно… – тихо ответила она. – Раньше этот день я всегда проводили дома…
– И больше никаких поводов для слез?
Стефа бросила на него быстрый взгляд:
– Никаких!
Пан Мачей выпустил ее руку и бессильно опустился в кресло. Ее восклицание выдало Стефу с головой. Проницательный старик понял, что, кроме тоски по дому, есть еще что-то, о чем она не хочет упоминать. Глядя на нее, он шептал:
– Стеня… вторая Стеня…
– Кто? – порывисто спросила девушка.
Пан Мачей сказал:
– Ты ее не знала, дитя мое. Была когда-то Стеня, похожая на тебя… но это было так давно…
Стефа вспомнила рассказанную Вальдемаром историю и, охваченная сочувствием, опустила глаза.
Пан Мачей взял со столика оправленную в замшу коробочку, открыл ее и приподнял с белой бархатистой обивки миниатюру в форме большого медальона, с необычайным изяществом выполненную эмалью на золоте.
Миниатюра изображала молодого человека в мундире польских улан, с орденской звездой и крестом Виртути Милитари на груди. Показав ее Стефе, пан Мачей взволнованно сказал.
– Вот мое изображение в те времена, когда я был гораздо счастливее… любил такую, как ты, Стеню, думал, что мне принадлежат и она, и весь мир… Но молодость пролетела. Что с тобой, дитя мое?
Стефа, едва бросив взгляд на портрет, вздрогнула:
– Я это где-то уже видела!
Старик внимательно посмотрел на нее:
– Эту вот миниатюру? Где ты могла ее видеть? Ты ошиблась, деточка! А может… Идалька тебе показала?
– Нет… Но я, несомненно, видела этот портрет!
– Может, в каком-нибудь старом-престаром журнале? Вполне возможно. Когда-то я вызывал некоторый интерес у господ редакторов.
– Быть может, – сказала Стефа без особого убеждения.
Пан Мачей подал ей миниатюру:
– Это тебе мой подарок на именины. Мне показалось, ты не откажешься от портрета, изображающего в молодые годы человека, который так к тебе расположен.
– Большое вам спасибо, – сказала Стефа. – Это для меня лучший подарок. Но заслужила ли я? Это ведь ценная семейная реликвия.
– У меня их было несколько. Я роздал их членам семьи, и оставил одну для тебя, последнюю… Ты так похожа на мою Стеню… Когда-нибудь я тебе покажу и ее портрет… он у меня один-единственный, реликвия моя…
Явно взволнованный, старик погладил Стефу по голове и сказал удивительно мягко:
– Не грусти, детка. Сегодня твой праздник, не плачь и будь счастлива. Ты такая еще молодая…
Вернувшись к себе, Стефа разглядывала миниатюру, охваченная непонятными ей самой чувствами. Смутные воспоминания связывали этот портрет с ее ранним детством. Лицо молодого улана напоминало Вальдемара, только одежда и прическа были другими.
Стараясь вспомнить, где она могла видеть медальной, Стефа не сводила с него глаз. Сходство юного офицера с Вальдемаром было поразительным, и Стефа шепнула:
– Что же он не едет? Почему он вчера уехал так быстро, почему он так изменился?
Она пыталась быть веселой – и не могла, боясь признаться самой себе, что отъезд Вальдемара перед самыми ее именинами крайне ее обидел. Но перестать думать о нем она не в состоянии.
Перед обедом Люция уговорила ее пройтись. Они отправились в лес. Стефа вспомнила майскую встречу с Вальдемаром, его язвительные шуточки. Вспомнила свой гнев, резкие ответы и неприязнь, которую она тогда питала к злоязычному магнату. В то время она боялась его, он вызывал в ней панический страх, но и привлекал. И теперь она сердилась на себя за то, что думает о нем постоянно, неважно, хорошо или плохо, но думает всегда и везде…
Теперь чувства ее изменились: страх перед ним не исчез, даже усилился, но уже по другим причинам. Она боялась признаться в своих новых чувствах к Вальдемару.
Видя ее задумчивость, Люция отбежала в сторону. Ее юная головка трещала от домыслов, которыми ей было не с кем поделиться – матери она побаивалась, а с дедушкой говорить не хотела.
Свои подозрения она держала втайне, боясь ошибиться. От ее внимания не ускользнуло, что отношение Вальдемара к Стефе вдруг резко переменилось. Впрочем, они сами изменились, и Вальдемар, и Стефа. Стефа не была так безоглядно весела, как раньше. Люцию это озадачивало…
Так, погруженные в свои мысли, они оказались на лесной дороге. Люция шла быстро и вскоре обогнала Стефу. Внезапно, выйдя на поворот, она остановилась в удивлении. Увидела четверку гнедых, узнала в них глембовическую упряжку и моментально спряталась за деревья. Она догадалась, что Вальдемар помнил об именинах Стефы и ехал сюда главным образом из-за нее; теперь Люция хотела подсмотреть их встречу.
Стефа не заметила маневров девочки, но, не видя ее рядом, громко позвала. Люция не ответила. Тем временем совсем близко раздался стук копыт, и из-за поворота показались прекрасно знакомые Стефе каурые арабские кони. «Американкой» правил сам Вальдемар, кучер сидел сзади.
Стефа вспыхнула, остановилась, как вкопанная, собрав всю силу воли, чтобы заставить себя быть спокойной. Вальдемар уже заметил ее. Он резко остановил коней и приподнял шляпу. Спрыгнув на землю, он сказал кучеру:
– Езжай на опушку и оставайся там.
Видя перед собой майората, Стефа наконец опомнилась.
Он крепко пожал ей руку. Какой-то миг стояла тишина. Потом он сказал низким голосом:
– Как хорошо, что я вновь встретил вас именно здесь.
– Это было в мае, но теперь осень!
– Если захотеть, можно и зимой сотворить себе май. Стефа молчала.
– Я приехал, чтобы поздравить вас с праздником. Я не стану говорить вам пышные пожелания, не умею…
Стефа живо прервала его:
– Достаточно и того, что вы приехали… Спасибо! Он поднял к губам ее руку, изящно склонив голову.
Горячее прикосновение его губ током прошло по всему ее телу. Она не вынесла его взгляда и опустила глаза.
Они молча шли бок о бок, наконец майорат заговорил:
– Именины для меня лично – несноснейший день в году. Терпеть не могу получать приглашения на именины, и сам редко их рассылаю. Предпочитаю сам приезжать к людям. Именины словно отпущение грехов: все навещают виновника торжества, словно исповедника.
Стефа улыбнулась:
– Однако и вы приняли участие в столь нелюбимом вами обычае…
Вальдемар нахмурился:
– О нет! Я же сказал: сам этот обычай я терпеть не могу, но к своим добрым знакомым приезжаю охотно.
Стефа смутилась и громко позвала:
– Люция! Люция! Вальдемар удивился:
– Разве вы не одна здесь?
– Я шла с Люцией, но она куда-то подевалась. Тут затрещали ветки, и Люция выбежала из кустов.
Лицо ее разрумянилось, глаза блестели.
– Где ты бегала так долго? – спросила Стефа.
– Собирала орехи. Там их так много!
– Ну, и что же ты их не набрала, если их так много? – пытливо глянул на нее Вальдемар.
Люция потупилась:
– Я их не собирала, я их только ела. Я так далеко в кусты забралась…
– Странно, но по твоему платью этого не видно.
Стефа засмеялась:
– Ты ведь пропала у меня с глаз как раз перед тем, как подъехал пан Вальдемар. Но почему ты с ним не здороваешься?
– Увлечена орехами, – со странной улыбкой бросил Вальдемар.
Покрасневшая Люция поздоровалась с Вальдемаром чуточку робко. Поняла, что он догадался об истинной причине ее отсутствия.
Теперь она не сомневалась, что Вальдемар всецело поглощен Стефой. Из своего укрытия она увидела их, хотя слов почти не расслышала.
– Вальди, ты приехал верхом или в экипаже? – спросила она с деланной наивностью.
– В экипаже. А не пора ли нам возвращаться?
– При Люции разговаривать со Стефой ему не хотелось.
Он взглянул на часы: скоро два.
Они повернули назад. Когда поравнялись с экипажем, Вальдемар пригласил прокатиться. Усадил Стефу и Люцию на переднем сиденье, а кучера пешком отправил в Слодковцы.
– Правьте вы, – сказал он, подавая вожжи Стефе.
Девушка развеселилась, все ее утренние печали улетучились. Смеясь, она встряхнула вожжами, и четверка понеслась размашистой рысью. Вальдемар стоял у нее за спиной и, пощелкивая бичом, подавал советы, радуясь близости с нею. Словно помогая ей поправить вожжи, он направил коней на другую дорогу, мимо Слодковиц. Стефа заметила это:
– Мы не туда едем!
– И прекрасно. Куда нам спешить?
– Но я проголодалась! – жаловалась Люция. – Нас ждут к обеду!
Стефа молча встряхнула вожжи. Лошади резко повернули и, не понимая, куда же теперь бежать, затоптались, сбиваясь с шага.
– Что вы делаете! – крикнул Вальдемар, перехватывая у нее вожжи.
Но в этот миг коренная лошадь рванулась вперед, и четверка понесла.
Вальдемар так сильно натянул вожжи, что кони встали на дыбы, но сдержать их с маху было невозможно. «Американка» кренилась на обе стороны, гравий со свистом летел из-под колес.
Стефа ухватилась за вожжи, натянутые, как струны.
– Отпустите! – крикнул Вальдемар. – Успокойтесь, ничего страшного!
Его уверенность передалась Стефе. Кони и в самом деле умерили бег, хлопья белой пены летели от них во все стороны. Подняв глаза, Стефа удивленно смотрела на мужественную фигуру Вальдемара. Удерживая мчащихся коней, он стоял, выпрямившись, словно ему не приходилось прилагать ни малейшего усилия. Только вожжи так впились ему в ладони, что лопнули лайковые перчатки, да на висках выступило несколько капелек пота.
Внезапно его взгляд упал на Стефу.
Они смотрели друг на друга. Он слегка усмехнулся, внезапно больше глазами, чем губами, и с неподдельной сердечностью шепнул:
– Вам страшно?
Голос его звучал заботливо.
– Ничуть, – ответила она тихо.
Будь она совершенно откровенной, могла бы сказать что ей хорошо, как никогда. Боясь, чтобы он не прочитал этого в ее глазах, она опустила их, разрумянившаяся, счастливая.
Еще немного усилий – и взмыленные кони пошли медленнее. Влажные черные спины казались бархатными. Разгоряченные скачкой, кони фыркали и мотали головами, грызя удила. Достаточно было на миг вернуть им свободу, чтобы они вновь понеслись, рассекая воздух.
Видя это, Вальдемар не ослаблял внимания, крепко сжав вожжи в руках. Когда Стефа попросила их у него, он мотнул головой.
– Вы устали, отдохните, я поеду медленно, – просила она.
– Еще не время, им нужно успокоиться, и тогда они станут, как ягнята. Сейчас не вы им, а они вам будут диктовать условия.
– Я буду держать крепко, вот увидите.
Он с усмешкой склонился над ней:
– Детка, не спорьте!
Стефа онемела.
– Вальди, как ты назвал панну Стефанию?! – поразилась Люция.
– Это такое австрийское слово… или гавайское, – иронически заметила Стефа. – Он ведь столько путешествовал, столько заграничных слов знает…
– Ну, в любом случае это слово – не насмешливое, сказал Вальдемар.
Стефа прикусила губы.
– Послушайте, почему бы вам не поссориться? – сказала Люция. – Я так давно не слышала, как вы ссоритесь!
– А ты, малышка, сиди и помалкивай! И смотри, не выпади, я сейчас подхлестну коней!
Стефа умоляюще шепнула:
– Не нужно, они разгорячились, снова понесут! Вальдемар посмотрел на нее, чуть прищурившись, и протяжно сказал:
– А детка будет себя хорошо вести? Она засмеялась:
– Если отдадите мне вожжи.
Вальдемар передал ей вожжи и стал растирать ладони.
Лошади влетели в ворота, когда пани Идалия и ее отец сидели у распахнутого окна его кабинета. Баронесса была близорукой и сначала не признала упряжку:
– Папа, посмотрите, к нам какие-то гости…
– Это Вальдемар, – удивился пан Мачей.
– Но там еще и дамы!
– Стефа и Люция. Стефа правит… Должно быть, он встретил их по дороге.
Кони остановились. Кучер появился, словно из-под земли. Все трое со смехом спрыгнули наземь. Девушки побежали к себе, Вальдемар вошел в кабинет. После первых приветствий пан Мачей спросил:
– Где вы ухитрились так измотать коней? Они словно из-под воды выскочили!
– «Музы» немного понесли…
– Понесли?! – перепугалась пани Идалия.
– Не пугайтесь, тетя, все обошлось. Наилучшее тому доказательство – мы трое, целые и невредимые.
– Люция, должно быть, страшно перепугалась!
– Ну да, кричала, как нанятая.
– А знаешь ли ты, что среди нас есть именинница? – спросил пан Мачей, созерцая носки своих туфель.
– Потому я и приехал, – чуточку грубовато ответил Вальдемар.
– И в поздравление перепугал ее, – засмеялась баронесса.
Пан Мачей склонил голову. Неожиданный приезд внука и его тон разволновали старика. Пани Идалия продолжала:
– Я хотела бы сегодня сделать Стефе что-нибудь приятное. Что ты так на меня смотришь, Вальди?
Прохаживаясь по комнате, он остановился вдруг и удивленно уставился на тетку.
– Вальди, что тебя так удивило? – повторила она.
– Забота тети о панне Стефании. Это нечто неслыханное!
– Я ее очень люблю, – сказала баронесса. – Сегодня я задумалась, что бы такое ей подарить, ну, и выбрала шесть томов Гейне.
– А там все страницы целы?
– Что ты несешь, Вальди?!
Пан Мачей принялся смеяться, но баронесса обиделась.
– Как ты несносен!
Она встала. Вальдемар подскочил и задержал ее, смеясь:
– Шесть томов Гейне en luxe[51]51
В роскошном издании (франц.).
[Закрыть] и вы, тетя, вы сегодня чудесны!
Пани Идалия смеялась.
Все уже сели за стол, когда лакей доложил о панне Рите. Она вбежала чуть растрепанная, веселая, и, не обращая ни на кого внимания, бросилась к Стефе с поздравлениями, без церемоний расцеловав ее.
– Мои вам самые лучшие поздравления, – говорила она.
– Что там поздравления! – сказал майорат. – Я-то думал, вы заведете сюда одного из ваших англичан в подарок!
– А почему бы вам не пожертвовать для подарка Аполлоном? Как, вы его не рискнули подарить? Стыдно!
– Аполлон Аполлоном, но четыре музы у меня сегодня были в руках, – смеялась именинница.
– И они так были этим воодушевлены, что понесли.
– Не шутите!
Ей рассказали о сегодняшнем приключении.
– А где же ваш неотлучный спутник? – поинтересовался Вальдемар.
– Трестка? – панна Рита огляделась. – Неужели он еще здесь не появлялся?
Все рассмеялись.
Усевшись за стол, панна Рита сказала Стефе:
– Моя тетя тоже шлет вам поздравления. Даже Добрыся вам кланяется, хоть вы почти и не знакомы.
– А кто это?
– Компаньонка тети.
– Ах да, я и забыла!
– Сказочная Добрыся со сказочной физиономией – с бородой и с усами, – смеялся Вальдемар.
– Не смейтесь, это ваша большая поклонница, она вас вечно сватает.
– За кого, за такую же усатую, как сама?
– Нет, за Барскую…
Вальдемар нахмурился, однако ответил весело:
– Я ей представлю другого кандидата. Панна Рита фыркнула и болтала дальше:
– Для вас, пан Михоровский, я поклонов не привезла, у нас не знали, что вы здесь.
– Сегодня я просто обязан был приехать.
Обед прошел весело. К концу его и в самом деле явился неизменный Трестка, встреченный шутками и общим смехом.
– Потом играли в теннис. Стефа с Тресткой проиграли Вальдемару и панне Рите. Потом пары поменялись – Вальдемар, встав рядом со Стефой, что-то горячо ей говорил. Трестка, глядя на них, шепнул своей соседке:
– Жаль, нет фотоаппарата. Я бы их заснял – именно в эту минуту.
– Последующие могут быть любопытнее, – глухо ответила ему Рита.
– Не думаю.
– Почему?
– Зa n'ira pas plus haut.[52]52
Далеко это не зайдет (франц.).
[Закрыть]
Панна Рита громко рассмеялась:
– Это доказывает, что вы плохо знаете майората. Я-то его знаю лучше… и многое предвижу.
Но тут майорат позвал:
– Начнем! Что вы там шепчетесь, словно заговорщики?
– Берем пример с вас, – отозвался Трестка.
– Во всем, – добавила Рита.
Но Вальдемар и Стефа как раз рассматривали сломавшуюся ракетку и не расслышали их слов. Подойдя к панне Рите совсем близко, Трестка очень серьезно сказал:
– Вы только что сказали что мы берем с них пример во всем. Взгляните, там у них царит полная гармония. Означает ли это, что я могу надеяться?
Она иронически рассмеялась:
– Вы ведь сами не верите в прочность этой гармонии.
– Ради вас я готов проверить… и даже способствовать укреплению гармонии.
– Спасибо, обойдусь!
– Значит, никакой надежды?
– Держите-ка ракетку покрепче! Теннисный корт – не место для нежностей.
Трестка отступил, окрыленный новыми надеждами, но грустный. И бросил на майората злой взгляд, словно говорил: «Это все из-за тебя!».
Вечером все собрались в маленьком салоне пани Идалии, Пан Мачей рассказал несколько историй из времен своей уланской службы. О своих делах он промолчал…
Среди гостей воцарилось некое покойное умиротворение. Слушая рассказы старика, каждый думал о своем – а что ожидает в жизни его?
Исчезли на миг все титулы и гордые имена. Любовь к отчизне, все пережитые их родиной драмы наполняли их души печалью. Все они были детьми своей страны, чьи раны болели, словно были их собственными.
Пани Идалия, суровая блюстительница этикета, уже не замечала, что Люция сидит на ковре, положив голову на колени Стефе, что у заслушавшейся Стефы рассыпалась прическа, а Вальдемар, сидящий совсем близко к ней, в задумчивости играет выпавшим из ее волос цветком. Не видела, что панна Рита, опершись локтями на столик, прячет в ладонях побледневшее лицо.
Покой этих минут, столь похожий на их обычную жизнь, освободил их от этикета и условностей.
Они напоминали счастливую семью, собравшуюся на скромном шляхетском дворике, среди побеленных стен и запаха резеды, плывущего из горшочков на подоконнике; на дворике, где в такие вот тихие вечера старый отец рассказывает сказки под аккомпанемент сверчков и шум старых груш над соломенной крышей. Но модные наряды мужчин портили картину. Лишь Стефа с Люцией не нарушали гармонии. Обе в простых белых платьицах, с цветами в волосах, они одинаково мило смотрелись бы и в богатом особняке и на сельском дворике небогатого шляхтича.
Зашелестела бархатная портьера, и официальный тон камердинера звуком трубы ворвался в тихую мелодию беседы:
– Прошу простить, время ужинать!
Тихий образ сельского дворика растаял, камердинер в галунах вернул всех в особняк. Первой очнулась пани Идалия – встала, исполненным элегантности жестом оправила платье и сказала с легкой иронией:
– Господа, проснитесь, пора за стол!
Пан Мачей вздохнул и поднялся, жалея об упорхнувшем очаровании. Под суровым взглядом матери Люция вскочила, порозовев. Стефа поправила волосы, Трестка нервно нацепил пенсне и, вставая, с тоской глянул на Риту. Она отняв руки от лица, затуманенным взором смотрела на Вальдемара. А он, комкая в ладони цветок, зло покосился на камердинера и буркнул:
– Чтоб тебя черти взяли!
После ужина никому не хотелось веселиться. Панна Рита и Трестка вскоре уехали. Даже Вальдемар не остался ночевать.
XXIII
Над большим озером в Слодковцах заблистала в вышине ясная полоска рассвета. Густая мгла молочно-белой поверхности озера сливалась с небом того же оттенка. Нигде ни звука, ничто не нарушало покоя воды и неба. Рассветная полоса ширилась, обещая хорошую погоду. Белая мгла словно бы предвещала появление ясного солнышка. Краски розового рассвета одолевали серую дымку; везде, куда они проникали с радостной вестью о приходе утра, становилось светлее. Когда первые солнечные лучики коснулись воды, она блеснула серебром. Мистическая минута пробуждения утра готовилась изгнать сосредоточенную тишь спящей природы.
А пробудить ее могли лишь голоса: птичий щебет и жужжание насекомых. Временами в ветвях что-то тихо прощебечет, словно разбуженная птица зевнет сладко, прогоняя сон. Но звуков постепенно становилось все больше. Мир оживал, неподвижный доселе воздух наполнялся ими. Легкие ветерки свободно и весело играли в прозрачном воздухе над озером. Вода больше не сливалась с небом, их разделяли полоса золотого рассвета и далекая ленточка леса.
Вода играла мириадами серебристых чешуек, они становились все светлее, все блескучее, превращаясь в неуловимые для глаза потоки розовых жемчужин и изменчивых опалов. Небо приветствовало зарю. Нежные розовые краски заиграли на трепещущих листьях деревьев, на вершинах елей, атласом блистали на желтом пригорке, черную полосу леса озарили лазурно-розовые отблески. Прекрасная заря поднималась по небосклону, крася воды своим румянцем.
На миг весь мир замер, потом взорвался гулом восхищения.
Деревья зашумели вершинами, заколыхались листья, рассыпая вокруг рои разноцветных бабочек. Несколько птичьих голосов стали запевалами, и вот весь мир зазвучал веселой, звучной, триумфальной музыкой!
Птичий щебет, звон мушек и комаров, плеск проснувшихся волн – все взывало, сообщая друг другу радостную весть:
– Розовая пани на небе… ведет к нам солнце! День! День! Ясная погода, радость!
Внезапно по опаловым волнам поплыл поток расплавленного золота.
Взошло солнце! Шум на земле усилился, птицы пели все громче.
Стефа опустила голову на грудь. Радостная улыбка пропала с ее лица. Словно наперекор счастливой природе, девушка опечалилась.
Она сидела на каменной скамейке у озера, окруженного раскидистыми березами. Сегодня она не могла заснуть, и еще задолго до рассвета, в полумраке, тихонько выскользнула из спальни и прибежала сюда. Ей показалось вдруг, что солнце никогда не взойдет.
Вечер ее именин оставил в душе чувства, которые она не забудет никогда. Каким будет наступающий день?
Взойдет ли ясное солнце? Тревога и печаль охватили ее. По мере того, как уходил мрак, прояснялось ее лицо. Она вслушивалась и всматривалась, вбирая в себя столько красок, столько золота, сколько их отражали волны и воздух. И наконец она просияла.
Солнце взошло!
Природа вторила тому, что происходило в душе девушки.
– Солнце, солнце! Для меня ли ты сияешь?
