Текст книги "Покоряя Вселенную (ЛП)"
Автор книги: Гэби Триана
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц)
– И именно поэтому ты классная, – шепчет он в моё ухо. Чтобы он меня поставил, я ударяю его кулаком.
– Пока.
– Пока.
Вы слышали о девчонке, которая ездит на мотоцикле в школу, и все думают, что она лесбиянка, потому что она не только отказывается от привлекательных парней, которые подлизываются к ней, но также у неё нет настоящих подруг?
Это про меня.
Я сижу, нервно ожидая прибытия Гордона, а Сабина кажется неуязвимой для лесбийских слухов. Она глядит на меня с тревогой, и я должна использовать всю свою силу воли, чтобы не рявкать «Что?» каждый раз, как она смотрит. Она подпрыгивает на месте, проверяя и перепроверяя дверь аудитории. Я постукиваю карандашом по столу. Стук-стук-стук. Стуки-стук. Надеюсь, дождь не идет. Надеюсь, Таинственному Кладовщику Непромокаемого брезента придёт в голову больше никаких гениальных идей, пока я здесь.
Миссис Рат заставляет всех угомониться, но Гордона всё ещё нет. Чтобы скоротать время, я закрываю глаза. Свен появляется в ореоле снега и льда. Свен не только мой фэнтезийный лыжный преподаватель, он ещё и дальний родственник Хулио, тренера из лагуны мечты. Сверкающие голубые глаза Свена уничтожают все мысли о репетире по химии, обо всех его ямочках, отказах от приглашения, планах поступления в МТИ. Я наклоняю голову и воображаю Свена, уверенно скользящего моими руками по лыжным палкам, он крепко их прижимает, демонстрируя, как нужно держаться. Мы общаемся через язык тела и ряда негромких команд. Свен замечательный, потому что совсем не мерзнет, когда снимает свою куртку и футболку. Он норвежский бог снега. Je t’adore14, Свен.
Появляется Гордон, шлепаясь на место рядом со мной и прекращая любые продолжения, которые, возможно, сделала бы моя норвежская мечта.
– Извини, я опоздал, – говорит он.
Au revoir, Sven, cheri15. Я приподнимаю голову и смотрю на него сквозь уставшие глаза.
– На тебя это похоже.
Появляется органайзер, ручка, дополнительный блокнот с липкими стикерами.
– Давай начинать, Хлоя. Мне нужно идти домой учиться, а тебе нужно сдать химию.
– Что за спешка? Почему ты спешишь домой? – спрашиваю я, просматривая несколько новых уравнений и дополнительных вопросов, которые он мне протянул.
Он перемещает стикеры, как будто ставит их в приоритет. Вдруг он смотрит на меня и задаёт вопрос:
– Кто ты теперь, моя девушка?
Ауч.
Моя интуиция подсказывают мне, что он расстроен. Дружелюбный утренний Гордон испарился – вот так. Он напоминает мне старую картотеку, которую моя мама хранит в гараже на всякий случай, вдруг понадобится, только вместо контактных карточек – настроения: раздраженный, скучающий, дружелюбный, раздраженный... И это во мне уживаются несколько личностей?
– Что ж, я регулярно пристаю к тебе с вопросами, и ты улыбаешься мне в коридорах, поэтому, фактически, мы встречаемся.
Он выдавливает крохотную напряженную улыбку, но это всё.
– Что случилось? – спрашиваю я. – В последний раз, когда я тебя видела, ты был в хорошем настроении. Кто-то получил пять с минусом по тесту или что-то ещё?
Я подшучиваю над проблемой, а он просто опустил глаза на свой органайзер, даже не глядит на него.
– Знаешь, ты можешь насмехаться надо мной как угодно, Хлоя, но ты никогда не будешь в полной мере осознавать, насколько важно, чтобы я в этой жизни добился успеха. Ты вполне допускаешь для себя провал. Я нет.
У меня отвисает челюсть. Мои глаза мечут лазерные лучи в его волосы. Они не загораются. Я разочарована. В чём его проблема? Почему он в одну секунду обращается со мной так, словно я ему нравлюсь, а в следующую, словно я его худший кошмар? И самое худшее, почему я нахожу это невероятно сексуальным?
– Я понимаю, Гордон, поэтому я хочу, чтобы ты расслабился, иначе ты сойдёшь с ума, переживая об уроках, оценках и прочем. Или это не имеет никакого отношения к школе?
Я шевелю бровями, предполагая, что это проблемы с девушкой, проблемы с Сабиной, если быть точной. Он вздыхает.
– Приближается мой АОТ16. Мне нужно больше стараться, чем в прошлый раз, если я хочу оставить хорошее впечатление. Иначе мой выбор хороших колледжей ограничен. Плюс, МТИ проводит ранний вступительный экзамен, и если его пройду, то смогу поступить перед началом семестра. Забей, даже не знаю, почему объясняю тебе всё это.
Я прищуриваю на него глаза.
– Знаешь, ты продолжаешь делать эти… эти… суждения… Ты просто предполагаешь, что я слишком глупа, чтобы понять, что значит преуспеть в жизни. Но я понимаю, окей? Я просто верю, что должно оставаться ещё немного времени для хорошего… весёлого… потому что иногда мы умираем слишком рано. – Я делаю паузу, чтобы взять себя в руки. Успокойся, Хлоя. – Забей. Я даже не знаю, почему объясняю тебе всё это, – я бормочу, удостоверяясь, что он понимает, что я не приму его дерьмовое объяснение.
– Послушай, Хлоя, у меня просто стресс.
– Это моя точка зрения, Гордон. Ты должен успокаиваться иногда, иначе можно потерять себя. Я пыталась помочь, однако кое-кто ни разу мне не позвонил.
– Я успокоюсь, когда умру, и я уже извинился перед тобой за то, что не звонил.
– Ах, – я усмехаюсь. – И это Лев?
– Какие из этих веществ не будут хорошо проводить электричество, находясь в жидком виде?
Откуда, чёрт возьми, мне знать? Какое мне дело до того, что делает Гордон, который действительно хороший учитель? Я дышу глубоко, чтобы отпустить напряженность в плечах. Мы сидим тихо минут двадцать, и, как ни странно, это не напрягает. Гордон может огрызаться на меня, я могу огрызаться на него, но затем мы просто поселяемся в зоне комфорта, и всё хорошо. Я привыкаю к таким отношениям.
– Прекрасно, – он прерывает тишину между нами, его голова всё ещё опущена. Он смотрит на часы. – Ты победила. Давай убираться отсюда.
– Что?
– Когда я говорю убираться, собирай свои вещи и направляйся к двери.
– Что ты имеешь в виду?
– Просто сделай это. Готова?
Он, кажется, немного встревоженными для того, кто хочет выйти из класса. Он же не собирается ограбить банк. Но это же Гордон. Для него выйти из класса – большое дело. Я чувствую, что сердце ускоряется от спонтанности его решения. Я жду сигнала. Что бы он ни задумал, я в игре. Кроме того, что может случиться с нами, если мы покинем репетиторство со сверстниками? Оно добровольное!
– Три… два… – Он делает паузу, смотря на миссис Рат, которая заходит за кулисы на сцене. – Один. Вперёд.
Я беру тетрадь и бросаю её в рюкзак. Пара ребят напротив нас оборачиваются.
– Чрезвычайная ситуация, – я шепчу, складывая свои принадлежности. Они отворачиваются, как только я направляюсь по проходу к двери и к жаркому солнцу. Так много проливных дождей. Я улыбаюсь, чувствуя, как горят щеки. Они, должно быть, вылились где-то в другом месте. Гордон устремляется за мной, устраивая рюкзак на плече.
– Что это было? – спрашиваю я. Похоже, он только что совершил предательство в отношении миссис Рат. – Ты в порядке? Ты выглядишь слегка ошеломленным.
– Да. – Он усмехается. У него приятный искрящийся смех. Ему нужно чаще смеяться. – Я в порядке. Мне просто нужно было убраться оттуда.
– Хочешь чем-нибудь поделиться? – Мы останавливаемся напротив Лолиты, и я надеваю байкерскую куртку и заплетаю волосы.
– У меня два теста завтра: вычислительная и прикладная физика, и ранний вступительный экзамен в МТИ ничего не будет стоить, если я не наберу хотя бы сто сорок очков по АОТ, так что мне нужно заниматься. Я не гений, Хлоя. Я знаю, ты думаешь наоборот. Все так думают.
Я киваю.
– Прекрасно, может быть, ты и не гений, но ты умнее, чем средний человек, не пытайся отрицать. Но я понимаю, что ты имеешь в виду, говоря о предубеждениях. Люди и обо мне любят судить.
Он пинает тротуар.
– Вот видишь! Мне приходится очень много работать, чтобы заработать свои оценки. Эмиль никогда ни черта не учился, знаешь? – он бормочет, погруженный в свои мысли.
– Кто?
– Эмиль, мой брат, – он разъясняет.
– Оу. Вот почему ты заставил меня пойти сюда?
Я понимаю, что это наводящий вопрос, но мне нравится мучить его.
Гордон просовывает большие пальцы в петли для ремня на джинсах.
– Я думаю, я в долгу перед тобой за то, что ты пыталась вытащить меня из дома. Я знаю, что ты пытаешься сделать, и я ценю это. Не пойми меня неправильно, это просто…
Он делает паузу.
– Это просто что?
Гордон смотрит на меня искоса, немного поднимая голову. Затем он осматривает всю парковку, его ответ теряется где-то за пределами этого места. Я не знаю, что держит его в напряжении, но не нужно быть гением, чтобы понять, что Гордон хотел бы остаться со мной наедине. Я просто хочу услышать подтверждение.
– Где то волшебное убежище, к которому ты должна была меня отвести?
Я улыбаюсь. Видимо, он не понимает, что может получить на причале Мёрфи.
– Недалеко отсюда. Может быть, десять-пятнадцать минут. Почему ты спрашиваешь?
– Ты всегда задаешь столько вопросов? Я последую за тобой.
– Уверен?
– Твоя уникальная возможность сгорит, если ты не отведешь меня туда сейчас же.
– Хорошо, где ты припарковался?
Он указывает на старую коричневую BMW, припаркованную на улице около администрации.
– Хорошо, я встречу тебя там, просто следуй за мной.
Мы пересекаем черту студент-репетитор и направляемся на неизвестную территорию. Но это хорошо, ведь Гордон очаровывает меня. Я знаю, что он переутомлен, слишком серьезен, и даже дерзок время от времени, но всё же… У меня есть чувство, что у него существует другая сторона, которую я ещё не полностью вижу. Я не знаю, какая она, но она есть. И этого достаточно, чтобы втянуться.
Глава 10
Частные святилища на то и частные – там можно размышлять, слоняться без дела и мечтать, и никакая мама не сможет прервать и попросить развесить вещи из стирки, прежде чем они сгниют в стиральной машине. Но Гордон выглядел таким сломленным, настолько подверженным пыткам, он отчаянно нуждался в перерыве, и я не знаю лучшего месте для него.
С учетом наших мелких ссор я понимаю, насколько противоречиво делить с ним моё святилище, но непротиворечивость противоречива в соответствии с тем, как Гордон заставляет меня чувствовать. Я догадываюсь, что это и есть то, что люди подразумевают под отношениями «любовь-ненависть». Как, например, сейчас: я чувствую себя гиперстранно, т.к. Гордон едет за мной. Стоп, он же все еще едет за мной?
Я проверяю зеркало. Да. На месте.
Я поворачиваю на улицу Мёрфи, где трава растёт выше, чем следует, а дома нуждаются в покраске. Я пулей мчусь на Лолите по дороге, возбуждаясь от скорости, затем заворачиваю на подъездную дорожку Мёрфи.
Гордон следует за мной, но я знаю, что на машине скорость совсем не так ощущается. Я направляюсь к гравийной дорожке, ведущей к причалу, и заглушаю двигатель. Гордон хрустит шинами по земле и останавливается. Сняв шлем, я замечаю, что он замер в машине. У этого мальчика проблемы. Я киваю, чтобы взбодрить его. В нескольких шагах от него на нас смотрит цапля.
Наконец, Гордон выходит из машины и плетется ко мне.
– Где мы?
Меня приветствует гул и стрекот сотен насекомых в траве.
– Ты имеешь в виду в буквальном или в переносном смысле?
– Любое объяснение подойдет.
Я начинаю спускаться, Гордон за мной.
– В буквальном смысле, мы в устье. В переносном – это мой дом.
Он кивает с ухмылкой.
– Я могу также жить здесь. Постоянно.
Мы ступаем на старые доски и приближаемся к краю лодочного причала. Вода сегодня слизистая и коричневая. В просветах можно увидеть, как рыба-игла питается мутью с поверхности.
Гордон стоит, скрестив руки на груди.
– И это то место, которое ты так хотела, чтобы я увидел?
Он улыбается, игриво ударяя мою руку со своей стороны. Гордон – крупный, сильный парень, так что я в итоге почти падаю. Не то, к чему я привыкла.
Я сажусь на причал, свешивая ноги с края, и откидываюсь назад.
– Можешь смеяться, сколько хочешь, но, если останешься здесь надолго, увидишь, что это место волшебное.
– Это место отчаянно нуждается в экологическом вмешательстве, вот что.
– Вода и должна так выглядеть, – возражаю я. – Это свежесть и соль, смешанные вместе. Здесь целая хрупкая экосистема.
– Я знаю. Просто пошутил. – Он садится рядом со мной, заслоняя солнце. Мы осматриваемся и слушаем звуки болота, настоящие природные голоса, но Гордону, кажется, всё еще неуютно. Он слишком тихий.
Что бы сделал Рок, если бы увидел меня здесь с Гордоном? Наверное, задал бы миллион вопросов. Кто этот чувак? Зачем ты привела его сюда? Ты думаешь, что он привлекательный? Периферийным зрением я замечаю Гордона, всматривающегося в какое-то движение в воде. Я пользуюсь случаем, чтобы быстро его проверить. Он не брился день или два. Если застигнуть его врасплох, легко увидеть, что он довольно привлекательный.
А то, что он здесь со мной, делает его неотразимым. Он мог бы заниматься своими делами дома, учиться, играть в судоку, заполнять заявления в колледж, но всё не так. Он прилагает усилия, чтобы общаться со мной, чтобы ответить на мой вызов, и чтобы показать, что у него есть большее, чем кажется на первый взгляд.
– Ты в порядке? – спрашиваю я.
Он обнимает коленки.
– Наверное. Я просто... я не знаю, что здесь делаю.
– Так иди, если тебе не комфортно. Ты не обязан…
– Нет, – он прерывает, его голос решителен. – Я чувствую себя комфортно. Да. Вот чего я не понимаю. Я не должен чувствовать себя здесь комфортно. Обычно, просто сидеть для меня неприемлемо, словно я впустую трачу время, когда должен использовать каждую свободную минуту для самосовершенствования.
– Рада слышать. – Я не хочу полностью менять Гордона, лишить его личности или что-то такое. Я только хочу, чтобы он немного расслабился, и это хорошо. Действительно хорошо. – Иногда, – говорю я ему, – я сижу здесь, словно в трансе. Неважно, что произошло за день, неважно, что происходит в мире вокруг меня, я чувствую себя спокойно.
– Кажется, это называется медитацией?
– Ладно. Прости, что мне нужно пятьдесят слов там, где тебе хватает одного.
Я смеюсь. Он тоже.
Я смотрю на воду и рябь на поверхности.
– Но иногда, – говорю я, – я сижу здесь и думаю о людях в других местах, проживающих жизнь параллельно моей. Может быть, какая-то женщина в Афганистане в этот самый момент ищет своих пропавших детей, скрываясь, чтобы спасти свою жизнь, а я в это время сижу здесь, как избалованная маленькая принцесса, беспокоясь, пойдёт ли сегодня дождь или смогу ли я оставить себе мотоцикл ещё на год.
– Ты ничем не можешь помочь той женщине в Афганистане, так что даже не переживай. Этому миру нужны разные люди. Бедные нужны так же, как и богатые. Нужно плохое, чтобы можно было иметь и хорошее, и нужно несчастье, чтобы чувствовать благодарность. Это баланс. Как твоя экосистема.
– Ну, и кто, помимо меня, любит печенье с предсказанием? – дразню я.
– Так и есть.
Он лежит, скрестив руки на груди.
– И я думала, что я циник.
– Ты? – Он смеется. – Ты наименее циничный человек из всех, кого я знаю.
Забавно, потому что Рок, кажется, думает иначе. Удивительно, как один разговор с Гордоном все мои размышления переворачивает с ног на голову.
– И я не циничен, я пытаюсь быть реалистом, – говорит он, закрывая глаза.
Может, он прав? Если бы не эта воображаемая женщина в Афганистане, я могла бы не думать о том, насколько я благодарна. Я могла бы стать настоящим избалованным ребенком, как та девушка, с которой встречался Рок и на которую он продолжал жаловаться. Она никогда не бывала ничем довольна. Через некоторое время, я, наконец, спросила его: «Если она тебя так раздражает, почему ты до сих пор спишь с ней?
На что он ответил: «Из-за секса», насмехаясь надо мной так, будто это самый глупый вопрос, который он когда-либо слышал.
Мне пришла в голову ужасающая мысль. Не потому ли Гордон здесь? Вдруг он неправильно понял моё приглашение. Я оглянулась. Гордон, кажется, в состоянии близком к дремоте. Я сама частенько бывала в таком состоянии возле лодочной пристани Мёрфи, так что я серьёзно сомневаюсь, что у него сексуальные намерения.
– Почему ты водишь мотоцикл? – внезапно задаёт он вопрос.
Есть над чем задуматься в теории сна.
– Мой дядя дал его мне.
– Он дал тебе мотоцикл? Он что, сошёл с ума?
– Он умер.
– Оу. Извини, я не знал.
Мгновение проходит, ни один из нас ничего не говорит.
– Он умер от лейкемии. Прошлым летом.
Мои слова, словно маленький бумеранг, который вылетает, а затем возвращается, чтобы ранить меня.
– Какой тип?
– Острый миелоидный. – Два слова, которые я никогда не забуду. – Он впал в кому на две недели, а затем умер.
– Мне жаль, Хлоя.
Он качает головой.
– Я до сих пор не могу смириться. Мы были действительно близки, и мы вместе возродили этот байк. Это заняло у нас целый год.
– Ааа, – говорит он. – Теперь я понял.
– Он был моим приемным маминым братом, – добавляю я.
– Ты приемная?
Я киваю. Он, кажется, растерялся.
– На что это похоже?
– Ну, мне было всего несколько недель от роду, когда меня удочерили, и я росла, зная это, так что меня не огорошит информация, что моя жизнь была ложью, в тридцать.
– Что хорошо.
– Что хорошо, – повторяю я, наблюдая, как быстро движутся облака. – Я никогда всерьез над этим не задумывалась раньше, но в последнее время я много думаю о моих настоящих родителях. Какие они, почему они оставили меня, кто я, и всё такое. Конечно, эта информация ничего не изменит – я люблю своих приемных родителей, ничто никогда этого не изменит.
– Я понимаю твой интерес. Я бы тоже интересовался. Просто из любопытства, наверное.
– Наверное, – соглашаюсь я, радуясь, что кто-то может сопереживать. Как-то от этого легче.
– Я уверен, что у них были на то причины, у твоих настоящих родителей.
– Ну, я всегда так себе говорила. Но всё равно хочется получить ответы, так что я не могу перестать об этом думать. В этом есть смысл?
Он медленно кивает.
– Да, есть. Трудная задача. Но ты довольно умна, чтобы справляться с такими проблемами.
Я стараюсь не сильно улыбаться, а то он подумает, что меня никто никогда прежде не называл умной. Не знаю, почему меня лихорадит от его слов, но это так. Одобрение от такого парня, как Гордон, может странно повлиять на девушку.
– Спасибо.
Он прочищает горло.
– Но, насчет байка…Ты не боишься попасть в аварию?
Я поворачиваюсь на месте, чтобы посмотреть на него, опираясь подбородком на руку.
– Это так типично.
– Для кого?
– Для того, кто никогда не катался на мотоцикле.
– Откуда ты знаешь, что я ни разу не катался на мотоцикле?
Это точно неправда. Он так блефует, что даже не смешно.
Я закрываю глаза, и сочетание тепла и болотного шума начинает убаюкивать меня.
– Не водил, иначе ты бы не задал мне этот вопрос. Ты снова осуждаешь меня, Гордон?
– Нет, я только спрашиваю, потому что ты не выглядишь той, кто пофигистично относится к риску погибнуть в аварии. Ты кажешься сознательной.
– Я и есть сознательная.
– Но ребята в школе считают тебя бунтовщицей без причины.
– Меня не волнует то, что обо мне думают другие. И то, что я вожу мотоцикл, не означает, что я бунтовщица.
– Да, но сколько ты видела девушек или даже парней, приезжающих на мотоцикле в школу? Выделяться – значит быть бунтовщицей по определению.
– Что ж, я катаюсь на байке не для того, чтобы быть бунтовщицей. Мне это просто нравится. Это не притворство или фальшь. Лолита – часть меня.
– Кто?
– Лолита. Мой байк.
Он смотрит на меня недоверчиво, затем начинает смеяться. И только я решила, что он закончил, хохот продолжается. Я кривлю губы и жду, пока закончится истерика.
– О, Боже … Боже, Хлоя, это… удивительно.
– Что? Что ты смеешься над самой банальной традицией?
Он хохочет ещё сильнее.
– Ты считаешь банальным называть байк по имени?
– Я не называла её. Это сделал мой дядя. Могу я задать тебе вопрос?
– Нет, – он усмехается.
– Это прозвучит странно, но…это ты накрыл мой мотоцикл брезентом пару недель назад?
– Эмм…нет. Зачем?
Судя по его реакции, либо он в самом деле не причастен, либо хороший притворщик.
– Нет причин. Кто-то накрыл её в дождь в первый день репетиторства, но…неважно. Мне следовало догадаться, что ты бы не сделал ничего хорошего для меня, – я наигранно ему улыбаюсь.
– Я мог бы сделать что-то хорошее для тебя. Не будь такой задирой со мной.
Он пытается глядеть на меня равнодушно, но его глаза улыбаются. Я сопротивлялась бы больше, но мне нравится видеть его таким. Он абсолютно другой человек. Я хочу вернуть его на «покажи-и-расскажи»17, чтобы все увидели, какой Гордон Спудинка на самом деле, если сорвать с него маску.
– Задирой? – Я беру кусок гнилой древесины от причала и угрожающе взмахиваю им на него. – Не важничай тут. Я сегодня с тобой не играю в эту игру.
Я указываю пальцем прямо на его нос, но он хватает его и делает вид, словно собирается укусить его.
Я замираю. Некоторые люди игривые по натуре, но некоторых нужно разжечь, медленно довести до кондиции. Я смотрю на улыбающегося Гордона, удерживающего мой палец – так не похоже на то, как он вел себя сегодня в аудитории, или на то, когда мы впервые встретились. Я, определенно, его раскрыла.
И это чертовски сексуально.
Впервые, с тех пор как я знаю его, чувствую нахлынувшее волнение. Не потому что мы сидим здесь, сцепившись пальцами, соприкасаясь кожей и аурой, а потому что я не знаю, как себя чувствовать. Половина моего мозга говорит, что не стоит начинать отношения, не примирившись с потерей любимого человека. Если дело закончится расставанием, то это усугубит травму. Но другая половина моего мозга чует, что моё сердце нуждается в таких чувствах. Чтобы напомнить мне, что в жизни всё ещё есть хорошие вещи.
Всё же сейчас мне нужно сделать какой-то шаг, дать своего рода импульс, но я не могу пошевелиться. Гордон наблюдает за мной карими глазами, изучая мое лицо, вероятно, задаваясь вопросом, что случилось. То есть, ведь именно я попросила, чтобы он приехал сюда, и когда он, наконец, приехал, я впадаю в прострацию. Хотя я и подумывала о том, чтобы разрушить его стену, но, наверное, не верила, что это действительно произойдет.
Но всё же произошло.
И потому что Стрелец и Лев оба огненные знаки, которые плохо уживаются друг с другом, и потому что я упрямая и люблю лезть туда, куда не следует, я настраиваю себя. К самовоспламенению, которое, неизбежно.
Глава 11
– Знаешь что? – Я вытаскиваю свой палец из его руки – Тебе нужно учиться и… мне тоже нужно идти.
Глаза Гордона отражают не только устье реки перед нами. Они полны разочарованием. Я хотела бы остаться навсегда, растянуть этот день, как можно дольше. Но у меня тест по химии в следующий понедельник, к которому нужно готовиться, Лолита терпеливо ждёт ремонта, тело Сета медленно увядает в ящике, и Рок, вероятно, теми же самыми губами, какими он целовал меня, прижимается к кому-то другому. Это явный перебор для моих мыслей – мозговой салат.
– Точно, – говорит он, затаив дыхание. Я могла бы выхватить его замешательство прямо из воздуха и скрутить его в узелок. – Ты совершенно права, – произносит он снова, только на этот раз он, будто, помнит, что у него есть дела поважнее. Гордон встает и оттряхивает джинсы.
– Увидимся в школе? – предлагаю я.
– Да, увидимся в школе.
Не знаю, что только что произошло, но я рада, что мы решили прогулять занятие, хотя наше отсутствие, вероятно, разозлило Сабину.
Гордон идёт обратно к машине. Я встаю, чтобы размяться. Возможно, нейтральный комментарий облегчит ситуацию. – Спасибо, что последовал за мной, – кричу я.
Он поднимает руку. Я хочу услышать, как он говорит «Это тебе спасибо, Хлоя», но он молчит.
Бесполезно пытаться разобраться в ионных соединениях, когда дом походит на детскую комнату пыток, а мама и крестная спорят по всевозможным причинам в сопровождении симфонии криков. Я наблюдаю из-за стола.
– Это газы, – мама объясняет свою теорию грудного молока в пятидесятый раз за последние четыре дня. – Я положила слишком много чеснока во вчерашнюю курицу.
– Нет, милая, они просто устали. – Крестная берет контейнер с какой-то приготовленной для нас едой и открывает его. Это лазанью? Да! Она смотрит на малыша Карла. – Посмотрите, как закатывает глазки, и этот плач – плач не из-за боли, это – утомление.
Папа входит на кухню, принося с собой аромат сегодняшнего улова и гаража.
– Вы занимались ремонтом мотоцикла, дочка? Лужа масла в гараже немного больше, – перекрикивает он визги. – Удалось отрегулировать?
– Я начну в эти выходные, пап. Клянусь.
– Клятвы, клятвы…
Он что-то бормочет насчет слишком долгих отсрочек, что не стоит жаловаться, если я застряну вдали от цивилизации, но я толком ничего не слышу из-за концерта близнецов. Даже когда папа взял воду и направился обратно в гараж, он всё ещё говорит, что “Харлеи склонны к утечке масла…” и “ответственность за собственный мотоцикл”, бла, бла, бла…
Не думаю, что в его речи было что-то полезное.
Обозначения химических элементов перемешались в моих мозгах, выстроившись в танцующие по кругу линии, ликующе насмехающиеся над моим дефицитом знаний. Как Гордон понимает в пятьдесят раз более трудный предмет, с учетом его отличных оценок на экзаменах и углубленных классов? Я пытаюсь выбросить это из головы и проигнорировать младенцев Карла и Сегана (тьфу), но их крики просто достигают новых высот.
Я кладу карандаш и иду к маме с распростертыми объятьями.
– Давай я одного возьму, так ты сможешь поесть.
– Всё хорошо, милая. Крёстная здесь.
Моя крестная улыбается, а беспорядочные волосы, обрамляющие её лицо, крутятся вокруг.
– Да, иди, Хлоя, тебе учиться надо. Мы справимся с младенцами.
– Уверены? – спрашиваю их.
Обе кивают. Мама ничему не была бы так рада, как пятиминутному перерыву, и я ничего так не люблю, как нянчиться с орущими маленькими братьями вместо изучения химии, но они правы – у меня есть цель. Мне нужно придерживаться её.
– Я буду в своей комнате, – говорю я, собирая свои вещи.
Крестная пытается поместить малыша Карла в положение "ягуар на ветке", лицом вниз, вися на её предплечье, а мама пробует "попрыгунчика на плече" с малышом Сеганом, который выглядит так, будто собирается упасть в обморок – он совсем красный. Мама извиняющееся смотрит на меня.
– Ты сможешь помочь мне перед сном.
Я направляюсь в свою комнату и швыряю книгу и папку на кровать. Останавливаюсь у компьютера, только чтобы проверить сообщения, но заканчиваю тем, что просматриваю сайты дольше, чем необходимо. На одной из страниц моей мамы по совместительству знаков Зодиака я выбираю Стрельца для себя, Льва для Гордона и жду анализа. Мне не обязательно читать результат. Я уже знаю, что там будет написано:
Ничего себе! Замечательный фейерверк всегда получается с этими двумя … как будто с десятью.
Ну вот. Я так и знала. И это доставит мне неприятностей. Особенно, когда твой репетитор, оказывается, куда более привлекательным, чем я ожидала. Я не могу поверить, что это происходит. Это же Гордон-Студень18, ради Бога.
Я закрываю глаза и вновь возвращаюсь на несколько часов назад. Гордон, смеющийся над моей шуткой, его ямочки, напоминающие мне, насколько слепой я была в течение целого года. Его пальцы, обернувшиеся вокруг моих пальцев, заставляя моё сердце колотиться в груди. Его лицо только в нескольких сантиметрах от моего лица.
Занятия с Гордоном – это лишь урок химии. Я возвращаюсь к сайту, и на сей раз выбираю Стрельца и Весы, знак Рока. Ну просто. Для самозабвенной пытки:
Вам комфортно друг с другом, легко общаться, а общее благосостояние растёт, когда вы вместе. Весы – самые великие друзья Стрельца. Но это вовсе не значит, что они не могут быть чем-то большим...
Я не могу читать дальше. Но я читала это раньше, как Весы и Стрелец на первый взгляд не имеют ничего общего, но их отношения могут перерасти в романтические с течением времени. Я собираюсь вернуться к занятиям, когда кое-что отвлекает меня. В прошлый раз я так и не добралась до проверки агентств по усыновлению. Так что я снова ввожу ключевые слова «Агентства по усыновлению Флориды» и жду.
Появляются многочисленные страницы результатов. Мой сердечный ритм немного ускоряется. Наверное, моей смелости в эти дни достаточно, не только чтобы переступить через отношения студент-репетитор. Я нажимаю на ссылки. Я прочитала статью о том, как большая часть дел по усыновлению открыта или полуоткрыта в наши дни, как приемные дети поддерживают контакт со своими биологическими родителями, пусть и только через открытки и письма раз в год. У меня нет даже этого. Статья также упоминает, что закрытые дела, как мое, не так многочисленны, такие усыновления произошли давным-давно, и у родителей, должно быть, были веские причины так поступить. Это похоже на то, что сказал Гордон. Возможно, ему стоит написать статью.
На одном сайте есть страница с контактами, куда можно ввести свои данные, и вам отправят брошюры с информацией. Я уставилась на пустые текстовые окна. Это всего лишь запрос информации, Хлоя. Даже Гордон сказал, что ему было бы интересно. Это просто естественно – хотеть знать.
Медленно, я печатаю свое имя и адрес, оставляю номер телефона. Прежде чем я смогу остановиться, я нажимаю ОТПРАВИТЬ и удерживаю взгляд на всплывающем окошке "СПАСИБО". Так, всё не так плохо. Фактически, я не занимаюсь поиском биологических родителей. Я просто хочу знать, как получить подобную информацию.
Другая статья упоминает о том, как подростков проходят через личностный кризис, усугубляющийся стрессом от отсутствия корней. В этом возрасте многие усыновленные дети начинают интересоваться своей историей. Ну, у них есть такое право.
Мамин стук в дверь заканчивает моё исследование. Я быстро стираю поисковый запрос в истории гугла и закрываю окна браузера.
– Да?
– Я могу войти?
– Не заперто.
– Я не могу открыть.
Неохотно я подкатываю прямо на стуле и открываю дверь. Близнец напротив маминой груди погружен в мощные объятья сна, он как ангел, словно и не проходил прослушивания в Великую Оперу Флориды полчаса назад.
Мама садится на край моей кровати.
– Как репетиторство?
– Все отлично.
Она кивает.
– Ты уверена? Поскольку если с тем мальчиком не получается, мы можем пригласить настоящего репетитора, Хлоя. Всё, что тебе понадобится.
– Мне не нужен настоящий репетитор, мама. Я стараюсь. Дай мне время.
– Милая, я хотела бы посидеть и поговорить с тобой больше, когда представится хороший момент.
О чём?
– Я всегда здесь, мама.
– Нет, не всегда. Ты отсутствуешь много и, в общем… – Она выглядит так, будто у нее есть пятьдесят вещей, которые она хочет мне сказать, но не знает, с чего начать. – Я понимаю, что сейчас сумасшедший период, но давай найдем время.
– Для чего? Я протираю глаза и перевожу их на книгу.
Проходит минута молчания, прежде чем она вздыхает.
– Забудь, ты даже не слушаешь.
Она оборачивается, чтобы уйти.