Текст книги "Гайя Антонин-Вампиры Северного Рима-3"

Автор книги: Гайя Антонин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)

– Хорош дрочиться!

Во избежание конфликта Ингемар попросту увел нас в начало очереди. Было заметно, как дико для него стоять в толпе. Быстро прекратив все народные волнения по поводу нашего вторжения, Ингемар сказал:

– В следующий раз заранее предупреждай, ладно? Я арендую нам корабль.

– Ближе к своему народу надо быть, светлейший князь, – не преминула я уколоть его.

Ингемар сунул руки в карманы джинсов, с улыбкой закусил губу, оглядел толпу.

– Почему мне сейчас так хочется взять и бросить тебя в воду? – спросил он у меня.

Иван, Данила и второй бодигард с интересом смотрели на нас.

– Потому что ты садист и грубиян? – спросила я.

Князь нежно сгреб меня в объятия и сказал на ухо:

– Обычно мне достаточно разок треснуть женщину, чтобы она начала вести себя нормально. Садизм – это не про меня.

Я обхватила Ингемара покрепче руками, давая ему ощутить, что меня просто так не стукнешь без последствий (ну и вообще, чтоб не отодвигался от меня).

– Я, помнится, совсем другое от вас слышала, мастер. Помните? Когда я сказала, что Мана ударил меня, потому что знал, что я слаба, чтоб ответить…

– Как жаль, что ты так мало говоришь о себе. Мне сейчас совершенно нечего тебе предъявить.

Он ущипнул меня больно за бок.

– Мастер, вы меня через плечо перекинули, невзирая на мое ранение, а теперь еще щиплете за больное место? – прошипела я, с трудом сдерживаясь, чтобы не закричать.

Боль была сильной.

– Я и забыл, что ты подранок.

Подавив горестный вздох, я подумала, что Ингемару вовсе нет дела до меня.

– Ну не вздыхай, у меня-то ничего никогда не болит, откуда мне знать…

Я смолчала.

На корабль, на верхнюю палубу, мы поднялись первыми. Иван немедленно занял нам место, бодигарды уселись за соседний столик. Тут же за нами набежал народ, музыка стала оглушительно громкой, замигала цветомузыка, Иван быстренько убежал плясать с какими-то подвыпившми молоденькими девушками. Мы с князем остались в толпе, но одни.

Ночь спустилась на берега Днепра, и они контрастировали: на одном было светло от фонарей, суетились авто и люди, горели огоньки на куполах Лавры и у Родины-Матери. На другом было глухо, темно и тихо. Плескались блестки на черной воде. Ингемар молчал о чем-то своем, созерцая именно безлюдный берег, да так, что и я с интересом начала вглядываться в темноту.

– Ингемар, – я протянула руку к нему, но не коснулась лежащей на столике кисти князя. – Что там?..

Он долго молчал, я даже успела до половины выпить принесенный Данилой бокал вина и отчаяться услышать все же ответ.

– Да все думаю о нем, – наконец, сказал Ингемар.

Тут минуту на раздумье взяла я. Князь молчал, и мне пришлось спросить:

– О ком ты?

Я почувствовала, что ему нелегко заговорить снова. Ингемар колебался, с кривой усмешкой раздумывая, рассказать ли мне. От любопытства я подалась вперед и налегла на стол грудью. Князь тоже весьма конфиденциально склонился мне навстречу, но, скорее, машинально, заговорить он так и не решился.

Наконец, он раскрыл рот.

– Может, внизу не так шумно? – он поднялся и подал мне руку.

Я охотно вложила ладонь в его лапищу. Ингемар жестом велел своим парням смотреть за Иваном. Уводимая князем, я оглянулась. Ванечка в голубой рубашке и белых штанах активно двигал попой под песню Насти и Потапа, положив руки на бедра своей ровесницы в белой же миниюбочке.

Ингемар одевает Ваню по своему вкусу, мелькнуло у меня в голове.

На нижней, закрытой палубе не было никого, что неудивительно в такую жару. Мы не пошли в сам салон, а остались в хвосте кораблика, возле такелажа, поломанных стульев и какой-то мерзкой компашки.

– Ингемар, я вижу, что тебя гложет что-то, – сказала я, приглашая его присесть по моему примеру прямо на столик.

Он не сел, стал рядом, облокотившись о бортик. Долго молчал. Кажется, прошло две или три песни, и мое терпение почти заканчивалось. Мимо нас сновали выпившие школьники и студенты, туристы с камерами и почему-то очень много тетечек постбальзаковского возраста. Я злилась, я просто не могла понять, что с ним не так, о ком он думает, почему так повел себя со мной. Почему он то прижимает, то отталкивает, что это за игра такая? И почему меня это вообще беспокоить, ведь я – дампир в квадрате, они за мной бегать должны, а не я за ними… Почему меня волнует Ингемарово поведение, и зачем я пытаюсь в нем увидеть иной смысл, а не попытки привязать меня к себе?

– Хьюго, – сказал Ингемар.

– Как? – тупо переспросила я, выныривая из размышлений.

– Я о нем думаю, о Хьюго, – князь потарабанил пальцами по поручню.

И снова замолчал.

– Так, – я придвинулась поближе.

– Представляешь, как он меня ненавидел, а, – это Ингемар сказал так тихо, что я, кажется, по губам прочитала его слова.

– Конечно, ненавидел, – рассудительно заметила я. – Ты его украл у сородичей, насиловал, держал под своим влиянием в темной пещере, пил его кровь, наверняка плохо с ним обходился, а потом обратил и бросил, струсив…

– Хватит! – рявкнул Ингемар, резко развернувшись ко мне, да так громко рявкнул, что я едва со стола не свалилась в ужасе.

– Прости, – пролепетала я, складывая ладони молитвенно, – не стоило об этом…

Он сел на поручень, прислонившись спиной к столбику. Я, справившись с оторопью, тронула Ингемара за колено.

– Ну на самом деле… – начала я. Я хотела сказать, что так много лет прошло, и если Хьюго и ненавидел, то это его проблема была, что он сам виноват в этом случае.

Князь не дал мне сказать эти умные холодные банальные вещи.

– Он был жив. Тысячу лет он ходил рядом и так и не дал мне знать о себе, – голос Ингемара пугал. – Как же сильно он меня ненавидел, а? – повторил он свой вопрос.

– Ты же сам все понимаешь, – медленно сказала я, потому что не понимала ни фига. – Почему тебя это вообще…

Я умолкла. Он страдает, осенило меня при очередном взгляде на суровое лицо мастера. Он, обрекший свою первую дочь на верную смерть, он, бросивший сына на произвол судьбы. Князь страдал.

Это открытие так изумило, что я принялась вглядываться в лицо Ингемара совсем уж ошалело.

– Не молчи, – вдруг попросил он, с мольбой глядя на меня.

– Но что я могу сказать… Это ведь всего лишь обращенный тобой когда-то чувак, – я нарочито равнодушно пожала плечом.

– Ага, ты сама-то хоть себе веришь? – Ингемар усмехнулся. Это я его с трудом понимала, он же меня хавал от и до. – Ты ребенка своего, похоронив один раз, второй потерять как, смогла бы спокойно?

– Нет, конечно, – созналась я, погладила колено Ингемара успокаивающе, – но что мне еще сказать? Я смертная. У нас все не так совсем.

– Однажды ты поймешь, что мы не настолько разные.

Князь умолк, глядя на темные воды, разбегающиеся от нашего корабля во все стороны.

– Он родился в Слиесторпе… Хедебю, – пояснил Ингемар мне, а я кивнула неуверенно, вспомнив, что вроде бы когда-то читала о таком городе у Линдгрен. – Его мать звали Эдлой. Он любил дикие яблоки.

Мне стало не по себе от этих слов Ингемара. Яблоки, мать, родина – да он уже успел истерзать себя, мучаясь от угрызений совести, памяти и еще какого-то чувства, понять которое я не могла. Любовь?..

– Он был особенным, да? – спросила я, все-таки пытаясь понять.

– Кто, Хьюг? Да нет. Обычный малообразованный парень, диковатый и выводящий этим из себя.

– У вас было что-то особенное? – не сдавалась я.

Ингемар издал беспомощный стон.

– Да нет, что ты. С Ольгой было… – он взглянул на меня, ущипнул за подбородок; руки князя были холодны. – С тобой вот… – он не договорил. – С Хьюгом… – он задумался неуверенно. – Нет, был страх, принуждение, оскорбления поначалу. Потом он попривык ко мне, притерпелся. Но мне-то казалось, что он привязался ко мне. Я же к нему привязался.

Нетривиально князь любовь выразил – обратил и бросил, подумала я, но смолчала. Хьюго уже все равно, а Ингемару – нет.

– И я ведь вернулся, понимаешь, – сказал он, словно прочитав мои мысли. – Только его уже не было в пещере.

– Я не буду тебя осуждать… – начала я, но он перебил.

– Не могу понять, почему он не пришел ко мне, если уж так быстро научился уходить из пещеры? Он немного знал русский, он знал, что я только во княжий дом уйти могу. Почему в нем эта злость тлела столько лет?

– Мне кажется, – подбирая слова, снова без надежды на успех, начала я, – что он какое-то время пытался искать тебя, думая, что ты умер. Может, он даже пещеру покинул, чтоб тебя отыскать. А когда увидел, что ты жив, испытал примерно то, что ты сейчас… И вот… – я развела руками, кляня свою косноязычность, которая проявляется в самые неподходящие моменты.

Ингемар со стоном на своем языке закрыл лицо руками и негромко взвыл. Видимо, я словами попала не в то место его души, куда целилась. Молча я снова положила руку на колено Ингемара, да так и просидела с ним добрых десять минут.

Итак, мой князь терзается тем, что был плохим отцом. Да уж, найти давно схороненного ребенка живым и тут же потерять его снова… Мне стало неуютно от этой мысли, уж больно безысходной и темной она была. Хьюго пылал жаждой мести, он ненавидел Ингемара, и бог знает, какие тараканы вскормили эту ненависть.

– Знаешь, – еще раз начала я кампанию по утолению печали киевского князя, – когда я училась в университете, то стала крестной своему другу, он на два года был старше… Вот, решил он покреститься – не знаю, в качестве какого-то последнего средства по налаживанию своей жизни… Неважно. Я стала его крестной матерью. Но с тех пор, как окончила универ, я звонила ему раза два и… ну, так и не стала его проводником в мир духовного… – я совсем по-простяцки почесала в затылке. – Или что там еще должна делать мать крестная?.. И меня порой совесть гложет из-за этого. Я хочу сказать, что ты поступил неправильно тогда, очень много лет назад. Ты взял на себя ответственность, к которой был не готов. Но и Хьюго тоже поступил неправильно – и продолжал поступать тысячу лет, даже когда века дали ему мудрость… А, может, и не дали, – я вздохнула и снова поскребла в затылке. – Но ты не должен карать себя за это, понимаешь, а? – я впилась ногтями в ногу Ингемара. – Он в большей мере виноват… теперь уже.

У меня выходило не слишком убедительно, но Ингемар задумался. Надеюсь, все же над бесспорной справедливостью моих слов. Я встала и вплотную придвинулась к князю, заглянула в его тоскливые волчьи глаза, сжала его локти. Хотелось сказать еще что-то, например, о том, что можно обратить себе какого-нибудь мальчика или девочку и воспитывать… Но тут подумалось, что князь всегда был не очень хорошим отцом, о других его обращенных я и не знаю. Ох… Я решила просто обнять его, потому как любая моя фраза может ввергнуть Ингемара в еще большую грусть.

– Роди мне ребенка… – меланхолично произнес он, обхватывая меня крепко.

– Ну… Может, когда-нибудь и рожу, – с иронией сказала я.

Не представляю Ингемара с подгузниками и сосками, бегающего от микроволновки к стиральной машинке. Ох, да он и не представляет, наверное, что с детками делать надо…

Как-то невзначай вышло, что через несколько секунд губы князя нашли мои и… Прожить тысячу лет стоит хотя бы ради того, чтобы научиться целоваться так, как этот вампир.

– Извини, – я с трудом оторвалась от него, – я… не должна.

– Почему это? – рассердился вдруг князь, притягивая меня к себе снова.

– Как почему? – я лукавила, но стыдно не было. – Ты, считай, взял слова о любви назад, а я целую тебя…

Ингемар, чуть подумав, выпустил меня. Сердце мое упало. Ну что ж, я пошла ва-банк и продула. Он опомнится, снова скажет что-то типа «Иди к мужу» или «В мое время за такое баб били», и все…

– Я не брал слов назад, – спокойно ответил он. – Ты мерзкая прилипчивая мелочь, и я не могу понять, почему ты мне нужна.

Он чуть ли не с размаха ткнулся в мой лоб своим, сжал мои щеки ладонями. Я тоже не осталась в долгу, снова впилась в него ногтями, приникая всем телом.

– А ты отвратительный старый козел, – сказала я, – и я… я…

– Да замолчи уже, – Ингемар укусил меня за нос.

Я вскрикнула, а князь немедленно закрыл мне рот поцелуем.

Мы плыли еще с минуту, глядя на залитый огнями берег города, а потом теплоход повернул – и нашим глазам предстало другое зрелище. Темные днепровские острова, не затронутые разлагающим дыханием цивилизации.

– О, мало что поменялось, – заметил Ингемар, усаживая меня к себе на колено, – надо почаще так кататься на корабликах твоих.

– Мало что? Да ладно.

Ингемар держал рукой под грудью, положив кончики пальцев туда, где слышалось биение сердца. С ним так хорошо было ощущать себя маленькой слабой девочкой.

– Ну, вон того домика не было, и вон тех голых подростков, плещущихся в водичке… – он хмыкнул.

– Правда? – я принялась вглядываться тоже. – Боже! Мальчики!

– Ага. Это ты теперь умеешь смотреть, как мы? – он слегка сжал мои ребра.

– И не только.

– Как интересно. И что же, часто пользуешься способностями?

– Бывает. А что?

– Куратор рассказал тебе, что этого делать нельзя?

– Это почему же нельзя?!

– Потому что смертный организм быстро изнашивается, работая на предельных скоростях, силе…

– Ты об этом… Да, он предупреждал.

– Видно, плохо предупреждал. Смотри, они целуются!

– Отвернись, – проворчала я, досадуя.

Конечно, Гай строго-настрого запретил мне злоупотреблять. Но со стороны Ингемара свинством было напоминать об этом и портить момент.

– Отвернулся, – я почувствовала его поцелуй на моей макушке.

Мы молча смотрели на темные берега, проплывающие мимо. Было хорошо. Ни о чем думать не хотелось. И ни о ком.

Но тем не менее, когда Ингемар, пропустив в лимузин Ивана, вдруг закрыл дверь, не давая мне войти, и тихо серьезно предложил вдвоем отправиться к нему, я сказала «Нет».

– Не сегодня, – добавила я.

Князь только поцеловал меня в губы коротко. Хотелось еще, но я сумела сдержаться и не потянуться за ним.

– Как скажешь, – и он позволил мне нырнуть в салон лимузина.

Дома мне понадобился прохладный душ. Я думала об Ингемаре и о том, каково это – заниматься с ним любовью. Наверное, он не очень чуткий любовник. Грубоватый, напористый, не то чтобы бесстыдник, но вообще не ведающий стеснений. Сохранивший свои варварские взгляды на все, в том числе и на секс. Наверняка ставящий свое удовольствие выше удовольствия партнера. Мужчина, которому, кажется, все равно, кого иметь – женщин, мужчин ли, потому что дикой натуре его запреты незнакомы, а секс в системе ценностей стоит, возможно, наравне с инстинктом питаться и быть альфа-самцом… Ох, не зря он мне волка напоминает.

Душ пришлось продлить на десять минут и после заставить себя об Ингемаре не думать. Почему-то не думать о Мане было легче.

Ева и Мана. По поводу ведьмы я испытывала лишь легкое чувство вины – свободный у них слишком брак с Ингемаром. Ева, поди, из тех, кто сами своим мужьям любовниц выбирают. В любом случае, пока рано думать о том, стоит ли Еву звать на нашу с Ингемаром свадьбу, а, значит, нет причин волноваться из-за нее. Конечно, ведьма может быть опасна… Но этого я не боялась.

Мана – совсем другое дело. Понимая, как я запуталась, мечась между этими двумя мужчинами, я все больше приходила к выводу, что выбор – с кем остаться – будет самым тяжким в моей жизни.

Не то чтобы я досадовала на свою дампирскую кровь, нет. Я не так глупа, чтобы не понимать очевидных преимуществ и вообще страдать по надуманным поводам; кроме того, я видела, что значат для вампиров обычные смертные – ровным счетом ничего. Но все равно я не могла не думать о том, как относились бы ко мне и Мана, и Ингемар, не говори во мне кровь Анны и Гая.

Я вспомнила о том психованном молодом человеке, Дарио, ребенке Траяна, который жрал смертных в прямом смысле этого слова. Как-то мы с Эстеллой напились, и она рассказала, что делает этот вампир с людьми. Он, оказывается, и общество по интересам сколотил, а лояльных к смертным вампиров в Италии называют не иначе как биофилами. Этот Дарио все ходил за мной и странно так смотрел, я предпочитала держаться от него подальше…

Зато намерения этого молодого человека были ясны, чисты и прозрачны: он хотел меня сожрать. Хотела бы я знать, чего хотят от меня или сделать со мной Ингемар и Мана.

Днем позднее я вернулась в дом Кимуры. Почти никого из «взрослых» не было. На диване в гостиной сидела Дойна в крошечном платье черного цвета.

– Ница, красавица, привет, – тепло поприветствовала ее я, сбрасывая босоножки в прихожей.

Цыганочка оторвалась от чтения какого-то журнала и поглядела на меня. Мое появление не вызвало у нее радости. Черные глаза были холодны.

– Хай, – она отложила журнал и встала, в то время как я присела в кресло, чтобы отдохнуть. – А я как раз хотела с тобой поговорить.

– Серьезно? – я насторожилась, но голос мой прозвучал довольно беспечно. – Я слушаю тебя.

Ница села на корточки прямо передо мной, положив ладони на подлокотники кресла. Этого я не ожидала.

– Надеюсь, – с нажимом сказала девушка, – что слушаешь.

Тон ее мне не понравился сразу.

– У тебя вообще как дела? – спросила она. – Все в порядке?

– Не то чтобы, но не жалуюсь.

– Мне показалось, что у тебя проблемы.

– Ница, – я положила ладони сверху на ее, – не крути яйца.

– Это ты крутишь яйца, мил моя, – девушка подняла брови, отчего ее и без того огромные глаза стали еще больше, – по меньшей мере двум мужикам.

– Ха, – я не удержалась, чтобы не хихикнуть изумленно, – а тебе какое дело?

– Такое, что один из них мой мастер, а второй – тоже мой мастер, – в голосе Ницы было столько яда… – Серьезно, что ты творишь?

– Я так и не услышала причины, – как можно тверже сказала я. – Не стоит пытаться увести меня в русло дружеской беседы, Ница. Мы не такие близкие подруги.

– Причина нужна? – девушка нахально скорчила пренебрежительную рожу. – За столько лет я повидала сотни баб и мужиков, которые, уверовав в свою незаменимость, пытались крутить вампирами. Посочувствуй им, Гайя, больше ничего они не заслужили.

– Тебя бесит, что смертная позволяет себе то, что ты никогда не сможешь? – злорадно поинтересовалась я. – Это тебе хочется посочувствовать…

– Знаешь что, писька, – лицо Дойны приобрело такое выражение, что мне стало не по себе, – продолжай в том же духе. Я хочу увидеть, кто из них первым сломает тебе шею.

Ее слова поразили меня в самое сердце, но виду я не подала.

– Ведь вы так похожи с Маной, – задумчиво заметила я, ласково убирая с лица девушки прядь шикарных волос, – и почему только вы не вместе? – я заправила локон за ухо Дойны и погладила ее по щеке. – И ты хороша. Хочешь, мы с Маной тебя возьмем третьей?

Дойна с секунду смотрела на меня безо всякого выражения, а потом прыснула и громко обидно расхохоталась, хлопая меня по ляжке. Я схватила ее руку, улыбаясь и не подавая вида, что уязвлена.

– Ох, писечка… – простонала она, смеясь. – Да в вашей постели и так уже слишком тесно.

И она встала и покинула гостиную, хихикая. В ярости я так сжала подлокотники пальцами, что два ногтя загнулись.

– Хорошо смеется тот, кто смеется последним, – прошептала я, с досадой думая, что, по-хорошему, эта шлюшка права.

Мне не дали долго кипеть от негодования. В гостиную почти бегом принеслась дампирка Аня. В топе и шортах, она была растрепана и возбуждена. С разбега она плюхнулась на пол возле моего кресла, как до того Дойна. Я с недоверием уставилась на нее. Голубые глаза девушки были расширены, на симпатичном тонком личике написан азарт.

– Ты ведь человек? – с ходу спросила она, сложив руки молитвенно. – Я слышала, что ты помогала Ивану, что ты тут… Короче, вытащи меня отсюда, а? Пожалуйста. Я больше не могу, – и она расплакалась, не сдержавшись, но тут же взяла себя в руки и отерла слезы, едва успевшие скатиться по ее щекам.

Нервы у девушки были ни к черту. Мне стало жаль ее. Должно быть, ей очень страшно.

– Кто твой отец? – спросила я, взяв ее за руку. – Ты не знаешь?

– Боже, нет! – ужаснулась она.

– Он мог бы помочь тебе…

– Нет, нет, нет, я не хочу помощи его, я просто хочу отсюда свалить и никогда не вернуться.

– Тебя обижают? Бьют?

– Меня тут держат против моей воли!

Я глядела в глаза измученной страхом и неволей девушки, и сердце сжималось.

– Ты должна понять, что они плохого тебе не сделают, – принялась убеждать я, – они любят таких, как мы, понимаешь? Мы их привлекаем вдвойне – человеческой природой и дампирской.

Она смотрела на меня так, словно не понимала слов.

– Ты ценна и тебя…

– Мне все равно! – перебила она меня. – Я хочу жить так, как раньше, как все.

– Как раньше не будет никогда, – сказала я.

Аня молчала, глядя на свои руки. Нервный какой-то дампир, не слишком дампиристый. Впрочем, что это я. Неприятные воспоминания захлестнули меня. Иногда не ненавидеть вампиров так сложно…

– Я не смогу тут долго, просто не смогу, – пробормотала она.

– Анна, – услышала я голос Дойны, – будь добра от нашей принцессы отойти.

Девушка тяжело поднялась, бросила на меня пустой взгляд и покинула гостиную. Ница курила, стоя в дверях столовой.

– Я расскажу Кимуре, что ты с ней говорила.

– Это она со мной говорила, – разозлилась я.

– Все равно. Теперь в тебе взыграет ретивое, включится инстинкт матери Терезы и… – Ница насмешливо махнула рукой, будто бы указывая направление «Вперед!»

– У меня есть дела поважнее, – огрызнулась я.

Бл…дь, и нах…я я приехала сюда?! Злая, как собака, я пошаталась по дому, взяла кое-что из своих вещей, заказала билет через инет и отправилась в Борисполь.

Гай был во Флоренции. Вообще он там был нередким гостем, но на сей раз причины были официальными и трагичными. Этой ночью в своем доме на окраине города был убит Пьеро Медичи, убит вместе с пятью вампирами своего септа и несколькими смертными охранниками.

– О боже, – я прикрыла лицо рукой, услышав это, – снова. И никаких следов?

– Никаких, – Гай был угрюм и немногословен.

– Я еду в Рим.

– Зачем?

– Оттуда к тебе во Флоренцию приеду. Меня тут все достало.

– А. Приезжай, кошечка. Хоть одна радость в жизни…

В Италию я буквально сбежала. Мне хотелось туда из-за Гая, а в любимом Киеве оставаться не было сил.

Конечно, отец был занят. Пока он разводил канитель, писал отчеты и рыскал волком в поисках доказательств и улик, я развлекала себя под присмотром рыжего Сейджа.

Как-то мы посетили Дуомо и шатались по площади, на которой он был расположен, как вдруг зазвонили колокола собора. Бедный Сейдж! Его согнуло пополам, он обхватил голову руками, упал на колени и закричал нечеловеческим голосом. Перепугавшись, я тоже опустилась рядом с ним на колени, не зная, что и делать. Туристы шарахнулись от нас, а вся многолюдная площадь услышала крик Сейджа. А он все кричал и кричал, ему было больно. Сквозь пальцы парня просочилась кровь. Барабанные перепонки лопнули, как пояснил он мне потом.

Я сняла с себя хлопковый кардиган-унисекс с капюшоном и надела его на Сейджа, когда колокольный звон прекратился, и вампир затих.

– Он не в себе, – поясняла я окружающим на английском, – очень религиозен…

Я поспешила утащить вампира подальше от площади, в кафе с подвальным этажом. Там, подавая Сейджу салфетки, которыми расстроенный смущенный вампир вытирал уши и шею, я услышала такое:

– И ведь не верил никогда. И даже не каждый колокол способен на такое. Прости, Гайя.

Мне было жалко бедняжку-вампира, такого мужественного, спокойного и так стесняющегося своей слабости. Я предложила отправиться на дегустацию вин подальше от соборов и колоколен Флоренции, на что Сейдж с радостью согласился.

Мне вспомнились слова Эсэса о том, что с вампами делает колокольный звон. Стало дурно. Я понимала, что он прав оказался лишь частично, но и этого было довольно, чтоб моя мятущаяся душа начала мучаться угрызениями совести. Интересно, а я еще могу на территорию церкви ступать? И не отвернулся ли от меня мой бог?

На следующий день, одна, я вернулась в Дуомо. Может, стоило поискать тихую часовенку или церквушку, может, стоило дождаться возвращения в Киев и сходить в свою, православную церковь, но… «Для спасения души все святые хороши», вспомнила я строчку из какого-то произведения.

Я долго шаталась по сумрачному собору, глазея на витражи и стараясь не врезаться в других туристов. Помолиться толком не выходило, да мне и расхотелось, слишком уж людно было тут. Но какой же силой обладали колокола собора, едва не прикончившие вампира… Я дождалась, когда они зазвонят снова, сидя на ступенечке собора. Но в моей душе эта песня не вызвала никаких чувств.

Поднявшись, я поплелась куда глаза глядят.

Я долго шла по улицам города, пока не решила зайти внутрь понравившегося мне дворца. Заплатив за вход, я медленно поползла по первому этажу.

Да, красиво, но мои мысли занимало совсем другое. Хотелось выпить и забыть о грусти, хотелось, чтоб черные мысли о божественной немилости оставили меня, чтоб Гай скорее освободился… В общем, я хандрила и не собиралась ничего с этим делать, как вдруг внимание мое привлекла одна из фресок, нарисованных в кессонах. Голые херувимы придерживали по бокам и топтали ножками щит герба. Те, что топтались, еще и корону в руках держали.

Но дело не в херувимах. Герб, который они презентовали, являл собой похожий на подушечку для булавок и иголок щит. В «подушечку были «вколоты» пять красно-коричневых горошин – по две по бокам и одна внизу, и одна голубая, вверху. На голубой горошине были золотистые лилии.

Я застыла перед фреской, поняв, что это часть герба, который носил покойный Хьюго. Беспорядочно расположенные кружки на фреске были упорядочены, но главное – этот голубенький шарик с флер-де-лис… Или не главное, но я только благодаря ему и узнала этот герб, наверняка часть герба на медальоне Хьюго.

Я пристала к смотрителю дворца с вопросом, кто построил этот дом. Оказалось, что некто Брунеллески. Я прислушалась к рассказу смотрителя. Оказалось, так звали архитектора. На вопрос, кто заказал этот дом для себя, я узнала, что некто Лука Питти. Мозг напряженно искал хоть какое-то знание об этом Питти. А ведь герб казался очень знакомым…

Наконец, я не выдержала, запутавшись в объяснениях смотрителя, и просто указала на герб.

– Чей он?

– О, стемма деи Медичи, – сообщил смотритель.

Медичи. Неважно, почему герб этой фамилии оказался на фреске в доме какого-то Питти. Важно, как он оказался частью герба, который носил Хьюго. И если это составной герб, то, возможно, узнав, откуда растут ноги у других его частей, я смогу понять, кто присвоил его себе.

Вернувшись в дом, в котором нас любезно принимал друг Гая, я принялась расспрашивать Сейджа о Медичи. Он рассказал мне о Екатерине, одиозной французской королеве из этого рода, и о другой, Марии, о папах римских из Медичи… Словом, ничего такого я не узнала, хотя, надо отдать должное Сейджу, он оказался весьма эрудированным вампиром.

Я много бродила по Интернету, надеясь отыскать хоть какую-то зацепку, но у меня ничего не получалось. Известно, что Медичи были меценатами и покровителями искусства, состояли в родстве с монархами Франции и не только, и вообще были крутой семейкой.

Я также спрашивала у Гая об этой фамилии, что было как нельзя кстати в свете совершенного недавно преступления. Гай рассказал много, но ничего для себя я не вынесла из его рассказа.

Вечером того же дня Гай вместе с хозяином дома, синьором Даури, устроили своего рода поминки по погибшим. Я недолго пробыла внизу. Прибыли Траян и Эстелла со своей свитой, Дарио смущал меня, и я, позвав с собой Сейджа, поднялась в свою комнату.

Пока рыжик читал газеты, я умылась в ванной, переоделась в пижаму. В ванной под унитазом я хранила три таблетки амфетамина – вампиры тут точно не найдут их. Пустив воду в ванну, я сказала Сейджу, что он свободен, что решила принять ванну вместо игры в карты. Мой рыжий телохранитель ушел. Я заперла дверь комнаты, приняла мет и улеглась на кровать.

Надо только вспомнить, как это – входить в мир без дверей, ворот и окон…

В Италии в ту поездку я так и не узнала ничего полезного, кроме того, что герб Медичи красуется, возможно, на гербе того, кто уничтожает вампиров. Но зато я сделала кое-что тогда, о чем боюсь и не хочу рассказывать. И единственный, кто видел это, никому не скажет. По своим причинам.

Наверное, за день я устала, переутомилась, может, солнцем мне голову напекло, но мет, на удивление, не действовал так, как обычно. Меня то и дело выбрасывало из золотого мира полудня в мою полутемную комнату. В один из таких сбоев матрицы я увидела над собой склонившегося человека.

Я никогда не забуду эти черные, как агат, глаза, с любопытством глядящие на меня. В голове не было места раздумьям, только страх обжег меня – Дарио… Как назло, меня снова швырнуло в бездну.

Я теряла связь с нею, но цеплялась деревенеющими руками за камни и растения, надеясь удержаться. Кошка, живущая тут, жалостливо смотрела на меня, протягивая лапу. Я знала от отца, что лучше ни с кем в бездне не вступать во взаимодействие – можно пострадать, сойти с ума и даже не вернуться.

Потому я лишь спряталась за кустом у стены. И увидела, как из-за ближайшей полуразрушенной стены появился сияющий бриллиантом Дарио. Кошка не стала спрыгивать со своего привычного места. Подозреваю, спрыгни она – в этом мире начались бы катаклизмы. Возможно, те обломки цивилизации, которые я вижу – следствие именно кошачьих шалостей… То есть, не шалостей, мысленно извинилась я. Конечно же, покинуть свое место кошку могли заставить только очень серьезные обстоятельства.

Вампир приближался, и я… Понимая, что не спрятаться, я начала лихорадочно перебирать в голове способы отступления. Во тьму! Нет, быстро это не удастся. Ой, вот бы в тот темный коридор, что под лестницей в доме синьора Даури…

Клянусь, я не знаю, как это сделала, но через какое-то время я очнулась именно в этом коридоре. В пижаме, как была. Со стен на меня шипели рожи на барельефах, я с трудом подавила страх – то просто амфетамин еще не отпустил. И, черт, Дарио и тут ухитрился меня найти.

– Не бойся, – сказал он, хотя лицо его было перекошено… если не страхом, то изумлением, – как ты это…

Я попыталась оттолкнуть его, но вампир, близко склонившись, вдыхал мой запах. Руки были как плети…

– Уходи, – только и смогла прошептать я.

Лицо Дарио было серьезным и торжественным.

– Я немного, клянусь… – прошептал он, оголяя мое плечо, чтобы укусить.

Ну не съест же он меня?.. А если съест? То есть, сейчас укусит, а потом выследит и съест?..

Прежде, чем вампир прокусил мою руку, его оторвали от меня, за шиворот, как котенка буквально.

– Дарио! – это был Траян, и он был зол. – Ты что это!.. Марш в гостиную, ждать меня там! – рявкнул он шепотом и отпустил Дарио.

После мой милый дядя поднял меня с пола.

– Не играй с огнем, девочка, – он прислонил меня к стене, придерживая за руку. Оттянув мне веки, заглянул в глаза. – Ой… Давай-ка я тебя провожу в комнату. Отец не хочет, чтобы ты принимала наркотики.