Текст книги "Гайя Антонин-Вампиры Северного Рима-3"

Автор книги: Гайя Антонин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 16 страниц)

Лишь пару раз Гаю приходилось довольствоваться парнями, и совсем уж редко – выходить на охоту. После охоты отец всегда возвращался в приподнятом настроении, из чего я сделала вывод: он сдерживается при мне, не желая огорчать или травмировать свою «кошечку». Наверное, во время охоты он не ограничивался лишь питанием.

Заказав для себя обычную еду, Гай особо оговорил еще одного смертного: ростом 170-175, 25-28 лет, светловолосого и голубоглазого, желательно гея или би. Добавил, что платит по тройному тарифу. Я хотела спросить, зачем это… но потом поняла: для Дарио. Наверное, погибший Макс Лихтенштейнский был типичным представителем арийской расы – ну, разве что ростом не вышел.

Итак, Дарио присоединился к нам, видимо, окончательно приведя голову и чувства в порядок. Выйдя к нам, Дарио не спешил надевать какую-то из масок. Однако он быстро оценил меня, грызущую кусок пиццы, Гая и миловидную дебелую румяную блондинку рядом с ним – ну, и блондина с голубыми глазами, смотрящего на него с щенячьим каким-то восторгом.

От меня не укрылся ни благодарный взгляд Дарио, брошенный на моего отца, ни короткая, но теплая улыбка Гая.

Я была более-менее привычна к тому, что вампиры трапезничают при мне, однако некоторые стеснялись – вот как Гай и Дарио. Хотя с Дарио я, пожалуй, хватила лишку. Он так смачно закусывал пареньком, сминая в ладонях его ягодицы, что застеснялась уже я. Попрощавшись с отцом, я отбыла в свою комнату. Тем паче, после закусона родитель мой собирался навестить Ингемара, так что мешать Дарио и его еде не хотелось.

Сон пришел почти мгновенно, но сон тревожный, неровный, насыщенный красками и эмоциями. Мне было страшно: казалось, что я уже не различаю Бездну и сон. Снилось, будто Ингемар оказался главой медиков, и я стала заодно с ним. Я чувствовала злорадное удовлетворение от того, что фактически сама оказалась на вершине той загадочной пирамиды, такой желанный покой, счастье, желание по отношению к Ингемару… А потом выяснилось, что Ману нужно убить. И убить придется мне, так как я могу к нему ближе всех подобраться. Оказалось, что почти все вампиры Киева против Маны и хотят его смерти.

Я проснулась с мокрым лицом и страшной щемящей болью в груди. Я чувствовала огромную вину перед Маной.

Только усилием удалось подавить желание позвонить зеленоглазому. И только к утру прошла нерациональная, странная обида на Ингемара.

Как же давно я не видела такие сны. Они означали лишь одно: моя бедная психика на грани срыва. Лежа солдатиком в постели и пялясь в потолок, я злилась на саму себя за то, что ничего не могу сделать. Я так слаба. Как давно, Господи, не ощущала себя беспомощной! Мне не нравилось это чувство и не хотелось, чтоб оно возвращалось. Как помочь Гаю и форуму – вот что должно было стать моей основной задачей на ближайшие дни. Да что там на ближайшие – на все дни моей жизни, если понадобится. Главное найти убийцу вампиров, главное – его отыскать.

Цель оправдывает средства – решила я, когда проводила Гая в аэропорт. Отец летел в Вену каким-то хитрым маршрутом через Бухарест, Будапешт и Загреб.

– Я вернусь через четыре дня, – сказал он, – ничего не бойся.

А я ничего и не боялась. Настолько, чтоб основательно закинуться наркотиками, предупредив Дарио, что собираюсь в Бездну, и, собственно, в нее и нырнуть вниз головой.

Вниз головой – потому что от дозы, увеличенной по сравнению с моей обычной, меня бросило так резко, что я потеряла ориентацию в пространстве. Дарио умолял меня взять его с собой, я согласилась, так что едва лишь я сумела привести в порядок голову, увидела его.

Город древних золотых руин как всегда предстал передо мной застывшим в вечном полудне. Я валялась в цветах, как обычно, они мягко шелестели надо мной, движимые каким-то неощутимым для меня ветром. Пурпурные чашечки склонялись, осыпая пыльцой. А что, подумала я, у нас ведь начало сентября… и что-то там что-то там… аллергия… сезонные обострения… Цветы периодически приоткрывали мне кусочек золотистого неба, на фоне которого на столбе все так же сидела кошка. Я вспомнила о трудностях с руками и попыталась их поднять. Получилось с первого раза и так легко!.. Я счастливо замахала кошке обеими руками, давая понять, как рада видеть ее. Она несколько равнодушно подняла переднюю лапу, показав мне серовато-розовые подушечки ладоней. Подержав так лапу секунды четыре, она опустила ее. И тут небо закрыл сияющий Дарио, который за локти схватил и поставил меня на ноги.

На него было смотреть больно, так он сверкал, я не могла видеть его лицо. Отвернулась, прикрывая глаза. Все ощущалось почти так же, как в реальном мире – впервые! Впервые я чувствовала себя так, словно все это материально. А, может, оно и материально?..

Я повернулась к Дарио, желая спросить, ведь он должен об этом месте больше знать, но увидела лишь резко поблекшего вампира, с изумлением взиравшего на меня. Да-да, он так поблек, что я сумела вообще что-то разглядеть на его лице.

– Гайя… – как сквозь вату донеслось до слуха. – Гайя…

Я почувствовала, что меня потихоньку… нет, не уносит из этого мира, а наоборот – засасывает, что ли… Я хотела кричать, но горло перехватило так сильно, что я начала задыхаться. Я тянула руки к Дарио, к кошке, пыталась цепляться за цветы и землю, и да – этот мир вдруг стал материален, потому что сок разорванных лепестков наполнил воздух горечью и свежестью, потому что я изранила руки, а Дарио, хватая за руку, вывихнул мне запястье.

Когда воздуха не стало совсем, я на короткое время оказалась на еще более глубоком слое Бездны. А вот интересно, Бездна случаем не как Сумрак у Лукьяненко, думала я, медленно приходя в себя в кромешной тьме. Может, Сергей Васильич тоже… того… побывал тут когда-то? И что же? Может, падая и падая сквозь Бездну, я в итоге вывалюсь в наш мир, «потому что все мы живем на седьмом слое Сумрака»?

Мрак немного рассеялся. Я лежала словно в коконе, под грудой одеял или – само собой пришло такое сравнение – в материнском чреве. Где-то очень далеко моим полуслепым глазам виделся слабый свет, так сереет перед рассветом край неба где-то очень далеко. Мне было не страшно даже, я была парализована ужасом. Острым, всепоглощающим, диким, первобытным ужасом. Во-первых, задохнуться могла все еще, если уж так вышло, что я тут не приспособлена выживать, во-вторых, вдруг я продолжу проваливаться глубже? Это позже я смогла все поделить на «во-первых» и «во-вторых», а тогда лишь отчаянный инстинкт самосохранения бился в голове, вынуждая сознание вытолкнуть меня прочь из Бездны, вдруг оказавшейся такой жестокой и непримиримой. Меня не покидало чувство, что мне преподают урок, что меня наказывают за вторжение и за легкомыслие, с которым я раз за разом погружаюсь в место, любые происшествия в котором влияют на внешний мир.

Я пыталась дышать, пыталась заострить зрение, призывая все свои способности. Какими же жалкими эти сверхспособности казались тут!..

В какой-то момент стало лишь немного легче. Дышать, видеть сквозь ткань этого мира, чувствовать собственное тело. И тогда я трусливо взмолилась, обращаясь к своему богу. Я неистово пожелала покинуть это место, поклялась больше не соваться сюда, путая слова молитв и псалмов, что-то среднее между «Да не убоюсь я зла» и «Как на небе, так и на земле». Не покидало ощущение того, что меня держат силой.

Никогда ни до, ни после более сильного страха я не испытывала. Что ж, если Бездна хотела меня наказать и проучить, она это сделала. А если убить хотела?..

Если и хотела – у нее не получилось. Потому что после очередного отчаянного рывка я вырвалась в мир полудня, руками снова вцепилась в землю и цветы. А там уж меня схватил Дарио.

Очнулась я уже дома. В нашем мире, то есть. В больничной палате. Пристегнутая ремнями к кровати. Как пояснил мне Дарио, периодически такие сильные судороги случались, что врачи решили меня зафиксировать. Также мой вампир рассказал, что я пережила клиническую смерть. И если бы не он…

От химии, через капельницы постоянно вливаемой мне в кровь, я была постоянно в сонном состоянии. Дарио поил меня кровью своей. Я слабо помню те два дня в больнице, но к тому моменту, когда Гай вернулся в Киев, я уже пришла в себя.

Сейчас, глядя на произошедшее тогда, я намеренно стараюсь придавать этому поменьше значения. Конечно, после собственной смерти (ну ладно, клинической смерти) начинаешь воспринимать жизнь иначе. Но белый потолок палаты, как и черное одеяло Бездны, словно отделили меня от изрядной части меня же. Я много всего передумала, корчась не от физической, а от какой-то особенной боли, ночами в больнице, стараясь не привлекать внимания Дарио. В спутанных мыслях никак не желал наступать порядок, тело болело так, словно мной били о стены всех домов по пути в больницу. Врач сказал, что это от судорог. Я сильно прикусила язык, едва могла говорить, и тоже по этой причине.

Все, что мне могло прийти тогда в воспаленный, падающий в безумие разум – это то, что все из-за Маны. Точнее, из-за развода.

Тогда в баре, когда Ингемар освободил меня от брака с Маной, я почувствовала, что мне стало легче, словно с привязи сняли. Да и раньше я, помнится, шутливо про себя Ману именовала тем, кто не дает мне оторваться от земли.

Увы, вышло так, что он и впрямь хранил мой разум от полного отрыва от реалий. Мне никто не говорил этого, просто со временем такие выводы сами пришли в мою голову.

Честно говоря, я не люблю вспоминать то жуткое время, пусть оно и уложилось в несколько дней. Однако мой разум находился на краю. Кажется, любое потрясение могло привести меня в дом с желтыми стенами на постоянное жительство.

Однако так не случилось. Меня мучил страх из-за того, что Бездна обозлилась на меня, что я теперь персона нон грата и там (боже, и там, и в доме Кима, и в доме Маны, и всюду, где я чувствовала себя хорошо)… Я терзалась страхом, что вот усну – и снова провалюсь в Бездну, а там уж она доделает начатое.

Короче, я была на краю безумия. Но помощь последовала оттуда, откуда я и не ждала, и не предполагала, что когда-либо встречусь с этим человеком. То есть, мы уже виделись, и потом увидимся еще, но именно тогда я не ждала его.

Гай прилетал лишь на сутки. Я знала, что Дарио все ему рассказал – и про наркотики, и про то, как меня засосало на его глазах в Бездну, и что я могла откинуть ласты. И видела, что Гай обязательно поговорит со мной об этом, но в тот свой приезд он предпочел смолчать. Отец лишь сидел подле меня, пока я, отходя от лекарств и боли в мышцах, валялась в постели в своей квартире. Он рассказывал мне какие-то легкие веселые истории, кормил с ложечки – руки плохо слушались меня, порой немели так, что я не чувствовала их совсем, лежал рядом, обнимая, поил своей кровью и молчал насчет всего, что могло меня расстроить. Я попросила его оградить меня от визитов вампиров, которые могли захотеть навестить меня. Гай так и поступил, отправив восвояси Ингемара. Мана вроде бы не приезжал, но потом, после отъезда Гая, Дарио сказал, что Мана звонил и справлялся обо мне примерно раз в час.

Однако тогда это не вызвало в моей душе отклика, только болью отозвалось. Я боялась видеться и с Ингемаром, и с Маной, потому что эмоции, которые они у меня вызывали, были слишком сильны. А каждая эмоция тогда причиняла страдания.

Когда Гай улетел, строго наказав Дарио следить за мной, я попросилась на улицу. Тело немного отошло, руки почти обрели чувствительность и силу, хотя я была очень слаба. Мой вампир, на удивление спокойный и разумный, согласился вывести меня на прогулку. Дарио тогда был моим верным наперсником и нянькой, и, наверное, именно тогда та связь, что у нас была, обрела полную силу. Я начала безоговорочно доверять ему. Мне надо было доверять хоть кому-то, а кто лучше подходил на эту роль, кроме как вампир, вытащивший меня из Бездны?..

В Киеве догорал август, было по-прежнему жарко, хотя мы выбрались погулять примерно около шести вечера. Дарио сводил меня в кино на «Конана-варвара», где играл симпатичный такой здоровяк, Джейсон Момоа, кажется. Кино я слабо запомнила, вся погруженная в свои мысли. Хотелось то ли напиться, то ли закинуться таблетками, забыться и не чувствовать, не вспоминать каждую секунду Бездну.

После сеанса, уже затемно, мы пешком пошли домой. Дарио молчал, за что я ему была благодарна.

Мы шли вдоль дороги к моему дому, мимо детской площадки одного из соседних домов. И тут чуть впереди нас у бордюра остановился черный лимузин. Дверь открылась, из нее вышел внушительных размеров мужчина в черном костюме. Дарио схватил меня за запястье, вынуждая стать позади. Мужчина в костюме поднял ладони вверх, успокаивая нас, обратился ко мне на английском.

– Мисс Антонин, все в порядке. Мой босс… – он употребил слово «boss», кстати, что несколько смутило меня; не «master», что позволило бы сделать вывод, что в лимузине меня ожидает вампир. – … хочет поговорить с вами и приглашает вас и вашего спутника проехаться с ним по улицам Киева.

Вечер был теплый, но я куталась в накидку. После происшествия в Бездне мне постоянно было холодно.

– А в салоне вашего лимузина есть обогрев? – спросила я.

– Гайя… – начал Дарио напряженно, но я его перебила, все так же обращаясь к «шкафу»:

– Попросите вашего босса показать на секунду лицо, пожалуйста.

Шкаф растерялся на пару мгновений, но из-за двери лимузина высунулась рука в темной перчатке.

– Гайя Антонин, – позвали меня уже знакомым голосом.

Да, моя просьба показать лицо была неуместной. То был папин ведьмак. Я даже не удивилась. Оборотни ли, вампиры ли, ведьмаки – всем будто медом вокруг меня намазано.

– Идем, – я потянула Дарио за собой, – я знаю его.

Не видела лица вампира, но почувствовала, как крепко он сжал мою ладонь, упираясь и не желая идти в лимузин. Право слово, мой маньяк ведет себя как ребенок. Наверное, и убивает так же: потому что ему не объяснили в детстве, что отрывать крылья бабочкам нельзя, они дохнут от этого.

– Синьор Родриго Ваноццо, – сказала я, опираясь о его руку, чтобы безопасно проникнуть в салон.

– Он самый, – услышала я, выбирая глазами местечко поудобнее и побезопаснее. – Прошу вас, проходите.

Очевидно, ведьмак не любил сидеть там, где обычно сиживал Ингемар, потому что недвусмысленно направил меня в глубь салона, коснувшись спины ладонью. Я села справа, он – слева, а Дарио я усадила подле г-на Ваноццо. Мне было важно видеть лицо моего вампира. Ну, и еще для кое-чего я это сделала – может, Дарио почувствует что-то или учует запах ведьмака, и, может, мы сумеем понять, почему он прячет лицо. Или кто он.

Возможно, садиться к ведьмаку в машину было глупо и опрометчиво, но более всего меня интересовало одно: почему Бездна показывала мне его? Его и другую фигуру, в светлом?

Капюшон скрывал его лицо полностью, и еще этот полумрак в лимузине не давал мне ни шанса рассмотреть ведьмака хоть частично.

– Вы не могли бы снять капюшон? – спросила я.

Дарио покосился на соседа по сиденью, ожидая, что тот откинет ткань с лица. Ну хотя бы на несколько секунд.

– Мое лицо – зрелище не из приятных, Гайя.

– О… Простите, – машинально сказала я. Мне не было жаль нисколько. – Это… несчастный случай?

– О да, – вдруг развеселился Родриго, – и пренеприятный, доложу я вам. В свое время я думал много на тему того, что такое могло произойти лишь со мной. Но не переживайте, дорогая моя. Виновник этого, – он помахал рукой перед лицом, – ответил за все сполна.

Да кто бы сомневался, подумала я. На месть вы все скоры, куда больше, чем на милосердие или раскаяние, скажем…

– Синьор Ваноццо, сказав «а», говорите и «б». Зачем же так дразнить намеками? – насколько могла игриво сказала я.

Глупо, конечно, было рассчитывать, что он поведется. И он не повелся.

– Ну тогда давайте не будем об этом, дочь Гая Антонина.

Я попыталась определить, что за эмоцию слышу в голосе ведьмака и поняла, что это… ирония. Наверное, меня не так озадачили бы эти слова, процеженные сквозь зубы или сказанные подобострастно. С каких-таких небесных радостей этот человек позволяет себе иронизировать над Гаем и мной?

– Вы давно знакомы с моим отцом, синьор Ва…

– Просто Родриго, если вы не возражаете. Очень давно, по большому счету, тогда я еще мог считаться человеком.

Я навострила уши, а Дарио заметно напрягся, ожидая, что же последует за этими словами.

– Но вы же человек, – ляпнула я.

– А разве есть какие-то причины так считать, а, Гайя?

Мне нравился его голос, вот что я поняла. Это был голос мужчины, который умеет и любит беседовать с женщинами. Единственное – охриплость, с которой звучал его очаровательный баритон, казалась мне болезненной.

– Конечно. Вы простужены или больны, а, значит, вы человек.

Он негромко засмеялся, после чего его голос так предательски сорвался, что ему пришлось не только закашляться, но и кулаком довольно сильно ударить себя по горлу. Дарио уже не косился, а откровенно пялился на Родриго, и выражение лица вампира не нравилось мне.

– Вы умнее, чем показались сначала, – откашлявшись, заметил он. – Я в самом деле болен.

– Я показалась вам дурой?

– А умная разве принимала бы наркотики и отправлялась гулять по краю обрыва?

– Вы преувеличиваете… – попыталась было защититься я.

– Разве, Гайя? Ваш отец мне рассказал, чем обернулась ваша последняя прогулка по краю. Вы едва не упали в пропасть, не так ли?

Я умолкла, опустив глаза.

– Я не отчитывать вас пришел, дорогая моя, – куда теплее сказал итальянец. – Но пришел именно из-за этого происшествия.

– Да? Зачем? – вопрос был глупый. Уверена, что Гай попросил его это сделать. Поговорить со мной, внушить быть послушной девочкой и не брать гадость в рот. И не гулять потом вдоль обрыва.

Вот только дело было в том, что хоть с гадостью, хоть без, но ноги моей там больше не будет.

– Мне интересно, что именно там с вами произошло.

Я стиснула зубы непроизвольно, вскинув глаза на Родриго.

– Ничего себе. У вас в глазах сейчас молнии сверкнули, – добродушно заметил ведьмак.

– И обожгли вас затаенной болью? – насмешливо спросила я. Я уже поняла, что Родриго выражается цветисто и любит красным словцом щегольнуть.

– Мне не надо вам в глаза смотреть, чтоб чувствовать вашу боль, – заметил он.

– Если вы приехали читать мне нотации – увольте, прошу. Я не хочу слышать ничего из того, что Гай просил вас мне сказать…

– Гай? Гай меня ни о чем таком не просил. Я приехал исключительно из интереса и желания узнать, что же вы так упорно ищете там, раз за разом идя на серьезный риск?

А ведь Родриго мог бы мне помочь, осенило меня. Хотя что я говорю… Если даже Ева через Бездну не смогла найти Ингемару имя уничтожителя вампиров, то сумеет ли этот ведьмак? Ведь наша Королева считается одной из самых сильных ведьм мира, а в Европе никто не превосходит ее.

– Я пытаюсь узнать у… Бездны, – я применила слово «abyss», потому что Родриго никак ее не называл, пришлось поделиться своим словом, – имя того, кто уничтожает вампиров в Европе.

Ведьмак издал что-то вроде фырканья.

– И только-то? Но вы же понимаете, что на такие вопросы – и на любые вообще – Бездна отвечает редко? И совсем не…

– И совсем не так, как ты ожидаешь, знаю.

– И уж если Бездна не отвечает мне, то вы вряд ли чего-то от нее добьетесь.

Как же мешал капюшон на лице ведьмака. Я тщетно вглядывалась в закрытое тканью лицо, наблюдая лишь, как она колеблется, когда Родриго говорит.

– То есть, вы тоже пытались? – я не сдержала улыбки.

– Ну, Гайя, – укоризненно, но мягко сказал он, – вы должны понимать меня как никто.

– Почему же?

– Потому что вас тоже тянет туда. Потому что, открыв для себя величайшую сокровищницу мира, очень хочется черпать из нее, не так ли?

Мне показалось, что он вот-вот подымет голову и приоткроет лицо, чтобы заглянуть мне в глаза.

– Разве нет? Разве обретя силу, мы не подсаживаемся на нее, как на наркотик? И разве власть способна не развратить и не испортить хоть кого-то, смертного сейчас или смертного некогда?

– Я не знаю, Родриго. Все говорит о том, что именно так и происходит, – в мыслях пронеслись вихрем образы Ингемара, Кима, Фэнела, Вотана, Траяна, Дойны и всех других. Даже малышка Эстелла уже полноправная строгая хозяйка в Риме, если учесть, как яростно она собирает людей и разыскивает мужа. Промолчу о наших политиках и знаменитостях, ну, и об обычных людях с синдромом вахтера…

Итак, Эстелла там все ищет мужа. Покойного мужа, вернулась я к верной мысли. Закусив губу, подумала, что треплюсь ни о чем с могущественным человеком, а ведь вместе мы могли бы… Что-то же могли бы, я как-никак дампир в квадрате. Помнится, Ева, считая меня обычным дампиром, звала на шабаш. Значит, я могу не только запахом крови обольщать, но еще и быть полезной. Ева говорила, что я нечто вроде усилителя мощи шабаша. Было бы здорово собрать один в ближайшее время и с моей помощью заглянуть в Бездну, и…

Страх вернулся. Тупой, как старый нож, но он никуда не собирался уходить и оставлять меня в покое. Я не могу в Бездну… Но как-то помочь должна же.

– Родриго, – я глянула на Дарио, по-прежнему с напряженным лицом втыкающего на ведьмака во все глаза, – вы ведь знаете… кто я?

Ткань капюшона заинтересованно всколыхнулась. Ну, мне так показалось. Я внимательно смотрела на итальянца. Он расправил капюшон на пару секунд, и я увидела, что он смотрит на меня сквозь прорези. Потом снова опустил руку. У Родриго кисть большая, широкая. Я вспомнила руки отца, изящные и длиннопалые. Странно все же, что ведьмак, по определению работник умственного труда, а никак не физического, имел такие лапищи. Сложно сказать, какого роста он был, но едва ли выше меня и Дарио. С сицилийцем напару у нас был идентичный показатель роста, как выяснили мы от нечего делать.

Так, а к чему я это? К тому, наверное, что мозг работал лихорадочно быстро, подмечая малейшие детали, по которым можно было опознать этого человека. Что-то подсказывало мне – возможно, интуиция, что он прячет лицо вовсе не из-за того, что оно уродливо.

– Конечно, Гайя. Я знаю, кто вы, – мягко сказал он, немного изумляясь. – А вот знает ли он? – и ведьмак впервые кивнул в сторону Дарио.

Мой вампир слегка дернулся, сдерживаясь, чтобы не отпрянуть в сторону.

– И кто же я, Родриго? – проигнорировала я вопрос.

Он сдержанно хмыкнул.

– Таких, как вы, называют дивакайями. Забавно, не так ли? Гайя-дивакайя.

– Это, так сказать, официальное название для дампиров?

– Одно из них, – поправил он меня. – И для таких, как вы, дампиров, – он сделал ударение на слове «вы».

– Какое… странное название.

– О, оно очень древнее, шумерское. Собственно говоря, это, пожалуй, первое название, придуманное вам.

– Первое, которое встречается в источниках? – уточнила я.

– Нет, первое вообще, – ведьмак повел рукой. Я проследила за ней, я вообще следила за каждым его движением, – потому что дети у вампиров и смертных начали рождаться только тогда.

– Вампиры были бесплодны, а потом вдруг начали делать детишек? Да полно вам.

– Наверное, не вдруг. Однако со временем стали появляться даже дети вампиров и дампиров, которых и назвали дивакайями.

Дарио оторвал, наконец, взор от Родриго и уставился уже на меня. Боюсь, у меня не столько терпения, как у ведьмака, потому что мой вампир умеет без малейшего стеснения прикипать взглядом и смотреть пристально так долго, что это действительно выводит из себя.

– Ты дампир в квадрате? – спросил Дарио.

– Да, милый, – ответила я и сразу же вернулась к беседе с ведьмаком. – То есть, выходит, что в течение не слишком длительного отрезка времени вампиры эволюционировали от бесплодных к очень даже… плодящимся, а благодаря им и человечество тоже? Или это смертные изменились?

– Сложно сказать, были ли вампиры бесплодны, или человеческий организм не принимал их биологический материал. Но, скорее, изменились вампиры. Потому что примерно в то же время вампиры начали болеть.

– О, я читала об этом, – вспомнила я те книги, которые взяла из библиотеки Ингемара. – Книга называлась «Древние». Некий очень старый вампир Вишан рассказывал, как в юности – в вампирской юности – стал свидетелем того, как его братья и сестры погибли, попав в зону человеческой эпидемии.

– Я тоже читал эту книгу, – кивнул Родриго удовлетворенно, – на редкость никчемная в плане вампирской эволюции и биологии, но весьма полезная в плане вампирской истории.

– Да, мне тоже так показалось, – я обрадовалась, что наши с Родриго мысли в этом оказались сходны.

– Хочу прояснить, – вдруг жестко сказал ведьмак, – что вампиры, скорее всего, не погибли, а впали в кому или ступор, в зависимости от болезни, которую они подхватили.

– От венерических заболеваний впадают в кому, я знаю. А в ступор от каких?

– Чума, сибирская язва, оспа, к примеру. Многие из них сейчас практически уничтожены именно благодаря вмешательству вампиров в исследования и распространение медикаментов. И, возможно, мир сейчас не задыхается от последствий биологической войны тоже благодаря вампирам, – глубокий голос Родриго стал будто бы благодарным. Словно он гордился этой деятельностью вампиров.

– Что же они не нашли способ уничтожить СПИД или сифилис? – опустила его с небес на землю я.

– Потому что, дорогая Гайя, проще научить людей бояться крыс и заставить поддерживать чистоту и пить чистую воду, скажем, чем отучить ваше племя трахаться с кем попало.

Он был прекрасным оратором, вне сомнения, так искусно менял интонации, когда нужно, красиво смягчая голос, а когда нужно – вот так вот, молотком по голове безжалостно ударял. Я не обиделась и не испугалась. Наверное, из-за Бездны большинство моих чувств были словно купированы. А, может, таким сильным был страх перед ней, что все остальное меркло?..

– Словом, я читал множество куда более научных трактатов, нежели упомянутый вами, – как ни в чем не бывало продолжил ведьмак. – Но и там мало что нашел. Можно вскрыть вампира…

Дарио нехорошо посмотрел на Родриго.

– … можно определить, каков состав его крови, какие процессы становятся основными после метаморфоза. Но что привело к нему, какие компоненты крови вампира способны поддерживать жизнь в смертном, на которого медицина давно махнула рукой, как классифицировать совершенно новые клетки в их организмах – это пока что понять нельзя.

– Почему?

– Сложно объяснить не биологу или хотя бы не медику.

– А вы медик? – с подозрительностью спросила я.

– Я слушал курсы в Сорбонне и Болонье, – сообщил он с той же тихой гордостью. – И да, какое-то время я уделяю изучению вампирского организма, но, понимаете, когда постигаешь… волшебство, наука перестает так уж интересовать.

– Понимаю. И вы приехали сюда из интереса к тому, что я увидела там, в вашей цитадели волшебства? – я прозвучала иронично, но Родриго не обратил внимания.

– Да. Мне интересно, что произошло, хотя, честно говоря, я догадываюсь.

– Вот как? И что вам подсказывает интуиция? Или это не интуиция, может, вы уже были знакомы с одним дивакайя и наблюдали это, происходящее с ним?

Второй вариант меня устроил бы больше, честно говоря.

– Мне посчастливилось общаться с дивакайями трижды.

– Ого! – вырвалось у меня. – Это ведь довольно много.

Три дампира в квадрате за сколько-то там лет жизни этого ведьмака – это и впрямь многовато.

– Вы за ними гонялись, что ли?

– Я? Боже упаси. Гоняются уже лет сто двадцать облеченные властью вампиры, а я всего лишь смиренно прошу возможности пообщаться с ними, взять образец крови и наблюдать – только в интересах науки.

– Вы и у Гая спрашивали разрешения?

– Конечно.

– И что, вам все просто так разрешают?

– Не все. Но я ученый, и если нужно пойти во имя науки на небольшое преступление, то я готов.

Я насторожилась.

– Преступление?

– К примеру, мои коллеги в века, предшествующие благословенному 20-ому, вынуждены были выкапывать трупы ночами на кладбище. Так что ничего не изменилось. И если на моем пути стоит какой-то ошалевший от власти бюрократ – я найду способ обойти его запрет.

– Но ведь наверняка все дивакайи не были зарегистрированы? Это нонсенс – выставлять на всеобщее обозрение такую драгоценность.

– Тогда законы были другими, – уклончиво ответил Родриго. – Вас ведь выставили на обозрение.

– Да, верно, – я чуть было не ляпнула, что меня зарегистрировали как дампира, но вовремя заткнулась. Вряд ли стоит трепаться об этом.

– Ну вот. И Гай счел нужным провести закон, который готовил очень давно.

– С моего рождения?

– Да. С вашего рождения, – он сказал это так, что я ни на секунду не поверила. – Практически.

– Вы не будете возражать, если я позвоню отцу? – невинно спросила я, доставая свой телефон.

– О, конечно, сделайте одолжение.

Нет, он мне не нравился. Было в Родриго что-то неприятное и опасное. Ученый, как же. Безумный профессор, если уж на то пошло. И в то же время его позиция внушала уважение. Пожалуй, я поступала бы точно так же.

Я набрала Гая, он взял трубку после пятого гудка – видимо, волнуется и старается подходить к телефону чаще.

– Я очень занят, в двух словах – что у тебя?

– Привет, я тут провожу время с твоим другом Родриго. Ты же разрешил ему со мной поболтать?

Отец начал было что-то говорить, но запнулся.

– Да, – бросил он отрывисто, – лишнего не говори только.

И он положил трубку. Я улыбнулась Родриго, взглянула на Дарио. Мой вампир сидел ниже травы, тише воды.

– Итак, три дампира в квадрате, – сказала я. – Расскажите мне о них, об их судьбах.

– Боюсь, ничего хорошего вы не услышите, Гайя. Двое из них погибли до 35 лет. 24 и 34 года.

– Погибли?

– Один из таких дампиров – в огне в доме мастера Сеула. Другой – в наркоманском притоне в Танжере. Кстати, ему дольше и успешнее всех удавалось бегать от вампиров, но по иронии судьбы бедного Тео настигла не когтистая лапа кого-то из вампирских мастеров, а нож обкуренного отброса.

Я впечатлилась, с недовольством, однако, отметив, что Родриго явно несколько идеализирует вампиров. Будто куда почетнее помереть от руки жаждущего твоей крови мудака, чем от ножа жаждущего дозы мудака.

– Бедного Тео? Вы его хорошо знали?

– Не лучше, чем вас. Просто следил за его перемещениями и оказался осведомлен о его смерти раньше, чем многие.

– Как?

– Кровь. Я взял немного его крови для исследований, потратив каплю на то, чтобы создать соответствующий амулет.

– Ох, понятно, – я не была настроена сейчас слушать об особенностях амулетопроизводства, – а третий дампир в квадрате?

– Ее обратили, но она нашла прекрасный способ избавить мир от столь опасного создания – облила керосином помещение и себя и подожгла.

– Боже…

– Некоторый аффект, который присутствует у обращенных, оказался весьма силен. И знали об этом, и готовы были что-то предпринять. Но она очнулась куда раньше срока, – Родриго вздохнул, – а жаль, изучить то, чем она обратилась, было весьма занятно.