Текст книги "Гайя Антонин-Вампиры Северного Рима-3"

Автор книги: Гайя Антонин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 16 страниц)

Я потерла лицо руками, желая стереть все плохое с души, но ничего не выходило. Теперь тут, а не в бездне, мои руки были бесполезны и ничего не могли сделать. Вот даже ублюдку Вотану не сумела амбиции умерить.

Ложась на кровать, я подумала, что очень-очень устала.

Проснулась от стука в дверь.

– Валите, – грубо отозвалась я, – дайте поспать.

– Гайя, – услышала я голос Ингемара.

Мигом вскочив с постели, я открыла дверь.

Он стоял на пороге, прислонившись плечом к обналичнику. Лицо у князя ничего не выражало, но я была рада одному его присутствию.

– Я домой, – сказал он. – Тебя подвезти?

– Да, пожалуйста, – я откинула волосы назад, пытаясь придать прическе сносный вид.

Ингемар задержал на мне взгляд на секунду, потом пошел к лестнице. Я – за ним.

В гостиной сидели всего несколько человек: Мана, Адриан, Сева, Джейми и Иван; были там также две смертные и один смертный. При нашем появлении мальчик поднялся.

– Едем? – спросил он.

Наверное, до рассвета оставалось немного.

– Да, – сказал Ингемар. – Я жду вас в семь у себя, – сказал он Мане и Джейми.

Американец отозвался, что, мол, заметано. Зеленоглазый смотрел на меня безо всякого выражения. Теперь они с Ингемаром оба используют покерфэйс, что ли?

– Меня Ингемар подбросит, – сказала я Мане.

Ситуация показалась мне неловкой. Мой супруг безучастно махнул рукой, развалясь на диване и попивая коньяк. Сева испепелил меня взглядом.

– Ладно, всем пока, – бросила я и пошла следом за удаляющимися Ингемаром и Иваном.

– Пока, Гайка, – отозвался Джейми.

Уже выходя, взяв свою сумочку, я услышала голос Маны:

– Вы, обе. Сюда…

Хорошо, что он не склонен страдать в одиночестве. Девушки наверняка развеют его.

В лимузине мы молчали. Иван боролся со сном, потому что небо уже посветлело.

Велев мне ждать его в машине, Ингемар отвел мальчика в дом. Вернувшись ко мне, он сказал:

– Может, прокатимся?

– Если до моей квартиры – то с удовольствием, – сухо сказала я.

Усталость и нервное напряжение сказывались – чувствовала я себя, мягко говоря, неважно. Болело сердце, что странно, и тело ломило, будто я перезанималась спортом.

– Хорошо, – Ингемар велел Даниле везти нас к моему дому.

Я просто смотрела на свои руки, когда, после недолгого молчания, князь позвал меня:

– Гайя.

Подняв голову, я увидела его лицо совсем близко. И отпрянула.

– О, прости, – я потерла лоб, осознав, что это же он. – Я…

Ингемар понимающе глядел на меня.

– Не оправдывайся. Хочешь?.. – он развел руки в стороны, приглашая меня в свои объятия.

Я вдруг поняла, что именно этого и хочу, очень-очень сильно. И без раздумий припала к широкой груди князя. Его руки крепко сомкнулись на мне, так надежно, что мне вдруг стало очень легко. И в то же время от облегчения на глаза навернулись слезы, которые я не успела удержать. И разрыдалась.

Он молчал, только баюкал меня и терся носом о мою макушку. Я вцепилась в его белую рубашку, поливая ее соплями, и небывалая боль будто выплескивалась, судорогой скручивая тело.

– Что же это… – шептала я куда-то в ключицу Ингемару. – Что же это такое…

Он молчал, терпеливо ждал, пока меня перестанет ломать.

Не знаю, что было со мной. Наверное, сумма всех гадостей дня, давние чувство вины и чувство ловушки и эта странная боль, которая живет теперь во мне неразделимо, которая будто бы смотрит всегда исподтишка зелеными глазами и так и норовит дать под дых… Наверное, все это переполнило чашу моего самообладания.

Слезы опустошили, но не принесли облегчения. Затихшая, прижималась я к князю, чувствуя его дыхание на своем лбу.

– Что тебя гложет? – наконец, тихо спросил он. – Ну… что больше всего. Честно.

– Не знаю, – пробормотала я.

– Честно.

– Анна.

– Отдадим ее Эриставу.

– Она хочет быть свободной.

– Ты из-за Анны или из-за себя плачешь?

– Отчасти из-за себя. Мне никогда не стать свободной.

– Ты совершенно свободна.

– И десятки вампиров, которые минимум – крови испить хотят. Я так слаба. Я…

– Вотан – особенный. Ты пока можешь разве что юного вампира забороть.

Я хмыкнула. Забороть – такое милое слово, как детское.

– Так тебя твоя слабость расстраивает?

– Ну нет…

– Тогда что?

Я молчала.

– Мана? – спросил Ингемар.

Сердце ёкнуло так, что я испугалась.

– Понятно… – он это почувствовал. – Ты только скажи, я что-то придумаю…

– Ингемар, – я оторвалась от него, схватила его руку и заглянула в глаза князю, – пообещай мне, что ни при каких обстоятельствах не станешь ничего придумывать! Обещай, что ничего не сделаешь Мане.

Волчьи глаза были непривычно полны жалости, уязвленности и грусти.

– Я не переживу этого, – добавила я, стискивая ладонь князя.

– Ты бежишь, – только и сказал он. – Почему?

– Я от него бегу. Потому что хочу к нему. А к тебе хочу, потому что… хочу к тебе.

Ингемар погладил мою горящую щеку пальцем.

– Я не хочу причинять ему зло. Мы договорились быть друзьями больше сотни лет назад. И он тогда… помог мне в трудной ситуации, и… даже больше. Я был один и кис в своей печали, а он пришел, и мы стали киснуть вдвоем. Это было так непривычно и приятно. Правда, недолго мы этим занимались – Мана не любит киснуть. Он пережевал свою беду и вылез из болота. И меня за собой вытащил.

– А что с вами было? – может, дело в детях… Хотя нет. На Ингемара это совсем недавно нашло, так что не в детях.

– То дела давно минувших дней, не будем об этом, – князю явно неприятно было это воспоминание.

– Хорошо. Не будем, – покорно ответила я.

Сидели молча минут двадцать. Уже Данила остановил лимузин в моем дворе, а мы все сидели, рука в руке.

– Это кровь, – наконец, сказал Ингемар. – Его кровь в тебе, твоя – в нем.

– О… Это навсегда?

– Боюсь, что да.

Я закрыла глаза.

– Не переживай. Я что-нибудь придумаю, – пообещал он и притянул меня к себе.

Поцелуи Ингемара живительным дождем оросили мою бедную душу.

И, подымаясь на лифте на свой этаж, я совершенно ясно поняла, почему к ним двоим тянет меня. Ингемар – он как свет, благотворный, чистый, прозрачный свет и взывает к светлому же во мне. Но ведь Мана – густая, скрывающая многое тьма, и тянет еще сильнее, потому как во мне самой темнота укоренилась глубоко и разрастается с каждым днем.

Нервно усмехнувшись своим глупым пафосным мыслям, я попыталась отогнать их, ковыляя к своей двери. Сильный ветер хлопал дверью подъездного балкона. Я поморщилась неприятным звукам, меланхолично роясь в сумочке. И тут чья-то рука просунулась в щель между дверью и стеной и остановила безобразие. Сердце ёкнуло еще раз.

С балкона скромно протиснулся Мана. Он пришел как был – в том же бежевом гольфе и ментолового цвета блейзере поверх и черных джинсах. Трость он зажал под мышкой. Курил сигарету, но при виде меня выбросил ее на балкон.

Не сумев подавить тяжелый вздох, я прикрыла лицо рукой.

– Мана… – прошептала я.

Это было похоже на приворот или магию вуду. Хотя, подумала я, магия крови ведь не слабее…

– Пожалуйста, – услышала я его голос, – не гони меня.

Я только собиралась сказать, что ему не стоит тут находиться.

– Не гоню.

Я все еще не могла отнять руку от лица и глянуть на Ману. Он сделал это за меня – обхватил мое запястье пальцами и заставил открыть лицо. Зеленые глаза были серьезны как никогда. Только скользнув сейчас взглядом по лицу Маны, я поняла, как же сильно он впечатан в меня.

– Зачем ждал? – коротко спросила я.

– Ну… – он пожал плечом, отпуская мою руку. – Хотел поговорить с тобой, если ты придешь домой. Или если придешь одна.

– А если б не одна пришла?

– Тогда увидеть своими глазами, что пришла не одна, – он снова дернул плечом.

Выражение его лица не изменилось. Мана испытывающе смотрел на меня, и я отчего-то чувствовала, что ему очень нелегко сейчас. Даже рот раскрывать и то нелегко.

– О чем ты хотел поговорить?

– Впустишь меня?

– Нет.

– Почему?

– Я так непредвзятее буду к предмету нашего разговора.

– Хорошо, – Мана задумчиво запустил пальцы в волосы, разрушая свою прическу. – Помнишь, когда ты уезжала… улетала с отцом в Италию, мы с тобой перемирие заключили на пару минут?

Конечно, я помнила. Кроме того, я помнила и то, как жалела уже в самолете, что мы не заключили это гребаное перемирие хотя бы на одну ночь перед моим отлетом.

– Я… помню, – голос изменил мне, я опустила глаза, чтобы скрыть эмоции.

– Я понимаю, что это может прозвучать смещно… и жалко, – Мана, конечно, отрепетировал эту речь, но все равно ему было тяжело произносить слова, – но в нынешних условиях я не боюсь показаться тебе смешным. И жалким.

– В каких-таких?..

– Ну… – кажется, он перешел к самой сложной части своей речи. – Война. Меня может не стать. Или тебя, не дай бог.

Он впервые на моей памяти таким образом поминал бога.

– Или… – он вздохнул, снова ероша волосы. – Или ты просто уже не будешь со мной.

Я снова попыталась закрыть глаза рукой, но Мана сжал мою ладонь и не дал этого сделать.

– Поэтому я прошу – давай заключим перемирие. В последний раз. На несколько часов. Пожалуйста.

– А… я… – я растерялась. – И что же… Ох.

Он сжимал мою руку до боли и ждал. Мана умел владеть лицом, но я видела, как неестественно застыли мышцы под его смугловатой кожей и как мучительно подрагивает уголок его губ в якобы легкой усмешке.

– И после этого ты меня… отпустишь? – спросила тихо я.

– Я никогда тебя не отпущу, – сказал он. – Просто подумал – ты ведь меня не спросишь об этом и не прислушаешься к моему мнению.

– Тебе не идет быть таким растерянным.

– Повторюсь: в этой ситуации меня не волнует, как я выгляжу и что ты подумаешь обо мне. Я просто прошу это перемирие.

Я так и не научилась доверять ему до конца, да и вряд ли научусь. И верить его словам о войне и последнем разе я тоже не собиралась. Но ведь то был Мана… И если этот раз и впрямь может быть последним… Если его убьют… Нет, нет, не хочу об этом. Не знаю, о чем они там на совете договорились, но это вынудило Ману прийти ко мне. Значит, все серьезно, и даже очень.

– Входи, – сказала я, отпирая дверь.

Была не ночь. Был светлый день, когда Мана сунулся снова ко мне в душ. На этот раз я его не гнала и не отталкивала – сил не было, да и не хотела я этого делать. Сплетясь с ним в объятиях, я ощущала, как сильно мне не хватает этого мужчины. Пело не только тело, пела и душа. И плакала.

А он все глядел мне в глаза, как тогда, в самом начале, когда Фэнел решил убить его, а меня забрать себе. Глядел с отчаянием и нежностью, будто запоминая, и стремился сделать все, чтобы я раз за разом получала все больше удовольствия.

Я не стала противиться, когда он прижался клыками к моей шее…

А когда спустя несколько часов он ушел, я уже спала.

Проснувшись затемно, я потянулась, разминая ноющие мышцы. И рукой наткнулась на лист бумаги, лежащий на подушке рядом со мной.

Развернув его, я увидела ровный крупный почерк Маны. То были стихи. Шокированная, я читала их, не веря глазам своим.

Будь проклят день… не так.

Я счастлив нашей встрече…

Опять не то. Тупик, и нечего сказать.

Весь этот фарс, соперничество, брак,

Все эти жесты, горечь, речи…

Не повернуть назад и боли не забрать.

Осталась пустота в груди, где сердце бьется

Так, как и вроде незачем ему.

Ответов нет на сотни «почему»,

Опять тупик… и ничего не остается.

Моя вина, разодранного глупыми страстями,

Лишь в том, что не хватило сил остановить себя,

Желать любя или любить желая,

И черпая безумие горстями,

Иль удержать, иль отпустить тебя.

Я слов не подберу и доказать сумею вряд ли -

Все, что творил, затем лишь, чтоб не дать тебе уйти,

Но вот закрылась дверь и хОлодно – последнее «прости».

Дыханье задержать и сделать вид, что все в порядке

Я больше не смогу, не жди, я не позволю, буду тенью,

Твоим проклятьем, болью и виной,

И злою памятью, и наважденьем.

Люблю. И знаю, что любим тобой.

Странное… или нет, не странное, а наоборот, похожее на Ману – было в том, что никогда после того перемирия он так и не признался в том, что это его стихи. И слово «люблю» не признал. Когда я напрямую спросила Ману, он сделал вид, что ничего не понимает. А когда я показала кому-то из вампов этот листок со стихами, вскоре он исчез из моей сумочки.

Слова «люблю» я так и не услышала от него.

Глава 6

С нормальной мужику скучно, как в филармонии. С психопаткой интересно, никогда не знаешь, что она выкинет и куда.

С. Альтов

Сомкнитесь и дробите с хрустом кости

Глухими кольцами голодного удава,

А зубы пусть скрипят от дикой злости.

Пребудет с вами вечно Марса слава!

Жестокий Римлянин

Видишь – выбора нет, поднимается ветер,

Русь уводит на облачный край.

Впереди только битва и огненный пепел,

Позади – очарованный рай.

М. Струкова.

– Ты слыхала новости? – без всяких там приветствий и предисловий сказал мне в трубку Джейми Нолан.

Я в этот момент лениво водила роликовым массажером по бедру, намазанному маслом, и зевала во весь рот. На волосах у меня было оливковое масло, поверх – полотенце, на лице – грязевая маска, одета я была в старую растянутую футболку и только.

– Какие новости?

– В доме Маны был пожар.

Я выронила массажер.

– Как?! Он же только недавно… – я чуть не проболталась. – Звонил недавно!

– Он сам недавно узнал, если ты об этом.

– Северус! – заорала я, хватая из корзины с грязным бельем ношеные трусы и натягивая их одной рукой. – Что с Севой?!

– Да ничего, жив…

– А Адриан?! – заорала я еще громче, срывая с головы полотенце и вытирая им бедра.

– Никто не пострадал, успокойся, они ведь вчера у нас остались, помнишь?

– Господи! Спасибо, Джейми, что сказал!

Я сбросила вызов и принялась звонить Мане, параллельно пытаясь смыть с лица маску.

– Да. – услышала я его голос.

– Мана, что там случилось?!

– Пожар, – обыденным голосом ответил он.

– Но что…как… ты цел?

– Конечно. У меня тут страховщики и пожарные, я потом тебе перезвоню.

– Хорошо…

Я посмывала с себя грязь и масло, нервничая и матерясь вполголоса.

В какой-то момент я остановилась, выпрямилась, стоя в душе. А чего я психую? Будто бы от этого кому-то, и мне в первую очередь, станет лучше. Все живы и здоровы, слава Богу, Мана не счел нужным мне позвонить – ну и что ж? Можно подумать, это в первый раз.

Набрав ванную и насыпав в нее соли, я полежала в свое удовольствие полчасика. Наверное, секс придал мне сил – и физических, и моральных. По крайней мере, мне хотелось куда-то идти и что-то делать, а не сбежать ото всех на край света.

Пока сушилась, красилась и одевалась, подумала о том, что я слишком загоняюсь по поводу внимания ко мне вампов, своей слабости, а также по поводу Маны, Инги, Северуса и всех остальных.

А не пойти ли мне погулять с Мурзой? В голове пронеслась шальная мысль, что теперь-то надо беспокоиться, чтоб Ингемар не прознал, что с его антагонистом вижусь часто. С другой стороны, какое мне дело до того, что князь по этому поводу думает? В конце концов, это он Мурзе насолил, а не наоборот. Да и вообще, Ингемар явно не платонические чувства к оборотню испытывает. От мысли, что если Мурзу снова поймают, то я смогу ему помочь, стало теплее.

Я положила в сумочку второй пистолет и пару кинжалов с посеребрёнными лезвиями. Если еще какой-нибудь вампир или оборотень потянет ко мне лапы, я просто разряжу в него всю обойму и не буду задумываться об этичности своего поступка.

Однако меня грызло беспокойство за Ману, и в итоге первым делом я поехала не в волчий бар, а в вампирий.

Там меня встретила забегавшаяся Бирсен. Сейчас вся забота о баре лежит на ней, и заметно, что это ее достало. Я утвердилась в этой мысли, когда в ответ на мое известие о пожаре в доме ее начальника турчанка ответила:

– Отлично! Значит, он будет проводить больше времени тут.

Я написала Мане эсэмэску с вопросом, где он теперь будет жить. Скрестила пальцы, чтоб ко мне не попросился. Думаю, отказать я бы не смогла. Просто… всех готова приютить, а его нет?

К счастью (и небольшому разочарованию) он ответил, что Северус и Адриан будут жить у Кимуры, а сам Мана – в Blue Blood.

«Раз так, то жду тебя тут», – написала я.

«Полчаса», – ответил он.

Я просидела в баре все два часа, тихо злясь. Впрочем, от Маны ничего другого ожидать и не приходилось. Когда он, наконец, появился, быстрым шагом пересек зал и подошел к Бирсен, я была готова швырнуть в зеленоглазого бутылкой.

Дождавшись, когда он соизволит подойти ко мне, я холодно спросила:

– Плакал после секса?

В помещении было шумно, играла музыка, но Мана прекрасно меня слышал. Он уселся напротив, сунул в рот сигарету и серьезно спросил:

– Ты о чем?

– Опоздал ты, говорю. Все время после секса будто бежишь от меня, вынуждаешь ждать, место мое показываешь, что ли?

– Тебе кажется, – невозмутимо ответил Мана.

– Ага. Так что там стряслось? – я плюнула на бесполезные вопросы.

– Пожар.

– Я в курсе уже. Но ведь что-то было не так? – задала я наводящий вопрос, намекая на то, что многочисленные враги маны могли попроту устроить этот пожар.

– Не так? Проводка, наверное.

– То есть, пожарные считают, что это проводка стала причиной?

– Нет.

– Мана! – не выдержала я и хлопнула ладонью по столу. – Прекрати немедленно!

Он поднял на меня свои затуманенные тяжкой думой глаза.

– Что?..

– Вот это прекрати и рассказывай все как есть. Кто поджег?

– Не знаю, – он пожал плечами, явно не собираясь сдаваться.

Терпение лопнуло.

– Знаешь, что?.. – я поднялась из-за стола. – Я… я просто пойду.

– Побудь тут пока, у меня дела, приедут Северус и Адриан…

– А я что?..

– Побудь с ними, – сказал Мана, все еще не снимая маску чужого человека.

– Они уже взрослые, сами о себе позаботятся.

– Не хочешь с ними общаться? – делано удивился Мана.

– После истерики, которую мне закатил Сева, – не очень, – холодно ответила я.

Разговаривать стоя было неудобно, но и садиться я не собиралась.

– Что за истерика?

– Да так… Семейная сцена. Мне не впервой слушать его вопли.

– Останься. Мы тут ждем парня, который у нас будет выступать завтра ночью, – сообщил зеленоглазый.

И почему мне кажется, что он хочет меня тут задержать?

– Что за парень?

– Танк Данкуорт, – ответил Мана, и я села.

Один из столпов и одновременно новичков британского рока, примерно год назад взорвавший чарты своим альбомом «God`s Receptionist». Красавец, хулиган и обаяшка. И он будет тут выступать? Диво!

– Он вампир, – сказал Мана, предвосхищая мои восторженные вопли.

– О… – моему изумлению не было предела. – Вампир-звезда?..

Я еще ни одного такого не знала.

– О да, – мой муж усмехнулся невесело, – сорок лет упрашивал форум отпустить его хоть ненадолго на сцену. Ему дали два года.

– То есть?..

– То есть готовься, 29 июля следующего года весь мир будет скорбеть о сторчавшемся от героина Танке, – ухмыльнулся Мана.

Вампиры любят играть и играться, это я уже поняла. Но такое…

– С ума сойти…

– Хочешь познакомиться? – теперь на губах зеленоглазого была легкая ироничная усмешка.

– Конечно! Ты спрашиваешь, – я покрутила пальцем у виска. – Возможно, он голос поколения…

– Не надо только превозносить его, за два года голосами поколения не становятся.

– Короче, – я махнула на Ману рукой, потом еще пару раз для пущего эффекта, – ты просто завидуешь и ревнуешь, что он, тоже гитарист, сумел пробиться так высоко, а ты нет.

Мана сделал кислое лицо.

– Мне дел хватает и помимо вые…осов на сцене, – заметил он.

– Ты подозреваешь кого-то в поджоге? – еще раз попытала счастья я.

Не может быть, чтоб у Маны ни одной версии не было.

– Нет, – легко отозвался он, хлопая ладонью по столу. – Пойду узнаю, как там дела. Заказывай что хочешь. Мужиков отшивай.

Я насмешливо фыркнула, но смолчала. Мана походя коснулся моей щеки, и взгляд его зеленых очей был таким странным… Не могу поверить, что его хотели сжечь. Хотя, наверное, если б хотели – то сожгли бы, а это так, предупреждение… Медики? Неужели они?

В баре было многолюдно, как всегда. Я неспеша попивала «кровавую Мэри». В эти суровые времена Мана зовет к себе выступать звезд мирового масштаба – зачем? Расчет на то, что медики не сунутся сюда, боясь осложнений? К сожалению, я чувствовала, что многого не понимаю и бесконечно далека от этого. Как ни крути, но я не своя среди вампиров, ой, не своя…

Приуныв, я потягивала коктейль, другой, третий…

Когда приехали Сева и Адриан, я была уже гораздо веселее, чем в начале вечера.

– Ты же там чуть не сгорел! – завопила я, бросаясь к брату. – И ты тоже! – не обидела я Адриана вниманием.

Я обняла их, повисла на шеях и крепко прижала к себе парней. Они, конечно, пытались пояснить, что их там не было и все такое, но разве это имело значение… Ведь они МОГЛИ там быть, и кто знает, не БУДУТ ли они там в следующий раз… Это я и донесла до них, с трудом сдерживая слезы. Никто знает, как все обернется и что принесет нам завтра.

Северус слегка расстрогался и растерялся. Адриан заказал выпить.

К закрытию клуба и приезду Данка… Танка Танкуорта… Данкуорта, дал же Бог имечко… Словом, к его приезду я была уже настолько хорошенькая, что влезла на опустевшую сцену, с которой не стали убирать базовое оборудование для завтрашнего выступления рокера. Я схватила микрофон.

– Раз-раз, – сказала я в него. Жутко зафонило.

Официантки и официанты, и без того измученные и уставшие, были вынуждены теперь выслушивать пьяные вопли в микрофон.

Сева не мог стоять в стороне. Когда я запела «I love rock-n-roll», он молнией взлетел на сцену и схватил стоящую там в сторонке гитару. И, конечно, начал подыгрывать. Я пела, думая лишь о том, как не упасть и не свалиться со сцены.

Через полминутки я услышала, что к довольно слаженному дуэту моего пьяного голоса и Севиной гитары присоединились ритмичные звуки синтезатора, имитирующие барабаны. Оглянувшись, я увидела Ману в расстегнутой почти до пупка белой рубашке, который одной рукой подыгрывал нам на синтезаторе, а другой, конечно, бутылку держал. Это мне так понравилось, что я принялась за дело еще усерднее, что не могло не сказаться на качестве пения. Официанты в ужасе, наверное, прибирали зал под мое вытье. Закончив с одной песней, я решила спеть Мэрайю Кэри «My all», пока эти двое не устали мне подыгрывать.

Собственно, я так увлеклась пением, что не услышала второй гитары сперва. В пьяном мозгу промелькнула мысль: «Это что, Бирсен?..»

Оглянувшись я увидела звездищу мировой величины, прелестного и порочного Танка Данкуорта. Так дивно было, что он вообще решил сыграть с нами… Хотя это было на него похоже. Порой, глядя на Танка, я понимала, что вот он, идеальный шоумен. Теперь-то понятно, что в эти отведенные ему годы он старается по максимуму… Но это не умаляет достоинств музыканта, он – гений и душка и останется в истории, несомненно.

Каштановые кудри рассыпаны по плечам стройного худощавого англичанина. Грубоватое лицо с низкими надбровными дугами, высокими острыми скулами и впалыми щеками аскета гармонировали с широким пухлым ртом и мужественным подбородком. Пожалуй, решила я тогда, он старый вампир – внешность его говорила об этом красноречиво. Но умные карие глаза, адская харизма и малость кичливая манера преподносить себя делали его удивительно привлекательным. Ох, ну конечно, вампирскую притягательность отменять не стоит.

Они доиграли мне Мэрайю, но потом хитрый Северус заиграл «Stop» Сэм Браун, и Мана с Танком подхватили резво. Делать нечего, пришлось петь.

– Все, аут, – я повернулась к музыкантам и провела ребром ладони по горлу, – я – промочить горло.

Я спустилась со сцены и, покачиваясь, пошла к стойке.

– Не хватит ли? – спросила у меня Бирсен, с каким-то мужиком корпящая над бумагами тут же.

– Когда мне хватит, я падаю, – невежливо возразила я мудрой, мать ее, премудрой Васи… Бирсен.

И что эти вампиры думают себе? Оху…ли вконец. На месте этой бабы я б не стала гордиться тем, что ей сто лет в обед будет.

Я успела выпить пару глотков винишка, как ко мне подрулил – кто бы сомневался – Танк Данкуорт.

– Ты кто? – спросил он мило, улыбнулся и сел рядом.

На парне был его обычный наряд: килт (он их меняет, так что по цветам вычислить его принадлежность к кланам сложно), гетры, спорран у пояса, рубашка, шарф, жилет… Стильный и любит вые…нуться, подумала я. Почему-то теперь, когда я узнала, что он вамп, Танк не казался таким уж клевым.

– Я? – я махнула рукой, мол, ничего особенного. – Так… задержалась после закрытия.

– Ты дампир, – Танк вдруг резко ногой развернул к себе мой стул, не переставая улыбаться.

Я едва не облилась вином, однако хмель в голове не дал мне потеряться.

– А ты старый, очень, – я вперилась в парня пьяными глазами, стараясь выглядеть адекватно.

Ореховые глаза вампира изучали меня, ноздри раздувались…

– Вот так сюрприз… – Танк хихикнул. – Мои люди ищут дампиров по всей… планете, – не знаю, почему он сделал заминочку.

– Нас много.

– А что, крови не…

– Крови не дам, – перебила я его, – и прошу, будь оригинальнее, чем все… эти.

– Ага, понимаю, – Танк потер подбородок пальцами. – А, может, замуж? Через год останешься вдовой Данкуорта, – он широко улыбнулся.

– О, Танк… – я подкатила глаза ко лбу.

– Что, не продаешься, да? И не покупаешься? – он дразнил. Милый до чертиков.

– Я-то? Запомни, старый: все женщины продаются и покупаются.

– Хахах! – он рассмеялся. – Виски! – крикнул он бармену.

К Танку подошла девушка вампир, кажется, Эля…

– Потом, – отмахнулся он. – Все?

– Абсолютно.

– Даже ты?

– Даже я, – надеюсь, он не планировал подловить меня на этом вопросе.

– Ну, что я знал достаточно хорошо – так это то, что все бабы – шлюхи.

Я пожала плечом. Танк так прелестно улыбался и был таким очаровательным троллем, что я просто не могла его слова всерьез воспринимать.

– Знаешь, это так, – согласилась я. – Правда, я, к примеру, хочу быть шлюхой одному мужчине.

Ладно, Танка наши внутренние разногласия не касаются… Шлюхой двоим – это уже самой натуральной шлюхой, да.

– Какой банальный ответ, – не отстал он.

– Да? Ну ладно, я сначала хотела сказать, что и твоя мама тоже, однако решила, что это грубо. Но если хочешь…

Танк засмеялся.

– Моя мама умерла много лет назад, рожая моего младшего брата. Или сестру, не помню.

– Трогательно, – сухо заметила я, отпивая из стакана.

– Так что, возвращаясь к нашему разговору… Ты тоже продаешься, выходит?

– А как же, – заверила его я, – с удовольствием продамся милому молодому человеку двадцати пяти лет от роду, чтоб он избавил меня от финансовых, морально-этических и прочих проблем, из-за которых я сейчас накачиваюсь спиртным.

– Когда меня обратили, мне было двадцать шесть, – заметил Танк.

– Я имела в виду – всего двадцати пяти, безо всяких там…

– Странная ты. И как тебя еще не убили?

Я взглянула на Танка выразительно.

– Сэр, я давно не покупаюсь на подобные провокации…

– Как тебя называют? – перебил он меня, касаясь руки и замирая.

– Гайей назвала мать, – сказала я. – А ты, старый? Настоящее твое имя как?

– Танк, – он пожал плечами.

– Прости, я слишком пьяна, чтоб понимать этот юмор старого вампира…

– Ну, так сокращенно, – он ухмылялся, светя кроличьими передними зубами.

И как при всем этом ему удавалось быть таким притягательным и красивым?..

– Танк… – я усмехнулась. – Танк. Погоди, – по краю сознания проскользнула догадка. – Танкред, верно?

– Да, – он оставил в покое мою руку и коснулся уже лица.

Не знаю, о чем бы мы еще договорились, но тут пришел Северус. Ей-богу, привычка Маны манипулировать мной с помощью детей уже начинала раздражать.

– Гайя, на минуту…

– Отъе…ись, – вдруг ощерился Танк.

– Это мой брат, – остановила я его, махнув рукой почти перед носом старого вампира.

Сева отвел меня в сторонку, но не сказал ничего существенного. И, жаль, но с Танкредом мне повидаться больше наедине не удалось.

На концерте, который прошел на следующий день, он под одну свою гитару исполнил новую песню, написанную, по его словам, «одной необычной, но долбанутой, без сомнения, девушке». Песня называлась «In my hands, at my feet», и уже потом, после «гибели» Танка, я нашла любительский перевод этой вышедшей синглом и породившей море слухов песни на русский. Очень любительский, конечно, перевод, но основную мысль песни он передавал и даже ложился на оригинальную музыку.

Расстроганная, я сохранила этот перевод для себя. Он и по сей день хранится у меня в папочке «Разное», в текстовом документе «Стихи». И напоминает о звезде-вампире, с которой было крайне приятно поболтать.

Ты не продаешься, тебя не купить,

Чиста и сильна, и умна, как на грех.

Нельзя не хотеть тебя и не любить,

Такие остались еще на земле.

Мне не прикоснуться к тебе, не понять -

Сама выбираешь ты, а не тебя.

И воля твоя – закаленная сталь,

Тем слаще мне будет ее поломать

Припев

И свет – не свет, и ночь – как боль,

И ты распята подо мной,

В моих руках, у моих ног.

Ты словно сломанный цветок,

Ты наяву, а не во снах -

У моих ног, в моих руках.

Где б ты ни была, начинает судьба

Вокруг тебя быстро вращать колесо.

И ты только взглядом даешь мне понять,

Что явно мне не по дороге с тобой.

Я от рожденья привык побеждать,

И получал я все то, что хотел.

Ныне пришлось пораженье признать -

Ты не моя и не станешь моей.

Пронзают тьму кинжалы слез,

Дурманит шелк твоих волос,

И сердце рвется от счастья и тоски.

Пускай с рассветом я умру

От покаянных тяжких мук -

За эту боль меня прости.

Утром после знакомства с Танком я очнулась в незнакомом мне помещении. Было довольно темно, лишь слабый свет пробивался сквозь черные жалюзи. Я лежала на кожаном диване одетая и частично обутая. Хоть убейте, не помню, как сюда добралась. Застонав, я на дрожащих руках приподнялась.

– Доброе утро, точнее, день, – услышала я голос Маны.

Вздрогнув, я повернулась на голос, сев. Вампир сидел в нише у окна, за письменным столом, его лицо освещал белый свет компьютерного монитора.

– Даша, попроси у Бирсен поднос, – сказал он, нажав на кнопку своего интеркома… коммутатора, или как там его называют люди, у которых не болит так сильно голова из-за похмелья?.. – Да, знает, – почти передразнил Мана девушку, задавшую ему вполне резонный вопрос – какой, к черту, поднос?

И впрямь, какой поднос зеленоглазому нужен сейчас? Наверное, такой чеканный металлический, чтоб бить меня им по голове…

Мысли путались, когда я сидела на диване, взглядом отыскивая свою вторую босоножку, и пыталась понять, как я вчера умудрилась столько выпить. Вампир молчал, с оглушительным треском клацая по клавиатуре. Ненавижу, когда я в таком состоянии, а рядом находится мужчина. Или вообще хоть кто-то.

Дверь открылась, вплыла, видимо, Даша. Любимого типа Маны девица – белокурая юная женщина, очень женщина, судя по формам. Меня снедала ненависть ко всем этим небесным созданиям, которым бог подарил такое… все. Тонкий стан, особенно тонким выглядевший, когда она прошла мимо меня анфас. Такие вот большие круглые, но высокие сиськи под тонкой блузкой. Такой очаровательный изгиб бедра, а ноги, не скрытые короткой юбкой, выдавали в ней заядлую велосипедистку. Жопа тоже.