Текст книги "Волшебные истории"
Автор книги: Гай Север
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц)
Искры в глазах не гасли, звон в ушах не стихал, голова гудела, как колокол над воротами Замка.
Прибежала нянюшка. Послали за дядюшкой и за лекарем. Дядюшка молча осмотрел шишку и отошел в угол, в расстройстве оглядывая сцену трагедии. Лекарь предложил массу современных средств, но нянюшка принесла пузырек с вонючей мазью, которой всегда спасала непоседливую принцессу от ушибов и ссадин. Тар-Агне была раздета и уложена на кровать. Шишка была обработана мазью. Дядюшке и переживающим стражникам было предложено удалиться. Лекарь остался с нянюшкой, дежурить у изголовья кровати. Девочка, с примочкой на голове, кряхтела, стонала, хныкала, вздыхала и плакала.
По Замку пронесся слух: принцесса расшибла голову и скоро умрет. В опочивальню прибежал поваренок: требовались разъяснения, как поступать с обедом, который уже ароматно дымился на кухне. Получив нужные распоряжения («Корочку хлеба... И полчашечки шоколада... Если я не умру»), поваренок умчался обратно, и старый повар вздохнул с облегчением. Обед был подан как требовалось. (Правда, не обошлось без тарелки овощного супа и пучка зелени, которую старик всегда покупал лично, в секретном месте.)
Когда дядюшка решился заглянуть в опочивальню, принцессы там не было: ее увели в каминную, где она заканчивала обедать. Нянюшка, лекарь и повар стояли рядом и с благоговением наблюдали, как принцесса доедает ароматный суп и догрызает пахучие зеленые хвостики. На голове у нее торчала примочка, из-за которой прическу пришлось распустить, и волосы свободно падали по плечам.
Настало время менять примочку. Принцессу пересадили ближе к пылающему очагу. Она завертелась, пытаясь увернуться от нянюшки, которая накладывала примочку. Лоханка с примочкой стояла рядом, на специальном столике (принесенном по распоряжению лекаря). Нянюшка – пухлая, в чепчике, в переднике, в многочисленных юбках – суетилась вокруг несчастной.
– Ой-ой-ой, нянюшка! Ведь оно щиплется! – ныла Тар-Агне. – Ой-ой-ой, ведь оно щиплется, щиплется, щиплется!
– Тар-Агне! – нянюшка рассердилась. – Сядь смирно и не верти головой. Схлопотала увечье, а лечиться за тебя будет дядюшка? Повернись и не дергайся.
Принцесса зажмурилась и обернулась к старушке. Нянюшка шлепнула примочку на шишку.
– Ай! – Тар-Агне взвизгнула и подпрыгнула. – Оно холодное! Оно щиплется! Такое холодное и так щиплется, что я точно умру, наконец!
– Не вертись! Нашалила – теперь сиди с лекарством, несносная безобразница.
– Я не нашалила! Оно само! А ты нет, чтобы меня пожалеть, – ругаешься! Ты не любишь меня вообще! А я играла у тебя на коленях! Какой сегодня ужасный, горький, тяжелый день! Сначала не дают посидеть у окошка и посмотреть в дождь. Потом не позволяют приказать гадким послам, чтобы убрались. Потом мучат примочками. Если хочешь, чтобы я быстрее поправилась, отпусти меня на кровать. Я полежу, и все заживет, и не мучь меня своими примочками. Все меня обманывают, хотят отобрать Восточные горы, ждут моей смерти.
– Ты шалунья, Тар-Агне! Видишь, что получается, если не слушаться взрослых. А послушайся дядюшку, не сидела бы сейчас с примочкой, – увещевала нянюшка, утирая пухлые розовые щечки белоснежным платочком.
– А почему он запретил мне приказывать, нянюшка? Я ведь даже ведь королева?! Хочу – приказываю! Не хочу – не приказываю! Скажи ему, нянюшка, пусть он не запрещает приказывать.
– Скажу, скажу. Только ты слушайся и не заставляй меня волноваться.
– Это все он виноват! Запретил отправить послов на плаху. Я так и знала, что не успею. О-о-о, как мне противно. Пусти меня, нянюшка, я пойду и прилягу. У меня трещит в голове, звенит в ушах и мерцает в глазах. Я скоро умру.
– Надо слушаться взрослых! – снова рассердилась нянюшка. – Теперь твоя голова превратится в распухший пузырь, и ты не заметишь, как нам объявят войну глупые люди. О государстве хотя бы подумала, если себя не жалеешь.
Нянюшка собрала лечебные принадлежности и уплыла прочь. Лекарь, замешкавшись на минуту, также покинул каминную.
– Девочка, иди отдыхать, – дядюшка подошел к креслу, где горевала принцесса. Он погладил ее по голове, она прижалась к нему.
– Дядюшка... Почему жизнь – такая противная штука? Почему все так гадко?
– Болит, моя девочка?
– Ужасно! – принцесса потрогала примочку. – Хоть бы умереть скорее.
– Иди отдыхать.
Дядюшка снял племянницу с кресла и отвел в опочивальню. Там он проследил, чтобы девочка улеглась, завернулась, и закрыл окно занавеской – чтобы стало темно, уютно и сонно.
– Обещай, что сразу уснешь.
– Откуда я знаю... А вот кто сделал такие двери – пусть отправят на плаху. Обещай.
– Обязательно. Я прикажу, чтобы их раздвинули на три шага. Отдыхай.
Дядюшка погладил племянницу по распущенным волосам и тихо вышел из комнаты.
* * *
Голова болела, звенела, гудела – заснуть было невозможно. Принцесса ворочалась, ворочалась, ворочалась, примочка в конце концов свалилась и испачкала атласную подушечку. Тар-Агне сползла с кровати, положила примочку на столик, добрела до окна, просунулась в занавеску. Прижалась разбитым лбом к холодному стеклу.
– Здорово, – прошептала она. – Вот так и буду сидеть. Пока не умру.
Потом она вдруг подумала, что умирать ей, в сущности, рано, а прогуляться можно. Прошла к гардеробной, выудила накидку, туфельки, облачилась и вышла в маленький внутренний дворик.
Там было здорово. Дождь недавно закончился. По небу плыли пухлые клочья с серыми брюшками. Сонный ветер дул совершенно не холодно. Сад был напоен свежайшим ароматом зелени и цветов, радостных после дождя.
Тар-Агне решила, что умирать действительно повременит, и зашагала по аккуратным дорожкам. Цветы по сторонам так пахли, так благоухали, что голова стала проходить. Принцесса бродила, внюхивалась в аромат и наконец донюхалась до того, что голова загудела уже по-другому – от запахов.
Тогда Тар-Агне присела на скамеечку рядом с дверьми и стала разглядывать небо. Мокрые рваные серые облака плыли так низко, что проглотили верхушку Башни.
Стояла звонкая тишина, какая всегда бывает в маленьких двориках, где капли после дождя сочно хлюпают с листьев в лужицы у корней. Ветер стих совершенно. Тар-Агне завернулась в накидку – лохматую, мягкую, теплую, и ей было славно (насколько может быть славно с такой шишкой на лбу). Она оглядывала свой дворик, замшелые мокрые стены и крыши вокруг.
Вдруг откуда-то справа хлопнуло. Принцесса вскочила и стала всматриваться сквозь листья, унизанные жемчугом капель. Определенно, там справа кто-то упал со стены!
– Ай! – воскликнула девочка в восторженном ужасе. – Кто-то ко мне крадется! Кто-то хочет ко мне проникнуть! А я тут умирать собралась!
Она подхватила полы накидки и побежала на звук. Пробравшись сквозь листья, вымокнув под водопадом капель, она прибежала к стене и увидела мальчика, который как раз поднимался с мокрой земли. За спиной у мальчика висела на ремешке лютня. Мальчик поднял глаза на принцессу и замер.
– Ты кто? – спросила принцесса, изо всех сил стараясь казаться суровой. – И зачем ты падаешь со стены, когда у тебя лютня? Ты можешь ее сломать!
– Ничего с ней не будет, – сказал мальчик. – Видишь, она даже не испачкалась.
– Ты не сломал себе ногу?
– Нет, а что? Почему я должен был ее сломать? Да и вообще, я падал вниз головой. Тут уж скорее сломать шею. А что?
– Дядюшка запрещает мне прыгать со стен. Говорит, я могу сломать ногу, и тогда мне вообще не разрешат вставать с кровати.
– А тебе не нравится лежать в кровати?
– Ненавижу. А тебе что, нравится? В кровати нужно спать, и больше там делать нечего. А зачем ты ко мне упал? – принцесса, наконец, решилась подойти ближе. – Рассказывай, только честно.
– Я пришел посмотреть, умерла ты или не умерла, – мальчик взглянул принцессе в глаза, бездонно-синие здесь, в полумраке под мокрым деревом.
– А зачем я тебе нужна? И почему ты думаешь, что я должна умереть?
– Люди говорят, – сказал мальчик, – что тебя пристукнули дверью послы с востока. Чтобы не тратиться на войну.
– Мало ли что говорят, – разозлилась принцесса. – Так бы они меня и пристукнули, когда я прикажу отправить их всех на плаху. А зачем тебе здесь, у меня, лютня?
– Она всегда со мной. Я не могу ее оставлять.
– И спишь с ней?
– Конечно, – мальчик погладил ремешок на плече. – С чем же еще?
– А где ты живешь?
– В Башне.
– Да? В этой? – Тар-Агне указала рукой в облака, пронзенные стволом Башни. – Как здорово! А можно я приду к тебе в гости? Я никогда еще не была в Башне!
– А дядюшка тебя отпустит? Ведь он у тебя строгий. Заставляет стоять в углу по три часа в день, иногда по четыре.
– Люди говорят? – разозлилась принцесса. – Ничего подобного! Мой дядюшка – самый добрый дядюшка в мире. А еще он – самый замечательный дядюшка в мире. И самый лучший. И если кто скажет про него гадость, я прикажу отправить его на плаху.
– Кого «его»? Дядюшку?
– Нет, нет, нет! – закричала принцесса и топнула, вскинув фонтанчик брызг. – Кто скажет – неужели не ясно? Ты глупый, да? Так своим людям и передай.
– Не буду я никому передавать, что я глупый. Но если дядюшка тебя отпустит, тогда приходи ко мне в гости ночью.
– Почему? – удивилась принцесса.
– Из моего окна знаешь как здорово видно Луну!
– Не знаю, – расстроилась принцесса снова и хныкнула. – Откуда мне знать? Я ведь никогда не была в Башне, говорю ведь, – она вздохнула. – Но какая разница, откуда смотреть на Луну? Отсюда, – она обвела рукой стены и листья, – ее тоже знаешь как видно.
– Ха, – хмыкнул мальчик с неодобрением. – Ты просто не видела. А вообще, есть места, откуда Луну видно вообще так, что даже мое окно в Башне – полная чепуха.
– Да?! – принцесса взяла мальчика за мокрый рукав. – И ты знаешь такие места?
– Только одно, если честно. Но оно такое! Эх, если бы ты только знала.
– Я хочу знать! Я хочу, хочу, хочу увидеть Луну с этого места. Покажи мне его, я приказываю!
– Но оно не очень-то близко. Знаешь лес на горе, за рекой?
– Да?! – от ужаса принцесса подпрыгнула. – Но ведь это не в Замке! А я никогда не выходила из Замка... Как же мы туда попадем?
– Я знаю секретный ход, – сказал мальчик. – Из Замка выбраться вовсе нетрудно. Я выбирался не раз, и забирался обратно, и никто меня не ловил.
– Тогда пойдем смотреть на Луну, сейчас же! – Тар-Агне несколько раз подпрыгнула, хватая мальчика за рукав.
– Сегодня не получится, – вздохнул тот. – Сегодня у меня репетиция. Мне, кстати, пора. Я, понимаешь, думал только к тебе заглянуть – вдруг жива? – и потом сразу на репетицию.
– И правильно, – кивнула принцесса. – Надо все самому проверять. Но у меня шишка так сильно болит! Знаешь, как я страдаю! О-о-о, как я страдаю.
Тар-Агне немного похныкала (не оттого, что шишка болела, а было нужно).
– У тебя очень страшная шишка, – сказал мальчик серьезно. Он аккуратно потрогал шишку. – Такая шишка будет заживать долго. Тебе, наверно, кладут примочки?
– Еще какие. Ты даже не представляешь, как они щиплются!
– Ха, еще как представляю. В прошлом году, когда я упал с бука и тоже разбил себе голову, только даже сильнее и с другой стороны, мне ставили такие примочки, что я чуть не умер. Умер бы, и тебя не увидел.
– А ты что, хотел меня увидеть с прошлого года? Почему не приходил тогда? И почему хотел меня увидеть?
– Потому что первый раз увидел тебя в прошлом году, когда поступил на службу в оркестр, и ты мне сразу очень понравилась.
– Да?! Как здорово! Ты первый, кто так говорит. А почему?
– Не скажу... Да и не знаю, – мальчик подумал и почесал нос. – Понравилась – и все. Я даже сочинил для тебя музыку.
– Да?! – от восторга и изумления Тар-Агне подпрыгнула и снова разбрызгала лужицу под ногами. – Сыграй мне, сыграй, сыграй! Я приказываю!
– Давай не сейчас. Сейчас мне нужно лезть обратно. И потом, если я начну играть прямо здесь, меня схватят стражники и отправят на плаху. Ты разве не знаешь?
– Знаю, – расстроилась принцесса в очередной раз. – А когда ты придешь? Когда сыграешь мне музыку? И когда мы пойдем смотреть на Луну?
– Давай завтра, – подумал мальчик. – Завтра у меня нет репетиции. Я за тобой приду, и мы пойдем смотреть на Луну с моего места.
– Вот здорово! – принцесса хлопнула в ладоши и подпрыгнула. Глаза ее засияли. – Здорово! А когда завтра?
– Вечером, конечно, – сказал мальчик. – Если у тебя не будет важных государственных дел.
– Не будет у меня никаких дел! Я прикажу отправить их всех на плаху. И мы пойдем смотреть на Луну? И ты сыграешь мне музыку? – она опять схватила мальчика за рукав.
– Да. Но сейчас мне пора.
Мальчик осторожно отцепил принцессу от рукава, забрался по вьющимся стеблям на стену, прошел по верху и скрылся.
– Если ты не придешь, я прикажу отправить тебя на плаху! – крикнула вслед принцесса. – Ну и вот, – расстроилась она окончательно. – Опять я одна и никому не нужна.
Она вернулась в опочивальню, села на пуфик и стала ждать. Через три минуты вскочила, перебралась на скамеечку и стала ждать там. Еще через три минуты переместилась в кровать и продолжила ждать уже там. Но тщетно: до завтрашнего вечера оставалась уйма времени. А завтра утром опять – эти рожи с этими дурацкими ятаганами. Надо обязательно отправить их всех на плаху. Надоели уже, сил никаких нет, придурки.
Мечтая, как было бы здорово отправить на плаху всех дурацких послов, принцесса уснула.
* * *
Наутро опять было пасмурно, холодно, мрачно. Дядюшка с твердым сердцем направился в опочивальню, но – небывалое дело – двери были заперты изнутри! Стражники только пожимали плечами, оправдываясь тем, что снаружи к дверям никто не приближался, а двери ведь заперты изнутри.
– Что-то мне это все не нравится, – озабоченно бормотал дядюшка, направляясь в обход, чтобы пробраться к принцессе через каминную.
И правильно он беспокоился! Принцесса, которая сегодня проснулась часа на полтора раньше обычного, находилась в совершенно расстроенном состоянии. Целый час она терпеливо ждала наступления вечера и, надо отдать ей должное, держалась достойно. Она даже ни разу не хныкнула. Только вертелась у зеркала, находя, что снадобье оказалось на высоте и что теперь почти не стыдно смотреть на Луну.
Потом, когда за окном рассвело, Тар-Агне не выдержала, пробежала в каминную, схватила со стены династическую пику (которая была в два раза выше ее самой), вернулась в опочивальню и накинулась на маленькие подушечки. Всхлипывая и шмыгая носом, она тыкала пикой в подушечки, восклицая, когда пика пронзала блестящий атлас:
– Ну почему его нет? Почему он еще не пришел? А вдруг он вообще не придет? Я ведь тогда отправлю его на плаху... Ну почему же он не идет, не идет, не идет!
И она опять плакала, и пика пронзала гладкие брюшки подушек, и пух летал по всей комнате и опускался на покрывала, ковры, пуфики, скамеечки и принцессу.
Потом принцесса отбросила пику и принялась ползать на четвереньках по ковру – толстому, пушистому, мягкому. Она ревела, и шмыгала носом, и собирала пух в аккуратную кучку.
– Мои подушечки, – шептала она сквозь синие слезы. – Мои маленькие, славные, миленькие подушечки... Как же я теперь без них буду... Что же я такого наделала... Что же я за дура такая ужасная... Мои маленькие, славные, миленькие подушечки...
Вот в таком отчаянии дядюшка застал принцессу. Она сидела посередине опочивальни, вся в слезах и мокрых пушинках. Погубленные подушечки находились в аккуратной кучке слева, а тщательно (по возможности) собранный пух – справа. Принцесса, всхлипывая, шмыгая носом, утирая глаза, запихивала пух обратно. Страшная пика была прислонена в углу к стенке.
Дядюшка оглядел разорение, подошел к несчастной племяннице, опустился на корточки.
– Давай я тебе помогу, моя девочка.
Он стал помогать принцессе засовывать пух в подушечки. Она окончательно разревелась и уткнулась в дядюшкино плечо.
– Дядюшка, – застонала она в плечо. – Я тебя очень, очень, очень люблю! Прикажи им, пусть починят мои подушечки! Зачем я их порезала пикой! Мои маленькие, славные, миленькие подушечки... Дядюшка, ты им прикажи...
– Прикажу, – дядюшка прижал принцессу к себе и погладил по распущенным волосам. – Сейчас прикажу, и нам принесут двадцать новых подушечек. И они будут даже лучше тех, которые ты порезала...
– Да, дядюшка, да... Я плохая, я вздорная девочка... Пускай меня отправят на плаху, дядюшка.
– Ты меня так напугала, маленькая! У тебя до сих пор так болит голова?
– Нет, дядюшка, – принцесса утерла кулачком глаза и вздохнула. – Голова почти не болит. Просто гудит, и в ушах звенит, и трещит, но уже не болит, почти. Я бы даже позавтракала. Да, я бы даже позавтракала, и пусть мне принесут чашку вкусного шоколада. И полбулочки. Нет, даже целую булочку.
– Это мы сейчас устроим. Но почему тогда ты так плачешь? Почему ты порезала все подушечки? Они же были твои любимые! Ты спала на них с такого вот возраста!
Дядюшка приподнял ладонь над полом.
– Не говори мне, дядюшка, не говори! Я знаю. Но он не пришел, и мы теперь не пойдем смотреть на Луну.
– И когда он собирался прийти? – спросил дядюшка озадаченно.
– Он сказал, ближе к вечеру...
– Вот как... Но до вечера еще есть какое-то время, девочка. Он еще может прийти, и он наверняка придет. Если, конечно, ты не обещала отправить его на плаху.
– Я обещала, дядюшка, обещала, – принцесса горько вздохнула. – Но если только он не придет... А если придет – зачем...
– Вот как. А скажи, моя славная, он – это кто?
– Откуда я знаю, – пробурчала девочка, дернув плечом. – Да и какая разница!
– Ты даже не знаешь имени?
– Не знаю!
– Это нехорошо, моя маленькая. Если бы мы знали имя, я бы его нашел и привел.
– Нет, пусть сам приходит, раз обещал! Все, дядюшка, отпусти меня, отпусти... Пусть принесут подушечки и пусть унесут эту мерзкую пику. Пусть ее вообще выкинут! Или ее тоже нельзя выкидывать? Почему ничего нельзя выкидывать? Накидали всякого хлама, валяется тут – не продохнуть.
– Уже иду, – дядюшка осторожно отнял от себя принцессу и встал. – Но ты пока умывайся, одевайся и завтракай, потому что вчера мы...
– Я никуда не пойду! – сказала вдруг девочка так твердо и четко, что дядюшка вздрогнул.
Она подняла голову и пронзила его синим взглядом. Долго смотрела, с растрепанными волосами на заплаканных щечках, потом шмыгнула носом, провела ладонями по глазам, встала, добрела до кровати и улеглась, уткнувшись лицом в скомканное покрывало.
– Буду лежать пока не умру. Или пока он не придет. И прикажи, наконец, этих дурацких послов отправить на плаху, всех. И скажи, что никаких приемов больше не будет.
Дядюшка молча вышел из опочивальни.
* * *
Весь этот тяжелый, дурацкий, томительный день принцесса не выходила из опочивальни. Она лежала в кровати, не отнимая лица от подушки, молчала, вздыхала, иногда тихо плакала. День шел, а он так и не появлялся; уже перевалило за полдень, а он так и не приходил. Принцессу звали завтракать, обедать, ужинать, но каждый раз она отвечала, что ей ничего не надо, пусть только всех отправят на плаху, а ее оставят, наконец, в покое.
Пришел вечер – холодный, ветреный, неспокойный. Принцесса, завернувшись в одеяло, перебралась к окну и смотрела в ненастное небо.
– Ну и пусть, – шептала она, прижимаясь ноющим лбом к стеклу. – Пусть, пусть, пусть. Пусть не видно Луну. Он все равно не пришел. Я скажу дядюшке, и он прикажет его разыскать. А потом я отправлю его на плаху. Просто ужасно как! Я злая, свирепая, страшная, кровавая, жестокая, мрачная, беспощадная, бесчеловечная... Пусть знает, как меня мучить.
И она шмыгала носом, и плакала, и слезы текли по щекам.
Потом побродила по комнате, не замечая слуг, пришедших гасить огни. Потом переоделась в любимую ночную рубашку – блестящую, тонкую, мягкую, с синими дракончиками по подолу. Потом улеглась на новые подушечки, обняла их, заплакала снова.
Потом долго лежала, не закрывая глаз. Потом в каминной часы на полке пробили десять. Потом – пол-одиннадцатого. Потом – полдвенадцатого, и пора было умирать.
Тар-Агне вздыхала, ворочалась, шмыгала носом, терла глаза, трогала шишку, которая заживала на лбу. И наконец стала проваливаться – засыпать.
Тут вдруг произошло очень странное.
В отдушине, в стене под потолком, что-то заворошилось. Узорная крышка отдушины отвалилась и мягко упала на толстый ковер. Образовалось отверстие, из которого выпало не очень большое, серое, непонятное и ужасно пыльное. Оно шмякнулось вслед за крышкой и стало чихать!
Принцесса взвизгнула, вспрыгнула на кровати, сгребла одеяло и спряталась за него. Серое, пыльное и чихающее стало разворачиваться. Наконец оно развернулось. Посреди опочивальни возник мальчик, и за спиной его была лютня.
– Ты пришел! – закричала принцесса шепотом. – Ты пришел, ты пришел, ты пришел!
– Ну да, мы ведь договорились?
– Я тебя дожидалась с утра! А ты все не приходил!
– Но я же сказал, что приду вечером.
– Ну и что! А вдруг?
– Хм... Я пришел бы раньше, но пришлось пробираться в обход. У тебя тут везде такие свирепые стражники. Всех грозятся отправить на плаху.
– Конечно! – радостно воскликнула Тар-Агне, спрыгнула с кровати и подбежала к мальчику. – А как тебя зовут?
– Меня называют Ведд-музыкант. Ты зови меня просто Ведде.
– Отлично! А меня как зовут, ты знаешь?
– Я буду звать тебя Агне.
– Отлично! Но, Ведде, как мы пойдем смотреть на Луну? Ты видел, какие тучи! Противные тучи съели Луну, как же нам быть?
– Там, куда мы пойдем, – сказал Ведде, – Луну видно всегда. Не переживай.
Он оглядел принцессу – Тар-Агне стояла рядом, в ночной рубашке, с сияющими в полумраке глазами.
– Там сыро и холодно, Агне. У тебя есть теплая куртка?
– А как мы пойдем? Мы что, полезем туда? – девочка указала на дыру отдушины.
– Да. Одевайся.
Тар-Агне сбегала в гардеробную и принесла свою любимую меховую накидку – длинную, мягкую, сверкающую.
– Нет, – Ведде оглядел и ощупал накидку. – Она там испачкается и порвется. Нужна какая-нибудь старая и, по возможности, грязная тряпка.
– А Луна?! Смотреть на Луну в грязной тряпке?!
– Луна не обидится. Она понимает.
– Но у меня нет грязной тряпки... – Тар-Агне собралась снова расстроиться, но Ведде положил руку ей на плечо.
– Я так и думал. И взял с собой это.
Он вытащил из-за пазухи мятый мешок. В мешке оказалась куртка – старая, затертая, штопанная, но все еще крепкая и вполне теплая, чтобы согреть маленькую принцессу в промозглую ночь.
– Конечно, – хныкнула девочка, разглядывая замечательную одежду. – У меня нет такой ловкой куртки! И такого мешка у меня нет еще больше. А если заведутся, то дядюшка заставит их выкинуть, точно. Нет чтобы повыкидывать весь этот хлам! Пику нельзя выкидывать, эту дурацкую вазу в углу тоже нельзя... Знаешь, как она меня бесит! Найти бы того, кто ее сделал, и отправить на плаху. Или хотя бы того, кто ее сюда запихал. А лучше обоих.
– Давай одеваться! – Ведде распахнул куртку. – Залезай.
Тар-Агне облачилась в куртку.
– Какая ловкая куртка! Какая уютная! Я хочу приказать себе такую же.
– Это моя старая куртка. В ней я первый раз тебя увидел, и в ней ты мне сразу понравилась. В смысле, я был в ней, а ты мне понравилась.
Тар-Агне погладила куртку.
– Теперь это, – Ведде раскрыл мешок.
– То есть как? – испугалась Тар-Агне. – В мешок? Зачем?
– Там очень пыльно. Если ты не наденешь мешок, твои волосы превратятся в паклю, а ночная рубашка – в сухую половую тряпку. И вообще, принцессам нельзя быть пыльными. По-моему, это должно быть ясно без объяснений.
– Ну хорошо, хорошо, хорошо. Я надену страшный мешок. Только как я там все увижу? Вдруг я заблужусь не в ту сторону? Куда-нибудь выпаду и потеряюсь? А Луна?
– Я прослежу, чтобы все было в порядке, – сказал Ведде. – Давай, надевай мешок, и я затолкну тебя в дырку.
Принцесса тщательно надела мешок. Ведде поставил друг на друга три пуфика, стал на них, взял принцессу, поднял и пропихнул в отверстие. Потом взял в зубы свой, ухватился руками за край, подтянулся, пролез, оделся в мешок и позвал:
– Ты как?
– Неуютно, – призналась из мешка принцесса. – Колется. И угол какой-то в спину.
– Потерпи. Нам нужно увидеть Луну. А чтобы увидеть Луну, часто нужно терпеть. Сейчас я буду тебя волочь. Ты лежи в мешке как лежится, не волнуйся.
– Ну так давай, волоки! Луна ведь уйдет, она ведь не будет нас ждать!
– Не бойся, нас она сегодня дождется.
Он потянул за собой сверток с принцессой. Тар-Агне принимала мучения мужественно и даже старалась не хныкать (когда тебя волокут в мешке по трубе, совсем, оказывается, не приятно). В мешок пробивалась пыль, и девочка постоянно чихала. Ведде старался волочь маленькую королеву с самым возможным королевским комфортом, но один раз Тар-Агне так стукнулась, что даже вскрикнула.
– Ты что? – спросил Ведде. – Ударилась?
– Моя бедная шишка! – захныкала девочка. – Шишка! Больно ужасно! Заживало, заживало, и все напрасно... Как же смотреть на Луну, с шишкой?
– Не переживай, – сказал Ведде. – Это нормально. Говорю ведь, часто Луну без шишки вообще не заметишь. Ну, осталось чуть-чуть.
Ведде проволок принцессу в мешке еще немножко – и рухнул в дыру.
– Я упал! – сообщил он снизу. – Лежи и не двигайся.
– Ты не сломал лютню? – воскликнула в ответ принцесса. – А то как же ты будешь играть мне музыку?
– С лютней ничего не случится, не переживай. Сейчас я поднимусь к тебе и развяжу, а потом мы спустимся по веревке. Ты умеешь спускаться по веревкам?
– Не знаю, – растерялась принцесса. – Я никогда не спускалась по веревкам. А что делать?
– Пробовать. Я поднимаюсь.
Ведде поднялся к дыре, вернулся в трубу, развязал принцессу и выручил ее из мешка.
– Держись за меня. Обними, например, за шею.
Девочка так и сделала. Они благополучно спустились, и Ведде достал из кармана фонарик. Луч заплясал по непонятным предметам.
– Мы где?! – принцесса вцепилась мальчику в локоть.
– Это старая кухня. Ее закрыли еще до того, как ты родилась – и я тоже, – потому что полы начали подмокать.
Фонарик выхватывал из темноты котлы, сковороды и кастрюли – черные, огромные, страшные.
– Агне, иди за мной! Не отставай, тут запросто потеряешься.
Они прошли в непонятную комнату. В середине стояла большая деревянная плаха. Рядом валялись черные кости, ржавые крючья, топорики, топоры.
– А что это, Ведде? – спросила принцесса, когда луч света остановился на огромном ноже. – Вот это вот – что такое?
Ведде наклонился и поднял железку.
– Мясной нож.
Он передал девочке нож, и она приняла его дрожащими пальчиками.
– А что это на нем такое? Черное, липкое, отвратительное?
– Кровь. Только она тут, в сыром подвале, склеилась в какую-то гадость. А была кровь.
– Настоящая?! – принцесса побелела так, что было видно даже в отсвете фонарика.
– Здесь разделывали животных, всяких там коров, свиней и баранов, чтобы потом готовить из них мясные блюда.
– Вот этим самым ножом? – принцесса пришла в полный ужас.
– Ну да. Разрубали на много частей. И кости громко хрустели.
– Вот этим, значит, ножом... – принцесса в смятении оглядывала железку. – И кровь брызгала в стороны? Ай! Зачем ты мне его дал! Какой гадкий, жуткий, отвратительный нож!
Принцесса разжала пальчики. Ржавый нож глухо звякнул о пол.
– Давай быстрее уйдем, Ведде. Давай быстрее, быстрее, быстрее отсюда уйдем. Это плохое место, мне здесь очень не нравится. Только подумать: в нашем старом, славном, уютном Замке есть такие места!
– Ха! – усмехнулся Ведде мрачно. – Ты даже не представляешь, какие места есть еще в нашем Замке. Одно нам придется пройти.
– Правда?! – принцесса вцепилась мальчику в локоть. – Давай быстрее тогда пройдем и побежим смотреть на Луну!
– Да. Держи меня за руку.
Он взял горячую маленькую ладонь, и они вышли из ужасной комнаты. Шли долго: спускались по каким-то скользким ступенькам, открывали какие-то сгнившие двери, пролезали в какие-то затхлые дыры. Ведде бесстрашно рассекал фонариком мрак, и принцессе с ним рядом, держа его за руку, было совсем не жутко. Когда мальчику пришлось повозиться с дверью, которая не открывалась, девочка даже решила немножко пройтись.
– Я пойду погуляю, Ведде, ладно? Немножко. А ты пока открывай дверь. Можно, немножко?
– Только не уходи далеко. Говорю, здесь легко заблудиться. Если вдруг что-то случится, сразу кричи.
– Обязательно! Только лучше я буду кричать, когда еще ничего не случится.
– Нет уж, лучше кричи если случится.
– А как же кричать, если случится?! Если случится, вдруг я не смогу закричать?
– Ну постарайся. Когда кричат, если что-то случилось, – способ проверенный.
– Ну ладно, ладно. Я постараюсь кричать только если что-то случится. А раньше не буду. Если получится. Ну, я пошла. Ты меня позовешь, Ведде?
Принцесса сделала три осторожных шажка в сторону. Затем еще три, потом еще три – только куртка едва виднелась в отсветах фонарика.
Вернулась она через минуту, держа за хвост большущую крысу. Крыса висела вниз головой, извивалась и дергалась, стараясь добраться до кулачка. Черные искорки глаз посверкивали в темноте – крысе очень не нравилось, что с ней так обращаются. (Пусть королева – ей-то небось не понравится, если ее поймают, схватят и подвесят за хвост, вниз головой.)
– Смотри, Ведде! – принцесса торжественно предъявила крысу. – Смотри, какое милое, какое замечательное существо! Смотри, у него лапки, и глазки, и ушки, усищи и хвост! И еще оно мягкое и в меру пушистое. Смотри, какое славное существо! Смотри, не все так ужасно в Замке!
– Ты мучишь животное, – откликнулся мальчик с неодобрением. – Оно висит вниз головой, ему противно и неудобно.
– А что это, Ведде? Что это за животное? Я хочу себе завести такое! Я прикажу себе завести точно такое! Буду с ним дружить, гладить, за ним наблюдать. Кормить буду. Какое оно замечательное! А что это, Ведде, что?
– Это крыса, – сказал мальчик, открывая, наконец, затвор.
– Крыса? – растерялась Тар-Агне. – Вот это и есть крыса? Ай! – она взвизгнула и отвела от себя руку с крысой. – Я боюсь! Спаси меня, Ведде! Это же крыса!
Она разжала кулачок. Крыса шлепнулась на пол, заверещала и убежала. Тар-Агне кинулась к мальчику, вцепилась в него и спрятала лицо на груди.
– Спаси меня, Ведде. Спаси. Это же крыса.
– Нам надо идти.
Принцесса взяла мальчика за руку, и они пошли дальше. Шли долго: спускались снова по каким-то ступенькам, открывали снова какие-то двери, пролезали снова в какие-то дыры. Становилось все холодней. Вскоре Ведде замер у низенькой двери в мокрой стене.
– Смотри, – он посветил фонариком в дверь.
Принцесса увидела, как в глубине, на куче гнилья валяются кости. Она долго всматривалась в груду костей, потом спросила:
– Что это, Ведде? Здесь тоже разделывали животных? А зачем тогда цепь? Чтобы не убежали? Что это, Ведде?
– Скелет, – сказал мальчик глухо. – Этот несчастный умер в этой темнице, и никто его отсюда не вытащил, даже не похоронил. Видишь, череп? А вот, смотри, ребра.
