Текст книги "Волшебные истории"
Автор книги: Гай Север
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц)
– Ну? – обратился во тьму Каборга. – Открываю?
– Давай вместе? Если умирать, давай вместе. А то я всю жизнь одна да одна, – девочка стиснула ему руку.
– Давай, – голос Каборги дрогнул. – Но жизнь у тебя не такая напрасная получилась. Видишь, мы даже успели расчесать тебя как следует. Только ты мне не прочитала стихи... А я тебе книги не показал... Ну ладно, теперь-то что. Когда умираешь, уже никакой разницы. Держи свечку.
– Жалко правда, что ты меня так и не украл, – вздохнула девочка, забирая свечу. – Ну ладно. Теперь-то что, да?
– А ты мне стихи не показала... Нет, интересно, зачем ему все-таки эти крысиные хвостики?
Он сжал крепче горячую ладонь девочки и решительно произнес:
– Подавись, проклятый кудесник!
Они ухватились за ручку и потянули на себя дверь. Дверь не открылась.
– Ага... – Каборга перевел дух. – Ага! Похоже, случилось то, что и должно было случиться.
– Ты про второй?.. Случай?.. – девочка еле шептала.
– Ну да... Вот иногда все-таки понадеешься. Думаешь: хоть на этот-то раз должно повезти. А жизнь тебя шмяк... И все как обычно.
– Пойдем обратно? – девочка дернула Каборгу за руку. – Раз уж нас не убило, быстренько стащим Волшебную силу, и ты меня украдешь – обещал!
– Подожди. Все нужно делать последовательно и спокойно. У каждой двери в мире есть две стороны. Сначала попробуем другую сторону, а потом пойдем, и я тебя украду. Только стихи не забудь показать – обещала!
Каборга снова взялся за ручку и навалился на дверь всем телом. И чуть не свалился! Дверь, скрипнув, ушла в темноту. Путь был открыт.
– Надо же, – хмыкнул Каборга. – Пойдем обратно, я не верю – так не бывает. Первый раз вижу, чтобы из четырех случаев выпал первый. Наверно, что-то где-то случилось.
– Может, это потому что мы вместе?
– Похоже на то. Так или так, но мы сломали запретительное заклятье... Или его здесь просто не было.
– Как же так, не было! – обиделась девочка. – Шара сказал: кто сунется под запретительное заклятье, того сразу в лепешку! Убьет на месте, не останется мокрого места!
– Странно как-то. Шара говорит одно, выходит другое. Ладно, ты знаешь как дальше?
– Вроде да. Я же тут была, только с другой стороны.
– Зачем оно нужно, такое заклятье, если девочки проникают в него с другой стороны?
– Но я же через отдушину!
– А-а... Тогда, конечно, другое дело.
Они прошли дверь и заторопились по коридору.
– Ага, – сказал Каборга, оглядывая проплывающие мимо колонны, – Похоже, этот коридор ведет через главный чертог и упирается в башню. Наш Замок также устроен – башня, чертог, вверху коридор.
– Интересно, зачем Шаре нужен ваш замок, если он такой же?
– Я не уверен, что ему нужен замок. В письме-то он написал, что крошить будет нас.
– А что он сделает с замком, когда всех покрошит?
– Сложит где-нибудь наши куски и уйдет, наверно. Что делать в пустом замке?
– Ну, я подумала, может, ему что-то от вашего старика нужно. Может, тоже хочет отобрать у него Волшебную силу. У магов ведь должны быть свои счеты?
– Это конечно. Но нас-то зачем крошить? Так! Опять дверь... – Каборга толкнул дверь рукой, и она спокойно открылась. – Видела? Страшный, могущественный и свирепый. А дверь не запер.
Они прошли дверь и оказались на площадке, вмурованной в ствол главной башни. Слева лестница вилась по стене наверх, справа – вниз. Впереди зияла черная бездна.
– Страшно, – произнес мальчик, всматриваясь во тьму. Эхо гулко ворочалось в каменном колодце башни. – У нас тоже так, даже перил нет. Всегда боюсь свалиться. Но в последнее время я туда и не хожу. Старика все равно у себя почти не бывает. А сейчас, вон, и вообще ушел, за крысиными хвостиками.
– Вот прицепился ты к своему старику! – шепнула девочка, со страхом заглядывая в провал.
– Так взрослый ведь человек! – хмыкнул Каборга с досадой. – Четыреста лет на свете живет. Книг вон сколько перечитал. У него их там такой шкафище, страшно смотреть просто. А книги всё про войну, или про землетрясение, или про какую-нибудь еще напасть. Мог бы подумать: вдруг и у нас такое случится? Или он считает, что нас землетрясения не касаются? Раз уж нам выпало счастье с ним жить? У нас ведь горы недалеко. А в горах бывают землетрясения. В книгах про это много.
Они стояли на краю площадки, и мерцание свечки глохло во мраке. Снизу тянуло холодом.
– Интересно, зачем тут такая дыра? – прошептала девочка, оглядывая ступеньки и стены. – Может быть, чтобы маги к себе наверх взлетали? Напрямик, чтобы не таскаться по лестницам.
– Что-то я не видел, чтобы наш хоть разок бы подпрыгнул, – хмыкнул Каборга. – Идем?
– Да! Только тихонько, по стеночке... Я не умею летать, знаешь!
– Я тоже не умею. Хотя пробовал...
– И как?
– Больно.
Каборга взял девочку за плечо, аккуратно отодвинул от ужасной пропасти, и они стали медленно подниматься, цепляясь руками за камень стены.
– Холодно как! – девочка зябко куталась в шерстяную накидку.
– Не лето на дворе, – Каборга выдохнул клуб в мерцание свечки. – Когда я тебя буду красть, оденешься потеплее.
– Ага! Только книжки мои возьмем, ладно? У тебя в Замке есть свежие чернила? А то я свои почти совсем разбавила.
– Есть. Дам тебе целую бутылку. Я у нашего стянул, в прошлом году, когда он меня на четыреста лет приглашал.
– Брр, я замерзла!
– Я тоже. У меня нос ледяной, и уши. Только потрогай!
Они остановились, и девочка потрогала у Каборги нос и уши. Потом Каборга потрогал нос, уши и щеки у девочки, и они пошли дальше. Наконец, добрались до верхней площадки, откуда вело три хода.
– Вот это на улицу, на самый в-верх, – девочка дрожала от холода. – Это не знаю куда... А это к Шаре!
– Инт-тересно... – у Каборги зуб на зуб не попадал. – Есть ли т-тут какое-нибудь запретительное з-заклятье?
– Н-не знаю, – девочка куталась в шерстяную накидку. – Я сюда через д-другую лесенку попадала, которая в стене проб-би-бита...
– А мне н-наплевать, мы замерзнем...
Каборга нажал на ручку. Дверь отворилась. Они прошли тамбур, открыли еще одну дверь и очутились в большой комнате, стены которой терялись во мраке. В комнате было тепло, и ребята быстро согрелись. Девочка подошла к стене, вдоль которой стояли шкафы с книгами, футлярами и стеклянными банками.
– Вот! – она протянула руку. – Видишь? На каждой склянке по ярлыку! Как в аптеке!
– В аптеке? Это что такое?
– Не знаю... Про аптеку у меня книжка есть. Я так поняла, в аптеке все аккуратно и по порядку. Ведь смотри, как у него все аккуратно!
– Знаешь, маги – они все-таки молодцы... Щепетильный народ.
– Ага, – кивнула девочка, с опаской и любопытством разглядывая ряды склянок. – Представь, что будет, если не подписывать все это хозяйство?
– Еще бы, – кивнул Каборга. – Если перепутать крысиные хвостики со стрекозиными рыльцами?
– Перестань! Страшно.
– Все не то... – Каборга внимательно изучал ярлыки. – Фу, какая гадость! Посмотри только.
– Головы тараканьи, сушеные, молотые, настойка. На растворе мышиной мочи, тридцати-семи-про-центной, выдержка четыреста пятьдесят лет, – прочитала девочка. – Тьфу! Зачем ты заставил меня это читать?
– Ну как... – Каборга смутился. – Это ведь волшебные средства. Не сердись.
– Я не сержусь, – улыбнулась девочка. – Я понимаю – наука, не просто так. Представь, сколько гадости им приходится перебрать, пока не найдут что-нибудь.
– Это и бесит! – Каборга стукнул ладонью в деревянную стойку. – Нет чтобы сесть и подумать, а потом сразу сделать как нужно! Нет, надо пятьсот тысяч раз потыкаться, перевести кучу добра, истратить полжизни на крысиные хвостики... А потом заявить, что все это ерунда, и что смысл, оказывается, в каком-то там чистом знании!
– В чистом знании? – удивилась девочка. – А что, есть грязное? Когда чистое уже испачкается, то есть?
– Хм, – Каборга задумался. – Интересный вопрос. Знание, наверно, само по себе. Откуда его ни добывай, из хорошего или плохого... В этом его и польза, и смысл. А вообще, между нами, знание – странная штука. Вот возьми нашего. Он тоже всю жизнь провозился с этой вот дрянью...
Каборга переставил склянку со скрюченным насекомым в желто-зеленой жидкости.
– Сидеть день и ночь напролет, мешать одну мерзость с другой... Нет чтобы выйти на свежий воздух, посмотреть на солнышко, в небо! Видела, какое замечательное небо сегодня было? Как паутинки сверкали? Вот это я понимаю!
– А как из окна на закате! – воскликнула девочка. – Сзади солнце уже закатилось, впереди на востоке небо синющее, такое чистое и глубокое! И уже горит эта звездочка, а воздух – холодный и свежий, сладкий-пресладкий! И все так спокойно и тихо – долина, речка под небом, лес под горами – там, далеко! Так здорово! И никаких тебе крысиных хвостиков.
– Как знать, вообще-то, – Каборга грустно вздохнул. – Ведь крысиные хвостики, – он махнул рукой в неопределенную сторону, – часть всего этого.
– Да, но только когда они на крысах!
– Это сложный вопрос, – Каборга продолжил исследовать склянки. – Вот маги пусть его и решают. А у нас тут война на носу. Сейчас мы найдем склянку с Волшебной силой и стащим. А потом ты возьмешь свои книги – стихи не забудь! – я тебя украду, и мы поедем ко мне. Так, здесь Волшебной силы нет. Вот следующий шка... Вот она! Нашел!
Каборга торжественно предъявил девочке бутылку с красивой темно-бордовой жидкостью. Девочка осторожно взяла Волшебную Силу и стала смотреть на свет.
– Какая красивая! Какой цвет глубокий! И как здорово булькает!
– Знаешь... – Каборга разглядывал Волшебную силу. – Может, стоит повозиться даже с крысиными хвостиками... Если в конце получается такая Волшебная сила? Смотри, какая красивая!
– Ну да... А мы ее, видишь, сейчас украдем как раз. Сила Волшебная, дистиллированная, выдержка пять тысяч шестьсот лет, – прочитала девочка. – Ух ты! А здорово ее держать в руках, правда?
– Я только боюсь, – Каборга осторожно забрал бутылку, – что мы стащим эту Волшебную силу, а у него где-нибудь еще про запас, в тайнике. Мы ведь не сможем тут все перерыть.
– Вряд ли, – девочка покачала головой. – Волшебная сила одна. Иначе какой в ней смысл?
– Ну-у... – замялся Каборга. – Ведь из этой бутылки можно отлить в другую?
– Нет, – возразила девочка твердо. – Отлить можно что хочешь, только не Волшебную силу.
– А давай отхлебнем по глоточку? Вдруг мы тогда сможем летать?
Девочка задумалась, разглядывая бутылку.
– Лучше не надо, – сказала она наконец. – Мы же ничего про нее не знаем. Как она действует на обычных людей? Но хочется... Если как-нибудь осторожно... Если только разбавить?
– Нет, тогда уж лучше просто отлить. Зачем портить хорошую вещь... Нам пора, – Каборга взял девочку за руку. – Уже поздно, а у меня там головорезы ждут.
– Ты меня сейчас будешь красть? – воскликнула девочка радостно.
– Конечно! Обещал ведь.
Они вышли из комнаты к лестнице. Каборга, бережно прижимая к груди бутылку с Волшебной силой, начал быстро спускаться.
– Твои головорезы – они тебя защищают? – девочка торопилась вслед.
– Конечно.
– Они у тебя хорошие!
– Только несчастные.
– Почему? – девочка на секунду остановилась. – Почему же хорошие – и несчастные?
– Ну ты ведь тоже хорошая – и несчастная. Гребешка даже нет. Они так ужасно хотят кого-нибудь зарубить, или проткнуть пикой, с самого детства. Но жизнь у нас сплошная скука, ничего интересного. Вот, – объяснял Каборга, шлепая по ступенькам, – пришло от Шары письмо. Видела бы ты, как они обрадовались. Еще бы! Нам объявили войну, и теперь, наконец, можно кого-нибудь порезать в куски, истыкать в решето или, на худой конец, отрубить голову. Так нет же! Мы с тобой украли Волшебную силу, и войны, похоже, не будет. Опять мои Тукка и Тургубадук будут ныть и скучать. В общем, не вовремя они родились.
Девочка какое-то время молчала.
– Скучать плохо, – сказала она грустно. – Я знаю. Я всю жизнь скучаю. Может, мы для них что-нибудь придумаем?
– Я уже думал. Придумал им деревянного рыцаря. Чучело еще придумал соломенное. Они сначала обрадовались, а потом еще больше разнылись. Голова им, видишь ли, деревянная не подходит. А где я им возьму настоящую? Вокруг одни деревянные.
– Ага! И все соломой набитые. Слушай, пусть они кого-нибудь у нас проткнут? А то все раздулись как жабы. Особенно главный смотритель, смотреть тошно. Важный, толстый – пусть они его проткнут как раз! Пусть они будут счастливы! И ему полезно будет.
– А где он сейчас?
– Не знаю, – огорчилась девочка. – Наверное, тоже ушел. По военным делам.
– Тогда не получится – не успеем. Пока его найдешь. Да и зачем, теперь-то? Ведь я тебя украду, а его мы с собой не возьмем. Мы возьмем только нужные вещи. А он пусть смотрит.
* * *
Они спустились к площадке, прошли в коридор, миновали страшную дверь, на которой висело запретительное заклятье, и, наконец, снова оказались в комнатке с зеркалом, столом, кроватью и кучкой тюков под открытым окном.
– Собирайся, – поторопил Каборга. – Сейчас я тебя буду красть.
– Я быстро! – девочка радостно завертелась по комнате. – Книжки я еще не развязывала, стихи спрячу в сумку, еще пару тюков – вон тот, и вон тот – и можно ехать!
– Напиши записку и оставь на столе. А то твои начнут беспокоиться.
– Не начнут, – девочка хмыкнула. – Они же готовятся завоевать мир. Не заметят, что меня нет.
– Напиши. Взрослых нужно предупреждать, когда тебя крадут.
Девочка достала из тюка чистый листок и аккуратно вывела разбавленными чернилами несколько строк.
– Меня украли, – прочитал Каборга. – Не беспокойтесь. Там, куда меня украли, хорошо и не скучно. И меня будут расчесывать каждый вечер. И каждое утро. И дадут целую бутылку чернил. А вам все равно надо завоевывать мир. Если что, пишите. Ну, – сказал он с удовлетворением, – это другое дело. Пошли!
Он положил на записку гребешок, оставил рядом свечу. Подошел к окну, вдохнул свежего воздуха.
– Нужно пройти по карнизу, там где-то моя веревка. Я спущусь с твоими вещами. Бери книги!
Он помог девочке перелезть через подоконник, и они осторожно пошли по карнизу, и весь залитый лунным сиянием мир был у их ног, и чистый ветер трепал одежду и волосы. Они добрались до крюка, Каборга потянул за веревку, вытянул вверх и обвязал девочку. Левой рукой она прижала к груди стопку книг, правой взялась за веревку, и Каборга стал бережно опускать девочку со стены. Наконец веревка ослабла. Каборга вытянул ее снова, отправил вслед нетяжелую связку тюков. Потом проворно спустился сам.
– Домой! – он подхватил тюки.
Они вышли ко рву. Лошадь Каборги бродила в стороне, пощипывая влажную ночную траву. Тукка и Тургубадук мирно спали на берегу, посеребренные полной луной.
– Тукка! Тургубадук! – окликнул негромко Каборга. – Подъем!
– А мы и не спим, хозяин, – разлепил веки Тукка.
– Мы сторожим, хозяин, – встрепенулся Тургубадук.
– Опять вы нас обманули, хозяин, – заскулил Тукка. – Здесь ведь нет никого!
– Мы тут все избродили, хозяин, – заныл Тургубадук. – Все обошли, но никого не нашли!
Они таращились на девочку со стопкой книг у груди. Она с любопытством смотрела на них, и глаза ее в лунном свете ярко сияли.
– Вообще никого, как сами все передохли, хозяин, – скулил Тукка, ковыряя алебардой землю. – Опять я напрасно брал с собой алебарду? Она у меня уже испортилась, что ей никого не режут!
– Это вы виноваты, хозяин, – ныл Тургубадук, тыкая пикой палые листья. – А теперь вы украли Волшебную силу, и война отменяется. Кого я буду колоть своей пикой? Она у меня уже заржавела, что ей никого не колют!
– И так ни головы по-человечески отрубить, ни на куски порезать!
– Кому теперь кишки выпускать?
Головорезы уставились на девочку и заканючили снова.
– А кто это такая, хозяин? – заскулил Тукка, указывая алебардой на девочку. – Из башни, да?
– Кто такая, хозяин? – заныл Тургубадук, указывая на девочку пикой. – А можно ее...
– Нет, – отрезал Каборга, помогая девочке взобраться в седло. – Эту нельзя.
– Ну хотя бы дубинкой огреть, хозяин, – чуть не плакал Тукка. – Ну хотя бы небольно... А то зачем я ее взял?
Они миновали поляну и пустились в обратный путь. Девочка, пристроившись за спиной у Каборги, оглядывала холмы, лес, зубья гор, отчеркнутые луной на горизонте, и прислушивалась к разговору.
– Хозяин, вы нас не любите! – пробормотал сонным голосом Тукка. – Мы к вам!.. Мы для вас!.. А вы? Вытянули из теплого замка, на ночь глядя.
– Хозяин, за что вы нас так? – пробормотал, зевая, Тургубадук. – Наобещали с три короба, а сами притащили какую-то вообще девчонку.
– И даже дубинкой огреть нельзя, – добавил Тукка убито.
– Сами виноваты! – огрызнулся Каборга. – Кто гонялся за ежиком? Кто застрял в канаве на полчаса? Кого пришлось отмывать? Я предупреждал! Вы думали, вас дожидаться будут? Подождем, дескать, полчасика, пока Тукка и Тургубадук не приедут, нас не порубят? Кишки не проткнут?
– Но он был такой славный, – пробасил Тукка. – У него были такие ушки, и носик!
– А еще у него были такие блестящие глазки, – прохрипел Тургубадук. – А как он пофыркивал!
– У него были такие иголочки! – басил Тукка. – Внизу черненькие, а сверху все серебристые.
– А коготочки! – хрипел Тургубадук. – Такие остренькие! Почти такие же острые, как моя пика.
– Нет, как моя алебарда, – возразил Тукка.
– Ну уж нет, – отрезал Тургубадук. – Как моя пика! Сейчас как дам тебе в ухо!
– А вот и дай! А я тебе в глаз!
– А я тебе...
– А я...
Девочка прыснула.
– Ну их, – отмахнулся Каборга. – Нам еще два часа ехать.
* * *
МЕСТО, С КОТОРОГО ТАК ВИДНО ЛУНУ
Принцесса Тар-Агне была сиротой, и принцессой, вообще-то, называть ее было неправильно. Обращаться к ней надо было «Ваше Величество», но ее звали принцессой – не похожа пока на настоящую королеву, что делать. Кроме дяди (и то двоюродного) родственников у нее не осталось. И дяде приходилось нести на сутулых плечах бремя управления государством. Когда Тар-Агне вырастет, пусть занимается всем сама, а сейчас нельзя ведь бросить ее на произвол судьбы.
Обязанностей по управлению государством было немало, и все они для маленькой королевы были исключительно тяжелы. Например, каждое утро приходилось рано вставать, умываться, одеваться, и не абы как, а рассчитывая на приемы заморских гостей, большинство из которых желало объявить девочке и ее государству войну.
Все они были злые и жадные, всем подавай то кусок побережья, где добывают пурпурных улиток, то долину в горах, где растет лучший на земле виноград, то городок с ювелирами, то еще что-нибудь. Недавно, к примеру, взъерошенный принц из княжества по соседству потребовал, чтобы его за Тар-Агне посватали. Принц уже вытащил шпагу из штопанных ножен и стал тыкать ржавой железкой во все стороны. Если бы не хладнокровие и политический опыт дядюшки, страшно подумать, что бы произошло. Принцессе просто пришлось бы отправить принца на плаху (что, скорее всего, привело бы к войне).
Но это была чепуха по сравнению с пытками, которым подвергалась принцесса на торжественных церемониях. Все они проводились по ужасным, невыносимым правилам, когда нужно было напяливать пыльные тряпки, когда нужно было говорить только то, что подсказывал шепотом дядюшка. А когда пытки съедали последние силы, когда от раздражения хотелось расплакаться, было даже нельзя приказать отправить кого-нибудь на плаху. Всякий раз как Тар-Агне собиралась, наконец, позвать палача, дядюшка нежно впивался пальцами принцессе в плечо. И приходилось снова смотреть на дурацкие рожи.
А сегодня она вообще опаздывала на прием. За окном неслись серые облака, ветер сотрясал карнизы и ставни, тяжелые струи дождя били в стекла. Было холодно, было мрачно, и дядюшка нервничал. В такую погоду маленькая племянница не желала покидать уютных покоев, и даже завтрак приходилось носить в опочивальню. Нужно было выручать ее для важнейшей аудиенции. Сегодня прибыли соседи с востока, с единственной целью – объявить принцессе войну. Дядюшке предстояли сложные дни, когда с одной стороны у него будет дуться и отправлять всех на плаху принцесса, с другой – угрожать ятаганами расфуфыренные в золотой пух и прах послы.
Тар-Агне не появлялась, и дядюшка направил худые длинные ноги в опочивальню. У дверей его встретил отряд преданнейших принцессе стражников.
– Приказано отправлять на плаху каждого, кто приблизится к дверям на расстояние трех шагов, – сказал стражник, сверкая секирой. – Все, я предупредил.
– Знаю, – ответил дядюшка с обычной грустной улыбкой, пересекая черту смерти. – Уже кого-нибудь отправили?
– Пока вроде нет. Но я предупредил!
Дядюшка открыл дверь и вошел в опочивальню. У окна, приникнув лицом к стеклу, стояла принцесса. Подушки и покрывала были разбросаны по полу. Пуфики и скамеечки валялись, перевернутые вверх тормашками. Принцесса стояла в любимой ночной рубашке с синими, в цвет глаз, дракончиками. Она ее берегла, надевала нечасто, и все это значило, что принцесса была в полном нерасположении духа. Сегодня от дядюшки потребуется максимум выдержки и хладнокровия.
– Милая девочка, которая разбросала подушки и покрывала и которая перевернула пуфики и скамеечки, еще не оделась.
Дядюшка подошел к девочке и положил руку ей на плечо.
– Дядюшка, я не хочу одеваться. Я хочу завернуться в покрывало и весь день просидеть у окна. Вот у этого.
Она не поворачивала головы, разглядывая пелену дождя за стеклом.
– В какое покрывало хочет завернуться моя милая девочка?
– Ты знаешь, – принцесса вздохнула. – В которое висит у камина. На стене в Верхней зале. Дядюшка, прикажи. Пусть его принесут, и я в него завернусь. А потом пусть принесут чашку горячего шоколада, с булочкой. Я буду сидеть у окна и смотреть в дождь.
– Девочка, боюсь, сейчас ничего не получится. Во всяком случае, до обеда.
– Почему, дядюшка, почему? – Тар-Агне захныкала. – Почему принцесса не может завернуться в покрывало, приказать себе чашку горячего шоколада и посидеть весь день у окна? Такой замечательный дождь. И даже не принцесса, а уже королева. Ведь так, дядюшка? Ты говорил.
– Милая девочка. Покрывало, о котором ты говоришь, на самом деле не покрывало, а династический гобелен. Ему пятьсот лет. Подумай об уважении к своим предкам, которые его берегли. Они не заворачивались в него, и он провисел до сегодняшних дней.
– Вот провисел, и я теперь завернусь! Не заворачивались – значит, им было не холодно и не грустно. Почему я теперь не могу завернуться?
– Потому что в гобелены не заворачиваются, – дядюшка прижал принцессу к себе. – Сейчас мы умоемся, потом мы оденемся, потом прикажем чашку горячего шоколада, потом выйдем на аудиенцию.
– Никуда мы потом не выйдем! – принцесса захныкала еще сильнее. – Опять они будут говорить глупости и грозиться! Вот они надоели! Дядюшка, давай их отправим на плаху.
– Обязательно, моя хорошая. Но только после того, как умоемся, оденемся и позавтракаем.
– Шоколадом с булочкой, – вздохнула Тар-Агне.
Дядюшка отвел девочку в умывальную, где сдал на руки пухлой старушке, которая нянчила девочку с ее первого дня в этом мире. На какое-то время хныканье перемешалось с плеском воды и кряхтеньем насчет гадких зубных порошков, противного мыла (которое всегда лезет в глаза) и тому подобных превратностей жизни, когда умываешься. Перешли из умывальной в каминную, где уже был накрыт к завтраку стол – любимая чашка, любимое блюдце и любимая ложечка. Принесли шоколад в старинной серебряной шоколаднице и булочку, в которую принцесса сразу вонзила жемчужные зубки.
– Какая вкусная булочка! Дядюшка, пусть нашего повара пока не отправляют на плаху. Очень вкусная булочка! – прихлебнув шоколад, принцесса зажмурилась. – Какой вкусный, какой замечательный шоколад! Пусть нашего повара пока не отправляют на плаху, дядюшка.
– Хорошо, моя маленькая. Наш повар варил тебе каши с тех пор, когда ты еще не умела ходить. Он тебя очень любит, и мы не будем его отправлять на плаху.
– Да! – воскликнула девочка. – Пока не будем.
Она с аппетитом жевала булочку и прихлебывала шоколад. Когда с завтраком было покончено, а принцесса вытерла губы и руки, дядюшка приступил к тяжелейшему.
– А сейчас, моя хорошая, нам нужно будет надеть пелерину и выйти к послам.
– Ну-у... – засиявшие во время завтрака глаза угасли. Дядюшке показалось, что в комнате стало темнее, и сердце его сжалось. Он вздохнул сдержанно.
– На улице все равно идет дождь, ты не погуляешь даже во дворике. Даже если мы возьмем зонтик, самый большой зонтик, ты все равно вымокнешь, поверь мне.
– А я не собираюсь гулять и мокнуть, дядюшка, – захныкала принцесса опять. – Ни в садах, ни во дворике. Я хочу сидеть у окошка и смотреть в дождь. Так здорово в дождь сидеть у окошка, и чтобы камин трещал. И с шоколадом, и с булочкой.
– Конечно. И после обеда ты сможешь этим заняться. Но сейчас нам нужно пойти в Приемную залу и послушать, что скажут послы.
– Но ведь после обеда дождь может закончиться, – принцесса заплакала. – А послы подождут, если им что-то нужно.
Единственное, чего дядюшка не переносил, – слез племянницы, хрустальных капель, от которых глаза становились еще синее, еще пронзительнее. Он подошел к ней, обнял за плечи, прижал к себе, повторил:
– Нам нужно пойти в Приемную залу и послушать, что скажут послы.
– Ну пусть, – Тар-Агне шмыгнула носом и утерла кулачком глаза, – пусть тогда мы их послушаем, а потом прикажем отправить на плаху, всех. Ладно, дядюшка?
– Обязательно, моя девочка, – дядюшка мягко вытолкнул принцессу из кресла. – Обязательно.
* * *
В Приемной зале терпеливо ждали. Позолоченные послы расхаживали по сияющему паркету и разглядывали красивый лепной потолок. Рукоятки ятаганов зловеще отсвечивали багряным золотом.
Появилась принцесса. На ней было пышное платье, пелерина, корона с сияющими драгоценностями. Короне было полтысячи лет. В свое время ее сделали именно для таких случаев – когда какому-нибудь не взрослому еще монарху нужно было показать, что он тоже не лыком шит. Этой короной перепользовалось немало предков Тар-Агне, и каждый остался ею доволен. Принцессе она шла особенно: в ней были такие замечательные, такие удивительные сапфиры! И они как раз добывались в том крае, который прибыли отбирать злые послы.
Принцесса, не отвечая на приветственные поклоны, забралась в тронное кресло (надо признать, высоковатое), оправила пелерину, нахохлилась. Вперед выступил главный посол и что-то протараторил, протягивая бумагу, скрепленную огромной печатью.
– Что он сказал, дядюшка, что он сказал? – завертела головой принцесса.
Подошел переводчик.
– Он говорит, чтобы мы отдали им Восточные горы. Нахал, да?
– Ух, какой гадкий! – воскликнула девочка. – А почему? Спроси у него, спроси!
Вопрос был переведен, ответ получен.
– Он говорит, что ваши предки овладели этими территориями незаконно. У него есть все документы, вот они тут... Глупец, да?
– И что они собираются делать? Если мы им не отдадим, Восточные горы? Спроси у него, спроси!
– А что спрашивать, – сказал переводчик презрительно. – Они объявят войну.
– Войну?! – вздрогнула принцесса. – Настоящую?! Спроси у него, сейчас же!
Посол, выслушав вопрос принцессы, сперва озадачился, затем снова затараторил.
– Нет, каков негодяй! – переводчик схватился за голову.
– Что он сказал, что он сказал?
– Он говорит, что у наших восточных границ уже сосредоточено войско. Огромное войско, несколько миллионов человек с ятаганами.
– Замолчи, замолчи, замолчи! – закричала принцесса и даже вскочила с кресла. – Дядюшка, как же так? Несколько миллионов ятаганов! Это же такая страшная куча! Откуда у них может быть столько? Они у них в государство не влезут!
– Моя девочка, ятаганов бывает гораздо больше. Увы, но он говорит правду. Вчера на Государственном совете начальник разведки доложил мне об этом. Тебе, моя милая, нужно сказать, что мы должны изучить документы. Что мы будем думать – неделю.
– А может, отправить его на плаху? – предложила принцесса. – Тогда и думать не надо.
– Видишь ли, – сказал дядюшка мягко, – здесь думать все равно придется.
– Ну вот, опять думать, – принцесса вздохнула и снова забралась в кресло. – Хорошо, дядюшка. Я тебя очень люблю и поэтому прикажу ему подождать.
– Да, моя девочка. Только тебе нужно ему предложить подождать, ни в коем случае не приказывать.
– Это почему же?! – воскликнула девочка, и огонь синих сапфиров сверкнул с огнем синих глаз. – Я принцесса! Я даже королева, ведь ты говорил, дядюшка? Почему я не могу приказать?!
– Моя милая, – дядюшка тоже вздохнул. – Давай поговорим об этом потом и не здесь. Да и вообще, мы об этом сколько раз уже говорили.
– Да, и что, опять, что ли? Не хочу, не хочу, не хочу разговаривать! Хочу приказывать! А то какой толк королевой быть?
– Хорошо, – кивнул дядюшка. – Прикажи ему подождать неделю.
– Скажи им, – засверкала принцесса сапфирами, оборачиваясь к переводчику, – что я приказываю подождать неделю.
Переводчик протараторил по-восточному. Послы переглянулись и покивали.
– А ты ему правду сказал? – принцесса обеспокоенно заерзала в кресле. – Ты сказал, что я так приказываю?
– Нет, – засопел переводчик. – Я просто сказал, что мы должны изучить документы.
– И не сказал, что я приказываю?! Опять обманули! – принцесса застучала кулачками по подлокотникам кресла. – Дядюшка! Почему? Почему вы опять меня обманули?! Ты же ведь согласился! Не надо было соглашаться тогда!
Дядюшка, который с самого начала опасался, что сегодняшний случай не обойдется без жертв, только сказал:
– Девочка, мы все-таки с тобой поговорим... Потом.
– Опять потом, опять говорить! Не хочу говорить, не хочу. Надоело!
Принцесса спрыгнула с кресла, топнула и повернулась, чтобы умчаться.
– Ты куда, моя девочка? – спросил дядюшка кротко.
– Скажи им, что я ухожу и буду учить их дурацкий язык. Когда выучу, пусть приходят, я сама все расскажу, правду. А вы все – и ты, дядюшка, тоже – гадкие, гадкие, гадкие обманщики!
И принцесса умчалась.
Воцарилось молчание. Послы с тревогой ожидали официального разъяснения.
– Что говорить? – спросил переводчик невозмутимо.
– Правду, – дядюшка с грустной улыбкой обернулся к послам.
– Ладно, – согласился переводчик, подумав. – Скажу так. Королева Тар-Агне удалилась в библиотеку, где будет учить их язык, чтобы иметь возможность разговаривать напрямую. И что я отправляюсь на пенсию.
Он затараторил.
* * *
Вслед за этим произошла возмутительная история. Подбегая к опочивальне, принцесса со всего лету треснулась лбом о дверной косяк. Грохот раздался такой, что стражники у дверей сначала даже бросились врассыпную. Корона слетела на пол и, сверкая синим огнем, прозвенела по холодным плитам. Принцесса влетела в опочивальню и кинулась на кровать, растирая ушибленный лоб.
– Ой-ой-ой! – стонала она, врываясь в подушки. – Ой, как больно! Ой, как ужасно! Дядюшка! Нянюшка! Лучше бы я осталась в Приемной! Нет, я правильно сделала, правильно, правильно... Ой, как больно... Ой, как ужасно... Дядюшка! Нянюшка! Ой-ой-ой!
