Текст книги "Волшебные истории"

Автор книги: Гай Север

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 14 страниц)

В ГОСТЯХ У ЛЕШЕГО

Маленький Марк с нетерпением дожидался поездки к Лесу. В Лесу водился Леший, и к нему можно было пойти в гости. Накануне отъезда Марк смог уснуть только под утро. Сбил в ком одеяло и простыню, ронял подушку, двадцать пять раз ее переворачивал.

Наконец выехали. Добирались весь день. Дорога петляла – все-таки в горы, где прямых путей не бывает. Приехали вечером, когда ясное осеннее солнце, большое и красное, повисло над горизонтом. Оно угасало, уступая небо холодной ночи, сияющим льдинкам звезд, серебристому месяцу.

Выгрузив Марка и маму, папа ушел к соседнему домику, который стоял поблизости, у кромки Леса. Там отдыхал папин знакомый, и папа собирался пригласить его на «новоселье». Марк с мамой втащили в дом сумки. Марк заявил, что немедленно отправляется в Лес – ему нужно к Лешему (тот ждет Марка в гости).

– Когда же тебя пригласили? – удивилась мама. – Ты уверен, что Леший тебя ждет? Придешь, а у него, например, важное дело?

– Нет, – Марк покачал головой. – Леший знает, что я приду, и мне нужно бежать прямо сейчас. Я не хочу, чтобы он ждал. Мне пора!

– Давай я пойду с тобой.

– Но тебя он не приглашал!

– Да. Но мне нужно ведь знать, что с тобой все в порядке, – мама улыбнулась. – И потом, я твоя мама.

Марк подумал.

– Ладно. Только скорее.

Они вышли из домика и направились по тропинке к Лесу. Дыхание клубилось паром, влажные желтые листья устилали землю, ветер тихо шелестел в ветках. Лес приближался, торжественный и спокойный. Смеркалось. Стояла прозрачная тишина, как будто все дневное уже отправилось спать, а ночное еще не проснулось.

Марк оглядывался по сторонам. Лешего можно было легко не заметить в полумраке зарослей. Правда, Лес был не дремучий, да и деревья наполовину облетели. И все равно, Марк очень боялся упустить Лешего. Ведь тот не любит, когда его видно (поэтому Леших всегда нужно высматривать: так просто они не покажутся).

– Где-то здесь уже должен ждать, – сказал озабоченно Марк в ответ на ласковый мамин взгляд. – Поищем еще минут двадцать, и он будет ждать.

– Мы не торопимся...

Мама погладила Марка по голове. Она наклонялась, собирала большие красивые листья в желто-красный букет.

– У Лешего для меня есть подарок, – сообщил Марк.

Быстро стемнело. Марк с беспокойством вглядывался между деревьями.

– Ну почему его нет? Уже темно – я его не увижу!

– Темно, пойдем обратно. А он, может быть, еще будет ждать по дороге.

– Пойдем, – кивнул Марк огорченно. – Совсем не видно.

Они повернулись и зашагали обратно.

– Почему же он не пришел? Он знает, что я сегодня приеду. У него для меня есть подарок!

– Может быть, не успел? – улыбнулась мама, положив на плечо Марку руку. – У него столько дел. Лес большой, а он один. И потом, мы еще не ушли.

Марк продолжал вглядываться по сторонам тропки и вслушиваться. Ветер наверху чуть гудел, шуршали под ногами палые листья – и все. Наконец в глубине Леса, шагах в двадцати, Марк разглядел Лешего. Тот стоял под огромным деревом, и глаза его мягко блестели.

– Здравствуй! – закричал радостно Марк и бросился к дереву. – А вот и я, Леший! Приехал! Где твой подарок?

Расцарапав лицо о куст, Марк домчался до дерева, под которым только что стоял Леший.

– Леший! Где ты опять? Ну Лешенький!

Потом обернулся к маме:

– Мам, это он тебя испугался! Он ведь не ждал тебя, а увидел и спрятался!..

Мама подбежала к Марку, присела на корточки, тронула царапину на щеке.

– Если ты выколешь себе глаз, Лешему это не понравится! – она достала из кармана платок. – Держи, сейчас придем домой и помажем.

– Ты видела?! Я же сказал, что он придет меня встречать! – радовался Марк, пока они возвращались к тропе, вздымая ворохи палой листвы. – Только он тебя испугался. Но я завтра приду один и с ним увижусь.

– Хорошо. Делай как знаешь. Все-таки Леший не приглашал меня, это правда.

Когда они вышли на тропку, сверху прямо под ноги Марку упала ветка. Марк подхватил ее – гроздь темно-багровых ягод, чуть сизоватых, чуть сморщенных, чуть влажных – и несколько прохладно-пахучих листьев, шершавых и мягких.

– Это мне от Лешего! – торжествующе объявил Марк, бережно прижав ветку к груди. – Какой подарок замечательный, ма, посмотри!

– Просто чудо! – мама любовалась удивительной веткой. – Какие листья и ягоды! Я таких никогда не видела.

– У Лешего их навалом. Только они для друзей, на подарки, поэтому просто так не растут. Смотри, как пахнут!

Мама осторожно понюхала ветку.

– Необыкновенно! – она взяла Марка за руку. – Мне очень нравится. А теперь давай поторопимся. Папа, наверно, уже вернулся. Пора ужинать. Как ты думаешь, у Лешего что на ужин?

– Листья, ягоды и грибы. Иногда белки приносят ему орехи. Но он их берет только чтобы они не обиделись.

– А почему он не любит орехи? – мама удивилась.

– Он ведь старенький. У него зубы уже не те.

Они вышли из Леса. Солнце угасло. Только в том месте, где оно спряталось, легкое золотое сияние теплело под пронзительной синевой неба. Звезды уже проснулись и ворочались, потягивались, помаргивали, перемигивались. Горы на горизонте черным хребтом прорезали поздний закат. Река в долине блестела тонкой струной, отражая угасающее сияние. Ветер сонно шуршал. Мимо пролетели птицы, глухо стуча крыльями. Они хорошо выспались и теперь направлялись по делу, потом на охоту.

Марк повернулся к Лесу, прижал к груди ветку с ягодами:

– Леший, я к тебе еще приду! Только ты больше не прячься! Мы с тобой чуть-чуть погуляем – и все, я не буду тебя отвлекать. У тебя и так столько дел. Нужно ведь Лес к зиме приготовить, а это трудно. Я понимаю... Ну, пока!

Марк побежал к маме – она ждала его неподалеку. Взял за руку, и они зашагали к домику, к уютным желтым окошкам в холодной темноте осенней ночи.

* * *

В доме вкусно пахло ужином. На столе в большой комнате были расставлены тарелки. Марк ворвался в яркий свет дома и воздел над головой ветку:

– А у меня ветка! Это Леший мне подарил!

– Сейчас поглядим, – отозвался папа (он нес блюдо с едой). – Давай разувайся, раздевайся, мой руки.

– Они чистые, – заспорил Марк. – Я же ходил в Лес, не куда-нибудь!

– Но до этого мы с тобой таскали грязные сумки, – улыбнулась мама.

– А ты с такими руками – в Лес, – улыбнулся и папа.

– Марк, не зевай, а то все съедим без тебя, – заключил папин знакомый. – Ужинать!

Марк мыл руки, оглядываясь на ветку, которую бережно положил рядом на стеклянный столик. Вытер руки о пушистое полотенце, взял ветку, примчался к столу и устроил ее у тарелки.

– Вот эту? Интересно, что это? Я таких никогда не видел, – папа внимательно осмотрел ветку.

– У Лешего такие чтобы дарить. Они растут далеко, в самой чаще, и только чтобы дарить.

Марк взял вилку и нож. Одним глазом он следил за сверкающим блюдом, другой не сводил с ветки. Папа взял блюдо и стал обходить стол, накладывая еду.

– Интересно, что на ужин у Лешего? – спросил папин знакомый.

– Листья, ягоды и грибы, – ответил Марк, пока папа выкладывал ему самый вкусный кусок.

– А зимой?

– Сушеные. Еще иногда белки приносят ему орехи, только он не берет. Их надо грызть, а он уже старенький, у него зубы.

Марк, поев, почувствовал, как его клонит ко сну. Пока несли чай, Марк задремал. И вдруг ему привиделся Леший. Он стоял на поляне, у старого замшелого пня. Рядом прыгали птицы, сидели белки и еще какие-то маленькие пушистые звери. Они вполголоса разговаривали, но Марку было неясно о чем. Похоже, они говорили на каком-то особом лесном языке – чтобы никто не подслушивал и не совался в лесные дела.

Тут Марка больно кольнуло. Ведь Леший пришел-таки его встретить, но мама... Леший испугался и спрятался. Совсем плохо получилось, все не так, как должно. Леший, наверно, сейчас тоже думает, что получилось не так, как должно. Но что было делать? Не мог же он просто так показаться маме. Вот если бы она осталась на тропке? Не побежала за Марком? Нет, нужно было, чтобы Марк вообще был один. Пусть он приехал в горы с родителями, это ладно, конечно. Но чтобы в Лесу показался один.

Марка закружила музыка – глухая, таинственная. Неясные, полуразборчивые звуки – огромные деревянные трубы-стволы, гулкие пни-барабаны. Играют на них ушастые мохнатые звери, а Леший сидит в стороне и о чем-то думает, слушает музыку, чудную и чудную. Что-то решает, какое-то важное лесное дело.

У него много забот, все важные. А Марк только отнял у Лешего время. Но так получилось, и виновата точно не мама. Сам виноват. «Леший, подарок, я, мне!» Нужно было просто дождаться, чтобы все уснули, и тогда идти в Лес, чтобы никто не знал. Так было и надо: никто не знает, никто не волнуется, а главное, спокойнее Лешему.

– Ма-арк, – донесся ласковый мамин голос. – Ты спишь!

– Не сплю, – Марк едва разлепил глаза. – Только засыпаю.

– Пей чай и давай спать, – сказал папа. – Завтра рано вставать. Поедем в Лесной замок.

– А что это? – оживился Марк.

– Заброшенная усадьба, старинная, – сказал папин знакомый. – Там уже лет сорок никто не живет, но место красивейшее. Туда обязательно нужно съездить.

Марк пил чай, и спать ему расхотелось. Теперь нужно дождаться, пока все уснут. Потом вытащить из сумки фонарик, тихонько одеться – и к Лешему. Скорей бы уснули. Чего сидеть, вставать рано.

Наконец все отправились спать. Мама с папой уложили Марка, пожелали спокойной ночи, поцеловали, ушли к себе. Свет в доме погас, тишина растеклась по углам. Марк лежал и терпеливо смотрел в окно. Месяц сиял в черном небе, звезды уютно сверкали. Казалось, мир с его бесконечным бездонным небом вдруг превратился в дом. Без стен, без дверей, без окон, но такой домашний, свой дом, в котором безмятежно и хорошо.

Марк сладко подумал о Лешем. Что он там делает, где он там? Вряд ли далеко – ведь Марк сейчас к нему придет, уже без мамы. Сидит, должно быть, на пне и думает. Или нет – неслышно идет по тропе, высматривая непорядок.

Марк тихонько поднялся, оделся, прокрался к сумкам, вытащил фонарик. На цыпочках пробрался к порогу, аккуратно обулся, юркнул в пальто, обернул шею шарфом. Притворил осторожно дверь, спрыгнул с крыльца и пустился по тропке.

Вот Лес. Марк вдохнул полной грудью пронзительно свежий воздух. Глаза видели в темноте по-волшебному. Месяц лил зеленоватое серебро на Горы, на Реку – она сверкала и переливалась в долине. Кусты и камни застыли призраками. С неба падали хрустальные звуки – медленные, очень тонкие, ухом не уловить. Они возникали сразу повсюду – в деревьях, в камнях, в земле и у Марка в кружащейся голове. Звуки гремели, звенели – одновременно тяжелые, вечные – и легкие, сегодняшние. Звезды медленно плыли в выси, чуть покачиваясь.

Марк оглядывал ночной мир – осенний, холодный, беспредельно ясный. Мир был как будто прочерчен волшебным пером на стенках хрустального шара, и в середине этого шара стоит Марк, в лучах месяца. Перо – острое, тонкое, точное – вывело яркие линии на угольно-черном покрове. Осеребренные изломы хребтов, льдинки звезд. Река – миллионом искр. Холмы – мягкие пятна. Кусты – хвостатые кисточки. Камни-горошины, разбросанные внизу. Мир сиял лунным светом, оживляя бездонный холод неба теплом и уютом земли.

Марк повернулся и шагнул в Лес.

* * *

Он бежал по тропинке, и вскоре оказался там, где прошлый раз видел Лешего. Свернув здесь, Марк осторожно пошел по зарослям, шаря фонариком. Лес гудел ночным гудом. Глухо перекликались птицы, шуршало ночное зверье. Марк чувствовал, как невидимые глаза беспокойно наблюдают за ним. Как будто за каждым стволом кто-нибудь притаился, и как только Марк отвернется – сразу выглядывает и таращится.

Лес вполголоса переговаривался. Потрескивал ветками, ронял на мальчика листья. Марк шел долго, осторожно пробираясь сквозь ветки, стараясь не нарушать чужой лад. Вышел в прогалину – над головой в полоске неба сверкнули звезды.

Марк зашагал прогалиной. Она углублялась, превращаясь в овраг. Деревья, осыпанные лунной пудрой, смотрели сверху. Марк освещал их фонариком, они отворачивались, потревоженные неуместным лучом, и Марк его выключил. Овраг расширился, превратился в маленькую долину – Марк заметил, что идет по берегу речки.

У края воды присел, окунул руку. Вода была ни холодной, ни теплой – как раз такой, как свет месяца, плескавшийся в ряби. Речка тихо побулькивала на перекатах, ловя искорки звезд. Марк подумал, что речка обязательно стекает с самого неба. Во-первых, она взялась здесь откуда-то совсем незаметно, во-вторых, была такой же на цвет и запах, как небо. Марк зачерпнул мягкой холодной воды, осторожно глотнул. Вкусно было необыкновенно.

– Речка волшебная, – решил Марк. – Леший спустил ее с неба, чтобы я попробовал, какое оно на вкус. Леший, знаешь как вкусно! Прямо не знаю, как сказать! Я такой вкусноты в жизни не пробовал.

Марк поднялся и пошел вдоль воды. Речка привела его на большую поляну, где росла высокая, по колено, трава. И на поляне Марк увидел лохматого Лешего. Тот стоял неподалеку, у черного пня. Леший был усыпан листьями и старой трухой. В серебряной тьме глаза Лешего ясно сверкали.

– Леший! – Марк рванулся к пню. – Какое небо вкусное!

Но Леший снова исчез. Марк горестно ощупал пень и, чуть не плача, позвал:

– Леший! Ну куда ты опять подевался! Покажись, я близко не подойду! Лешенький, честное слово! Ну постой хотя бы минутку!

Вокруг шелестел и шептался Лес. Ветер шуршал. Ухала птица. Леший не отвечал (хотя стоял рядом, только спрятался).

Поляна была очень большой. С одной стороны она расширялась и опускалась в низины, где в звездной дымке мерцали пушистые шапки деревьев. Лес уходил от Гор к далеким равнинным озерам. За ним убегала речка, которая вывела Марка к поляне.

Марк посмотрел в другую сторону – там в черное небо вздымала заснеженный пик Гора. Белая шапка сверкала в ночи бесчисленными кристаллами. Гора как будто забирала весь лунный свет и сама разливала его над миром.

Под ней, совсем рядом, светился таинственно замок – нет, просто большая усадьба со множеством крыш и башенок. Наверно, это и есть Лесной замок? Куда Леший приглашает гостей? Марк помчался по влажной траве. Добежав до распахнутой двери, он все-таки остановился, помялся и громко сказал:

– Леший, прости, но у тебя тут темно... Я включу фонарик, ладно?

Леший не возражал. Марк включил фонарик. Яркий веселый луч ударил в стену. Марк переступил порог, осмотрелся. Внутри было глухо и позабыто. Марк снова забеспокоился – если бы Леший его ждал, здесь бы так не было! Наверно. Было бы по-другому как-то, но не так позабыто. Марк принялся шарить по дому.

На первом этаже валялись обломки мебели, битые стекла. На втором этаже Марк увидел снесенные половицы, сломанные окна и двери. Лестница едва держалась. Марк, стараясь двигаться легче легкого, пробрался на мрачный чердак и долго бродил там, высвечивая фонариком углы и проходы. Вернулся вниз и стал искать вход в подземелье. Нашел дверь, спустился, обшарил фонариком закоулки, но ничего, кроме трухи и обломков, не обнаружил.

Марку сделалось ужасно грустно. Почему все так? Почему Леший не может просто подойти к человеку и постоять рядом?

– Леший! – позвал Марк отчаянно. – Я так хотел тебя повидать! А ты только два раза мелькнул. Ну скажи, что мне сделать?

Марк вышел из дома. Небо тихо звенело. Лес бормотал, птицы глухо стучали крыльями. Ночь мягко бродила по Лесу, изредка цепляясь за ветки – они тихо потрескивали. По мокрой холодной траве Марк прошел к черному пню, присел. Долго сидел – удрученно, печально, подперев подбородок руками. Потом оглянулся в последний раз на поляну, на Лес, на Гору, на дом, вздохнул:

– Ну, я домой. Но все равно, я ужасно рад, что сходил к тебе в гости. А за подарок такое спасибо! Он такой... Такой... У меня таких больше никогда не будет.

Марк нашел тропку. Шагал уныло, не замечая мерной ночной суеты. Вот домик. Прямиком по траве Марк добрел до дверей. Тихо открыл, снял шарфик, разулся, разделся, прокрался к себе.

Зарылся в подушку и решил плакать. Вылез из-под одеяла, взял со стола ветку, положил на подушку, сразу перед глазами. Лежал долго – не плакалось почему-то вообще. Уныло, грустно, хоть умирай, но не плакалось. Тяжелый комок в груди набухал, в голове тупо звенело. Светлый прямоугольник, падавший от окна, залитого ночным сиянием, перекосился – месяцу пора было уходить. Марк уже засыпал, как в окно поцарапались.

Марк вскочил, метнулся к окну. На лужайке в лунных лучах стоял Леший. Как прежде, весь в листьях и лесной шелухе, лохматый, два ярких пронзительных глаза. Рядом с ним белки, несколько птиц и еще какие-то маленькие пушистые звери. И все они смотрели на Марка! Переглянулись несколько раз, снова обернулись к нему.

Марк почувствовал, как тяжелые камни развеялись в серебристую пыль. Глухой тяжкий звон в голове превратился в чистый хрустальный звук, в тихую звездную музыку. Комок в груди растворился, и вместо него заворочалось что-то теплое и воздушное. Марку стало так радостно, так спокойно и ясно, как не было еще никогда.

Потом Леший ушел, а с ним белки, птицы и звери. Лужайка опустела, но удивительное настроение продолжалось. Марк посмотрел в небо, оглядел далекие кромки Гор, забрался под одеяло и уснул.

* * *

Наутро, рано (Солнце само только проснулось) мама напоила Марка чаем из трав с ягодами и дала яблоко. Марк грыз яблоко на веранде – пока взрослые собирались.

Долина внизу еще куталась в дымку, но Солнце уже скользило по далеким вершинам. Горы ярко сияли в ледяной синеве раннего утра. Розовые снежные шапки сверкали, отражая теплеющие лучи. Река еще спала где-то внизу, в тени, но скоро лучи разбудят ее, и она зашумит.

– Марк! – позвал папин знакомый, выходя на веранду. – Доел яблоко? Сейчас позавтракаем и поедем.

– Иду, – Марк выдохнул теплое облако, розовое в лучах восхода.

Сели завтракать, и Марк сообщил:

– А я ночью ходил к Лешему.

– Один? – мама расстроилась и отложила вилку.

– Ну конечно, мамочка! Ты же видела, что он от тебя прячется. И от всех спрячется.

– О чем говорили? – спросил папа.

– Ни о чем, – Марк вздохнул. – Он не захотел подходить. Показался около дома и сразу исчез.

– А что за дом? – заинтересовался папин знакомый. – Прямо в лесу?

– Как будто маленький замок. Много башенок и всяких окон. Большущий чердак и каменные подземелья, все как надо. Только все сломано давно, все стекла разбитые. Леший там не живет.

– Конечно, Леший там не живет, – сказала мама. – Если у него есть дом, то он похож, скорее всего, на шалаш. А вообще он, я уверена, живет в дупле, или даже в землянке.

– Я думаю, Леший живет в дупле, – подтвердил папа.

– Рядом с белками, – кивнул Марк.

– Может быть, он там иногда ночует? – предположил папа. – Лес большой, приходится ночевать в разных местах. У него должно быть много мест для ночевки.

– Нет, – Марк покачал головой. – Зачем ему дом? Он ночует в Лесу, везде, он ведь Леший! Дом ему нужен, чтобы принимать гостей.

– Это понятно. Лес лесом, но когда гости, дом нужен.

– Конечно, – кивнул Марк. – Ведь я, жалко, не Леший, и мне в дупле, наверно, будет не очень уютно. А такой дом с башенками как раз очень подходит, чтобы гостей принимать. Стоит на поляне, и под горой, там так здорово, так красиво!

– Ты говоришь, с башенками, заброшенный, под горой? – переспросил папин знакомый. – А напротив – долина, низины?

– Да! И еще видно озера, далеко совсем.

– Похоже, мы сейчас туда и поедем! Ты, Марк, говоришь, был там ночью?

– Ну да.

– Но ведь туда на машине ехать полдня. И полдня обратно.

– Так то на машине! – Марк хмыкнул. – К Лешему на машине не ездят. А потом, если хотите знать, Леший с белками, и еще какие-то маленькие зверюги, приходили прямо сюда и стояли у меня под окном. А вы спали и ничего не видели.

– Ну и дела... – папин знакомый покачал головой.

– Спать не нужно было. А еще Леший дал мне попробовать небо.

– И как же?

– В речке, как же еще?

– И как?

– Вкусно.

Марк вылез из-за стола и направился к выходу. Обуваясь, он счистил с подошвы палые листья – желтые, красные, еще зеленые, которые прилепились ночью в Лесу.

* * *

СОВСЕМ НЕ ТАК, КАК ЛЕТОМ

В долине теперь было совсем не так, как летом. Бина выскочила из машины, подпрыгнула от восторга, прижала кулачки к груди, замерла. Папа с мамой вытаскивали из багажника лыжи и рюкзаки, а Бина стояла на вершине склона и смотрела в сверкающую снежную необыкновенность.

– Ой, мамочка! – зашептала Бина. – Ой, папочка! Как красиво! Как здорово!

Долина убегала на юг между зубастыми кряжами. Снег на Горах разбрасывал яркие искры. Небо было синее и глубокое, но не холодное, жесткое, а бархатное, ласковое. Солнце разливалось по снегу сияющим морем. Горы стояли, спокойные, сонные, и слепили ледяным сверканием. Дышалось так чисто и радостно, так глубоко и сладко, что хотелось визжать и прыгать от счастья.

– Еще как здорово, – сказал папа. Он присел рядом и положил на снег маленькие Бинины лыжи. – Зимой здесь обычно хмуро и пасмурно, ветер, а эта неделя смотри какая погожая.

– И холоднючая! – воскликнула Бина. – Как у меня нос уже щиплется!

– Еще как холоднючая, – сказала мама. – И вести себя нужно совсем по-другому, по-зимнему.

– Совсем не так, как летом, – улыбнулся папа, помогая Бине надеть лыжи.

– Конечно! – глаза Бины сияли ярче, чем снежные Горы и солнце. – Зимой на улице можно замерзнуть насмерть! Особенно тут, в горах. Ночью, наверно, тут все замерзает до звезд! А как же тут звери живут? У них, наверно, тепло в норках?

– Конечно, – папа поднялся и стал закрывать машину. – Они ведь здесь живут – как мы у себя.

– И знают, как строить теплые норки!

– И как себя вести когда холодно, – мама проверила, хорошо ли сидит Бинина шапочка.

– И мы знаем!

– Конечно. Сейчас мы осторожно спустимся, потом осторожно пойдем и доберемся вон до того склона.

– Ой, мамочка! – Бина зажмурилась. – Это ведь ужас как далеко! Мы ведь летом туда целых полдня шли!

– Сейчас будет быстрее, – сказал папа. – Сейчас речка замерзла, мы перейдем ее по льду и пойдем напрямик.

– Как здорово, папочка! А вдруг лед треснет, и мы провалимся?

– Не бойся, не треснет. Речка замерзла сильно, и лед крепкий. И мы пойдем осторожно, и с нами ничего не случится. А если станет опасно, Горы обязательно нам подскажут.

– Мы с ними дружим, – мама поправила Бине шарфик. – И они обязательно нам подскажут, если что-то не так.

– Нам пора, – папа надел рюкзак и взялся за палки. – Сначала нам нужно дойти до тех зарослей. Смотри, какие они сейчас белые и пушистые. А там как раз речка, помнишь? Мы ее перейдем и на том берегу посмотрим, как дальше.

Бина еще раз оглядела снежно-синюю блистающую картину и взяла свои палочки. Папа пошел впереди. Бина двинулась вслед, за ней мама.

* * *

Вокруг было просто невероятно. Миллионы искристых зайчиков прыгали по сугробам. Звонкий хрустальный воздух сиял солнечным золотом. Солнце плыло в шелковой дымке над блестящими пиками. Все погрузилось в холодный солнечный сон – огромные камни в сверкающих одеялах, одинокие кустики в пушистых перинках, маленькие рощицы под леденелыми покрывалами. Небо отражалось голубоватой прохладой на бледно-золотой сонности Гор. По долине растеклась волшебная солнечная тишина, и только чуть слышно шуршал по сугробам ветер.

Они спустились и бежали внизу, рассекая слепящее море снежного света. По сторонам поднимались полого склоны, потом прыгали вверх, в небесах превращались в ледяные скалы и крошились сверху льдистыми зайчиками. Зайчики катились по снегу, подскакивали на камнях, ссыпались с уступов, бегали по деревьям. Иногда несколько зайчиков встречались на какой-нибудь ветке, и тогда ветка роняла лохматый клубок – он падал мягко и медленно в синем сияющем воздухе и тихо сверкал.

Наконец спустились в то место, где летом пришлось поворачивать и искать, как переправиться через реку. Тогда они долго шли вдоль потока, пока не нашли все-таки перекат, где вода, весело булькая, разбегалась между камнями. (Вымокли, правда, в брызгах насквозь, а папа вообще поскользнулся и угодил в воду по пояс, но это было просто ужас как здорово и интересно!)

А сейчас! Сейчас Бина даже не знала, что думать. Речки – быстрой, холодной, чуть мутноватой (какой должна быть вода, стаявшая с ледников) – речки не было! Теперь здесь стелился ровный пушистый ковер: голубые искорки-золотинки по снегу, тонкие травинки-палочки по берегам, птичьи лапки-следы на корочке наста. И обжигающе свежий, какой-то хрустящий холодный карамельный запах – не надышаться.

– Ой, мамочка! Ой, папочка! – Бина прижала к груди кулачки с лыжными палками. – А где речка?! Куда дели речку? Тут летом речка была!

– Никуда, никуда, – успокоил папа с улыбкой. – Я же говорю, речка замерзла. Там внизу она течет себе и течет, как летом.

– И ей там тепло и уютно!

Они перешли замерзшую речку, побежали дальше и очутились наконец у пригорка, куда собирались попасть. Сняв лыжи, устроились у валуна, который с одной стороны скрылся под снегом, а с другой, с солнечной, оброс зеленовато-оранжевым мхом. Бина сняла рукавички и потрогала тепловатый шершавый бок.

– Это же наш самый камень! Какой он тут мягонький! А давайте тут будем обедать! Тут так уютно и все так здорово видно!

Они уселись, прислонившись спиной к уютному камню, и принялись за обед. Бина отхлебывала из кружечки ароматный чай с травами и жевала бутерброд с сыром, вкусный здесь просто ужасно – когда вокруг все так снежно и холодно, так сверкающе и искристо, так льдисто и бесконечно.

Солнце уже покатилось к закату. Ветер утих. Впереди, далеко-далеко, между Гор распластались слоистые дымки – вечереющие лучи отражались там и рассеивались под сонными пиками. Было по-прежнему тихо, даже зайчики затаились на кончиках веток и уже, наверное, устроились на ночь.

Когда пообедали, папа собрался наверх, на вершину пригорка, чтобы сделать оттуда фотографию зимней долины (фотографию он задумал давно, еще летом, она нужна ему для работы). Они обнялись на прощанье, и папа стал подниматься по склону. Бина с мамой долго смотрели, как он осторожно пробирается между пушистыми белыми камнями, пока в глазах не поплыли жемчужно-сиреневые круги.

– Мамочка, а ведь папа там еще долго будет! – Бина зажмурилась и отвела взгляд от ослепительной яркости. – Можно еще и погулять успеть. Можно я немножко тут погуляю?

– Погуляй, конечно, только не уходи, чтобы я тебя видела.

– Конечно, мамочка, конечно! Я здесь, недалеко совсем, вокруг камня. Просто ужас как интересно, ведь тут сейчас все совсем по-другому, совсем не так, как летом.

Она обошла вокруг камня, потом еще раз обошла вокруг камня. Потом чуть-чуть погуляла на север, потом чуть-чуть погуляла на юг. Папа еще не спускался, и Бина снова чуть-чуть погуляла на север. Потом снова побежала гулять на юг, старательно оглядываясь, чтобы не потеряться в снежной пушистости. (Сколько времени уже прошло! Час, а может быть, два, а может быть, три, а может быть, даже четыре. Какую там уже фотографию можно сделать огромную!)

– Бина! – в звонкой серебряной тишине рассыпался мамин голос. – Бина, постой!

– Да, мамочка! – Бина замерла на тропинке и обернулась. – Что, мамочка?

– Стой на месте и никуда не ходи! Папа, кажется, застрял на том узком проходе. Надо подняться и ему помочь. Я говорила, что один он там не пройдет, все-таки... Стой на месте и никуда не ходи, мы быстро!

– Конечно, мамочка, еще как! Только вы там поскорей, ладно?

– Как получится! Жди меня, и чтобы я тебя сверху видела!

– Я тут немножко потопчусь, вокруг камушка, ладно? А то если буду стоять, замерзну ведь! Только тут, вокруг?

– Только чтобы я тебя видела!

– Конечно, мамочка, еще как! Чтобы ты меня видела!

Мама стала подниматься по белому склону под самое синее небо. Она останавливалась, махала Бине руками, и Бина радостно прыгала и махала в ответ.

– Ладно, – сказала, наконец, Бина и отвернулась к долине. – Пусть они там пока спасаются и делают фотографию. А я тут пока потопчусь, вокруг камушка. А то если буду стоять, замерзну ведь.

Она осторожно пошла вдоль укутанной снегом речки, с восторгом узнавая деревья, кусты и камни, которые видела летом.

– Ага, вот оно, это деревце! А где же тут камешек был? Ага, вот он, нашла! Какой весь снежный теперь! А ручеек... Где же мой ручеек? Вот здесь, что ли?.. И куда он делся теперь?

Бина присела на корточки, поворошила снег в том месте, где летом был ручеек (был обязательно, между камнем и деревом – они ведь нашлись). Потом поднялась, посмотрела в высоту склона, помахала крапинке-маме и крапинке-папе, в который раз огляделась.

– Ух ты, какая ложбинка!.. Как же я летом ее не запомнила? Или летом ее тут не было? Нет, как же так. Не может такого быть. Это я сама виновата. Надо было лучше смотреть, летом. А она такая уютная... Какая-то такая волшебная даже. Там должно быть просто ужас как интересно! Наверно. Нет, обязательно! А они там пускай пока спасаются и делают фотографию. Я успею. Я только туда и обратно, быстро! Я ведь умница.

И Бина свернула в ложбинку и побежала вперед, вдоль бархатно-белой полоски, под которой дремал ручеек. Она бежала, бежала, бежала – и вдруг остановилась, замерев от пронзительного восторга.

Солнце, которое уже касалось краешка Гор, рассыпалось в снежных черточках-ветках. Зайчики – их было просто невообразимо сколько! – покрыли ложбинку всю целиком, сверху донизу. Горы здесь были такие ласковые, зайчики такие пушистые, воздух так сладко вливался в грудь, что Бине захотелось подпрыгнуть и полететь. Она, как заколдованная, двинулась дальше. Шла в прозрачной пронзительной тишине... Шла, шла, шла – и вдруг что-то случилось.

Зайчики растворились. Солнце обвалилось за Горы. Стало темно и тревожно. Воздух потяжелел и застыл. Далеко за спиной что-то ухнуло, ветки вздрогнули, посыпались хлопья тусклого снега.

Бина вздрогнула тоже, вместе с ветками, и обернулась. Там, где она шла – где было радостно, весело и прозрачно, – теперь стало мрачно, тревожно и непонятно. Бина побежала обратно. Она бежала, бежала, бежала, забежала за огромную лапу, которую выставила гора поперек дороги, – и остановилась как вкопанная.

– Ой, мамочка!!! – она прижала ладони к щекам. – Ой, папочка!!!

Впереди больше ничего не было. Ложбинку перерезала стена снега. Деревья, камни, кусты – все вокруг было засыпано снежной пудрой – она кружилась еще кое-где, в мрачных углах. Опустилась тревожная тишина.

– Ну что же такое... – заплакала Бина. – Мамочка... Папочка... Ну почему же вдруг так... Ну что же такое, зачем... Как я теперь найдусь... Как через этот снег перебраться... Ведь это такая ужасно огромная куча... До неба!!!

И Бина стояла, и плакала, и вытирала слезы холодными рукавичками. А вокруг становилось темнее, мрачнее, страшнее. И нос начинало хватать не на шутку, и воздух все каменел, и дышалось им все тяжелее.