Текст книги "Теневой меч"

Автор книги: Гай Хейли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 20 страниц)

Глава 2
Видения

«Превосходный»,

Ударный крейсер Чёрных Храмовников

Варп

010398.М41

Черные пластальные ботинки гремели по перекрытию палубы. Капеллан Меодрик шел темными коридорами ударного крейсера «Превосходный», двое братьев Реклюзиама шагали следом. Час был поздним, если ориентироваться на корабельное время. Они были глубоко в варпе. На это царство кошмаров не влияли никакие мирские законы, тут не вращались планеты, где могли бы сменяться день с ночью, и не крутились атомы, отмеряя проходившие секунды. Самое меньшее из его безумий, подумал Меодрик, однако он все равно чувствовал себя в безопасности, даже в сердце враждебной территории. Поле Геллера коконом обволакивало пластальную кожу корабля так же, как вера защищала его закованное в керамит тело. Знание того, что ужасающие силы таились повсюду вокруг него и не могли коснуться, доказывало всемогущество Императора.

Еще одним свидетельством этому было то, что заставило его прийти в час последнего караула. Император обращался к Крестовому походу Михаэля, и он должен был ответить.

Сейчас в хребтовом коридоре «Превосходного» царила тишина. Единственный брат на кающемся патруле поспешно отступил вбок, приветственно стукнув кулаком по нагруднику. В затемненных комнатах сервиторы бездумно занимались техническим обслуживанием. По поперечному коридору куда-то торопился орденский монах с укутанными в рясу головой и руками. Неулучшенный человек был крошечным, исхудавшим от длительного поста, однако Меодрик прикоснулся ко лбу своего шлема в знак уважения к его святости.

Санктум представлял собою меньшую из двух часовен крейсера, но все равно выглядел огромным, занимая в глубину целых три палубы. Его шпили и башни тянулись в пустоту по обе стороны хребтового коридора. Широкая улица обрывалась у крутой лестницы, нырявшей к дверям Санктума. Меодрик со стражами шел мимо трофеев, добытых в древние Крестовые походы, полускрытых в нишах или инкапсулированных в пожелтевших от времени пузырях защитных пластековых смол. На карауле у входа в часовню постоянно стояли двое стражников. Воины отдали честь своему духовному лидеру и толкнули двери. Сквозь высокие окна из бронестекла, покрытые узорами из чистого адамантия, лился звездный свет. От сквозняка, созданного движением, затрепетали огни целого леса свечей в тяжелых подсвечниках. Неф Санктума пустовал, если не считать горстки монахов в красных рясах, обязанных постоянно следить за часовней и никогда не покидать ее пределов.

Аделард ждал Меодрика перед аркой в исповедальню. На нем были белые, цвета кости, с черным, орденские одеяния, украшенные красным готическим крестом. В полумраке воин сливался с тяжелыми занавесками, скрывавшими арку.

– Мой лорд-капеллан, – поприветствовал его Аделард. – Спасибо, что прервали свой отдых.

– Я здесь по зову Императора. Я прихожу, когда Он велит. – В голосе Меодрика, донесшемся из вокс-передатчиков, ощущалась резкость. – Снова случилось?

– Да, мой лорд, – ответил Аделард. – Час назад меня разбудил Бастойн в состоянии крайнего возбуждения.

– А брат Польд уже осмотрел его?

– Да, мой лорд. Апотекарион докладывает, что он здоров, каких-либо биохимических дисбалансов не обнаружено.

– Брат, тогда возрадуйся, ибо на брата Бастойна могла снизойти милость Императора.

– Слава Императору, – пробормотал Аделард.

– Ты волнуешься насчет его состояния?

– Когда-то он был моим неофитом. Эта связь никогда не исчезает бесследно.

– Тогда доверься Императору, брат. Все будет хорошо, ибо какой бы ни была причина, она – часть замысла Императора. Тот, кто зрит ясно, зрит далеко. И никто не видит так ясно и так далеко, как Повелитель человечества.

Меодрик откинул занавески и вошел внутрь. Его воины встали по обе стороны от арки, перекрыв вход. Аделард раскрыл ладонь, затем опустил руку и отправился помолиться перед великой статуей Императора Мстящего, доминировавшей над фронтальной стеной часовни.

Бастойн поднял взгляд на вошедшего Меодрика. Звуковые экраны изолировали комнату, чтобы укрыть позор сидевших внутри братьев от тех, кто мог бы подслушивать их снаружи. Черные Храмовники сознавались в своих неудачах в отделениях-группах, потому помещение было круглым, с бегущей вдоль стен скамьей, достаточной большой, дабы на ней уместилась дюжина и более гигантских трансчеловеческих воинов. Этой ночью Бастойн был один. Как и Аделард, он был в свободного покроя рясе костяного цвета и черном табарде Храмовников, которые воины носили, когда снимали с себя доспехи.

– Лорд-капеллан, – промолвил Бастойн и опустился перед ним на колени. Он склонил голову, умасленные волосы упали вперед, скрыв лицо.

Меодрик поднял крозиус над головою юного воина. С треском зажглось разрывающее поле, наполнив келью запахом озона.

– Клянешься ли ты, что все сказанное тобой будет правдой?

– Клянусь, мой лорд, – ответил Бастойн.

Меодрик выключил поле и коснулся крозиусом плеч Бастойна.

– Тогда пускай снизойдет на тебя благословение Императора. Встань.

Бастойн быстро поднялся на ноги. На ежике его выбритых висков поблескивал пот.

– Сядь и успокойся, брат мой, – сказал ему Меодрик, – поговори со мной, ибо я – жрец Императора.

Космодесантники сели у противоположных стен кельи. Линзы шлема Меодрика горели, подсвечивая кроваво-красным кости, вправленные в его доспехи.

– У меня случилось новое видение, мой лорд. Я… я прошу прощения, что ищу вашего наставления в такое время, просто я…

– Не извиняйся, – строго сказал Меодрик. – Расскажи о своем видении.

– Я был в бою. Там был огонь, который не сжигал ничего, но опалял саму душу. Через двери из плоти выходили создания. Я…

– Продолжай, брат.

– Это… это были существа. Злые существа.

– Ксеносы?

– Нет, не ксеносы, капеллан, но что-то другое. Не знаю, что именно. Это были… – Он силился подобрать подходящее слово. – Адские твари.

– Опиши их.

– Они походили на людей, проворные, как эльдар, стремительные, смешанного пола, ни мужчины, ни женщины. У них были когти вместо рук и черные, бездушные глаза.

– И ты говоришь, они проходили через врата?

– Врата из плоти, с руками и ногами.

Меодрик тихо кашлянул. Бастойн пока не вышел из Внешнего Третьего Круга и не знал о некоторых истинах. Меодрик же понял, о чем рассказывал воин.

– Где это случилось?

– На площади, возле дворца, в мире с черным небом.

– Ты его узнал?

Нет. Но знал. – На лице Бастойна промелькнули сомнения. – Как такое возможно, лорд-капеллан?

– Император действует через нас странными и непредсказуемыми путями. Не бойся. Продолжай.

Бастойн сглотнул и кивнул:

– В моем сне, в видении, я знал, что это мир, к которому мы направляемся. Гератомро. Я знал это, едва только увидел его. Это богохульство? Я в ордене всего-то двенадцать лет.

– Это как посмотреть.

– Мне явился черный меч, мой лорд. Его окутывал чистый свет, от которого создания отшатывались. Я недостоин носить его. Почему я вижу его во сне… Я…

Меодрик поднял руку:

– Достоин ли ты, решать другим, брат. Там было что-то еще?

– Да. Да! – Бастойн поднял глаза и посмотрел в линзы шлема Меодрика. – Голос!

– И что он сказал?

– Он сказал: «Ищи мой свет, дабы он изгнал тьму». Тогда я увидел, как меня повергли и вспороли копями, и я умер, но перед тем ударил ослепительный свет и уничтожил существ и разорвал их врата, и всему пришел конец.

– Этот конец был в нашу пользу?

– Несомненно, да. Победа, хоть я и умер. Что бы это означало? – Он понизил голос до шепота, не осмеливаясь задуматься над вероятностью. – Меня коснулся Император? Может ли такое быть?

С минуту Меодрик сверлил его взглядом.

– Это мы узнаем, брат. Жди здесь. Когда тебя призовут, сразу же возвращайся в келью и молись до начала службы в первом карауле. Больше ни с кем не делись своими снами.

– Никакого наказания? Может, я возгордился и счел себя лучшим, чем я есть на самом деле.

– Истинное видение и простые сны сложно отделить друг от друга. Это моя работа. Не волнуйся на этот счет. Я обсужу данный вопрос с братом меча Аделардом.

Меодрик вдруг стал благодарным своему безликому шлему. Ему всегда плохо удавалось скрывать свои эмоции, особенно в отношении вопросов веры, а только что на него снизошел свет откровения. Капеллан прошел обратно через тяжелые занавески и едва миновал их, как на исповедальню вновь опустились звуковые экраны.

– Что же? – спросил Аделард.

– Оставьте нас, – велел Меодрик своим стражам. Те без лишних вопросов отошли. – Такое возможно. Я не заметил в Бастойне гордыни.

– Слава Императору! – обрадовался Аделард.

– Ты знаешь о его видениях?

– Он видит войну, к которой мы идем, мятеж на Гератомро. Возможно, это вторжение.

– Ты пока не рассказывал ему о природе величайшего из наших врагов?

– Нет, конечно, и не расскажу до тех пор, пока его не впустят во Внутренний Круг или он не встретится с этим врагом в бою, – ответил Аделард.

– Тогда, скорее всего, он искренен. Ему снится меч, Аделард.

У Аделарда перехватило дыхание.

– Он слышал голос Императора. Его нужно испытать.

– Слава, слава, слава! – воскликнул Аделард, а затем замолк. – Нужно предупредить верховное командование армейской группы. Пока в мятеже нет ничего необычного. Оно – одно из многих, но, если видения Бастойна правдивы, нас может ждать катастрофа.

– Не будем говорить об этом, – уверенно сказал Меодрик. – Нужно поставить в известность маршала Михаэля. Решение за ним. Я посоветую ему хранить молчание. Если сообщим верховному командованию, нам придется поведать подробности о непроизносимой истине и тем самым сильно усложнить им жизнь. Более того, если нам поверят, планету, скорее всего, подвергнут Экстерминатусу, с большими человеческими жертвами.

– Но если это остановят прежде…

– Брат, так нужно. – Меодрик подождал, пока Аделард не успокоится. – Император хочет, чтобы мы встретили тьму на Гератомро мечом к мечу. Такова Его воля. Мне ясно, что Он велит, дабы угрозу встретили сталью и керамитом, а не орбитальной бомбардировкой.

– Если так хочет Император, – сказал Аделард.

– Нужно заняться приготовлениями. Испытаниями. Впереди Бастойна ожидает много тягот, прежде чем он возьмет в руки Черный Меч.

– Я в нем не сомневаюсь.

– Никому ничего не говори. Вторжение должно идти по плану. Молчание, брат. Пусть это станет нашим девизом. Аве Император.

– Слава Ему.

Прилагаемый документ: Отвоевание Гератомро

+++КЛАССИФИКАЦИЯ: АДЕПТУС ТЕРРА+++

Система Герат

Сегментум Темпестус

Сектор Кирос

Субсектор Агрита, f 2.723.2.444

Небесное тело: Герат. Оранжевый карлик главной последовательности единого типа L–V [стабильный].

Орбитальные тела:

Герат I – орбитальное расстояние: 0,2 а.е.[11]11
  Астрономические единицы.


[Закрыть] 0,01 земной массы. Спутники: 3.

Герат II – орбитальное расстояние: 0,8 а.е. 0,8 земной массы. Спутники: отсутствуют.

Герат III [см. Гератомро, Герат Прим]

Герат IV – орбитальное расстояние: 5,33 а.е. Газовый гигант, 1000 земных масс. Спутники: 46. Население: 897 146 человек. Лунные испытательные полигоны. Добывающая платформа. Отбор газа. Торговый пост Гильдии. Открытый порт капитанов-гильдийцев. В концессии Дома вольного торговца Инниг.

Герат V – орбитальное расстояние: 6,88 а.е. Газовый гигант, 426 земных масс. Спутники: 39. Население: 2 001 765. Подлунное земледелие. Добывающая платформа. Отбор газа. База флота. Место сбора войск.

Герат VI и VII– орбитальное расстояние: 9 а.е. Двойная планетарная подсистема. Аномальные каменистые сверхмиры; общие 321 земные массы. Токсичная атмосфера.

Запрашиваемый мир: Герат III [Гератомро, система Мундо Прим]

Орбитальное расстояние: 0,9–1,0 а.е.

Температура на экваторе: 7-31 °C.

1G.

1,1 земной массы.

Планетарный уровень: промышленный мир.

Столица вышеуказанной системы.

Оценка: Экзактус Секундус, Оптимар Прим.

География: умеренный мир уровня III [подклассы: древесный, тундра, степь, океанический].

Имперский планетарный командующий: Миссрин Хюраталь (изменник).

Состояние: мятеж.

Мысль дня: Не отворачивайся от Императора, ибо Его свет сожжет тебя, когда ты захочешь возвратиться.

Глава 3
Боевая высадка

Транспортная баржа «Дорога звёзд»

Орбита Гератомро

082398.М41

Император, Повелитель человечества, защитник Терры, владыка всех людей, обрати на меня свой взор, – взывал младший лейтенант Эппералиант.

Заслышав слова молитвы, заслуженный лейтенант Коларон Артем Ло Банник прекратил проверку и выключил тактические экраны. Исчезновение их раздражающего визга принесло облегчение. Он откинулся назад и закрыл глаза. В левом передатчике наушников спокойные переговоры палубных офицеров и пилотов десантных кораблей информировали их о статусе развертывания. Он сосредоточился на искренней молитве Эппералианта, попутно стараясь не обращать внимания на обезличенную болтовню снаружи танка.

– Император, путеводный свет человечества, защитник всех, властитель звезд, охрани меня ныне.

Эппералиант шептал за длинным пультом управления, который занимал большую часть левой стороны главной палубы. Стиснув в руке двойной символ Императора и Омниссии, он раскачивался в такт своим словам. Все десять человек из экипажа «Гибельного клинка» готовились к бою согласно своим привычкам. В основном это значило молитву. Эппералиант читал обычную парагонскую молитву. Всего год назад каждый в пределах слышимости сразу же присоединился бы к нему, однако те дни, когда все их товарищи с «Чести Кортейна» были выходцами из одного мира, давно миновали. Экипаж был избран машинным духом танка, чью волю непостижимым образом разгадали Адептус Механикус, прикомандированные к его роте, и поэтому теперь под командованием Банника находились представители четырех миров.

В нише технопровидца Колиос ухаживал за душой танка. Не так давно он был простым солдатом, однако после того как его избрали на основе ритуала и обширного тестирования, контингент Адептус Механикус армейской группы посвятил его в самые базовые мистерии Омниссии. Он относился к своим обязанностям серьезно, что-то бормоча на машинном канте и одну за другой проверяя каждую из систем танка, проводя над ними полагающиеся обряды пробуждения и стабилизации. Люди вроде него нередко посылали официальные запросы на вступление в ряды Адептус Механикус. И редко когда их удовлетворяли.

Третий наводчик Леонат и третий заряжающий Хувар Ло Ганлик изучали собственные посты, отвечая на краткие вопросы Колиоса. Хотя они и находились в самом низу иерархии стрелкового экипажа, их вооружение тем не менее являлось наиболее сложным: удаленное управление орудиями двух танковых спонсонов, а следовательно, наиболее подверженным поломкам. Ганлик бормотал молитву вместе с Эппералиантом. Он был уроженцем Парагона, набранным из обычных танкистов 42-го. Леоната же перевели из 18-го Атраксийского полка сверхтяжелых танков. Несмотря на различия их культур, они неплохо сработались.

Банник позволил себе отвлечься. До высадки еще достаточно времени. Он не знал, было это хорошо или плохо. Чем дольше им приходилось ждать, тем дольше он проживет. Но, с другой стороны, ему хотелось скорее с этим покончить. В голове боролись противоречивые мысли. Он резко открыл глаза. Нельзя просто сидеть и ждать. Банник вздохнул и расстегнул привязные ремни.

Щелчок застежек заставил Эппералианта поднять глаза. Молитва оборвалась. Колиос бросил на него взгляд, а затем вернулся к предбоевым проверкам.

– Заслуженный лейтенант?

– Молись дальше, Эппералиант. Мне нужно размять ноги. – Банник улыбнулся своей шутке.

В танке было невероятно тесно. Внутри было невозможно стоять во весь рост, кроме двух мест – под погоном башни, а также на лестнице, ведущей на нижнюю палубу. В этом отношении Банник тосковал по «Марсу победоносному» сильнее всего. Старшую и на порядок сложную машину произвели на самой Красной Планете по самым древним шаблонам, и ее системы были более продвинутыми, а поэтому занимали меньше места, оставляя пространство экипажу.

Банник хлопнул Эппералианта по плечу. С ним и Меггеном они были единственными выжившими после уничтожения «Марса победоносного» на Калидаре. Ганлик, Форкосиген, Ралт, Радден и сам Кортейн, все они погибли. Даже пятидюймовая пласталь и огневая мощь целого танкового взвода не уберегли их в горниле войны.

– На поверхности к нам присоединятся еще парагонские полки, – ободряюще сказал он. – Включая «Везучих Восьмерок». Шесть сверхтяжелых с Парагона. Против нас не выстоит никто! – Он говорил с оптимизмом, которого, впрочем, сам не чувствовал. Его внутренности скрутило тугим узлом.

– Сэр, – сказал Эппералиант, с отстраненным видом играя амулетами.

– Было бы неплохо увидеть новые лица. Там будет также Четыреста семьдесят седьмой пехотный, набранный год спустя после нас.

– Может, у них будут какие-то новости? – спросил Ганлик.

– Как говорят на Атраксии, хороших вестей мы вам не принесли, – отозвался Леонат. У него был мелодичный и мягкий акцент, который Банник нередко находил приятным.

– А вы, атраксийцы, жизнерадостный народ, – заметил Ганлик.

Банник отправился вниз. Недалеко от левого спонсона открывался лестничный проем. С другой стороны гусеничного агрегата доносилось гудение проверяемых автопогрузчиков и сервоприводов. Банник двинулся по коридору, который тянулся вдоль всей длины машины, неуклюже переставляя ноги в узком пространстве между рельсами, ведущими из снарядного погреба к второстепенному орудию – пушке «Разрушитель», – установленной в лобовой части.

Первым делом он направился к корме, пройдя мимо танкового святилища Императора и стены памяти рядом с ним. «Честь Кортейна» была совсем новой машиной, изготовленной на флотском ковчеге Механикус всего пару месяцев назад, поэтому на стене красовалась только одна медная табличка с именем, и это имя принадлежало Баннику. Он притронулся на удачу к табличке и новым свиткам с благословениями, прикрепленными под ней. Необработанный пергамент от армии жрецов, насыщенно-красный от техноадептов. В танке, подобном «Чести Кортейна», верования Омниссии и Императора переплетались между собой. Неудивительно, что столь много сверхтяжелых танковых полков создавалось как раз на Парагоне, где культы занимали равное положение.

Внутри танка всегда царила жара, но здесь, в кормовой части, так близко от постоянно рокочущего генератора, было жарче всего. К пальцам прилип размягчившийся воск печатей, когда он коснулся их. Банник вытер руку о штанину, достал из-под майки свои медальоны и, склонив голову перед святилищем, поцеловал оба.

Дальше он отправился к снарядному погребу. Первый заряжающий Дотриан Васкиген сидел на ящике из-под боеприпасов, играя в карты с Голлфом, дикарем-босоваром.

– Сэр, – поприветствовал его Васкиген.

– Мы играем в карты. Васкиген не так бояться, – с ухмылкой сказал Голлф.

– Ты делаешь успехи в готике, Голлф, – заметил Банник.

– Черт подери, заслуженный лейтенант, чем ему тут еще заняться? – сказал Васкиген.

Раньше между парочкой возникали разногласия, однако теперь они стали друзьями не разлей вода. Это не могло не радовать Банника.

– Вы готовы?

– Да, сэр. Лифт в норме. – Васкиген кивнул на снарядный подъемник, доставлявший огромные снаряды к главному калибру в башне. – Голлф тоже готов, да, Голлф?

– Точно, сэр, – сказал Голлф. – Очень готов.

– Не думал, что скажу это, но он хороший заряжающий. Очень быстро грузит и катит снаряды по коридору, сэр, – заметил Васкиген.

– Я быстро учиться, – пылко произнес Голлф, хлопнув себя по груди.

Как и все остальные в танке, парочка была раздета до маек. По их коже градом катился пот. Более розовая кожа Голлфа выглядела не такой вспотевшей, как у Васкигена.

– Ага. Тогда хорошо. Скоро начнется высадка. Укладывайте ящики и пристегивайтесь.

– Точно, сэр. Я и так выигрывать. – Голлф раскрыл карты.

Васкиген выругался, когда Голлф сгреб к себе горку карточек на выдачу алкоголя.

Банник кивнул. Он почувствовал, что здесь лишний, поэтому поспешил удалиться.

Он пошел дальше, в лобовую часть, пригнув голову и стараясь не задеть руками острые металлические скобы, держащие мили бухт проводов, бегущих по стыкам между потолком и стенам по обе стороны узкого коридора. Банник просунул голову к посту второго наводчика, крошечную каморку Каллигена за «Разрушителем».

– Сэр, – произнес Каллиген с тарабакской палочкой во рту.

– Как дела?

– Да вот, легкие травлю, – честно ответил он и выдохнул облачко ароматного дыма. – Что тут сказать?

– А он? – сказал Банник, опустив голос и многозначительно посмотрев вниз.

– Хемо-Пес – он Хемо-Пес и есть. Знаю, не шибко полезные сведения, но он не пытался обокрасть меня уже три смены, поэтому я рад, что он торчит на своем нитрохиме и не лезет к моим вещам, – произнес Каллиген, достаточно громко, чтобы мехвод его услышал.

Банник перевел взгляд на бутылку с самогоном, припрятанную в сетку возле Каллигена. Он вернулся назад в коридор. Каллиген нырнул следом и выглянул наружу.

– Можете передать Колиосу, чтобы он сказал Брасслоку, что «Разрушитель» еще косит вправо? Я сказал ему после последней проверки, но он ничего не сделал. У него прицел сбит, клянусь вам.

– Передам. А ты пробовал попросить орудие?

– Ага. Весь этот бред о машинном духе. Молитвы, смазка, хорошее обращение и все такое прочее. Но я бы хотел, чтобы его попросил кто-то толковый, желательно с гаечным ключом.

– Можешь на секунду вылезти? Я хочу поговорить с Шоамом.

Каллиген отстегнулся и выбрался из кресла второго наводчика.

Банник полной грудью вдохнул прокуренный воздух. Нырнул внутрь и, перевалившись через кресло наводчика, просунул голову в пост механика-водителя. Там пахло еще хуже. Шоам практически жил в кресле. Аутленнер, механик-водитель «Марса победоносного», был точно таким же до своей гибели, и это было не единственное сходство между ними, подумал Банник, заметив нитрохимический ингалятор Шоама, который висел на стенных лямках. Он вспомнил пристрастие Аутленнера к глису.

– Неужели это сам маленький парагонский лорд? Привет, сэр. – Глаза Карлока Шоама блеснули в полутьме, озаряемой пикт-экранамам и приборными панелями.

Через стеклоблок проникал квадрат более яркого света. Шоам сидел, сгорбившись, прямо под ним.

– Шоам. Хотел всех проверить, – сказал Банник, но тут же упрекнул себя. Почему он всегда чувствовал себя так, словно должен оправдываться перед этим савларцем?

– Страшно? Это норма, – ответил Шоам. – Всех трясет перед боем. Боевая высадка. Большой риск. Не знаешь, переживешь ли ее. – Савларец взял маску респиратора, привычно болтавшуюся на ремешке у него на шее, и прижал к лицу. Раздался щелчок, а затем шипение газа из баллона на стене. Шоам сделал глубокий вдох.

– Ну, тогда… Если я могу чем-то помочь, дай знать.

– Выпустить меня отсюда? Найти уютное местечко и хорошую жену? Никаких больше битв, никаких убийств?

– Боюсь, что нет, – сказал Банник.

– Тогда у меня есть все, что вы могли дать, – ответил Шоам. – Лучше водить такого здоровяка, чем мою старую «Саламандру». Тут безопаснее.

– Верно. – Банник замолчал, и его взгляд упал на баллон. – Тебе стоит быть начеку, когда мы окажемся внизу.

Шоам погладил нитрохимическую маску.

– Она как раз помогает мне быть начеку. Если мы умрем, то не из-за меня и не из-за нитро, начальник.

– Тогда не перебарщивай.

Банник размышлял над тем, чтобы конфисковать маску и запасы химических веществ савларца, пока не прочел о побочных эффектах воздержания от их приема. Там говорилось, что савларцы сходили с ума, когда их лишали своего наркотика, и бросались на всех, кто оказывался поблизости. Заслуженный капитан Ханник очень сильно возражал против того, чтобы Шоама назначали мехводом «Чести Кортейна», но все его слова падали в глухую аугментику. Жрецы Машины сказали, что его выбрал сам машинный дух, и поэтому Шоам остался. Хотя Банник уважал водительские навыки савларца, он сомневался, что когда-либо сможет доверять ему. Но, с другой стороны, Аутленнер был зависим от глиса, и Каллиген туда же. Война сказывалась на каждом. Он знал, что вел себя предосудительно по отношению к савларцу, но ничего не мог с собой поделать. И решил как-то исправить это.

Вернувшись на главную палубу, Банник на мгновение замер, прислушиваясь к болтовне экипажа. В посадочные корабли и из них поступали приказы о подготовке к заключительным проверкам. Пока признаков близящегося вылета не было, поэтому Банник поднялся по трапу в башню.

Башня хоть и была широкая, но большую ее часть занимал затвор массивного боевого орудия. Первый наводчик Мегген сидел справа от него. Трап поднимался таким образом, что, когда Банник взобрался внутрь, его нос коснулся металла, скользкого от конденсата и густой смазки. Снарядный подъемник располагался за затвором, а на самой его вершине бугрились автопогрузочные механизмы. Кресло Меггена было затиснуто между двух полок: одной для новых снарядов, второй – для пустых гильз. Сзади находилась командирская башенка, в основании которой угнездилось еще одно кресло – запасной командный пункт Банника. Несмотря на массу техники вокруг, у Меггена было больше простора, чем у любого другого из них.

– Эй, Банник, – сказал Мегген. – Заскучал?

– Не люблю ждать, – отозвался Банник. – Ты как?

– Лучше не придумаешь, Коларон, – сказал Мегген. Они с Банником сблизились после Агриты, и заслуженный лейтенант не возражал, если тот обращался к нему по имени. – Мы в железной коробке, внутри другой железной коробки в третьей железной коробке, ожидаем, пока нас не выбросят прямо в битву. Чего еще я мог желать? – От него не укрылось выражение лица Банника. – Не волнуйся, осталось недолго, – добавил он.

– Прямо камень с души.

– Но, с другой стороны, дольше всего начала высадки я ожидал сорок восемь часов, – сказал Мегген. – Поэтому не обнадеживайся. Казалось, моя задница вот-вот разорвется, так сильно мне хотелось в туалет.

– Как твоя рана? – спросил Банник.

На плече Меггена красовался синюшно-багровый шрам, вены вокруг которого стали темно-красными – напоминание о стычке с эльдар на Агрите.

Мегген повел плечом:

– Все в порядке. Болит, только когда мне холодно или иногда пробую поспать. Первое не так заметно, ведь тут всегда жарко, а вот без второго я бы наверняка смог прожить.

– Что ж, я…

– Не говори, что сделаешь все, что сможешь. Понимаю, ты хочешь как лучше, но в нее тыкали все костоправы этого транспорта. Они ничего не смогли поделать, а учитывая то, что ты можешь только попросить их, значит, ты и сам ничего не сможешь поделать. Все, чем они меня пичкали, в подметки не годится выпивке. Я бы убил за бутылку хорошего глиса, но ведь нужно как-то жить дальше, верно?

В ухе Банника взорвался резкий звук. Приоритетный вокс-сигнал принес с собой голос корабельного палубного офицера:

– Всем войскам приготовиться к высадке. Всем войскам приготовиться к высадке.

Снаружи глухо завыли сирены. Тихие разговоры экипажа в танке окончательно стихли. Раздался металлический удар. Банник почувствовал, как машинный дух «Чести Кортейна» вздрогнул от нетерпения.

Мегген бросил взгляд на башенный люк:

– Похоже, мы вылетаем. Удачи, сэр. Будем надеяться, нас не собьют до посадки.

Банник слетел по трапу, обхватив рейки ногами. Он проворно обогнул Эппералианта, втиснувшегося в свое оборудование, и опустился обратно в кресло. Без вокс-устройства, что напоминало ему о существовании остального мира, у него вполне мог бы случиться приступ клаустрофобии. Даже в лучшие времена внутри «Чести Кортейна» было не повернуться, но все казалось вдесятеро хуже, когда танк находился в посадочном корабле. Коробка в коробке в коробке. Мегген прав.

– Готовы, бойцы? – спросил Банник.

Ему ответил хор: «Так точно, сэр». Эппералиант закончил молиться и теперь слушал вокс, временами переговариваясь с другими связистами из второго «Гибельного клинка», командирского «Адского молота» и «Теневого меча» 7-й Парагонской роты сверхтяжелых танков.

– На связи заслуженный капитан, – сказал Эппералиант.

– Подключи его к внутренним динамикам. Он хочет сказать речь.

Перед каждой битвой Ханник неизменно обращался к танкистам. Он не любил говорить много, и это было хорошо для боевого духа не меньше самого факта, что он вообще говорил, однако эффект несколько испортил сухой кашель, продлившийся десять секунд, прежде чем он смог наконец начать.

– Чертов Калидар! – сплюнул он. – Стоит подышать местным воздухом, и будешь кашлять весь остаток жизни. – Люди добросовестно засмеялись. – Все готовы?

– Мартекен готов. «Артемен Ультрус» ожидает боя, – произнес командир второго «Гибельного клинка» роты.

– Мы тоже, капитан, – отозвался Харниген из «Теневого меча», «Люкс Императора».

– Так точно, сэр. К высадке готовы, – сказал Банник.

– Хорошо. Через три минуты или меньше, скорее всего меньше, нашу роту выпулят из относительного уюта этих отличных кораблей Имперского флота прямо в сердце боя. Для тех, кто прежде не участвовал в боевой высадке, я скажу так – это головокружительно. Я ожидаю, что каждый человек будет самоотверженно выполнять свою работу, – сказал он, и экипаж «Чести Кортейна» начал беззвучно повторять следом за ним. Ханник был хорошим человеком, но пользовался заученными фразами. – Все элементы сообщества, действующие оптимально и на положенных местах – таков парагонский путь. – А затем неожиданно добавил: – Понимаю, что некоторые из вас не с родной планеты полка, однако то же касается и вас. Пусть Император присматривает за всеми вами. Увидимся, когда захватим космический порт. Ханник, конец связи.

Вокс отключился. Снаружи послышалось лязганье, доносимое откуда-то из гигантского посадочного корабля сквозь металлический корпус «Гибельного клинка». Танк «Честь Кортейна» завибрировал в такт с гудением двигателей десантного судна, набиравших обороты, чтобы выдержать невероятное усилие от доставки столь огромной тяжести на дно гравитационного колодца.

По внутреннему воксу затрещал новый голос:

– Летный экипаж докладывает – к вылету готовы. Экипажам – приготовиться к высадке. Взлет на пятнадцать. Три, два, один, пятнадцать. Конец связи.

В отсеке зазвучал третий голос, приступивший к обратному отсчету.

– Четырнадцать, – произнес он со всей возможной заинтересованностью человека, которому предстояло пересчитать гору бобов.

– Боксы настроены и включены, – сообщил Эппералиант, катаясь на своем кресле по рельсам вдоль длинного стола вперед и назад.

– Экипаж, перекличка, – сказал Банник. – Подтвердить затяжку ремней.

– Так точно, – отозвался Мегген.

– Крепче, чем нужно, – сказал Васкиген.

– Да, сэр! – ответил Голлф.

– Подтверждаю, начальник, – сказал Шоам.

– Все затянуто, сэр, – произнес Леонат, подергав свои и Хувара Ло Ганлика ремни.

– Фиксаторы закреплены, – закончил Колиос.

Он с Эппералиантом занимался теперь сложной последовательностью задач, убеждаясь, что их часть инфо-сети, соединявшей между собой четыре исполина 7-й, переживет высадку. Диктат Астра Милитарум требовал пиковой работоспособности всего оборудования. Баннику необходимо разговаривать с командующим офицером и слышать все остальные передачи. Гул двигателя снаружи усиливался.