Текст книги "Юная Венера (сборник)"
Автор книги: Гарт Никс
Соавторы: Джо Холдеман,Дэвид Брин,Гарднер Дозуа,Элизабет Бир,Йен Макдональд,Гвинет Джонс,Элинор Арнасон,Мэтью Хьюз,Тобиас Бакелл,Стивен Лей
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 38 страниц)
Я достал из комплекта медикаментов неоморфин, но Лэрэми не дала мне вскрыть его.
– Не стоит, – резко сказала она, – ей уже вкололи две дозы. Не нужно усугублять.
Она пыталась раздеть раненую, но опухшая нога не позволяла спустить штанину. Я нашел в инструментах ножницы, но они едва могли разрéзать плотную ткань ее костюма, армированного прочной пластической нитью.
По очереди мы пытались разорвать ее костюм чуть ниже промежности, а затем продолжить разрез вниз, в сторону опухоли. Глория очнулась, со стоном мотая головой из стороны в сторону. Я пытался сказать что-нибудь успокаивающее, но она не слышала. Продолжая мычать сквозь зубы, она так стиснула мою руку, что хрустнули костяшки.
– Она борется с болезнью, от которой наши тела не имеют защиты, – сказала медсестра. – Я не знаю…
Глория вскрикнула, резко выгнулась назад и вдруг обмякла. Глаза закатились, и она затихла.
– Дерьмо, – тихо выругалась медсестра. Она прижала пальцы к горлу Глории. – Пульс есть. – Она снова хлопнула по аппарату, сильнее.
Я достал из ящика инструментов мультиметр и проверил соединения. Ровно половина контактов гальванических элементов были мертвы. Я отвинтил крышку аккумулятора и отпрянул от резкого запаха муравьиной кислоты.
– Вот в чем проблема. – Я указал на днище трех элементов, пересеченное широкой трещиной, из которой сочился красноватый раствор.
– Вы можете это починить? – спросила Лэрэми.
– Нет, даже если бы тут были магазины. На Земле просто выбрасывают поврежденные аккумуляторы. Даже на Марсе их не чинят. – Я взял грязную футболку и вытер растекшуюся кислоту, напряженно соображая. – В подъемнике оборудование полностью уничтожено?
– Насчет «полностью» не могу сказать. В корабле было темно.
– А как насчет этого? – Я постучал по прибору ключом. – Что с топливными элементами?
– Полагаю, по большей части там только хлам, все было сломано, и… и… Там тело Джулии, – наконец продолжила Лэрэми. – Она застряла. Мы не смогли ее вытащить.
– Мы даже не пытались, – уточнила коротышка. – Никаких шансов, что она выжила.
Звучало довольно мрачно.
– Вообще никаких?
– Голова раздавлена, – хрипло произнесла Лэрэми. – И другое тоже.
– Вы не видели пульт управления? Я думаю… может, топливные элементы целы?
Они переглянулись и отрицательно покачали головой.
– Не видели, – сказала медсестра. – Мы не заходили слишком далеко.
– Она была… повсюду, – добавила маленькая девушка. – Мы забрали передатчик, цистерны и не хотели возвращаться, там ничем нельзя было помочь. Мы связались с вашими ребятами, и они сказали, что будут здесь через час или около того.
Будут, мечтайте. Я посмотрел на часы и с удивлением обнаружил, что с момента моего вылета с центральной базы прошла всего пара часов. Затем я взглянул в направлении, откуда появились девушки.
– Далеко отсюда корабль?
– Примерно десять минут по тропе, – ответила Лэрэми.
– По настоящей тропе?
Она кивнула.
– Там легко идти.
– Не вы прорубили ее?
– Нет… она уже была там.
Плохо. В отсутствие людей это могла быть звериная тропа. На планете полно травоядных, достаточно безвредных. Но в брачный период встреча с ними могла стать большой проблемой. Иногда последней.
Я порылся в инструментах и выбрал самую большую отвертку и тяжелые ножницы по металлу, с пружиной для усиления. Взял фонарик. Тем не менее в разгрузочном жилете оставался один пустой карман.
Мне бы хотелось иметь гранаты.
– Вы собираетесь туда?
– Да, придется. Вы видите другой выход?
– Я пойду с вами, – заявила Лэрэми. – У вас нет глаз на затылке.
– Я не могу согласиться на это.
– Давайте сюда этот чертов пистолет, и вперед.
Времени на сантименты не оставалось. Я отдал ей пистолет, а сам взял пулемет с запасным магазином.
– Вы все оставайтесь внутри, – приказал я, будто кто-то собирался отправиться на прогулку без пулемета. Я спрыгнул на землю и обвел джунгли взглядом через прицел. Не обнаружив ничего подозрительного, подал Лэрэми руку.
– Пойдем тем же путем? – спросила она.
– Так будет лучше. – Если бы мы попытались пробиться по новой тропе через джунгли, шум мог привлечь обитателей. Хотя расслышать что-либо в такой ливень сложновато.
Мы шли по тропе около минуты, когда столкнулись с первым представителем местной фауны. Сторонний наблюдатель принял бы его за большую замшелую скалу. Но под «скалой» внезапно появилось шесть коротких ног, затем из туловища показалась голова, размером больше человеческой, с хищным ярко-желтым клювом и выпуклыми небесно-голубыми глазами. Под клювом висел черный гребешок, а сверху вздымалась копна черных непослушных волос. Раздувались ярко-розовые жабры.
Существо зашипело и кинулось на нас, подняв передние лапы, заканчивающиеся сверкающими черными когтями. Я выстрелил, и пуля отрикошетила от панциря, по всей видимости, без всякого ущерба для существа. Прицелился монстру в голову, но тут он исчез. Слишком внезапно для черепахи размером с небольшой автомобиль.
После него остался только запах подгоревшего шоколада.
– Ты когда-нибудь видела таких?
– Не так близко, – слабым голосом ответила Лэрэми. – Иногда мы наблюдали за ними на расстоянии или чувствовали запах. Но поймать их никогда не удавалось.
– Наверное, это к лучшему. Они живут в воде?
– Впервые их заметили в океане.
– Лучше им и оставаться там. – Возможно, звук выстрела отогнал их обратно к воде. Или они попрятались, выжидая.
Мы продолжили путь, вздрагивая временами, но самое крупное из попавшихся животных было размером с кошку. Или с броненосца; у всех встреченных имелись раковины. Звери не нападали, но и не убегали от нас.
Я почувствовал запах разложения раньше, чем увидел тело. Те, кто побывал на войне, никогда его не забывают. Я сглотнул слюну, а Лэрэми согнулась пополам, и ее стошнило. Она прокашлялась.
– Боже. Прошло не так уж много времени.
Ученый во мне задавался тем же вопросом. Как так быстро смогли разложиться сто фунтов мяса? Из курса судебной медицины я помнил, что этот процесс должен занять как минимум день, даже с учетом местного климата. А если тело раздавлено? Да, тогда гниение ускоряется.
– Вероятно, это работа венерианских микроорганизмов, – хрипло сказала Лэрэми.
Ее пояснение заставило меня почувствовать дурноту. Как бы то ни было, я ими дышал. Мы двинулись по длинной кривой и подошли к рухнувшему кораблю.
Корабль никуда не годился. Большое дерево пробило обшивку между реакторами и топливными баками, и в окружающее нас зловоние добавлялся слабый запах гидразина. Трап скрипел и прогибался под нашим весом. Мы двигались медленно, не спеша, боясь поскользнуться.
Джулия была очень красива. Сейчас лица ее не было. Каждый квадратный сантиметр кожи был покрыт мириадами извивающихся красных и оранжевых ресничек. От ее тела сладковато пахло разложением. Лэрэми смотрела в сторону, не говоря ни слова.
Запах смерти здесь отличался от смрада запомнившихся мне трупов на Земле, в бытность мою штатским медиком на короткой войне. Похоронная команда. Здесь запах был не такой острый – слаще и больше напоминал запах плесени. Хотя те, кого я видел на Земле, были мертвы уже в течение долгого времени.
Мои ноги не слушались, я не мог оторвать взгляд от этого кошмара. Я плохо знал ее, но мы даже шутливо флиртовали друг с другом несколько лет назад. Я целовал ее в губы на прощание, туда, где сейчас были серые кости и неестественно белые зубы.
– У нас мало времени, – мягко напомнила Лэрэми.
Внутри не было света, но я взял маленький фонарик. К счастью, блок управления был старого образца, почти идентичный тому, на котором я проходил тренировку. Я отвинтил панель и, затаив дыхание, коснулся клемм топливных элементов зондами мультиметра. Двадцать три вольта, прекрасно.
– Думаю, все в порядке. – Теперь следовало, используя ножницы, срезать топливную ячейку, нанеся ущерб примерно в десять тысяч кредитных единиц. Счет отправлять на чертову Венеру.
Аккумулятор весил не более тридцати фунтов, больше неудобный для транспортировки, чем тяжелый. Но теперь у меня оставалась свободной только одна рука.
– Держи, – произнес я, и мы поменялись оружием. – Тебе лучше идти впереди.
Когда мы проходили в обратном направлении, труп уже полностью скрылся под покровом цветных извивающихся червей. Ничто не выдавало, что тут лежал человек. Даже костей не было видно.
Запах пропал.
– Возвращаемся тем же путем? – спросила она, осторожно двигаясь по трапу.
– Да. Куда делся запах?
– Не осталось ничего, что могло бы генерировать газы, я думаю. – Она покачала головой. – Всего несколько минут, господи. Быстрая работа.
Не успели мы спуститься, у нас появилась компания. Ползающий ужас размером с человека терпеливо поджидал нас внизу. Химера с головой и руками, но без ног, с длинным змеиным телом, покрытым ярко-желтыми чешуйками. Три старческих глаза, смотрящие на нас мудрым взглядом, с красных губ капала слюна. Когда существо улыбалось, во рту были заметны острые зубы. Мы оба выстрелили и промахнулись, чудовище отползло прочь. Второй мой выстрел угодил в хвост. Существо завопило, как плохо настроенный гобой, и поднялось, злобно глядя на нас, увернувшись от моего третьего выстрела.
– Вернемся на корабль? – дрожащим голосом предложила Лэрэми.
– Не советую. Если мы не можем убрать трап и закрыть люк, то с наступлением темноты мы просто станем чьим-то ужином. Придется вернуться на мой корабль.
Мы были уже на краю трапа, как что-то зашевелилось в кустарнике прямо перед нами.
– Господи!
Противник был сначала ростом с человека, но потом поднялся на конечностях, похожих одновременно и на руки, и на щупальца. Темно-синий, блестящий, он возвышался над нашими головами.
Я выстрелил и промахнулся, выстрелил снова. Он открыл пасть, показав красный язык и акульи клыки, и воскликнул рычащим басом:
– Ой! Ой!
Лэрэми судорожно жала на спусковой крючок без всякого эффекта.
– Сними с предохранителя! – крикнул я. – Вали его!
– Нет! – крикнуло чудовище. – Нет! Не вали! – Оно подняло две короткие, как у тираннозавра, руки. Моя следующая пуля угодила ему в локоть. Существо взвыло от боли и продолжало кричать: – Я сказал – нет! Не надо! Не стреляйте в меня.
Из обрубка руки вылезло розовое щупальце, медленно согнулось, покрутилось из стороны в сторону и превратилось в новую конечность того же синего цвета.
– Видите?
Лэрэми опустила оружие.
– Ты… говоришь с нами?
– Да! Пытаюсь! Говорить! Поговорим.
Я снял палец со спускового крючка, но не опустил пулемет, глядя на монстра через прицел.
– Ты умеешь говорить?
– Да! Не хорошо! – Новая рука уже полностью восстановилась. Монстр разглядывал ее, поворачивая перед глазами. – Не делай так больше! Больно! – Он поднял оторванную конечность, понюхал ее и проглотил с ужасным хрустом. – Вкусно, – произнес он. – Человек должен почувствовать… – Он яростно мотнул головой. – Человек должен разделить… нет. – Он посмотрел на свою новую руку. – Боль. Опасность. Человек должен делить все страсти и дела своего времени, в страхе быть… – Он открыл пасть, громко рявкнул, затем сел обратно, прочищая горло. – Человек должен разделять страсти и дела своего века, те, кто боится осужденья, не живут. Оливер Уэнделл Холмс, 1884, 30 мая по старому стилю.
– Откуда ты это знаешь? – спросила Лэрэми.
– Д-дью, Д-джу, Джулия. Я знаю то, что знала Джулия. Знает. То, что в ее мозге. – Он медленно кивнул. – Было в ее мозге, когда она присоединилась ко мне.
– Ты съел ее? – спросил я. – Сожрал ее мозг? Господи!
– Нет, нет! – Он отрицательно покачал головой, разбрызгивая слюну. – Потому что… «Потому что» это сложно. Сама.
– Ты говоришь загадками. – Я крепче сжал оружие.
– Погоди, – сказала Лэрэми. – Ты говоришь «потому что», имея в виду причинность? Ты хочешь сказать, что причину непросто объяснить?
– Да. – Взгляд зверя остановился на ней. – Причина не простая. Она во мне. Когда Джулия умерла, она стала частью здесь. Часть Венеры. И поэтому часть меня. Она будет всегда. – Он взглянул на меня огромными голубыми глазами. – Все. Каждый червь, каждый микроб, умерший когда-либо на Венере, становится частью Венеры навсегда. Думаю, это не похоже на Марс и Землю.
Я услышал шаги за спиной и обернулся.
Это была Джулия, моя Джулия. Голая, целая и невредимая. А рядом с ней Глория. Тоже голая, с абсолютно здоровой ногой.
– Здесь смерть не такая, как там, милый, – сказала Джулия, пожав плечами. – Здесь она не навсегда.
Ее слова – последнее, что я услышал, прежде чем потерять сознание.
Научное объяснение этому до сих пор, мягко говоря, туманно. Если это вообше научно. Венерианец, которого я пытался убить, за века своей жизни «умирал» сотни раз. На Венере умирают по-настоящему, только если происходит настоящая катастрофа вроде гибели в пожаре. В любом другом случае происходит процесс омолаживания путем той ужасной трансформации, которую мы наблюдали с телом Джулии. Выражение «корм для червей» означает здесь совсем не то, что на Земле.
На Венере многое происходит не так, как на Земле. Астрономия, биология, космология – азы, с которых начинается знание. Если планеты могут быть разумны, то что первично, разум или планеты? Скорее всего и то и другое.
Это было больше, чем просто экзистенциальная головоломка.
Сильнее всего Джулия страдала оттого, что карьера ее резко изменилась: ученый-исследователь стал подопытным кроликом. Или, возможно, возник новый тип ученого.
Как обнаружили исследователи, она потеряла только часть долгосрочной памяти. Она могла делать сложные вычисления из высшей математики, но таблицу умножения и деление в столбик пришлось осваивать заново.
Мы провели много часов, припоминая, что же было между нами несколько лет назад. Сначала я помогал ей восстановить старые воспоминания. А потом мы начали формировать новые, только на этот раз совместные.
Так что теперь я живу с женщиной, которая формально не является человеком. Но это не помешало нам создать пару экземпляров нового вида.
И со своей ролью они пока что отлично справляются.
Стивен Лей
Вниманию читателя предлагается драматическая история о том, как человек, потерявший все, что имел на Венере, возвращается на планету, причем это едва не стоило ему жизни, к женщине, одновременно являвшейся причиной его несчастья и давшей ему силы закончить дело…
Стивен Лей является автором серии «Новый Эдем», в которую входят рассказы «Медленное падение», «Танец ведьмы» и «Молчание камня». Он также автор серии «Миктлан», в которую входят «Объятия темной воды» и «Говорящие камни», а также он написал шесть романов, включенных в серию «Миры Рэя Брэдбери», некоторые из них в соавторстве с Джоном Милером, например «Мир динозавров», «Планета динозавров», «Боевые динозавры» и «Завоевания динозавров». Его самостоятельные романы включают в себя «Кости бога», «Кристаллическую память», «Леса» и «Цирк Абрахаса Марвела»; он также внес свой вклад в серии «Дикие карты» и «Город роботов Айзека Азимова» под псевдонимами С.Л. Фаррел и Мэтью Фаррел. Его короткие рассказы объединены в сборники «Каменный дождь» и «Гобелен из двенадцати рассказов». Последний его роман «Падение Ассасинов» включен в серию «Новый Эдем». Лей живет с семьей в Цинциннати, Огайо.
Стивен Лей
«Воздушная кость» и «каменная кость»
Возьмите небольшой камень, бросьте во вращающийся цилиндр, добавьте абразива. Беспорядочно встряхивайте в течение нескольких дней, пока песок не обтешет грубые края и не закруглит грани. В конечном итоге из сурового булыжника выйдет камень, преобразившийся, округлившийся, мерцающий и полированный, как расплавленное стекло, проявив все свои цвета и жилки…
Когда-то в детстве родители подарили мне набор для обработки камня. Я быстро справился с предлагаемыми в комплекте галечками, довольный тем, что выходило из моего громыхающего цилиндра, но утомительные, длинные часы, затрачиваемые на достижение результата, мне наскучили. Подобно большинству детей моего возраста, я предпочитал быстрые удовольствия. Я бы, конечно, поставил набор для полировки в угол, как и все другие игрушки, получаемые мной каждый месяц, если бы однажды вечером в мою комнату не зашла бабушка.
– Вот, Томио, – сказала она, протягивая мне обычный темно-серый булыжник. – Отшлифуй его для меня.
– Конечно, бабушка, – ответил я. Все мы привыкли повиноваться жестким требованиям Норкон, установившей в нашем доме матриархат и привыкшей к беспрекословному послушанию. Я подбросил камушек на ладони. В нем не было ничего особенного, мой глаз никогда бы на нем не остановился. Просто кусок гранита. – Почему бы тебе не попросить у садовника опал, бабушка? – предложил я, не желая разочаровывать ее, когда камень после шлифовки, как я был уверен, окажется посредственным. – Он выглядел бы намного лучше.
Она фыркнула, взяла у меня камушек и подняла его на ладони. Я помню ее пальцы, тонкие и морщинистые, с опухшими и скованными артритом суставами, который прогрессировал с годами.
– Видно, ты не знаешь, что это, – сказала она мне.
– Гранит, – ответил я. – Его кругом как грязи.
Она отрицательно покачала головой.
– Это Акико. Моя бабушка.
Я наморщил лоб.
– Я не понимаю, бабушка.
– Я вижу, – вздохнула бабушка Эвако и присела на кровать, вертя камушек в лучах полуденного солнца, проникающих сквозь окно. – У Акико был прекрасный сад на нашей вилле в Чинча Альта. Я там выросла и часто заходила к ней. В мое последнее посещение, как раз перед ее смертью, она взяла этот камень из сада – обычный камушек, ничем не лучше других. И все же… каждый раз, когда я смотрю на него, я вижу Акико и тот сад. Пока этот камень остается у меня, я не забуду ее. – До этого момента бабушка стояла, обернувшись к свету, теперь она оглянулась и уставилась на меня взглядом твердым, как края гранита. – Как же он может быть не самым красивым, если он хранит истину и воспоминания?
Больше она мне ничего не сказала, просто положила камень на покрывало и вышла из комнаты, зная, что я сделаю то, что она просила. И конечно же, я выполнил ее просьбу. Пришлось потратить несколько дней, чтобы камень засверкал, а все острые грани стерлись и закруглились. Когда, наконец, я вытащил его из цилиндра, завораживающий водоворот цветов прокатился по моей ладони, и я вертел его и так и сяк, удивляясь сложности игры красок и оттенков.
Бабушка Эвако слабо улыбнулась, когда я отдал камушек ей.
– Теперь он больше похож на нее, чем раньше, – сказала она. – Я вижу ее истинную красоту, скрытую в камне.
С тех пор в течение многих лет я собирал камушки из мест, которые считал для себя важными, и пытался открыть их внутреннее совершенство. Очень часто результаты были неутешительными, я зря только тратил время. Но некоторые я всегда носил с собой, где бы ни находился.
Бледно-розовый обломок кристалла с вкраплениями, найденный в саду Норкон на мысе Хиномисаки рядом с Изумо, – это часть дома, протянувшегося вдоль Ниппон, и перфектура Шимане, возвышающаяся над ним, на которые я мог смотреть бесконечно…
Толстая игла темно-серого гранита с гор Нью-Гемпшир, где я учился в университете, – мягкая атласная шероховатость ее поверхности всегда вызывала в моем воображении картину осени на Восточном побережье Америки…
Почти идеальный шар с безумно прекрасными белыми линиями с кратера Тихо на Луне – мой первый космический полет, паника от того, что, кроме скафандра, ничего не отделяет тебя от бесконечного вакуума, и эйфория от чувства легкости, движения по пыльным равнинам с притяжением в четыре раза меньшим, чем на Земле…
Красно-оранжевый мрамор с обильными коричневыми прожилками – я поднял его с вершины горы Олимп на Марсе, во время своего восхождения с Авариэль. Мне казалось тогда, что я встретил единственную настоящую любовь своей жизни…
Черная, стекловидная сфера с темно-синими крапинами – пляж в бухте порта Блэкстоун. Этот камень означал также Авариэль.
Этот камень был Венерой.
Не думал, что когда-нибудь снова вернусь на Венеру. Мне казалось, все, что осталось у меня от этой планеты и моей любви, – это кусочек полированной лавы.
Единственная улица порта Блэкстоун оказалась шумнее и многолюднее, чем я ее запомнил. Я заметил на улицах даже нескольких шрилиала, когда я был тут в прошлый раз, почти пятнадцать лет назад, это было невозможно. Тогда, если ты видел шрилиала – разумную венерианскую расу, живущую в водах Мирового океана, мелководного и бескрайнего, – это было возможно либо в Подводном порту, либо если вы оказались в море сами. Я мог почувствовать легкий запах корицы от их дыхания, когда проходил мимо. Они всасывали морскую воду, проходящую через барботер, закрепленный у них на спине между двумя рядами ребер. Здания, мимо которых я шел, возвышались, как стопки посуды, на крутом берегу вулканического острова, единственного участка суши на Венере, и казались старыми и даже усталыми. Свежая краска смотрелась на них как чересчур толстый слой косметики на старой шлюхе, подчеркивая возраст, а не уменьшая его.
Хотя запахи остались прежними. Ветры, что густым слоем размазывали облака над портом Блэкстоун, всегда несли в себе запахи моря: сернистого рассола, вонь гниющей растительности, коричный запах шрилиала. Воздух был густой, как и раньше, избыточно насыщенный влагой и кислородом. Солнца не видно; здесь его никогда не было, только рассеянный свет, пробивающийся через облака.
И дождь.
Если у эскимосов есть сто слов для определения снега, то люди, живущие на Венере, имели столько же для определения разных типов дождя, что лился на них из вечных облаков. Как и всегда, сейчас шел дождь, такой местные называют раскатчик – игольчатый, разносимый ветром спрей, наполовину дождь, наполовину поднятая с океанских волн пена. Раскатчик шипел и бился о мой дождевик, поливая здания по обе стороны от меня. Сине-белая молния сверкнула сквозь облака, на мгновение освещая длинные тени; через полсекунды раздался гром, да так, что зазвенели стекла вокруг. Я шел по залитым дождями улицам Блэкстоуна от площадки, где мы приземлялись на склоны вулкана; прямо из порта, мой багаж ехал за мной. В дальнем конце улицы, среди пирсов, причалов и вечных туч морских брызг, улица ныряла в длинный туннель: к Подводному порту, где человечество впервые встретилось с шрилиала.
Может, виновата была плохая погода, может, мои собственные ожидания или просто гнетущая жара – я еще не упоминал о ней? – но мне казалось, что Венера и Блэкстоун встречают меня не очень-то радостно спустя более чем десять лет разлуки. Группа молодых людей в тонких рабочих спецовках пробежала мимо, рабочие перекрикивались с грубым венерианским акцентом. Скорее всего это были проклятия; лавочники выглядывали из дверей, таращась на меня, словно я был виновником непогоды.
Я знал, почему они так смотрели…
Не часто встретишь человека с протезами на силовых полях, особенно в таком возрасте, когда конечности обычно могут быть выращены («обычно» – весьма утешительное слово, если это не относится к тебе). Пустота между моими бедрами и обувью обеспечивалась силовыми полями, управление которыми осуществлялось вживленными в спину элементами. Ботинки удерживались на конце силового поля, как будто были соединены костями, сухожилиями и плотью, и двигался я легко благодаря годам практики. При правильном освещении можно заметить колеблющиеся поля; человек с воображением мог представить себе изгибы ног и почти увидеть их.
Почти.
Я мог бы носить длинные брюки и делать вид, что мои ноги целы, но хоть это и несколько жестко, я не понимаю, зачем весь этот цирк? Бабушка Эвако всегда ругала нас за вранье, когда мы старались показаться лучше, чем были на самом деле. Кроме того, на Венере никто не носил много одежды; там чертовски жарко и всегда очень мокро. Поэтому я носил шорты, отчего мое тело казалось плывущим над землей на расстоянии метра. Я задавался вопросом, кто из тех, кто смотрит на меня, вспомнит, что пятнадцать лет назад видел мое лицо. Возможно, никто теперь меня не вспомнит.
Пятнадцать лет назад я потерял на Венере ноги. И даже больше. Я провел пальцами по гладкой, прохладной поверхности камней, лежащих в кармане, и, отыскав знакомый, вытащил на ладонь. Камень был полированный, размером с мой мизинец, черный, испещренный голубыми точками. Я повертел его в пальцах, ощущая знакомые изгибы поверхности, и сунул в карман.
Последняя остановка на моем пути – блэкстоунская библиотека и терминал данных. Авариэль была где-то здесь.
Когда Зеленый Совет объявил об открытии Блэкстоуна для межпланетного трафика, я понял, что она приедет сюда. Я боялся этого. Теперь же я видел разрешение Зеленого Совета и знал, что она собиралась сделать.
И это меня пугало.
Ночь была тревожной. Некоторые выглядывали наружу, будто пытаясь увидеть опасность, которая им угрожает, осматривали вечную облачность. То, что угрожало мне, я нашел, полагаю, уже давно. Я с удовольствием покинул улицы.
Когда я вошел в вестибюль хостела, владелец открыл один глаз и моргнул на меня из-за стола. По изменению цвета его глаза и тоненькому металлическому жужжанию я понял, что он тоже имеет имплантаты. Он «переселенец» – тот, кто решил остаться на Венере навсегда, и потому ему пришлось согласиться на хирургические изменения; на его шее были заметны жаберные щели.
Он прорычал что-то в мою сторону.
– Что? – спросил я.
– Протянул ноги, ублюдок…
За неимением ног я решил, что это ко мне не относится, и потому молча ждал, пока он ворчал что-то про ноги. Его грязные пальцы (с перепонками, созданными с помощью операции) водили по запачканной пластиковой доске регистрации.
– Нужна комната? – пробормотал он на этот раз громче. Он провел по листу ладонью, расставив растопыренные пальцы, так что пятнистые перепонки были на виду. – Обычно в это время мы уже закрыты. Я задержался, потому что знал, что прибудут пассажиры.
Правый глаз таращился на меня, а левый закрылся. Вокруг стонал хор насекомых.
– Благодарю вас, это очень хорошо, – наконец ответил я.
– И сейчас я пропускаю лучшую часть своего любимого телешоу. – Он постучал по столу указательным пальцем.
Я порылся в кармане, не в том, где были камни, и выудил монету. Я положил ее на стол. Рука по-паучьи поползла к монете, но я накрыл рукой его руку, благодарно ее пожав. Что-то запищало и засвиристело.
– Номер прямо по коридору, – произнес владелец хостела.
Я кивнул ему. Его обязанности были выполнены, чаевые получены, и он полностью погрузился в свои дела, даже не заметив, что у меня нет ног. Его глаза закрылись, а губы шевелились, напевая текст неизвестной мне песни.
Я двинулся по коридору к себе в комнату.
Я оставался в комнате ровно столько, сколько нужно было, чтобы распаковать вещи, и побрел из хостела к единственной блэкстоунской таверне, тревожно перебирая в кармане свои «бриллианты». Пятнадцать лет назад она называлась «Приморская», и мы с Авариэль обедали и выпивали тут перед тем, как покинуть порт. Сейчас вывеска гасила, что теперь здесь таверна «Венус Генетрикс» – «Мать Венера». Не думаю, что кого-то волновало название. Я просто рад был променять сырые скользкие улицы и подозрительные взгляды на выпивку.
– Черт, посмотрите-ка на это, – нетрезвым шепотом сказал кто-то, когда я вошел. Половина посетителей оглянулась на меня, и среди множества лиц я увидел ее лицо. В глубине зала она сидела в полутемном углу. Слишком многое сразу всплыло в моей памяти. Мне захотелось скрыться, убежать.
Но бегать я теперь не мог; мои невидимые протезы позволяли только ходить.
Так что я не убежал – я улыбнулся и, побрякивая камнями, пошел к ней.
Рядом с ней сидел шрилиала, трубки из барботера заворачивались вокруг фиолетово-зеленой шеи к жаберным щелям, он поднял руку с длинными перепончатыми пальцами, словно просил слова, и его взгляд был тоже устремлен в мою сторону. Он моргнул: прозрачные веки скользнули по глазам. На его голове – татуировка надзирателя, под ней изумрудная точка, свидетельствующая о том, что он член Совета. Был еще один знак: короткая желто-белая полоса, слегка выпуклая по краям: шрилиала обладал «воздушной костью» – это была мутация, ее носители, аборигены, имели легкие, полые кости; данный факт означал, что они никогда не смогут погрузиться в Великую Тьму, где покоится их народ, нормальные шрилиала, те, кого называют «каменной костью». Когда обладатели «воздушной кости» умирают, их хоронят здесь, на острове, на вершине горы Блэкстоун, в кальдере, которую сами шрилиала называют Ямой.
Авариэль наблюдала за мной с холодной официальной улыбкой, венерианец тоже улыбался, но я знал, что любые попытки прочесть по лицам аборигенов какие-либо человеческие эмоции было бы ошибкой.
– Авариэль, – заговорил я, подойдя к их столу, – я предполагал, что встречу тебя здесь.
Она выглядела… старше. Почему-то для меня это было неожиданно. Появились тяжелые линии вокруг глаз и в уголках рта, складки на шее, которых не было раньше. В темно-каштановых волосах блестело серебро. На руках белые шрамы, некоторые из них явно получены недавно. Но она по-прежнему была сильной и подтянутой. Все еще в хорошей спортивной форме, готовая к преодолению любой физической нагрузки, которую она себе ставила сама.
Авариэль улыбнулась. Сдержанно.
– Томио, – резко произнесла она. Огромные глаза шрилиала повернулись ко мне. В трубках барботера, присоединенного к его жабрам, заколыхались пузырьки. – Должна признать, не ожидала, что ты тут появишься.
– Правда? – ответил я с той же ничего не значащей улыбкой. – Из-за решения Зеленого Совета? А я полагал, что ты ждешь меня – хотя бы потому, что ты здесь.
– Томио… – Она вздохнула. Ее пальцы выбивали бессмысленный ритм по столешнице рядом с кружкой пива. – Прошедшему нет возврата. Мне жаль. Тебе действительно не стоило приезжать сюда.
Я отмахнулся.
– Э-э, – протянул я, – я не про наши отношения. Ты же знаешь, несмотря ни на что, я пришел бы, если бы ты попросила, если бы ты хотела после… – Я указал на пустое пространство между своими коленями и полом.
– Не перекладывай вину за это на меня, Томио, – сказала она. – Я тут ни при чем.
Шрилиала зашипел, выпуская изо рта облака тумана; он регулировал барботер. На лаковую поверхность стола упало несколько капель; мы смотрели на шрилиала.
– Люди знают друг друга?
«Лю-ути снают тру-ук тру-ука-а?» Я давно не слышал местного акцента; мне пришлось мысленно расшифровать это сипение, прежде чем я понял, что он сказал. Авариэль ответила раньше.
– Томио был здесь со мной в прошлый раз, Хасалало, – сказала она. – Мы вместе спускались в Великую Тьму.
Шрилиала кивнул.
Последний раз… Цвет воды меняется от зеленого к синему и потом к черному. Я думал, это будет проще. Просто будем плыть все ниже, ниже, пока не достигнем дна…
