Текст книги "Совы в Афинах (ЛП)"

Автор книги: Гарри Тертлдав

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 28 страниц)

“Уроки геометрии”. Менедем содрогнулся. “Все, что я вспоминаю, когда думаю о них, – это школьный учитель со своей палкой. Иногда он пускал кровь, грязный негодяй”.

“Меня не так уж часто били”, – сказал Соклей.

“Нет, ты был единственным, у кого уроки всегда были точными”, – сказал Менедем. “Другие мальчики в классе любили тебя не за это”.

“Я знаю”. Соклей вздохнул. “У меня никогда не было проблем с пониманием того, что тебя не любят за то, что ты делаешь что-то неправильно. Кому нужен рядом растяпа? Но когда люди ненавидят тебя за то, что ты поступаешь правильно, делаешь то, что ты должен, – это всегда казалось мне несправедливым ”.

“Ты выставил всех нас в плохом свете”, – сказал его двоюродный брат.

“Тогда тебе тоже следовало обратить внимание”, – сказал Соклей. “Эти уроки были не такими уж трудными”.

“Возможно, не для вас”, – сказал Менедем. “Насколько я был обеспокоен, мастер, возможно, говорил по-арамейски. Периметр, и гипотенуза, и равнобедренная, и я не знаю, что еще ”. Он снял руку с руля и поднял ее. “И ты тоже не начинай мне их объяснять. Мне больше не нужно о них беспокоиться”.

Уши Соклея горели. Он был на грани того, чтобы начать урок геометрии. Как и большая часть того, что он изучал, математика давалась ему легко. То, что это не касалось Менедема и других мальчиков, все еще озадачивало его. Но если дело было не в том, что они не учились, не уделяли внимания, то в чем же тогда дело?

Едва он задал этот вопрос про себя, как Менедем сказал: “Некоторые из нас хороши в одних вещах, другие – в других. Ты впитывал уроки, как мягкая ткань впитывает воду. Но я надеюсь, ты не будешь утверждать, что лучше меня разбираешься в том, как работают люди ”.

“О, я мог бы заявить об этом, но это было бы неправдой”, – сказал Соклей. “В этом ты меня превосходишь”. Он дернул себя за бороду. “Интересно, почему это должно быть”.

“Люди были бы скучными, если бы все были такими же, как все остальные”, – сказал Менедем. “Мы бы все ходили вот так ” – он выглядел очень суровым и напрягся так, что казалось, будто он отлит из бронзы, – ”как будто мы были множеством спартанских гоплитов, выстроившихся в линию в фаланге”.

Смеясь, Соклей сказал: “Почему ты не мог превратить нас всех в хорошеньких девушек? Но если бы мы все были хорошенькими девушками, какой был бы смысл гоняться за одной из них?”

“Всегда есть смысл гоняться за хорошенькими девушками”. Менедем говорил с большой убежденностью. Но даже шутки с Соклеем не заставили его перестать обращать внимание на Афродиту и бриз. “Разверните рей еще немного вперед”, – крикнул он матросам.

Когда мужчины произвели регулировку и заскрипели крепления, Соклей спросил: “Как ты думаешь, мы сможем пройти весь путь до Книдоса сегодня?”

Его двоюродный брат посмотрел вперед. Книдос лежал на конце длинной косы, выдающейся на запад в море от побережья Карии. Наконец, Менедем с сожалением покачал головой. “Если бы мы вышли в море днем пораньше, я уверен, что попробовал бы это и поплыл бы дальше по звездам, если бы мы не были там к заходу солнца.

Однако, при нынешнем положении вещей, это слишком, чтобы требовать чего-то от моряков в их первый день плавания. Мы причалим в Сайме ”.

“Хорошо”. Соклей сделал бы то же самое сам. Иногда, однако, Менедем любил поднажать. Соклей указал на маленький остров впереди. “Вы воспользуетесь тем заливом на юге, где мы остановились несколько лет назад?”

“Нет, я думал бросить якорь в городе на северном побережье”, – ответил Менедем. “Я знаю, это не такой уж большой город, но в некотором смысле это даже к лучшему. Мужчины могут зайти в таверну, не испытывая искушения сбежать ”.

“Боги знают, что это правда”, – согласился Соклей. “Никто в здравом уме не захотел бы дезертировать в Сайме. Независимо от того, чего ты пытался избежать, что может быть хуже, чем оставаться там до конца своих дней?”

Менедем обдумал это. Ему не понадобилось много времени, чтобы содрогнуться. “Ничего, что я могу придумать”, – ответил он.

Маленькие рыбацкие лодки, возвращающиеся со своей дневной работы, покачивались вокруг "Афродиты ", когда ее носовые якоря ушли в море перед городом Сайм. Город располагался в защищенной бухте острова, с которым у него было общее название. Большинство рыбацких лодок сами причаливали к берегу, и люди на борту вытаскивали их из воды дальше, чем могли вывести весла. Менедем причалил торговую галеру в защищенной бухте, о которой говорил Соклей. Ему не хотелось делать это здесь. Если возникнут проблемы, он хотел иметь возможность уйти в спешке. Он не мог сделать этого с выброшенным на берег кораблем.

“С этими ребятами, вероятно, все в порядке”, – сказал Диокл, слегка нажимая на слово «вероятно».

“Я знаю”, – сказал Менедем. “Если бы два или три других корабля были здесь с нами, я думаю, я бы посадил их на песок. Этим путем ... нет. Когда наступила осень и мы не вернулись на Родос, кто-нибудь мог прийти за нами и сказать: "Афродита? О, нет, она сюда не заходила. Должно быть, она попала в беду где-то в другом месте ’. Кто мог им солгать? Я не думаю , что они бы так поступили, имейте в виду, но зачем их искушать?”

“Ты не дождешься от меня никаких аргументов, шкипер”, – сказал келевстес. “Зачем их искушать? насколько я понимаю, это в самый раз”.

Вверх и вниз по всей длине "Афродиты    " моряки потягивались и скручивались, напрягая мышцы, которыми они не пользовались всю зиму. Некоторые из них натирали волдыри оливковым маслом. Телеутас, случайно оказавшийся на юте, натер их чем-то другим из маленькой фляжки, которую он засунул под свою скамью. Менедем фыркнул. “Разве это не скипидар?” спросил он, его брови подпрыгнули от удивления.

“Правильно”, – сказал моряк.

“Разве это не горит как огонь?” Сказал Менедем.

“Это не так уж плохо”, – ответил Телеутас. “Это делает плоть твердой, а не мягкой, как масло. Я разговаривал в таверне с эпейротским матросом. Он сказал, что они используют это там, наверху, и я подумал, что стоит попробовать ”.

“Лучше ты, чем я”, – сказал Менедем.

Другой гребец, бывший ловец губок по имени Мосхион, спросил: “Можем ли мы взять лодку и сойти на берег, шкипер? Мы можем купить себе немного вина и еды получше, чем у нас здесь на корабле. Может быть, в городе тоже есть бордель.”

“Я не знаю об этом”, – сказал Менедем. “Это не то, что можно назвать большим местом, и корабли заходят сюда не так уж часто. Но да, ты можешь пойти и узнать, если у тебя есть желание ”.

Торговая галера тащила за собой свою лодку на веревке, привязанной к кормовому столбу. Лодка была новой. Она потеряла старую в прошлый сезон плавания, на обратном пути на Родос из Финикии. Когда два пиратских корабля напали у ликийского побережья, моряк отвязал старую лодку, чтобы помочь «Афродите» отбиться от них. Так и было, но она не смогла вернуться и вернуть лодку.

Солдаты подтащили новую лодку к «акатосу» и забрались в нее. На корабле было полдюжины весел – маленьких по сравнению с гребками в девять локтей, которыми двигалась «Афродита», – и он мог вместить дюжину человек. Моряки недолго спорили о том, кто будет грести обратно на корабль для следующей группы, затем отправились в город Сайм.

“Ты собираешься сойти на берег?” Спросил Соклей.

Менедем тряхнул головой и изобразил огромный зевок. “Вряд ли, моя дорогая. Я могу никогда больше не проснуться. А как насчет тебя?”

“Я испытываю искушение”, – ответил его кузен. “В конце концов, Сайм находится менее чем в дне плавания от Родоса. Вы можете увидеть это место всякий раз, когда смотрите на запад. Несмотря на это, я никогда не был в городе ”.

“Да, и мы оба также знаем почему: в это не стоит вдаваться”, – сказал Менедем.

“Слишком верно”. Соклей на мгновение задумался, затем пожал плечами. “Я живу на Родосе. Я останавливался в Афинах. Я посетил Тарас и Сиракузы – полисы, которые есть полисы, если вы понимаете, что я имею в виду. Извините, но я не могу прийти в восторг от Сайма. Это один шаг вперед по сравнению с деревней – и тоже маленький шаг ”.

“Именно так я к этому отношусь”, – сказал Менедем. “Ну, если мы собираемся остаться на борту корабля, не поужинать ли нам?" Какой сиракузянин не позавидовал бы нашему пиршеству?”

Соклей рассмеялся. Сиракузы славились своей изысканной кухней. Некоторые повара из сицилийского города даже написали книги со своими любимыми рецептами приготовления опсона, рецептов, полных редкой, дорогой рыбы, специй со всего Внутреннего моря и за его пределами, а также сочных сыров. На «Афродите» привезли грубые, твердые ячменные булочки для сайтоса, оливки, лук и твердый, рассыпчатый, соленый сыр для опсона в качестве гарнира. Если экипаж хотел отведать рыбу, им приходилось перекидывать лески через борт и ловить ее самим.

Крепкое красное вино в амфорах прекрасно подходило к остальной части ужина. Менедем не мог придумать худшего осуждения. “От этого напитка почти хочется пить воду”, – сказал он.

“Питьевая вода вредна для здоровья”, – сказал Соклей.

“Ты думаешь, это вино?” Ответил Менедем. “Внутри кувшина больше смолы, чем винограда”. Можно ощутить на вкус." Он снова отхлебнул и скорчил гримасу. “Конечно, учитывая, каков на вкус виноград, может быть, это и к лучшему”.

“Это не должно быть чем-то особенным. Это просто должно быть вино”, – сказал его двоюродный брат. “И даже если это не лучшее, что когда-либо делал Дионис, это не вызовет у вас оттока кишечника, как это сделала бы вода”.

“Что ж, это правда”. Менедем плеснул еще пару капель вина на палубу юта. “Моя благодарность, великий Дионис, за то, что ты позаботился о том, чтобы у нас не было галопирующего дерьма от вина – потому что мы наверняка выпили бы его, даже если бы выпили”.

“Это своеобразная похвала богу”, – сказал Соклей, улыбаясь. “Но тогда Дионис – своеобразный бог”.

“Что ты имеешь в виду?” Спросил Менедем.

“Просто, например, Гомер мало говорит о нем”, – ответил Соклей. “Он гораздо больше говорит о других олимпийцах – даже у Гефеста есть пара сцен, где он в центре внимания, но Дионис этого не делает”.

“Это правда”, – задумчиво произнес Менедем. “Впрочем, в шестой книге Илиады есть такой отрывок. Ты знаешь, что я имею в виду:

‘Я бы не стал сражаться с богами, которые обитают на небесах.

Ибо даже сын Дриаса, могущественный Ликург,

Мог бы долго враждовать с богами, обитающими на небесах.

Однажды он прогнал слуг безумия, приведших Диониса

Возле священного Нисейона: они все

Пусть их мистическое снаряжение упадет на землю. Дионис, испуганный,

Погрузился в соленое море, и Фетида приняла его в свое лоно

Пока он боялся. Ибо этот человек поверг его в великий ужас своим криком“.

“Да, вероятно, это то место, где поэт больше всего говорит о нем”, – сказал Соклей. “Но разве не странно иметь бога, который является трусом?”

“Дионис действительно отомстил позже”, – сказал Менедем.

“Но это было позже”, – напомнил ему Соклей. “Можешь ли ты представить кого-нибудь из других олимпийцев, даже Афродиту, прыгнувшую в море из-за крика смертного человека?”

“Ну, нет”, – признал Менедем.

“И Геродот говорит, что Дионис пришел из Египта, и Еврипид говорит, что он пришел из Индии, и почти все говорят, что он пришел из Фракии”, – сказал Соклей. “Никто из остальных олимпийцев не иностранец. И некоторые обряды Диониса ...” Он поежился, хотя вечер был погожий и мягкий. “Дайте мне бога, подобного Аполлону из Фобоса, в любой день”.

“Обряды Диониса на Родосе не так уж плохи”, – сказал Менедем.

“Нет, не на Родосе”, – согласился его кузен. “Но Родос – аккуратное, современное, цивилизованное место. Однако даже на Родосе они становятся еще более дикими, если вы покидаете наш полис и другие города и отправляетесь в сельскую местность. И в некоторые глухие места на материковой части Эллады… Мой дорогой друг, Еврипид знал, о чем говорил, когда писал раздирающие сцены в Бакхае. ”

“Об этой пьесе я только слышал”, – сказал Менедем. “Я никогда не видел ее в исполнении и никогда не читал”.

“О, ты должен, лучший!” Воскликнул Соклей. “Если нам повезет, может быть, они возродят его в Афинах, пока мы там. Это… нечто особенное. Я не думаю, что когда-либо была другая пьеса, которая так сильно показывала бы могущество бога ”.

“Если такой вольнодумец, как ты, говорит это, я полагаю, что должен отнестись к этому серьезно”, – сказал Менедем.

“Это изумительная пьеса”, – искренне сказал Соклей. “И поэзия в припевах почти неземная, она так прекрасна. Никто другой никогда не писал ничего подобного – и Еврипид тоже никогда не писал ничего подобного ”.

Менедем уважал суждения своего кузена, даже если не всегда соглашался с ними. “Если у меня когда-нибудь будет шанс, я посмотрю на это”, – сказал он.

“Тебе следует”, – сказал Соклей. “На самом деле, тебе следует найти кого-нибудь, у кого есть копия, и прочитать ее. В полисе размером с Родос их наверняка будет несколько – и, конечно, в Афинах их будет больше, чем несколько ”.

“Если у меня когда-нибудь будет шанс”, – повторил Менедем. Он выплюнул оливковую косточку в залив. С берега донесся шум хриплой песни. Он ухмыльнулся. “Похоже, мужчины хорошо проводят время. Надеюсь, Сайм утром все еще на ногах, насколько это возможно”.

“Так и должно быть”, – сказал Соклей. “Вчера они были на Родосе и только что вышли в море. У них не должно быть такого желания разносить места на куски – это слишком рано для путешествия ”.

Грохот, последовавший вслед за его словами, мог быть вызван только тем, что разбилась амфора. Менедем вздохнул и сказал: “Будем надеяться, что никто ни о чью голову это не разбил”. Он достал свой гиматий. Моряки гордились тем, что ходили в одном хитоне независимо от погоды, но мантия также служила хорошим одеялом. Он завернулся в прямоугольник толстой шерстяной ткани и улегся на палубе юта.

Соклей сделал то же самое. Ворочаясь, пытаясь устроиться поудобнее, он сказал: “Мы всю зиму спали в кроватях. Голые доски уже не так удобны”.

“Это не так уж плохо”, – сказал Менедем, обхватив голову руками. “Если бы сейчас шел дождь...” Он зевнул. На самом деле ему не так уж хотелось спать; он пытался убедить себя так же, как и Соклей. Должно быть, это сработало, потому что следующее, что он помнил, восточный горизонт засветился розовым и золотым. Он зевнул и потянулся. Что-то в его спине хрустнуло. Он поднялся на ноги.

Соклей все еще лежал там и храпел. Если бы была возможность, он обычно засыпал позже Менедема. Сегодня у него не было возможности – Менедем разбудил его ногой. Глаза Соклея распахнулись. “Для чего это было?” спросил он невнятно.

“Пора вставать. Время отправляться в путь”, – ответил Менедем. Когда он проснулся, он проснулся. “У нас впереди целый день плавания”. Соклей застонал и натянул гиматий через голову. Менедем снова пошевелил его, на этот раз менее нежно. Он вызвал еще один стон у своего кузена, который вынырнул из-под мантии, как черепаха, высовывающая нос из панциря. “Давай, моя дорогая”, – весело сказал Менедем. “Нравится тебе это или нет, розовощекий рассвет застал нас”.

Как старый-престарый человек, Соклей встал. “Мне это не нравится”, – сказал он.

Разбавленное вином блюдо и ячменные булочки, обмакнутые в оливковое масло, помогли Соклею привыкнуть к бодрствованию. По команде Диокла гребцы налегли на весла. Они тянули изо всех сил, как будто стремились как можно скорее увести Афродиту подальше от Сайма. Ни у кого из них не было забинтованной головы, поэтому Соклей предположил, что амфора, выпущенная накануне вечером, не проломила череп.

“Давайте немного потренируемся”, – сказал Менедем. “По команде гребца – веслами правого борта удерживать гребок назад, веслами левого борта вперед”.

“Весла левого борта… вперед!” Прокричал Диокл. Гребцы повиновались довольно плавно. «Афродита» развернулась, развернувшись почти в свою длину. Когда нос корабля указал на север, в море, "келевстес“ крикнул: "Обе стороны… вперед!” «акатос» умчался прочь.

Соклей провел первые пару часов дневного плавания, споря с Менедемом. “Почему ты хочешь остановиться в Книде?” он спросил.

“Э-э, торговать?” Когда Менедем звучал наиболее разумно, он также звучал наиболее раздражающе. Так, во всяком случае, казалось Соклею.

“Очень хорошо, о наилучший: торговать. И что у них будет в Книдосе для торговли?” Соклей никогда не переставал задаваться вопросом, действительно ли, когда он больше всего походил на Сократа, он звучал и наиболее раздражающе.

“Ну, обычный порядок вещей, который у них там есть”, – ответил Менедем.

“Точно – обычный ход вещей”, – согласился Соклей. “Если бы мы направлялись куда-нибудь помимо Афин, этого могло бы быть достаточно. Но поскольку мы направляемся в Афины, зачем тратить время в Книдосе? Почему бы не отправиться прямо на Кос? Шелк Koan достаточно особенный, чтобы хорошо смотреться где угодно. Богатым афинянам это понравится, как и македонским офицерам в гарнизоне Кассандроса”.

“Шелк Коан не такой особенный, как мы думали”, – сказал Менедем.

“То, что я купил прошлым летом в Сидоне, то, что привезли с востока, скрывает его в тени. Я не думал, что даже боги могут ткать такую ткань”.

“Я тоже”, – признался Соклей. “Но у торговца была только эта малость, и мы получили за нее хорошую цену от брата Птолемея, Менелая. Что касается афинян, то шелк Коан – лучший из существующих. Итак, нам следует остановиться на острове Кос ”.

“Почему не Книдос и Кос?” Спросил Менедем.

“Потому что мы, вероятно, не найдем в Книдосе ничего, что стоило бы взять с собой в Афины. И потому, что, если мы будем останавливаться в каждом обычном полисе отсюда до Афин, мы никогда не доберемся туда вовремя для Великой Дионисии ”.

Его двоюродный брат убрал правую руку с рулевого весла и погрозил ему пальцем. “Вот настоящая причина, по которой ты хочешь поторопиться. Тебя вообще вряд ли волнует торговля. Что это за торговец из тебя получается?”

“Тот, кто любит драму”, – сказал Соклей. “А ты нет?”

“Конечно, хочу, но мне больше нравится прибыль”, – сказал Менедем.

“Я тоже”, – сказал Соклей. “И я говорю тебе, что в Книдосе недостаточно прибыли, чтобы сделать остановку там стоящей нашего времени”.

“Я капитан, клянусь египетским псом”, – сказал Менедем. “Если я захочу остановиться в Книде, будь я проклят, что так и будет”.

“Я тойхаркосс”, – возразил Соклей. “Если ты не хочешь слушать меня, когда дело касается груза и денег, зачем брать меня с собой?“

Они ходили круг за кругом, взад и вперед. Они делали это тихим голосом, не выказывая особого волнения, поскольку ни один из них не хотел, чтобы команда знала, насколько серьезно они расходились во мнениях. Время от времени Менедем прерывался, чтобы порулить кораблем или отдать приказ людям, управляющим парусом. Затем он поворачивался к Соклеосу и начинал все сначала. Когда Соклей сказал: “Я капитан” в четвертый раз, он действительно вышел из себя.

“Да, вы капитан. Euge! для тебя, ” сказал он. “Но что прикажешь делать остальной команде, когда капитан – идиот?”

“Не указывай мне, как управлять кораблем”, – огрызнулся Менедем.

“Я не собираюсь. Я пытаюсь сказать вам, куда ей плыть, а это совсем другое дело. Что связано с тем, что мы покупаем и продаем, и это мое дело. Позвольте мне спросить по-другому: сможем ли мы добраться до Коса к заходу солнца, если ветер не стихнет?”

Менедем выглядел так, как будто хотел сказать «нет». Он хотел, но не мог. Соклей понял бы, что он лжет. Они могли бы доплыть до Коса, даже если бы ветер стих, но это напрягло бы гребцов. Соклей мог понять, почему Менедем не хотел заставлять их слишком усердствовать на второй день пути с Родоса.

“Возможно, вы предпочли бы отправиться в Галикарнас – пролив между Косом и материком даже близко не имеет ширины в сто стадиев”, – сладко сказал Соклей.

Его двоюродный брат бросил на него встревоженный взгляд и пробормотал: “О, заткнись”. Из-за его романа с женой этого видного гражданина он не мог ступить в Галикарнас без риска – вероятности – быть убитым. Однако через мгновение он свирепо посмотрел на Соклея. “Может быть, парень был убит во время осады Птолемея позапрошлым летом”.

“Да, о дивный, может быть, он и сделал”, – сказал Соклей. “С другой стороны, может быть, он и не делал. Ты хочешь рискнуть?”

На мгновение он задумался, не совершил ли он ошибку. Менедем использовал ужасающее количество шансов и наслаждался этим. Здесь, однако, он вскинул голову, что только доказывало, насколько серьезно видный галикарнасиец относился к отправке его через Стикс. Он с тоской посмотрел в направлении Книдоса, который лежал прямо по курсу, но затем немного потянул румпель в левой руке на себя и отодвинул румпель в правой от себя. «Афродита» слегка повернула влево, чтобы обогнуть полуостров, на оконечности которого находился Книдос.

“Мы отправимся на Кос”, – сказал Менедем. “Теперь ты счастлив? Может быть, ты перестанешь придираться ко мне? Если бы у меня была жена и она вот так приставала ко мне, я бы заставил ее пожалеть об этом ”.

“Я думаю, что это хорошее деловое решение”, – сказал Соклей.

“Я знаю, что ты хочешь”, – ответил Менедем. “Я не совсем уверен, что согласен с тобой, но на этот раз ты победил. Ты упрям, как осел, ты знаешь это?” Он оглядел Соклея с ног до головы. “На этом сходство тоже не заканчивается”.

“Большое тебе спасибо, мой дорогой”, – сказал Соклей. Его двоюродный брат не обратил на него внимания, но сосредоточился – самым демонстративным образом сосредоточился – на управлении кораблем. Уязвленный, Соклей прошел мимо кряхтящих, потеющих гребцов и остальной команды Афродиты на крошечную носовую палубу торговой галеры. Всякий раз, когда он стоял там, он думал о павлине, которого Афродита унесла на запад, в Великую Элладу, три года назад. Они хорошо заработали на птицах у богатых италийских эллинов и у более богатого самнита, посетившего Тарас, который купил павлина. Они заработали хорошие деньги, да, но Соклей надеялся, что больше никогда в жизни не увидит павлина.

Он также подумал об Аристидасе, который провел здесь так много времени, выполняя обязанности дозорного. Но кости остроглазого моряка покоились в Иудее. Соклей стукнул кулаком по перилам. Тамошние грабители легко могли убить и его тоже.

Как и большинство городов юго-западной Анатолии, Книдос был номинально свободным и автономным. Также, как и большинство из них, в нем находился гарнизон из солдат Антигона. Пара военных галер – больших, лучистых пятерок, полных гребцов и морских пехотинцев, – патрулировали перед гаванью. Соклей задавался вопросом, прибежит ли кто-нибудь из них, чтобы исследовать "Афродиту    ". Он бы не удивился. Люди Антигона были не менее высокомерны, чем те, кто следовал за Птолемеем, Кассандром, Лисимахом или, как он предположил, Селевкосом. Македонские маршалы правили цивилизованным миром. Полисы, подобные Родосу, полисы, которые действительно были свободными и автономными, в наши дни были немногочисленны.

К облегчению Соклея, пятерки продолжали рыскать взад-вперед, взад-вперед. Он не думал , что у одного из их шкиперов хватило бы наглости разграбить Афродиту    . Это оскорбило бы Родса. Он так не думал, но был так же рад, что ему не пришлось выяснять.

Также, к его облегчению, ветер дул скорее с востока, чем с севера, когда торговая галера продвигалась вверх по каналу между материком и маленьким островом Нисирос на западе. Менедем держал у весел по восемь человек с каждой стороны, чтобы парус помогал кораблю двигаться по воде. Если бы ветер повернул против "Афродиты    , ему пришлось бы поднять парус на рею и посадить больше людей на весла, чтобы продвинуться хоть сколько-нибудь прилично: либо это, либо идти галсом, как круглое судно, и почти так же медленно, как круглое судно.

Хотел бы я, чтобы был способ подойти ближе к ветру, чем это позволяет квадратный парус", – подумал Соклей. Однако через мгновение он пожал плечами. Он плавал из Сицилии в Финикию и никогда не видел никакого другого вида снаряжения. Это слишком вероятно означало, что никакое другое снаряжение не было практичным. Он попытался представить себе другой способ крепления паруса, попытался и почувствовал, что терпит неудачу.

Впереди из моря поднялся Кос. Менедем указал на несколько полуразрушенных руин на юго-западном побережье. “Хотел бы я, чтобы Астипалея по-прежнему была главным городом коанов”, – сказал он. “Мы бы уже были почти там”.

“Я бы не хотел жить в том, что осталось от полиса после спартанского разграбления и землетрясения”, – сказал Соклей. “Город, который у них есть сейчас, лучше расположен со всех сторон – он смотрит прямо через ла-Манш на Галикарнасос. И он расположен в разумной сетке, как на Родосе, так что у незнакомца есть некоторый шанс сориентироваться. Улицы в старом городе, вероятно, были трассами, которые вели туда, куда он хотел ”.

“Каждое сказанное тобой слово – правда, моя дорогая”, – ответил Менедем. “Но Астипалея прямо здесь, у нас под носом, и нам еще предстоит немного попутешествовать, прежде чем мы доберемся до полиса Кос”.

Галеры Птолемея рыскали перед Косом. Военные корабли Антигона патрулировали перед Галикарнасом. Соклей предположил, что они время от времени сталкивались. В данный момент они оставляли друг друга в покое, за что он был должным образом благодарен.

Солнце как раз садилось, когда «Афродита» вошла в гавань. Прежде чем «акатос» смог войти, один из пяти человек Птолемея поспешил осмотреть его. На знаменах военной галеры был изображен орел повелителя Египта. “Лечь в дрейф!” – крикнул офицер на носу.

“Оп!” Диоклес крикнул гребцам, и они налегли на весла.

“На каком вы корабле?” – требовательно спросил офицер. “Откуда вы, что везете и куда направляетесь?”

“Мы Афродита    , вылетаем с Родоса и направляемся в Афины”, – ответил Соклей. Борт военной галеры возвышался из воды подобно деревянной стене. Надводный борт у нее был вдвое больше, чем у «акатоса»; ее палуба возвышалась на шесть или семь локтей над поверхностью моря. Из ее уключин доносился запах перегара. На каждом транитном и зигитовом веслах было по два гребца, по одному человеку на каждом самом нижнем, или таламитовом, весле. Все гребцы были заперты под настилом, который удерживал морских пехотинцев и не давал ракетам попасть в цель. Там должно было быть как в духовке. Соклей поинтересовался, как часто они драили трюмы. Судя по вони, недостаточно часто.

“Родосец, да?” – спросил офицер. “Какая фирма?”

“Послание Филодемоса и Лисистрата”, – сказал Соклей.

Офицер повернул голову и заговорил с несколькими мужчинами позади него. Один из них, должно быть, поручился за существование фирмы, потому что он хмыкнул и спросил: “Какой у вас груз?”

“Малиновая краска, чернила и папирус, пчелиный воск, вышитое полотно, духи родосской розы...” Соклей ответил, подумав: И никакого оливкового масла, хвала богам.

“Хорошо. Проходи, родианец”, – сказал офицер с военной галеры. “Знаешь, на первый взгляд ты похож на пирата”.

“Неужели?” Соклей удивленно поднял бровь. “Никто никогда не говорил мне этого раньше”. Позади него полдюжины матросов захихикали и фыркнули. Офицер Птолемея почесал в затылке, как будто задаваясь вопросом, не издевается ли над ним родосец. Слишком поздно Соклей понял, что ему следовало проглотить свой сарказм. Диокл ударил по бронзовому квадрату. Гребцы согнули спины. «Афродита» скользнула к гавани. После долгого, тревожного сидения в воде военная галера возобновила патрулирование.

“Вернись сюда на минутку, о лучший, если будешь так добр”, – позвал Менедем с палубы юта. Пришел Соклей. Он пришел со всем рвением маленького мальчика, которого отец вызвал на порку, и по той же причине. Но все, что сказал Менедем, было: “Тебе лучше не мудрствовать лукаво, когда корабль этого парня может потопить нас, даже не заметив, что он это сделал”.

“Да, моя дорогая”, – кротко сказал Соклей. Тем не менее, он не мог удержаться, чтобы не добавить: “Знаешь, я не единственный, кто когда-либо делал подобное”.

“Ты говоришь обо мне}” потребовал Менедем недоверчивым тоном.

Это было уж слишком. “Да, клянусь собакой, я говорю о тебе”, – сказал Соклей.

Менедем протянул руку и ткнул его в ребра. Он подпрыгнул и пронзительно закричал. Менедем рассмеялся. “Попался!” – сказал он. “Попался дважды, на самом деле. Я знаю, что время от времени позволяю своему языку болтать свободнее, чем мог бы. Это все равно не значит, что это хорошая идея, независимо от того, делаю это я или ты ”.

“Клянусь собакой”, – снова сказал Соклей, на этот раз совершенно другим тоном. “Может быть, ты взрослеешь”.

Его кузен выглядел обиженным. “Приятно ли это кому-то говорить?”

“Некоторые люди могли бы так подумать”, – ответил Соклей. “Но тогда они были бы уже взрослыми, так что мне не нужно было бы им этого говорить”. На этот раз его кузен выглядел искренне оскорбленным, что заставило его почувствовать себя немного лучше.

Когда Менедем проснулся в постели, ему понадобилось мгновение, чтобы вспомнить, где он находится. Храп Соклея, доносившийся с другой кровати, не более чем в локте от него, напомнил ему, что они вдвоем сняли комнату в гостинице недалеко от гавани на Косе. Менедем зевнул, почесался и сел. Затем почесался снова, более серьезно. Он надеялся, что не делил постель с маленькими гостями, которые за это не заплатили.

Солнечный свет проникал сквозь ставни на узком окне – и проникал через пару сломанных планок. Менедем встал и воспользовался ночным горшком, стоявшим под кроватью. Соклей повернулся так, что один из этих солнечных лучей упал ему на лицо. Он вскинул руку, чего было достаточно, чтобы разбудить его. “Добрый день”, – сказал он, тоже зевая.

“И тебе хорошего дня”. Менедем протянул горшочек. “Держи. Я все равно собирался выставить тебя из постели, как только закончу использовать это”.

“Спасибо. Мне так жаль вас разочаровывать”. Соклей воспользовался ночным горшком, затем отнес его к окну. “Выхожу!” – крикнул он, открывая ставни. Он вылил помои на улицу внизу. Сердитый визг сказал, что кто-то, возможно, двигался недостаточно быстро, услышав его предупреждение. Он повернулся обратно к Менедему. “Как ты думаешь, у хозяина гостиницы будет хлеб на завтрак?”

Менедем пожал плечами. “Если он этого не сделает, мы можем зайти в булочную или купить что-нибудь у кого-нибудь на улице. А потом – к Пиксодаросу”.

“Жаль, что он не мог видеть шелк, который мы продали Менелаю”, – сказал Соклей. “Интересно, что бы он из этого сделал”.

“Он бы заработал деньги, вот что”, – сказал Менедем. “Но он не смог бы подобрать такой шелк. Никто из ткачей Коана не сможет. Если это когда-нибудь начнет поступать с востока регулярно, им придется найти другое направление работы, потому что то, что они производят, и близко не сравнится ”.