Текст книги "Верни мне мои легионы!"

Автор книги: Гарри Норман Тертлдав

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 23 страниц)

Легионеры быстро построились, готовясь выступить в путь. Тыловое охранение держалось настороже: если кто-нибудь из туземцев и подумывал о том, чтобы наброситься на римлян сзади, он наверняка уже изменил свое решение.

Калд Кэлий кивнул. Надо делать все по порядку. Закончил дело в одном месте – двигай в следующее.

– Шагом марш!

Перед префектом лагеря позвякивало серебро, выжатое римскими воинами из германских деревень.

Когда Арминий пошел на службу к римлянам, его поразило, что среди римских командиров есть люди, отвечающие за выплату жалованья воинам. Раньше ему даже не приходило в голову, что может существовать подобный порядок. Германские воины жили за счет грабежа и подарков своих предводителей, и скупому предводителю было бы трудно набрать дружину. Но римляне решили эту проблему, введя стандартное жалованье.

Теперь Арминий и его отец узнали, что среди римских командиров есть и человек, отвечающий за взимание денег. Германцы понимающе кивнули – да, римляне дисциплинированны, дотошны и ничего не пускают на самотек.

Подошедший Квинтилий Вар остановился позади Арминия и его отца.

– Видите? – сказал наместник. – Мои люди задавались вопросом, сумеем ли мы собрать с Германии налоги. Но нам это удалось. Теперь у германцев в ходу куда больше серебра, чем было во времена моего детства.

– Верно, – согласился Арминий. – Германцы пользуются монетами гораздо чаще, чем и во времена моего детства тоже.

Он был, наверное, наполовину моложе Вара.

Кивнул даже Зигимер.

– Когда я был молод, – медленно произнес он на латыни, – мало кто видел денарий. А теперь мы часто ими пользуемся. Мир меняется.

– Мир и вправду меняется, – заявил Вар с энтузиазмом.

Арминий знал: Зигимеру ненавистна сама мысль об этих изменениях.

– Германцы все больше приобщаются к цивилизации, хотя вы, быть может, и не замечаете этого, – продолжал римский наместник. – Страна все больше и больше приближается к тому, чтобы влиться в империю.

– Возможно, так и есть, – отозвался Арминий, прежде чем его отец успел высказаться на сей счет.

– Я уверен, что так и есть!

Вар не сомневался, что превращение в римскую провинцию – благо для Германии. Нужно было, чтобы он считал, будто Арминий и Зигимер разделяют его убеждения, иначе все их попытки организовать заговор ждет быстрый и печальный конец.

– Думаю, если бы Юлий Цезарь увидел нынешнюю Германию, он бы вряд ли ее узнал, – заявил Вар.

Арминий знавал двух стариков, которые сражались против первых римлян, вторгшихся в Германию больше поколения назад. По рассказам Зигимера, тот знал еще больше таких людей, хотя теперь немногие из них остались в живых. О Цезаре все они отзывались с большим уважением.

– Он разил стремительно и мощно. Но еще он умел убеждать – да так, что, отдав ему заколку со своего плаща, человек чувствовал себя счастливым, – говаривал один из этих седобородых старцев.

Римляне утверждали, будто Август не менее велик, чем Цезарь. Может, так и было; Август правил дольше, чем Арминий прожил на свете. Человек, сумевший так долго удержаться у власти, должен был обладать выдающимися способностями. Правда, никто из людей, которых Август посылал сюда, чтобы те присоединили Германию к империи, не обладал и половиной его достоинств. Возможно, Тиберий обладал нужными качествами, но Тиберий оставался в Паннонии. Вар же не годился на роль наместника Германии: он не был воином и сам с беспокойством это сознавал.

Но он был доволен налогами, которые вверенные ему легионы сумели выжать из германцев.

– В скором времени мы сможем оставаться в Германии круглый год, не возвращаясь на зиму в Галлию, – с гордостью заявил он. – Наличие постоянного гарнизона станет важным шагом к введению в этой провинции тех форм правления, что действуют во всей империи.

– Так и будет, – сказал Арминий, подтвердив слова Вара, но не показав, что именно думает обо всем этом. – Но не сейчас.

– Нет, не сейчас, – не без сожаления признал Вар. – Впереди нас ждет долгий, утомительный путь по грязи, через болота…

Он тяжело вздохнул.

– Вы можете отправиться дальше на север, через земли моего племени, – живо заметил Арминий. – Я знаю дорогу, которая до самого Рейна тянется по сухой, нетопкой почве. Правда, тот путь длиннее, зато не придется вязнуть в грязи.

Хорошая дорога волновала сейчас Вара куда больше, чем германцы.

Между тем Арминий знал: последовав этим путем, римляне попадут туда, где будет очень удобно устроить засаду. И уж он, Арминий, позаботится о том, чтобы собрать в нужном месте достаточно своих соплеменников и устроить чужакам достойную встречу…

К его разочарованию, Квинтилий Вар покачал головой.

– Благодарю за предложение, друг мой, но в этом году ничего не получится. План отхода к Рейну уже разработан и пересматривать его поздно. Порой даже боги не в силах изменить принятый план.

Арминий не решился настаивать и, чтобы не вызывать подозрений, постарался не выдать своего разочарования.

– Как вам угодно, – спокойно промолвил он. – Если кому-то по душе хлюпать по грязи, дело вкуса. Но если мое предложение тебя заинтересует, я всегда буду готов помочь. Дорога никуда не денется, и дожди ее не затопят.

– Как и ту, по которой мы движемся обычно… Я надеюсь.

Последние два слова выдавали нерешительность Вара. Спохватившись, наместник тут же добавил:

– В скором времени в Германии появятся настоящие дороги. Хорошо бы, чтобы это произошло поскорее.

– Да, хорошо бы, – немедленно подтвердил Арминий, уже привыкший то и дело лгать без зазрения совести.

На самом деле он прекрасно сознавал, что хорошие дороги окончательно привяжут Германию к Риму. Недаром Вар так о них мечтает. По хорошим дорогам по стране смогут легко передвигаться крупные воинские силы. Конечно, дороги послужат и купцам, и другим путникам, но прежде всего они предназначены для легионов. Вар мечтал о том, как воины будут маршировать по Германии, а для Арминия это было ночным кошмаром.

– Прокладывание дорог явится важным шагом в установлении здесь римского порядка, – произнес Вар.

Арминий заставил себя улыбнуться и кивнуть. Он бросил взгляд на отца: Зигимер тоже кивнул, но улыбка не озарила его лица. К счастью, Вар этого не заметил.

Сверкнула молния, грянул гром, и с мрачного, серого неба хлынул проливной дождь. Римляне, тащившиеся по болоту между Минденумом и верховьями Люпии, проклинали богов, властвовавших над погодой в Германии.

В отличие от большинства легионеров Квинтилий Вар ехал верхом, благодаря чему не вяз по колено в грязи. Правда, промокнуть еще больше он не смог бы даже в бассейне публичных бань. К тому же в банях вода была теплой, а не ледяной, безжалостно заливающей глаза, рот, нос и уши.

– Рыбе здесь было бы не хуже, чем мне!

Ему пришлось кричать, чтобы его услышали сквозь шум ливня.

– Верно, командир!

Вала Нумоний тоже кричал.

– Причем рыбе в чешуе было бы куда удобнее, чем мне в плаще.

Шерстяное одеяние липло к телу, как водная оболочка плода к некоторым новорожденным младенцам; плащ Вара промок насквозь и отяжелел.

Римский наместник взглянул на Аристокла. Раб ехал на осле, поэтому, как и высшие начальники, не месил ногами грязь, но все равно смахивал на утонувшую мышь. Некоторым из легионеров мокрые волосы свисали на глаза; Вару и Аристоклу – нет: оказалось, лысая голова дает свои преимущества. С кончика носа Аристокла капала вода. Грек не жаловался, но сам его облик был немым укором.

– Одно хорошо, командир, – сказал Люций Эггий. – В такую бурю не нужно беспокоиться, что на нас нападут германцы.

– Да? А почему не надо?

Нападение германцев Вара как раз не беспокоило.

– Вы что, шутите, командир? – ляпнул Эггий.

Вар еще не успел решить, обижаться ли ему на этот выпад, как префект пояснил:

– Эти дикари тоже ходят пешком, и им не легче месить грязь, чем нам.

– А…

Об этом Вар как-то не подумал.

– Да, если худо каждому, то и всем несладко, не так ли?

Несмотря на потоп, он улыбнулся.

– Это не самый плохой из афоризмов.

Вала Нумоний тоже улыбнулся, но Эггий только пожал плечами, отчего с них потекли новые струйки дождевой воды. Вар невольно задумался, понимает ли префект значение афоризма. Профессиональные военные, конечно, культурнее германцев, но, надо признать, зачастую не намного культурнее.

Это напомнило наместнику один разговор.

– А ведь мы могли бы и не мучиться так, – промолвил он.

Но тут его лошадь ступила в глубокую лужу, и его так встряхнуло в седле, что Вару пришлось вцепиться в конскую гриву, чтобы не слететь в грязь.

Ни Вала Нумоний, ни Люций Эггий не стали над ним смеяться, зная, что такое могло бы приключиться с любым из них. Когда Вар снова выпрямился в седле, Нумоний напомнил:

– Командир, что ты имел в виду?

– Арминий рассказал мне о дороге, ведущей к Рейну. О дороге, которую никогда не заливают дожди, – ответил Вар. – Если следующей осенью, когда мы станем покидать Минденум, пойдут дожди, будь я проклят, если не разрешу Арминию показать нам этот путь. Пусть та дорога длиннее, главное, нам не придется снова тащиться по проклятой трясине.

– Признаться, я думал, в Германии вообще нет мест, которые не заливало бы дождями, – сказал Эггий. – А ты уверен, что этот белобрысый ублюдок не прячет кое-что под плащом?.. А, командир?

Уважительное обращение к вышестоящему прозвучало после паузы, что невольно обращало на себя внимание. Лучше бы уж Эггию вовсе было не прибавлять «командир». Взгляд прищуренных глаз Квинтилия Вара, устремленный на префекта, не имел никакого отношения к дождю.

– А с чего ты взял, что, если нам вызвались показать хорошую дорогу, в этом нужно искать предательство? – осведомился наместник.

– Такого я не говорил, командир.

На сей раз Эггий не замешкался со словом «командир», но Вар уже был раздражен.

– Просто я бы обязательно проверил, насколько хороша эта дорога, прежде чем двинуться по ней, – сказал префект.

– Ты всерьез считаешь, что римский гражданин – и член сословия всадников – способен направить своих сограждан не туда? – спросил Вар голосом более ледяным, чем дождь.

– Может, он и римский гражданин, командир, но к тому же германец, – упрямо заявил Люций Эггий.

– Может, он и германец, но он римский гражданин, – с не меньшим упрямством парировал Вар. – И он, как и ты, рисковал жизнью ради Августа и ради Рима.

Наместник умолк, ожидая дальнейших возражений, но Эггий промолчал. Что толку спорить: раз Вар решил довериться Арминию, командира не переубедишь.

А наместник и впрямь уже все решил. И каждый локоть, который с трудом преодолевала лошадь Вара, заставлял его жалеть о том, что он не доверился Арминию раньше.

XII

– Он почти клюнул, отец! Клянусь богами, он почти клюнул!

По пути домой, на северо-запад, Арминий не мог скрыть радостного возбуждения.

– Он совсем как жирная форель. Ухватился за червяка, а крючка так и не заметил.

– Как форель или как водяной дракон? – уточнил Зигимер. – Что бы ты сделал, если бы он решил двинуться предложенным тобой путем? Что ты смог бы сделать, кроме как позволить ему пройти по дороге от начала и до конца? Да по пути еще и ограбив полдюжины племен, через земли которых пролегает дорога. Уж за это тебя никто бы в Германии не похвалил. Ты не успел бы собрать так быстро большое войско, чтобы на него напасть.

Арминий нахмурился, но не потому, что отец был не прав, а потому, что тот был прав. С неба непрерывно сыпал дождь, и, хотя тропа пролегала под кронами сосен, а отец с сыном кутались в плотные плащи, оба промокли до нитки. Тропа превратилась в полосу жидкой грязи. Впрочем, германцы не сетовали – в это время года подобная погода была обычным делом.

– В следующем году мы будем готовы – я в этом уверен, – после размышлений заявил Арминий. – Единственное, что нужно, – это чтобы Вар заглотил наживку.

– И что после?

Зигимер упорно настаивал на том, чтобы рассмотреть все достоинства и недостатки плана.

– Даже если ты задашь им трепку, что будет после? Вар и римляне поймут, что у нас есть армия. Ну и что с того? У них тоже есть армия. Они сражаются не так, как мы, но это не значит, что они сражаются плохо. Если бы они сражались плохо, мы бы прогнали их задолго до твоего рождения.

Смахнув очередную каплю с кончика носа, Арминий снова нахмурился. Уж он-то знал, на что способны римляне, ибо не только видел их в бою, но и сражался в их рядах. Он не только понимал, что их тактика действенна, он понимал, как именно она действует.

Он мысленно услышал пение труб, увидел колонну, быстро и слаженно, без лишних движений, разворачивающуюся из походного строя в боевой порядок. Арминий представил себе смертоносный ливень копий и непроницаемую стену щитов, из-за которых, как змеиные жала, разят острые мечи.

– Мы должны разбить их прежде, чем они развернутся в боевой порядок.

Он говорил это и раньше. Представив себе легионы, готовящиеся к схватке с германским воинством, Арминий лишь утвердился в сознании собственной правоты.

Но его слова не произвели впечатления на отца.

– Ясное дело, ты это уже говорил. Но говорить – одно, а сделать – совсем другое. Как ты собираешься такое провернуть?

Вопрос Зигимера был острым, как римский гладиус.

– Мы должны застигнуть их там, где они не смогут перестроиться из колонны в боевой порядок, – ответил Арминий.

– И где ты найдешь такое место? – спросил отец. – Я понимаю, чего ты хочешь, но одного желания тут мало.

– Правильно, поэтому я собираюсь не просто хотеть, а искать то, что требуется. Зимой мне все равно предстоит разъезжать по стране, вот и буду присматривать подходящее место. И рано или поздно я его найду. Германия – это не только равнины и поля. Если искать как следует, что-нибудь обязательно найдется.

Арминий старался говорить уверенно.

– Надеюсь, ты прав, – проворчал Зигимер. – Ну а я буду рад вернуться к твоей матери. Я соскучился по ней. Полагаю, ты тоже будешь рад снова увидеть Туснельду.

Несмотря на холодный дождь, кровь Арминия закипела.

– Верно, – коротко подтвердил он.

Разумеется, за время пребывания в Минденуме ему случалось покупать себе женщину: он шел навстречу требованиям плоти, хотя ему и претила мысль о германских женщинах, продающих себя за серебро. С отцом они об этом не говорили, но Арминий полагал, что Зигимер тоже пользовался услугами продажных женщин. А что делать, если жена далеко?

Конечно, вздумай женщина, пока муж в отлучке, повести себя подобным образом, супруг имел право полоснуть ее по горлу и бросить труп неверной в болото. Мужчинам нет нужды хранить целомудрие, зато женщинам это необходимо.

– Тебе следует завести от Туснельды ребенка, – сказал Зигимер. – Это привяжет ее к тебе, даже когда страсть уляжется.

– Хороший совет. – Арминий улыбнулся по-волчьи. – Не сомневайся, я постараюсь ему последовать.

Оба рассмеялись. Арминий пытался укорить шаг, но на такой грязи не получалось идти быстро.

– Будь проклята богами эта слякоть! – воскликнул он и снова рассмеялся, на сей раз с другой интонацией. – Теперь я понимаю, почему римляне хотят построить на нашей земле дороги.

– Чтобы поскорее добраться до наших женщин, – отозвался Зигимер и, по сути, был не так уж далек от истины.

С сосны раздался пронзительный крик сойки. Большинство птиц уже улетели на юг, в исконные земли римлян, но некоторые, самые упрямые, остались тут зимовать. Стервятники, вороны и прочие падальщики находили себе прокорм в любое время года. Арминию хотелось вдоволь обеспечить их мясом римлян, и у него уже сложился план, как это сделать. Нужно было только подобрать подходящее место.

«Моя третья зима в Ветере», – подумал Квинтилий Вар с неким отрешенным удивлением.

Когда он впервые увидел Рейн, ему трудно было вообразить себе участь горше, чем провести три зимы подряд в таком захолустье. А теперь этот римский военный городок казался ему аванпостом цивилизации по сравнению с тем, что находилось за рекой.

И не один Вар испытывал подобные чувства.

– Клянусь богами, господин, хорошо иметь вокруг настоящие стены и настоящую крышу над головой, – сказал Аристокл. – Не сочти за неуважение к тебе и твоим трудам, но я устал жить под парусиной.

– Вряд ли ты упадешь замертво от удивления, если я скажу, что чувствую то же самое, – отозвался Вар. – Когда-нибудь из Минденума получится прекрасный город. Превратились же в города многие военные лагеря – например, та же Ветера. Хотя когда я впервые прибыл сюда, не сразу поверил, что это город. Но Минденуму еще предстоит пройти свой путь.

Раб наклонил голову, на греческий манер выражая согласие.

– О, еще какой! – страстно воскликнул он. – Неужели по эту сторону Рейна я смогу в одиночку выходить за городские стены, не опасаясь, что какой-нибудь дикарь убьет меня и приколотит мою голову к дереву?

– Ну… Вероятность этого не так уж велика и в окрестностях Минденума.

Вар скрыл улыбку, хотя не совсем искреннюю. Аристоклу, поскольку он был рабом, не нужно было притворяться храбрецом. А вот от римского наместника Германии требовалась отвага. Вар отдавал себе отчет в том, что куда лучше годится для управления мирной Сирией. Увы, Август этого не понимал, а в таких вопросах значение имела только воля Августа.

– Сдается, – продолжал Вар, убеждая не столько Аристокла, сколько самого себя, – что варвары, живущие по соседству с лагерем, почерпнули от нас больше, чем любые другие германцы.

– Может, и так, но все же почерпнули недостаточно.

Нет, ничто не могло обратить Аристокла в германофила. И не только его одного.

– На это просто требуется время, вот и все.

И снова Вар старался убедить не только раба, но и себя самого.

– Когда я родился, галлы, живущие по эту сторону реки, тоже были шайкой одетых в штаны варваров, лишь чуточку присмиревших после того, как Цезарь навел на них страху. Но ты не можешь отрицать, что из них получились хорошие подданные империи.

– Сносные подданные, – проворчал грек, скептически относившийся ко всему, что находилось к северу от Альп. – По крайней мере, теперь они в основном пользуются оливковым маслом, а не сливочным.

Наморщив нос, Аристокл добавил:

– О германцах этого никак не скажешь.

– Оливки в Германии не растут и расти не будут, такой уж там климат, – указал Вар. – Кстати, даже в Галлии оливки растут только в южных областях. Но наши купцы уже давно снабжают маслом всю провинцию. И Германию тоже снабдят, нужно только обустроить там все как следует.

– Этот день не скоро наступит.

Аристокл снова сморщил длинный нос.

– Сливочное масло, намазанное на хлеб, – уже само по себе плохо, даже если оно свежее. Но ведь германцы еще жгут его в лампах, отчего оно воняет так… Оно липнет к волосам, липнет к коже, просто спасу нет. И каждый германец провонял этим маслом!

– Ну уж не каждый!

Вар покачал головой, в то время как раб, будучи греком, в такой ситуации непременно бы кивнул.

– Например, от Арминия, да и его отца, пахнет так же, как и от нас.

– Да, конечно, когда они являются к нам попрошайничать и едят с нами за одним столом, от них и пахнет по-нашему, – хмыкнул Аристокл. – Но если бы ты встретился с ними в их деревне, от них воняло бы так же, как от всех прочих германских дикарей.

– Довольно! – рявкнул Вар неожиданно для самого себя. – Арминий – прекрасный молодой человек. У нас в Риме уже есть сенаторы из Испании. В скором времени, возможно, появятся и сенаторы из Галлии. А если Арминий проживет достаточно долго, он, может, станет первым человеком германской крови, который облачится в тогу с пурпурной каймой. И если такое случится, не думаю, что другие Призванные Отцы станут жаловаться на его запах. Германцы ведут себя вполне мирно. Арминий…

Несмотря на огни и жаровни, в резиденции Вара было прохладно, но Аристокл ежился вовсе не поэтому.

– Он смотрит на меня, как лис на курицу, а его отец – и того хуже.

– Да, вид у Зигимера грозный, – согласился Вар. Отец Арминия напоминал ему крепкого старого волка. – Но если мы приручим этого молодого человека, он приручит старого хищника.

– Да, господин. «Если».

В споре с господином за рабом не должно оставаться последнее слово. Однако Аристокл ушел, оставив Вара сидеть с разинутым ртом.

Римлянин произнес что-то, что заставило бы покраснеть Аристофана, но произнес тихонько, про себя, а после расхохотался. Он имел дело с рабами всю жизнь, и порой ему приходилось напоминать себе, что они люди, а не просто пыль под ногами.

Впрочем, сейчас ему было не до рабов: начинался совет. Наместник провинции, в которой еще не вполне утвердилась власть Рима, собрал всех своих высших командиров, чтобы утвердить план действий на предстоящий сезон.

– Я хочу повидать большую часть Германии, чем могу увидеть с убогой дороги, по которой мы добираемся до Минденума, – заявил Вар.

– Ну, путь до Минденума не так уж убог, командир, – заметил Люций Эггий. – Во всяком случае, та его часть, которую можно проделать по воде. Так и быстрее, и безопаснее.

– Да, конечно, пешие воины могут воспользоваться лодками, – вступил в разговор Вала Нумоний. – Зато для кавалерии это не так-то легко, клянусь богами! И для лошадей вечно не хватает лодок…

– Не хватает их и для мулов, ослов и быков, – подхватил начальник обоза.

– Верно, – кивнул Нумоний. – Каждый локоть пути мы тащились по непролазной грязи, и если бы из леса вдруг выскочили вопящие дикари, нам пришлось бы худо.

– Я понимаю. – Эггий тоже кивнул.

Квинтилий Вар решил, что после этого все пойдет гладко, но Эггий все же не удержался и язвительно поддел начальника конницы:

– Тебе так нравится маршировать по грязи, что ты хочешь выбрать для возвращения из Минденума еще более длинный путь.

Вала Нумоний покраснел.

– Нет, проклятье! Я хочу выбрать путь, который не пролегает по грязи.

– Удачи, приятель. Это Германия, – рассмеялся Эггий. – Здесь, где не болота, там лес, а иногда, просто для разнообразия, попадается заболоченный лес или лесистое болото. Вот что представляет собой эта страна.

Это соответствовало тому, что видел Вар. Но еще он кое-что слышал. Слышал кое-что другое.

– Арминий рассказал мне, – заявил наместник, – что к северу от холмов, что тянутся севернее Люпии, земля суше. Он говорит, что тем путем можно добраться до самого Рейна, не замочив ног.

Если бы художник захотел изобразить олицетворение пренебрежения субординацией, он мог бы использовать в качестве модели Люция Эггия.

– Не сочти за обиду, командир, но без крайней надобности я не стал бы доверять германцу, – заявил Эггий.

«Не сочти за обиду» говорят каждый раз, когда хотят проявить неуважение. Наместник усвоил это с младых ногтей, и вся жизнь Вара доказывала, что исключений из данного правила нет.

– На мой взгляд, Арминий – человек надежный, – уверенно заявил Вар. – Даже если не принимать во внимание его былую службу Риму, разве стал бы враг проводить столько времени в Минденуме? Практически все прошлое лето он провел с нами, предпочитая наше общество компании своих диких соплеменников.

– Не хочешь же ты сказать, командир, что его отец тоже любит нас больше своей варварской родни? – не унимался Люций Эггий. – А между тем старый ублюдок провел в Минденуме не меньше времени, чем Арминий.

Вар открыл было рот, но снова его закрыл. Он был бы рад возразить, но никто из видевших Зигимера не поверил бы, будто старый вождь подвержен римскому влиянию, даже если такому влиянию подвержен его сын.

– Он пришел с Арминием, чтобы посмотреть на римские порядки. И похоже, ему понравилось спать на мягкой постели и пить вино.

Выложив это, Вар понял, что исчерпал все имеющиеся у него доводы.

Эггий криво усмехнулся.

– Позволю себе заметить, командир, что я тоже люблю спать на мягкой постели и пить вино. Но мне почему-то кажется, что это не повлияло бы на то, что сотворил бы со мной старый варвар, подвернись ему удобный случай.

– Судя по всему, Арминий больше известен среди германцев, чем Зигимер. А уж Арминий-то наш, в полном смысле этого слова.

Еще один командир – из младших, Вар вечно забывал его имя – тоже подал голос:

– А как насчет того, что все время рассказывает нам Сегест? Если хотя бы четверть рассказанного им – правда, Арминий не такой уж большой друг Рима, каким себя выставляет.

Судя по кивкам, у этой точки зрения имелось немало сторонников. Вару пришлось приложить усилия, чтобы скрыть свое раздражение.

– Клянусь богами… э-э… Кэлий! – сказал он, обрадовавшись, что все-таки вспомнил имя молодого командира. – Если ты будешь уделять такое большое внимание сплетням, не станешь ли ты похож на обосновавшихся в Риме каппадокийцев, египтян и евреев?

Вала Нумоний кивнул, но большинство других командиров воззрились на Вара в каменном молчании. Многие из них разделяли озабоченность молодого Кэлия, и им вовсе не понравилось, что наместник сравнил их с евреями. Вар с тоской подумал, что теперь ему придется потратить одному Марсу ведомо сколько времени и усилий, чтобы вояки перестали дуться. Но на самом деле, хотя об этом, конечно, нельзя говорить вслух, они еще глупее евреев и напоминают избалованных детей.

Снаружи пошел дождь. Да, в Ветере в отличие от временного лагеря стояли деревянные дома, а не парусиновые палатки, однако, увы, не очень прочные дома. Каждая вторая крыша протекала, включая ту, под которой проходил военный совет. Нудный стук капель, падавших в две лохани, подставленные под прохудившиеся места, мог напомнить Вару, как далеко от настоящей цивилизации он находится… Но сейчас этот звук оказался очень кстати, ибо помог сменить тему.

– Как все вы видите, – промолвил наместник, указывая на одну из лоханей, – сейчас еще зима. Не обязательно принимать решение немедленно.

Это, по-видимому, удовлетворило командиров. По крайней мере, тех, которым хватило ума не слишком кичиться своим мнением. Самые неискушенные поверили словам Вара, что еще ничего не решено. А остальные со временем поймут: восстанавливать против себя родственника Августа – не самый умный из поступков.

– А теперь давайте обсудим другие вопросы, – продолжил Квинтилий Вар, убедившись, что командиры успокоились. – Прошлой осенью мы собрали больше налогов серебром и меньше натурой, чем в предыдущий сезон. Это хорошая тенденция, и я надеюсь, что следующей осенью результат будет еще лучше. Полагаю, по прошествии не столь уж длительного времени денежные расчеты станут в Германии таким же обычным делом, как и в любой другой римской провинции… Да, Эггий?

– Тут есть одна неувязка, командир, – заметил военный префект. – В Германии меньше денег, чем в любой другой провинции. Местные жители не ведут меж собой обычной торговли, ее заменяет мена. Конечно, кое у кого из германцев водится серебро, и нам даже удается его вытрясти, но порой серебра у них просто нет.

Вар улыбнулся с откровенным удовольствием: вот теперь разговор зашел о делах финансовых, а не военных. На этой почве он чувствовал себя куда увереннее.

– По мере того как в провинции будет устанавливаться римский порядок, а население будет к нему привыкать, можно ожидать появления торговцев из Галлии, из Ретии, что к югу от Дуная. Купцов будет становиться все больше и больше. А где торговцы – там и серебро, ведь они в отличие от дикарей стараются иметь дело с наличными. Чем больше денариев попадет в Германию, тем больше налогов мы сможем собрать. В этом есть логика, как по-вашему?

Вару даже не пришлось задавать вопрос многозначительным тоном, чтобы дать понять: лучше вам усмотреть в этом логику, не то вы пожалеете. Слова были произнесены мягким тоном, но за ними стояло многое, и Люций Эггий понял что к чему. Может, он и был упрямым, въедливым и придирчивым, вечно цеплявшимся к мелочам, но в отличие от некоторых своих товарищей был отнюдь не глуп.

– В общем да, командир. Логика в этом есть. Пока в Германии все остается тихо и спокойно, есть надежда на то, что все образуется.

– А с чего бы в Германии начинаться беспорядкам?

Теперь Вар говорил угрожающе.

Однако если он надеялся тем самым произвести впечатление на своих командиров, у него ничего не вышло. Некоторые из них воскликнули хором:

– Да потому, что это проклятая Германия!

Другие кивнули, соглашаясь с таким доводом, и Вару осталось лишь кипеть от еле сдерживаемой злости.

Где-то впереди простирался океан. Арминий никогда его не видел, но ощущал солоноватый привкус в ветре, дующем с севера. Служа в Паннонии, он слышал, как римляне разговаривали о море. Для них оно было голубым, теплым и в общем дружественным. Но в глазах других народов – фризов, хавков и англов – океан был зеленым или серым. Они говорили, что он холодный, в зимнее время замерзает и не менее опасен, чем волк или медведь. Либо кто-то из них привирал, либо океан был переменчивей женщины: где тут правда, Арминий пока не решил.

Сейчас он находился возле болота, отделявшего земли херусков, его народа, от лежавших севернее владений хавков. Арминий хотел завязать отношения с этим северным племенем, свирепость и отвага которого были хорошо известны по кровавой войне с народом Арминия. Молодой германец мог не любить хавков, однако относился к ним с уважением – по тем же самым причинам, по которым уважал римлян.

Похоже, и хавки его уважали, потому что до сих пор не попытались разжиться его головой. Правда, они должны были понимать, что такая попытка стоила бы им новой войны с херусками.

С севера снова подул ветер, принеся с собой еще более сильный запах моря. Со свинцово-серого неба закапал дождь. Арминий натянул плащ на голову, отец последовал его примеру. Ни тот ни другой не огорчились: стояла зима, а зимой если не идет дождь, то, скорее всего, жди снега.

– Хавки живут у моря, поэтому зимой сырости здесь еще больше, – заметил Зигимер.

Арминий поежился.

– Можно только порадоваться, что мы не принадлежим к их племени, – ответил он. – А вот римляне рассказывали мне, что в их стране летом не бывает дождей, а зимой почти не выпадает снега.

– Лето без дождей? Как же они выращивают урожай? – удивился его отец.

– Они сеют по осени и снимают урожай весной, – ответил Арминий. – А дожди выпадают у них зимой и увлажняют зерна.

– Сдается мне, римляне привирают. Сказали бы еще, что деревья у них растут ветвями вниз, а корнями вверх, – заявил Зигимер. – Скорее всего, они просто хотели проверить, насколько ты легковерен.

– Не знаю, отец. В Паннонии сеют весной, а урожай собирают осенью, так же как у нас. Римляне говорят, что это забавно.

– Ну, меня там не было, – промолвил Зигимер, вежливо уклонившись от спора.

Оступившись, он угодил ногой в грязь и в сердцах прорычал, вытирая сапог пучком сухой травы:

– Лучше бы мне здесь и не бывать!

– Если ты знаешь ведущую на север дорогу получше этой, расскажи о ней, – отозвался Арминий.

Они шли тропой, петлявшей вдоль кромки болота. Тропа вела на северо-запад. Полоса относительно твердой и сухой почвы была достаточно широка, чтобы по ней могли пройти в ряд три или четыре человека, не больше.