Текст книги "Грязные деньги"
Автор книги: Гарри Картрайт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 27 страниц)
За два месяца до рождения дочери Кэти Джимми совсем было ушел из дому, но вскоре вернулся, и все опять наладилось. Абду и Джозефин Чагра заложили часть имущества на Сансет-Хайтс и купили Джимми собственную ковровую лавку в надежде на то, что тот наконец образумится и займется делом. Джимми нравились те преимущества, которые давало ему новое дело, равно как и семья. Но выполнять связанные с этим обязанности было выше его сил. "Для него не существовало таких понятий, как дисциплина или терпение, – вспоминала Вивиан. – Бывало, мать звонила из лавки и просила разбудить Джимми, который в это время безмятежно спал, проиграв где-то всю ночь. Я старалась как-то защищать его, хотела, чтоб он хоть изредка вел себя пристойно и чтобы с ним можно было хоть как-то жить". Когда Вивиан снова забеременела, Джимми опять ушел из дому. "Я просто не могу проходить через все это опять, – объяснил он ей. – Эта роль не для меня". Вивиан уехала к родителям на ферму, но за несколько недель до рождения ребенка туда неожиданно приехал Джимми и потребовал, чтобы жена вернулась с ним в Эль-Пасо. Хотя врач не советовал Вивиан рисковать, отправляясь в столь дальний путь, Джимми решительно настаивал, чтобы его ребенок родился в Эль-Пасо – городе, в котором вот уже целых полвека рождались все члены семьи Чагры. Мать Вивиан спросила: "Думаешь, что-нибудь получится?" Вивиан ответила, что теперь уже сама постарается, чтобы непременно получилось. "Дети носили все же фамилию Чагра, – рассказывала она, – и у меня были какие-то обязательства перед семьей. Я знала, что Ли хотел, чтобы все было именно так. Хорошо это пли плохо, но я была женой одного из братьев Чагра. А это что-то значило".
Ли чрезвычайно заботливо отнесся к Вивиан и её детям, и Джимми тоже, видимо, решил для разнообразия добросовестно выполнять обязанности отца и мужа. Когда родился ребенок, Джимми подарил Вивиан золотые часы за триста долларов. Это была первая в ее жизни дорогая вещь. Вивиан вскоре заметила, что кое-кто в семье Чагры не очень-то одобрительно отнесся к этому подарку, но она все равно носила часы. "Я считаю, что заслужила этот подарок", – говорила она. В ковровой лавке дела шли скверно. Хотя номинальным владельцем по-прежнему оставался Джимми, отец с матерью взяли под контроль все финансовые операции. Джимми продолжал увлекаться азартными играми и спускал на это всю свою долю дохода, а мать время от времени тайком совала деньги Вивиан. Когда было особенно трудно, на выручку, как всегда, приходил Ли. Незадолго до рождества в 1971 году Джимми сбежал в Калифорнию. В Эль-Пасо остались неуплаченные долги, которые теперь должен был погасить Ли, и лавка, которой теперь должны были заниматься родители. Ли был вне себя от ярости. Отец чувствовал себя плохо, а лавка находилась на грани банкротства. Тем не менее, когда по весне Джимми позвонил Вивиан из Калифорнии и попросил дать ему "еще один шанс", Ли велел ей ехать. Вивиан собрала кое-какую мебель и, прихватив детей, отправилась к Джимми в Калифорнию. Но она уже тогда знала, что их брак обречен. Вскоре она застала Джимми с другой женщиной, и это было последней каплей. "Я позвонила Ли и сказала, что беру грузовик и возвращаюсь домой, – вспоминала она. – Он умолял меня подождать хотя бы до приезда матери, которая собралась к нам на побережье. Мать прилетела с тремя сотнями долларов и отдала их Джимми. У меня в банке было тогда всего тридцать шесть долларов. Мать сказала: "Как только кончатся твои тридцать шесть долларов, прибежишь к нему как миленькая. У меня с Абду такое случалось не раз". Но Вивиан нарушила семейный закон: вернувшись в Эль-Пасо, она подала на развод.
"Мужчины в семье Чагры убили во мне все живое, – вспоминала потом Вивиан. – Я все еще считала себя женой одного из них, но до конца играть свою роль уже не могла Я не могла бесконечно говорить о своей любви и, затаив дыхание, ловить каждое слово мужа, как это делали другие женщины. Я знала, что причиняю боль Джимми, но еще большую боль я причиняла Ли. Я старалась быть поближе к семье из-за детей и еще потому, что этого хотел Ли. Но потом я поняла, что с меня достаточно. Джимми кое-как помогал мне, остальное делал Ли. С его помощью я постепенно встала на ноги. Я очень предана семье, но скрывать то, что наш брак был просто ужасным, я не могу".
Пока шла подготовка к разводу, с Абду случился сердечный приступ. Не успел Джимми прилететь домой из Калифорнии, как старика Чагры уже не стало. Теперь полноправным главой семьи оказался Ли. Вивиан не смогла заставить себя прийти на похороны свекра, и тогда кое-кто из членов семьи стал требовать, чтобы ей больше не помогали, но Ли и слышан" об лом не хотел. "Она же мать детей Джимми", – урезонивал он их. С помощью Ли и Джимми Вивиан купила себе дом в Антони (штат Нью-Мексико) почти на границе штата в Аппер-Вэлли. Какое-то время она работала в конюшне на ранчо, где выращивали скаковых лошадей. Затем Ли помог ей одолжить денег и открыть собственный бар около отеля "Шератон". Вивиан стала встречаться с другими мужчинами, но братья дали понять, что это им не нравится, и ухажеры быстро сообразили, что лучше оставить ее в покос. Ли никогда не терял надежды, что Вивиан и Джимми опять когда-нибудь сойдутся и будут жить вместе. Но Джимми проявлял к ней интерес лишь тогда, когда она начинала заглядываться на других мужчин. Вивиан знала, что Джимми все свое время отдавал теперь игре в блэк-джек. До нее также дошли слухи, что он якобы занимается и торговлей наркотика ми, но этому она не поверила, так как знала точно, что Джимми неодобрительно относится ко всяким наркотическим средствам, и даже к алкоголю, и не раз распространялся на эту тему в ее присутствии.
И все же вокруг происходило что-то непонятное. Семья Чагры тратила теперь огромные деньги на покупку "линкольнов" и золота, а также на поездки в Лас-Вегас. Кому-то, видимо, крупно повезло. Летом 1975 года Джимми позвонил сестре Пэтси из Бостона и попросил встретить в аэропорту Майка Холлидея. Его голос звучал чрезвычайно таинственно, но таким же тоном он мог заказать и порцию мороженого. Когда Пэтси попросила Ли объяснить, что же все-таки происходит, тот сказал лишь, что Джимми, Джек Стриклин, Майк Холлидей и еще кое-кто занимаются чем-то на Восточном побережье. Из самолета вышел Холлидей. В руках у него был небольшой чемоданчик, и он гримасничал, как сбежавший из больницы псих. Схватив Потей за руку, Холлидей бросился к главному выходу. Ясно было, что его интересовал лишь тот багаж, который был у него в руках. В двух-трех метрах от двери он неожиданно споткнулся и упал, увлекая за собой и Пэтси. Чемоданчик открылся – и в течение каких-то нескольких секунд Пэтси могла созерцать целые пачки денег. Такой суммы она в жизни не видела: в чемоданчике было 120 000 долларов.
Прошло четыре года, прежде чем операция, проведенная в то лето с помощью Джимми, была оценена по достоинству: она стала эпохальным событием в истории контрабандной торговли марихуаной. Ни один контрабандист из Эль-Пасо еще не додумывался использовать в этих целях трамп – грузовое судно, не совершающее регулярных рейсов. Если до этого контрабандисты доставляли марихуану из Мексики на самолетах небольшими партиями, вес которых, как правило, не превышал 900 килограммов, то на сей раз они доставили из Колумбии на пароходе более 25 тонн "травки". Контрабандисты из Эль-Пасо впервые осуществили операцию в международном масштабе. Хотя вкусы любителей марихуаны на Юго-Востоке США еще не достигли того уровня, когда курильщики начинают требовать чего-нибудь более экзотического, чем то, что растет на горных склонах Мексики, Джимми быстро понял, что рынок уже образовался. Экзотическая "травка" из Южной Америки на Восточном побережье США шла уже по 400–500 долларов за фунт, в то время как "травка", привезенная в Техас из Мексики, продавалась всего по 80—100 долларов. Джимми узнал, что в Колумбии можно найти людей, которые согласились бы обеспечить и марихуану, и транспортное судно. Это была совершенно новая игра. Речь теперь шла не о сотнях тысяч, а о миллионах долларов.
Идея доставки груза морем в небольшую бухту в северо-западной части залива Массачусетс севернее Бостона была подсказана Джимми его новым партнером Питером Крутчевски – бывшим военным вертолетчиком, служившим когда-то в Эль-Пасо. Ходили слухи, будто Крутчевски, известный также под фамилией Питер Блейк, был связан с бостонской мафией. Третьим партнером был Джек Стриклин – специалист по сбыту и снабжению. Недавно его компания, слившаяся с фирмой Ли Чагры под названием "Би-эйч-эс энтерпрайзис", пережила ряд неудач. К тому же, едва избежав полицейской ловушки в мотеле "Дезерт-инн" в Эль-Пасо, Стриклин неожиданно угодил в другую, гораздо более унизительную и нелепую. Сотрудники управления по охране рыбных запасов и дичи штата Нью-Мексико объезжали с инспекцией свое хозяйство и неожиданно задержали Стриклина на безлюдной проселочной дороге близ Росуэлла. Но вместо браконьерских охотничьих трофеев они обнаружили у него в машине более тонны марихуаны. Теперь оставалось надеяться лишь на Ли: если ему не удастся помочь Стриклину выпутаться из этой скверной истории, доказан, что обыск был произведен незаконно, тому придется впервые после столь далекой теперь гауптвахты оказаться и тюремной камере. Единственным для него утешением была многомиллионная операция в Бостоне.
Пока Джимми Чагра и Питер Блейк, вылетевшие в Барранкилью (Колумбия), договаривались о грузе и его доставке, Стриклин и его многоопытный помощник Майк Холлидей осматривали да месте бухту Фолиз. Место было идеальным: отдаленным и доступным лишь с моря. Со всех сторон бухту окружали вертикальные гранитные скалы высотой с трехэтажный дом. Вход в бухту был достаточно просторным и глубоким, что позволяло транспортному судну войти в нее и, бросив якорь, надежно спрятаться за скалами. Это обеспечивало полную безопасность разгрузки. Под руководством Холлидея была сколочена небольшая погрузочная платформа из толстой фанеры и прикреплена к одной из скал, где течение было самым слабым. На вершине скалы Холлидей установил лебедку, использовав для ее крепления две яблони. С помощью лебедки и огромной рыболовной сети предполагалось выгружать из трюмов пятисоткилограммовые тюки марихуаны и доставлять их на берег. Под временный склад Стриклин арендовал дом по соседству. Кроме того, он долго изучал морские течения и делал контрольные рейсы на небольших лодках.
В девяносто девяти случаях из ста все крупные операции по контрабанде наркотиков похожи на нелепейшие приключения неудачливых героев из мультфильма. В данном же случае боги, казалось, были благослонны к контрабандистам. Менее чем через неделю после прибытия Джимми Чагры и Питера Блейка в Барранкилью они встретили торговца марихуаной по имени Хуако. Тот свел их со своим боссом Лионелем Гомесом, которому предстояло в течение нескольких лет быть партнером Чагры. Через несколько недель старенькое грузовое судно медленно вошло в бухту Фолиз. Разгрузка тюков марихуаны и их транспортировка на берег с помощью лебедки заняли три дня. Когда первая партия груза была доставлена на временный склад, начали прибывать грузовики. А уже через неделю каждый килограмм, каждый листик, каждый стебелек и каждое зернышко дурманящей травы были выброшены на рынок. Розничные торговцы заплатили контрабандистам аванс в 500 000 долларов, которые были использованы на покрытие текущих расходов и на оплату услуг водителей грузовиков и экипажа судна. Уладив все эти дела, Джимми Чагра вернулся домой и стал ждать, когда начнут поступать доходы.
Джимми – паршивая овца и проклятье семьи Чагры – за две недели "сделал" больше денег, чем Ли заработал за всю свою жизнь. Он не сказал, как он это сделал, но все слышали, как он без конца повторял: "Теперь мы все богаты!"
10
В то лето братья Чагра набросились на Лас-Вегас, как голодная саранча. Деньги от бостонской операции продолжали поступать, и Ли с Джимми тратили их так, словно спешили опередить друг друга. Владельцы казино в Лас-Вегасе считали (и не без основания), что в этом мире их уже ничто удивить не может. Они уже видели все и вся: и армейских полковников из Кентукки, и арабских шейхов, и латиноамериканских диктаторов, и нефтяных магнатов из Хьюстона, и французских промышленников, и даже знаменитую партию в покер между Ником ("Греком") Дандолосом и известным профессиональным картежником из Далласа Джонни Моссом, которая длилась целых пять месяцев. Охотник Томпсон рассказывал, как однажды они пристрелили 150-килограммового медведя прямо посреди казино, но никто даже головы не поднял. Но в то лето 1976 года Ли и Джимми Чагра все же удивили владельцев казино в Лас-Вегасе и их завсегдатаев.
Вокруг Ли сразу же собиралась толпа, потому что, входя в казино "Сизарс-палас", он раздавал деньги, спрашивая при этом, сильно ли его здесь любят. "Вы меня любите? Вы действительно любите меня?" – то и дело повторял он. Разумеется, ответ был известен заранее, но ему так хотелось услышать его еще раз. Все расходы оплачивал хозяин. Стоило лишь захотеть, как уже через пять минут за одним из братьев или за обоими посылался "лирджст". Никто из их компании не утруждал себя регистрацией и другими формальностями. Они просто подходили к администратору, и тот давал им ключи от шестикомнатного номера-люкс. Джимми предпочитал двухэтажный номер с белым роялем и винтовой лестницей, где обычно останавливался Фрэнк Синатра. Еда, выпивка и девочки доставлялись туда по первому же требованию.
На нижнем этаже, где размещался игорный зал, братьям Чагра были отведены специальные секции. Охранники отгоняли всякую шваль и пропускали туда лишь наиболее близких друзей и знаменитостей. Обычно, когда за один из семи столов для игры в блэк-джек садился любитель играть по-крупному, ему могли разрешить объявлять максимальную ставку в тысячу долларов. Ли же позволялось поднимать ее до трех тысяч. Он мог бы объявлять и десять, но хозяин не разрешал. "Сизарс-палас" давал ему кредит в 250 000 долларов. Такой же кредит он получил еще в двух казино. Что касается Джимми, то ему со временем разрешили делать максимальную ставку в десять тысяч долларов, а его кредит был практически неограниченным во всех казино Лас-Вегаса. Когда один из братьев приступал к игре, он занимал сразу все семь мест за столом. Ли любил сидеть в центре в окружении вооруженных телохранителей и в компании хотя бы одной очаровательной "кошечки", которая подносила ему зажигалку и была своеобразным талисманом на счастье. Но карты были для Ли слишком медленной игрой (пока сдадут, пока разложат белые фишки на всех семи секторах), хотя на каждой сдаче на кон ставилась 21 000 долларов.
Наконец наступил час, когда обоим братьям просто наскучило играть в блэк-джек: уж слишком все было медленно. То ли дело крепс. Вот это настоящая игра! "Чтобы бросить пару костей, много времени не нужно, – пояснил один из друзей. – За пять минут можно выиграть и миллион".
Любопытно, что крупная игра выявляла в Джимми все лучшее, а в Ли – все худшее. Когда старшему брату долго не везло и он проигрывал, он бесился, неистовствовал и винил по всем всех, кто попадался под руку. Особенно досыпалось Джо-Энни, которая не раз выбегала из зала вся в слезах. Кларк Хьюз вспоминал, как Ли пришел в неописуемую ярость лишь от того, что тот забыл надеть подаренный ему браслет со словом "свобода". Джимми же в такие моменты отличался хладнокровием настоящего игрока, действующего по принципу "пан или пропал".
Никто, кроме них самих, не знал, сколько же они проиграли в то лето. Родственники считали, что и Джимми, наверное, не знал этого. Но Ли знал. Хотя порой он казался чрезвычайно беспечным и бесшабашным человеком, Ли вел подробные записи всех своих выигрышей и проигрышей. Во время предыдущего футбольного сезона Ли выиграл на ставках около 100 000 долларов. Когда же пришла пора финальной игры на суперкубок, он поставил на одну из команд все, что у него имелось в наличии. Более того, он фактически поставил все, что имелось у всей их семьи. Ставка была столь велика, что букмекер, к услугам которого он обычно прибегал, не стал рисковать и передал все дела банде головорезов из Чикаго. Каким-то чудом Ли все же выиграл. Его спас лишь один гол, забитый даласскими "ковбоями", когда защитник Роджер Стаубек сделал на последних секундах свой знаменитый пас. Команда встречу не выиграла, но завоевала кубок по общим итогам игр и тем самым спасла семью Чагры от разорения. Кларк Хьюз вспоминал, как они с Ли поехали в Лас-Вегас, где чикагская банда должна была выплатить ему выигрыш. "Мы постучали в дверь люкса отеля "Сизаре", – рассказывал Кларк, – и вошли в комнату, битком набитую огромными детинами с мрачными лицами, словно они уже давно поджидали нас в темной аллее". У них уже были приготовлены полиэтиленовые пакеты для мусора, в которых было 300 000 долларов. Ли взял деньги, поблагодарил гангстеров и, не сказав больше ни слова, вышел. Все эти деньги Ли спустил в то же лето. Но этим потери далеко не ограничились. По подсчетам Джо, Джимми и Ли проиграли тогда три миллиона долларов, а может быть, и больше.
Ли Чагра целых четыре месяца практически не виделся с братьями. Прилетев как-то из Лас-Вегаса, Ли положил 500 000 долларов на счет их адвокатской конторы, но это был его единственный вклад в общее дело, хотя и весьма существенный. Джо еще в январе женился на своей секретарше Пэтти Мэлули, но в свадебное путешествие уехать так и не смог, так как Ли часто был в отъезде и ему приходилось самому заниматься всеми делами конторы. В основном это были старые дела: апелляция Марти Хоултина или дело Джека Стриклина, так глупо угодившего в лапы охотничьей инспекции в Нью-Мексико. До того момента, как Ли положил полмиллиона долларов на текущий счет их адвокатской конторы, они были почти полными банкротами. Сэнди Мессер, сестра Пэтти, тем летом тоже устроилась на работу в контору в качестве личной секретарши Ли, но его она практически не видела. Как-то в августе Ли вызвал к себе Сэнди и сказал: "Конец… Это конец". Сэнди никак не могла взять в толк, о чем он говорит. "Ты что, не понимаешь?! – заорал он. – Я только что просадил все деньги!"
Какие-то знаки внимания родне Ли все же оказывал. Так, кому-то из детей он купил новый автомобиль, а другим родственникам подарил драгоценности. Он даже устроил, хотя и с некоторым опозданием, свадебное путешествие для Джо и Пэтти в Сан-Вэлли, где один из его друзей в "Сизарс-палас" предоставил в их распоряжение свои владения. Хотя в семье об этом никто пока не догадывался, в то лето Ли стал приобщаться к кокаину. Джимми и его подружка Лиз Николс и даже младший брат Джо употребляли наркотики и раньше, но до лета 1976 года Ли отказывался даже притрагиваться к любому зелью, хотя и делал деньги на защите торговцев наркотиками.
К началу осени деньги все вышли, и Ли вернулся в Эль-Пасо, чтобы "нацедить деньжат", как он называл теперь свою адвокатскую практику. Он выискивал и брался за любые дела: о возмещении за телесные повреждения, о разводе, о наследстве. Ли практически гонялся теперь за машинами "скорой помощи". "Казалось, он вовсе не пал духом, – рассказывала Донна Джонсон, бухгалтер из его адвокатской конторы. – Он был счастлив оттого, что деньги все кончились и теперь нужно было снова много работать. Ли всегда был намного лучше, когда в кармане у него было пусто и ему приходилось изворачиваться, чтобы заработать на жизнь".
Через несколько недель после того злополучного проигрыша в Лас-Вегасе дела пошли на поправку, и вскоре адвокатская контора Ли добилась такого успеха, какого ей не приходилось видеть с тех самых пор, как более трех лет назад ее хозяин был привлечен к суду в Нашвилле. Начало положили два нашумевших дела. Одно касалось 27-летнего студента-медика из Эль-Пасо по имени Тедди Манула, который был обвинен в преднамеренном убийстве полицейского из Антони (штат Нью-Мексико). Второе дело было весьма странным и касалось старого агента по борьбе с наркотиками Джорджа Хога, утверждавшего, будто его непосредственный начальник подстроил ему ловушку, чтобы обвинить в торговле кокаином.
Когда администрация Никсона объявила войну наркотикам, в стране, как и предполагалось, началась довольно широкая, но весьма путаная кампания, в ходе которой охотников часто принимали за тех, на кого охотились. Дело сотрудника Службы таможенного контроля Джорджа Хога показало, что он как раз и стал ее жертвой. Когда Управление по борьбе с наркотиками стало главным правоохранительным органом в этой области, Таможенное управление лишилось возможности производить собственные расследования и содержать сеть осведомителей. Оно, однако, было обязано бороться с наркотиками в тираничной зоне. В ответ на учреждение федерального Управления по борьбе с наркотиками Таможенное управление создало особое подразделение, называвшееся Службой таможенною контроля. С Восточного побережья США и со Среднего Запада в район техасско-мексиканской границы были переброшены многие работники таможни, ранее производившие досмотр в воздушных, морских и речных портах. Новички не имели нужной подготовки для борьбы с контрабандой наркотиков и ничего не знали о традициях и повадках банд, орудовавших вдоль реки. Многие бывшие сотрудники Таможенного управления, которых в свое время перевели в Управление по борьбе с наркотиками, попросились в новую Службу таможенного контроля. Среди них был и Джордж Хог. По его словам, Управление по борьбе с наркотиками и Служба таможенного контроля старались теперь переплюнуть друг друга в таких нарушениях, как незаконная установка подслушивающих устройств, насильственное вторжение в жилище, похищение людей, подбрасывание изобличающих улик, покушение на жизнь и т. д. Соперничавшие учреждения не останавливались ни перед чем в борьбе за пальму первенства в пресечении торговли наркотиками. Хог признался, что лично участвовал во всех этих преступлениях. Он сам стал жертвой этой системы, когда его непосредственный начальник подбросил кокаин в тайник недалеко от аэропорта, а потом, когда Хог пытался завладеть наркотиком, записал все на видеомагнитофон. Именно из-за этого Хог и очутился в приемной Ли Чагры, знаменитого адвоката, специалиста по таким делам.
Ли и Джо Чагра безумно обрадовались неожиданно открывшимся перед ними возможностям и записали на магнитную ленту все, что им поведал Хог о своей службе в системе органов по борьбе с наркотиками. Хог детально описал, как вместе с осведомителем они тайно проникли в дома двух местных торговцев наркотиками и похитили документы и другие ценности; как он пытался похитить другого торговца наркотиками и сдать сю в руки мексиканской полиции за вознаграждение в 50 000 песо; как его коллеги выполняли "квоты", подделывая документы, а иногда и воруя партии марихуаны в Мексике, а затем "случайно" обнаруживая их на американском берегу реки; как они пытались обменять служебное оружие на наркотики; как соперничавшие организации срывали операции друг друга, заранее предупреждая подозреваемых контрабандистов, и как вместе с другим коллегой они заманили в ловушку бизнесмена из Западного Техаса, шантажируя его несуществующим "делом", якобы заведенным на него Налоговым управлением. "Мы предложили ему простую сделку, – сказал Хог. – Мы сказали, что уничтожим его дело, а он за это выдаст нам нескольких своих друзей. Тогда он сказал, что не водит дружбу с торговцами наркотиками и никого не знает, на что мы ответили, что будет лучше, если он их придумает". Хог называл, фамилии и даты. У него имелось даже несколько официальных документов, подтверждавших его рассказ.
Наиболее неприятной была та часть магнитофонной записи, где Хог рассказывал, как они с партнером – молодым агентом, лишь недавно перешедшим в управление из береговой охраны, – получили приказ убить известного в Нью-Мексико контрабандиста Джима Френча по прозвищу Француз. "Этот Француз – псих, – сказал один из боссов Хога. – К тому же он вооружен и опасен. Если попадется, выпустите из него кишки". Однажды утром, обнаружив килограммов четыреста марихуаны недалеко от одной из взлетно-посадочных полос контрабандистов в Чиуауанской пустыне, Хог сел в засаду и стал поджидать Француза, держа наготове автоматическую винтовку. Через некоторое время он увидел, как с севера приближается желто-белый "пайпер-ацтек" – самолет Француза. Затем показался второй самолет: видимо, прикрытие. Где-то в том же районе летал и самолет-наблюдатель Хога. По его словам, ему было приказано ликвидировать Француза, не повреждая при этом самолет. Предполагалось перелететь на нем через границу, бросить его там, а затем в удобное время "случайно обнаружить". Вот почему Хог стал ждать, пока Француз посадит самолет и выйдет из кабины. Несколько раз он ловил его на мушку и уже готов был спустить курок, но в последнюю секунду Француз оказывался за фюзеляжем. Когда Хог снова взял на прицел голову контрабандиста, в наушниках что-то щелкнуло и пилот с самолета-наблюдателя сказал: "Его прикрывают с воздуха. Не стреляй!" Хог с коллегой беспомощно наблюдали за тем, как Френч дозаправился и взмыл в воздух. Судя по всему, четыреста килограммов марихуаны принадлежали кому-то другому, поскольку Француз даже не подошел к тайнику. Хог погрузил марихуану в самолет и отвез ее в Эль-Пасо, где спрятал в надежном месте недалеко от моста Америк. Через несколько дней он обнаружил самолет Француза в одном из аэропортов в штате Нью-Мексико. Пока другие агенты засыпали песок в бензобак его самолета, Хог и его напарник рассыпали крошки марихуаны по ковру в салоне, а потом задержали самолет по подозрению в перевозке контрабанды. Ли Чагра хорошо помнил это дело. Француза тогда защищал он, и он же заставил федеральные власти вернуть контрабандисту его самолет.
Теперь, когда Джордж Хог сам попался в коварную сеть, которую плел для других, он был зол, растерян и готов "заложить" любого "нарка". Но чем больше Ли слушал его четырехчасовые излияния, тем яснее ему становилось, что своими показаниями Хог изобличал лишь одного человека – самого себя. Ли знал о расследовании деятельности Управления по борьбе с наркотиками, которое проводилось по инициативе федерального судьи Джеми Бонда, и договорился с Хогом о том, что тот выступит с показаниями перед большим жюри. Разумеется, он не очень-то рассчитывал, что сто свидетельства принесут какую-то пользу. Ли, как и Бойд, считал, что это дело замнут. Федеральный прокурор Джон Кларк согласился не предъявлять Хогу обвинений в берглэри, незаконном установке подслушивающих устройств и других противозаконных деяниях, в которых тот признался, но сказал, что ему все же придется предстать перед судом по обвинению в контрабанде кокаина.
Слушать дело должен был судья Джон Вуд. Ли, конечно, понимал, что шансы у его клиента невелики, но процесс давал ему прекрасную возможность высказать всю спою неприязнь к порочной практике применения законен о наркотиках. К тому же всегда можно рассчитывать на понимание и сострадание присяжных. В день, когда должно было начаться судебное разбирательство, Хог по дороге в здание федерального суда неожиданно сказал адвокатам, что передумал и решил отказаться от права на рассмотрение своего дела в суде и признать себя виновным без суда. Адвокаты оторопели, неожиданно осознав, что Хог вел с ними не совсем честную игру. Тогда Ли напомнил клиенту, что уже одно признание в хранении кокаина влечет за собой 15 лет тюрьмы. Но Хог сказал, что ему уже кое-что "обещано". Что обещано? Кем? Хог молчал, сказав лишь, что кто-то из "начальства" обещал ему совсем маленький срок. Более того, ему пообещали, что в тюрьме его защитят от возможной расправы, если кто-либо из заключенных, угодивших туда не без его помощи, захочет свести с ним счеты. "Мы ничего не могли понять, – говорил Джо Чагра. – С одной стороны, Хог смертельно боялся тюрьмы. С другой, верил кому-то "сверху", не имея никаких письменных гарантий. Мы настоятельно советовали ему, пока не поздно, изменить свое решение. Ли сделал даже официальное заявление о том, что Хог признает себя виновным вопреки рекомендации адвокатов". В день вынесения приговора в зале суда не оказалось человека, который пообещал Хогу легкое наказание, и тот был приговорен к 12 годам тюрьмы. Более того, не было никакой гарантии, что в тюрьме к нему будут относиться по-особому. Братья Чагра внесли ходатайство о признании недействительным заявления подсудимого о своей виновности, но судья Вуд отклонил его. Пока Джо Чагра готовил новое ходатайство о пересмотре дела Джорджа Хога, тот куда-то исчез, и с тех пор его больше не видели.
В отличие от дела Хога другое дело, отнявшее у Ли Чагры столь же много времени, прошло почти незамеченным. По меньшей мере тогда, осенью 1976 года. Его клиентом был Джерри Эдвин Джонсон, уголовник и контрабандист наркотиками, уже успевший побывать в тюрьме. Он был уличен в попытке скрыть от Налогового управления 250 000 долларов, и отбывал теперь наказание в федеральной тюрьме Ла-Туна на границе штата Нью-Мексико неподалеку от Эль-Пасо. Федеральные власти пытались в тот момент доказать, что Джонсон участвовал еще и в нелегальном ввозе из Мексики одного фунта героина.
В то время Ли еще не знал, что Джонсон, как говорится, "продался", став осведомителем, хотя и не очень надежным. Он также не знал, что группа агентов из Управления по борьбе с наркотиками и обвинителей из прокуратуры распорядилась, чтобы Джонсон был незаметно доставлен в один мотель, где состоялась их тайная встреча. Цель этой необычной и сомнительной с точки зрения закона встречи состояла якобы в том, чтобы получить дополнительную информацию по делу другого клиента Ли Чагры – Томми Хайетта. Джонсон рассказал агентам и обвинителям, что однажды они с Хайеттом привезли из Мексики фунт героина. Однако допрашивавшие быстро забыли о Хайетте и сосредоточили все свое внимание на якобы утерянном списке участников этой операции. Джонсон назвал имена по меньшей мере шестидесяти жителей Эль-Пасо, которых считал крупными контрабандистами наркотиками. По его словам, среди них не было настоящего "босса", но если "нарки" настаивают, чтобы он назвал фамилию, то пожалуйста – Ли Чагра.
Допрос был откровенно пристрастным, но агенты сочли полученную информацию настолько неубедительной, что даже не потрудились взять с Джонсона показания под присягой. "Сдается, он говорил то, что мы хотели бы услышать", – сказал потом агент Робинсон. Протокол допроса на пятидесяти страницах был представлен большому жюри в качестве дополнительных материалов по делу Томми Хайетта, обвиненного в неуплате налогов. В суде этому документу не придали никакого значения, и он не рассматривался в качестве доказательства. По закону протокол допроса должен был оставаться в секрете, и о его существовании полагалось знать лишь небольшой группе агентов и обвинителей, ознакомившихся с ним как материалом для служебного пользования. Однако этот крайне неубедительный и предвзято составленный документ стал потом достоянием гласности и преследовал Ли Чагру и его Немезиду – судью Вуда – до самой их смерти.