Текст книги "Грязные деньги"
Автор книги: Гарри Картрайт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 27 страниц)
На горизонте уже появилось зарево от городских огней.
– Скажи мне еще раз, – спросил Рей Рамос. – Если у нас в кармане пусто, зачем мы летим в Вегас?
– А затем, что у нас в кармане пусто, – ответил Ли, и Рамос расхохотался так громко, что даже опрокинул стакан с выпивкой.
Если любителей острых ощущений считать преступниками, то Ли Чагра был одним из них. Он обожал играть в карты и кости, водить дружбу с торговцами наркотиками и сомнительными политиканами, певичками из ночных клубов и дилерами [31]31
Оптовые торговцы наркотиками и другой контрабандой. – Прим. перев.
[Закрыть], орудовавшими на "черном рынке" и умевшими быстро делать деньги. Все они были дельцами и контрабандистами, все, кого он знал и с кем имел дело.
В коротких поездках в Лас-Вегас его обычно сопровождали старые друзья: Рей Рамос – бывший полицейский, превратившийся теперь в адвоката; Джимми Саломе – друг детства, преуспевший в страховом деле и торговле недвижимостью и владевший роскошным особняком рядом с домом Ли и Джо-Энни на Фронтера-роуд, и Кларк Хьюз – сын дипломата, юрист, уставший со временем от утомительной и бессмысленной погони за удачей и устроившийся на должность окружного судьи. Все они были довольно крупными игроками с хорошей репутацией и неограниченным кредитом в большинстве казино Лас-Вегаса. Ли, однако, не был обыкновенным игроком. Он был "громилой" – человеком, способным в буквальном смысле разорить казино. Деньги не были для него самоцелью. Они были чем-то вроде редкой монеты, которую непременно надо было достать.
Семнадцать лет назад они еще не летали на специально присылаемых за ними самолетах. Через пустыню приходилось перелетать на старой развалюхе, не стоившей и четырех автобусных билетов. То было трудное время, когда нужно было бороться за каждый доллар. Но стоило раздобыть немного деньжат, как они тут же устремлялись в Лас-Вегас. В каком-то смысле бороться нужно было и сейчас: ведь, пристрастившись к игре так сильно, как Ли, на полное удовлетворение рассчитывать не приходилось. Не раз ему случалось брать в долг, чтобы выплатить жалованье служащим. Иногда у него не было денег даже на обед. Как-то в четверг, одолжив 5000 долларов у коллеги-адвоката и выписав подложный чек на 20 000 долларов, который мог быть покрыт его зятем Риком де ла Торре до понедельника (тот служил в банке), Ли вылетел в Лас-Вегас и выиграл около 200 000 долларов. Сумма была так велика, что хозяин казино "Аладдин" не смог сразу все выплатить и вынужден был одолжить деньги у хозяина другого казино – "Сизарс-палас". Ли не только опустошил кассу казино, но и унизил его хозяев. Деньги для него ничего не значили. Ему нравился сам процесс игры. Однажды Ли дал Саломе десять белых фишек (по 5000 долларов) только для того, чтобы тот бросил кости вместо него. Когда же другой его приятель, Кларк Хьюз, немного перебрал и потерял 4500 долларов, Ли спокойно направился к кассе и заплатил за него всю сумму, не сказав при этом ни слова.
Отправляясь в Лас-Вегас, Ли обычно Джо-Энни с собой не брал, считая, что азартные игры – не для женщин. Но иногда он делал исключение, и эти редкие поездки оставались потом надолго в ее памяти. Она считала, что венцом их совместной жизни была та незабываемая ночь в казино "Сизарс-палас", когда Ли выиграл 260 000 долларов.
Когда Ли проигрывал, на него жалко было смотреть. Он кричал, проклиная судьбу, и безумствовал до тех пор, пока Джо-Энни не обнимала его и не говорила, что это она во всем виновата. Она была готова на все, лишь бы облегчить страдания мужа. Но со временем что-то в их любви надломилось, и Джо-Энни знала, что это произошло летом 1969 года, вскоре после рождения их пятого и последнего ребенка – дочери Джо-Анны. Врачи обнаружили у нее опухоль в груди и заставили согласиться на ампутацию. Таким образом, вместо радости рождение ребенка принесло горе. Трудно точно определить, как сильно эта операция повлияла на брак, но ее негативные последствия были бесспорными. Пэтси де ла Торре, сестра Ли, вспоминала, что брат не мог справиться с охватившим его чувством тревоги и вины: "Ли без конца повторял: почему это случилось с ней, а не с ним. Он твердил, что это он никудышный человек и что наказывать надо было его". Джо-Энни, конечно, хорошо понимала, что операция неизбежно повлияет на физическую сторону их любви, хотя Ли и пытался трезво смотреть на вещи и выработать соответствующую линию поведения. "Если бы я потерял ногу, – успокаивал он ее, – разве ты любила бы меня меньше?" Все эти страшные дни Ли был постоянно рядом. Он заставлял себя улыбаться, чуть прикрывал глаза, имитируя сентиментальное настроение, и начинал петь. Всю мелодию он воспроизвести не мог, но старался, и это было трогательно.
Последние восемь лет в их супружеской жизни было больше неприятных моментов, чем приятных. Вскоре после операции Джо-Энни ей позвонила одна из бывших секретарш и заявила, что может поклясться, что Ли любит не Джо-Энни, а ее и обещает куда-то увезти. Ли будто бы пообещал ей и новую машину, и новый дом, и драгоценности – "все, что есть у Джо-Энни". Другая секретарша, знавшая об их связи, заметила: "Ли, конечно, и не думал выполнять все эти обещания". Тем не менее телефонный звонок вызвал у Джо-Энни реакцию, совершенно ей несвойственную. Никто из родных никогда еще не видел ее в такой ярости. "Она буквально обезумела" – рассказывал Ли своему младшему брату Джо. Он так испугался, что Джо-Энни может с ним что-то сделать, что вынул и спрятал патроны из всех своих пистолетов. В то лето Ли и Джо-Экки усадили детей в семейный фургон и уехали отдыхать в Калифорнию. Но, как сказал потом Ли брагу Джо, поездка превратилась в какой-то кошмар.
6
Когда в конце 60-х годов законы о торговле наркотиками стали ужесточаться, а правоохранительные органы усилили борьбу с нарушителями, адвокаты в Эль-Пасо заметили странное противоречие: торговля наркотиками не только не сократилась, но, наоборот, увеличилась. Прибавилось работы и у них. Социологи назвали этот феномен "синдромом возросшего тарифа преступлений": ужесточение законов вело к повышению ставок, что в свою очередь вовлекало в преступный бизнес все новые и все более изощренные уголовные элементы. В 1968 году Ли Чагра и Сиб Абрахам вдруг поняли, что если они откажутся от дальнейшего партнерства и станут действовать независимо, то сумеют заработать гораздо больше.
К тому моменту, когда Ли познакомился с представительным молодым торговцем наркотиками по имени Джек Стриклин, он уже успел перебраться в спои новый офис напротив здания суда. Кларк Хьюз предупреждал его: "Одна из проблем, с которой приходится сталкиваться адвокату по уголовным делам, состоит в том, что все его клиенты – жулики. Стоит немного забыть об осторожности, как его друзьями тоже становятся жулики". В то время Ли Чагра не мог, конечно, знать, что его дружба со Стриклином выльется впоследствии в целую серию уголовных дел, которые сделают его одним из самых известных, точнее, печально известных людей в штате Техас.
Хотя Стриклину не было еще и тридцати, среди местных торговцев наркотиками он слыл одним из пионеров этого бизнеса. Он вырос в респектабельном районе города и смолоду стал заниматься продажей "жестянок", когда они еще так и назывались. Это была унция [32]32
1 унция – 28,35 г. – Прим. перев.
[Закрыть]марихуаны в жестяной банке из-под табака "Принц Альберт". Отец Стриклина был вице-президентом компании "Эль-Пасо нэчурел гэс", и его сын Джек был типичным для верхушки среднего класса подростком: избалованным, недисциплинированным, постоянно пытавшимся самоутвердиться путем всевозможных выходок и бравады. Родители послали его учиться в военное училище Аллена, которое в те времена, должно быть, давало неплохую подготовку по части торговли марихуаной: спустя несколько лет, когда Джек отбывал наказание в федеральной тюрьме Ла-Туна, он насчитал среди заключенных семь выпускников этого училища.
"К бизнесу приобщаешься постепенно, – вспоминал Стриклин. – Сначала начинаешь курить. Затем покупаешь три унции, а две продаешь. Потом начинаешь что-то соображать в экономике. У тебя в руках – реальный продукт и никаких накладных расходов. Ты имеешь дело только с наличными. Никакой бухгалтерии, никаких чеков. Это прекрасная возможность для любого парня приобщиться к свободному предпринимательству.
Через какое-то время ты уже переносишь товар через реку. Это она сделала из Эль-Пасо особый город. Без тех, кто постоянно переходит реку вброд, не было бы ни Колумбии, ни Флориды, ни Панамы. Все начиналось здесь, на реке".
Несколько лет Стриклин прослужил на флоте, просидев часть срока на "губе" за торговлю "травкой". Родные ничем о не знали о его арестах, и, когда Джек демобилизовался, отец подарил ему новенький джип и дал денег на поступление в колледж. "Как-то так получилось, – вспоминал он, – что учиться я больше не стал. Уже через четыре дня мой джип был на другой стороне реки. Мы загружали его в центре Хуареса или где-нибудь на автостраде. В ту пору нам отдавали десять процентов груза за транспортировку. Мы раскладывали товар по жестянкам, продавали их, покупали новую технику и отправлялись за следующей партией. Тогда нам и в голову не приходило что-то скрывать или прятать. В машинах не было никаких тайников. Тогда нужна была только смелость".
К моменту знакомства с Ли Чагрой Стриклин уже командовал целой армией контрабандистов. Они использовали небольшие самолеты, грузовики, сложную радиоаппаратуру двусторонней связи, устройства для ночного видения и множество других приспособлений для обеспечения безопасности. Банда Стриклина иногда сотрудничала с другими бандами. Не последнее место среди них занимала группа, называвшая себя "Авиацией Коламбуса". Она состояла из бывших военных летчиков, действовавших с небольшого аэродрома в городе Коламбусе (штат Нью-Мексико). Другая группа действовала с отдаленного ранчо (иногда называвшегося "домом старого контрабандиста") в пустыне Джила недалеко от границы между штатами Нью-Мексико и Аризона. Группы часто подменяли друг друга. Это случалось, когда определенный рейс мог сделать только один пилот или когда какой-то "контакт" выходил лишь на определенного поставщика. Каким-то чудом деньги, как правило, в конце концов попадали в нужные руки, хотя это было и не всегда. Но с одной группой не осмеливался портить отношений ни один контрабандист. Во главе ее стоял отъявленный бандит, которому не было и двадцати. Звали его Джорджи Тэйлор. Он был из рода Абрахамов (его мать приходилась Джо-Энни тетушкой). Джорджи стал местной знаменитостью, когда "сделал" миллион уже в семнадцать лет. Он пристрастился к героину и иногда действовал в паре с другим наркоманом по имени Том Питтс – известным в средней части Теннесси торговцем наркотиками. По чистой случайности Джек Стриклин тоже "работал" с Питтсом, хотя и не знал о его связях с Джорджи Тэйлором. Джек Стриклин впервые привлек к себе внимание Ли Чагры именно благодаря этой ассоциации организованных банд, соперничавших групп, одиночек и перебежчиков. Ассоциация заставила всех агентов по борьбе с наркотиками на Юго-Западе США обратить внимание на самого Ли Чагру.
Начало целой серии уголовных дел было положено осенью 1971 года, когда агенты Федерального Таможенного управления "застукали" Питтса и двух других контрабандистов, пытавшихся переправить триста килограммов марихуаны через Рио-Гранде. Питтс связался с Джеком Стриклином по телефону и попросил разузнать фамилию хорошего адвоката. Стриклин знал о существовании Ли только понаслышке. "Я сам вырос в Эль-Пасо, – вспоминал Стриклин, – и не доверял арабам. Но все твердили, что Ли – лучший адвокат". Когда Питтс и те двое явились в офис к Ли, они были похожи на хиппи, но вели себя так, словно состояли постоянными членами Нью-йоркской фондовой биржи. Дело Питтса уже было передано федеральному судье Эрнесту Гуину, который вершил в Эль-Пасо правосудие как феодальный князь, что побудило нескольких адвокатов категорически отказаться от участия в рассмотрении дел в его суде. Ли тоже грозился последовать их примеру. Изложив Питтсу и его товарищам суровые факты, Ли сказал: "Спасти вас я не смогу. Каждому могут влепить пять лет. Самое большее, что я могу сделать, – это скостить срок до полутора лет. И это обойдется вам в десять тысяч долларов".
Ли имел в виду 10 000 долларов за всех троих, но Питтс его не понял. Он считал себя крупной птицей и решил, что и Чагра, должно быть, важная персона, если запрашивает тридцать "косых". Контрабандист из Теннесси приспустил носок, вынул пачку купюр и бросил их на стол Ли. Тот, не говоря ни слова, сунул деньги в ящик письменного стола. Мозг его в это время лихорадочно работал, а глаза бегали, словно шарики в игральном аппарате.
Ли и полдня не понадобилось, чтобы установить, что ордер на обыск, позволивший поймать контрабандистов из Теннесси с поличным, был оформлен неправильно, и их дело было прекращено. Вскоре у каждого торговца наркотиками в округе появилась визитная карточка Ли Чагры. Многие даже стали хранить крупные суммы в сейфе адвоката на тот случай, если произойдет неизбежное. Чагра и Джек Стриклин стали близкими друзьями и партнерами, учредив компанию под названием "Би-эйч-эс энтер-прайвис", якобы занимавшуюся "импортом и экспортом". По мнению же агентов из Управления по борьбе с наркотиками, эта компания использовалась ими для "отмывания" [33]33
В преступном мире США широко распространена практика "отмывания" или "отстирывания" "грязных" денег, полученных незаконно. Для этого создаются фиктивные компании или банки, призванные изменить происхождение этих денег для дальнейшего их безопасного использования. – Прим. перев.
[Закрыть]денег, вырученных от контрабанды. "Я никогда не смогу это доказать, – сказал один из федеральных агентов Дж. Робинсон, – но я твердо убежден, что Ли стал крестным отцом для Стриклина и этих молодых контрабандистов. Конечно же, они делятся с ним деньгами". В 1972 году общий доход Ли превысил 250 000 долларов. В следующем году он уплатил налог с 450 000 долларов, включая 125 000 долларов, заявленных им в налоговой декларации как выигрыш. Именно в том году Ли и Джо-Энни начали строительство своего нового дома на Фронтера-роуд. Этот дом-крепость площадью более 600 квадратных метров имел плавательный бассейн, конюшню, оборудованные электронной системой ворота и мониторы внутреннего телевидения. Ли иногда называл свой дом "крепостью, которую построил Джек".
Ли, должно быть, считал, что напал на золотую жилу. Но это было не так. Скорее он угодил в зыбучие пески. В двух с половиной тысячах километров от Эль-Пасо любитель героина Том Питтс был арестован при попытке продать очередную партию наркотиков и теперь томился в изоляторе федеральной тюрьмы. Он готов был рассказать властям все, что угодно, но пока никак не мог чем-то их заинтересовать. Когда, однако, Питтс упомянул имя Ли Чагры, федеральные агенты стали слушать его внимательнее. Питтс рассказал, как однажды он и еще один дилер договорились о сделке в офисе Ли. Да, Ли действительно получил тогда комиссионные. Позже, правда, выяснилось, что Питтс соврал, но в тот момент эта ложь помогла ему на какое-то время "сорваться с крючка". В тот момент, когда Ли и Джо-Энни переезжали в свой новый дом на Фронтера-роуд, большое жюри в Нашвилле на тайном заседании вынесло вердикт о привлечении Ли и еще сорока человек к суду за вступление в преступный сговор с целью приобретения и распространения марихуаны.
Утром 20 июня 1973 года группа федеральных агентов по борьбе с наркотиками явилась в адвокатскую контору Ли с ордером на арест и увезла его в наручниках. Потрясенный и озадаченный случившимся, Ли находился в полном неведении относительно характера предъявляемых ему обвинений. Его перевозили теперь из тюрьмы в тюрьму, как обыкновенного преступника – одного из тех, кого он в свое время защищал. Один из самых блестящих и уважаемых адвокатов Техаса, Ли в свои 38 лет по непонятным для него причинам оказался вдруг скованным одной цепью с каким-то панком – племянником жены Джорджи Тэйлором. В ту же сеть угодили Джек Стриклин, кое-кто из его дружков (например, Майк Холлидей и Джонни Миллиорн), а также многие другие, с которыми Ли никогда не был знаком и о которых даже не слышал. Ситуация представлялась ему крайне нелепой. Ранним вечером в тот же день Ли предстал перед судьей Джеми Бойдом – знакомым, иногда заходившим к нему в контору, чтобы поболтать о политике. Джо-Энни прибежала в федеральный суд с 50 000 долларов, но Бойд решил, что принимать такой большой залог наличными уже поздно, и Чагра вынужден был провести ночь в тюремной камере. Там к этому времени уже собралась почти вся компания торговцев наркотиками из Эль-Пасо. Газеты по всему Югу США назвали операцию по захвату котрабандистов самой крупной за всю историю Нашвилла (штат Теннесси) – города, в котором Ли не был ни разу в жизни.
Официальное обвинение было сформулировано настолько туманно, что его невозможно было даже понять, не говоря уже о возможности наметить линию защиты. Адвокаты Ли Сиб Абрахам и Билл Маркиондо из Альбукерке внесли более 150 ходатайств с требованием конкретизировать предъявленное обвинение, однако ответ федеральных властей оставался невнятным. Тогда адвокаты внесли еще пять ходатайств, требуя, чтобы власти либо соблюли право обвиняемого на быстрое судебное разбирательство, либо прекратили дело. Никакого вразумительного ответа, однако, вновь не последовало. В течение последующих двенадцати месяцев обвинение прекратило дела примерно половины первоначально арестованных людей, но по делу Ли Чагры отказывалось идти на какие-либо уступки.
Все это продолжалось почти два года. Когда наконец выдвинутые против Ли обвинения были сняты, средства массовой информации заявили, что это было сделано из-за нарушения права обвиняемого на быстрое судебное разбирательство. В действительности же дело было прекращено прежде всего потому, что выдвинутые обвинения не были подкреплены доказательствами. Судья Фрэнк Грей, главный судья Среднего округа штата Теннесси, в марте 1975 года оформил представление, в котором в резких выражениях назвал обвинительный акт "явно и прискорбно юридически порочным" и составленным так, что он стал "совершенно бессмысленным, а значит, не содержащим ровным счетом никаких обвинений". Судья Грей набросился на агентов из Управления по борьбе с наркотиками, заявив, что ограничение свободы обвиняемых и "атмосфера беспокойства, подозрений, а зачастую и враждебности", в которой они были вынуждены жить в течение двух лет, нарушают элементарные принципы правосудия. Много позже Ли Чагра узнал, что единственным доказательством против него было "признание", сделанное наркоманом Томом Питтсом.
"Поднятый шум почти погубил адвокатскую карьеру Ли, – вспоминал Джо Чагра, его младший брат, который к этому времени уже тоже работал в адвокатской конторе Ли. – Охотников нанимать адвоката, который сам привлекался к судебной ответственности, теперь было мало". Репутация Ли оставалась запятнанной даже после того, как были сняты все предъявленные ему обвинения. Все считали, что Ли удалось избежать ответственности на чисто формальном основании. Теперь все газетные сообщения о Ли неизменно начинались так: "Ли Чагра, которому было предъявлено обвинение в торговле наркотиками…"
Ли ничего не забыл и никому не простил. Его ненависть к федеральным агентам, особенно к провокаторам, переросла в столь сильное чувство, что подчинила себе всю его личную и профессиональную жизнь. Он стал записывать на магнитофон все свои телефонные разговоры, скрупулезно собирая информацию, которая содержала хотя бы намек на неправомочные действия властей. "Теперь дело называется так: "Ли Чагра против Соединенных Штатов Америки", – говорил он своим друзьям, и те понимали, что он не шутит. Сославшись на свободу информации, он потребовал от властей представить ему все документы, относившиеся к проведенному в отношении его расследованию, и вскоре два тяжелых шкафа были забиты увесистыми папками. Документы показали, что почти каждую неделю какой-нибудь агент наводил справки о личной жизни Ли Чагры. Власти затребовали квитанции о всех телефонных разговорах, которые он вел из дому и из конторы начиная еще с 1968 года, равно как и все документы об уплате подоходного налога. Почти все клиенты Чагры, оказавшиеся в тюрьме, были допрошены агентами из Управления по борьбе с наркотиками, которые выспрашивали у них информацию о Чагре и предлагали всякого рода поблажки за уличающие его сведения. Время от времени агенты-провокаторы под видом клиентов приходили к нему в офис для обсуждения какого-нибудь несуществующего дела, а затем пытались провернуть через него сделку с наркотиками. В таких случаях Ли поступал одинаково: он незаметно записывал всю беседу на магнитофон, а потом давал агенту номер телефона "настоящего босса". Это был домашний телефон местного шефа Управления по борьбе с наркотиками, не указанный в телефонном справочнике.
7
В 1969 году администрация Никсона объявила войну торговцам наркотиками. В дальнейшем, однако, эта акция вылилась в нечто большее и, как это ни парадоксально, нечто меньшее. Дело в том, что Никсона в то время волновала не столько проблема наркотиков, сколько приближавшиеся выборы в конгресс. До этого администрация, столь громогласно ратовавшая за обеспечение "закона и порядка", мало что сделала для снижения уровня преступности. Вину за это сам Никсон и его министр юстиции Джон Митчелл возлагали на суды, конгресс и бюрократические правительственные учреждения. Им срочно нужна была какая-нибудь острая проблема, кризис или даже эпидемия, на которую можно было бы все свалить. Гордон Лидди предложил использовать для этого проблему наркотиков.
Заслуги Лидди в этой области сводились к тому, что, будучи весьма ретивым помощником окружного прокурора в Пафкипси (штат Нью-Йорк), готовым без промедления применить оружие, он организовал получивший широкую огласку налет на логово известного в округе торговца ЛСД [34]34
Вызывающий галлюцинации наркотик. Название происходит от начальных букв немецкого Lyserg-Saure-Diaethylamid. – Прим. перев.
[Закрыть]Тимоти Лири в соседнем Миллбруке. В своем родном городе он завоевал популярность тем, что без устали повторял старую песню о "травке-убийце" и ругал "проклятых иностранцев", испортивших американскую молодежь наркотиками. Когда представители администрации Никсона попросили его развернуть борьбу в общенациональном масштабе, имея в виду объявленную президентом воину торговцам наркотиками, Лидди организовал просмотр старого пропагандистского фильма нацистов "Триумф воли" для избранных лиц из окружения Никсона. Среди них были Джон Эрлихман, Чарлз Колсон и Иджил Кроу. Фильм показывал, как небольшая группа "крепких парней" может искусственно создать кризис, а затем использовать его для манипулирования всей страной (по мнению Лидди, война с наркотиками требовала именно этого). Проблему наркотиков, он рассматривал как прекрасную возможность для Белого дома проявить волю и в конечном итоге добиться победы на выборах.
Хотя проблему наркотиков создавать было и не нужно, поскольку она уже существовала, администрация Никсона решила все же действовать наверняка. Путем подтасовки фактов и искажения официальных статистических данных (например, для определения численности наркоманов в стране был использован тот же метод, что и для подсчета количества рыбы в пруду) администрация смогла убедить конгресс в том, что лишь драконовские меры могут положить конец торговле наркотиками.
Лидди, который как-то похвастался, что боязнь крыс он поборол в себе тем, что поджарил одну и съел, предлагал один план за другим. Он вылетел в Эль-Пасо, чтобы лично руководить операцией "Перехват": за три педели агенты задержали и обыскали пять миллионов американских граждан, практически закрыв границу протяженностью около двух тысяч километров. Лидди обсуждал в ЦРУ возможность "ликвидации" всех главных торговцев наркотиками на Ближнем Востоке. По его подсчетам, проблему может решить убийство 150 самых крупных торговцев. Он предложил также подсыпать в наркотики яд и тем самым подорвать подпольный рынок. Использование агентов-провокаторов было его самым безобидным предложением. Лидди разработал также план использования Налогового управления в качестве органа по борьбе с наркотиками, и в течение какого-то времени оно держало под арестом имущество граждан, подозревавшихся в торговле наркотиками.
Хотя контролировавшийся демократами конгресс, видимо, понимал, что предложенный администрацией Закон о контроле над наркотиками от 1970 года преследовал скорее политические цели, чем цели эффективной борьбы со злом, он все же утвердил его, хоть и незначительным большинством. Среди прочих мер новый закон представлял властям право объявлять мелких уличных торговцев наркотиками "главарями банд" и отправлять в тюрьму на пожизненное заключение. Составленный по образцу аналогичного закона, принятого для привлечения к суду боссов мафии, закон 1970 года ввел новый вид преступлении – "продолжительную преступную деятельность" – и получил название "закона о главаре банды". Таковым считался руководитель организации, получавший "существенную часть" своих доходов от приобретения и продажи наркотиков.
Вместе с новым законодательством были разработаны планы, предусматривавшие назначение строгих судей и реорганизацию аппарата, осуществлявшего надзор за соблюдением законов о наркотиках. Этот аппарат должен был теперь представлять доклады непосредственно Белому дому, а не министерству юстиции. Последнее вот уже много лет вело спор с министерством финансов о том, в чьем ведении должны находиться вопросы борьбы с наркотиками. С 1930 по 1968 год подведомственное министерству финансов Бюро по борьбе с торговлей наркотиками было главным учреждением в этой области. Таможенное управление и береговая охрана играли лишь второстепенную роль. Когда у власти находилась администрация Джонсона, министр юстиции Рамсеи Кларк отмстил "заметную коррупцию" в соответствующих правительственных учреждениях: незаконную куплю и продажу наркотиков, хранение контрабанды в целях собственного использования или продажи, хранение денег для оплаты услуг осведомителей, лжесвидетельство, подделку документов, взяточничество, вымогательство и даже убийство. В 1968 году в соответствии с так называемым "реорганизационным планом № 1" Бюро по борьбе с торговлей наркотиками было распущено и вместо него создано новое учреждение – Бюро по контролю за наркотиками и опасными препаратами. По замыслу администрации Джонсона, оно должно было вести борьбу с распространением наркотиков внутри страны, в то время как Таможенное управление должно было концентрировать усилия на борьбе с контрабандой и на международных аспектах проблемы. На практике оба эти учреждения постоянно враждовали между собой, и эта вражда порой доходила до того, что они попросту саботировали секретные операции друг друга или компрометировали осведомителей соперника. В Вашингтоне министерство юстиции и министерство финансов, требовавшие расширения своих полномочий, вели постоянную борьбу за увеличение ассигнований. А тем временем поток наркотиков в страну практически не прекращался.
В начале 1972 года Никсон подписал приказ о создании нового учреждения – так называемого Управления по борьбе со злоупотреблениями наркотическими препаратами. Созданное без рассмотрения вопроса в конгрессе и без его утверждения, новое управление должно было стать суперведомством с чрезвычайными полномочиями, которые позволяли бы ему производить обыски, изымать контрабанду и вести электронное наблюдение. Оно подчинялось непосредственно Белому дому. Однако развернуться в полную силу ему помешали два обстоятельства: "Уотергейт" и бунт бюрократов из Таможенного управления и Бюро по контролю за наркотиками и опасными препаратами двух учреждений, деятельность которых была к тому времени приостановлена. В апреле 1973 года оперативная группа головорезов из нового управления ворвалась в жилой дом в Коллинсвилле (штат Иллинойс) и целую ночь терроризировала ни в чем не повинных людей. Детали этого рейда тщательно скрывались от общественности, пока какие-то обиженные агенты из Бюро по контролю за наркотиками и опасными препаратами не устроили "утечку информации". Управление быстро и незаметно исчезло, а Белый дом приступил к реализации "плана № 2", в соответствии с которым было создано Управление по борьбе с наркотиками, структурно входившее в министерство юстиции.
В течение первого же года своего существования в новом управлении разразился скандал, повлекший за собой широкое расследование конгресса. Как и в "Уотергейте", все началось с незначительного инцидента, когда один вашингтонский полицейский обратил внимание на подозрительную группу людей, собравшихся в темной аллее за ночным клубом. Те в тот момент примеряли костюмы без ярлыков, которые продавались среди ночи прямо из багажника автомашины. Одним из покупателей оказался Винсент Промуто, бывший футболист из команды "Редскин", лишь недавно назначенный в Управлении по борьбе с наркотиками на должность директора по связям с общественностью. В ходе дополнительного расследования выяснилось, что Промуто регулярно общался, с игроками и уголовниками, посещавшими этот ночной клуб, и что однажды он шепнул на ухо владельцу клуба, что один из его друзей – осведомитель из их управления. У вашингтонской полиции не было доказательств причастности Промуто к какому-нибудь преступлению, однако тот факт, что он общался с темными личностями, занимая руководящий пост в управлении, несомненно, подрывал репутацию этого учреждения. Дальнейшее расследование показало, что Промуто находился в любовной связи с проституткой, бравшей с клиентов по 100 долларов и связанной с бандой контрабандистов, доставлявших товар из Ларидо (штат Техас). Когда вся эта информация была представлена Андрю Тартальино, занимавшему второй по важности пост в Управлении по борьбе с наркотиками, тот начал собственное расследование, подключив к нему Джорджа Броусена. Судя по всему, это было сделано, несмотря на возражения директора управления Джона Бартелса – близкого друга Промуто.
К тому времени, когда расследование привело к слушаниям в подкомитете по делам правительственных учреждений, который возглавлялся сенатором Генри Джексоном, аналогия с "Уотергейтом" уже напрашивалась сама собой. Среди прочего подкомитет хотел выяснить, почему агенты управления, пытавшиеся проникнуть в банду контрабандистов, играли в азартные игры в одном из казино в Лас-Вегасе на деньги хозяина, полученные им от "Интернэшнл интеллидженс" ("Интертел"), которая, по сведениям Управления по борьбе с наркотиками, имела связи с организованной преступностью. Джексон и другие сенаторы обвинили директора управления в попытке утаить детали этой операции.
Слушания в подкомитете проходили на фоне всевозможных обвинений, контробвинений и оскорбительных выпадов. В конце концов Джон Бартелс был смещен с поста директора Управления по борьбе с наркотиками, и на его место был назначен Питер Бенсинджер. Промуто был тоже уволен. Отголоски этой длительной и отчаянной борьбы донеслись до самых отдаленных уголков страны. Особенно явственно они были слышны на границе Техаса и Мексики, где многим бывшим сотрудникам Таможенного управления пришлось передать свои полномочия и сеть осведомителей Управлению по борьбе с наркотиками. К лету 1975 года назревал скандал в Западном округе Техаса – обширной территории, находящейся под юрисдикцией федерального правительства и занимающей площадь более 200 000 квадратных километров. Простираясь от Эль-Пасо до Остина и далее до Сан-Антонио, эта гористая и пустынная местность с далекой рекой и протянувшейся более чем на тысячу километров границей являет собой идеальное место для контрабанды. Джеми Бойд, федеральный судья в Эль-Пасо, уже несколько месяцев проводил собственное расследование злоупотреблений со стороны агентов Управления по борьбе с наркотиками. Собранную информацию он представил сначала федеральному прокурору Джону Кларку в Сан-Антонио. Позже, однако, когда Бойд понял, что Кларк не собирается предпринимать в этой связи каких-либо действий, он обратился к Питеру Бенсинджеру в Вашингтоне.
