Текст книги "Грязные деньги"
Автор книги: Гарри Картрайт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 27 страниц)
Вуд, должно быть, хорошо понимал, что его распоряжение запечатать протокол допроса было слишком незначительным и запоздалым шагом, потому что к тому времени в газетах уже было полным-полно всевозможных догадок и предположений. Вскоре в суд пришел Сиб Абрахам и попросил Вуда дать себе отвод по другому делу о наркотиках, в котором фигурировали два клиента Сиба. Старший судья Адриан Спирс отклонил ходатайство на том основании, что, хотя судья Вуд и назвал фамилию какого-то "мистера Абрахама" в ходе открытого судебного заседания, это еще не доказывало, что Вуд имел в виду мистера Сиба Абрахама – официального адвоката по указанному делу. В то же время Вуд заверил Абрахама, что злополучный протокол надежно упрятан в сейф делопроизводителем федерального суда.
– Протокол находится в сейфе, – сказал Вуд, – и будет лежать там, как в склепе… Он будет храниться там, словно прах. Он умрет навсегда… Поэтому, если умру я или вы или случится так, что здесь уже никого из нас не будет, протокол все равно останется там…
Несмотря на эту траурную речь судьи Вуда, "прах" все же восстал: не прошло и нескольких месяцев, как почти все местные репортеры имели на руках копию допроса. В большинстве своем показания Джонсона были смехотворны, а порой оказывались и просто клеветой и поэтому обнародованию не подлежали. Однако распространившиеся слухи о том, что в протоколе приводился какой-то большой список людей, причастных к организованной преступности в Эль-Пасо, принесли гораздо больший вред Ли Чагре, чем действительное его содержание. В документе были названы шестьдесят фамилий. Впоследствии один из местных репортеров назвал его списком "шестидесяти подонков Эль-Пасо".
Трудно подсчитать, какой именно урон нанесла эта губительная огласка карьере Сиба Абрахама и его коллег. Несомненным, однако, было то, что грубейшая ошибка Вуда нанесла сокрушительный, а возможно, и смертельный удар по и без того пошатнувшейся репутации Ли Чагры. С тех пор он так и не смог поправить дела своей адвокатской конторы. Весь трагизм ситуации для него заключался в том, что всего этого могло и не произойти: прежде чем апелляционный суд рассмотрел ходатайство о незаконности повторного привлечения к судебной ответственности по одному и тому же обвинению, Джеми Бойд решил прекратить дело Джека Стриклина по обвинению в продолжительной преступной деятельности".
17
В один из уикендов после фиаско в суде Вуда Ли Чагра сделал то, что делал всегда, когда чувствовал, что все вокруг рушится: он позвонил Кларку Хьюзу и предложил слегать в Лас-Вегас. Хьюз знал, что его друг переживает трудные времена. Чагра и Вуд к этому времени вступили на путь конфронтации, которая неминуемо должна была завершиться трагедией.
Джимми и его новый партнер Генри Уоллес находились в это время во Флориде, дожидаясь первой партии марихуаны из Колумбии. Судя по информации, доходившей до Ли, все предвещало провал и этой операции. Финансовое положение Ли было плачевным, но ему все же удалось одолжить 25 000 долларов – "на развод", как он говорил. К тому же в Лас-Вегасе у него был большой кредит, и теперь уже никакая сила в мире не могла остановить его. "Они еще напишут об этом в газете, – сказал он Хьюзу. – Я разнесу казино в пух и прах".
Управляющий "Сизарс-палас" послал за ними "лирджет", и менее чем через два часа они уже подкатывали на лимузине к казино. По пути в номер Ли раздал двести долларов на чаевые. Он всегда испытывал нервное возбуждение, стоило лишь окунуться в шумную, пронизанную азартом атмосферу казино. Но на этот раз он был, казалось, на особом подъеме. "Таким его я еще никогда не видел", – вспоминал потом Хьюз. Он знал, что пройдет еще несколько часов, и Ли доведет себя до нужной кондиции. Прежде чем спуститься вниз в игорный зал, тот совершал настоящий ритуал. Сначала он делал с десяток телефонных звонков. Кларк Хьюз никогда не знал, кому звонил его друг и с какой целью. Жизнь Чагры была похожа на осиное гнездо с тысячами изолированных ячеек. Ни одному человеку, каким бы близким другом он ему ни был, не позволялось знать, что происходит в нескольких ячейках одновременно. Казалось, сам акт общения по телефону вселял в него уверенность. После телефонных разговоров Ли не спеша приступал к туалету, на что обычно отводилось часа два, а то и больше. Он принимал ванну, брился, причесывался и облачался в специально предназначенный для таких случаев черный наряд. Стоя перед зеркалом, он надевал сначала ковбойскую рубаху в красную клетку, не спеша застегивал на ней перламутровые пуговицы, а затем влезал в черный ковбойский костюм техасского покроя. После этого он надевал пояс, прикреплял к нему массивную пряжку из чистого золота, инкрустированную бриллиантами, и натягивал черные ковбойские сапоги из крокодиловой кожи. Затем он еще раз внимательно осматривал себя в зеркало, после чего начинал прилаживать черную ковбойскую шляпу с золотым тиснением на нолях: "Ли Чагра" и "Свобода". Установив надлежащий наклон, он брал в руки трость из слоновой кости с золотым набалдашником в форме головы сатира и начинал осматривать себя со всех сторон под разными ракурсами до полного удовлетворения. Это было прелюбопытнейшее зрелище: прямо у вас на глазах адвокат Ли Чагра превращался в "черного громилу" – грозу всех казино Лас-Вегаса.
Кларк Хьюз спускался в казино первым и быстренько просаживал свои "несчастные три-четыре сотни". Он не знал, почему Ли любил брать его с собой, но почти всегда соглашался сопровождать его. Ли был другом Кларка, возможно, его лучшим другом, хотя последнее время его не покидало какое-то странное, едва ощутимое чувство, будто их дружба медленно, но верно разваливается. Он знал, что Ли пристрастился к кокаину, но, с тех пор как Кларка назначили судьей, особенно это не афишировал. И дело было вовсе не в кокание, а в том, что он символизировал. Они, казалось, подошли к перепутью, и Ли пошел по другой дороге.
"Черный громила" появился в игорном зале казино чуть ли не в полночь. Он сразу же направился к столу для игры в крепс в глубине зала и попросил администратора освободить его. Тот щелкнул пальцами и жестом приказал охранникам принести бархатное ограждение. "Господа, – обратился он к игравшей за столом публике, – этот стол заказан для час гной игры. Будьте так добры, перейдите за любой другой стол в нашем казино". Игравшие "на мелочишку", как стадо послушных баранов, тут же разошлись. Одновременно в зале почувствовалось какое-то возбуждение, и к огражденному месту стали подходить посетители, желавшие хотя бы одним глазом посмотреть на настоящую игру. Протягивая руку к игральным костям, Ли произнес краткую речь, которая тоже была частью ритуального обряда. "Ты только посмотри на них. – сказал он, обращаясь с улыбкой к администратору. – Тебе следовало бы платить мне полторы тысячи долларов в час уже за то, что я развлекаю твоих клиентов. Ну-с, с чего начнем? Посмотрим, на что вы здесь способны". Администратор, уже не раз слышавший это, лишь снисходительно улыбнулся и стал отсчитывать фишки по 500 долларов каждая.
Примерно через час Ли проиграл 90 000 долларов. Не выказывая никаких признаков расстройства, он поднялся с Кларком в номер.
На другой день вскоре после полудня Ли позвонил ему и сказал: "Девяносто тысяч – ничто для настоящего игрока. Пойдем-ка вниз и зададим им как следует". Кларк сказал, что сейчас оденется и встретится с Ли в казино.
Зал в это время был почти пуст. Любители гольфа еще доигрывали свои утренние партии, пьяницы пока отсыпались, а прислуга вытряхивала напольные пепельницы, наполняя их свежим песком, и убирала туалеты. В тот момент, когда в зале появился Кларк, Ли успел уже проиграть еще 80 000 долларов и теперь орал на администратора, грозившего закрыть кредит. "Интересно, черт возьми, получается! – кричал он так громко, что его голос можно было слышать на другом конце казино в кафетерии. – Когда я выигрываю, вы позволяете мне делать все, что хочу. Стоит же только начать проигрывать, как вы тут же прекращаете игру!"
Готовясь в тот вечер к очередному сеансу, Ли сказал, что намерен теперь попытать счастья в другой игре. Теперь он будет играть не в крепе, а в баккара [46]46
Азартная карточная игра. – Прим. перев.
[Закрыть]. Кларк не сказал ни слова, поскольку прекрасно знал, что все серьезные игроки были почему-то глубоко суеверны. Так, например, он сам видел, как однажды Ли разъярился лишь потому, что к его столу подошел китаец. "Я подумал, – вспоминал Кларк, – что, возможно, сам приношу ему несчастье, и решил удалиться на некоторое время в соседний "Хилтон". Когда примерно в девять вечера Кларк вернулся в казино, Ли уже исчерпал практически весь свой кредит. За двадцать четыре часа, с тех пор как они приехали в Лас-Вегас, Ли проиграл в общей сложности 240 000 долларов.
В тот же вечер они выехали из отеля "Сизарс-палас" и перебрались в другое казино – "Аладдин", где у Ли тоже был кредит на 250 000 долларов. Он вновь поднялся в номер и совершил весь положенный ритуал. Когда через несколько часов он появился в игорном зале казино в своем одеянии "черного громилы", какая-то женщина спросила у Кларка, не кинозвезда ли это. Администратор и здесь разогнал "мелюзгу", сидевшую за столом, облюбованным Ли. В отличие от коллег во многих других казино Лас-Вегаса владельцы "Аладдина" позволяли своим клиентам делать двойные ставки на проигрыш, т. е. в случае проигрыша платить в два раза больше, чем в случае выигрыша. Это позволяло и выигрывать, и проигрывать в два раза быстрее. Менее чем за 15 минут Ли выиграл 90 000 долларов. Кларк подумал было, что теперь Ли поспешит в "Сизарс-палас", чтобы выплатить хотя бы часть проигрыша. Но это в планы Ли не входило, хотя в тот вечер он и прекратил игру. Кое-кто считал, что Ли Чагра не знает, когда следует остановиться. Но это было не совсем так. Когда он выигрывал, он это знал прекрасно. Кларк безумно устал и тут же бросился в постель. Как провел остаток ночи Ли, он не знал, хотя был уверен, что в ту ночь Ли больше не играл.
На другой день Кларк стал свидетелем такого фантастического проигрыша, какого ему в жизни не приходилось видеть. За один короткий сеанс в казино "Аладдин" Ли проиграл почти 190 000 долларов. У него еще оставался кредит на 150 000 долларов. Вечером в тот же день он проиграл еще 70 000 долларов.
В понедельник утром они должны были вылететь в Эль-Пасо. Спустившись с чемоданом вниз, Кларк с изумлением увидел, что за одним из столов для игры в блэк-джек сидит Ли и отчаянно спорит о чем-то с человеком, который, судя по всему, распоряжался кредитом в казино. Ли велел принести фишки по 5000 долларов, но ему было отказано. "Послушай, Ли, – говорил ему человек, – я больше повторять не буду: твои кредит исчерпан!"
Ли не стал сопротивляться, когда к нему подошел Кларк и увел к лимузину, поджидавшему их у входа. Вид у Ли был такой, словно он не спал три ночи кряду. Воцарилось мрачное молчание. Ли тупо смотрел из окна машины на холодный снег неоновых огней. Его ковбойская шляпа была надвинута чуть ли не на нос. Слипшиеся сосульки седеющих волос ниспадали до ворота. Ни тот ни другой еще не знал, что это была их последняя совместная поездка в Лас-Вегас. После длинной паузы Кларк сказал:
– Ты проиграл им около полумиллиона. Как же ты, сукин сын, собираешься с ними расплачиваться?
– Не знаю, – буркнул Ли.
После еще одной паузы Ли глубоко затянулся и сжал локоть Кларка.
– В свое время, – сказал он уже с привычной улыбкой на лице, – Тедди Рузвельт [47]47
Теодор Рузвельт – президент Соединенных Штатов Америки с 1905 по 1909 гг. – Прим. перев.
[Закрыть]любил повторять: пытаться никогда не поздно. Лучше разбить башку, пытаясь что-то сделать, отдышаться и снова получить по морде, чем прозябать нею жизнь, как все эти мерзкие людишки.
18
Длительная полоса невезения, начавшаяся еще в 1976 году, продолжалась и весь следующий год, захватив затем и 1978-й – последний год жизни Ли Чагры. Неприятности, следовавшие одна за другой с возрастающей скоростью, напоминали теперь старый товарняк, который, потеряв управление, с грохотом мчится навстречу неминуемой катастрофе. За исключением нескольких старых клиентов, таких, как Джек Стриклин, в адвокатскую контору Ли уже никто не обращался, и дела у него шли из ряда вон плохо. Родственники, казалось, ничего не замечали и продолжали строить грандиозные планы на будущее и сорить деньгами, будто это были семена, которые непременно прорастут, стоит лишь посеять их.
Джо все еще носился с планами вложить 100 000 долларов в модную дискотеку, хотя Ли и отверг эту идею. Планы самого Ли наладить производство и сбыт наисовременнейших телевизионных антенн, которые могли бы принимать передачи со всего мира (даже из Новой Зеландии), потерпели фиаско, обернувшись потерей многих тысяч долларов. Мать отправилась в очередное путешествие, а Пэтси продолжала неистово скупать драгоценности, хотя их у нее было уже столько, что хватило бы на балласт для целого линкора. Всего несколько лет назад женщины из семьи Чагры одевались скромно, если не сказать старомодно, что лишь подчеркивало их естественную грацию, красоту и верность традициям. Теперь же они стали походить на жен каких-нибудь нуворишей, собравшихся на благотворительном бале. Одна женщина-адвокат из Эль-Пасо рассказывала, что видела одну из них в вычурном платье с блестками и в туфлях с прозрачными пластмассовыми каблуками, внутри которых плавали маленькие золотые рыбки. Другую женщину из семьи Чагры видели в норковом жакете и гетрах в жаркий летний день, когда на улице было более тридцати градусов. Муж Пэтси, Рик де ла Торре, все еще служил вице-президентом "Ферст стейт бэнк", где девять лет назад работал посыльным. Но Ли знал, что параллельно с этим тот участвует в подготовке весьма сомнительной операции по контрабанде наркотиков вместе с Майком Холлидеем и Джо Рентерией – певцом из местного ночного клуба, которому вот уже несколько лет протежировал Ли. Джимми и его новый приятель Генри Уоллес продолжали заниматься контрабандой в Форт-Лодердейле. Несмотря на то что всего несколько недель назад береговая охрана задержала одно из его судов с контрабандой, Джимми продолжал бездумно сорить деньгами. Он позвонил по телефону и сказал, что все в порядке, что пограничники не смогли установить принадлежность судна, что еще до того, как они успели засечь его, Джимми с товарищами удалось выгрузить одиннадцать тонн марихуаны. Через полтора месяца должно прибыть другое судно, сказал он, а пока он отправляет в Эль-Пасо Генри Уоллеса с мешком денег для мамочки.
В январе 1978 года все семейство, за исключением Пэтси и Джо, который должен был остаться в Эль-Пасо и разобраться с несколькими срочными делами, вылетело во Флориду на свадьбу Джимми. К этому времени Джимми и его подруга Лиз Николс ожидали прибавления. Если Джимми был склонен буйствовать лишь временами, то Лиз была настоящей бомбой замедленного действия. Дочь кадрового офицера, Лиз с четырнадцати лет общалась с богемной публикой гораздо старше себя по возрасту. Дружбу она водила в основном с бизнесменами и людьми из театра. В шестнадцать лет она сошлась с 53-летним писателем, актером и бизнесменом по имени Шарль Шове, который мечтал стать голливудской кинозвездой и продюсером и уговорил Лиз сбежать вместе с ним в Калифорнию. Знаменитостью он не стал, но кое-какую известность все же приобрел, когда был арестован при попытке продать кокаин одному актеришке, который оказался агентом из Управления по борьбе с наркотиками. Некоторое время Лиз пришлось провести в колонии для несовершеннолетних. Ли был адвокатом Лиз и ее любовника. Вот так они и познакомились. А вскоре Лиз стала членом семьи Чагры. Джимми влюбился в нее с первого взгляда. Лиз, возможно, была одной из любовниц Ли, но именно это обстоятельство и влекло к ней Джимми, хотя никому в этом он никогда бы не признался. До своей свадьбы в январе они уже прожили вместе несколько лет. Темпераментная девушка с довольно острым язычком, Лиз иногда впадала в глубокую меланхолию и пыталась даже наложить на себя руки. Незадолго до переезда во Флориду она как-то надела бледно-лиловое шелковое платье, погасила свет, включила тихую музыку и проглотила столько таблеток снотворного, что их хватило бы на пятерых. Но это самоубийство в голливудском стиле было предотвращено случайным телефонным звонком одного торговца наркотиками, который разыскивал Джимми.
Гости были поражены великолепием огромного дома, купленного Джимми и Лиз в Форт-Лодердейле. Он стоил в глубине большого участка, как и дом Ли на Фронтера-роуд в Эль-Пасо. Как и дом Ли, он был окружен высокой стеной и имел сложную систему сигнализации с множеством электронных запоров и камерами внутреннего телевидения. При доме имелась конюшим и плавательный бассейн – такой же большой, как и у Ли. Джимми сказал старшему брату, что после очередной крупной операции он переедет в Лас-Вегас и отгрохает себе такой дом, что этот будет казаться приютом для бродячих собак.
Рано утром 2 марта оперативная группа до зубов вооруженных агентов из Управления по борьбе с наркотиками и Бюро по алкогольным напиткам, табачным изделиям и огнестрельному оружию арестовала трех контрабандистов, членов банды Джо Рентерии, в международном аэропорту Эль-Пасо. Сам Рентерия находился в это время в Мехико. Узнав об аресте, он куда-то исчез. Рика де ла Торре – зятя Ли – среди арестованных в аэропорту не было, однако несколько недель спустя Рика, а также его друга из Лос-Анджелеса Бена Гарсию привлекли к суду вместе с другими участниками предполагавшегося преступного сговора. Наркотиков при аресте обнаружено не было. Да они и не могли быть обнаружены, потому что с самого начала вся эта затея была ловушкой, устроенной властями. Агснтом-провокатором был бывший уличный торговец наркотиками из Эль-Пасо по фамилии Ричард Гросс. Заведуя теперь лечебницей для страдающих ожирением около Сан-Хосе (штат Калифорния), он решил пощекотать себе нервы, согласившись, повинуясь гражданскому долгу, сотрудничать с Управлением по борьбе с наркотиками.
Хотя Рентерия, Холлидей и другие уже несколько месяцев говорили об операции с контрабандой марихуаны, дальше разговоров дело не шло. У них не было ни пилота, ни самолета, ни даже поставщика. "В тот момент все казалось довольно безобидным", – вспоминал впоследствии Рик де ла Торре. Но затем, через две недели после рождества, Бен Гарсия случайно встретился с Ричардом Гроссом, которого когда-то знал. Тот стал рассказывать о невероятных приключениях, связанных с тайной перевозкой кокаина и марихуаны из Перу в Мексику. Уже через пять минут они "вступили в сговор". Гарсия рассказал об этом Джо Рентерии, а тот оповестил всех остальных. В течение последующих нескольких недель Рентерия несколько раз встречался с Гроссом и одним пилотом по имени Майк Моран, который в действительности был агентом из Управления по борьбе с наркотиками. Все началось с отработки плана контрабандной доставки восьми тонн "травки" из Колумбии: Рентерия когда-то был на гастролях в Колумбии и теперь хвастался, что у него там есть какие-то связи, хотя на самом деле это было лишь плодом его воображения. Гроссу удалось убедить его в том, что, коль скоро они собираются заняться контрабандой марихуаны, почему бы не попробовать переправить и немного кокаина. Всякий раз, когда незадачливые контрабандисты сталкивались с очередной неразрешимой проблемой (где найти пилота, самолет, место для дозаправки, посадочную полосу в Колумбии, Мексике или Техасе) и когда их планы, казалось, должны были вот-вот провалиться, агент-провокатор и сотрудник Управления по борьбе с наркотиками непременно находили выход из положения. Рентерия совершил несколько поездок в Мексику и Колумбию, оставляя за собой длинный след в виде всевозможных регистрационных записей в аэропортах, отелях и на телефонных узлах, т. е. все то, что было так необходимо "наркам" для предъявления в суде в качестве вещественных доказательств. Певец из ночного клуба придумал даже множество кодов для использования в ходе предстоящей операции: клички ее участникам, телефонные и радиокоды. У него хватило ума записать все это собственной рукой и передать Гроссу, который в свою очередь отдал коды агенту Морану, а тот запечатал их в конверт как вещественное доказательство. Рентерия так уверовал в свои возможности, что порой его уже стало заносить. Однажды он стал хвастаться, будто был организатором знаменитой операции в Ардморе. Когда Управление по борьбе с наркотиками увидело, что улик уже вполне достаточно, оно решило действовать. К сожалению, Джо Рентерия избежал ареста и стал лицом, скрывающимся от правосудия, как и Майк Холлидей. В сети к "наркам" попала лишь мелкая рыбешка: де ла Торре, Гарсия и уголовник-рецидивист Фред Белла.
Когда Ли и Джо Чагра ознакомились с материалами дела своего зятя, они поняли, что у Управления по борьбе с наркотиками почти нет веских доказательств. Рик де ла Торре действительно присутствовал на двух-трех "встречах", где были и Гросс, и Моран. Рентерия в самом деле приезжал в Эль-Пасо на автомашине Рика и Пэтси. Кроме того, Рентерия представил Рика своим "банкиром", что было действительно так только теоретически, но не так, как это представляли сотрудники управления. По мнению Ли, самое худшее, что грозило Рику, был приговор к пяти годам тюрьмы, да и то с отсрочкой исполнения.
Но когда было предъявлено официальное обвинение, братья оторопели от изумления. Джеймсу Керру удалось разбить обвинение в так называемом преступном сговоре на четыре пункта: 1) сговор с целью незаконного ввоза марихуаны; 2) сговор с целью хранения марихуаны; 3) сговор с целью незаконного ввоза кокаина; 4) сговор с целью хранения кокаина. Таким образом, прокурор явно надеялся упрятать Рика в тюрьму на сорок лет. Керр стал специалистом по части дробления обвинения в преступном сговоре на несколько пунктов. Различные апелляционные суды разошлись во мнениях относительно конституционности подобного подхода. Судьи двух апелляционных судов постановили: если прокурор требует "наказания за два составных элемента одного и того же сговора", то это, по существу, является привлечением к судебной ответственности дважды за одно и то же деяние. Судьи двух других апелляционных судов придерживались иного мнения. Как бы там ни было, Джеймс Керр твердо решил предъявить обвинение из четырех пунктов, а судья Джон Вуд был готов председательствовать на соответствующем судебном разбирательстве. Ли предстояло в первый и последний раз после дела Джека Стриклина столкнуться с Керром и Вудом в суде.
Поскольку Рик де ла Торре и Бен Гарсия к суду привлекались впервые, было решено рассматривать их дела вместе. Фред Белла – третий участник преступного сговора – имел давний и весьма внушительный список судимостей, поэтому он должен был предстать перед судом отдельно. Ли и Джо Чагра избрали довольно простую тактику защиты: де ла Торре и Гарсия должны были отрицать всякое преднамеренное, сознательное и добровольное участие в сговоре. Вся причастность Гарсии сводилась лишь к одному разговору с Гроссом и парочке телефонных звонков. Рик признал, что действительно находился в машине с федеральными агентами во время их восьмиминутной поездки в аэропорт и что Джо Рентерия представил его как своего "банкира". Однако он отрицал, что вел какие-либо переговоры относительно контрабанды марихуаны. Он также решительно отверг утверждение Гросса, будто он, Рик де ла Торре, приписывал себе организацию операции в Ардморе. Гросс, видимо, путал его с Джо Рентерией.
Присяжные признали де ла Торре и Гарсию невиновными по первым трем пунктам обвинения и виновными по последнему пункту: сговор с целью незаконного ввоза марихуаны. Судя по всему, это было компромиссным решением. Вуд вынес каждому максимальный приговор: пять лет тюремного заключения с последующими десятью годами условного освобождения под специальным надзором и штраф в 15 000 долларов. Хотя приговор, казалось, был более или менее справедливым, Керр сильно расстроился. Когда присяжные трижды произнесли: "не виновен", Джо Чагра заметил у него на глазах слезы. Позже Керр утверждал, что присяжные все же признали справедливость его обвинений. "Присяжные сказали, что де ла Торре был крупным контрабандистом наркотиками. А это означает, что я выиграл дело". Но кое-кто все же считал, что прокурор воспринял приговор как личное поражение – первое в суде под председательством Вуда в Эль-Пасо. Возможно, Керра расстроило просто то, что он проиграл дело братьям Чагра, а возможно, он действительно считал, что зять Ли и Джо заслуживал сорокалетнего тюремного заключения. Какими бы мотивами он ни руководствовался, Керр предпринял еще один шаг, шокировавший почти всех, включая его собственного босса Джеми Бойда, Он составил список всех ответов де ла Торре под присягой и подготовил новое обвинение, на сей раз – в неоднократной даче ложных показаний. За каждое такое показание обвиняемому грозило пятилетнее тюремное заключение.
Первоначальный список ложных показаний, составленный Керром, был в конечном итоге сокращен министерством юстиции до пяти пунктов. Рик де ла Торре был признан виновным в даче ложных показаний в одном случае и отбыл за это наказание. Но, как это ни парадоксально, наказание за участие в преступном сговоре ему отбывать так и не пришлось.
В начале лета Ли и Джо Чагра поехали к своему брату Джимми в Форт-Лодердейл. Несколько месяцев назад было разгружено судно с самой крупной партией марихуаны, и Джимми теперь буквально купался в деньгах, пребывая в отменнейшем настроении. Но в течение последних нескольких недель был произведен целый ряд арестов, и Джимми уже готовился свернуть дела и перебраться в Лас-Вегас.
Однажды вечером, когда братья Чагра хвастались друг перед другом и сплетничали под теплым небом Флориды, Ли произнес длиннейшую и несколько бессвязную тираду о судье Вуде и прокуроре Джеймсе Керре. До того памятного вечера эти две фамилии были для Джимми пустым звуком. Судья и прокурор представлялись ему просто злодеями из мелодрамы, разыгрывавшейся где-то очень далеко. Он еще не понимал, какое зло причинили эти люди его близким и друзьям и как люто ненавидел их Ли. Джо Чагра рассказал о том, как эти двое расправились с Риком де ла Торре и что они собирались сделать с Рентерией. Трудно было подыскать подходящие слова, чтобы описать всю ту ненависть, с какой Ли и Джо относились к федеральным властям в Эль-Пасо, с самодовольной наглостью, как они считали, прибегавшим к самым грязным приемам. Джимми молча слушал братьев. Словно поменявшись с ними ролями, он был теперь весь внимание.
В августе Ли и Джо отправились в Бостон, где встретились с адвокатами Джозефом Отери и Мартином Уайнбергером. Ли хотел возбудить дело против Джеймса Керра и Управления по борьбе с наркотиками. Для этого он составил длинный перечень случаев, когда, по его мнению, агенты управления вымогали информацию и заставляли свидетелей давать ложные показания. Было решено, что Отери и Уайнбергер проведут собственное расследование, в ходе которого их люди возьмут письменные показания у Джека Стриклина, Джерри Джонсона и некоторых других заключенных, утверждавших, будто агенты из Управления по борьбе с наркотиками угрожали им или что-то обещали в обмен на нужные им показания.
Через двенадцать дней после поездки в Бостон братья Чагра узнали, что полиция в Палм-Спрингс (штат Калифорния) арестовала Джо Рентерию и теперь выжимает из него информацию о Ли и Джимми. Один из агентов сказал Рентерии, что его мать умирает, и грозил бросить старушку в тюрьму, поскольку та прятала человека, скрывавшегося от правосудия. Рентерия признался, что действительно участвовал в сговоре с целью контрабанды наркотиков, но решительно утверждал, что не может сказать ничего предосудительного о братьях Чагра. Джо Чагра вылетел в Калифорнию, чтобы лично переговорить с Рентерией, и тот рассказал ему, что тайком записал на магнитофон свой первый разговор с Ричардом Гроссом. Прослушав дома пленку, Джо сказал брату: "Лучшего доказательства подстроенной ловушки у меня в жизни еще не было".
Сообщение об аресте Джо Рентерии вызвало бурную радость в конторе федерального прокурора в Сан-Антонио. Этот певец из ночного клуба был давнишним знакомым Джеми Бойда. Но он также был очень близок и к семье Чагры. С годами Рентерия превратился чуть ли не в члена этого семейства, и поэтому Джеми Бойд вовсе не удивился, что, этот некогда пай-мальчик попал в такую скверную историю. Федеральный прокурор считал, что, как только Рентерия осознает всю серьезность своего положения (а ему грозило сорокалетнее тюремное заключение), он сразу же выдаст Ли Чагру. Но Бойд ошибся Рентерия упорно повторял, что его заманил в ловушку Ричард Гросс и что в Колумбию он ездил лишь для того, чтобы договориться о доставке партии кофе. Обвинителями по его делу выступали одновременно Джеми Бойд и Джеймс Керр. Магнитофонная запись, которая, по мнению защиты, могла бы доказать, что подсудимого обманным путем заманили в ловушку, была украдена перед самым началом процесса, и Рентерия был признан виновным по всем пунктам обвинения. До самого вынесения приговора Джеми Бойд продолжал надеяться, что Рентерия передумает и назовет главарем банды Ли Чагру. Но вечером за день до вынесения судьей Вудом приговора случилось нечто такое, что поставило окончательный крест на судьбе Джо Рентерии: тот согласился на телевизионное интервью нз своей камеры в тюрьме Ла-Туна (он находился там, поскольку судья установил залог в целый миллион долларов). В ходе интервью Рентерия произнес небольшую патетическую речь, в которой советовал всем молодым людям, сидящим сейчас у экранов телевизоров, не связываться, как это сделал он, с крупными контрабандистами. Эта трогательная речь должна была бы понравиться Джеми Бойду. Но вместо этого тот страшно разгневался. "Рентерия, – негодовал он, – сначала рассказал нам в суде эту смехотворную историю о кофе, а затем на глазах у всех телезрителей ясно и недвусмысленно признал себя виновным! Если бы я был судьей и выносил приговор, это, несомненно, повлияло бы на мое решение". Бойд запросил видеозапись этого интервью и показал ее судье Вуду, и тот приговорил Рентерию к тридцати годам тюремного заключения с последующим условным освобождением под специальным надзором в течение еще тридцати лет. Суровость приговора удивила даже Джеми Бойда. Позже он сказал: "Мне кажется, судья Вуд хотел лишь припугнуть его и заставить говорить. Потом он, конечно, сократил бы срок". Но узнать это доподлинно так никому и не пришлось: прежде чем судья Вуд успел сократить срок, его убили.
