Текст книги "РОС: Забытый род (СИ)"

Автор книги: Гарри Фокс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 19 страниц)

Глава 3

Виолетта, все еще сияя от самодовольства после удачного побега, вдруг протянула мне руку. Не для удара. Не для ядовитого рукопожатия. Просто… протянула. Ладонь в тонкой, но прочной перчатке.

Я замер, глядя на эту конечность, способную, как я знал, вырвать сердце или переломать кости с легкостью. Она надула щечки, и ее изумрудные глаза сверкнули раздражением.

– Ну?! – прошипела она, тряся протянутой рукой. – Бери! На свиданиях ходят за ручку! Разве не знаешь? Во всех балладах так! И в романах, что тайком читала!

Ах, да… – мелькнуло у меня в голове, смешанное с диким абсурдом ситуации. Я неуверенно ухмыльнулся, больше от нервного напряжения, чем от веселья, и осторожно взял ее руку. Перчатка была прохладной, гладкой, но под ней чувствовалась твердая хватка. Она тут же сжала мои пальцы с силой, напоминающей, что обладательница этой руки – все та же смертоносная стражница.

– Так-то лучше, – удовлетворенно кивнула Виолетта и уверенно повела меня вглубь странного леса.

Внутри у меня все съеживалось. От ее невероятной, хищной красоты, которая в лунном (вернее, изнаночном) свете казалась почти нереальной. От абсурдности момента: я, проданный раб, только что переживший кровавую бойню, иду за руку с графиней-убийцей по волшебному лесу в центре города змей. И от легкого, но постоянного страха неизвестности. Что ей от меня нужно? Почему я? Просто потому, что каменный змей со мной поговорил? Или… что-то еще?

Лес был тихим, но не мертвым. В листве шелестело что-то мелкое, вдали слышались странные, не птичьи трели. Воздух был густым, сладковатым, с примесью чего-то древесного и горьковатого. Виолетта шла уверенно, ее каблучки (да, на сапогах были каблуки!) глухо стучали по переплетенным корням. Она то и дело оглядывалась на меня, и в ее взгляде читалось жгучее любопытство.

– А что… – начал я, пытаясь разрядить напряженное молчание и понять ее мотивы, – …что ты будешь делать, если… ну, влюбишься? – Я позволил себе кривую ухмылку. – А на испытаниях я все же помру, как твой предыдущий кавалер Димон? Пеной исхожу под взглядом твоего папочки-Аспида?

Виолетта резко остановилась. Так резко, что я чуть не врезался в нее. Она повернулась ко мне, и я увидел, как ее гладкий лоб нахмурился, а щечки снова надулись, как у рассерженного хомяка. Но в глазах было не просто раздражение. Там мелькнуло что-то… испуганное? Неистовое?

– Ты! Не! Умрешь! – она выпалила каждое слово, ткнув меня пальцем в грудь. Сильно. Больно. – Понял? Ты не умрешь!

– Почему? – огрызнулся я, потирая ушибленное место. – Потому что ты так решила? Твои желания – закон для древнего тотема?

– Потому что ты – наследник рода Аспидовых! – заявила она громко, с непоколебимой уверенностью. – И будешь моим мужем! Вот почему!

Воздух вырвался из моих легких со свистом. Я просто замер. Уставился на нее, чувствуя, как челюсть медленно, но верно отвисает к черным чешуйчатым корням под ногами.

– Че… Чего?! – выдавил я хрипло. – Наследник?! Муж?! Ты о чем?! Виолетта, я вчера проснулся в карете для убоя! Меня продали! Я никто! Ничего! Я даже не знаю, кто ты и твой род для меня загадка!

Она закатила свои изумрудные глаза с таким драматическим презрением, что это могло бы быть смешно, если бы не было так жутко.

– Ох, Господи, ну как же ты тупой! – она всплеснула руками, забыв отпустить мою. – Ну все же очевидно, дурак! Разве нет?!

– Мне нихрена не очевидно! – огрызнулся я, чувствуя, как внутри поднимается волна возмущения, смешанная с паникой. – Объясни! Нормально! Почему наследник? Почему именно я? И почему твой муж?! Ты меня в первый раз видишь!

Виолетта вздохнула, как терпеливый учитель перед особо непонятливым учеником. Она потянула меня за руку к огромному черному пню, похожему на трон, и усадила (точнее, усадила с привычной для стражницы силой) рядом с собой.

– Слушай, – начала она, повернувшись ко мне всем корпусом, ее глаза горели серьезностью. – Род Аспидовых сильный. Но мужская линия… пресеклась. Давно. Яды, знаешь ли. Не все выдерживают даже свою силу. Папа… Тотем… он ищет достойного. Того, кто сможет принять силу. Не просто выжить. Править. Стать новым воплощением Аспида. Головой рода.

– И ты думаешь, это я? – я едва не задохнулся от нелепости. – Парень с амнезией и синяками?

– Папа с тобой говорил! – она ткнула пальцем мне в лоб. – Он никогда просто так не говорит! Ни с кем! Только судит! Молча! Он почувствовал в тебе потенциал! Что-то… чужеродное. Сильное. Не сломленное. Как у нас! – В ее голосе прозвучала гордость. – А раз Папа тебя выделил… значит, ты – главный кандидат! Шанс на спасение рода! На продолжение линии!

– А причем тут твой муж?! – не унимался я. – Может, он меня для твоей старшей сестры присмотрел? Или для тети?

Виолетта снова надула щеки, но на этот раз в ее глазах мелькнула… обида? Азарт?

– Потому что я тебя нашла! – заявила она. – Я первая поняла! Я рискнула! Я вывела тебя сюда! А старшие сестры… – она презрительно фыркнула, – …они только командуют и ждут, когда Папа сам все решит. Они скучные! Боязливые! А я – нет! Я действую! И когда ты станешь Наследником… ты обязан будешь выбрать меня! В награду! И чтобы род был сильным! У меня… – она вдруг смутилась, опустив глаза, – …у меня самый сильный яд из сестер. И лучшие гены. Папа сказал.

Я сидел, оглушенный этим потоком информации. Наследник тотема. Спасение вымирающего рода змей. "Сильнейший яд". "Лучшие гены". И… обязательный брак с этой взбалмошной, смертельно опасной и вдруг страшно наивной графиней, которая явно читала слишком много рыцарских романов.

– Виолетта… – начал я осторожно. – А если… если я не хочу? Не хочу быть этим… Аспидом? Не хочу жениться? Просто хочу… выжить и смыться отсюда?

Она медленно подняла на меня глаза. Изумрудные зрачки сузились, как у настоящей змеи. Вся детская игривость и наивность испарились в мгновение ока. Взгляд стал ледяным. Опасным. Той самой старшей стражницей с площади.

– Не хочешь? – ее голос стал тихим, шипящим, как раскаленный металл, опущенный в воду. – Тогда ты бесполезен. Папа ошибся. И я… ошиблась. – Она встала, ее фигура вытянулась, став выше, угрожающей. – И тогда… тебя ждет не испытание на площади. Тебя ждет я. Здесь. Сейчас. И поверь, – она облизнула губы, и в этом жесте не было ничего соблазнительного, только обещание боли, – смерть от моего яда будет в тысячу раз медленнее и мучительнее, чем от дыхания Папы. Выбирай, червячок. Сейчас. Станешь ли ты моим шансом… или моей игрушкой на час? До первого крика.

Лес вокруг внезапно показался тише. Холоднее. Лиловый свет Изнанки заиграл на ее лице зловещими бликами. Рука, которую я держал секунду назад, теперь сжалась в кулак. В этой маленькой, сильной руке была власть жизни и смерти. И она не шутила.

Я посмотрел в эти ледяные изумрудные глаза, полные решимости и… отчаянной надежды. Надежды на меня. Наследника. Спасителя. Муженька.

Ну вот и свидание, – горько подумал я. – Выбор между ролью принца в кошмарной сказке… и мучительной смертью в лесу от руки «возлюбленной». И выбора, по сути, нет.

Я медленно поднялся с пня. Вздохнул. И кивнул.

– Ладно, Виолетта. Продолжим прогулку. Только… давай без угроз на первом свидании? Испортишь весь романтизм.

Напряжение в ее плечах чуть спало. Лед в глазах растаял, сменившись осторожной, все еще настороженной надеждой. Она не улыбнулась, но кивнула.

– Ладно. Пока что. Идем. Покажу светлячков-людоедов. Они милые. Если не подходить близко.

Она снова взяла меня за руку. На этот раз ее пальцы сжали мои не как тиски, а… крепко. Как будто боясь, что я вырвусь. Как будто я был ее единственной соломинкой в этом ядовитом мире. И повела дальше, вглубь таинственного леса, где светлячки-людоеды ждали своего часа.

Виолетта, словно забыв о минувшей угрозе, с детским восторгом потянула меня за руку вглубь чащи. Лиловый свет Изнанки пробивался сквозь черные, чешуйчатые листья, создавая причудливые узоры на земле. И тут она остановилась, приложив палец к губам.

– Смотри! – прошептала она, указывая вверх.

Между ветвей, на уровне наших голов, плавно парили огоньки. Не золотые, как у земных светлячков, а холодно-синие, мерцающие, как звезды в лиловом небе. Их было с десяток. Они двигались медленно, гипнотически, оставляя за собой едва заметные светящиеся шлейфы.

– Красиво, – вырвалось у меня. – Как маленькие звездочки.

– И смертельны, – парировала Виолетта с гордостью знатока. – Светлячки-людоеды. Очень древние. Очень редкие. Приманивают жертв светом… а потом – пшшш! – она сделала резкий выпад рукой, изображая атаку. – Впрыскивают парализующий нейротоксин и высасывают все соки. Милые, правда? – Она улыбнулась, и в этой улыбке была странная смесь восхищения и практической жестокости.

– Милые… если не смотреть на их диету, – усмехнулся я. – Почему вы их тут держите? Для красоты?

Она пожала плечами, ее радость на миг померкла.

– Мы… забытые. Весь род. Заперлись здесь. – В ее голосе прозвучала горечь. – Светлячки… они напоминают, что красота бывает опасной. Как и мы.

– Забытые? – удивился я. – Вам же постоянно присылают… кхм… кандидатов. Живой товар. Разве это признак забвения?

Виолетта резко повернулась ко мне, изумрудные глаза сверкнули.

– Жертв! – поправила она резко. – Присылают жертв, Лекс! Не союзников! Не гостей! Не женихов! Потому что род Аспидовых ненавидит всех! И нас все ненавидят! Мы терпеть не можем эти глупые дома с их интригами! Императора с его праведным гневом! Дабы не начать войну, которую проиграем из-за своей… малочисленности… мы спрятались. Сюда. В Изнанку. Торгуем ядами, кристаллами… живем своей жизнью. В матриархате. – Она выпрямилась, гордо подняв подбородок. – Он стал им… когда умер последний настоящий глава рода. Мой… дед, наверное. Потому мы… одни. И мужчин видим только на Жатве. – Голос ее дрогнул. – А я… я даже ни разу не танцевала. Не держалась за руки с парнем… по-настоящему. До сегодня.

В ее словах, в этой внезапной уязвимости смертоносной графини, было что-то щемящее. Одиночество. Заточённость в роли и в этом ядовитом городе. Она была правительницей стражниц, дочерью древнего тотема, и… девчонкой, которая никогда не кружилась в вальсе.

Бездумно, движимый внезапным порывом жалости и странной нежностью к этому опасному, одинокому существу, я сделал шаг вперед. Отпустил ее руку. И с самым галантным поклоном, на какой был способен в потрепанной одежде и с синяками, протянул ей руку.

– Графиня Виолетта Аспидова, – произнес я, стараясь звучать торжественно, – позвольте пригласить Вас на танец? Пока синие людоеды нам подсвечивают.

Ее глаза распахнулись. Изумрудные озера наполнились таким чистым, безудержным счастьем, что моё сердце екнуло. Щечки залились румянцем, губы растянулись в самой искренней, сияющей улыбке, какую я когда-либо видел. Она забыла про яды, про род, про опасность.

– Д-да! – выдохнула она, срываясь на смешок, и робко положила свою маленькую руку в перчатке на мою ладонь. – Да, пожалуйста!

Музыки не было. Только шелест странных листьев, мерное жужжание синих светлячков над головой и наше дыхание. Я не знал сложных па. Просто медленно повел ее по небольшой поляне, кружась под лиловым небом Изнанки. Она шла неуверенно сначала, путалась в ногах, потом расслабилась, доверчиво следуя за моими движениями. Ее глаза не отрывались от моих, сияя, как те самые светлячки. Она смеялась тихо, счастливо, когда я слегка раскрутил ее. Ее каштановые пряди выбились из строгой прически и развивались вокруг лица.

Она была невероятно легкой. Опасной. Прекрасной. И в этот момент – просто девушкой на своем первом танце. Внутри меня все смешалось – остатки страха, нарастающая нежность, абсурдность ситуации. И что-то еще… сильное, тягучее, как ее яд.

Мы остановились, еще кружась от движения. Она запрокинула голову, смеясь, ее глаза сияли, губы были приоткрыты. И я… не смог устоять. Наклонился. Медленно. Давая ей время отстраниться, ударить, убить.

Она не отстранилась. Ее глаза широко распахнулись, в них мелькнул испуг, замешательство… и жгучее любопытство. Она замерла.

Наши губы встретились.

Ее губы были мягкими. Прохладными. Сладковатыми… с горьковатым привкусом полыни. И вдруг… я почувствовал всплеск. Не боль. Не жжение. Вкус… сочного, кисло-сладкого яблока! Освежающий, яркий, наполняющий энергией!

Виолетта вздрогнула всем телом и отпрянула от меня, как ошпаренная. Ее лицо исказилось чистым ужасом. Она вжалась в ствол ближайшего дерева, прижав руку в перчатке ко рту, глаза – огромные, полные паники и немого вопля.

– Нет! – прошептала она, голос сорвался. – Нет-нет-нет! Я… я не сдержалась! Я расслабилась! Я… выпустила яд! В поцелуе! Я убила тебя! Я…!

Она смотрела на меня, ожидая, что я рухну, задохнусь, покроюсь пеной, как Димон. Готовая броситься ко мне или бежать прочь от содеянного.

Но я стоял. Я чувствовал… прилив сил. Тот сладкий, яблочный вкус яда впитывался куда-то внутрь, растекался теплой волной. Мир вокруг стал четче, ярче. Листья на деревьях, мерцание светлячков, каждая травинка – все обрело невероятную резкость. А потом… жжение в глазах. Не больное. Странное, перетекающее.

Я поднес руку к лицу. Виолетта, все еще дрожащая, смотрела на меня, и вдруг ее паника сменилась шоком.

– Твои… твои глаза… – прошептала она.

Я ничего не видел, но чувствовал. Как что-то меняется. Сдвигается. Наливается… силой.

Виолетта медленно опустила руку ото рта. Ужас в ее глазах сменился невероятным изумлением, потом – восторгом, смешанным с суеверным трепетом.

– Они… они зеленые! – выдохнула она. – Как мои! Как… как у Аспида! Ты… ты впитал мой яд! Ты… – ее голос дрогнул, – ты настоящий! Папа не ошибся!

Она стояла, глядя на меня, на мои новые, чуждые мне глаза – глаза змеиного рода. И в ее взгляде уже не было страха. Была надежда. Или приговор.

Я стоял, все еще ощущая на губах сладковатый привкус яда-яблока, а в жилах – странную, бодрящую волну энергии. Новые, зеленые глаза видели мир с пугающей четкостью. Каждый лист на черных деревьях, каждую трещинку на коре, каждый мерцающий синий огонек светлячка-людоеда… Но главное – я видел тепло.

Не как цвет. Как… пульсацию. Смутную, размытую вдалеке, за деревьями. Десять… нет, одиннадцать горячих точек, быстро двигающихся в нашу сторону. Охотничьи тени в лиловых сумерках Изнанки.

– Виолетта, – я схватил ее за руку, прерывая ее изумленный восторг по поводу моих глаз. – Мне кажется, к нам кто-то идет. Твои подруги? Или… сестры? – В голосе прозвучала тревога. «Я подойду к тебе после отбора…» – но явно не так, чтобы нас поймали.

Виолетта встрепенулась, как змея, почуявшая опасность. Она резко повернулась, ее изумрудные глаза (теперь одного цвета с моими!) сузились, сканируя чащу. Она увидела их. Или почуяла.

– Чертовы крысы! – вырвалось у нее шипящим шепотом, полным ярости. Ее лицо исказилось в гримасе гнева и… страха? – Это мои сучки! Стражницы! Те, что за мной шпионят! Они хотят сдать меня Старшим Сестрам! Аспид бы их подрал за такое! – Она буквально затопала ногой от бессильной злости.

Паники не было. Была холодная ярость командира, преданного своими. Она резко схватила меня за запястье, ее хватка снова стала стальной.

– Побежали! Я верну тебя на место. Быстро!

И мы помчались. Не крались – неслись сквозь черный лес, как преследуемые тени. Виолетта вела безошибочно, ее ноги знали каждую кочку, каждый корень. Я едва поспевал, но странная энергия от ее яда и новые глаза помогали – я видел путь в полутьме как днем, мышцы слушались лучше. Мы летели мимо мерцающих синих огней светлячков, под черными сводами деревьев, обратно к скрытому проходу в стене.

Она щелкнула чем-то по камню – панель бесшумно отъехала. Мы выскользнули в зловонный переулок. Город спал, или притворялся спящим. Окна были темными, но я чувствовал на себе невидимые взгляды. Виолетта тянула меня за собой, не останавливаясь, петляя по узким улочкам. Мы бежали мимо готических фасадов, мимо змеиных изваяний, которые теперь казались насмешливыми свидетелями.

Наконец, мы замерли в тени, напротив знакомого здания – того самого трактира-гроба. В окнах – темно. Мои товарищи по несчастью, те пятеро выживших, наверное, видели третий сон после выпивки, не подозревая, что один из них только что целовался с графиней и убегал от ее же стражниц.

Виолетта резко развернулась ко мне. Дыхание ее было учащенным, но не от бега – от адреналина, от ярости. Она вжалась спиной в холодную стену, ее глаза метались, проверяя, не идут ли за нами. Потом взгляд упал на меня. И вдруг… ярость сменилась робостью. Она снова стала той девчонкой с первого свидания.

– Ну… – она начала, перебирая пальцами край перчатки, не глядя мне в глаза. – Вот мы и пришли… – Она раскачивалась на носках, как школьница. – Поздно. А утром… я приду вас будить. На испытание. – Она подняла на меня взгляд, изумрудные глаза светились смесью страха и надежды. – И… не надо на меня будет смотреть так, словно мы… пара… при всех. Хорошо? Я пока не готова принять твои… чувства… публично. Но… – она потупилась, играя с выбившимся каштановым локоном, – …ты можешь пообедать со мной. После испытания. Я… может, плохо готовлю, но там… на кухне замка… есть повар. Он что-нибудь…

Я не выдержал. Абсурдность, опасность, ее детская неуверенность после только что пережитого погони и яростных угроз – все это взорвалось внутри. Я шагнул к ней, перекрыв слова. Взял ее лицо в ладони. И поцеловал. Глубже, чем в лесу. Чувствуя ее испуганный вдох, потом – ответное движение губ, сладких и ядовитых. Она прижалась ко мне всем телом на миг – маленький, теплый, смертоносный комочек.

А потом отпрыгнула, как ошпаренная, прижав руку к губам. На щеках – яркий румянец, в глазах – паника и возмущение.

– Так! Все! – прошипела она, тряся пальцем. – До свадьбы нельзя целоваться! Что Вы себе позволяете, граф?! Это неприлично! Совсем раскрепостились!

Граф? – пронеслось у меня в голове с горькой усмешкой. – Ну и актриса! Явно перечитала любовных романов. А ведь в прошлой жизни я был обычным клерком, который считал копейки на обеды. Граф. Смешно. И страшно.

Я вздохнул, драматично приложив руку к сердцу, где все еще горело от ее яда и поцелуя.

– Ох, графиня… Я не могу терпеть! Ваша красота… Ваш яд… – я нарочно закатил глаза.

– Ну ты тоже мне тут не переигрывай! – резко оборвала она, и в ее голосе снова зазвенела сталь стражницы. Она коротко, но метко ткнула меня кулаком под дых. Больно. Очень. – Иди спать! Сейчас же! – Она резко развернулась и сделала несколько шагов прочь.

Потом остановилась. Обернулась. И на ее лице снова расцвела та самая, счастливо-безбашенная улыбка. Она послала мне воздушный поцелуй.

– До завтра, наследник! Не помри до обеда! – И растворилась в темноте переулка, бесшумная, как тень.

Я стоял, потирая ушибленные ребра, глядя в пустоту, где только что была Виолетта. Воздух еще хранил запах полыни, стали и… чего-то неуловимо женственного. В голове звучал ее смех, ее угрозы, ее детский восторг от танца и светлячков.

Она красивая… – подумал я, чувствуя, как зеленые глаза сами собой ищут ее в темноте. – …Но чертовски больная. И я, кажется, начинаю заражаться.

С этими невеселыми мыслями я прокрался обратно в трактир-гроб, в свою каморку, где запах пыли и страха казался теперь таким знакомым и… почти уютным. Завтра – новое испытание дыханием Аспида. Обед с графиней. И ее стражницы-крысы, которые теперь точно знали, что их командир гуляла с кандидатом. Свидание закончилось. Игра только начиналась.

Глава 4

Сон был как погружение в липкую, черную смолу. Тело ныло от побоев «бывших знакомых моего тела», адреналина ночной погони и… странной энергии, что пульсировала под кожей после поцелуя Виолетты и ее яда. Голова раскалывалась – наполовину от дешевой выпивки из трактирных подвалов, наполовину от осознания всего безумия. Зеленые глаза. Воздушный поцелуй смертоносной графини. Угроза быть растерзанным ее же стражницами. И обещание… обеда.

Я проснулся от резкого луча лилового света Изнанки, пробившегося в щель ставней. Каждый вдох давался с усилием, как будто легкие были набиты ватой, пропитанной той самой горькой пылью города Аспидовых. «Граф…» – ехидно мысленно усмехнулся я, потирая виски. – «Граф с похмелья и в ожидании смертельного экзамена. Романтика, мать ее.»

Спустился вниз, в главный зал трактира-гроба. Запах вчерашнего перегара, пота и страха висел в воздухе густым туманом. Остальные пятеро уже сидели за грубым столом. Обстановка была мрачнее вчерашней:

Григорий методично жевал какой-то черствый сухарь, его единственный зрячий глаз был прищурен, лицо – каменная маска бывалого солдата, знающего, что худшее еще впереди.

Марк что-то яростно строчил на клочке бумаги, попивая из пробирки мутную жидкость. Его очки съехали на кончик носа, волосы торчали истерично. "Гипотеза: адаптационный синдром на клеточном уровне… Воздействие паров как катализатор…"

Степан сидел, сгорбившись, и тихо плакал, сжимая в руках нательный крестик. Его вера явно трещала по швам под тяжестью увиденного.

Клим стоял у окна, спиной ко всем. Его темные глаза скользили по пустынной улице, будто высчитывая пути отступления или оценивая угрозы. Неподвижный, как хищник перед прыжком.

Артём выглядел потерянным и очень молодым. Он тупо смотрел на свои руки, дрожащие на столе. Вчерашний хмель сменился похмельным ужасом.

Я плюхнулся на свободный табурет, схватив со стола кувшин с водой. Вода была теплой и отдавала металлом, но пить хотелось адски.

– Живой, – хрипло констатировал Григорий, не глядя. – Повезло. Сегодня, глядишь, повезет меньше.

– Опять… дышать? – прошептал Артём, поднимая на меня испуганные глаза. – Как вчера?

– И не только, – отозвался Клим с подоконника, не поворачиваясь. Его голос был низким и безэмоциональным. – Старшая вчера говорила. После "очищения дыханием" – испытание. Настоящее. Какое – не уточняла.

Марк вздрогнул, оторвавшись от своих записей.

– Испытание! Да! Фактор неизвестности! Стресс-тест! Интересно, будет ли оно коррелировать с показателями выживаемости при ингаляции тотемных паров? Надо фиксировать! – Он снова заскрипел карандашом.

Степан просто громче завсхлипывал. Я вздохнул, чувствуя, как в висках застучало сильнее. После. Значит, сначала надо пережить вдох под взглядом каменного змея. С новыми зелеными глазами. Интересно, он заметит разницу?

– Главное – не дергаться и не думать о плохом, – процедил я, больше для себя. – Как тот Димон… Он слишком много орал про богатство и сучек. Змей не оценил.

Григорий хмыкнул, но ничего не сказал. Артём побледнел еще больше.

В этот момент тяжелая дверь трактира с грохотом распахнулась. На пороге, залитые лиловым светом сзади, вырисовывались четыре фигуры в черной коже. Впереди – она.

Виолетта.

Но это была не ночная девчонка с сияющими глазами. Это была Старшая Стражница. Ледяная. Непреклонная. Ее каштановые волосы были туго убраны, лицо – гладкая, бесстрастная маска. Золотистые вышивки на форме сверкали холодно. За ней – три стражницы, включая ту самую кареглазую, что подмигивала в первый день. Теперь ее лицо тоже было непроницаемым.

– На ноги, черви! – голос Виолетты прозвучал, как удар хлыста по воздуху. Резко. Без тени тепла или игривости. – Время не ждет. Тотем ждет своих жертв… – она сделала микроскопическую паузу, – …кандидатов. Быстро! На площадь!

Она вошла, ее взгляд скользнул по нам, как скальпель по гниющей плоти. Оценивающе. Презрительно. Она смотрела на Григория, на Марка, на всхлипывающего Степана, на неподвижного Клима, на дрожащего Артёма… как на скот, ведомый на убой. Ни капли сомнения, ни тени воспоминания о ночном лесе, танце или поцелуе.

Потом ее взгляд упал на меня.

На долю секунды – меньше, чем миг – что-то дрогнуло. Ледяные изумрудные озера смягчились. Уголки губ – те самые, что вчера были такими мягкими и сладкими – дрогнули в едва уловимой, легкой улыбке. Быстрой, как вспышка синего светлячка. В глазах мелькнуло что-то теплое, тревожное, знакомое… «Не помри до обеда».

А потом – щелк. Маска вернулась на место. Холоднее и тверже прежнего. Ее взгляд стал еще жестче, когда он скользнул по мне, будто пытаясь стереть эту мгновенную слабость.

– Ты! – она ткнула пальцем в мою сторону, голос стал злее. – Особенно не мешкай! Иди первым! Покажи пример стойкости… или глупости.

Она развернулась, ее плащ взметнулся. Стражницы тут же взяли нас в "коробочку", подталкивая к выходу. Мы покорно поплелись, как стадо. Я шел первым, как велено, чувствуя на спине ее пристальный, колючий взгляд. Тот, что видел меня наследником… и тот, что сейчас видел лишь кандидата под номером один.

Мы вышли на улицу. Лиловый свет Изнанки ударил в глаза. Воздух, как всегда, был густым и горьким. Виолетта шла впереди, ее спина прямая, походка уверенная и жесткая. Никаких раскачиваний на каблучках, никаких оглядываний. Только командир, ведущий отряд на задание.

Какая же ты актриса, Виолетта Аспидова, – подумал я, шагая по знакомым, змеиным улицам к площади Тотемного Аспида. – Или просто раздвоение личности?

Вчерашняя нежность казалась сном. Обещанный обед – миражом. Оставался только холодный камень площади, шипящая пасть тотема и ледяная маска графини, которая умела посылать воздушные поцелуи и прикалывать тебя шпагой с одинаковой легкостью.

Испытание дыханием начиналось. А самое главное испытание – понять, кто же передо мной: невеста или палач – только усложнялось.

Мы стояли перед Тотемным Аспидом. Рубиновые глаза пылали в лиловом свете Изнанки, холодные и всевидящие. Воздух вибрировал от древней мощи и… ожидания. Площадь была пустынна, кроме нас, стражниц и каменного исполина. Напряжение висело густым, горьким туманом.

Все пятеро моих "товарищей" были бледны как смерть. Степан молился, Артём дрожал, Григорий сжимал кулаки, Клим замер в своей хищной готовности. Только Марк, одержимый ученый, шевельнулся. Он юрко подскочил ко мне, его очки блеснули.

– Лекс! – прошептал он лихорадочно, тыча пальцем в мои глаза. – Кое-что заметил! Обратил внимание, так сказать! Мне кажется… или Ваши глаза были совершенно иного цвета вчера? Не этот… змеиный изумруд! Фасцинирующая мутация под воздействием токсинов? Или адаптивная пигментация? Может, образец слюны…?

Я резко отстранился, буркнув сквозь зубы:

– Тебе поменьше пить надо, академик. Или нюхать свои пробирки. Ничего не изменилось. Отстань.

Марк обиженно надулся, но тут раздался ледяной голос Виолетты:

– Живо! К Тотему! Первый – подходи! – Она указала на меня шпагой, взгляд – стальной, без тени ночной нежности.

Я сделал шаг вперед. Еще один. Камень под ногами казался зыбким. Рубиновые глаза Аспида впились в меня. Не просто смотрели. Бурили.

И мир… поплыл.

Не темнота. Не обморок. Пространство вокруг заколебалось, как вода в озере. Цвета смешались, звуки приглушились. Площадь, стражницы, испуганные лица товарищей – все расплылось в лилово-серой мути. В глазах – густой туман.

Когда сознание прояснилось, я стоял… в лесу. Том самом. С черными чешуйчатыми деревьями, лиловым небом и тишиной, нарушаемой только шелестом. Но не ночной, таинственный лес Виолетты. Здесь было тяжело. Воздух давил, пропитанный гневом и древней силой. Листья не шелестели – шипели.

Что за хрень?! – мелькнула первая мысль, смешанная с паникой. – Иллюзия? Испытание? Или Тотем просто телепортировал меня сюда, чтобы прикончить без свидетелей?

Из далека, сквозь чащу, словно скрежет камней под землей, донесся Голос. Голос Тотемного Аспида. Но не любопытный, не испытующий, как вчера. Ледяной. Налитый ядом гнева.

«Так ты, глупец, посмел поцеловать мою дорогую дочь.» – слова вибрировали в костях, в зубах. – «Храбрости тебе не занимать. Или глупости. Виолетта… она импульсивна. Наивна. Читает глупые книжки. Но ты… ты воспользовался…»

Воспользовался?! – ярость ударила в виски. – Она сама! Я хотел…! Мне она…!

Я открыл рот, чтобы крикнуть оправдание, про чувства (пусть и напускные), про ее инициативу… Но из горла вырвался только хрип. Голос Тотемного Аспида давил, не давая говорить.

«Шшшшш…» – раздался шипящий, каменный смех, от которого по спине побежали мурашки. – «Если я разговариваю с тобой, смертный, это не значит, что я тебя выбрал. Это значит… что ты стал интересен. Как букашка под увеличительным стеклом. До первой ошибки. А теперь…» – Голос стал тише, слаще, страшнее. – «…мне интересно попробовать на вкус твой страх. Настоящий. Без прикрас.»

Шорох. Справа. Громкий, тяжелый. Не мелкое существо. Что-то огромное ползло сквозь чащу. Ломая ветви. Шипя. Запахло серой и гнилью.

Инстинкт сработал раньше мысли. Я рванулся влево, в густую тень под черный, корявый ствол.

ПШШШШ-БАБАХ!

Что-то огромное, липкое и светящееся ядовито-зеленым светом пролетело в сантиметре от моего плеча и врезалось в дерево позади меня. Не просто врезалось – взорвалось в шипящее облако едкого дыма! Кислотный гул заполнил воздух. Дерево – толстое, чешуйчатое – заскрежетало, задымилось и с оглушительным грохотом рухнуло на землю, разъедаемое изнутри зеленым огнем!

Сердце бешено колотилось, в глазах плавали лиловые пятна. Я прижался к своему укрытию, чувствуя едкую гарь в ноздрях. По спине струился холодный пот.

Вот же я попал… – пронеслось в голове с горькой иронией. – Из кареты смерти – в жатву – на свидание – и вот, наконец, в честную охоту. Где охотник – каменный бог, а я – дичь. И счет идет не на дни, а на секунды.

Я рискнул выглянуть. В просвете между деревьями, откуда прилетел смертоносный плевок, мелькнуло что-то огромное, темное, покрытое не чешуей, а… каменными плитами? И два огненных шара – глаза? – на мгновение встретились с моим взглядом. В них не было разума. Только голод. И веселье убийцы.

Тотем Аспида не просто говорил. Он играл. И ставка в игре – моя жизнь. А дочь его, графиня Виолетта с воздушными поцелуями и угрозами, казалась теперь наивным ребенком по сравнению с этим древним, безжалостным чудовищем, пробудившимся в своем измерении и решившим поразвлечься.

Испытание "дыханием" только что перешло на новый, смертельный уровень. И выбора не было. Только беги. Или умри.

Лес стал лабиринтом кошмара. Я мчался, не разбирая пути, спотыкаясь о переплетенные корни, царапаясь о ядовитые ветви. Воздух свистел в ушах, смешиваясь с шипением и грохочущим голосом, который вибрировал не в ушах, а прямо в черепе, в костях.

«Беги, букашка! Беги!» – раздался саркастический гул Аспида. Каменный смех сотряс воздух. – «Забавно наблюдать, как твое ничтожное сознание бьется в паутине реальности, в которую его швырнули, как щенка в реку!»

ПШШШШ-БУМ! Огромная ветка, под которой я только что проскочил, превратилась в пылающую, шипящую лужу кислоты. Жар опалил спину. Я кубарем скатился в овраг, глотнув грязи.