Текст книги "РОС: Забытый род (СИ)"

Автор книги: Гарри Фокс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 19 страниц)

Я только рассмеялся в ответ, ускоряя шаг. Пусть ищет. У меня теперь забот полным полно… спасенные уродцы. И матриархат трещит по швам. Аспид определенно получил свое зрелище. И оно было куда интереснее, чем он рассчитывал.

* * *

Тишина. Только тиканье старинных часов да шелест углей в камине. Я сидел в глубоком кожаном кресле у низкого столика из черного дерева. Передо мной – шахматная доска. Фигуры – из черного обсидиана и белого мрамора, холодные на ощупь. Напротив – пустое кресло.

Щелк.

Белый конь сам собой прыгнул на e5. В голове раздался знакомый маслянистый шипящий смех.

«Шах и мат через семь ходов, мышонок, – прошипел голос Аспида, звуча прямо в костях. – Ты как всегда предсказуем. Как мои дочки в их любовных романах. Ха-ха-ха!»

Я молча передвинул черного слона на c4, блокируя атаку. В мыслях ответил спокойно:

«Еще посмотрим, старина. Ты сегодня особенно болтлив. Навеселе после вчерашнего зрелища?»

«О, да!» – Аспид закатился шипящим смехом, от которого по коже побежали мурашки. – «Этот цирк с твоими «спасенными»! Золото! Чистое золото! Ты бы видел, что творилось на площади, пока ты сладко посапывал!» – В моем воображении всплыли картины: ночная площадь, факелы, толпа знатных дам Аспидиума, окружившая повозки с моими кандидатами. Григорий, Марк, Степан и Артем, сидели, как товар на витрине. – «Торги! Настоящие торги! За «писюны», как ты выражаешься! Летели состояния, Лекс! Поместья, шахты, фамильные драгоценности! Лора из «Стальных Кобр» заложила свою шпагу за право первая… э-э-э… «проверить боеспособность» Марка! А две знатные чуть не сцепились из-за молодого Артема! Ха! Их яды брызгали во все стороны! Прелесть! Лучшее развлечение за последние сто лет!»

Я передвинул ферзя, атакуя белую ладью. В мыслях усмехнулся:

«Рад, что повеселился. Надеюсь, хоть моим парням заплатят щедро?»

«О, они теперь богачи! Им осталось только выжить в объятиях своих новых… работодательниц. Ха!» – Аспид передвинул пешку, подставляя ладью под удар. – «Твой ход, пешка. Не затягивай, мне скучно.»

По комнате, как маятник гигантских часов, ходила Виолетта. Всю ночь. Ее каштановые волосы были растрепаны, изумрудные глаза горели лихорадочным блеском. Она бормотала себе под нос, жестикулируя, то заламывая руки, то прижимая их к пылающим щекам.

– …и платье… белое? Традиционно? Но черное – наш цвет, родной, элегантное… Ах! Но белое – невинность! Хотя кто поверит… – она закрутила прядь волос вокруг пальца. – …нижнее белье! Шелк? Черное? Алое? С кружевами? Или… или кожа? Нет, слишком! Он же может испугаться! Хотя… – она замерла, прикусив губу, затем резко зашагала дальше. – …сестры! Как уберечь его? Аманда точно подсыпет в вино возбуждающего! Элира… черт, после случая с револьверами я ее боюсь! Амалия… ооо, Амалия смотрит на него теперь как на икону! Надо поставить стражу! Лучше две! С «огнедышащими» арбалетами!…еда! Устрицы? Фазаны? Или что-то простое, родное… картошечка с грибами? Но откуда тут картошка?! – она схватилась за голову. – …церемония! На площади? В Зале Змеи? Папа должен благословить! А если он шутку дурацкую подшутит?! Оооох…Еще и Кассандра с охоты вернется. А как она отреагирует?!

Ее монолог лился непрерывным потоком тревоги, восторга и паранойи. Аспид в моей голове фыркнул.

«Слушаешь эту трескотню? – мысленно усмехнулся он. – Как белка в колесе. Века проходят, а они все те же: платья, белье, еда, ревность. Инстинкты, Лекс. Примитивные. Смешные.»

Я взял белую ладью своим ферзем. В мыслях парировал:

«Ты чего? Это же твоя дочь, по сути. Ты их создал, вдохнул силу, сделал тем, кто они есть. Они – твое отражение. Так что не смейся слишком громко.»

В голове воцарилась секундная тишина. Потом раздался низкий, задумчивый шипящий звук, похожий на кипение смолы.

«Моя? – прозвучал голос Аспида, вдруг лишенный насмешки. – Нет, мышонок. Я – их Бог. Источник. Начало. Но не отец. Они выросли в моей тени, впитали мою силу, мои… наклонности. Но их сумасшествие – их собственное. Как и твое. – Он передвинул короля, уходя от шаха. – Ты интереснее их. Гораздо. Ты… непредсказуемая игрушка. Моя любимая. И сейчас… – его голос снова зашипел с весельем, – …ты проиграл. Мат.»

На доске черный король был окружен. Вариантов не было. Я усмехнулся в тишине комнаты. Виолетта в этот момент вскрикнула, хлопнув себя по лбу:

– СВЯЩЕННИК! КТО БУДЕТ ВЕНЧАТЬ?! У НАС ЖЕ НЕТ МУЖСКИХ СВЯЩЕННИКОВ! АААА!

Я откинулся в кресле, глядя на побежденного короля, а затем – на свою невесту, мечущуюся по комнате в предсвадебном помешательстве. В голове Аспид тихо шипел от удовольствия. Игра продолжалась. И фигуры на доске реальности были куда интереснее шахматных.

Глава 19

Ледяной камень коридоров уже не давил – он принадлежал. Виолетта осталась позади, ее тревожное «Лексюша, только будь осторожен!» растворилось в гулкой тишине. Я шагал один. Но не как жертва, ведущая себя на убой. Как хозяин, возвращающийся в свои владения.

Стены, высеченные из черного базальта, дышали вековой тайной. Повсюду – змеи. Не просто орнамент. Живая символика рода. Они извивались на барельефах, впиваясь каменными клыками в мраморных грызунов. Окаймляли арки, сплетаясь в бесконечные узлы власти. Смотрели пустыми рубиновыми глазами из ниш – изваяния предков, застывшие в вечном шипении. Раньше их взгляды пробирали до костей. Теперь… они скользили по мне с молчаливым признанием.

Свечи в бронзовых змеевидных подсвечниках бросали пляшущие тени. Эти тени, казалось, кланялись глубже стражниц, замерших у проходов. Мои сапоги отдавались уверенным эхом по каменным плитам. Ни страха, ни настороженности – только благовейная тишина, сотканная из веков могущества этого места. И осознание, пронзительное и твердое, как рубин Перстня на моей руке:

Это все – мое.

Воздух был пропитан запахом воска, старого камня и едва уловимой, горьковатой силы – силы Аспида, вплетенной в саму ткань замка. Я вдыхал его полной грудью. Это был мой воздух. Мои коридоры. Мои змеи. Моя власть, выкованная в подземном аду и признанная ледяной Старшей Дочерью. Перстень излучал неяркое, но неоспоримое тепло, пульсируя в такт шагам. Каждый удар сердца отдавался эхом в древних стенах – здесь правит Альфа.

Я не просто шел к Амалии. Я вступал в свою вотчину. И эта готическая симфония камня, тени и вечного шипения змей была моим приветственным маршем. Страх растворился без остатка. Осталось лишь холодное, абсолютное принятие. И предвкушение. Какая маска наденет сегодня ледяная Амалия? Покорную ученицу? Расчетливую союзницу? Или в ее каре-зеленых глазах все еще будет гореть тот же немой трепет, что и в подвале, когда я забирал силу у ее "неудачников"?

Дверь. Знакомая. Черное дерево, инкрустированное серебряными головами Аспидов. Граница. Я поднял руку. Не для робкого стука просителя. Для уверенного, властного удара костяшками по твердой древесине. Звук гулко разнесся по коридору. Ответа не ждал. Просто нажал на тяжелую ручку и вошел. В свои владения. К своей… пока еще загадочной союзнице? Пленнице? Или чему-то совершенно новому, что предстояло выяснить за этим ужином.

Контраст с подвалом был разительным. Теплый свет десятка свечей в хрустальных канделябрах, мягкие ковры, запах старых книг, воска и… изысканной еды. И она.

Амалия стояла у стола, заставленного серебряными блюдами под крышками. Но не в своем привычном воинственно-элегантном наряде. Платье… Боги. Багровый бархат, облегающий каждый изгиб, как вторая кожа. Глубочайшее декольте, открывающее соблазнительные холмы груди почти до талии. Разрез сбоку – до бедра, сквозь который просвечивала нога в черном кружевном чулке и туфельке на тончайшей шпильке. Волосы, обычно собранные в безупречный пучок, были распущены, белоснежным водопадом ниспадая на плечи. Она была ослепительна. И смертельно опасна. Но не холодной расчетливостью, а… нервным блеском в каре-зеленых глазах, легкой дрожью в руках, которыми она поправляла складку скатерти.

Увидев меня, она вздрогнула, как пойманная на чем-то. Не улыбнулась. Сделала нечто невообразимое.

Она подбежала. Не плавно, не томно, а почти по-девичьи быстро. И… слегка поклонилась. Не глубокий реверанс графини, а быстрый, почтительный наклон головы. Ее пальцы, прохладные и чуть дрожащие, обхватили мою руку.

– Лекс… – ее голос звучал непривычно тихо, без привычной ледяной стали. – Добро пожаловать. Прошу… – Она повела меня не к столу, а к двум массивным креслам у камина, стоящим друг напротив друга. Между ними – низкий столик с той самой бутылкой "Слезы Аспида" и двумя бокалами. Горячие блюда дымились на большом столе чуть поодаль. – Садись… пожалуйста.

Я шел за ней, ощущая ее дрожь через тонкий бархат перчатки, которой она касалась моей руки. В голове крутилась одна мысль, ясная и нелепая: «Неужели? Серьезно? Эта ледяная стерва, эта безупречная машина власти… она изменилась? За… что? За то, что я ее грубо повалил на стол и пригрозил? За то, что показал силу? Или за этот чертов змеиный поцелуй щеки? Не может быть. Это ловушка. Должно быть. Но почему тогда она смотрит на меня не как на подопытного, а как на… на икону? Или на жертву, которую вот-вот съедят с особым удовольствием?»

Она усадила меня в кресло, ее движения были неестественно плавными, услужливыми. Потом быстро налила вина в оба бокала. Рука дрогнула, и темно-рубиновая жидкость чуть не пролилась на скатерть. Она смущенно сглотнула.

– Я… я рада, что ты пришел, – начала она, садясь напротив, но не откидываясь на спинку, а сидя на самом краю, как ученица перед строгим учителем. Ее взгляд скользнул по моему лицу, по Перстню, потом упал на собственные руки, сжатые на коленях. – После… после сегодняшнего… в подвале… – Она запнулась, подняла на меня глаза. В них не было ни злобы, ни насмешки. Было… смущение. И что-то еще. Страх? Благоговение? – Я поняла. Я поняла тебя. И твою силу. И… – она сделала глоток вина, будто для храбрости, – …и свою ошибку. Ты не пешка, Лекс. Ты… Альфа. По-настоящему. И я… я должна была увидеть это раньше.

Она говорила это искренне. Слишком искренне для Амалии. Это было жутковато. Я взял свой бокал, почувствовав знакомое тепло "Слез Аспида" и ее пристальный, почти жадный взгляд.

– Ошибка? – переспросил я спокойно, вращая бокал в руке. Рубин Перстня ловил отблески огня. – Какая именно? Что пыталась разбудить мою силу стрессом? Или что назвала людей, в которых течет твоя же кровь, пусть и искаженная, "списанным материалом"?

Она вздрогнула, как от пощечины. Щеки залил румянец.

– В-все, – прошептала она. – Все было ошибкой. Я смотрела на тебя… на всех… как на ресурс. Как на переменные в уравнении силы рода. Но ты… ты показал не силу. Ты показал власть. Другого рода. – Она посмотрела мне прямо в глаза. – Ты не просто принял дар Аспида. Ты… подчинил его. Даже в том… в том уродце. Ты забрал искаженную силу и вернул ему человечность. Этого… этого не должно быть. Это… – она искала слово, – …божественно.

В ее голосе звучал трепет. Настоящий. Как у адепта, узревшего чудо. «Черт возьми,» – подумал я. – «Ее действительно завел не факт, что я ее повалил. Ее завело то, как я это сделал, и что я сделал потом. Сила. Чистая, жестокая власть над самой сутью их дара. Вот что для нее – афродизиак.»

– И что теперь, Амалия? – спросил я, отпивая вина. Оно обожгло горло, разливаясь теплом. – Ты собралась передавать мне "бразды правления"? Или просто хочешь изучить феномен поближе? Записать в свою книжечку? Сделать пару… интимных замеров?

Она не смутилась. Наоборот, ее каре-зеленые глаза загорелись знакомым холодным интересом, но теперь смешанным с тем самым странным благоговением.

– И то, и другое, – ответила она честно, ее губы тронула тень улыбки. Она наклонилась вперед, и бархатное декольте открыло еще больше соблазнительной кожи. – Но сначала… ужин? И разговор. О настоящей власти. О том, как управлять этим змеиным гнездом. О том… – ее голос стал тише, интимнее, – …как нам обуздать моих сестер. Особенно ту, что сейчас, наверное, рвет на себе волосы и выбирает между кружевным и кожаным бельем на вашу… свадьбу. – В ее глазах мелькнул знакомый огонек насмешки, но без прежней злобы. Скорее… солидарность. – У нас с тобой, Лекс, теперь общее дело. И общие враги. Интересно, не правда ли?

Она подняла бокал в тосте. Я ответил тем же. А в голове зашипел довольный голос Аспида: «Видишь? Я же говорил. Инстинкты. Примитивные. Но как эффектно она переобулась, да? Ха! Игра становится восхитительной!»

Тишина за столом была густой, как соус на серебряном блюде. Амалия, обычно безупречная и властная, вела себя… странно. Она не смотрела мне в глаза, опустив взгляд на свою тарелку. Ела с преувеличенной аккуратностью, словно боялась уронить крошку или издавать звуки. Вилка в ее тонких пальцах казалась вдвое тяжелее. Она робко подносила крошечные кусочки дичи ко рту, словно пробуя что-то неизвестное, робко жевала, словно боясь привлечь внимание, и аккуратно глотала, напрягая горло. Питье вина тоже превратилось в церемонию: крошечные глотки, легкое покашливание, быстрый взгляд на меня – и снова в тарелку. Казалось, она уменьшилась в размерах, съежилась в своем роскошном багровом бархате. Эта новая, робкая Амалия была куда тревожнее прежней, уверенной в себе стервы.

Молчание тянулось. Только треск дров в камине и тихий звон серебра. Я ловил себя на том, что наблюдаю за ней больше, чем ем. Что с ней? Испуг? Стыд? Или какой-то… новый, изощренный план?

Наконец, она отодвинула тарелку, почти не тронутую. Встала. Движения были плавными, но без привычной кошачьей грации – скорее, осторожными.

– Лекс… – ее голос звучал тихо, почти неуверенно. – У меня… у меня есть для Вас подарок. В знак… признания. И извинения.

Она отошла в дальний угол комнаты, где стоял мольберт, накрытый темной тканью. Сняла покрывало с почти театральным жестом, хотя в ее глазах читалось не торжество, а… робкая надежда?

Я встал и подошел ближе. И остолбенел.

Картина.

Не эскиз. Не набросок. Полноценная работа. Масло? Темные, насыщенные тона, игра света и тени. Стиль… реалистичный, с легкой готической мрачностью. И сюжет…

Это был я. Яснее ясного. Мое лицо, поза, даже выражение – сосредоточенное, властное. Я стоял… обнимая Амалию. Она была изображена в своем обычном строгом платье, слегка прижавшейся ко мне, с выражением… странной смеси покорности и обожания на лице. Но самое шокирующее было в другом:

Я был абсолютно гол.

Каждая деталь была выписана с пугающей анатомической точностью. Мускулатура, тени на коже… и, конечно же, мой «друг». Который на картине выглядел так, словно отчаянно пытался сжаться, спрятаться и буквально уйти внутрь меня от смущения или ужаса. Эффект был одновременно комичный и сюрреалистично-жуткий.

– Как… – я выдохнул, ошеломленный. – Как ты успела? Меньше дня! Это же…

– Хобби, – прошептала Амалия, скромно теребя прядь белоснежных волос. Ее щеки слегка порозовели. Она явно гордилась работой. – Я… я быстро рисую. Когда есть вдохновение. И утром… после подвала… после того, как Вы… – она запнулась, не решаясь сказать «повалили меня на стол», – …мне было что запечатлеть. Вам… нравится, господин?

Я уставился на картину, потом на нее, потом снова на картину. Мой голый зад и «друг», пытающийся стать невидимкой, смотрели на меня с холста с пугающей отчетливостью.

– А почему я голый, – спросил я с ледяной вежливостью, – а ты в одежде? Несправедливо как-то.

Амалия смущенно опустила взгляд, но в уголках губ играла едва уловимая улыбка.

– Я… я бы тогда Вам не показала бы картину, – призналась она честно. – И… это подчеркивает Вашу первородную силу. Вашу… мощь. Неприкрытую. Истинную.

Я посмотрел на «мощь» на картине. На то, как она отчаянно пряталась. В голове всплыл образ Виолетты, которая, пока я был в отключке, инстинктивно прикрыла мне пах ладошкой при виде Аманды. «ДА ПОЧЕМУ ОНИ ВСЕ ЗАФИКСИРОВАНЫ НА ЭТОМ?!» – закипело внутри. – «Ах! Черт бы их всех подрал!»

– Да, мощь… чувствуется, – процедил я сквозь зубы, стараясь сохранить лицо. – Достойная работа, Амалия. Техника… впечатляет. Хотя, честно, я бы кое-какие штрихи добавил. Например, штаны. Или хотя бы фиговый листок размером с одеяло.

Но Амалия уже сияла. Моя критика явно не достигла цели. Она с гордым видом демонстративно повесила картину на видное место у камина – прямо напротив кресел. Теперь мой голый силуэт с «сжимающимся другом» и Амалия в моих объятиях стали неотъемлемой частью интерьера. Отличный фон для деловых переговоров.

– Эх… – вздохнул я, отводя взгляд от шедевра. – Ладно. О делах.

– Да, – оживилась Амалия, ее робость как рукой сняло при смене темы. Она подошла к массивному шкафу из черного дерева и вытащила кипу бумаг толщиной в добрый локоть. – Это отчеты за последний год. Графики служб стражниц. Схемы постов, ротации, логистика оружия и припасов. – Она с грохотом водрузила стопку на стол рядом со мной. – Для начала я хотела бы, чтобы Вы разобрались в устройстве нашей структуры охраны. Вникли. Может быть, внесли свои коррективы. – Она сделала паузу, и в ее голосе вновь прозвучала едва уловимая, но знакомая нотка неодобрения. – Учитывая, что первой Вы… выбрали Виолетту… – она едва заметно поморщилась, прошептав себе под нос: «…такой себе выбор…» – Вам будет полезно это знать. Чтобы понимать, чем Вы… управляете.

Я тяжело вздохнул, открывая верхнюю папку. Цифры. Имена. Графики. Расписания патрулей вокруг Аспидиума. Списки вооружения «Стальных Кобр». Отчеты о нарушениях… Это был океан бюрократии. Я начал листать, пытаясь уловить суть, чувствуя, как цифры плывут перед глазами.

И тут она подошла. Скользнула, как тень. Не спереди, а сзади. Ее руки легли на спинку моего кресла. Я почувствовал, как ее тело наклонилось, ее голова склонилась через мое плечо. Белоснежные волосы, пахнущие горьковатой полынью и чем-то дорогим, убранные за ушко, обнажили шею. Ее дыхание коснулось моей кожи. Запах духов – густой, дурманящий, опасный – ударил в нос, смешиваясь с запахом старой бумаги.

– Вот здесь, – ее шепот прозвучал прямо у моего уха, теплый и влажный. Ее палец с безупречным черным лаком тронул строчку в отчете. – …смотрите. Нестыковка в поставках арбалетных болтов на Северный бастион. Капитан третьей роты, Марго, всегда завышает запросы. Нужно урезать. И здесь… – палец скользнул ниже, почти касаясь бумаги, – …график ночных патрулей у Лесных ворот слишком редкий. После инцидента с арахнидами его нужно уплотнить. Аманда жаловалась…

Она продолжала шептать, ее губы почти касались моего уха. Каждое слово – дельное замечание, подсказка, совет. Но способ подачи… Ее близость, ее дыхание, ее запах, ее волосы, почти касающиеся моей щеки… Это была не помощь. Это была провокация. Испытание на прочность. На фоне картины с моим голым и сжавшимся «другом» это выглядело особенно издевательски.

Я сидел неподвижно, стараясь сосредоточиться на цифрах, а не на тепле ее тела за своей спиной и не на дурманящем шепоте в ухо. Перстень на пальце начал слегка вибрировать. То ли от напряжения, то ли от смеха Аспида в глубине сознания. Амалия явно играла в свою игру. И правила были все те же – опасные и двусмысленные.

Стопка бумаг казалась вдвое тяжелее под пристальным, дурманящим взглядом Амалии и ее шепотом в ухо. Я аккуратно закрыл верхнюю папку, стараясь не смотреть на висящую у камина картину со своим сжавшимся "другом".

– Я ознакомлюсь, – сказал я твердо, вставая. – И лично проведу с Виолеттой осмотр всего. Утром.

Амалия, все еще стоявшая сзади, робко коснулась кончиками пальцев моей груди сквозь ткань камзола. Ее прикосновение было легким, как паутина, но обжигающим.

– Я… я и сама могу показать, – прошептала она, ее голос вдруг стал хрипловатым, соблазнительным. – Все знаю. Каждый камень, каждую щель… – И прежде чем я успел отреагировать, ее губы коснулись мочки моего уха. Не поцелуй. Укус. Острый, болезненный, с нажимом. И следом – тихий, протяжный стон, вырвавшийся из ее горла. Такой чувственный, что по спине пробежали мурашки.

– Амалия, – я еле сдерживался, чувствуя, как волна желания накатывает вопреки воле. Голос звучал хрипло. Я повернулся к ней.

– Ах, да? – простонала она в ответ, запрокинув голову, ее глаза полуприкрылись. Она вела себя так, будто это я делал с ней что-то невероятно интимное, а не наоборот. Ее рука скользнула вниз по моему животу…

– Мое обещание стоит дорого, – я перехватил ее руку, не давая опуститься ниже. Глаза вспыхнули рубиновым предупреждением. – Я обещал Виолетте. Если хочешь… займи свою очередь. В списке. После свадьбы.

Ее лицо исказилось от обиды и ярости. Она не просто отпрянула. Она скользнула, как змея, и плюхнулась ко мне на колени, смахивая кипу драгоценных отчетов со стола на пол с грохотом. Ее роскошная грудь в багровом бархате буквально уперлась мне в лицо, перекрывая дыхание запахом полыни, духов и женской плоти.

– Я с кем вообще разговариваю?! – взорвался я, пытаясь отстраниться, но ее руки вцепились в мои волосы. – Графиня Амалия Аспидова? Или какая-то изголодавшаяся девица?!

Она чуток отстранилась, ее каре-зеленые глаза сверкнули обидой и фрустрацией. Нахмурилась.

– Это несправедливо! – выдохнула она, и в голосе зазвенели настоящие, детские слезы. – Я могу для тебя целый мир открыть! Знания! Власть! Доступ ко всему! А ты… ты заладил со своей Виолеттой! Как ребенок с новой игрушкой! Я… я…

Я не стал слушать. Инстинктивно, чтобы заткнуть этот поток истерики, я засунул указательный палец ей в рот.

Она замерла. Ее глаза расширились от шока. Потом… ее губы сомкнулись. Не больно. Но плотно. Она чуток прикусила подушечку пальца – предупреждающе, чувственно. А потом… начала медленно посасывать. Ее язык обвил палец, горячий и влажный. Взгляд не отрывался от моих глаз – вызов, смешанный с мольбой.

«ДА ТЫ… АХАХАХ!.. ДА КАК ТЫ ЕЕ?! ТЫ ЧЕГО?!» – в голове взорвался истерический, шипящий от восторга смех Аспида. «ЭТО ЖЕ ШЕДЕВР! ПАЛЬЦЕМ В РОТ! ДА ТЫ ГЕНИЙ УНИЖЕНИЯ, МЫШОНОК! АХАХА!»

– Успокойся, – прорычал я, глядя в ее полуприкрытые, мутные от возбуждения глаза. Палец был в плену ее рта. – Что ты как маленькое дитя? Всему свое время. Я должен мерить каждый свой шаг. А еще тут… ты напираешь. Слишком. Отпусти.

Она причмокнула, еще раз облизав палец, и неохотно разжала губы. Звук был влажным, неприличным.

– Укгу… – пронеслось что-то вроде согласия, но в ее взгляде все еще бушевала буря.

Я вытащил палец, мокрый и красный от ее слюны. Встал, сбрасывая ее с колен. Она сползла на ковер, как мешок, ее платье взъерошилось.

– Уже поздно. Я пойду, – сказал я, поднимая с пола кипу бумаг. Они были помяты, некоторые страницы выпали.

– А может… – она поднялась на колени, ее руки снова потянулись ко мне, глаза – огромные, полные отчаянного желания и обреченности. – …останетесь на ночь? Хоть… поспать? Рядом? Я не трону…

Я посмотрел на нее – на растрепанную, прекрасную, опасную, униженную и страстно желающую. На картину с голым собой. На разбросанные отчеты. Перстень горел на пальце.

– Тогда я точно не сдержусь, – сказал я тихо, но так, что она вздрогнула. – Не буди во мне зверя, Амалия. Не сегодня.

Я повернулся и пошел к двери, не оглядываясь. Слышал, как она поднялась. Слышал ее тяжелое, прерывистое дыхание – смесь злости, неутоленной страсти и сдерживаемых рыданий. Чувствовал ее взгляд, горящий спину. Она нехотя поплелась за мной, как привязанная. Ее шпильки цокали по камню медленно, будто она шла на казнь.

У двери я остановился. Она стояла в полуметре, дрожа, сжав руки в кулаки. Не прощалась. Не пыталась удержать. Просто смотрела. Ее каре-зеленые глаза были огромными и пустыми.

Я открыл дверь и вышел в прохладный коридор, прижимая к груди драгоценные, мятые бумаги. Дверь захлопнулась за спиной с глухим, финальным стуком.

Тишина. Длиной в две секунды.

Потом из-за тяжелой дубовой двери донесся истошный, раздирающий крик. Крик чистой, безумной ярости и боли. Нечеловеческий. Как у раненой пантеры.

И сразу же – оглушительный звон бьющегося хрусталя и стекла. Бокалы. Бутылка. Летящие в стену с бешеной силой. Еще крик. Еще звон разбиваемого вдребезги ужина и, возможно, мебели.

«С огнем играешь, мышонок, – прошипел в голове довольный голос Аспида, едва различимый за какофонией разрушения. – «Прекрасно сыграно. Но помни – обожженная змея кусает больнее всего. Ха-ха-ха…»

Я ускорил шаг по коридору, направляясь к своим покоям. К Виолетте. К относительному спокойствию. За спиной, за дубовой дверью, продолжался адский концерт ярости отвергнутой Старшей Дочери. Игра продолжалась. И ставки только что взлетели до небес.