Текст книги "РОС: Забытый род (СИ)"

Автор книги: Гарри Фокс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 19 страниц)

Глава 21

Тяжелый воздух казармы, пропитанный запахом пота, соломы и религиозного фанатизма, сгустился до предела. Степан на своем ящичном пьедестале замер с воздетыми руками, его лицо, искаженное экстазом, обратилось ко мне. В глазах – немой вопрос и… обида святого, которому помешали вознестись на небеса.

Я шагнул вперед, отбрасывая длинную тень от высоких окон. Моя рука легла ему на плечо – не грубо, но твердо. Перстень Рода холодно блеснул в полумраке.

– Степа, – голос прозвучал громко, перекрывая гулкое эхо его последнего "СРАЖАТЬСЯ!". – Сваливай уже вниз. Не видишь – я буду говорить. Место занято.

Он вздрогнул, как от удара током. Фанатичный блеск в глазах померк, сменившись растерянностью и детской обидой. Он неуклюже сполз с ящиков, потирая плечо, и затерялся в толпе, опустив голову. Солома хрустнула под его сапогами.

Я взобрался на импровизированную трибуну. Два десятка глаз уставились на меня. Григорий – с привычной осторожностью и усталостью. Марк – с научным любопытством, уже доставая блокнот. Артем – со следами недавних слез на щеках. Спасенные – с животным страхом и надеждой. И все – с глухим ропотом возмущения, который начал нарастать, как прибой перед штормом.

– Времена бестий прошли, – мои слова резали нарастающий гул, как нож. – Слышите? Прошли. Я больше не кандидат. Не жертва. Я – Лекс Аспидов. Альфа. Лидер этого проклятого рода. И правила… – я оглядел их, задерживая взгляд на самых мрачных лицах, – …правила изменились с моего прихода.

Ропот перерос в открытый гул. Кто-то сзади выкрикнул хрипло:

– Змеюки проклятые! Им только одного и надо! Нас изнасиловать!

– Верно! – подхватил другой. – Кобры ядовитые! Им бы только…

– УСПОКОЙТЕСЬ! – мой голос грохнул, как выстрел, эхом отразившись от каменных сводов. Сила Перстня, та самая, что усмирила Амалию и поглотила мутантов, дрогнула в воздухе. Гул стих, сменившись напряженной тишиной. – Да. Хотят. Согласен. – Я кивнул в сторону двери, за которой был весь женский Аспидиум. – У них была… голодовка. По мужскому полу. Долгая. Очень. Это факт. Как и то, что вы все еще живы. И вас не насилуют по пятьдесят раз на дню. Знаете почему?

Я сделал паузу, давая словам осесть.

– Потому что я приказал. Моим словом здесь повелевают. И пока оно – закон, ваши задницы в относительной безопасности. Относительной, – подчеркнул я, видя, как у кого-то мелькнула надежда, а у кого-то – скепсис.

– Ну… разочек в день можно… – пробормотал чей-то голос из угла.

Послышался глухой удар и сдавленное: «Ты чо, дурак? Тише!».

– Вам будет дана возможность, – продолжил я, гася начинающийся шепот. – Не просто выживать. Жить. Показать себя. Заключить брак. Построить дом. Завести детей. И жить… счастливо. Насколько это возможно в Изнанке.

Скептические взгляды смягчились. Слово "счастливо" прозвучало здесь как заклинание из другого мира.

– Но чтобы не было хаоса, бардака и оргий на каждом углу, – моя интонация стала жестче, – я решу, как все будет проходить. По правилам. Четко. Без самодеятельности. Понятно?

Кивки. Недоверчивые, но кивки. Даже Григорий слегка склонил голову.

– Степан! – позвал я. Тот вздрогнул, поднимая испуганный взгляд. – Ты хотел священную войну? Отлично. У тебя будет поле боя. Ты будешь проводить церемонии венчания. Освящать союзы. Благословлять семьи. Без фанатизма. Без "дочерей зла". По канонам. Каким – разберемся. Справишься?

Степан побледнел, потом покраснел. Он посмотрел на свои руки, которые только что воздевал к небесам в призыве к войне, потом на меня. В его глазах бушевала внутренняя борьба: фанатик против потенциального мирного батюшки. Наконец, он сглотнул и кивнул, тихо, но твердо:

– Справлюсь… Лекс.

– Отлично. – Я спрыгнул с ящиков, ощущая усталость, но и странное удовлетворение. – Я знаю, через какой ад вам пришлось пройти. Жатва. Лес Голосов. Криофаги. Гексакулусы. Склеп. Предательство. Страх. Но этот ад – позади. Теперь вы… – я обвел рукой комнату с соломенными тюфяками и бочками воды, – …в раю. Мужском раю.

Мои слова повисли в воздухе. Несколько человек неуверенно переглянулись. Кто-то скептически хмыкнул. Я последовал их взглядам: голые каменные стены, солома на полу, запах немытого тела и отчаяния.

– Мда… – пробормотал я себе под нос, вспоминая обещания Амалии и Виолетты. – А мне говорили, что вы тут как у Христа за пазухой… Наврали, сволочи. Исправим. Жилье у вас будет свое. Настоящее. Целый дом. С кроватями. Со столами. С… окнами.

Надежда загорелась в глазах у многих. Настоящие кровати! Окна!

Григорий подошел ближе. Его бывалый взгляд все еще был полон сомнений, но в нем появилась тень доверия. Он потер щетинистый подбородок.

– Лекс… – начал он, неловко кашлянув. – Я, конечно, стар. Борода седая. Но… – он замялся, смущенно глянув в сторону, будто вспоминая тот самый опасный «буфер». – Та служанка… ну, с… объемными достоинствами… Можно я… ну… позову ее? На свидание? Так… по-человечески? – Он произнес это с такой серьезностью и робостью, как будто просил разрешения на штурм вражеской крепости.

В комнате повисла тишина. Потом кто-то сдержанно фыркнул. Марк замер с карандашом над блокнотом, записывая: "Первая зафиксированная попытка социальной адаптации кандидата Григория (40+) к новым матриархально-райским условиям. Объект интереса: самка рода Homo Serviens с гипертрофированными молочными железами".

Я посмотрел на Григория – на его морщинистое, но еще сильное лицо, на смущение в глазах ветерана, и широко улыбнулся. Впервые за долгое время – искренне.

– Григорий! – хлопнул я его по плечу. – Это не просто хорошая идея! Это блестящая идея! Первый шаг к мирному сосуществованию! Конечно же! Бери! Иди! Зови! Я только за! Скажи ей… – я понизил голос, делая вид, что делюсь великой тайной, – …что у тебя есть личный резерв "Слез Аспида". Пятидесятилетней выдержки. На двоих.

Григорий сначала остолбенел, потом его лицо расплылось в редкой, чуть смущенной ухмылке. Он кивнул, поправил пояс и с внезапно выпрямившейся спиной направился к двери. По дороге он наступил на солому, которую Степан, уже мысленно примеряя роль мирного батюшки, начал аккуратно сметать в угол.

Комната взорвалась смехом – нервным, снимающим напряжение, но настоящим. Даже самые мрачные из спасенных ухмыльнулись. Артем перестал всхлипывать и с любопытством смотрел на уходящего Григория.

Я стоял посреди этого внезапно ожившего мужского «рая», слушая смех и видя первую искру нормальной жизни в их глазах. Пока что с соломой на полу и сомнительными перспективами у Григория. Но начало положено. Осталось только выбить у Амалии настоящий дом, успокоить Элиру с ее револьверами, не дать Аманде кого-нибудь отравить, подготовить Степана к венчаниям и… провести собственную свадьбу с Виолеттой, которая, наверное, уже примерила сороковое кружевное белье.

Легко. Всего лишь очередной день в змеином раю. Я поймал взгляд Марка, который уже рисовал в блокноте схему "Оптимальное расположение окон в мужском общежитии с учетом инсоляции и вероятности подглядывания служанок". Хотя бы кто-то мыслил практично. Остальное… как-нибудь переживем. Главное – начали смеяться. Это уже победа.

Каменные ступени встретили ладонь ледяным прикосновением сырости. Снизу, словно из другого мира, доносились обрывки смеха и гул оживленных голосов моих людей – мирские заботы, планы на будущее, шепот о служанках… Григорий, небось, уже вовсю высматривает ту самую, с "выдающимися достоинствами". Уголок рта невольно тронула усмешка. Пусть хоть у них всё будет хорошо.

Я поднялся на пару ступеней выше, туда, где коридоры замка дышали светом факелов, и вдруг… в животе что-то кольнуло. Не боль, скорее, странное, щекочущее ощущение, будто сотня муравьев разом пустились в безумный бег под кожей. Замер, нахмурившись, пытаясь понять причину внезапной тревоги. Что за чертовщина? Я же ничего не ел…

Мысль молнией пронзила сознание: Вино!

Но мое тело должно было… СТОП!

Муравьиное шевеление превратилось в горячий, густой поток, растекающийся из живота по всем венам. Не яд. Не боль. Нечто… иное. Огненное. Жаждущее. И ниже пояса… о да, там началось стремительное, неудержимое пробуждение, совершенно не к месту.

АМАНДА! ТВОЮ МАТЬ! – мысль взорвалась яростью и пониманием. Ее «божественное» вино! Пятидесятилетней выдержки! С «нотками ангела-отступника»! И, видимо, с щедрой порцией самого сильного афродизиака, какой только смогла сварганить эта рыжая бестия! – «Подарок на свадьбу»! Сука!

– Вам плохо, господин? – знакомый голос, полный заботы и… чего-то еще. Та самая стражница, что провожала меня к помещению. Она стояла на ступеньке ниже, ее чеканное лицо было искренне встревожено. – Вы так побледнели… и… глаза…

Я повернулся к ней. И мой взгляд… он словно зацепился. Не за тревогу в ее глазах. За высокую грудь, подчеркнутую кожаным доспехом. За линию бедра. За пухлые губы, приоткрытые от беспокойства. Какая же она… сексуальная, – пронеслось в голове, не моя мысль, а навязанная, огненная, из того самого вина. – И как же я ее хочу. Прямо сейчас.

Разум на миг помутнел. Животный импульс оказался сильнее воли. Я не помнил, как двинулся. Одно мгновение – я стоял, следующее – стражница уже была в моих объятиях. Мои руки, грубые, жаждущие, скользнули по ее спине, впились в упругие бока, потянули к себе. Она вскрикнула от неожиданности, но не вырвалась. Наоборот – ее тело на миг обмякло, ответило теплом, она буквально растаяла в моих руках, тяжело дыша. Ее глаза округлились, но не от страха. От шока и… пробудившегося ответного желания?

Я не думал. Я действовал. Подхватил ее на руки – она была легкой, несмотря на доспехи – и повалил на холодный каменный пол лестничной площадки. Луч изнанки из узкого окна высветил пылинки, танцующие в воздухе. Мои пальцы дрожали, отстегивая пряжки ее кожаной куртки. Под ней – простой холщовый хитон, а под ним… обычное льняное белье. Никаких кружев. Но вид этой простоты, этой теплой кожи под грубой тканью, вздымающейся груди… Он сводил с ума сильнее любого шелка. Я прижался губами к ее шее, чувствуя, как бьется жилка под кожей, слыша ее прерывистые стоны.

– Стой! – пронзительный, истеричный крик разрезал пыльный воздух. – Это меня! Меня надо! Ты не туда лезешь, милый! Остановись!

Аманда. Она стояла на пару ступеней выше, ее рыжие волосы растрепаны, лицо искажено ревностью и паникой. Она протягивала ко мне руки.

Стражница подо мной недовольно цыкнула, ее тело напряглось, готовое к обороне или… к продолжению? Этот звук, этот жест… они как ледяная вода. Миг – и пелена афродизиака слегка рассеялась. Я понял. Понял, что делаю. Понял, где нахожусь. Понял, с кем я это делаю.

С отвращением к себе и к безумной рыжей, что устроила этот цирк, я резко оттолкнулся от стражницы и вскочил на ноги. Она осталась лежать на полу, растерянная, с разорванным у ворота хитоном, тяжело дыша, смущенно прикрываясь руками.

– Извини, – буркнул я ей, голос хриплый от неконтролируемого возбуждения и ярости. – Это не я. Это… – Я не стал объяснять. Не ее вина.

Я схватил Аманду за руку выше локтя – не за запястье, а жестко, как тисками. Она вскрикнула от боли.

– Ты что творишь?! – прошипел я, таща ее вверх по лестнице. Она спотыкалась, пытаясь вырваться. – Ты хоть понимаешь, что сделала?! Вколотила мне в кровь какую-то дрянь?!

– Я же… я же ничего… – захныкала она, настоящие слезы брызнули из ее зеленых глаз. – Отпустите, господин… Больно! Я хотела как лучше! Чтобы ты… чтобы ты захотел меня! А не какую-то стражницу!

Я не слушал. Я искал ближайшую дверь. Нашел – массивную, дубовую, ведущую, судя по всему, в кладовую для утвари. Толкнул ее плечом. Внутри пахло пылью, маслом и старой ветошью. Я втолкнул Аманду внутрь, сам зашел и захлопнул дверь. Полумрак. Пыльные лучи света из щели под дверью.

Я отпустил ее руку. Аманда потерла зажатое место, всхлипывая, ее плечи тряслись.

– ТЫ в своем уме?! – выдохнул я, пытаясь совладать с бешеным пульсом и огнем, все еще бегавшим под кожей. – Ты влила мне афродизиак?! В ТРЕХЛИТРОВУЮ БУТЫЛКУ?! Я половину выпил залпом! Ты хоть представляешь, что сейчас творится у меня внутри?!

– Я… я не думала, что ты столько выпьешь! – всхлипнула она, глядя на меня сквозь слезы. – Я думала, ты… ты попробуешь чуть-чуть, почувствуешь томление, и… и придешь ко мне! В ту комнату! А ты… ты пошел к своим солдафонам! И выпил! Как водки! – Она почти завыла от обиды. – Это же "Страсть Феникса"! Самое сильное! Я пять лет его настаивала на лепестках черной орхидеи и яичниках горных нимф! Оно же должно было… должно было направить твое желание только на меня!

Ее логика была настолько искренне безумной, что у меня даже слов не нашлось. Я просто стоял, тяжело дыша, чувствуя, как жар медленно, слишком медленно, отступает, оставляя после себя стыд, злость и дикую усталость.

– Только на тебя? – я усмехнулся хрипло. – Аманда, оно направляет желание на все, что движется и имеет хоть отдаленно женскую форму! На стражницу! На Элиру, если бы она тут прошла с револьверами! На саму Виолетту, если бы она ворвалась сюда с очередной порцией кружевного белья! Ты чуть не устроила оргию на лестнице!

– Ну и что?! – она вдруг топнула ногой, слезы сменились вспышкой ярости. – Ты же Альфа! Тебе можно! Им бы только! А я… я бы смотрела! Помогала! – Ее глаза снова загорелись знакомым безумным блеском. – Это же весело! Адреналин! Мы могли бы…

Дверь кладовой с глухим стуком распахнулась. В проеме, залитая светом из коридора, стояла Амалия. Не в бархате. В своем обычном, безупречно скроенном платье цвета старинного серебра. Ее каре-зеленые глаза, холодные как глубины ледникового озера, медленно скользнули с моей растрепанной фигуры на плачущую, но внезапно оживившуюся Аманду, потом обратно на меня. На ее лице не было ни удивления, ни гнева. Только… бездонное, леденящее презрение. И понимание. Полное понимание.

– Мышонок, – ее голос был тише шелеста змеиной чешуи, но резал, как скальпель. – Похоже, ты не усвоил урок подвала. Ты играешь с ядом. И с глупостью. – Ее взгляд перенесся на Аманду, и в нем промелькнуло что-то опасное. – А ты, сестрица… Ты перешла черту. Опять. "Страсть Феникса"? В "Слезах Аспида"? В бутылке для Альфы? – Она сделала микроскопическую паузу. – Матери это… не понравится. Особенно после истории с пробуждением. Она так ждала встречи с зятем… в адекватном состоянии.

Аманда побледнела, как мел. Все ее безумное веселье испарилось, сменившись животным страхом. Она съежилась, словно пытаясь стать меньше.

– Амалия… я… – начала она, голос дрожал.

– Молчи, – отрезала Старшая Сестра. Ее взгляд вернулся ко мне. – Ты. Приди в себя. И приди ко мне. В Башню Хроник. Через час. Без опозданий. – Она повернулась, чтобы уйти, но замерла в дверях, не глядя назад. – И принеси то, что осталось от этого… "подарка". Мне будет интересен состав. Для… анализа.

Она вышла, не хлопнув дверью. Просто оставила ее открытой. Холодный свет коридора резал глаза. Аманда тихо всхлипывала в углу кладовой, уткнувшись лицом в пыльный мешок. А я стоял посреди этого бардака, с бешено стучащим сердцем, с остатками позорного возбуждения и с тяжелой бутылью почти выпитого "подарка" в руке, чувствуя, как ледяное предупреждение Амалии и призрак "матери" Эриды нависли над головой плотнее, чем балдахин над той проклятой шестиместной кроватью.

В смысле встретиться? Теща…боги милостивые…

Глава 22

Пыльная кладовая повисла в тишине, нарушаемой лишь прерывистыми всхлипами Аманды. Она съежилась в углу у мешка с зерном, ее рыжие волосы слиплись от слез, плечи мелко дрожали. Вид этой обычно бесшабашной бестии, униженной и напуганной словами Амалии и призраком Эриды, тронул что-то глупое и сострадательное в моей груди. Даже сквозь остатки огненной «Страсти Феникса» и ярость.

Я вздохнул, подошел и… обнял ее. Нежно, но твердо. Она вздрогнула, как пойманная птичка, а потом вцепилась в меня с такой силой, словно я был последней соломинкой в бурном море. Ее рыдания усилились, горячие слезы пролились на мой камзол, оставляя темные пятна.

– Ш-ш-ш, – прошептал я, машинально гладя ее по спутанным рыжим волосам. Запах ее духов – переспелых фруктов и чего-то химически-сладкого – смешивался с пылью кладовой. Я опустил губы к ее макушке, оставив легкий, успокаивающий поцелуй. – Я понимаю, Аманда. Понимаю твое рвение. Твою… страсть. – Слово далось с трудом. – Но играть надо честно. Без подливания стимуляторов в бутылки. Это… низко. И опасно. Для всех.

– Я п-просто… – она всхлипнула, уткнувшись лицом мне в грудь. – Я… я так хотела… чтобы ты захотел меня… по-настоящему… а не из вежливости или потому что Альфа должен… Я видела, как ты смотришь на Виолетту… на Амалию… даже на эту дуру Элиру после ее стрельбы! А на меня… на меня ты смотришь как на… на пробирку с надписью «Опасно!»!

В ее голосе звучала подлинная боль. Не просто каприз отвергнутой красавицы, а обида существа, которое хочет быть желанным, а не просто интересным.

– Слушай, – я аккуратно отодвинул ее, чтобы посмотреть в заплаканные изумрудные глаза. – Если хочешь… завтра. Я освобожу время. Проведу его с тобой. Только ты… – я пристально посмотрел на нее, – …без пакостей. Без зелий, порошков, шприцев размером с пожарный гидрант и вина с сюрпризом. Спокойно. Погуляем. Покажешь мне свою лабораторию. По-честному. Хорошо?

Аманда замерла. Слезы еще блестели на ресницах, но в ее широко раскрытых глазах вспыхнула искра недоверия, смешанная с дикой, почти болезненной надеждой.

– П…правда? – прошептала она. – Без подвоха? Ты… ты придешь? Ко мне?

– Правда, – кивнул я. – Приду. К тебе. В твою вотчину. Покажешь мне, где ты творишь свое безумие.

Она медленно кивнула, все еще не веря. Потом ее взгляд стал глубже, серьезнее.

– И… – она сделала глубокий вдох, – …рано или поздно… я тоже стану твоей женой? Как… как она? – В голосе не было привычного кокетства. Только вопрос.

– Рано или поздно, – подтвердил я, чувствуя тяжесть этого слова и той роли, в которую меня втиснули. – Станешь.

Всхлипы прекратились мгновенно. Удивление, чистое и детское, сменило печаль на ее лице. А потом… потом оно вспыхнуло жгучим, неудержимым пламенем страсти. Она не сказала ни слова. Просто вцепилась в мои плечи, поднялась на цыпочки и прижала свои губы к моим. Поцелуй был не нежным. Он был голодным, властным, полным обещаний и безумной радости. В нем была вся ее сумасшедшая, опасная сущность. И я… я ответил. Не знаю, играла ли еще в крови "Страсть Феникса", или это была просто реакция на ее внезапную уязвимость и эту дикую искренность. Но я ответил.

Когда мы наконец разъединились, она тяжело дышала, ее губы были влажными и припухшими, глаза сияли как два изумрудных солнца.

– Может… – прошептала она хрипло, ее пальцы сжимали ткань моего камзола, – …может, все же… сегодня? Лаборатория… она рядом… Мы можем…

Я застонал, отстраняясь. Сдерживаться было адски трудно. Огонь под кожей все еще тлел.

– Всему свое время, Аманда, – прошипел я, чувствуя, как напряжена каждая мышца. – Думаешь, мне не хочется?! Я сам еле сдерживаюсь! – Голос сорвался на крик от накопившегося напряжения. – Вокруг меня столько красивых, опасных, безумных девушек! А Виолетта спит рядом почти нагой! И дышит! И поворачивается! Мне самому надоело бегать по ночам в туалет, чтобы успокоить свой нрав! Я тоже человек, черт возьми! Из плоти и крови! А не каменный идол для ваших ритуалов!

Аманда сначала хмыкнула, а потом рассмеялась. Звонко, искренне, снимая напряжение.

– Я… я знаю… – сквозь смех проговорила она, ее глаза блестели лукаво.

– Что? – насторожился я.

– Я же… я же слежу за тобой, – призналась она с внезапной гордостью и смущением. – Видела… как ты бегаешь. По ночам. В туалетную комнату. И… плещешься там. – Она сделала пару выразительных жестов рукой. – Долго. Интересно, о ком ты думаешь в такие минуты? О Виоле? Об Амалии? Обо мне? – Она подмигнула.

Вся кровь прилила к моему лицу. Стыд, ярость и абсурдность ситуации взорвались во мне.

– АМАНДА! ДА ЧТОБ ТЕБЯ! – заревел я так, что пыль посыпалась с потолочных балок. – ТЫ ШПИОНИЛА ЗА МНОЙ В ТУАЛЕТЕ?! ЭТО ПЕРЕШЛО ВСЕ ГРАНИЦЫ! Я ТЕБЕ…

Но она уже выскользнула из кладовой, как угорь, ее смех звенел эхом в коридоре.

– Завтра! Лаборатория! Не опаздывай, Альфа! И не забудь про холодную воду! Ха-ха-ха!

Я стоял один посреди пыльной кладовки, сжимая кулаки, с пылающими щеками и остатками неудовлетворенного возбуждения. В одной руке – полупустая бутыль от "подарка". В голове – приказ Амалии явиться в Башню Хроник. И воспоминание о том, что Аманда видела… это. Стыд смешивался с бешенством.

"Мужской рай"? Скорее, мужской ад с элементами цирка. И главные клоуны – пять безумных сестер. Завтра лаборатория. Сегодня – Башня Амалии. И вечный вопрос: что опаснее – яды Аманды, расчет Амалии или собственные гормоны в этом змеином гнезде?

* * *

Пыль Башни Хроник висела в воздухе густо, как вековые заклинания. Я вошел, ожидая ледяного расчета, холодных глаз и, возможно, новых отчетов. Вместо этого Амалия металась по кабинету, как пантера в клетке. Ее безупречные белые волосы были растрепаны, платье цвета старинного серебра перекосилось на бедрах. Она не шла – она билась о стены комнаты, сжатые кулаки впивались в ладони.

– Что такое? – спросил я осторожно, прикрывая дверь. – Ну подумаешь, с Амандой. Все обошлось. Я с ней поговорил. Успокоил. Все будет…

Она резко развернулась. Ее каре-зеленые глаза, обычно холодные как глубины ледникового озера, пылали. Не гневом. Безумием. Чистым, неконтролируемым. Она подошла вплотную, ее дыхание горячим веером обожгло мое лицо. Голос был не криком, а шипением разъяренной гадюки:

– Когда ты на мне женишься?!

Я отшатнулся, словно меня ударили.

– Чего?! – вырвалось у меня от неожиданности и абсурдности вопроса после всего только что случившегося.

– КОГДА?! – она почти вопила, ее пальцы впились в мои предплечья. – Говори! Когда?!

– Я… я еще не думал об этом конкретно… – пробормотал я, пытаясь освободиться от ее хватки. – С Виолеттой свадьба на носу, потом другие сестры… это требует времени…

– Не думал?! – ее смех был похож на скрежет стекла. – ЧИТАЙ! – Она сунула мне в руки смятый, местами порванный лист дорогой пергаментной бумаги. Чернила были густыми, почерк – вычурным, с завитушками, пахнущим самоуверенностью и старыми деньгами.

От: Его Светлейшего Высочества, Князя Хабаровска и Восточных Земель Изнанки, Графа(временно) Станислава Вишнева.

К: Ее Превосходительству, Графине Амалии Аспидовой, Первой Старшей Дочери Аспида, Хранительнице Архивов и Тёмных Искусств, Де-факто Главе Совета Сестер Дома Аспидовых.

В Аспидиум.

Графиня Амалия,

Примите мои самые почтительные и восхищенные приветствия из владений Хабаровска, где солнце встает над бескрайними таежными просторами, а власть княжеская крепка как вечная мерзлота.

До меня дошли радостные вести о грядущем знаковом событии для вашего древнего и славного рода – свадьбе Графа Лекса Аспидова, новоявленного Наследника и Альфы, с Графиней Виолеттой Аспидовой. Позвольте заверить Вас, что я непременно почту за честь прибыть в Аспидиум, дабы лично засвидетельствовать свое почтение молодоженам и преподнести им дары, достойные их статуса и могущества Вашего Дома. Хабаровск помнит старые союзы и жаждет новых.

Однако, драгоценная Графиня, истинная цель моего послания лежит глубже простых поздравлений. Слухи о Вашей… неземной красоте, холодном уме и несгибаемой воле давно будоражат воображение сильных мира сего в Российской Империи. Говорят, Ваши глаза – это замерзшие озера, в которых тонут души, Ваши белоснежные волосы – шелк лунных дорожек, а силуэт… – извините за дерзкую откровенность, Графиня, – ваш силуэт, столь часто виденный мной на балах издалека, сводит с ума своей безупречной гармонией. Такая тонкая талия, обещающая хрупкость, и столь… пленительные изгибы, говорящие о скрытой мощи! Ваша поступь – томна и властна одновременно, как шелест змеиной чешуи по бархату. Подобное совершенство не должно оставаться в одиночестве, скрытым в башнях знаний.

Имея за плечами статус Князя над 3 уровне изнанки, обширные земли, простирающиеся до самых Ледяных Пиков, и влияние при дворе Императора Кречета, я осмеливаюсь просить у Вас аудиенции во время моего визита. Я намерен… нет, я горю желанием официально просить Вашей руки, Прекраснейшая Амалия. Представьте: союз Хабаровска и Аспидиума! Ваш ум и моя мощь! Ваша холодная красота и моя… пламенная преданность! Мы могли бы править вместе и взять широкие просторы, отжав земли у слабых домов!

Жду Вашего ответа с нетерпением, горящий от предвкушения лицезреть Ваше совершенство вблизи.

Искренне Ваш и плененный Вашим образом,

Князь Станислав Вишнев.

Печать Княжества Изнанки и восточных земель Хабаровска (цветущая вишня).

Я поднял взгляд от письма. Гнев, холодный и острый как клинок, начал пульсировать в висках. Амалия стояла передо мной, трясясь от бешенства. Она резко ткнула пальцем в свою грудь, потом в талию, потом в бедра.

– Этот жирный, насквозь пропахший медвежьим салом боров! – зашипела она, и каждый слог был как плевок. – На это претендует?! Он?! Смеет писать такие… мерзости?! О моих… изгибах?! О моей поступи?! – Она задыхалась. – Что молчишь, Альфа?! Он там, в своем медвежьем углу, часом не охуел?!

– Он охуел, – подтвердил я тихо, но так, что слова вибрировали в наэлектризованном воздухе. Сжимал пергамент в кулаке, сжимая его до хруста. – Совсем.

– Ты же знаешь! – она схватила меня за рукав, ее глаза были безумны. – Ты же знаешь, что я не могу просто так отказать князю?! Знаешь?! Наш род… наш род слишком слаб сейчас! Твою мать! Они прознали, что у нас появился наследник! И лезут! Своими жирными лапами! Хотят вцепиться, претендовать на часть наших земель! На наши ресурсы! На меня!

– Каких земель? – я нахмурился, пытаясь переключить ярость на логику. – У нас только этот уровень Изнанки. Да, богатый, но…

– Ты… ах, да… – она отмахнулась с бессильной яростью. – Ты же не знаешь… всей истории. Не об этом сейчас! – Она вновь впилась в меня взглядом. – КОГДА?! Когда ты возьмешь меня в жены?! Закрепишь за Домом Аспидовых?! Закроешь этому хабаровскому ублюдку рот?!

– Сразу после свадьбы с Виолеттой, – выпалил я. – Он не успеет даже подступиться! Мы…

– Успеет! – Амалия перебила с горечью, кусая губу до крови. – Сука! Он уже в пути. Его послы будут здесь через три дня. На свадьбу. Он использует этот шанс! Уходи… – она резко отвернулась, ее плечи содрогнулись. – Уходи, Лекс. Я… мне надо побыть одной. Подумать. Уйти… пока я не превратила этот пергамент в пепел и не послала ему в ответ его же печень на блюде!

Я молча кивнул, оставив смятое письмо на ее столе. Вышел. Дверь Башни Хроник закрылась за мной с глухим стуком. Но не это эхо звучало в ушах. Звучали слова князя. "Пленительные изгибы"… "Томная поступь"… Его наглые глаза, мысленно ползающие по Амалии. По моей Амалии.

Гнев.

Чистый, белый, всепоглощающий. Он затопил сознание, выжигая все остальное. Особенно ярко горела картина того, как этот хабаровский боров смотрит на нее. На ее тело. На то, что принадлежит… мне. Дому Аспидовых. Мне.

Дааасссс… – знакомое, маслянисто-шипящее чувство проникло в мозг. Голос Аспида. Не смеющийся. Ядовитый. Опасный. – Верно, Мышонок. Они всегда тянут свои грязные лапы к тому, что наше. К землям. К женщинам. К силе. Выжги. Убей. ВСЕХ! Всех в его проклятом роду! Сотри Хабаровск! Сотри его уровень Изнанки!

Голова раскалывалась от боли. Не моей. Древней. Звериной. В висках стучало тысячами копыт. В ушах – звон мечей, хруст костей, дикие крики ярости и ужаса. Картины сражения, давно отгремевшего, но чья ярость жила в крови Аспида. В моей крови теперь. Дым. Кровь. Пеп…

"SIE WAGEN ES, OHNE ERLAUBNIS ZU SPRECHEN?!" – рев, леденящий душу, грохнул прямо в череп. Не Аспида. Эриды. Ее голос, гортанный, полный древней, нечеловеческой ярости, звучал так близко, будто она стояла за спиной. Они смеют говорить без разрешения?!

Боль стала невыносимой. Я прислонился к холодной стене коридора, сжимая голову руками, пытаясь выдавить из нее чужую память, чужую ненависть. Но она была там. В крови. В Перстне. В обещании огня и мести князю Вишневу и всему его дому. Обещании, данному не мной. Темной сущности, с которой я был теперь навеки связан. И которая жаждала крови.

Холод камня под ладонью. Запах воска и пыли Башни Хроник. И вдруг – РЫВОК.

Не в пространстве. В сознании. В самой крови.

Стена коридора растворилась. Сменилась сырым полумраком древнего леса. Густого, незнакомого, с деревьями-исполинами, чьи ветви сплетаются в готический свод, пропуская лишь лоскуты лилового неба Изнанки. Воздух тяжелый, пахнет хвоей, гнилью и… железом.

Под ногами – не плиты, а прелая листва и корешки. И дрожь. Глухая, ритмичная. Топот. Много топота.

Я оборачиваюсь. И вижу Их.

Знамена. Черные, как ночь. На них – стилизованный Аспид, шипящий в алом ореоле. Знамена реют над шеренгами. Доспехи. Не гладкие рыцарские латы, а чешуйчатые, темные, с шипами на плечах и шлемах, стилизованных под змеиную пасть. Под знаменами идут воины. Мужчины и женщины. Лица скрыты забралами или под капюшонами из плотной ткани. В руках – изогнутые клинки, тяжелые алебарды с крючьями, арбалеты причудливой формы. Их глаза под забралами – холодные, решительные. Мои предки? Воины Дома Аспидовых? Идет… поход? Осада?

Тишину леса разрывает не птичий крик, а звонкий, высокий звук – как серебряный колокольчик. И в воздухе появляются… розовые лепестки. Тысячи. Миллионы. Они кружатся в странном танце, безветренном вихре, нежно падая на темные доспехи, на листву.

Красиво. Смертельно красиво.

Первый лепесток касается наплечника воина рядом. Нежный, бархатистый. И… с шипящим звуком, как раскаленный металл в воде, прожигает сталь! Воин вскрикивает – не от боли, а от шока, глядя на дымящуюся дыру в броне и капли расплавленного металла, падающие на мох.

– ALARM! FEINDLICHE MAGIE! – ревет командир где-то впереди, его голос, искаженный шлемом, режет воздух. Тревога! Враждебная магия!

Розовый вихрь сгущается. Лепестки превращаются в стальной дождь. Они режут доспехи, как бумагу. Впиваются в щели, пронзают ткань, оставляя на кровавых ранах нежные розовые отметины. Крики. Уже от боли. Человеческой. Аспидовский строй дрогнул.

Из-за гигантских стволов, из тумана, выходят Они. Другие рыцари. Их доспехи – светлые, почти белые, отполированные до зеркального блеска. На нагрудниках – выгравированная ветка цветущей вишни. Их мечи длинные, прямые. Лица открыты – холодные, надменные. Маги среди них поднимают руки, и вихри розовых лепестков бьют с новой силой.